— Злобы да глупости, — продолжил Александр. И друзья весело рассмеялись. Это им в царевичевой школе повторять не уставали — и ведь давало результаты! — А я к тебе надолго, года на три-четыре, как государь повелел.
— Это хорошо. Знаешь, нас тут хоть и двадцать человек, а все мало. Так что ты у меня поедешь в султанат Бантен. Есть там такой город — Богор. Людей я даам, устроишься там, представительство откроешь, торговать начнешь...
— Это как скажешь.
— Скажу. Ты в городе пока не был?
— нет еще, я сразу с корабля — и к тебе.
— Ну тогда я сейчас распоряжусь, переоденешься — да поедем. Покажу тебе местных, расскажу, как к кому обращаться, кому кланяться, кому наоборот, можно и пинка дать, на обратном пути заедем на плантации — дел хватит. С месяц, пока не освоишься, побудешь здесь, а потом — в самостоятельное плавание.
— А переодеваться зачем?
Русские европейской моды не придерживались. Штаны, сапоги, рубаха и кафтан — удобно, аккуратно, натянуть можно в единый миг — что еще надо? Было б чисто да без платяных зверей!
— А затем, что у тебя одежка плотновата для местной жары. Спаришься. Так что послушай более старшего и опытного.
Александр встал из кресла и отвесил глубокий поклон.
— благодарствуйте, дяденька за науку.
— Вот-вот, — Федор ухмыльнулся вовсе уж озорно и хлопнул в ладоши. Вошедший слуга склонился в поклоне, как-то странно, на взгляд Александра сложив руки. Федор произнес несколько слов, слуга ответил ему на том же местном щебечущем наречии и исчез. А представитель русского государя кивнул другу.
— Иди, переодевайся. Сейчас все в комнату принесут.
— Благодарствую.
Федор проводил сотоварища долгим взглядом.
Вот и еще один в их компанию. И это правильно. Чем больше их на острове будет, тем лучше. Только здесь понял Федя всю ценность полученной выучки.
Ох, не просто так их школили в царевичевой школе. Учили ведь не только наукам, но и терпимости, пониманию, как обращаться с людьми, находить свой подход к каждому... Потому что за любой наукой, за любым делом стоят люди. И если не поставить их под свое начало — ничего не сдвинется.
Голландцы произвели на яванцев не самое хорошее впечатление. А вот русские...
Дайте нам время освоиться. Уже и храмы стоят православные, пока всего два, но и то неплохо, за три-то года, и местные к русским хорошо относятся, и поработать на русских считается удачей, и султаны русских куда как больше ост-индцев жалуют. А все потому, что русские к ним относятся как к людям, а голландцы — как к источнику денег. И только-то. А кому такое понравится?
Да никому!
Подождите, развернемся... лет через двадцать вы остров не узнаете! Это будет не просто колония, как у других государей! Это будет подлинно русская территория, жители которых сами государю Алексею Алексеевичу присягнут и под чужую руку не попросятся, еще и любого захватчика сами выгонят.
Но труда вложить придется...
Вот Сашка сейчас переоденется — и поедут они в город. Поговорят по дороге, заодно и первый урок яванского языка другу даст. Покажет местные десы*, расскажет о сословном делении...
* деревни, прим. авт.
Колонизиировать новые земли надо так, чтобы люди сами к Руси тянулись. И уходить не хотели. С Божьей помощью, им это обязательно удастся.
* * *
— мне кажется, королева умирает.
Услышав это от супруга, Маша даже плечами не повела.
Ну и ей так казалось, и что? По всем признакам у королевы был 'острый живот'.* Маша об этой болезни знала, но так же знала, что она неизлечима.
На Руси лекари изучали эту болезнь, пытаясь найти причину, но... тут ведь резать надо! И на Руси-то через раз получалось, а тут вообще никто и ничего не умел.
* аппендицит. Есть версия, что первую аппендэктомию провели аж в 1735 году, так что... прим. авт.
— Карлос будет неутешен. Он ее так любит...
— Да уж, — дон Хуан провел рукой по седым волосам, вздохнул. — Ты побудешь с ним, когда...
— Да, разумеется. Я сейчас же пойду к нему.
Маша могла позволить себе великодушие, тем более, что наследником престола официально, с папской буллой и печатями, был назначен ее старший сын. Конечно, пока у Карлоса не появится своих детей, ну так...
— спасибо.
Короткий поцелуй в щеку — все, что супруги позволяли себе не за дверями спальни. И частенько Маша вспоминала сестру. Когда-то она злилась на Соню, потому что та не дала ей наделать глупостей? Смешно...
Пусть между ними с мужем нет великой любви, но зато есть понимание, нежность и терпение. Они — союзники, друзья, две лошади, бегущие в одной упряжке — и это неплохо. Это куда как побольше того, что могли получить в браке большинство аристократов.
— Как маленький?
Маша коснулась живота. Да, она решила родить еще одного — в запас. Пусть будет.
— Толкается. Ты уже написал Людовику?
— Как бы он не решил, что мы специально его племянницу извели...
Маша неаристократически хмыкнула. Извели, как же! Да хотели бы — давно бы! Карлоса пожалели, вот и вся разгадка! Он-то к этой стерве всей душой прикипел, вот и терпели... Хотя было и кому, и за что! Нет, вины русских тут не было ни краешком.
В покоях королевы было душно, сильно пахло благовониями и ладаном, Карлос сидел у постели жены и держал ее за руку. На вошедшую Марию посмотрели оба. Только вот выражение лиц было разным. У Карлоса — даже радостным, пришел человек, который его поддержит. А вот Генриетта-Мария...
Убила бы! Если бы не умирала, так точно убила бы. А испанская королева и правда доживала последние часы. Было что-то такое в ее лице: ввалившиеся глаза, покрытые белым налетом губы, резко запавшие щеки... за последние несколько лет королева растолстела мало не вдвое, но приближающаяся кончина словно сострогала все лишнее с ее лица — и наделила его юностью.
Ах, как быстро и безжалостно летит время!
Маша села рядом с Карлослом, положила ему руку на плечо... нарушение этикета?
О, да, и какое! Способное повергнуть в обморок половину испанского двора. Вторая побежала бы за инквизиторами.
Раньше. Еще пять лет назад. Но с тех пор многое изменилось.
Дон Хуан, наглядевшись на русские порядки, крепко прижал святошам хвост.
Аутодафе? Ведьмы? Еретики?
Замечательно. Только после многократного разбора дел. И без пыток, а то так ведь и самих борцов проверить можно! Дня не пройдет — и сознаются, и раскаются! В чем угодно, не то, что в ведьмовстве!
Инквизиторы шипели гадюками, но сильно не спорили. При доне Хуане страна хоть с колен подниматься начала, это все понимали. Активная торговля с Русью, взаимопомощь, колонии, которые чистили 'на троих' — Русь, Испания и Португалия...
Раньше-то корабль и из порта выйти не мог — тут же пираты налетали! А денег в казне нет! А кушать хочется! Тут и начнешь бросаться на еретиков, чтобы церковное имущество увеличить.
Придворные тоже ругались, но с Машей спорить было сложно. Авторитетов для нее не было, прогибаться она ни перед кем не собиралась — вторая по значимости дама в государстве, а заставить... а как?
Дикая московитка — и все тут! А раз дикая — поберегись, не то ведь и по морде получить можно! Мы, московиты, люди простые, у нас до сих пор медведи по улицам ходят, где уж нам этикетам обучаться? Не превзошли мы сию науку и не собираемся...
Генриетта чуть шевельнула губами.
— Ваше величество, оставьте нас на пару минут, прошу вас?
Карлос с сомнением посмотрел на жену, на Машу, но раз уж просят...
Хлопнула дверь. И ненавидящий взгляд стал живым, острым, не одурманенным опием.
— Сука!
Отпираться Маша и не подумала.
— Я на твоих детей не охотилась.
— Нет у меня детей. И не будет уже никогда. Помру — и все.
— Я в этом не виновата.
— Да неужели?
Маша передернула плечами.
— Могу здоровьем детей поклясться — я не виновна в твоей смерти.
— А в его?
— Чьей?
— Луи. Моего Луи?
Умирающему не лгут. Но... а вдруг да не умрет?
— Дофина? Нет. Я не отдавала такого приказа.
— Но знаешь, кто его отдал?
Маша склонилась пониже, глаза блеснули.
— Ты думаешь, что покушение на русскую царевну должно было сойти ему с рук?
Судя по взгляду Генриетты-Марии — да! Именно так она и думала! Франция — центропуп вселенной, Людовик — король-солнце и этим все сказано. Его сын — тоже что-то почти божественное. В переводе — они могут делать гадости кому и сколько угодно, но ответить им — не моги!
Жаль, что русские были иного мнения.
— Стерва! Ненавижу тебя!
— Так своему Луи и скажешь, когда в аду увидитесь. Но Карлушу мне не расстраивай! Поняла?
— И что ты мне сделаешь?
— Намекаю — у тебя сестра есть. Племянники, у Луи там сын бегает... так что никаких злобных воплей. Все исключительно пристойно. Он-то тебя любит, хотя и неясно за что!
— Любит! Ха! Ха! — умирающая то ли рассмеялась, то ли закашлялась, из глаз покатились слезы. — Любит!? Да он не знает, что это такое!
— Уж как умеет и как может, — оборвала ее Мария. — Ты мне все сказала?
— НЕНАВИЖУ!!!
Шепот был настолько искренним... За что? Да за все! За мужа, детей, здоровье, жизнь... за то, что Мария приняла решение сама, а Генриетту-Марию использовали, как разменную пешку в королевской игре. За то, что одна была умна и сильна, а второй не оставалось ничего, кроме ненависти и тоски.
Больно...
Мария пожала плечами. И позвала Карлоса. Пусть побудет с женой остаток времени.
Любить он не умеет?
Нет уж, простите. Это в постели у него — ноль навечно, а душа-то живая. Любящая, чистая, искренняя... и плевка в эту душу он не заслужил.
Он его и не получил. Максимум, который позволила себе Генриетта — это коротенькое:
— Никто не будет вас любить так, как любила я, сир...
И испанский двор погрузился в траур. Но новую супругу Карлосу подыскивать уже начали, а то как же! Престолонаследие обязывает!
Маша предлагала не мучить девчонок, все равно толку не будет, но тут муж был непреклонен.
А вдруг?!
А божественное чудо?
А надежда?
Нельзя ж так лишить народ Испании и Карлоса персонально уверенности в его величестве!
С точки зрения Маши, Карлосу стоило сейчас уйти в монастырь и спокойно умереть там через полгодика от горя и тоски по жене, как год назад умерла его мать. От тоски, остро связанной с пищевым отравлением поганками. Но дон Хуан на это пойти не мог. Благородство-с...
* * *
— А почему умер мой отец?
Имя 'Людовик' определенно нравилось французским монархам.
А то!
Великий дофин — Людовик, его сын — тоже Людовик, только раньше он был герцог Бургундский, а сейчас стал дофином вместо отца — и его первенца тоже назовут Людовиком. Традиция...*
* вот этот правнук Луи 14-го и станет Людовиком 15-м, прим. авт.
Вот сейчас маленький Луи, внук великого короля-солнца, смотрел на воспитателя — и не ответить было нельзя. Да и восемь лет мальчику, понимает уже...
— Есть предположения, мой принц, что его отравили.
— Вот как?
Мальчишка, определенно, разозлился.
— И откуда это известно?
Мэтр Фенелон чуть помялся, но рассказывать принялся. Сначала-то да. Смерть Дофина была принята, как несчастный случай. С кем не бывает?
А потом поползли слухи.
Ну как — поползли, в Нидерландах так и впрямую об этом говорили, даже в газетах печатали. Якобы Великий дофин решил покуситься на испанскую принцессу. То есть — жену испанского регента, русскую тсаревну Марию. И русские этого не стерпели.
Почему русские?
Дон Хуан даже не знал об этих планах мести, он оказался слишком благороден. А вот русские медведи...
Кто сказал, что медведь — милое и добродушное животное? Да это одна из самых опасных и непредсказуемых тварей! И ты никогда не узнаешь, что он с тобой сделает. Удерет ли, задерет ли...
Киплинг еще не написал свое знаменитое 'не доверяйте медведю, что ходит на двух ногах...', но мэтр Фенелон уже предостерегал маленького Луи. Слишком уж опасны эти существа. Пусть он и маркиз, но это же не означает, что он глуп или безрассудно храбр!
— А почему мой дед не отомстил?
— Потому что известно стало не так давно. Сплетни, слухи... это всего лишь разговоры. А достоверно ничего не известно.
— Я бы отомстил за отца.
— Месть разрушает, ваше высочество...
Только вот хоть и был маркиз де ла Мот-Фенелон хорошим учителем, хоть и написал 'Приключения Телемака', которые были с восторгом восприняты обществом, а убедить ученика не смог. Никак.
Семена были посеяны. Нарочно ли? Нечаянно?
Уже неважно.
Они взойдут.
* * *
Маша, она же Анна де Бейль, она же вдовствующая английская королева, готовилась ко сну. Убрала с лица краску, распустила волосы, помассировала уставшую от пышной прически кожу головы. Анжелика просто не замечала, как красится соперница. Очень аккуратно, совсем чуть-чуть, подчеркивая то, что дано природой. И то сказать — натуральная блондинка при черных бровях и ресницах в искусственной краске нуждалась мало. Так, морщинки замаскировать, а губки подчеркнуть. И здоровее будет! Она-то видела, как с этой местной свинцовой пудрой быстро увядали женщины, как травились белилами и киноварью, как почти что убивали себя... но кто ж им расскажет? Это не занятия у царевны Софьи, где Ибрагим подробно рассказывал, какой компонент краски на что влияет, как именно, как нейтрализовать этот яд...
Ладно!
Сейчас она примет ванну — и пойдет посмотреть на сына.
Нельзя сказать, что рождение ребенка вызвало у Маши острый приступ материнских чувств. Мать-ехидна, мать-авантюристка, и этим все сказано. Малыш Карл был ухожен, присмотрен верными людьми и уже внесен в планы французского государя, это было важно, потому что обеспечивало малышу безопасность. Но вот инстинкта схватить кровиночку в зубы и спрятать где поглубже — этого у Маши не было. Наоборот.
Не наигралась, видимо. Недаром же говорят, что первый ребенок — последняя кукла.
Хотя с полчасика в день она малышу уделяла. Приходила, играла, гладила по головке, приносила сладости... сладости?
Да, надо бы приказать служанке...
В комнату внесли деревянную ванну, лакеи принялись носить ведрами воду...
Наконец Маша осталась одна. Принимать ванну в присутствии слуг она все-таки не любила.
Горячая вода приятно обняла тело... да уж! Зато 'любимый' не моется, с ним рядом постоишь — так потом блевать охота.
Маша поморщилась. Да уж, русские дикари! А ничего, что его величество Людовик ванну принимал два раза в жизни? И воняет от него... его обнять-то страшно, хочется сначала откопать, а потом поплакать! И вот это — монарх! Да еще его милое развлечение — портить воздух при всем народе! Пффф!
Да чтоб на Руси так государь-батюшка сделал?!
Позорище!
А деваться некуда. Не так давно Маша получила указание от царевны. Не приказ, нет. Царевна вежливо осведомлялась, не надоела ли Марии просвещенная Европа, и если не надоела, предлагала ей вплотную заняться Людовиком. Есть такая штука — морганатический брак...
