Если бы политическое руководство отложило свой отъезд ещё на сутки, то могло угодить прямо в объятия майора Родимцева. В полном составе. Ибо правительственный поезд был забит министрами и депутатами до отказа.
На этой прекрасной ноте война могла бы и закончиться.
Увы, но такие чудеса бывают только в романах.
Последний авиационный налёт (в особенности, взрыв "Ильмаринена") оставил такое неизгладимое впечатление в ранимой душе упомянутого политического руководства, что оно укатило в Тампере той же ночью. Проскочив Керава на полном ходу. Всего за несколько часов до начала выброски 212-й дважды Краснознаменной отдельной воздушно-десантной бригады...
Бои в городе для Александра Родимцева были делом привычным. И, так сказать, до боли знакомым. Так уж вышло, что во время недавней загранкомандировки он только этим и занимался. В Мадриде организовывал оборонительный бой, в Брунете и Теруэле — наступательный. Потом, правда, пришлось сделать небольшой перерыв. Дабы закрепить полученный опыт в Военной академии РККА имени товарища Фрунзе.
Впрочем, перерыв действительно был небольшой и всё последнее время, начиная с октября месяца, Родимцев снова занимался боями в городе. Точнее, подготовкой к этим боям. Формировал штурмовые отряды. Учил бойцов и командиров, отрабатывая тактические задачи в классе и на полигоне. С утра до вечера и с вечера до утра.
И очень многое успел...
Сын безлошадного батрака, запоротого белоказаками до смерти, Санька Родимцев и сам батрачил с малых лет. Гонял чужих лошадей в ночное. И мечтал о кавалерийской шашке, "богатырке" и синих "разговорах". Чтобы отомстить белякам за отца.
Но с беляками разобрались без него. И настала советская власть. Хотя на селе почти ничего не изменилось. А Санька так и гонял кулацкие табуны. Пока в двадцать седьмом году его не призвали, наконец, в Красную Армию.
Он просил направить его в кавалерию. Но военком сказал, что служить трудовому народу нужно не там, где хочется, а там, где это нужно трудовому народу. И направил его в конвойный батальон.
Потому что пришло время очистить Родину от социальных паразитов. Нэпманов-лавочников и кулаков-мироедов. И прочей сволочи. Проституток, бандитов и попов. Которых расплодилось за годы НЭПа видимо-невидимо...
Служил Александр исправно. Конвоировал кого надо, куда надо. И так далее, и тому подобное. Если требовалось... В армии вступил в партию. А когда отслужил срочную и демобилизовался, уехал в Москву. Успешно сдал экзамены (не зря всё свободное время сидел в Ленинской комнате над книжками!) и был зачислен на кавалерийское отделение Объединённой военной школы имени ВЦИК.
Учился кремлёвский курсант Родимцев на "хорошо" и "отлично". Был среди лучших. И в джигитовке, и в вольтижировке. И в рубке, и в стрельбе. Но не только. Вскоре, рядом со знаками "Ворошиловский стрелок", "Ворошиловский всадник" и "За отличную рубку" на его груди засветился знак "Парашютист". Которым он гордился словно орденом. Тем более что орденов у него тогда ещё не было.
Зато сейчас имелся целый иконостас! Почти как у Чкалова! Орден Ленина, два Красных Знамени, медаль "ХХ лет РККА" и "Золотая Звезда" Героя.
После выпуска комвзвод Родимцев, отличник боевой, политической и технической подготовки и неоднократный победитель окружных соревнований по стрельбе, был оставлен в Москве. Да не где-нибудь, а в прославленной 1-й отдельной Особой кавалерийской Краснознамённой имени товарища Сталина бригаде!
Где и прошла вся его служба (за исключением годичной загранкомандировки). Сперва в должности командира учебного взвода полковой школы 61-го кавалерийского полка имени Красно-Пресненского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Затем (после возвращения из Испании) в должности командира этого полка. Потом (после окончания академии) в должности помощника командира 36-й Краснознамённой ордена Ленина и ордена Красной Звезды кавалерийской имени товарища Сталина дивизии (в которую ещё в тридцать пятом была развернута Особая бригада), с которой во время Польского похода Александр дошёл почти до Гродно. Прежде чем был назначен командиром 212-й дважды Краснознамённой отдельной воздушно-десантной бригады.
Но сначала были Харама и Гвадалахара, Брунете и Теруэль. А до этого — мост на реке Мансанарес. И пулемёт, решивший судьбу испанской столицы. Во время прорыва марокканской конницы. В самые тяжёлые дни сражения за Мадрид.
Хотя дело было, конечно, не в пулемёте. А в том, кто давил на его гашетку. А на гашетку давил легендарный "капитан Павлито". Он же Пабло Гошес. Он же старший лейтенант Родимцев. "Ворошиловский стрелок". Который на спор выбивал пулемётной очередью собственную фамилию на стене...
Новое назначение большого удивления у майора Родимцева не вызвало. И нисколько не расстроило. А даже наоборот.
Моторизация РККА шла полным ходом. Кавалерийские соединения одно за другим расформировывались, превращаясь в танковые и моторизованные. Большинство его сослуживцев пересели в танки. И теперь задыхались от бензиновых паров и пороховых газов внутри стальных грохочущих коробок.
То ли дело воздушная пехота! Кто хоть раз прыгал с парашютом, никогда не забудет (и ни на что не променяет!) звонкий восторг свободного полёта, свист ветра, безконечную ширь земли и глубину неба!
Кроме того, у кавалерийских и парашютно-десантных частей было гораздо больше общего, чем это могло показаться на первый взгляд. Во всяком случае, в их применении. В соответствии с Полевым уставом РККА и те, и другие должны были использоваться, в первую очередь, для действий во вражеском тылу.
В начале осени, после того как было сформировано Управление ВДВ РККА, командир прославившейся в боях на реке Халхин-Гол и в Маньчжурии 212-й отдельной воздушно-десантной бригады Герой Советского Союза Затевахин был назначен Начальником Воздушно-десантных войск.
К этому времени бригада уже передислоцировалась в Ленинградский военный округ. Где её и принял Родимцев. Отозванный с фронта по личному указанию самого товарища Сталина. Который запомнил белобрысого майора-кавалериста со знаком "Парашютист-инструктор" и тремя орденами по его выступлению на XVIII-м съезде ВКП(б) весной этого года.
— В грядущих боях мы будем действовать на территории противника. Так предписывают наши уставы! — заявил Родимцев с высокой трибуны.
Словно в воду глядел...
Утром восемнадцатого декабря 212-я бригада в полном составе десантировалась юго-западнее Керава. Всего в двадцати пяти километрах от логова врага! Чтобы взять его за горло. В смысле, это горло перегрызть.
Высадка была самым опасным моментом во всей операции. Которая могла сорваться в самом начале. Если бы у финнов в этом районе имелось хотя бы одно звено истребителей (не говоря уже об эскадрилье!). Или хотя бы одна пулемётная рота (не говоря уже о зенитной артиллерийской батарее!). Или хотя бы один батальон шюцкора (не говоря уже о егерях!).
Ничего этого у финнов не было. Ни в Керава, ни в Вантаа, ни в Мальми. Десяток полицейских. До взвода шюцкоровцев, негодных даже к нестроевой. Да сотня девчонок из Лотты Свярд. Поэтому никакого противодействия противник так и не оказал.
Но рассчитывать на это в дальнейшем было нельзя.
Посты Воздушного Надзора, само собой, засекли выброску десанта (трудно не заметить сто с лишним тяжёлых бомбардировщиков и две тысячи парашютных куполов!) и сообщили о нём в штаб ПВО Хельсинки. Полчаса спустя доклад, промчавшись со скоростью молнии по всем инстанциям, достиг Ставки. По пути повергнув в шок всех подряд. Без исключения.
Первым пришёл в себя Главком. Связавшись по прямому проводу с Хельсинки, Маннергейм привёл в чувство растерянного начальника укрепрайона. Потребовал немедленно принять меры к уничтожению парашютистов. И пообещал сегодня же отправить железной дорогой в Керава два пехотных батальона и полевую батарею из своего резерва (всё, что есть!). И сводный батальон шюцкоровцев (которых, правда, ещё предстояло намести по сусекам).
Но все они смогут прибыть не ранее чем через сутки!
— А сейчас! — рявкнул маршал. — Приказываю! Немедленно организовать линию обороны на западном берегу реки Вантаанйоки! Всеми наличными силами! А также! Организовать вторую линию на северных подступах к городу у Херманштадта, и третью — на южном берегу залива Тёлёвикен! А также! Разбить Хельсинки на оборонительные секторы и оборудовать опорные пункты! Для защиты которых привлечь полицейское управление, пожарную часть и команды боевых кораблей!
Наличных сил у начальника хельсинкского укрепрайона полковника Марьянена было немного. Самокатная рота и два артполка. Береговой и зенитный. Но. Во-первых, оба полка сильно поредели за последние дни (и это было ещё мягко сказано!). А, во-вторых, были раскиданы по островам. И требовалось немало времени для того, чтобы собрать их в один кулак.
Оставалось одно — перебросить к устью Вантаанйоки самокатчиков. В надежде, что они поспеют туда раньше большевиков. Но. Это был единственный резерв начальника укрепрайона. Рисковать которым полковник не имел права.
Поэтому Марьянен направил к Вантаанйоки только один взвод. Но со станковым пулемётом. И достаточным количеством взрывчатки. С задачей уничтожить оба моста. После чего, не ввязываясь в бой, отойти в Херманштадт. Где и закрепиться.
Однако советские десантники оказались расторопнее. Разжившись несколькими автомашинами, Родимцев бросил вперёд одну роту. С задачей захватить мосты через Вантаанйоки. После чего ворваться в город и закрепиться.
Бой на окраине столицы был коротким. Но кровавым.
Самокатчики встречи с парашютистами не ожидали. И были тут же перебиты. Совершенно безжалостно. Прямо в кузовах своих грузовиков.
На этом везение закончилось. Проскочить в центр Хельсинки с разбегу не вышло. Получив сообщение о перестрелке, Марьянен запаниковал. И приказал взорвать мост Питкасильта и железнодорожную дамбу через Тёлёвикен. Это позволило выиграть почти сутки. И организовать хоть какую-то оборону. Хотя бы на третьей линии...
Между тем, у финнов была реальная возможность восстановить контроль над северной частью города. И даже более того! Была реальная возможность отбить захваченные парашютистами стратегические мосты. Если бы полковник Марьянен использовал имевшиеся в его распоряжении корабли и той же ночью высадился в устье Вантаанйоки и на западном берегу Вананкаупунгинлахти.
Знай полковник о том, насколько мал передовой советский отряд, он, несомненно, так и поступил бы. Но Марьянен этого не знал. И не решился на атаку. А на следующий день уже было поздно.
Дождавшись первых бортов с посадочным десантом, майор Родимцев перебросил в Хельсинки ещё два батальона. Которые заняли оборону в каменных многоэтажных домах у взорванного моста и на набережной Хаканиеменранта. И теперь белофиннов ожидал оч-чень горячий прием. Девятьсот винтовочных стволов, шестьдесят пулемётов и двадцать миномётов!
Знай полковник о том, насколько усилился передовой советский отряд, он, несомненно, воздержался бы от атаки. Но Марьянен этого не знал. За ночь ему удалось сколотить два батальона морской пехоты и несколько штурмовых рот из пожарников и полицейских. И он решил попытать счастья.
Вскоре после рассвета финские корабли, уцелевшие после бомбардировки (три канлодки, минзаг и два тральщика), подвергли обстрелу предполагаемые позиции парашютистов. Из всех своих орудий (две 4-х и восемь 3-дюймовых пушек).
После часовой артподготовки два десятка катеров ринулись к набережной и высадили пятьсот новоиспеченных "морпехов".
Большинство из которых тут же и полегло. Завалив своими телами берег. Под ураганным миномётным и пулемётным огнём. А также полуавтоматическим. В смысле, самозарядным. Который оказался даже эффективнее, чем пулемётный. Благодаря ёмкому магазину (десять патронов) и скорострельности СВТ (двадцать пять выстрелов в минуту). А также благодаря количеству стволов.
Тех, кто добежал до стен, родимцевцы забросали гранатами. А самых настырных, сумевших ворваться внутрь, уложили ножами.
Все белофинские катера были изрешечены пулями и осколками. Два затонули сразу. Три ещё держались на плаву. Но, судя по всему, плавать им оставалось недолго. Остальные отошли назад. За исключением двух катеров с полностью перебитым экипажем. Которые финнам так и не удалось взять на буксир. И пришлось бросить...
К вечеру девятнадцатого декабря советская группировка в районе Хельсинки увеличилась ещё на четыре тысячи бойцов. 202-я и 211-я воздушно-десантные бригады 2-го воздушно-десантного корпуса десантировались в Мальми посадочным способом. После чего, не дожидаясь доставки артиллерии и танков, ускоренным маршем двинулись на Хельсинки.
Родимцев тоже не терял времени, активно готовясь к форсированию.
Штатные переправочные средства бригады остались на месте постоянной дислокации. Расчёт на рыбацкие лодки не оправдался — большая часть найденных венек была безнадёжно испорчена. Поэтому пришлось делать плоты. На изготовление которых пошло всё, что оказалось под рукой. Аккуратные финские домики, баньки, наветты и прочие хозяйственные постройки. А также ворота, заборы и пустые бочки. Сжечь свои жилища перед уходом горожане не догадались. Вот они и пригодились. Этой же ночью. Вместе с трофейными катерами...
Благодаря усилиям Управления НКВД по Ленинградской области, Особых отделов КБФ и Ленинградского фронта, а самое главное, в связи с чрезвычайно сжатыми сроками разработки и подготовки Хельсинкской морской десантной операции, планы советского командования так и остались неизвестны противнику.
До самого последнего момента.
В ночь с девятнадцатого на двадцатое дозор на подходах к Главной базе финских ВМС несли два сторожевых моторных катера (водоизмещение — тридцать тонн; длина — двадцать пять метров, ширина — четыре с половиной, осадка — один метр; вооружение — 40-миллиметровый зенитный автомат и пулемёт винтовочного калибра).
VMV-1 крейсировал на дальних подступах к Хельсинки. Однотипный с ним VMV-17, помимо стрелково-артиллерийского вооружения имевший две 450-миллиметровые торпеды, штормовал несколькими милями южнее.
Погода со вчерашнего дня оставляла желать лучшего. Тяжёлые волны захлёстывали катера от форштевня до рубки. Даже на малом ходу! Так что расчёты едва успевали скалывать лёд, намерзающий на орудийных лафетах и бугельных торпедных аппаратах. Выручала только горячая вода, которую подвахтенные без устали таскали из камбуза.
Ближе к полуночи чуть-чуть развиднелось. Снег прошёл. И даже выглянула Луна. Буквально на несколько минут. Но и этого оказалось вполне достаточно.
Потому что вслед за этим. Прямо по курсу. Всего в паре кабельтовых от VMV-17! Вздымая высокий белоснежный бурун. Из ночной мглы вынырнул длинный трёхтрубный корабль с двумя орудиями на полубаке и тремя на корме.
И что-то просемафорил ратьером.
Командир группы капитан-лейтенант Ламминен, стоявший на мостике рядом с рулевым, мгновенно узнал этот силуэт.
Советский эскадренный миноносец типа "Новик"! "Карл Маркс" или "Калинин". Только они несли два орудия главного калибра перед носовой надстройкой. "Калинин" второй год стоял на капремонте. Значит, это был "Маркс".
