У Самантия была физиономия продувной бестии — широкая, лоснящаяся, с маленькими глазами и носом, в чьи мясистые ноздри можно всунуть по черенку от лопаты.
Редкий случай, когда внешность не соответствует внутреннему содержанию. Самантий имел острый ум, не терпел рабства и, хотя был по жизни плутом, придерживался своего, выстраданного им кодекса чести.
Трактирщики грузнеют от сытой жизни. Самантий не был исключением. Когда я видел его восемь лет назад, он весил пудов сто. С тех пор он немного прибавил.
Он близоруко сощурился. Узнав, одарил широкой улыбкой, возвышаясь за стойкой, точно огромная сахарная голова, на которую по недоразумению напялили черный фартук. Я прошел мимо столов, впитывая густые запахи харчевни.
— Приветствую, Самантий!
Он копнул из бочки за стойкой квашеной капусты, кинул в рот, растеряв половину, прожевал и начал вставать, чтобы заключить меня в дружеские объятия, но на середине пути понял, что это будет слишком большое усилие. Потому он плюхнулся обратно в кресло из красной кожи, сделанное по особому заказу, и осклабился, подав заляпанную капустой руку:
— Мой дорогой и любезный друг Фатик! Да-а-а, восемь лет как один миг! Капустки?
А привычки у него все те же. Я пожал ему запястье и оперся на стойку, обитую полированной багряной медью.
— Я, знаешь, воздержусь.
Он хмыкнул, подтянул нарукавник и обрушил на присыпанный опилками пол глиняную кружку.
Блямс!
— Какой же я неловкий... Ма-а-ар!.. Чего тебе налить?
— Воды, будь добр. Только воды.
— Екр!
Я покосился на шеренги бутылок за его плечами. "Лучшие вина и крепкие настойки! Бери да пей!", — гласила надпись над винным шкафом.
Бери да пей? Охо-хо...
— Я... гм, связал себя клятвой на время похода.
— Екр же ты это сделал? Как жить-то теперь, скажи, а?
— Не будем об этом. Вот что, Самантий, мне нужны четыре комнаты.
Он присвистнул:
— До екра...
— На сутки. Завтра мы уедем. Со мной много народу.
— Ага...
— Шесть свежих лошадей для фургонных упряжек...
— Сейчас это нелегко устроить, но я сделаю. Э-эй, Ма-а-ар!
— Нужен лекарь. Один из моих подопечных поскользнулся и упал... на лицо... два раза. Кроме того, всему отряду потребны свежая одежда и исподнее, баня, мыло, полотенца, бритвы. Комната для меня и моей женщины. Чистые простыни...
— Ага... Хрум-хрум! Капустки не?
— Капустки не. Далее. Хороший ужин. Отдельный кабинет для меня...
— И твоей, хрум, женщины...
— Да. И свечи... те, красные, с ароматами пряных трав...
— Как на счет гномьей халвы из ослиного гороха? Накидывает бодрости при известном деле! Ставит и укрепляет только так!
— Спасибо, с известным делом у меня все в порядке.
Он кивнул, задумчиво и несколько обескуражено теребя гладко выбритый подбородок-булочку измаранной в рассоле пятерней.
— Еще со мной шесть рабынь — куплены они здесь, в Семеринде, от трех до пяти лет назад, я оставлю их на тебя, дам золота сколько потребуется — ты сделаешь им вольные и отпустишь по домам.
— Сколько же на тебе забот, мой дорогой Фатик... Сделаю, коли ты заплатишь.
— Фатик нынче действительно дорог, Самантий. Он, я бы сказал, золотой.
— Золотой, да? Ну, быть посему... Эй, Ма-а-ар! — Он посмотрел на меня, прищурив левый глаз. — А ведь жесткие складки у тебя на лице... Не замечал их раньше.
— Просто стал взрослым.
— Ну-ну... Хрум-хрум!.. А где же твой знаменитый топор?
Уголок моего рта дернулся помимо воли.
— Я его пропил.
— Екр же на!
— О топоре больше ни слова!
— Я понимаю, да... — Его физиономия внезапно расцвела: — Ах, какая очаровательная у тебя спутница!
В обеденный зал широким солдатским шагом ступила Крессинда. Олник семенил за ней, согнувшись под грузом вещей.
— Это боевая невеста во-о-он того гнома. Да, тот, мелкий, у нее под мышкой.
— А я думал, это ее сын...
Взгляд трактирщика стал соловым. Этот толстяк любил женщин своих габаритов, пускай даже это были гномши. Жениться он не планировал, ибо не хотел лишать еще не познанных им женщин радостей возможного познания. Я тактично не стал спрашивать, кого именно из горожанок он познает сейчас.
Явился Мар — помощник из расы коротышек, левая и правая рука Самантия, отчасти голова и немного — шея, весь иссушенный от забот и круговорота дел. Трактирщик дал ему наставления ("Хрум-хрум! Хрум... Капустки?"), затем отдулся и взглянул на меня:
— Я все устрою, Фатик, придется турнуть кое-кого, но это как обычно... Капустки не?
— Не, Самантий.
В трактир — плечо к плечу — вошли эльфы.
Я показал глазами:
— Моя очаровательная — вон та девушка с носиком. Она моя жена, говоря точнее.
Я не стал прибавлять, что жена она мне только на четверть.
Трактирщик издал звук, похожий на фырканье большого мокрого пса.
"Не пьет, женился, пропал человек!" — вот что сказал мне взгляд Самантия.
— Напротив, я, похоже, только начал жить, — промолвил я вслух.
А Самантий уже смотрел вслед Крессинде.
— Я, пожалуй, предложу ей капустки.
Капустки... Ну что ты с ним будешь делать!
52.
Постояльцы при выселении подняли бучу, но деньги (я сменял у Самантия золото Фаерано на дольмирские короны), в очередной раз подействовали магическим образом. Как говорил мой приятель вор Джабар — деньги творят чудеса, а большие деньги творят чудеса еще большие. Вот он, материал для истинных чудес — добрых и злых, благородных и подлых. И никакое религиозное диво не сравнится по силе воздействия с тем волшебством, которое творят кружочки презренного металла.
Виджи не понравилось то, что я сделал, но она не сказала ни слова. Я обнаружил, что запросто могу улавливать колебания ее настроения, так вот, сейчас вспышка ее гнева по поводу выселения людей улеглась быстро. Она действительно училась жить рядом с человеком. И я очень надеялся, что не научу ее плохому, вернее сказать: научу только тому, что помогает нормальным людям выживать в мире победившего зла и оставаться при этом людьми, человеками.
Бизнес есть бизнес, и даже в глухой полночный час при наличии денег ты можешь разжиться свежим бельем и рубашками. Особенно если в твоем распоряжении оборотистый, хотя и не шибко подвижный трактирщик, знающий в городе всех и вся. Вскоре нам доставили свежую одежду. Наконец-то можно было почувствовать себя не бродягой, а человеком (про гномов и эльфов, я думаю, уточнять не стоит).
Чуть позже нашли сменных коней.
Монго пришел в себя после тряской дороги, и даже попытался говорить. Первым делом, почему-то, он потребовал от меня название постоялого двора.
— "Лежи да отдыхай", — сказал я. — Известное и недешевое место рядом с "Пей да жри, пока не треснешь".
— А...
— "Молчи и не свисти", — еще одно чудесное место. — Лежи, я сказал! Не надо вставать, не нужно говорить. Сейчас тебя осмотрит лекарь.
Ад и пламя, я так и не сумел проникнуться к этому аристократу хотя бы минимальной симпатией!
Медик, вызванный трактирщиком, осмотрел преемника трона, напоил успокоительной микстурой и дал мазь, которую следовало втирать в синюшно-желтый отек, расползшийся на половину лица. Монго уснул, а Имоен осталась при нем, и по излишней вкрадчивости ее жестов я понял, что бедняге не отвертеться от свадьбы. Когда-нибудь. Может, сразу после победы Альянса.
Альбо, по доброй памяти, так сказать, мы напоили и оставили в повозке. Он спал, скованный цепями, и сотрясал пьяным храпом тент. Я поверил его пульс: сердце святого отца и новоявленного пророка Гритта билось достаточно ровно. Надеюсь, оно продержится еще сутки, а там... а Гритт его знает, что будет со всеми нами после Оракула и вероятного рождения нового бога.
Остальной мой отряд был бодр и весел, в особенности это касалось гномов, которым я пообещал купальню сразу же, как там побываем мы с Виджи. Квинтариминиэль попытался увязаться за нами.
— Там мой участок для мирового господства тоже! — заявил этот вздорный эльф, пытаясь протиснуться в предбанник.
— Твой будет, когда мы закончим, — сказал я нелюбезно и начал закрывать дверь. — Сейчас это мой участок.
— Безблагодатность! — крикнул эльф в смыкающуюся щель отчаянно и зло. — Вы пойдете плохо!!!
— Напротив, — сказал я, ощущая за спиной молчаливое присутствие Виджи. — Смирись, принц. Мы пойдем хорошо.
И мы пошли хорошо. И я вымыл свою жещину, а моя женщина вымыла меня. А после мы предались страсти, от которой в унисон пели наши сердца.
Иногда героям нужен отдых. Мой отдых был сладким.
Увы, он оказался короче, чем я думал.
Затем Виджи удалилась к себе, чтобы одеться для свидания соответствующим образом (и остудить гнев принца, разумеется). Я же спросил Самантия о местных новостях ("...Ничего интересного, мой любезный и дорогой Фатик. Людишки торгуют людишками, да праздно режут друг друга, генерал Мортиц, говорят, ведет себя в последнее время странно, а Каргрим Тулвар пополнил свой гарем. Пива?"), а затем постарался разузнать о Шатци и о том, есть ли еще в Семеринде варвары Джарси.
— А нету никого, — сказал Самантий, смочив губы в пиве. — Неделю назад был твой брат. Устроил тут бузу с битьем посуды и криками, голубчик. Приревновал свою бабенку из ваших, Джальтану, — к моему охраннику...
— Гритт...
— Чуть не сломал ему хилую ручонку. Джальтана кричала, что у твоего Шатци мозги быка и коровьи моргала, а он — что у нее на голове прическа в виде куриного насеста, чтобы привлекать всякую птицу мужского пола. Он дал ей пощечину, она — врезала ему между ног. Потом они все помирились и заказали баранину с чесноком на троих.
— Ненавижу чеснок...
— Ага, уж это я знаю. — Он рассеянно поставил глиняную кружку на край стойки. Кружка упала и разбилась.
— Ай-ай-ай, какой же я неловкий... Ма-а-ар!
Значит, неделя. Немного времени прошло... Шатци, несомненно, уже побывал у Оракула. Но, Гритт, почему он не вернулся назад? Обратный его путь всяко пролегал бы через Семеринду. Возможно, я встречу его по дороге? Или он все еще бражничает в Селибрии?
— Сколько спутников было с Шатци?
— Спутников — или тех, кого эти спутники сопровождали?
— И тех, и других.
— Шатци, Джальтана, — это все Джарси, которых я видел за последние два месяца. С ними трое из Харашты — двое молодых мужчин и девушка. Это — спутники.
Так... Шатци еще в Хараште говорил, что собрал команду для похода...
— А кого они сопровождали?
Самантий покосился на темное окно, в котором поблескивали огоньки многочисленных светильников.
— Держись за стойку крепче.
— Говори же!
— Семерых лиц. Из них четверо — люди, один гном, маленький, на карлика смахивает, и эльфы. Двое эльфов.
У меня пересохло во рту.
— Екр!.. Гном... люди... и эльфы?
Самантий кивнул.
— В точности как у тебя, мой дорогой и любезный друг Фатик. Четыре человека, гном, двое эльфов. Только у тебя в наличии лишний гном. Своего-то они, полагаю, выкинули за ненадобностью. Ма-а-ар!
Та-а-а-к...
Совпадение? Да черта с два, совпадение! Романтический ужин отменяется. Я устрою Виджи допрос, и плевать мне на слово Джарси, и если она снова начнет юлить... Если она будет, как Квинтариминиэль в "Полнолунии", отрицать, что ничего не знает о тех, кого ведет к Оракулу мой брат, что эльфы не лгут, я... Гритт, я ничего не смогу сделать. Я люблю ее и пойду с ней до конца, до пропасти, до ворот в ад и в рай, — я пойду куда угодно, чтобы быть с нею рядом, даже если она будет врать мне в глаза.
— А скажи-ка, Фатик, твоя гномша...
— Не моя.
— Просто гномша, она, как, любит только мужчин своей расы?
Я рассеянно взглянул на него:
— Даже и не вздумай. С ней гном бешеного нрава, не смотри, что клоп. Увидит, что клеишься — прибьет.
В трактире почти не осталось народа. Близилось время молебна Тулвара, и все постояльцы устремились на площадь к храму. Самантий, к счастью, был лишен религиозного рвения, как и все трактирщики, он крепко врос ногами в землю, и не стремился витать в облаках.
Я молчал и думал, барабаня пальцами по стойке. Трактирщик поглядывал на меня, прихлебывал пиво и не мешал.
Явился Мар, его семенящие шаги гулко разносились по опустевшему залу:
— Монсер Фатик, эти самые в купальне, а ваш кабинет готов.
Под "этими самыми" коротышка разумел моих гномов. Между расами карликов и гномов пролегла давняя вражда.
Самантий улыбнулся, полные щеки взялись складками:
— Счастливец, Фатик!
Я бы так не сказал.
В кабинете плыл легкий аромат зажженных свечей. Мягкие сиденья, убранный скатертью стол с дымящимися блюдами... Виджи появилась за спиной — вкрадчиво, неслышно, но я все равно ощутил ее присутствие; я научился это делать так же, как определять ее настроение с полувзгляда.
Хитон персикового цвета из тех нарядов, что доставил нам портной, рискованного кроя, открывал моему взгляду самые милые и любимые ножки на свете...
Виджи была расслабленной, счастливой. Она почти мурлыкала.
Черт, я должен, обязан с ней поговорить!
— Виджи?
Губы ее полуоткрылись, она запрокинула голову, словно во сне. На лице ни грана косметики, но, боги, до чего же оно прекрасно в своем естестве...
— Да?.. Да, Фатик?
— Мне... нужно поговорить с тобой серьезно.
Взгляд доброй феи затвердел, шея выпрямилась, тело напружинилось, как у пантеры перед прыжком.
Ох...
— О чем именно? — Голос эльфийки высыпал на мою голову ведро льда.
Я не успел сказать, о чем именно. В зале послышался стук и грохот, а следом — взвизг, точно Самантий наладился резать поросенка.
Нет покоя Фатику Джарси...
Я выметнулся наружу.
У входных дверей шла борьба: охранник Самантия пытался повязать какого-то взлохмаченного тощего типа, катая его между столов и стульев. Тип был верткий, как угорь. Он извернулся, цапнул охранника за кисть, вскочил и устремился к стойке, откуда с живым интересом взирал на схватку Самантий.
На полдороге тип увидел меня и застыл. Ресницы типа были накрашены, и тушь протекла от слез, расчертив впалые щеки темными дорожками. Штаны до колен, рваные бархатные туфли, потемневшие от грязи... Я пригляделся к вырезу сорочки и задрал брови. Хилый тип был женщиной, если только не сунул под сорочку пару яблок.
Она казалась единокровной сестрой нашего Монго — только еще худосочнее, как и полагается женщине благородных кровей и, пожалуй, старше года на три. В лице проглядывало что-то хищное, злое. Песочные волосы сбились, в них чернели репьи.
Прежде чем ее сшиб с ног покусанный охранник, девица шмыгнула крючковатым носом, и, набрав воздуха в грудь, выкрикнула:
— Фатик Мегарон Джарси! Это мы, Каргрим Тулвар, властелин Дольмира попущением Рамшеха!.. Кверлинги идут за нашей милостью, чтобы убить! Требуем помощи! Сто тысяч золотом!.. Двести тысяч!
