— Оборудования и опытных сварных — пока у самих в напряг: у нас свои головняки с тракторами и прочим. Ты же сам знаешь, Мартын — наше "ОСТБ-007" на хозрасчёте: как зарабатываем — так и "сидим"!
На буквально всё — рук у меня категорически не хватает...
Надежды переманить в Ульяновск из Киевского политеха будущего академика Патона — накрылись звонким медным тазом: конечно, Евгений Оскарович был впечатлён нашими успехами на ниве элекросварки и поражён моими грандиозными планами, но менять солнечный Киев на нижегородскую "Тмутаракань" с вечно пасмурным небом — категорически отказался.
Вполне его понимаю!
Да, к тому же...
Антон Семёнович Макаренко не по своей воле к нам перебрался — а по приказу НКВД, в коих структурах работал.
Однако, как ни крути — а инициатором образования Ульяновской ВТК был я!
Узнав от кого-то, или самостоятельно догадавшись о моей роли в своей судьбине, он конкретно набычился и, наши с ним отношения — напоминают Антигитлеровскую коалицию... Пока имеется общая цель, его неприязнь ограничена "рапортами" вышестоящему начальству — в мой или товарища Каца адрес, по малейшему удобному поводу.
А, что будет потом?
...К счастью, в деле обретения "свободной руки" по электросварке, мне помог случай. У радиотехника Вологдина Валентина Петровича, с которым я имел дело в "Нижегородской радиолаборатории" по поводу ртутных выпрямителей, оказывается во Владивостоке имелся младший брат Виктор — профессор Дальневосточного университета. Тот, уже достаточно экспериментирует с технологией электросварки и, даже имеет кое-какие успехи в применении её для судоремонта.
Будучи этим летом по делам в Ленинграде, он повстречался со старшаком и, узнал от того про меня и про мои опыты с электросваркой. Заинтересовавшись, Виктор Петрович заехал к нам на обратном пути, посмотрел на то, что у нас твориться, поговорил с людьми — которые всё это творят...
И остался в Ульяновске Заведующим "Лаборатории промышленно-электрической сварки"!
Так что, у меня одним "геморроистым головняком" с плеч долой: подкидываю Вологдину-младшему кой-какие роялистые идейки — а он мурыжится, воплощая их в жизнь.
Проводив Поегли, переставляю цветочные горшки на оконном подоконнике и поздним вечером ко мне в кабинет через чёрный ход проскользнул Барон:
— Слушай, Миша — тут такое дело...
* * *
...Главный конструктор и заведующий производством артиллерийского завода в Подлипках ломал в отчаянии руки:
— И откуда они только самогон берут?!
"Лучшие специалисты завода" вместо того, чтобы учиться делать лафеты — не просыхают уже целую неделю.
Теряясь в догадках, развожу в недоумении руки:
— Сам, блин — только диву даюсь!
— Ведь, у них денег нет!
Пожав плечами, делаю робкое предположение:
— Разве только наши вдовушки их снабжают... За "вознаграждение" — весьма определённого характера. Хахаха!
Однако, товарищу комбригу не до смеха:
— Серафим!
— Аз езмь...
Тот, как будто его душат, расстёгивает ворот гимнастёрки:
— Мне до конца года КРАЙ(!!!) надо сдать установочную партию в двенадцать противотанковых пушек... Уже октябрь, а не сделано ничего. Ты понимаешь: НИЧЕГО!!!
Сделав фейс дубовым топорищем:
— Раз тебе "надо" сдать — значит, ты должен их сдать.
— ЭТО НЕВОЗМОЖНО!!!
— Невозможно или нереально?
Удивляется:
— А какая разница?
Отвечаю словами Виссарионовича — которые, тот возможно ещё не произносил:
— "Нереально", это к примеру — до Луны пешком дойти! А всё остальное — всего лишь "невозможно".
Надеюсь, не узнает и не репрессирует незаконно.
Поегли, от возмущения, чуть не задохнувшись:
— Издеваешься? А я уж, было считал тебя другом...
— Нет, вовсе не издеваюсь — я таким образом думаю, как тебе помочь.
— ...???
В действительности же, я давно уже всё придумал.
— Ты покури пока, а я ещё подумаю... Молча. И ты тоже... Того, этого... Подумай, Мартын!
Комбриг сместился к открытому окну, достал пачку каких-то шибко продвинутых папирос и задымил распространяя ароматный запах дорого табака... Наконец прикурив вторую папиросу от первой, хитро улыбаясь, главный конструктор обращается ко мне:
— Серафим! Мне были выделены довольно приличные средства для поднятия предприятия с колен...
Делаю шибко заинтересованный вид:
— "Средства", говоришь? Ну и...?
— Помнишь, ты говорил: "как зарабатываем — так и сидим"? Мы могли бы договориться...
— "Фифти-фифти"?
— Ну а почему бы и нет! Так, что? По рукам?
Наконец услышав "волшебное слово", я принял без всяких кавычек — судьбоносное для многих людей решение:
— Кажется, я придумал — как тебе помочь и себя при этом не обидеть: ты только — ничему не удивляйся и ни во что не вмешивайся. Доверься мне, Мартын и, у нас с тобой — всё будет в шоколаде!
* * *
На следующий день "командировочные" гулять не перестали, а я успел обежать всё ульяновское начальство — все "три ветви" власти и, с каждой из них сумел договориться.
Наутро следующего дня начались массовые посадки — задержания, то есть.
Едва держащихся на ногах депутатов провоцировали на нарушение Уголовного кодекса, писали на них заявление в районное НКВД, а затем арестовывали и под белые руки препровождали в кутузку. Невозможность стояния на своих двоих — тоже не являлось причиной избежать сурового пролетарского наказания: ведь лёжа — тоже можно совершать уголовно наказуемые деяния.
Напрасно протрезвевшие на следующий день "лучшие специалисты", бия себя в грудь — утверждали, что "ничего не было", или они ничего не помнят.
Но многочисленные свидетельские показания говорили:
БЫЛО!!!
"Ничего непомнящим, наоборот — вешали наиболее тяжкие статьи, как например — групповое изнасилование три года как парализованной старушки. Отчего у них тут же улучшалась память и они соглашались лишь на попытку изнасилования вдовы красноармейца.
Пролетарский суд в Ульяновске оказался скорым — буквально через неделю, после суперкороткого следствия процесс пошёл за процессом и, довольно гуманным — никто из подсудимых более года домзака не получил. И менее — тоже. Перед отправкой на этап, Мартын поговорил с каждым своим заводчанином индивидуально и, все "вновь обращённые" зэка — написали слёзную просьбу отправить их для отбывания наказания в Ульяновский ИТР, в "Особое проектно-техническое бюро Љ 007".
Просьба была удовлетворена и после "обряда посвящения" — так называемых "адских" пяти часов в карцере и "райских" полчаса в "прачечной", лучшие специалисты Артиллерийского завода в Подлипках влились в наш дружный коллектив.
Что оказалось как нельзя кстати.
Кроме одного.
Когда "специалисты" уже сидели в ульяновской кутузке, я обратился к их начальству:
— Заметь, Мартын: я отнюдь не спрашиваю — кто именно из твоих орлов послал на фуй нашего Председателя. Ведь, это может оказаться какой-нибудь классный фрезеровщик — жизненно важный для твоего завода.
Конечно, Поегли был в шоке — это ещё мягко сказано.
— Но, пойми меня правильно: нужна жертва!
Свобода слова — свободой слова, но кажущиеся безобидные обзывалки в адрес "власть предержащих" — могут плохо кончиться, прежде всего для тех — кто это себе позволяет. Не припомню, к примеру — чтоб наш последний Недержанец, хоть кого-то из "добра нации" — оптом или в розницу, хоть как-то обзывал. Но среди дореволюционной интеллигенции — было модно всячески словесно изощряться в его адрес.
И, что?!
Многие из остряков-образованцев кончили подобно николаевской семейке: с чекисткой пулей в затылке в грязном подвале — в котором в каждом углу насцано.
Поэтому, я вполне убеждённо считаю, что подобные выходки осмелевшего быдла — надо жёстко пресекать!
Сухо-официально:
— Если сам не назовёшь, товарищ Поегли — я выберу на закланье первого попавшегося!
Он, конечно назвал "жертву" — куда ему деваться... Но отношение между нами с тех пор — стали из дружеских, сухо-официальными.
Судьба того, кто "официально" послал "пёхом" нашего Председателя, была увы — очень печальной.
После "чистосердечного" признания, Фрол Изотович лично набил тому рожу в кутузке и всласть попинал сапогами. Абрам Израилевич оформил "антисоветскую агитацию" и пришлось-таки бедолаге ехать на лесоповал с полновесным "червонцем" за плечами.
Одно хорошо дополнительным бонусом: товарищ Анисимов перестал злоупотреблять "торжественными" церемониями — по каждому удобному случаю и без онного, что сэкономило мне изрядно времени.
Да и не только мне!
Но, "отряд не заметил потери бойца".
"Установочную партию" в двенадцать 47-мм противотанковых пушек получивших индекс ГАУ "1К", Красная Армия для войсковых испытаний получила вовремя. Правда, не из Подлипок — а из Ульяновска... Но про это мало кто знал, а кто знал — предпочитал помалкивать.
"Лучшие", но злоупотребляющие спиртным специалисты из Подлипок — кое-чему научившись у нас и, в обратном процессе — кое-чему научившие наших и, по истечению срока наказания отправились домой...
Но, не все!
Кое-кто из них предпочёл остаться в Ульяновске, кого-то удалось уговорить устроиться у Дыренкову в АО "Россредмаш", что дополнительно испортило отношение между мной и Главным конструктором будущего артиллерийского "Завода Љ 8". В общем-то, моя задумка вполне удалась и в "сухом остатке" я остался доволен: в ситуации когда "кадры решают" всё — я приобрёл (на время или на постоянно) нескольких высококвалифицированных рабочих и инженеров, здорово мне помогших в реализации кое-каких других интересных задумок.
* * *
Квалифицированных кадров — специалистов-рабочих и инженеров в России, не просто — не хватало...
Не хватало — просто катастрофически!
Было в эпоху НЭПа ещё одно "психико-историческое" обстоятельство — которое могло поставить жирный Андреевский крест на любой прогрессорской хотелке попаданца. При ближайшем рассмотрении менталитет инженеров-хроноаборигенов оказался совсем не таким, к каковому я привык — работая на своём "Заводе сельскохозяйственного машиностроения, имени..." в позднесоветское время.
ЭТО — КАСТА!!!
Каждый доставшийся Советской власти от старого режима инженер — мнит себя незаменимым, мало того — эдаким "пупом земным". Причём, в чём бы хорошем, они бы проявляли эту свою кастовость.
Давно уже дивлюсь-удивляюсь: в принципе, ничто не мешало топовой технической интеллигенции — хотя бы из чувства самосохранения договорившись об совместных действиях, поставить большевиков в "интересное" положение.
Ан, нет: эгоцентричный индивидуализм наших технократов — просто зашкаливал!
Другой момент.
В отличии от советского инженера эпохи застоя, или своего современника-коллеги — демократичного инженера-американца к примеру, русский инженер — сам не спустится в шахту и взяв в руки отбойный молоток — не покажет рабочему как надо работать. Не встанет он у плавильной печи, у станка и тому подобное...
Русские инженерные традиции таковы, что "специалисты" предпочитают сидеть в конторах и всю жизнь перебирать бумажки — подальше от грязного производства. И даже революционный террор времён военного коммунизма, не смог избавить его от привычки смотреть на "быдло" сверху вниз и частенько на него поплёвывать .
Что, сцуко, характерно: даже молодые специалисты из самых что ни на есть "низов" — которых успели подготовить за постреволюционные годы, перенимают эту кастовость от дореволюционных инженеров — у которых вынуждены учиться, за имением ничего лучшего...
В свою очередь "быдло" — отвечает "касте" полной взаимностью: на предприятиях промышленности процветает так называемое "спецеедство" — травля рабочими инженерно-технических работников. На слуху и в прессе — многочисленные факты избиения и даже убийств "технократов-элитариев" прямо на рабочем месте.
Конечно, мои "подопечные" — зэки из Ульяновского исправительно-трудового лагеря, которыми я укомплектовал "Особое проектно-техническое бюро Љ 007", несколько отличались от своих "вольных" коллег. Эти люди, пережив мощнейший стресс — связанный сперва с совершённым ими преступлением, а затем с последовавшим наказанием, за редким исключением были психологически податливы как "пластилин" — лепи с них, что хочешь.
Однако, на одних зэках далеко не уедешь — НКВД остановит!
Проблема комплектования инженерно-техническим персоналом — не только "ОПТБ-ОО7" и Опытно-экспериментального цеха при нём, но и других производственных структур — создаваемой мной подпольной промышленной "империи", остро встал уже весной-летом 1924 года и в будущем грозил ещё более усугубиться.
К счастью, "лихие 20-е" — любезно предоставили мне немало возможностей для решения этой проблемы, которыми я не преминул воспользоваться.
* * *
Ульяновская воспитательно-трудовая колония (ВТК) для несовершеннолетних начала превращаться в "Завод контрольно-измерительных инструментов им. Кулибина" летом-осенью 1924 года — когда рядом с бывшим женским монастырём начали возводить стены его первого цеха, а из Германии стало прибывать оборудование и начали приезжать первые специалисты — инженеры и рабочие. Которые должны были обучать воспитанниц делать всё: от школьных линеек и циркулей — до микрометров, нутромеров, калибров и штангенциркулей.
Однако, сразу же выяснилось: некоторые нанятые за валюту специалисты, мягко говоря — не соответствовали заявленному профилю. Из пятнадцати первых "ласточек" только одиннадцать оказались лекальщиками или вроде того, а профессии остальных четырёх были весьма далеки от производства точнейших контрольно-измерительных инструментов и приборов: архитектор, инженер лесного хозяйства, химик и железнодорожник.
Нет, эти немцы вовсе не самозванцы: это наши бестолково-тупорыло-равнодушные бюрократы в столице — напутали-перепутали!
Мимо такой удачи я не мог пройти и, тут же от имени всемогущего НКВД — технично перевербовал заблудившихся "интуристов" в "ОПТБ-ОО7".
Кстати, спешу обрадовать: в этой "шарашке" уже летом 1925 года — больше специалистов числилось вольнонаёмными, чем отбывающих срок.
После этой истории мне вспомнилось кое-что из ильфо-петровского "Золотого телёнка:
"На диване с утра сидел выписанный из Германии за большие деньги немецкий специалист, инженер Генрих-Мария Заузе...
К началу служебного дня, когда инженер занял позицию у дверей Полыхаева, лицо его было румяным в меру. С каждым часом оно все разгоралось и к перерыву для завтрака приобрело цвет почтового сургуча...
После перерыва смена красок пошла в обратном порядке. Сургучный цвет перешел в какие-то скарлатинные пятна, Генрих-Мария стал бледнеть и к середине дня..., лицо иностранного специалиста стало крахмально-белым...
Генрих-Мария Заузе подскочил на диване и злобно посмотрел на полыхаевскую дверь, за которой слышались холостые телефонные звонки: "Wolokita!"...
...Через месяц очень взволнованный Заузе поймал Скумбриевича в буфете и принялся кричать:
— Я не желаю получать деньги даром! Дайте мне работу! Если так будет продолжаться, я буду жаловаться вашему патрону!
