Защита города Мроо была тщательно продуманной — в стенах сифона зияли проемы, очевидно, соединяющие его с подземной рекой, так что воду нельзя было ни откачать, ни выпарить. Дальше туннель вновь поднимался, выходя в громадный зал. Дорога здесь шла по узкому, неогражденному гребню, рассекающему глубокий провал, высеченный в монолитном камне. За ним по обе стороны вздымались отвесные террасы — и на них вновь толкались боевые звери. Очень надежная ловушка для тех, кто выломает внешние ворота и не погаснет в воде...

Гребень упирался во вторые каменные ворота, такие же массивные... и открытые. За ними был короткий просторный туннель. Миновав его, Охэйо вывел "Прелесть" в громадное пустое помещение, из которого минимум в десяти направлениях расходились извилистые ходы.

— И куда дальше? — спросил он.

— Не знаю. Я никогда не бывал здесь. Даже... во сне.

— Осмотримся, — предложил Охэйо, отключая поле и опуская "Прелесть" на пол.

Когда-то здесь было жарко. Но Зеркало давно отрезало путь подземному теплу и теперь здесь было сыро, душно и ужасающе холодно — гнилая, какая-то слякотная вонь. Лэйми мельком подумал, что воздух здесь едва ли пригоден для дыхания. Вот только все, живущие под Зеркалом, могли и вовсе не дышать...

Тут он заметил кое-что интересное — на камне, конечно, не оставалось следов, но пыль и грязь, осевшие на полу за многие годы, указывали на туннель, которым явно пользовались чаще остальных, и, очевидно, ведущий к основным помещениям.

— Нам — туда, — сказал он показывая направление... и тут же заметил маленькие, бархатисто-черные тучки, беззвучно плывущие к ним со всех сторон.

23.

Охэйо сразу включил поле и поднял "Прелесть" в воздух. Пожалуй, он мог бы избежать встречи — но эти... вещи могли говорить и ему было интересно послушать. И потом, силовое поле должно вроде бы задержать их...

Лэйми чувствовал себя, как на иголках. Ему хотелось немедленно бежать — но уверенность друга удерживала и его.

Тучки подобрались уже совсем близко. Несколько прошли сквозь силовой экран, словно сквозь дым, — правильно, они ведь бесплотные, — и коснулись их тел. Потом...

Не было ни слов, ни образов. В низ его живота впился бешеный спазм, перехвативший дыхание, сжавший все мышцы удовольствием пронзительной остроты. Невыносимое наслаждение ослепило Лэйми, он рывком выгнулся и задрожал. Ему захотелось сорвать одежду и вопить от радости, катаясь по полу в экстазе. Охэйо вскрикнул, его рот округлился, глаза расширились, ладони почти конвульсивно дернулись. "Прелесть" рывком прыгнула вперед... потом развернулась... "тучки" вновь поплыли к ней. Охэйо вскинул руку с бликом. Вспышка — и Мроо просто... исчезли.

Здесь наверняка могли быть другие, и он направил машину в указанный Лэйми проход на максимальной скорости. Убедившись, что их никто не преследует, Охэйо остановил "Прелесть". Впереди них серебрился полумрак бесконечного туннеля.

— Я, конечно, испытывал всякое, — сказал он, помотав опущенной головой. Его тело всё ещё вздрагивало. — Но даже и представить не мог... А такие, как Килми, ради такого пойдут на всё. Понимаешь? На ВСЁ. Да и не только они, наверное. Даже мне хочется... попробовать ещё раз... — он вновь помотал головой и приподнялся, освобождая Лэйми место у штурвала. — Дальше поведешь ты.

— Но... почему? Что с тобой случилось?

— Ничего. Просто тебе это место знакомо. Мне — нет.

— Но я...

— Не думай, что делаешь. Поступай так, как укажет тебе подсознание. Да побыстрее, пока эта нечисть снова до нас не добралась!..

Это был очень странный полет. Лэйми казалось, что всё это происходит во сне — он двигался тем же маршрутом, по которому тот, другой Лэйми бежал из этой бездны, но только двигался назад. Охэйо сидел рядом с ним, стреляя из ваджры во всё, что пыталось им помешать. На сущности Мроо она действовала ещё лучше блика — не нужно было даже прямого удара её луча, от одних его отблесков они рассеивались и исчезали. Очевидно, Зеркало защищало лишь органическую материю. Иначе они вряд ли добрались бы до цели — этой призрачной нечисти здесь оказалось очень много, а вот жителей из плоти поубавилось. На всем лежала печать какой-то запущенности — похоже, после того, как тот Лэйми запер пространственные воронки, подземный город Мроо пришел в упадок и от окончательной гибели его спасло лишь появление Зеркала. Теперь Лэйми понимал, зачем его возвели... зачем была нужна война и почему её прекратили...

К счастью, этот туннель вывел их прямо в главный туннель города, а здесь Лэйми было уже проще. Здесь никто не пытался им помешать. Боевые звери просто смотрели, твари поменьше разбегались с их дороги. Но во всем этом было что-то тревожное. На всем, происходящем здесь, лежала печать истощения и голода — голода по телам, которыми можно владеть. Похоже, что твари, которых Лэйми счел исходными обитателеми этого подземелья, были чем-то искусственным, вроде хониарских боевых зверей — созданные из протоплазмы, а не из металла, но всё же неживые. Бесплотным сущностям Мроо они, похоже, мало подходили — безвольные туши, которые двигались, пока воплощенные в них мыслили об их малейших движениях, в иное же время застывали. А им хотелось воплощений в живых телах, — телах, которыми они смогли бы действительно повелевать, а не двигать силой своей воли, как человек может двигать чучело, забравшись в него...

Теперь Лэйми видел здесь гораздо больше людей — они составляли едва ли не две трети здешнего населения. Такая же вечная молодежь, как наверху, — только все нагие, грязные, со спутанными длинными волосами и безумной искрой в глазах — как будто сущностей Мроо в них набилось больше, чем они могли вместить...

Он не знал, откуда у него все эти мысли — они входили в него как бы извне, из этой призрачной серой пелены — заполняя всё подземелье, она составляла как бы общую ауру населяющих его теней.

Они миновали путаницу коридоров и теперь двигались вниз. Пандус, туннель, снова пандус — легко и быстро, как с горки. Никто не пытался им помешать; здесь вообще никого не было. Лэйми вспомнил, что должно ждать их в конце, и у него засосало под ложечкой.

С невыразимым ощущением, что реальность оказалась лишь отражением сна, он увидел далеко впереди — уже без помощи экрана ноктовизора — мертвенное сизое свечение. Теперь здесь не было никакой стражи и вода уже не падала, закрывая горловину лиловой бездны. Она лениво колыхалась маслянистым озером у самого края круглого туннеля. Охэйо отважно вплыл в него... но вот лететь дальше он не стал.

— Мне кажется, что там... ничего нет, — смущенно сказал он. — И, если мы влетим туда, то упадем и будем падать... и падать... и падать... а что кажется тебе?

— Мне? Ничего, хотя я тебе верю. Но давай подберемся поближе...

"Прелесть" осторожно поплыла вперед. Охэйо крепко сжал в правой руке брахмастру. Лэйми тревожно оглядывался — не хватало ещё, чтобы в такой критический момент к ним подобрались сзади...

Не долетая двух шагов до края машина замерла. Охэйо хотя бы выглядел спокойным, а вот у Лэйми ноги явственно дрожали. Он хотел было закрыть глаза, но не осмелился — ведь сейчас появится... ОНО.

Смотреть в лиловую бездну он не мог — там не было никаких деталей, нельзя было даже понять глубины этого пространства и наверное поэтому при пристальном взгляде ТУДА глаза начинали болеть.

Как ни странно, когда в лиловой тьме всплыло черное облако, Лэйми не испугался — он уже пережил его появление во сне и теперь ему почти не было страшно.

Облако двигалось на вид неторопливо. Всё ближе и ближе... Когда оно почти закрыло собой мертвенный свет, он закричал. Тьма, абсолютный мрак, но плотный, с четкой, подвижной поверхностью. Она коснулась их...

И то, о чем мечтал Охэйо, случилось.

24.

Лэйми не знал, что с ними бы стало, не защищай их силовое поле. Тот Лэйми выжил, застряв на границе, но им это не удалось. "Прелесть" втянуло внутрь, — а может, Охэйо нарочно направил её туда. Тьма была снаружи, и, в то же время, внутри них, такая, какой она обычно бывает в закрытых глазах, — какие-то смутные очертания, призрачные, но только неподвижные и уходящие очень далеко. А вот тела у Лэйми уже не было, и это напугало его до жути — он не мог понять, где его руки и ноги, он их не чувствовал. Все его ощущения оказались как бы вывернуты вовне.

Рядом с ним было что-то невообразимо сложное, громадное, но в то же время испуганное и внимательное — он не сразу понял, что это Охэйо. На острие этой многоэтажной пирамиды представлений сияло нечто страшное, невыносимо жгущее — смерть, для которой нет преград и в которой не существует посмертия, последний, окончательный распад, — и чтобы освободить её, хватило бы ничтожного смещения пластов-мыслей в этой пирамиде. Это была брахмастра — а может, что-то в душе самого Охэйо...

Он чувствовал также и "Прелесть" — малоприятное ощущение, словно бы что-то механически-чуждое в его собственном теле, нелепое, неудачное... Если на то пошло, живое тело куда проще научить парить в воздухе...

Потом их окружили обитатели этого странного места и Лэйми оставил свои рассуждения. Здесь, в темноте, не знали привычного ему общения — сознания просто сливались и память одного становилась памятью другого. Но эта память...

Здесь нельзя было ничего скрыть — лжи во тьме не было, как не было и света. Казалось, это хорошо... но в Лэйми хлынули потоки того, чего он вовсе не хотел знать...

Это была бездна... но не совсем. У этой пропасти памяти всё же было дно — пусть очень глубоко, в двух миллиардах лет от настоящего мига. Никто не знал, что было до того, как мир вынырнул из квантового хаоса. Лишь неясные и смутные догадки о некой изначальной Бесконечности, тревожные и восхитительные, будоражили воображение Лэйми. Он видел ни с чем не сравнимые, отчаянные попытки построить свой мир из хаоса, не знающего постоянных законов... попытки, успешные в главном, но чудовищные в остальном, потому что этот мир был создан в борьбе против Моря Возможностей. И результат — раскол и яростное противоборство между теми, кто мечтал о неизменной вечности темных удовольствий и теми, кто хотел дальнейшего роста и перемен — ценой возврата необратимой смерти. И почти бесконечная, бежалостная, всякие представления превосходящая борьба между теми, кто хотел одного и того же, но только по-разному...

И завершившая войну катастрофа — лишь гораздо позднее выжившие осмелились назвать её победой. Катастрофа, стоившая жизни почти всем обитателям мироздания, но необъяснимым образом не разрушившая, а умножившая его — мир тьмы умалился, но не исчез, а мир света начал порождать новые и новые...

Потом он увидел вещи, уже более близкие его пониманию — историю своего мира... долгое, почти неотличимое от смерти ожидание в его недрах... приход откуда-то со звезд его собственного племени... его деградацию, расселение, новый подъем... первые, осторожные попытки контакта... превращение его народа в поле битвы, всё возрастающей и по масштабам, и по силе, и по своей ярости...

Теперь ему многое стало понятно — эта шахта... колодец, вела к изначальной, исходной пространственной воронке — пути в непредставимые бездны, лежащие вне этого мироздания... пути, по которому в него вторглись обитатели тьмы. И назначение машины-замка, запершей этот путь по воле первых колонистов, знавших больше, чем сохранила история. И само строительство Зеркала — по злой иронии судьбы выгодное двум непримиримейшим врагам...

Теперь это почти бесконечное ожидание подходило к концу. Здесь, в абсолютной изоляции, Мроо смогли накопить силы — и, когда Зеркало исчезнет, они выйдут во внешний мир, покоряя его уже не силой, а наслаждением и лживым обещанием бессмертия...

Пирамида-Охэйо сверху донизу вспыхнула гневным сиянием — но Аннит всё же не дал волю ярости. Неистребимое любопытство впитало в себя всё, что ему открылось, — и безжалостно требовало ещё, о том, каков мир сейчас...

Ему не хотели отвечать — но гнев Охэйо обещал смерть и ему подчинились. Эти видения куда больше понравились Лэйми — они относились к его миру, к миру людей. Вернее, к мирам — их было много, гораздо больше, чем он мог представить. Не все они были такими, как его мир. К тому же, Лэйми казалось, что он жил одновременно сразу во множестве их... возможно, так оно и было.

Один образ — или воспоминание — понравился ему больше других. В этом мире он жил в гигантской, с громадными залами, башне из гладкого серого камня — вместе со множеством других красивых и юных людей, наделенных даром свободно, по своей воле, парить в воздухе.

Он помнил (а может быть — видел или представлял), как выплывает наружу через узкое, многометровой высоты окно в толстой стене — и с замирающим сердцем видит далеко под собой улицу с массой крохотных сверху обычных людей, не знающих Дара Полета...

Он оставляет их внизу, поднимаясь всё выше — к беспредельному небу, полному удивительно четких, как горы, облаков, подсвеченных низким, заходящим солнцем, — они розовели, золотились, алели на фоне удивительно глубокой и чистой синевы, а под ней, насколько хватал глаз — даже с подоблачной высоты — тянулся город и здания росли из массы зелени, как горные хребты. Там блестели бесчисленные водоемы, простирались луга — и везде было множество людей... разных... а он всё смотрел, смотрел на них сверху, медленно проплывая над этими бесконечными улицами... они расцветали миллионами огней, в то время как облака становились рыжевато-коричневыми, а потом таинственно светились серебром среди первых звезд...

Это видение оставило в памяти Лэйми ощущение абсолютного счастья. Он знал, что видит сейчас мир, из которого пришли сюда его предки. И он всё ещё существует... такой же, а может, ещё более прекрасный...

Охэйо восхищенно перевел дух (Лэйми не видел это, но почувствовал) и потребовал рассказа о Вторичном Мире. И Лэйми увидел...

...Это была плоская, линзовидная конструкция, внутри которой могла поместиться целая планетная система, — насколько он смог понять, изначальная родина его расы, возведенная каким-то иным, совершенно неведомым ему народом, пришедшим из мест, в которых не имели понятия о вражде света и тьмы — Вселенная ведь бесконечна и ничто не может охватить всю её целиком. Там, внутри нее, было солнце, которое в одних её местах навек замерло в небе, в других — восходило и заходило, в третьих — сияла лишь вечная, негаснущая заря. Реальность там была иной, чем здесь, в примитивном, разрушенном враждой мире, — но в ней были и страдания, и смерть, и даже сами Мроо. Под её небесами лежала равнина, превосходящая всякое воображение, — и на её бесконечных просторах нашлось место и для Вторичного Мира, и для города счастливых снов Лэйми, и ещё для множества миров, о которых он не имел пока никакого понятия...

25.

Обратно они двигались в молчании. Твари провожали их злобными взглядами, но не пытались помешать — по воле тех, Ждущих, потому что обитатели тьмы очень хотели сохранить свои бесконечные жизни...