Затем, уже на заключительном митинге на заводе «Красное Сормово», Председатель «Красного рассвета» — уж изрядно за долгую дорогу наблатыкавшийся в общении с «власть предержащими», за поддержку и помощь в развитии кооперативного движения Нижегородчины, чуть не плача вручил ярко-красный лимузин «Lancia Lambda» — Первому секретарю Губкома ВКП(б) Андрею Жданову.
Подарил даренное, так сказать.
Тот так обрадовался, что, даже позабыв высказаться в адрес империалистических провокаторов и поджигателей войны, казалось бесконечно долго жал Климу его прокопчённую в кузнице «клешню» и, обещал и дальше всемерно «поддерживать, способствовать и укреплять».
Но, увы, я чувствовал себя лишним на этом празднике жизни…
* * *
Меня не было видно-слышно, пока подождав — когда все желающие охрипнут, выговорившись, я ужом проскользнув сквозь толпу народа, вылез на трибуну:
— Товарищи! Как Заведующий «Отдела главного технического консультанта» промышленно-торгового кооператива «Красный рассвет», предлагаю построить за наш счёт детскую железную дорогу в Нижнем Новгороде…
Да!
Только эта должность к тому времени, у меня и осталась.
Рисунок 25. Детская железная дорога — вполне серьёзная штука!
— …Такого, товарищи, нет — не только в нашей стране, но и во всём мире!
Как я уже неоднократно рассказывал, правящая элита, неважно — центральная она или региональная, очень падка на нечто «эксклюзивное». Сознание того, что у него есть нечто «такое-эдакое», не имеющегося у других элитариев — весьма тешит самолюбие и является одним из основных стимулов для движняков представителей элиты по жизни.
Детских железных дорог, же — нет нигде в мире!
На это и весь расчёт.
Собирающийся уже было уходить Жданов, оживлённо-заинтересованно глянув на меня, вспомнил:
— Свешников, Серафим Фёдорович? Заведующий оружием ОВО Ульяновского полустанка?
Стоящий рядом «человек в кубанке» — Матвей Самойлович Погребинский, Начальник губернского НКВД, не промедлив:
— Товарищ Жданов! Гражданин Свешников уже давно уволен со всех должностей. А в данный момент — в отношении его проводится следствие по делу организации преступной банды, промышляющей разбоем и грабежом на железной дороге…
Я похолодел, Андрей Александрович потемнел ликом, а народ — ахнув, безмолвствует.
Победно на меня глянув, тот продолжает:
— …На него уже выписан ордер на арест!
Вдруг, сквозь могильную тишину, раздаётся чей-то вопиющий вопль:
— Товарищ Жданов!
Ксенофонт Мартьянов, работая локтями, прорывается через плотную толпу на трибуну и суёт тому под нос газету с отчётливо видимым заголовком «Смерть председателя»:
— Товарищ Жданов! Как проводятся расследования подчинёнными этого… Этого гражданина, Вы поймёте из этой статьи! Нашего Анисимова — безусловно убили, а этот… Он покрывает убийц!
Тот, пробежав глазами текст, на пару секунд уставился на побледневшего «Человека в кубанке», как будто впервые его увидев. Затем, переведя взгляд на его заместителя:
— «Ордер на арест»? А имеются ли достаточные основания для ареста?
Абрам Израилевич Кац, глядя в сторону, как бы нехотя уточняет:
— Не ордер, а всего лишь повестка к следователю.
Главный нижегородский мент настаивает, дико быча глаза:
— Я приказываю: товарищ Кац — арестуйте его немедленно!
— Без ордера или веских причин не могу — должна быть соблюдена социалистическая законность.
Сказав это отрешенно-механическим голосом, Кац шагнул в сторону и оказался вне зоны доступа.
Вовремя я подогнал Абраму Израилевичу «Ситроен 5 CV Trefle»!
Если Жданов не ведал происхождение своего «Lancia Lambda», то волостное начальство — прекрасно знало «откуда дровишки». Даже еврей, сбрендивший на карьере в органах и решивший идти по трупам — не может мгновенно стать неблагодарным. Для этого нужно какое-то время.
А что ещё более вероятно — до него дошло, что дело запахло керосином…
У товарища Каца — очень тонкий нюх!
«Палево» за версту чует.
Затем, Жданов с отчётливо видимым на лице интересом, обращается ко мне:
— «Детская железная дорога», говорите? Не расскажите ли про свою затею более подробно, тов… Хм, гкхм… Гражданин Свешников?
Если кто не знал, а потом забыл — «детские железные дороги» (ДЖД) появились в СССР в конце 30-х годов. Это — уникальнейшая система профессионального обучения детей в формате «делаю всё, как взрослый». На ДЖД всё «по-взрослому»: локомотивы, вагоны, рельсы, устройства сигнализации, централизации и блокировки — только в уменьшенном масштабе. Каждый заинтересовавшийся профессией железнодорожника школьник — имел возможность пройти все ступени карьеры: от простого обходчика или проводника — до директора железной дороги.
Обо всём этом, я вкратце поведал Жданову, добавив реальное предложение:
— Среди подарков германского пролетариата, я заметил всё необходимое для этого строительства: «декавильки» — звенья быстросборной узкоколейки на десять вёрст, паровозы и вагоны.
Из-за опережающих ударов Погребинского, все мои прежние планы улетели куда-то в тартарары!
Поэтому приходится импровизировать, выдумывая просто на ходу. Конечно, коммуникации в Ульяновской волости — это очень важно, но ещё важней собственную задницу спасти — которую ужё изрядно припекает.
Видимо Андрей Александрович вспомнил, что на носу XIV съезд Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) — на котором можно было б похвастаться диковинкой, поэтому вмиг уцепился в моё предложение:
— Железная дорога, пусть и детская — это очень серьёзное дело. Срок?
Практически у всех без исключения современных советских деятелей, как заметил — имеется одна очень существенная особенность: им всё хочется осуществить тотчас же, сию минуту — не вставая со стула, а когда выясняется, что это физически невозможно — интерес у них тут пропадает.
Поэтому — рублю рукой, как шашкой:
— Неделя! До годовщины пролетарской революции — должны справиться.
Жданов, прищурившись:
— Вы не переоцениваете свои возможности?
Председатель кооператива «Красный рассвет», стоящий на той же трибуне неподалёку от всего происходящего, бойко-задиристо меня поддерживает:
— Наш Серафим, хоть и на всю голову контуженный на белопольских фронтах — зато шибко башковит мозгами: сказал за неделю сделает… Значит, во что бы не стало сделает! Такой он уж человек.
Смотря на присутствующего здесь же — зло-серьёзного, вмиг ставшего — как-то уж чересчур взрослым на вид Ефима Анисимова, продолжаю:
— Ничуть не преувеличиваю, товарищ Жданов! Строительством, могли бы помочь комсомольцы «Ударных комсомольско-молодёжных строительных отрядов», обучением курсантов и организацией работы «ДЖД» — товарищи железнодорожники.
Начальник местного управления Наркомата путей сообщения, с которым мы до этого неоднократно пересекались по разным железнодорожно-транспортным делам — с ходу ущучив полезность новинки, тут же меня поддержал:
— Товарищ Жданов! А ведь Свешников дело предлагает.
А что Ефим?
Перед ним встала во весь свой рост дилемма: если промолчит — стопроцентно останется главой нижегородских комсомольцев.
А вот если впишется за меня — то, как знать!
Тут уж, куда кривая вывезет…
После едва заметного тычка в спину Братом-Кондратом — Ефим решительно, как грудью на амбразуру:
— Нижегородские комсомольцы верят товарищу Свешникову и, в любой момент готовы поддержать его предложение делом!
Я, как уже об давно решённом:
— Видите, товарищ Жданов? Дело за площадкой под строительство. Вы уж нас не подведите… Хахаха!
Смех получился несколько нервным и его никто не поддержал.
Революционными шароварами покрасневший Погребинский, тычет в меня пальцем:
— Товарищи! Какая «Детская железная дорога»? Кого вы слушаете? Это же — бандит, преступник…
В контрреволюции он меня обвинить пока не решается, так как тогда будет разрушена моя «подпольная промышленная империя» — над которой Погребинский хочет всего лишь перехватить управление.
На трибуне онемели, от столь открытого обвинения, а снизу возмущённо зашумели. Сквозь гул, слышу громкий писк нашего «боевого хомячка» — Василия Васильевича Путина (Пупкина):
— Где ты был, Погребинский, когда нас хулиганы убивали? Когда товарищ Свешников повёл нас в бой с этим позорным явлением?
Ефим Анисимов, указательным пальцем, как стволом револьвера:
— А вот Вам, Погребинский, наши комсомольцы не верят! Вы — лживый и двуличный человек!
Его поддержали гласом народным:
— Он — прав!
— Сам ты — преступник!
— Явился на всё готовое — в самый безопасный от хулиганья и бандитизма город, а теперь на заслуженных товарищей клевещешь!
Звонкий девичий голос:
— Руки прочь от нашего Серафима!
Я, с каменным лицом:
— В нашей стране, назвать человека «преступником» — имеет право только народный суд. Вас не шибко заносит…? Хм, гкхм… Гражданин Погребинский?
Погребинский, меча глазами гром и молнии, от осознания своего бессилия, молча истекал потом из-под кубанки.
Ефим, кого-то ища глазами в толпе:
— Я и другие комсомольцы Ульяновска и Нижнего Новгорода, давно знаем товарища Свешникова как честного и преданного делу партии и Советской Власти комсомольца! Думаю, коммунисты Ульяновска тоже того же мнения.
В ответ, из толпы выкрикнули было:
— Так он же — из попов…
Короткий водоворот человеческих тел и, крик — как в выгребной яме захлебнулся, лишь слышно как кого-то бьют ногами, а взамен голосом бывшего военкома Взнуздаева:
— Волостная партийная организация ручается за члена ВКП(б) товарища Свешникова!
Местный глава ГубГПУ, которого я «шапочно» знал по «Делу Сапрыкина», переводил взгляд с одного выступающего на другого, пока не уставился пристально на переносицу Жданова. Тот, почувствовав это, не спеша, обдумывая каждое слово:
— С арестом придётся несколько повременить, товарищ Погребинский. Я считаю и уверен — товарищи меня поддержат, что надо дать шанс тов… Товарищу Свешникову, искупить свою вину перед Советской Властью и трудовым народом. Если такова имеется, конечно.
После паузы, он:
— А следствию за это время, придётся хорошенько поработать — поискав дополнительные доказательства его вины или напротив — невиновности…
Сунув под нос газету со статьёй «Смерть председателя», резко:
— …Заодно и с этим делом разберитесь!
Тот, возмущённо:
— Да он же подастся в бега!
Со всем презрением бросаю в его сторону:
— Не дождётесь, Погребинский! Я от белополяков и бандитов не бегал, не побегу и от Вас.
При последующей гробовой тишине, вынырнувший откуда-то Кац негромко предложил компромисс:
— Оформим подписку о невыезде и, пусть себе пока строит — не покидая пределы города.
Первый секретарь кивнул:
— Пусть будет так.
Сошедши с трибуны, с очень заметным даже невооружённым глазом вожделением, направился к своей красной «итальянке» — возле которой крутился поджидающий его шофёр и, вскоре укатил «с ветерком».
* * *
За окном служебного кабинета товарища Каца в Управлении губернского отдела НКВД, вечерело и было несколько шумновато. Подойдя к нему, хозяин отодвинув шторы, озадаченно глянул на улицу и недовольно прошипел:
— Без демонстрации нельзя было обойтись?
Ногу на ногу закинув, чувствуя себя хозяином положения, отвечаю:
— А вы с Погребинским издайте указ — запрещающий в СССР демонстрации, митинги и дискуссии. Аль, слабо?
Эти права, как и право на забастовку, были записаны в ещё досталинской Конституции. Другое дело, что кроме правящей и направляющей ВКП(б) — организовывать все эти мероприятия в стране было некому.
А здесь всё стихийно, само собой получилось: люди провожали меня до Управления, а теперь ожидали моего выхода — начиная бузить. Я этого контролировать не мог при всём своём желании.
Вздыхает:
— Умный ты больно — оттого и все твои настоящие и будущие беды.
— Ээээ… Да, Вы никак меня уже похоронили, Абрам Израилевич? А не рано, ли? Ведь кажись, уже разок отпевали — а я вот, где!
Не отвечая, Кац сел за стол и достав какой-то бланк с печатью, принялся его заполнять. Сунув мне под нос постановление об ограничении права на передвижение, дождавшись когда я ознакомился и расписался, он продолжил:
— Ты хоть понимаешь, что сейчас он(!) начнёт «суетиться»? Что ты эту неделю под подпиской не проходишь? А если окажешься в «допре» — тебе крышка?
— А если я «встану на лыжи»?
Прикусывает губу:
— Тогда, крышка мне…
Я вполне отдаю себе отчёт, что после моего сегодняшнего хода — последует контр-ход от Погребинского. И вполне возможно, это будет как во второй по популярности настольной игре:
Шах и мат!
Первой, напомню — в «новой реальности» является моя «Мировая революция», на которой просто сказочно обогатились ульяновские кустари.
Интересуюсь, на всякий случай:
— А ты, вообще-то, Абрам Израилевич, за кого: за меня — или за этого…?
Прячет глаза и молчит.
Ну, что ж… Будем считать, что товарищ Кац за того, кто побеждает. Поэтому решение приходит само собой: кто нам мешает — тот нам и поможет.
Не просто по наитию — но и тщательно анализируя кое-какие имеющиеся факты, я сразу понял: Кац — был завербован Погребинском, при первом же посещении последним Ульяновска.
Обвинять Каца в предательстве нельзя: он мне не друг, не родственник и даже не единомышленник — чтоб предать. За ним водится вполне конкретный «бзик» — мечтает забраться куда повыше по служебной лестнице, вот он и воспользовался шанцем — предоставленным ему Погребинским.
Какие претензии?
Обижаться на него и бычиться — глупо и непродуктивно. Более умным будет, по примеру Погребинского использовать эту его слабость в своих бескорыстных интересах.
Скептически-насмешливо на него глядучи:
— Заместитель Погребинского, это конечно — неимоверная круть… Но об этом ли ты мечтал с семнадцатого года, сидя в нашей дыре, Абрам Израилевич?
Тот, поднимает на меня умный, всё понимающий взгляд:
— Ты хочешь предложить мне нечто большее?
Слегка приподнявшись, полушёпотом спрашиваю:
— Газеты читаешь?
— Ну, допустим… Читаю!
— Знаешь, что в мире и стране творится и, понимаешь — чем это всё может закончиться?
Настороженно:
— Могу только догадываться.
— Ты «можешь догадываться», а я точно знаю — в Москве кое с кем общался: вот-вот в ОГПУ начнутся большие чистки — которые затронут и Погребинского… Это я ему железно обещаю!
