Наконец, уже попрощавшись, спохватываюсь:
— Блин, чуть не забыл! Миша, если будет возможность — пробей там по вашим каналам про некого Якова Ганецкого… Кто такой, чем занимается и под кем «ходит». Хорошо?
— Сделаю!
* * *
Естественно, не мог не посетить самого Ягодку!
С моей стороны это был бы совершенно канифольный моветон.
На Лубянку разумеется не пошёл — делать там мне абсолютно нечего, без приглашения заявился к нему домой по известному адресу.
Замечаю: что-то здесь как-то малолюдно по сравнению с прошлым разом и, в тоже время — несколько суетливо. Все домочадцы и, их прихлебатели — какие-то перепуганные, да?
Как будто сидят на чемоданах, готовясь к «рывку»…
Никак «пригорает», да?!
Оставляю внизу трёх своих немцев-телохранителей и, плечом отстранив с дороги какого-то, что-то вяло вякнувшего хлюста, поднимаюсь в хозяйский кабинет.
В этот раз перед ним лебезить не надо было, ибо в ближайшее время я не собирался в загранкомандировку…
От этой, впечатлений на две жизни хватит!
Но согласно заветам Петра, перед начальством надо иметь вид лихой и придурковатый.
Поэтому, в соответствии с уставами козырнув, высокопарно отрапортовал:
— Таащ, задание выполнено! Предатели уничтожены, а другие — ещё сто раз подумают, прежде чем изменить делу Мировой революции!
И поставил на стол пред ним, уже сказать по правде — осточертевшую коробку из-под шляпы.
Сперва потянув носом, Генрих Григорьевич Ягода поднял крышку, вскочил — как шилом через кресло кольнуло и, у него чуть глаз не выпал:
— ЧТО ЭТО?!
Я, стоя на вытяжку, невозмутимо:
— Сверху — искусственный мужской половой член, по-научному — «фаллоимитатор». Под ним — вещественные доказательства выполнения задания: скальпы изменников пролетарскому делу.
Тот, буквально остекленевши до состояния богемского хрусталя, аж звон послышался:
— «СКАЛЬПЫ»?! ЗАЧЕМ СКАЛЬПЫ?!
— Товарищ Лейман сказал, что раз не удалось вернуть деньги — скальпы предателей будут лучшим подтверждением выполнения задания.
— Да, он с ума сошёл!!!
Склонив голову:
— Вы тоже это заметили?
С подозрением глядя на меня:
— Нет, я этого не заметил! Уезжал то он вполне нормальным.
Задумчиво-озадаченно, предлагаю рабочую версию, опровергнув разом все подозрения в своей причастности:
— Возможно при первом задержании в Берлине, Давида — излишне сильно ударили по голове?
Тот, психуя не по-детски:
— Да, лучше бы его там сразу и убили, чем…!
Через пару минут придя в себя, осторожно-брезгливо потрогав пальчиком чёрную резину, поднимает на меня недоумевающие глаза:
— Сперва решил, что это настоящий «хер» — от какого-то здоровенного негра отрезанный… Но, зачем?
Пожав плечами, слегка лебезиво:
— Подарок лично от меня, Генрих Григорьевич! Долго был в сомненьях тяжких, выбирая что Вам подарить… Давид же сказал, что Вы обожаете всякие заграничные диковинки — а ничего диковиннее этой «хреновины», мне за границей не попалось.
— Идиот!
— Как прикажите, Генрих Григорьевич!
Долго он меня «ел», видимо желая убить взглядом, но вдруг спохватился:
— А почему не удалось вернуть деньги?
— Товарищ Иванов сказал, что приоритетным будет именно наказание перебежчиков — что сохранит ещё большие народные средства в будущем.
С досадливым раздражением:
— Старый дурак!
— Вам чекистам виднее, кого вы в ИНО ОГПУ держите.
Закрыв глаза на явную издёвку:
— А что произошло с товарищем Лейманом?
— Выполняя ваше задание, геройски погиб на своём боевом посту за дело освобождения рабочего класса.
— А точнее?
— Увы, но с ним по борделям я не шлялся и, подробности мне не известны. Сам, совершенно случайно узнал о происшествии из газет.
Изрядно затянувшаяся пауза, затем:
— Ты — ловкий парень, товарищ Свешников, я в тебе не ошибся…
Помолчав, Ягода как-то по-собачьи просяще взглянул мне в глаза:
— …Не желал бы работать на меня?
Так же, прямо глядя в его глаза, положа руку на коробку с «самотыком» и скальпами, я от чистого сердца ответил:
— А какой мне интерес, Генрих Григорьевич, работать на труп?
Тот, изумлённо буча на меня буркалы:
— Извините… В каком смысле «на труп»?
Во! На «Вы» заговорил — спешите видеть!
По ходу, совсем немного осталось, чтоб «клиент» совершил нужный мне поступок.
— Да, в самом прямом смысле! Всё это, с самого начала была подстава с целью искоренения всей вашей свердловской кодлы — скажу тебе откровенно. Неужели, до сих пор ещё сам не понял? Вроде не дурак же и, знак «Почётного чекиста» не зря носишь.
В его глазах синей искрой вспыхивает огонёк позднего «зажигания»:
— Так, Вы…?
— Так я, уже давно «работаю». На кого, спросишь? А про кого твой самый страшный кошмар?
Поднимаюсь и, не прощаясь иду к дверям:
— А что делать дальше — сам думай: «кочерышка» на плечах — у тебя покамест(!) имеется.
Давайте забьём пари — ставлю мой комп против прошлогоднего прогноза погоды, что он подумает на Валерьяна Куйбышева? А подумав, он станет искать «мокрушника», чтоб того вальнуть — решив все свои проблемы разом.
Что мне и требуется!
Вопрос в спину:
— А Погребинский?
— Догадайся сам.
Мысленно, я всё же подсказал:
«А через кого я на тебя вышел»?
* * *
В который раз повторяю: передо мной не всемогущий Генеральный комиссар государственной безопасности Генрих Григорьевич Ягода — а не успевший им стать «завхоз» Ягодка, неудачно встрявший в какие-то тёмные делишки.
Второй заместитель Председателя ОГПУ, с сентября 1923 года, скажите?
Э, бросьте!
Надо смотреть не на должность, а на влияние.
Формально, в данный момент страной правит Председатель Совнаркома Рыков. Должность — ленинская, а где у него влияние?
Его у Алексея Ивановича практически нет.
К данной эпохе, как ни к какой другой подходит народная поговорка:
«Не место красит человека, а человек место».
Все 30-е годы, страной официально руководил не Сталин — а всенародно любимый «дедушка Калинин», за нездоровую предрасположенность к молоденьким балеринам — прозванный среди своих «Козликом».
Напомнить, кто такой Сталин и где было место у этого старого козла?
Думаю, все и без моего напоминания всё прекрасно знают…
То же самое и в данном случае. Это позже, после смерти в 1926 году Дзержинского — должность Председателя ОГПУ займёт лежачий на диване «живой труп» Менжинский и, Ягода — тихой сапой подберёт под себя всю «контору», став к концу 20-х тем — кем мы его знаем по «реальной истории».
Пока же он, хотя и имеет определённое влияние (как и каждый ловкий завхоз в любой организации), Ягода — никто и звать его «никак»!
И, в «альтернативной истории» судя по всему — таковым и останется.
Кто придёт на его место?
Я не знаю!
Будет ли лучше? Или, наоборот — хуже?
Совершенно без понятия… Такова уж судьба у нас, у попаданцев — менять естественный ход событий, смутно понимая к чему это приведёт.
* * *
По приезду в Москву, поселился у тёщи «на блинах» — в поэтическом кафе «Стойло Пегаса», на втором этаже.
В первый же вечер, подарив Надежде Павловне автоматический фонограф — электромеханический аппарат для автоматического воспроизведения музыкальных граммофонных пластинок, приводящийся в действие монетой или жетоном (другие названия — «никельодеон», «джук-бокс») и, поджидая приезда Елизаветы — при случайном упоминании Есенина, я вдруг неожиданно для самого себя, выпалил:
— Сон мне нехороший приснился… Будто повесился наш Серёжа в ленинградской гостинице «Англетер», в кабинете номер пять.
Наверное, что-то такое было в моих глазах или в тоне голоса, что управительница кафе вздрогнула и побледнев, переспросила:
— Повесился?
Кивнув, уточняю:
— Повесится… Двадцать восьмого декабря сего года. А вот точное время в часах и минутах — уж извините, Надежда Павловна, не помню.
Та, помрачнев задумалась и весьма надолго…
Когда приехала Елизавета, мы поужинав и оживлённо-взахлёб поболтав об пустяках, как это водится после длительной разлуки, направились в спальню.
Как только за нами закрылась дверь, она обняв меня за шею и жарко поцеловав, томно спросила:
— Что ты привёз своей Королеве из Парижа?
— Ах, да…
Пошарив в принёсённом с собой саквояжнике, достаю пару стальных наручников британской фирмы «Peerless» и, в свою очередь целуя:
— Это, чтоб ты вдруряд не мучилась с моими подтяжками и галстуками.
Несмотря на плохо скрываемое разочарование в её чудных глазках, она приковала меня ими к кровати и между нами в ту ночь был безумный трах…
Трах-тарарах-тарарах!
Должно быть, гром где-то гремит — видать к дождю.
Затем, мы поменялись местами, и…
Ну, вот опять где-то «громыхает»!
В перерывах между «раскатами грома», она информировала меня о происходящих событиях, о ходе выполнения моего задания по подготовке секретарей-референтов и прочей приторно-скучной текучке. Обсудили в общих чертах кое-какие планы, связанные с развитием событий и, наконец под утро заснули.
Проснувшись, я подарил своей Королеве пистолет «Баярд» — за что был вновь прикован к койке и, причём очень надолго.
Когда «отгремело», наручники забрал…
Ибо, ну его нах!
Да и изначально, они предназначались вовсе не для «этого» — а для копийратства в ульяновских артелях с целью сбыта родным правоохранительным органам. Я даже название им придумал: «Ежовые рукавицы».
Осуждаете?
А, что? Лучше когда по старинке — руки задержанным, «до синевы» верёвкой стягивают?
Я так не считаю.
* * *
Перед самым отъездом из столицы в Нижний Новгород, ко мне от имени Погребинского обратился какой-то незнакомый человек:
— Тебе лучше бежать, Серафим!
— «Бежать»?! С какого такого — шибко сильного перепуга, не подскажите?
— Твои архаровцы-вагнеровцы были застуканы за ограблением товарного поезда. Васильцев, Купцов и ещё несколько человек арестованы и, уже дали признательные показания на тебя.
Ну, что тут скажешь?
«Ай да Матвей Самойлович! Ай да сукин сын!».
Вслух, только промямлил:
— Это — какая-то ошибка. Я НЕ ВИНОВАТ!!!
Внимательно следя за моей реакцией, неизвестный приободрившись продолжает:
— Товарищ Погребинский не верит в твою причастность — но факты есть факты, а статья за бандитизм — очень серьёзная. Могут и «шлёпнуть» не разобравшись!
Решив подыграть и посмотреть, что из этого выйдет — я прикинулся очень перепуганным и, достаточно правдоподобно заикаясь:
— И-и-и, ч-ч-что мне т-т-теперь д-д-делать?!
Суёт мне в руки какой-то свёрток:
— Бежать! Здесь деньги и «чистые» документы. Отсидишься где-нибудь в Ташкенте, а там глядишь — если не образуется, так всё забудется.
Хватаю «босячий подгон» от «доброжелателя» и, прижав его к сердцу — со всей искренностью, на которую был в тот момент способен:
— Т-т-так и с-с-сделаю! П-п-передайте т-т-товарищу П-п-погребинскому, что я н-н-никогда н-н-не забуду его з-з-заботу и д-д-доброту.
После чего, рванул вприпрыжку в сторону Казанского вокзала.
Через кассу и вокзальный туалет, сделав большой круг, я вновь появился на Курско-Нижегородском вокзале, где купил с рук билет на поезд — отправляющийся в сторону Нижнего, незадолго до нашего эшелона.
Одно плохо: до того вошёл в образ, что аж до самого Нижнего заикался.
Глава 12. Лимит на беспредел.
По приезду в столицу губернии, я узнал что местные безбожники-активисты закрыли Благовещенский Храм в Ульяновске. Новый Начальник волостного (районного) управления НКВД, назначенный вместо Каца — реквизировал находящийся при нём дом и, поселился в нём с семьёй — выбросив старика-священника практически на улицу.
Моего названного отца, напомню…
Возмущаюсь:
— Ну, это уж слишком!
Сволочь, этот Погребинский — ведь с женщинами, детьми и стариками не воюют.
Связной от Краснощёкова, стараясь не встречаться со мной взглядом, продолжил:
— Это ещё не всё, Серафим.
Буквально вчера, Фёдора Евграфьевича Свешникова — поселившегося у приютившей его сердобольной старушке бывшей прихожанке, вызвали на допрос к следователю по поводу меня и моих «бандитских дел», после которого:
— Вышел на крыльцо Управления, постоял там немного и рухнул как подкошенный.
На пару секунд ослепнув от вспышки ярости, скрипнул зубами:
— Твою, ж… Где он сейчас?
— В волостной больнице с сердечным приступом. В себя пришёл, но очень плох.
— Да, говори уж всю правду — что ты мнёшься, как монашка перед целибатом!
— Доктор Ракушкин Михаил Ефремович, говорит… Чтоб ты готовился к самому худшему, Серафим.
Ну, всё…
Лимит на беспредел — исчерпан досуха!
Написал краткую, лаконичную, но предельно информативную записку и отправил курьера назад в Ульяновск к Александру Краснощёкову — моему «второму я».
* * *
В Нижний Новгород, отставшая от меня на сутки делегация «Межрабпома» въезжала под фанфары, в самом прямом и буквальном смысле этого слова — под фанфары и другие медные трубы, торжественно играющие «Интернационал».
На улицах города — всеобщее ликование, как будто уже Мировая революция произошла, коммунизм в отдельно взятой стране построили, или хотя бы — первыми спутник в космос запустили.
Демонстрация в честь прибывшей делегации немецких рабочих и руководителей «Межрабпрома» — какие в нашей губернии далеко не каждый день бывают, митинги на предприятиях, речи…
После нашей ночной беседы на тему «Маркс велел делиться», подкреплённой лекцией на предмет «жадность фраера сгубила», официальный владелец всего хабара — Председатель промышленно-торгового кооператива «Красный рассвет» Клим Крынкин, стал щедрым аки библейский бессеребрянник и, после раздачи мифических «слонов» — началась раздача вполне себе реальных «бульдогов». Два «Мак-Бульдога» были переданы в дар коммунальному хозяйству города, два — заводу «Красное Сормово», пять — «Акционерному обществу Российского Среднего Машиностроения».
И остался я…
Четыре грузовика-пятитонки плюс спецтехника.
Ну, что поделать, как говорится: как пришли — так они и ушли!
«Маркс дал — Маркс и забрал», иными словами. На обучении шоферов в Ульяновской автошколе хватит, а там коль Иохель Гейдлих не подкузьмит — весной следующая партия из Франции подкатит.
