За 30 миль до линии фронта Ii часть

Тысячи молоденьких кубинок готовы были подписать годовой контракт на работу в госпиталях и сотни кубинцев из 'Национального антифашистского фронта' изъявили желание с оружием в руках внести свой вклад в борьбе с фашизмом. Не бесплатно, конечно. Правительство острова во главе с Фульхенсио Батистой оказались совершенно не прочь посодействовать благородному порыву и дело отнюдь не в былой помощи местной коммунистической партии на выборах, как посчитали в Коминтерне. Ведь имея аккредитив в банке с договором на руках о намерении покупки всего урожая сахарного тростника вместе с 'чёрной мелассой' и табака ко многому обязывает, тем более что пароходы давно уже стоят у причалов и докеры получили круглосуточную работу. Страна нищала с каждым днём, из полутора миллионов кубинцев четыреста тысяч были безработными. С закрытием европейских рынков и американских квот на сахар экономика Кубы пребывала в рецессии, и когда приоткрылось окошко, самые расторопные не заставили себя долго ждать. Единственные, кто не был допущен к чемодану с долларами, оказалась итало-американская мафия. Преступный американский синдикат хоть и имел влияние, но не контролировал всё и вся, к примеру, рабочие сельскохозяйственные профсоюзы и глобально на валовый продукт повлиять не мог. В декабре заканчивается сбор, а конец февраля — время высаживать сахарный тростник, так что дата для встречи была выбрана верно. Прибывший из Советского Союза Митякин показал кубинскому лидеру Ленинградскую область на глобусе, так сказать рынок сбыта и фотоснимки заминированной спальни президента. Правда, Батиста не подал вида, что испугался. С единственным телохранителем с присущей ему паранойей в этом плане он выглядел скорее исключением из правил. Среди многих других диктаторов такой подход считался скорее чем-то странным, достойным лишь кручением пальца у виска, но кто их, латиноамериканских тиранов поймёт? Может, он был действительно бесстрашным фаталистом, но точно хитрым и расчётливым. Для протокола, впечатлявшийся размерами территорий, бывший сержант-мятежник не долго сомневавшись тут же пообещал высокие прибыли своим аграриям. А когда пришвартовался первый танкер с бензином и углевоз — плюнул в сторону материка, приведя испанскую аналогию известной русской пословицы про ласкового телёнка и двух коров. Улыбчивый советский представитель не лез в игорное дело и поставки наркотиков, а то, что с десяток 'бизнесменов' резко стали паковать чемоданы или вследствие лунатизма выпали из окна, то это время такое. Даже мальчишки, полезшие за яблоками в чужой сад, рискуют получить на орехи, а уж взрослые дяди и подавно. Да, совсем забыл, Сахар и Соль сопровождали Митякина в командировке. Но они всё время были на виду любуясь архитектурными решениями либо читали в своём гостиничном номере художественную литературу, спасаясь от жгучего солнца.

Знакомой дорожкой, проторенной ни одним поколением рыбаков, товарищ Сергей шёл к знакомому месту, где в детстве прохладный ветерок сумерек и басовитые кваканья лягушек наполняли воздух обещаниями приключений. В его памяти река здесь была тихая и глубокая, точно как рукотворное озерцо на месте котлована и так же отливала зелёным, а длинные изогнутые ветви ив своими острыми листьями чертили зеркальную гладь. Ему было девять, вместе с потёртым твидовым пиджаком и льняной рубашкой он гордо носил титул книжного героя Артура Конан Дойла и владел складным ножом. Он особенно любил такие редкие моменты, когда можно было погрузиться в воспоминания. Усилиями не потерять себя в беззаботном возрасте, взгляд устремился к месту, где раньше стояла сбитая им с братом лавочка. Он вспомнил, как прежде, проводил здесь послеобеденные часы, а порою и целые вечера, когда родители гостили на даче у инженера Завтракова. Как с братом плавали, ныряли, катались на плоту, сидели с удочками. Ах, эта рыбалка! Он теперь совсем разучился удить, забыл, наверное, всё, что знал о прикормке и номерах крючков, а ведь как они на спор .... Да, рыбалка! Не было ничего прекрасней её за все детские годы. Стоишь, притаившись в зыбкой тени ив, неподалёку шумят буруны на порогах, а здесь вода глубокая, спокойная, солнечные зайчики так и пляшут на реке, мягко пружинит тонкое, длинное удилище. А как волнуешься, когда рыба клюёт, и тянешь её на берег, и какая удивительная радость охватывает, как только ты прикоснёшься прохладной и такой тяжёлой, бьющей хвостом рыбе. Сашке везло чаще, он не раз вытаскивал на крючке окуня или щуку, а ему постоянно попадалась голубовато-серебристая мелкая плотва, переливающаяся на солнце всеми цветами радуги. Зато старый кот Васька любил и ластился к нему как ни к кому другому за подобное угощенье. Товарищ Сергей смотрел на скованную льдом воду. Этот зелёный уголок прошлого настроил его на задумчивый, грустный лад. Каким далёким казались ему сейчас милые сердцу, такие вольные, даже озорные ребячьи радости. Сутки отпуска на войне непозволительная роскошь. Товарищ Сергей вздрогнул от последней мысли и замотал головой, отгоняя её прочь. Но куда уж там. Вечером в Ленинград прилетали Сахар и Соль, два обормота, по которым он уже успел соскучиться. Никто кроме них не присылал таких скучных отчётов, написанных как под копирку из недели в неделю. Словно сидели они на болоте, и из всех событий можно было отметить лишь восход и заход солнца, по которому отмечали проведённые там дни. Отказать Борисову и оставить парней в санатории он не мог. Слишком многое их стало связывать за последнее время и даже его согласие посетить Смольный не повлияло бы на его решение. Впрочем, командировка наверняка принесла оперативникам немало пользы. Слишком уж прозрачным был намёк, когда американец не двусмысленно описывал, чем им предстоит заняться и, хотя он соглашался с мнением, что работать можно с любым материалом, на счёт оказавшимся по ту сторону от Закона, у него всегда был разговор короткий. Неважно, в какой стране, или какой национальности преступник, они опухоль, зараза, болезнь от которой нужно избавляться без сантиментов и снисхождений. И если на Антильских островах какие-то бандиты вознамерились помешать местным коммунистам, отправить голодающему Ленинграду сахар и табак, то явно опрометчивый поступок.

Причина, по которой встречать своих подчинённых товарищ Сергей отправился сам, оказалась банальной. В гараже их службы его машина оказалась единственной на ходу, а привлечь автопарк санатория он посчитал излишним и даже компрометирующим. Официально сотрудники обеспечивали безопасность врачам, и стоило держать лицо. Он бы отправил Белова, но тот после осколочного ранения с трудом перемещался с этажа на этаж и оставался на бумажной работе, фактически привязанный к дивану. Прибыв на аэродром 'Комендантский', товарищ Сергей успел пообщаться со знакомым из Смольного Славой Толстолуцким, и был несколько удивлён фамилией человека, которого он так же встречал этим рейсом.

— Что-то с курсантами произошло, — неохотно поделился тот информацией. — Второго декабря приняли решения эвакуировать военно-морские училища. Начальник 3 отдела штаба КБФ обеспечил перевозку по железке до Осиновца, выделил несколько полуторок для начальства, их семей и ценного оборудования, а на место никто не прибыл.

— Надеюсь, под лёд никто не ушёл? — поинтересовался товарищ Сергей.

— Да откуда я знаю?

— Славик, что б ты и не знал?

Толстолуцкий достал папиросу и стал рыскать по карманам шинели в поисках спичек, как прямо перед его носом появилась зажигалка.

— Ты же не куришь, — удивился Толстолуцкий.

— Трофей, с фашиста французского. На штык взял.

— Это как так? — искренне удивился Славик.

— Да вот так, в командировке под Москвой. 638-й пехотный полк, сплошь состоял из французов. Дарю! Так что там дальше?

Толстолуцкий крутанул пару раз колёсико с кремнем, вызывая язычок пламени, признал подарок годным и сунул зажигалку в карман шинели.

— Курсанты должны были ночью своим ходом на тот берег добираться, — затянувшись дымом, поведал он. — Ты же в курсе, что сейчас происходит с транспортом и как назло этот автобус с иностранными журналистами. А тут кто-то подсуетился и морячкам прислали сотню снеговездеходов 'Киргуду'; с мягкими сиденьями, с печкой, с радио, да ещё под управлением баб. Думаю, прибыл Зисельс по душу Александра Дмитриевича, он же за службу тыла отвечает.

— А он тут причём?

— Разве обязательно быть причём? — вскользь обронил Толстолуцкий. — Флотские только и делают, что просят: дайте то, дайте это, обеспечьте. А по факту располагали техникой, которая нужна была на фронте. Сиречь утаили...

После этих слов, где-то на периферии сознания, в голове товарища Сергея раздался щелчок, предупреждающий об угрозе. Когда американец показывал снегоход 'Бомбардье', аналог которой планировали собирать в Дибунах, он смешно произнёс 'Бомбардия! Киргуду!', добавив, что это шутка. Однако привычка выстраивать логические цепочки и анализировать даже незначительные события приводили к выводу, что может появиться уязвимость. На что способны бывшие коллеги, он представлял более чем хорошо. Возле бывшего экспериментального автозавода, где и производились снегоходы, располагались склады 'продовольственного банка', так сказать неучтённая база, из запасов которой нуждающимся жителям Парголово, Токсово, Осельки и посёлкам на севере, где каждый второй являлся беженцем, дважды в месяц адресно раздавали продовольственные пайки. Далее, бригадного комиссара Вербицкого он познакомил с Борисовым по просьбе Кузнецова и что эти двое там проворачивали одному господу богу известно, но семьи моряков Балтийского флота на голод не жаловались, исправно поставляя на пункты сбора консервные банки для окопных свечей. Тот же госпиталь на базе санатория ни разу не воспользовался продовольственными аттестатами подводников, хотя в условиях блокады постановка и снятие с довольствия являлись документами строгой отчётности. Официально моряков возили на часовые консультации, где они неделями, а точнее до самого выздоровления ожидали своей очереди попасть на глаза старичку-профессору и появившиеся в котле излишки не исчезали бесследно. За счёт них, в том же Кронштадтском военно-морском госпитале подкармливали других. Старший Зисельс на многие вещи смотрел внимательно и умел замечать то, что другие предпочитали игнорировать. Не пожалеть бы потом, так как девиз: 'тайно надсматривать, проведывать, обличать и доносить' положенный для фискалов при Петре I так и остался без изменений после завоеваний Октября. Тем временем Толстолуцкий сыпал версии.

— ...Вместо того чтобы курсантов на передовую отправить, их в тыл. Да наверняка со всеми удобствами. Это мы с тобой понимаем, что лётчик в воздухе, моряк на воде, а пехота на земле. Но ведь подать информацию можно по-разному.

— Полагаю, — предположил товарищ Сергей — событие преподнесли чуть ли ни как дезертирство.

С начала войны органы НКВД задержали около 710 тысяч дезертиров, а учитывая острую нехватку личного состава на фронте, лиц, расследующие военные преступления, наделяли особыми полномочиями. Толку в той последующей реабилитации, если с того света человека не вернуть. Зисельс был тем человеком, который вряд ли вернётся на доклад к Мехлису с пустыми руками и лучше перебдеть. Есть вещи, о которых лучше молчать, но молчать не значит не думать. Тем не менее, даже словоохотливый Славик будто прикусил язык.

— Кстати, — меняя тему беседы, произнёс Толстолуцкий — что там с детским праздником? Все только и говорят о каких-то поспешных решениях.

Товарищ Сергей едва скрыл усмешку, вспоминая реакцию Попкова, когда Жданов вызвал его к себе. Тот и произнёс фразу 'поспешное решение', после пожелания первого секретаря о ёлочном базаре и определения места главного детского городского мероприятия. Оказалось, что ещё в сентябре к нему на стол попал документ о развёртывании госпитального модульного центра в Юкках на тысячу коек, но он уже подписал приказы о выделении средств на переоборудование и ремонт нескольких помещений и назад не отыграл. В результате здание на Невском проспекте постепенно превращалось в дом испытаний, который даже толком отопить не получалось. Слава богу, разум возобладал над невежеством. При всём чудачестве американца, толковых вещей он предлагал не мало, да и партийное руководство осознавало о необходимости снизить накал людского напряжения.

— Товарищ Сталин чётко сказал: 'несмотря на постигшие советский народ испытания, ничто не должно омрачить...', так что по мере сил и возможностей. У тебя же дочка? — уточнил он, поправляя на лацкане шинели Толстолуцкого покосившийся прямоугольник.

Товарищ Сергей не мог знать всех детей, чьи родители или близкие родственники служили или работали в партийных организациях, их было более двух тысяч приписанных только к Смольному. Поэтому спросил наугад.

— Да, Катенька. В этом году в школу пошла.

— Если хочешь сделать ей праздник, зайди к Белову и попроси два пригласительных. Я распоряжусь. Только сделай это сегодня, так как билетов во Дворец пионеров (Аничков дворец) осталось немного, а девочке ещё платье шить. Да не переживай, — видя напряжённое лицо сослуживца — и наряд подберут и туфельки.

— Но там же с октября хирургический стационар? — удивился Толстолуцкий.

— Уже нет. Комиссия сделала вывод о нецелесообразности, 'Советские граждане должны получать медицинскую помощь в надлежащих условиях', — повторил цитату Жданова товарищ Сергей. — Главная детская 'Ёлка' пройдёт там. Подрастающему поколению ленинградцев нужен праздник. Настоящий праздник, а не только обеды без вырезов.

В это момент, держа в руке пижонскую тросточку, по трапу спустился Зисельс и Толстолуцкий вынужден был побежать представляться. Наблюдавший за этим товарищ Сергей захотел сплюнуть на снег, но не из-за поступка сослуживца — регламент есть регламент; а из-за того, что проверяющий привёз с собой ординарца, нагруженного чемоданами и мешками как вьючный мул. Каждый прилетевший самолёт помимо пассажиров вёз в Ленинград полезный груз, и чаще всего это было продовольствие. Шесть пудов сала или три мешка муки сейчас были предпочтительнее.

— Да будет вам известно, что на северо-востоке на нынешний момент, места как были дикие и необжитые, так и остались. В тамошних озерцах-болотах сегодня так, а завтра этак. Пройдёт недельный ливень и суша поменялась местами с озерцом. А если метель, то вообще ничего не понять. Карта хоть и составлена, но довериться ей я бы не советовал.

— Но агенты как-то просочились, — произнёс я.

— На каждый островок заставу не поставишь. Для скрытого перемещения разных лиц, Токсово — считайте, наезженный тракт. Если бы только местные шастали... Было бы половина беды. По тем местам рота врага пройдёт незамеченной, а всякого рода шпионы и бандиты националистического толка так и норовят проскочить вглубь области. Совершить, так сказать какую-нибудь пакость.

Мечты, мечты. У реальности, как это часто бывает, существует своё, особое мнение на этот счёт, и она редко совпадает с моим представлением о том, как всё должно быть. Я хмуро уставился он отчёты. Немцы вошли в Шлиссельбург. Нет, город ещё не пал и на улицах шли ожесточённые бои, но логистика была частично утрачена. Когда вражеские миномёты могут обстреливать ледовую переправу возле Орехового острова, удержать то, что осталось — уже хорошо.