Зверь лютый. Книга 3. Пейзанизм

— Смысла ты не увидел. Вестников не услышал. А и услышал, да не понял. И уши ваши, хоть и не залиты воском, а вам не надобны. Мусор там древесный да мох болотный. Вот, слышал же ночью голос волка у святилища вашего. Слышал, а не понял.

— Так ты и вправду волчий оборотень? Из какого рода? Какому богу служишь?

— Здоров ты, дядя. Ростом велик, а умом — дитё. Кончился час Медведя. Кончился. Последние крохи добираете. Но не час Волка грядёт его сменить. Иное надвигается, иное — незнаемое. Ибо пришёл на Русь новый зверь. Зверь невиданный, зверь неслыханный. Пришёл тропами новыми, прежде не хожеными, до времени закрытыми. Вам, волхвам Велесовым — не ведомыми. И нет у вас от него защиты. Ни у кого нет. Ни у зверей, ни у людей, ни у птиц небесных, ни у гадов ползучих. Волки вольные власть его приняли, впереди него бегут вестниками, позади него бегут слугами. Лучшие из лучших бегут у стремени. Коль найдёте след волчий у святилища — сами увидите. То не простого зверя серого след, не лесовика-чащобника обычного. То следы князь-волка. Князя-волка — прислужника. Ты и сам голос его слышал. И его призыв, да и отзыв мой. Не велел я слуге своему в бой ввязываться, захотелось мне посмотреть-поприсутствовать. На игрищи ваши Велесовые полюбопытствовать.

— Так... Ты, чего, уйти мог?!

— Так я и ушёл. И человека своего забрал, и душу его. Вот и тебя прихватил. Ну и что в этом?

— Постой. А что это за зверь, которого мы не видели, не слышали? Мы всех зверей в лесу знаем...

— Дурни безмозглые! Они знают... Или мир лесом вашим кончается?! Или иных миров нет?! Или и там звери не живут? Звери страшные, звери лютые. Вот вы волков "лютым зверем" называете. А они ягнята малые. Цыплята желторотые против истинного зверя, что пришёл сюда, в чащобы ваши болотные.

— К-какой? Какой з-зверь?

— Ты такого не видывал, про такое не слыхивал. Всадник бледный на скакуне зелёном.

Даже в полутьме подземелья было видно, как расширилась щель в повязках. Щель, за который был рот бедного туземца. А в верхней щели — глазной — мечущийся блеск его глаз.

— Что, голядина медвежия, не видал коней зелёных? Не встречал в лесах здешних? Так ведь в болоте сидите, бревну молитесь. Да и не конь то. То иной зверь грядёт. Не копытами землю топчет, рвёт когтями кривыми длинными, а и хвост у него не по ветру вьётся — по земле волочится. Тем хвостом он быков — на один удар бьёт до смерти, дерева — ломает играючи. А и пасть у него — вся зубов полна. Зубки белые, зубки острые. Не для травушку-муравушку пощипати, а для мясо красное да косточки белые погрызти. Как возьмёт он голову медведя вашего в пасть — да и раскусит её как гнилой орех. Да и сделать с ним ничего нельзя — весь закрыт он чешуёю крепкою. Ни железо калёное, ни кость зачарована — ту чешую не берет, отскакивает. И бежит-то он не по конскому, и глядит-то он не по жеребячьему. Зелёным огнём у него глаз горит, злобой яростной светится. А ведь ты, волхв, и имя ему знаешь. Имени тому кланяешься. Имя скакуна того — Крокодил.

— Так... Ну это же... Мы про то знаем...

— Плевать мне — про что вы знаете! Вы и знаете, да не разумеете! Огрызки знания древнего, ошмётки ведовства прежнего! То и есть, что дурням в головы вбить удалося. Слова повторяете — смысла не понимаете. А хоть и так — а прикинь-ка, волхв, у кого Крокодил под седлом пойдёт? Кого он себе на спину пустит? И кто на ту спину влезть осмелится? Да ещё и править, за поводья дёргать, плёточкой погонять-подстёгивать?

— Д..д, мм..., кто?

— Крокодил в ваш мир и прежде хаживал, пути-дороги ему ведомы. А везёт он ныне господина нового, господина сурового, господина невиданного. Обезьяна на нем верхом сидит. Высоко сидит, ухмыляется. Обезьяна белая, бесхвостая, бесшёрстая. Гл-а-а-а-денькая. Ростом не велика, не мала. Нет у неё ни когтей длинных, ни зубов острых, ни чешуй прочных. Глянет на неё дурень, тебе подобный, да и далее пойдёт, бессмысленный. Пойдёт, коли позволит она. Ибо сила её — не сила звериная, сила телесная. Сила у неё — умственная, сила у неё — смысленная. Все видит она и умом-разумом во всякую вещь проникает. Только глянет на тебя — и уже ведомо ей: кто ты есть, и на что ты годен. Где пути твои, где судьба твоя. Ты и не понял ничего, а уж стал исчисленным да измеренным. Хрустнула в лесу веточка, повернулся ты на звук. И смерть твоя пришла — налетел виском на сук берёзовый. Охнул и помер. И нет никого. Ни наездника бледного, ни скакуна зелёного. Ты сам пошёл, по своим путям. Ты сам смерть нашёл, на своих ногах. А чего там веточка хрустнула — и сказать некому. Только ведь и веточка та исчислена была, и сук берёзовый — измерен. И сам ты — взвешен да и понят. Вот где страх, голядина. Когда и разуму своему — верить нельзя, и сила твоя — против тебя. И глаза твои — наяву сны видят, и уши твои — в тишине песни слышат. И за что не возьмись, а понять нельзя — то ли истинно оно, то ли наваждение зверево.

В полутьме поруба звенела тишина. "Скалозуб" в формате мумии египетской, вжавшийся в бревенчатую стенку, даже дышать перестал.

* * *

Эсхатолотогия. Ожидание конца света. На Руси — как каша гречневая. Обычный и повсеместный элемент существования. Каждый ждёт конца света. Хоть своего личного, хоть общего. Лучше общего — индивидуализм на Руси не в чести. Как говорил персонаж Лелик в "Бриллиантовой руке": "Сядем усе".

Не, не катит у нас египетская "Книга мёртвых" с её детальным описанием как обустроить каждого отдельного мертвеца. Как именно его выпотрошить, чем набить, что и куда вложить и засунуть. У нас коллективизм. У нас если "засунуть", то всем и сразу. Как водку пьём — залпом и одновременно. Вот тут мы далеко от арийцев ушли: у них там все по кругу ходит, цикличность. А у нас как у германцев: Рагнарек и абзац. "Один на всех. Мы за ценой не постоим".

Почему именно в русском характере ожидание скорого и всеобщего абзаца есть настолько сильный и общий элемент — не знаю. Вон у евреев "Судный день" — каждый год. Доведён до уровня регулярного общенародного праздника. Его отмечают, с ним поздравляют. Прямо по Маяковскому:

"Я себя под Господом чищу

Чтобы плыть в царство божие дальше".

Этакий вариант ежегодного собрания акционеров: "за отчётный период имели место быть отдельные проблемы и гадости, которые мы преодолели. Успешность и законность наших действия подтверждена решением вышестоящего органа. Переходим к процедурным вопросам".

Мы — христиане, нам Иоанн со свои "Апокалипсисом" довлеет. Христианство вообще возникло и развивалось на первых порах, как эсхатологическая религия. Все послания апостолов и особенно "Откровения" пропитаны мыслью о том, что скоро грядёт конец и христиане должны ожидать возвращения Иисуса Христа на землю.

"И будет всем счастье". В форме полного и окончательного абзаца.

И позднее идея близкого пришествия Христа пронизывала многие книги "отцов церкви". Но, к примеру, германцы крестились и про свой Рагнарек забыли. А мы крестились и совместили. "Смерть богов" с Иоанном Богословом.

Возможно именно поэтому и крещение Руси как-то относительно спокойно прошло. Акция состоялась около 988 года. А по всем христианским богословам того времени, после Рождества Христова через тысячу лет приходит вот это самый всеобщий абзац.

Жрецы на Руси тоже самое обещают. А вот когда — не говорят. И только эти греческие — чётко по своим книгам читают: осталось 12 лет. С разными подробностями. Можно хоть как-то планировать жизнь на оставшийся временной интервал.

На Западе психоз был повальный. Как встречать мессию примерно известно. Имущество — продать, добрых дел — насовершать. Полезно принять монашеский постриг, поназаказывать молебнов, заготовить гроб, чистое белье. При первом гудке архангельской трубы, занять горизонтальное положение согласно купленным билетам и, сложив ручки на груди, изобразить радостную улыбку.

Некоторые поближе к святым местам и монастырям перебирались — рассчитывали попасть в радиус поражения при первом же ударе. Всем понятно: народу будет много, ещё и мёртвые восстанут, а в очереди стоять никому не хочется. Цены на недвижимость на порядок перекосило: доходная — упала, освящённая — подорожала.

Дамы больше на белье упирали. Не сколько на сексуальность, сколько на святость. Одна за тридцать лет начала готовится — сорочку носила не снимая. Естественно — не стирая. Понятно, с таким запахом — только в царство божие. Убрать вонищу — никакой ладан уже не может, только божий промысел.

На Западе это дело отшумело и ушло, а вот на Руси...

Во-первых, когда сроки вышли, а "оно все не начинается" народ несколько возмутился: "вот, ещё и с концом света кинули". Типа как в анекдоте: "ещё и акула глухая оказалась". Волхвы этим воспользовались, и сыну Владимира Крестителя Ярославу Мудрому пришлось немало по Руси побегать.

Во-вторых, любовь к ожиданию всеобщего абзаца осталась. К каким вывертам это привело, к примеру, в русском расколе... Про секту бегунов не слышали? Смысл такой: бить будут по месту прописки. Если тебя там нет, то ты "лицо без определённого места жительства". Наказать тебя за былое не смогут. И войдёшь ты в царствие небесное "аки агнец безгрешный".

Вопрос прописки и бомжевания на Руси имеет длинную и разнообразную историю.

"Бегуны" эти бегали по стране, нигде не задерживаясь. Ведь когда грянет — никто точно не знает. Но климат у нас... Зимой не набегаешься. Тогда появились в секте "наши не наши": "верят, но живут оседло". Сидит себе такой мужичок на хуторке. И каждую зиму у него полная горница "спасающихся". Целая система убежищ по России была создана.

Конечно, такой "оседлый" — бегающей братии завидует. Понимает свою грешность и ограниченность в смысле святости. И просит помочь "отдыхающих" в трудном деле прокормления страждущих единоверцев. Единоверцы превращаются в дармовую рабочую силу — за корм и кров. С хорошей идеологической погонялкой: "не на меня, сирого, трудитесь, но на истинно верующих". Конфликты между работником и работодателем решается уже не по КЗОТу, а по Святому Писанию. Несколько купеческих семейств в восемнадцатом-девятнадцатом веках в Российской империи на этой "эсхатологиии" весьма поднялись.

Времена те прошли, а жажда абзаца осталась. Не буду всего вспоминать, но хохмочки с концом света по календарю древних майя... Сами потомки майя об этом забыли. А у нас — чужое вспомнили и как своё приняли. Что это все язычество, что по чистой православной догматике конец света предсказан быть не может в принципе... Что точка начала отсчёта пресловутого древнего календаря не идентифицируется, что речь идёт не о "Рагнареке", а о продолжающемся медленном смещении направления оси вращения планеты ("прецессия"), и переходе этой математической абстракции в поле другого видимого созвездия. Которое (созвездие) есть ещё одна выдуманная абстракция. Причём у разных народов — разные...

Ждём-с. И нас с этого прёт. Тут аргументация бесполезна, тут Тертулиан работает: "верую ибо абсурдно".

Для Велесовых служителей "конец света" — понятие давно знакомое, ожидаемое и радостное. По, примерно тем же основаниям, что и для христиан: "воздам каждому по делам его... и да расточатся врази... и приде царствие божие...". Разница в деталях: кто на этот раз будут "врази", как будут дела взвешиваться и по результатам воздаваться, какой именно бог будет главным начальником в этом гуляще-приходящем царстве.

Разница в эпитетах: одно дело — царство божие на земле, другое — "все — в подвал", все — к мёртвым. Но что живые будут с мертвецами в обнимку — в обоих случаях гарантируется. С учётом динамики численности человечества — мертвецов явно больше.

* * *

Для конкретно этого "скалозуба" на мои вариации по "Апокалипсису" наложился ещё и его личный "Рагнарек": безобразия, учинённые в святилище у него на глазах, его личная неспособность мне помешать, вынужденное подчинение, обожжённое лицо... потеря самого себя. Но мужик попался крепкий.

— Сие тайна сокрытая есть?

— Тайна? Нет. Сие было тайною, пока обезьяна слаба была. А ныне — нет. Надобно тебе и ещё одно знать: крокодил бежит — куда обезьяна укажет. Но и над ней есть высшая сила. Вот об этом говорить пока не могу. Не смотри так: знал бы — сказал. Но одно ведаю: горе вставшему на пути у них. Ибо не может обезьяна сойти со своей тропы. Как не может крокодил поводьев её не слушаться. Вот об этом и надлежит тебе рассказать в урочище вашем. Там люди многие. Долгие годы вы, волхвы, их учили служению Велесову. Вы им указывали — что истина есть, а что ложь. Вот тебе, боевому волхву и идти к ним. Тебе и рассказать им, что прежние истины — ложны. Что времена изменились. Я на лесовиков ваших зла не держу. Пусть уходят. Пусть уходят с тропы, по которой обезьяна едет. Ибо ей — не остановиться. А они вольны. Уйдут — живы будут. Останутся... крокодилу в зубы пойдут.

— А ты сам-то видел их? Зверей этих? Всадника бледного на скакуне зелёном?

Крепко укоренившееся собственное правило — никогда не врать. Ни слова лжи.

— Видел. И обезьяну, и крокодила.

— Где?! Как?!

— Здесь, у нас в реке.

И не только в реке. Как в ведро заглядываю — совершенно лысая бесхвостая обезьянья морда. И крокодилов я не раз видел. В Таиланде, на Кубе.

* * *

На Кубе один из ящеров у подруги палку перекусил. В прыжке с места на полтора метра в высоту. Хорошо, она успела руку отдёрнуть. А первый раз — в Севастополе. Этого я хорошо помню. Маленький такой зверёк был, меньше метра в длину.

Зашли с женой в тамошний океанариум. Такой, музейного типа, зал. У колонны стол, на столе ящик стеклянный. Воды немного, в воде стоит эта рептилия. Мы минут пятнадцать его разглядывали. Глаза открыты, но не моргает. Дыхания не видно, никаким ухом не ведёт и вообще не шевелится. Жена тогда стала возмущаться: муляж, чучело, мумия. Стала по стеклу стучать. Пальцами перед глазами крокодильчика махать. Точно — муляж, полная неподвижность. Мы уже уходить собрались. И тут этот муляж лапкой переступил...

Мда... Впечатляет. Ожившая мумия крокодила выходит из засады на мелкий безрогий...

* * *

— Видел. И обезьяну, и крокодила. Как тебя. Нет — ближе. Теперь о клятве моей. Я тебя обещал убить. От своих слов не отказываюсь. Но не голёнкой же коровьей тебя зарезать. Или рогами бараньими забодать. Пойдёшь в урочище, уведёшь оттуда тех, кто с тропы обезьяны сойти хочет. Принесёшь новый кинжал. Правильный. Какой тебе для твоей смерти нужен. Понял? Ладно, пойдём. Выпущу тебя с усадьбы.

Пока собирал "скалозуба" пришлось под дождиком побегать. Страдальцу на голову дерюжку, сухариков немножко. У Домны посудинку с дёгтем и полотна кусок для перевязки.

Мои, естественно, в шоке. От моей заботы о "боевом волхве". Вражина же!

Шок у них выражается по-разному. Ивашко сразу за гурду хватается. И так и держится — правой рукой за левый бок. Николай — мгновенно исчезает. Из поля зрения. Сухан головой водит и рычит негромко. Но с места не сходит.

А вот Светана, например, при виде свободно передвигающегося боевого волхва сразу врубает сирену. И подымает сигнатуру акустического сигнала ещё на две октавы выше при получении команды "Заткнись" в сопровождении лёгкого прикосновения открытой ладонью к кормовой части.