Она атаковала каждый фланг по очереди, но я был так проворен, что избежал захвата, хотя моя позиция по отношению к стульям дважды менялась. Мы выполнили ряд ловких маневров, которые с моей стороны характеризовались высокой степенью стратегии. Но я нашел вал из стульев непригодным местом. Мне снова пришлось поспешно отступить, на этот раз заняв позицию за большим столом.
— Сударыня, — сказал я в отчаянии, — поверьте мне, вы страдаете от серьезного заблуждения.
"Опять он говорит о недоразумении!"
Мы быстро покружились вокруг стола; она остановилась, тяжело дыша.
"А это хвастун! И почему ты не стоишь на своем, трус?"
— Сударыня, — сказал я с еще большим хладнокровием, когда увидел, что она скоро потеряет самообладание, — я счел бы очень негалантным поведением, если бы выдержал ваше нападение хотя бы на короткое мгновение. Мои предки составляют храбрую расу, которая всегда убегает от дам".
После этой речи мы дважды повернулись вокруг стола. Я должен со всей откровенностью сказать, что графиня использовала язык, который совсем не годился бы для страниц моей правдивой и добродетельной хроники; но на самом деле это было не хуже, чем я часто слышал впоследствии от знатных дам того времени. Однако речь не всегда была обращена ко мне, слава святым!
После того, как мы совершили две революции, я высказался разумно. — Сударыня, — сказал я, — если мы будем так долго крутиться вокруг стола, эти глазеющие зрители сочтут нас парой колес.
"Зрители!" — воскликнула она, высоко подняв старую голову. Она увидела около семидесяти пяти заинтересованных лиц. Она громко позвала их:
— А среди вас нет такого джентльмена, который обнажил бы шпагу и выбил бы меня из трактира этого негодяя?
Никто не двигался.
— Сударыня, — сказал я, все еще благоразумно, — не лучше ли было бы избежать возможного скандала, прекратив эти движения, так как языки людей не всегда честны, и некоторые могут сказать...
После чего мы еще дважды покружились вокруг стола.
Когда старый пеликан остановился, ей хватило дыхания только на то, чтобы беспристрастно оскорбить всех зевак. Когда ее взгляд остановился на них, О'Радди, прославленный боец, увидел свой шанс и побежал, как заяц. Побег, должно быть, представлял собой большое зрелище, но у меня не было времени на притворство. Когда я выходил за дверь, графиня в своем разочарованном гневе швырнула мне вслед тяжелый веер из слоновой кости, который попал в глаз невинному прохожему, за что он извинился.
ГЛАВА XI
Я не терял времени впустую в окрестностях гостиницы. Я решил, что пауза, проведенная в каком-нибудь отдаленном месте, будет соответствовать поведению джентльмена.
Но волнения дня еще не были закрыты для меня. Внезапно я наткнулся на небольшую, медленную и торжественную группу мужчин, которые несли среди себя какое-то ложе, и на этом ложе было тело Фористера. Я смотрел на его страшное лицо; Я увидел большие пятна крови на его рубашке; когда они подошли ближе, я увидел, как он закатил глаза, и услышал его стон. Кое-кто из мужчин узнал меня, и я увидел черные взгляды и прямые пальцы. Сзади шел лорд Стрепп с мечом Фористера под мышкой. Я отвернулся с новым впечатлением от дуэльного времяпрепровождения. Бледность Фористера, блеск окровавленной одежды, его стон, мрачные взгляды людей заставили меня по-иному взглянуть на свою победу, и я даже задумался, не было ли абсолютно необходимо причинять такое зло ближнему.
Большую часть дня я провел среди низких кабаков матросов, стремясь заинтересовать себя тысячей новых достопримечательностей, привезенных кораблями из чужих краев.
Но мои мысли постоянно возвращались к леди Мэри и к моему несчастью, когда мать моего ангела преследовала меня вокруг стульев и столов. Я успел еще и ожесточенно поссориться с благородным отцом этого прекрасного создания. Вряд ли я мог радоваться своим перспективам.
В полдень я вернулся в гостиницу, приближаясь с некоторой осторожностью. Когда я подъехал к нему, от дверей быстро выскочила карета, за которой следовали всадники. Я сразу понял, что леди Мэри у меня забрали. Она уехала с отцом и матерью обратно в Лондон. Среди всадников я узнал лорда Стреппа и полковника Ройала.
Я прошел через гостиницу в сад и посмотрел на попугая. Все мои чувства онемели. Я смотрел на птицу, пока она закатывала свой злой глаз на меня.
"Красивая дама! Красотка! — крикнул он в грубой насмешке.
"Зарази птицу!" — пробормотал я, развернувшись на каблуках и войдя в гостиницу.
— Мой счет, — сказал я. — Лошадь для Бата! сказал я.
Я снова отправился на поиски. Первое было после моих бумаг. Второй был после моей любви. Второй был безнадежен, и, охваченный меланхолией, я даже не стал быстро пришпоривать свою лошадь на своем задании. Во мне была глубоко укоренившаяся печаль, которая уравновешивает веселье моего народа, — кельтская склонность к унынию; и даже причитания старух в красном отблеске торфяного костра никогда не могли поднять мне настроение.
А если мне удастся добраться до Лондона, что тогда? Будет ли дикий дикарь со скалистого берега Ирландии приятным зрелищем для моей леди Мэри, когда она снова окажется среди гламура и водоворота фешенебельного города? Кроме того, я больше не мог путешествовать на гинеях Джема Боттла. Он посвятил себя и свой кошелек мне в услужение, потому что я рассказал ему о удаче, связанной с возвращением некоторых бумаг. Я вернул эти бумаги, а затем хладнокровно вложил их в подарок одной прекрасной белой руке. Я думал о Джеме Боттле и его пяти гинях не больше, чем если бы никогда их не видел. Но это не было оправданием для джентльмена. Когда я прибыл на место встречи, я должен немедленно признаться Джему Боттлу, разбойнику с большой дороги, что я обидел его. Я не ожидал, что он потребует удовлетворения, но я думал, что он может выстрелить мне в спину, когда я буду уезжать.
Но Джема не было на условленном месте под деревом. Не озадаченный таким поведением, я поехал дальше. Я понял, что не могу ожидать, что этот человек навсегда останется под деревом, пока я буду в Бристоле, драться на дуэли и строить глазки даме. Тем не менее, я слышал, что так делалось всегда.
У постоялого двора, где Пэдди скрывал Фористера, я не спешился, хотя конюх деловито выбежал. — Нет, — сказал я. — Я еду дальше. Я посмотрел на мужчину. Невысокий, с острыми глазами, ослабевший, он был таким же негодяем и конюхом, который когда-либо помогал разбойнику с большой дороги отличить полный кошелек от человека, который ехал, чтобы договориться со своими кредиторами.
"Ты меня помнишь?" сказал я.
— Нет, сэр, — сказал он очень быстро.
— Очень хорошо, — сказал я. — Я знал, что вы это сделали. Теперь я хочу знать, проходил ли сегодня этим путем Мастер Джем Боттлс. Шилл за правду и порка за ложь.
Мужчина приблизился к моему стремени. "Мастер, — сказал он, — я знаю, что вы его друг. Ну, днем он не проезжает мимо нашей двери. Там будут дорожки. Так он и здесь не прошел, и это правда.
Я швырнул ему шиллинг. "А теперь, — сказал я, — что насчет красного гиганта?"
Мужчина удивленно открыл свои глазки. — Он взял с вами лошадь, джентльмены, и поскакал в Бристоль, или я не знаю.
"Отлично; теперь я вижу двух прекрасных лошадей, чавкающих во дворе. И кому они принадлежат?"
Если я ожидал поймать его на предательстве, то ошибался.
"Их?" — сказал он, дергая большим пальцем. Он по-прежнему говорил пониженным голосом. — Они принадлежат двум джентльменам, которые несколько часов назад уехали в карете какого-то знатного человека. Офицер сказал, что несколько булавочных уколов, полученных им на дуэли, сделали его жестким и мешали ему сидеть в седле, и молодой лорд сказал, что он останется здесь в качестве компаньона. Они в комнате полковника, много пьют. Но берегите свою жизнь, сэр, если бы вы остановили их на дороге. Это люди большого духа. В этом трактире редко бывают такие пьяницы.
Итак, лорд Стрепп и полковник Ройал отдыхали в этом постоялом дворе, пока карета графа ехала в Бат? Я собирался спешиться и присоединиться к этим двоим в их веселье, но мои глаза задумчиво обратились в сторону Бата.
Уезжая, я начал задаваться вопросом, что стало с Джемом Боттлсом и Пэдди. Вот прекрасная пара, чтобы быть за границей в стране. Вот две драгоценности, которые будут буйствовать по всей стране. По отдельности они были достаточно злодеями, но вместе они перевернут Англию и будут повешены за это на двойных виселицах. Я попытался представить, на какое именно мошенничество они сначала обратят свое внимание.
Но затем все мысли о мошенниках улетучились из моей головы, когда я увидел прекрасное лицо леди Мэри, ее фигуру, ее ногу. Не мне было бы думать о двух таких разбойниках, когда я мог бы мечтать о леди Мэри с ее мягким голосом и ясной глубиной ее глаз. Мой конь, казалось, сочувствовал моему чувству и храбро скакал по дороге. Кельтская меланхолия первой части путешествия рассеялась, как морской туман. Я галантно помчался к Бату и леди Мэри.
Но почти к концу дня, когда я был в нескольких милях от Бата, моя лошадь внезапно качнулась вперед на колени и нос. Летели брызги мутной воды. Меня выбросило из седла, но я упал без каких-либо серьезных повреждений. Мы попали в засаду какой-то глубокой лужи. Бедная моя лошадь вылезла и встала с опущенной головой, вздымаясь и дрожа. Его мягкий нос был порезан между зубами и дальним краем лужи. Я повел его вперед, наблюдая за его ногами. Он был хромым. Я с гневом и отчаянием посмотрел на лужу, которая была проста, как золотая гинея на блюде. Я не понимаю, как я мог наткнуться на него, потому что дневной свет был еще ясным и ярким. Я смотрел, как дурак, в сторону Бата. И моя кельтская меланхолия снова нахлынула на меня, и даже носилки моего отца предстали передо мной с бледным пламенем свечей, качающимся в ветреной комнате, и теперь мои уши действительно услышали громкий плач старух.
— Вздор, — сказал я вдруг вслух, — и разве один из лучших фехтовальщиков в Англии должен быть побежден хромой лошадью? Мой дух возродился. Я решил оставить свою лошадь на попечение жителей ближайшего дома и немедленно отправиться пешком в Бат. Жителей гостиницы можно было послать за бедным животным. Окинув глаза, я увидел дом не более чем в двух полях от него, из труб которого вился честный гостеприимный дым. Я провел своего зверя через дыру в изгороди и медленно направился к нему.
Случилось так, что мой путь привел меня к стогу сена, и когда я приблизился к этому стогу, я услышал голоса с другой стороны его. Я поспешил вперед, думая найти каких-нибудь деревенщин. Но, подойдя совсем близко, я вдруг остановился и молча прислушался к голосам с другой стороны.
— Конечно, я умею читать, — сказал Пэдди. "А почему я не могу? Если бы мы не могли читать в Ирландии, нас бы обманули с арендной платой, но мы никогда не платим им никоим образом, так что это не имеет значения. Я хочу, чтобы вы знали, что мы высокообразованные люди. И, может быть, вы сами читали бы ее, дружище?
"Нет, — сказал Джем Боттлс, — я не великий ученый, и вид у него поразительно суровый. И я не сомневаюсь, — прибавил он угрюмо и завистливо, — что ваша голова слишком забита наукой.
"Обучение!" — воскликнул Падди. "Почему бы мне не быть ученым, раз мой дядя был дьячком и должен был отличать одну могилу от другой по камням, чтобы никогда не перепутать людей? Обучение! говорит вам? А разве в Баллыговагглюдди не было монастыря, и разве Баллыговагглюдди не было всего в десяти милях от дома моего отца, и разве я не видел его много раз?
— Да, что ж, добрый мастер Пэдди, — ответил Джем Боттлс, подавленный и угрюмый, но все же ироничным от подозрения голосом, — я никогда не сомневаюсь во мне, кроме того, что вы обычный клерк по глубокому изучению, но вы еще не читали строчка из газеты, а я жду вот уже полчаса.
— И как я мог читать? — возмущенно воскликнул Пэдди. "Как я мог читать с вами там, каркать о том и сем и усердно говорить о моей учености? Плохой конец газете, я буду таковым после того, как прочитаю ее про себя, если ты никогда не прекратишь свой стук, Джем Боттлс.
— Я спокоен, как дохлая крыса, — воскликнул изумленный разбойник.
— Ну что ж, — сказал Пэдди. "Слушайте внимательно, и вы услышите такое знание, от которого ваши глаза выпрыгнут из орбит. И не я тоже стремлюсь показать свою ученость перед людьми, которые не в состоянии отличить верстовой столб от церковной башни.
— Я жду, — сказал Джем Боттлс с новой кротостью, видимо, порожденной уважением к красноречию Пэдди.
— Ну что ж, — сказал Падди, огорченный этими перебоями. "Слушайте внимательно, и, может быть, вы научитесь кое-чему, что поможет вам всю жизнь читать пометки мелом в пивных; потому что я вижу, что у них есть такой обычай в этой стране, и это очень плохо для пьяниц, которые не имеют образования.
— Если бы вы читали по газете... — начал Джем Боттлс.
— А теперь ты успокоишься? — вскричал Пэдди в огромном раздражении.
Но тут Джем Боттлс заговорил с гневной решимостью. "Ну же! Читать! "Это не я слишком много болтаю, и день идет на убыль".
— Ну-ну, я бы не торопился, и это правда, — успокаивающе сказал Падди. "Теперь слушай." Я услышал шорох бумаги. — Кхм! — сказал Пэдди. — Кхм! Ты слушаешь, Джем Боттлс?
— Да, — ответил разбойник.
— Кхм! — сказал Падди. "Хм! Ты слушаешь, Джем Боттлс?
— Да, — ответил разбойник.
— Тогда вот за это, — грозным голосом сказал Пэдди. Снова шуршание бумаги. Затем, к моему удивлению, я услышал, как Падди без знаков препинания произнес следующие слова:
"Дорогая сестра Мэри, я прошу доброго отца написать это, потому что моя рука хромает от доения коров, хотя у нас есть только одна, и мы продали ей осенью четыре шиллинга, которые вы должны за свинью, мы хотели бы, если это удобно, заплатить сейчас благодаря хозяину, пусть чума заберет его, как ваш Микки нашел рыбу, когда вы видите, как Пегги говорит ей...
Тут в голосе Джема Боттлса зазвучал недоверчивый тон.
— А это бумаги великого графа! воскликнул он.
Затем истина сверкнула перед моим взором, как молния. Двое моих сумасшедших ограбили карету графа Вестпорта и забрали, среди прочего, бумаги графа — мои бумаги — бумаги леди Мэри. Я обошел стог сена.
"Негодяи!" Я закричал. "Несчастные негодяи!"
На какое-то время они потеряли дар речи. Пэдди нашел свой язык первым.
— Да, это он! С ним только маленькие черные человечки и бумаги, и когда мы достаем их для него, он зовет нас по именам на иностранном языке. "Это не услуга для умного человека," заключил он скорбно.
— Дайте мне бумаги, — сказал я.
Пэдди послушно протянул их. Я знал их. Это были мои бумаги — бумаги леди Мэри.
— А теперь, — сказал я, глядя на парочку, — что за проказы вы затеяли?
Пэдди только угрюмо пробормотал. Это было что-то о трудностях удовлетворения меня по предметам маленьких черных человечков и газет. Джем Боттлс тоже надулся, но начало объяснения проворчал.
