— Он и так смотрит только в декольте своей метрессы.
— Возможно, будущей жены, — Софья пожала плечами.
Историю она знала отвратительно, но уж 'Маркизу Ангелов' и Франсуазу Скаррон, которая вышла замуж за короля, стыдно было не помнить. Почему бы Анне де Бейль и не повторить ее подвиг?
К тому же Анна моложе, красивее и намного умнее. Пусть подталкивает Людовика к браку, то, что удалось одной стерве, другая всегда осилит.
— Думаешь, ей удастся? — глаза Алексея загорелись веселыми искорками.
— Я бы не стала отрицать такую возможность.
— И чьи интересы будет продвигать королева Франции?
— Разумеется, свои. Ну и наши... немножко.
Софья уже раздумывала над этой ситуацией и пришла к выводу, что ей выгодно продолжение политики Ментенон. Пусть Анна тоже травит гугенотов. Народ они умный, крепкий, сильный, а если еще побегут в нужном направлении — в Нидерланды, например, чтобы Людовику окончательно там увязнуть, в колонии, на Русь... Англия?
Раньше — да. Но сейчас, если поджечь островок со всех восьми концов, туда ни один умный человек не поедет и семью не повезет.
— Вернемся к Англии, — Алексей решил не отвлекаться на Людовика. — Значит, помогаем англичанам. Кто там бунтовать вздумает, кстати?
— Старшие дети Карла. Герцог Ричмонд и герцог Нортумберленд.
— Оба сразу?
— Как ни странно, братья довольно-таки дружны. Что они предпримут, дорвавшись до трона, я не знаю, но посмотреть будет любопытно. И вообще, пусть будет с запасом. Одного убьют, второй останется...
— Думаешь, убьют?
— Тянуть руки к короне занятие сложное и неприятное. Могут и укоротить на голову. Монмут только-только распробовал власть — и отдавать ее не захочет. Пусть братцы вцепляются друг другу в глотки, пусть лорды поддерживают их... гражданская война — самая страшная из всех.
— Жалко их...
Софья бросила взгляд на мужа. Потом встала из кресла, подошла к Ивану, который удобно устроился за письменным столом лично государя всея Руси, и чмокнула его в макушку.
— Тебе дай волю — ты всех зажалеешь. Насмерть.
— Соня!
— Ванечка, милый, мне тоже простых людей жалко. Но свою страну я люблю больше, чем чужую.
Аргумент был принят.
— После того, что вспыхнет на острове, им еще долго не до нас будет. И укрепиться успеем, и с Турцией разобраться, и Сибирь под себя подмять.
— Нас не поймут.
— Пусть осуждают. Неважно. Лишь бы жили...
И стояла перед глазами Софьи та самая гражданская война. Когда по вине Николая Второго, чтоб ему черти в зад вилами триста лет тыкали, полыхнула гражданская война. И брат пошел на брата, отец на сына... а кто оплатил эти развлечения?! Кто подкидывал деньги на революционеров?!
Кто поставлял оружие?!
В этом мире еще не прозвучало высказывание про капитал и триста процентов прибыли, но Софья его помнила. Сама такой была когда-то. И это было страшно. *
* Нет такого преступления, на который бы не пошел капиталради 300 процентов прибыли. К. Маркс. Прим. авт.
Софья не оправдывала себя, нет. За то, что она уже натворила и еще натворит, ей и триста лет с вилами в заду мало будет. Но... она гадила в других странах, уничтожала людей, стравливала их между собой, подличала и сводничала не ради прибыли. Вот на деньги ей было сейчас глубоко наплевать. Ивану было интересно их зарабатывать, возиться с инвестициями и прибылями — отлично. А ей всего-навсего надо было, чтобы стояла Русь.
Сильная, красивая, с золотыми куполами церквей, в которые люди идут не грехи замаливать, а просто — помолиться, не как рабы, а как дети Божьи, с людьми, которых будут интересовать не триста сортов помады и двести — колбасы, а далекие звезды, с теми, кто построит до них лестницу и долетит до далей Оберона.
* Ю. Визбор. 'Да будет старт', прим. авт.
Неужели это не стоит ее жизни? Или жизни ее детей?
И жизни, и смерти, и посмертия — пусть. Она уже согласилась, когда легла на тот алтарь. Иногда Софья задумывалась, что же станет с теми, кто отправил ее сюда?
Если они родятся другими или вообще не родятся? Изменение ли это истории ее родного мира, или просто иная ветвь на дереве вероятности?
Впрочем, это неважно. Мы живем 'здесь и сейчас', чтобы у наших детей было 'там и потом'. Вот и будем жить!
Софья блеснула глазами на брата.
— Алешка, ты одобряешь?
— Ты же знаешь, что да. Пусть будет смута в Англии, а в это время вы с испанцами и португальцами...
Алексей не договорил. Не было смысла проговаривать все в сотый раз. Все трое знали, что надо делать и как.
— Да. Меня вот Леопольд беспокоит...
— Да неужели?
— Папа Римский его любит и ценит.
Да, еще и эта... зубная боль! Бенедикт Одескальки, известный более под именем Папы Иннокентия XI недавно помер и его место занял Александр VIII, в миру некогда Пьетро Витто Оттобони. Но тут все было достаточно сложно. Не то, что диким русским варварам — последнему чукче было ясно, что долго сей достйный человек не протянет. Ибо родился аж в тысяча шестьсот десятом году и на настоящий момент насчитывал восемьдесят полновесных лет. А на дворе не двадцать первый век с его хирургами и клиниками, вовсе не двадцать первый. Тут уже не белую шапку примерять, а с червячками вести философские беседы о том, где земля мягче. Просто духовенство, как обычно, не могло договориться — и копило силы для следующего рывка. А вот кто будет следующим... о, тут у Софьи были подозрения.
Сильнее всего мутил воду Антонио Пиньятелли дель Растрелло. Сей достойный воспитанник иезуитов был хитер, изворотлив и достаточно... нечистоплотен. А еще — отметился и в Италии, и в Польше, и принимал Русь всерьез. Очень всерьез.
Софья уже задумывалась о его устранении, но потом махнула рукой. Овчинка выделки не стоила. Одну тварь придавишь, десять других вылезет и не факт, что лучше.
Этот хотя бы умен. Очень умен — и это его главный плюс. С ним всегда можно будет договориться ко взаимной выгоде. А еще он умеет принимать жесткие решения и не боится крови.
— Мне казалось, что положительнее он относится к французам. Людовик даже собирается вернуть Риму Авиньон.
— у Людовика нет выбора. Сколько он воду мутит — ему поддержка Рима нужна как воздух — Иван смотрел в корень.
— Нам она тоже нужна, — Алексей не то спорил, не то соглашался с другом.
Софья кивнула.
Как ни крути, но им еще работать с Испанией. И если у кого в памяти быки и матадоры — так это зря. Сейчас Испания — это, прежде всего, религиозность и инквизиция. Кстати, в последней и Антонио дель Растрелло отметиться успел. Со всеми вытекающими последствиями.
Придется обложить всех папских прихвостней со всех сторон — и мило улыбаться. Даже если те будут пытаться откровенно делать гадости.
А будут?
Кто ж знает...
Зависит от того, что посулили Папе и Людовик и Леопольд... вот чего им неймется? Хотя ответ Софья знала. Ни одному из этих монархов не нужна сильная Русь. Так что палки в колеса ставить будут.
Но вообще... позиции церкви в Испании очень сильны. И в их случае это шестьдесят процентов успеха любого дела. Раньше им не противодействовали. Если Папа будет, пусть негласно, но против русских инициатив и дружбы с Русью — считай, дело замедлится. Не остановится, нет. Но насколько ж будет тяжелее!
А если 'за' — о, тут многие прикусят раздвоенные язычки. Есть ради чего прогнуться. Хотя бы немного. Или сделать вид?
Но...
— меня беспокоит то, что вместе с папскими легатами едут и Леопольдовы люди. Посольство...
Троица переглянулась.
М-да, рыльце у них было в пушку по самый затылок, скажем честно. Без их скромной помощи турки так и завязли бы у Вены до прихода австрийских войск. Но знает ли об этом Леопольд? И чем это может грозить?
Был только один способ выяснить.
А именно — принять посольства и поговорить по-дипломатически. С вывертами, с поиском вторых и третьих смыслов, с...
Ох и тяжко жить на свете королю. И царю не легче.
А кому сейчас легко?
* * *
— один — один.
Двое детей переглянулись. Тавлеи у русских правителей в покоях были, несмотря ни на какие запреты. И научить детей играть в эту игру было делом чести. Да и мышление она хорошо развивает.
Да и польза была немалая.
— третья — решающая? — предложила девочка.
— а давай. Время еще есть?
Быстрый взгляд на песочные часы — и девочка кивнула.
— Немного. Потом надо идти на фехтование.
И столько тоски прозвучало в ее голосе...
— Лен, бросила б ты это дело? Фехтование, стрельба... тебе вышивать надо, к замужеству готовиться!
Ответом его высочеству стало выразительное шипение и злой блеск темных глаз.
— Сашка, не нарывайся!
Двоюродные брат и сестра ладили между собой лучше всех остальных детей в своем поколении, но споров и ссор это не отменяло. И Александр мог потягать сестричку за косу, и Елена иногда, разозлившись, устраивала шкоды, вроде запущенного в подушку мышонка, но — дружили. Елена хвостом таскалась за двоюродным братом, а тот вначале принимал восхищение и любовь малышки как должное, а потом...
Как-то оно так получилось, что Елена стала частью его мира. Пусть небольшой, но важной. И ему было неуютно без темных глаз сестренки.
Как так?
Старожилы Кремля могли бы многое рассказать на эту тему. О том, как повторяется история, и по этим же коридорам ходили двое детей — светленький царевич Алексей и рядом с ним темноволосая малышка Сонюшка.
— А если подумать?
— Не хочу я замуж. Вообще.
— Ты еще маленькая, чтобы судить. Вон, твоя мама тоже, говорят, не хотела. Но вышла же?
— Вот если такой, как папа найдется... — на губах девочки вдруг скользнула улыбка. — Сашенька, я ведь и приглядываюсь. Вот ты ворчишь, что у меня забавы не женские, а где вас, мальчишек еще увидишь да разглядишь? На фехтовании — в том числе. Сразу видно, кто серьезно подходит к делу, кто ленится, кто красуется, кто на что горазд...
— О как!
— Даже если потом и не пригодится, а знания я все равно приобрету. Знаешь, как мама говорит?
— Знаю. Лишние знания лишними не бывают.
Подхватив вредную поговорку от Софьи, ее поминали все жители Кремля. От поварят до царевичей.
Языки болтали, а руки действовали. И фишки уже расставить успели, и вперед двинуться...
Елена прищурилась на доску. Да, вот сейчас она пойдет в атаку и пропустит одну удачную возможность. Пусть Саша за нее ухватится. Надо дать ему возможность выиграть. Все-таки в их связке он должен быть ведущим, а она — тенью за плечом брата. Как мама и дядя.
Если она хочет добиться той же власти, что и мама, братец должен быть свято уверен в своем превосходстве. Ну и пусть.
Елене решительно не хотелось быть просто женой и матерью. Не понимала она этого. Сиди в тереме, носы детям вытирай... а жить как? И когда?
Кому-то для счастья больше и не надо, чем за счетами следить да дворню гонять, а ей вот хочется. Не так, как в Европах, нет. Там, говорят, бабы до полного бесстыдства докатились, чуть ли не мужиками переодеваются да по полям скачут, амантов меняют, что те перчатки... неправильно это.
Не по-людски.
А вот стоять за плечом у брата, как ее мама...
И Софья в последнее время отличала девочку. Давала ей читать то договора, то законы, то устав армии (хотя к чему бы последнее малышке?!), спрашивала, что Елена поняла, как бы девочка поступила — и та старалась. Объясняла, отвечала, думала...
Все дети Софье были дороги, но старшие мальчики больше тяготели к миру цифр и науки и проводили больше времени в Университете. А вот дочь — в ней Софья видела продолжение себя. И надеялась не разочароваться. Пока Елена повторяла ее путь. Приручала брата, хотя и двоюродного, училась, работала над собой. А вот что будет?
Бог ведает...
— Вы не опоздаете на урок?
Ульрика заглянула в комнату, улыбнулась при виде сосредоточенных детей, сидящих над доской с черно-белыми фишками.
— Сейчас, минуту! — отозвался Алексей. — Еще два хода....
— Это мы еще посмотрим, — так же в тон ему отозвалась Елена.
И верно, разгромить девочку ему удалось только на шестом ходу.
— получила, малявка!?
— Сам малек!
— Зато умный!
— А с итальянским у тебя все равно проблемы! Вот!
Дети исчезли за дверью. Ульрика подумала еще немного, тронула тяжелую дубовую доску... и направилась к Софье. По счастью, та была одна.
— Соня, нам поговорить бы?
Привычно опустилась в удобное кресло, убрала из-под себя подушку — мешает. Соня послушно отложила документ, в который вчитывалась.
— слушаю? Может, чая, или меда, или взвара? Сейчас прикажу принести?
Ульрика чуть улыбнулась. Когда-то она боялась Соню — почему?! Просто не представляла, насколько эта женщина любит своего брата. Алексей полюбил Ульрику — и мгновенно чужая принцесса стала родной и для Софьи. Уля знала, что Соня за нее кого угодно загрызет, кровь сплюнет и забудет. Разве мало?
Дома к ней так не относились бы.
— Саша и Лена опять играют вместе.
— И что?
— Мне кажется, или Лена метит в твои преемницы?
Крутить и ходить вокруг да около Уля не стала. Не в семье. А иначе что ж это за дом, где каждый камень за пазухой прячет?
Соня тоже не стала отрицать.
— Ей хочется.
— А получится?
— Не знаю. Но она старается, очень старается. Если голову сохранит холодной, а сердце горячим, — Софья усмехнулась, вспомнив незабвенного Железного Феликса, — тогда и будем думать. Ты против?
Ульрика посмотрела на Софью.
Против ли? Если бы не было Сони, была бы у нее семья? Такая, как сейчас? Счастливая? Где все ее ценят и уважают?
Ой, что-то кажется Ульрике...
— Я рада буду. Только вот для тебя на первом месте Алеша. А для Елены? Власть?
Соня пожала плечами.
— Я в ее возрасте... Уля, ты не жила здесь — в те времена. Я не о власти мечтала, это верно. Но — о свободе. Царевнам замуж выходить было нельзя, сидели они до смерти кто в тереме, кто в монастыре, криком кричали, с ума сходили — Алеша для меня единственным шансом был. Вырваться, жить полной жизнью. Лет пять так было. А потом я и поняла, что не могу его использовать. Сама лучше в огонь кинусь.
— Думаешь, у Елены так и будет?
— Сейчас Александр для нее больше шанс, чем человек. Не выходить замуж за кого прикажут, остаться дома, получить власть над людьми. А что потом? Не знаю. Но одно я тебе обещаю — если увижу, что власть для моей дочери превыше всего — сама ее с Руси выгоню.
— ох, Соня. Иногда ты меня пугаешь. Родной ведь ребенок...
— В Библии сказано, что и родных детей в жертву приносили.
— так то в Библии...
Женщины переглянулись. Они отлично поняли друг друга. Пусть пока идет, как иддется. Но приглядывать за детьми они будут. Внимательно приглядывать, чтобы не пропустить ростки зла. И если случится так, что Елена сможет встать на место Софьи — пусть. Хуже от этого всяко не будет.
* * *
— Ваше высочество, прибыли русские.
