Вайми оглянулся на лету. За ним была гроза — нагроможденная почти до зенита масса бледно-розовых туч, внизу темневшая до непроглядной черноты. Они надвигались сзади и сбоку, угрожая отрезать ему путь. Он видел, как клубятся, наплывая слева, бугристые, черно-фиолетовые облака, очерченные четким, словно бы чеканным серебром. Молнии вспыхивали в их глубине несколько раз в секунду и движение туч тоже казалось сильно ускоренным: они походили на бурлящую жидкость.
Юноша вытянулся, стараясь лететь быстрее. Горы приближались, плоские крыши проскользнули, казалось, под самым его животом. Исполинский неровный склон наплывал, гася сияние заката. В нем светилось ущелье, столь огромное, что его одетые сплошной массой зелени высоченные крутые склоны, бугристые и косматые, едва вмещались в поле зрения Вайми.
Он промчался над длинным железным мостом, над пугающим разливом желтой воды, и нырнул в глубь теснины. Под ним по глыбам неслась мутная желтоватая река. По обе её стороны на ровных террасах стояли невысокие, в три или в четыре этажа, дома с желтыми или розоватыми стенами и железными крышами, иногда примыкавшие к скалам. Людей нигде не было, окна темны. Вайми видел внизу только пыльный асфальт улиц и низкие слепые фонари. Во дворах — песочницы, плотные массы темной зелени в синих решетчатых оградах. Всё это казалось таинственным в сгущавшемся сумраке, трепещущем от непрерывных вспышек молний.
Ущелье оказалось длинным, но юноша следовал его изгибам. Как-то незаметно оно сузилось, все здания остались позади. Река скрылась в непроглядных зарослях. Остался только узкий мостик из крашеной в синий цвет, облезлой стали и серых, потертых досок. Он тянулся вдоль реки, над хаосом зелени, настолько густой, что вряд ли там удалось бы пройти.
Когда склоны ущелья стали ниже и раздвинулись, Вайми увидел низкую бетонную плотину. На берегу маленького, поросшего камышом пруда возвышалась башня — громадный цилиндр с глухими белыми стенами. Мостик подходил к ней на уровне третьего этажа и кончался массивной стальной дверью.
Вайми взмыл вверх. Башня была высотой метров в шестьдесят, её верхняя часть поднималась над окружающими склонами. Тут был уже почти перевал — он увидел далекую равнину за горами. Озера или реки блестели тускло-палевым под мутной полосой у основания закатной зари.
Юноша обернулся. Туча уже закрывала полнеба и он рывком, — так, что потемнело в глазах, — взлетел ещё выше. Под ним лежало ровное, поросшее лесом плоскогорье, венчающее склоны хребта. Вдали его рассекал темный, с округлыми склонами, провал другого ущелья. Вайми помчался туда, так быстро, как только позволяли минны, чувствуя, как твердый, вибрирующий выхлоп бьет его по ногам. Ущелье расширялось, открываясь в обширную долину, — и там Вайми увидел свою цель.
* * *
Дайна проснулась, когда Тайан коснулся её руки. Мгновение она удивленно смотрела на него — её сон был совершенно реальным и она чувствовала, что Единение уже началось — её сны, видения возможных будущих и других Реальностей путались в причудливых сочетаниях. Что же будет, когда...
— Обряд начинается, — тихо пояснил юноша. До этого мига Дайна сомневалась, что он вообще умеет говорить. — Мы должны идти.
Она торопливо потянулась за одеждой, но он остановил её.
— Я дам тебе плащ. Кроме того, всех участников обряда необходимо очистить. Поскольку ты непосвященная, ты оказалась последней.
— Как очистить?
— Вымыть. Я отведу тебя в купальню.
Она подтянула к заду ноги, потом одним рывком вскочила. Ей было немного стыдно быть нагой на виду у почти незнакомого юноши, — но с чужими обычаями не спорят. К тому же, сейчас стало так темно, что она не видела даже своих пальцев.
Во дворе бушевал ветер, поднимая пахнущую дымом пыль. Небо было непроницаемо черное, лишь редкие зарницы освещали замершие, как на картине, разорванные, пугающе тяжелые тучи. Воздух был сухим и теплым. Дайна невольно взялась за крепкую руку Тайана, чтобы не потеряться. В метавшихся отблесках рвущегося на ветру пламени костра она не сразу заметила, что во дворе началась суматоха. С дозорной площадки закричали послушники, забегали жрецы в черных, обшитых золотом мантиях. Часовые указывали вверх и Дайна подняла голову.
Под тучами мчался быстрый синеватый огонь, похожий на шаровую молнию — он скользил вниз по крутой дуге, явно целясь в центр двора, где собралась группа самых старых, убеленных сединами жрецов, и у девушки вдруг бешено забилось сердце — она видела продолжение необычного сна.
Сгусток света резко затормозил чуть в стороне от жрецов, взметнув новую тучу пыли, потом свернулся и потускнел. На землю ловко спрыгнула рослая фигура, но кто это, Дайна не могла разглядеть — человек был окутан темно-синим, в золотых сполохах, сиянием. Она видела только черноволосую голову, руки и ровные, как у ребенка, босые ноги. Жрецы обменялись с ним приветствиями, потом вся группа направилась к северной стене, запиравшей провал темневшего в склоне долины ущелья. Дайна с интересом следила за ними.
— Это Вайми, — неожиданно сказал Тайан. — Они с Лэйит будут центром Единения.
Дайна лелеяла тайную надежду, что эта честь будет отдана ей, и новость совсем ей не понравилась. Она постаралась убедить себя, что для непосвященной даже увидеть Единение — очень редкая честь, но это плохо получалось, хотя и было, в общем, чистой правдой. Ей хотелось познакомиться с Вайми. По крайней мере издали он походил на её Маллу — потерянного навсегда. Его скуластое лицо было словно отлито из гладкой, подвижной бронзы, — хмурое, диковатое, очень красивое.
— Она необычная девушка, — продолжил Тайан, как-то почувствовав её состояние. — А Вайми — йэннимурец. Я думаю, это Единение будет совершенно особым.
— Он из Золотого Народа? — удивленно переспросила Дайна. — Чужак?
Тайан широко улыбнулся. Лишь сейчас Дайна заметила, что у него по-мальчишески пухлые губы и ровные зубы, казавшиеся очень белыми на смуглом скуластом лице.
— А что в этом такого? Он такой же парень, как и я. Года через два я тоже смогу начать Единение. Лэйит говорит, что смогу, и что я один из лучших. Она готовит меня. Ладно, у нас уже нет времени. Пошли.
* * *
В купальне мерцал красный огонек коптилки, едва освещая просторное помещение. Широкие проемы под крышей казались совершенно черными и ветер, врываясь в них, заставлял пламя колебатся. Кроме них двоих тут уже никого не было и Тайан, смущенно отвернувшись, стащил свою тунику, сбросил сандалии, оставшись лишь в легких черных шароварах с резинками, стянутыми на узкой талии и на трети высоты икр. Его ладное тело состояло, казалось, из одних тугих мускулов, словно сплавлявшихся под гладкой, темно-смуглой кожей и Дайна, усмехнувшись, быстро сбросила остатки своей одежды. Потом, смущенно отводя глаза, юноша свел её в бассейн — вода оказалась не такой холодной, как она боялась, почти теплой, — и начал мыть, очень тщательно — от волос до пальцев босых ног, — но так осторожно, словно имел дело с большой и очень ядовитой змеей. Он расчесал её волосы, потом, облегченно вздохнув, подал обширное грубое полотенце. Когда Дайна вытерлась, Тайан накинул на нее легкий плащ, щекотавший обнаженное тело.
Они вдвоем вышли из купальни, направляясь к северной стене. В ней были маленькие тяжелые ворота, такие низкие, что даже Дайне пришлось пригнуться под притолокой. Они спустились по едва заметной короткой тропинке, миновали дощатый мостик над уходившим в арку под стеной ручьем и вновь нырнули в заросли, такие густые, что под их ветками было почти совершенно темно.
Дайне вдруг вспомнилось детство — когда ей было всего лет двенадцать, они с братом возвращались домой летней ночью, уже очень поздно, по бесконечно длинной асфальтовой аллее, протянувшейся между двумя глухими заборами. За ними тоже росли густые деревья, их кроны смыкались над головой непроницаемым сводом и таинственно-синие, тусклые фонари казались врезанными в него — они словно оказались в туннеле. Над их головами шумел ветер, то налетая волнами, то затихая, в теплом пыльном воздухе уже ощущалась влажность скорого дождя, и Дайне было страшновато. Она невольно прижималась к брату, то и дело сбиваясь с шага и отчаянно боролась с желанием взять Васанту за руку — так хотелось почувствовать рядом что-то живое...
Выбравшись из кустов, Дайна увидела старую дорогу, похожую на пробитый в зелени туннель, — её обочины заросли мелколесьем, бетонные плиты покрытия осели и потрескались, обнажив ржавые прутья арматуры. В глубине трещин блестела темная вода, отражая тревожный, предгрозовой свет ненадолго расступившихся туч. Там быстро плыли серебристые звезды, оставляя безупречно четкие прозрачные хвосты — все, кто мог, покидали оказавшуюся в опасности планету. В этом, уже последнем флоте было двести из более чем тысячи пассажирских кораблей Тайат. Каждый из них был рассчитан на шестнадцать тысяч человек — а сейчас они все несли не менее шести миллионов. Что же до грузовых кораблей... даже один из транспортов Тайат мог вместить 90 тысяч тонн груза — а здесь их собралось не менее девяти сотен. Эту армаду прикрывали пятьдесят крейсерских и восемь линейных эскадр. Все и всё, представлявшее действительную ценность, уже вывезли за небольшими — вроде них двоих — исключениями. Улетавшие верили, что вернутся скоро — через год или два — но Дайне хотелось, чтобы они не возвращались вообще. Её мир покидали, в основном, старшие, и остаться без их назойливого присмотра было бы вовсе не плохо.
Ей вдруг вспомнилось, как здорово без них было на Бейле, празднике ночи. Она помнила пустынное, тускло блестевшее шоссе с бесконечной колонной автобусов, поздний серебристый летний закат, гаснущий под ползущими с востока низко нависающими лохмотьями таких же тяжелых туч... Все автобусы уже опустели, молодежь скатывалась с высоченной насыпи шоссе в поле, устремляясь в густеющую темноту, и всюду, куда падал её взгляд, мигали разноцветные фонарики, всюду слышался смех. Над головой плыли странные зеленовато-голубые тучи, впереди, казалось, смыкавшиеся с пугающе темной гладью озера, и кто-то впереди уже стягивал одежду, чтобы не промокнуть...
Помотав головой, Дайна вновь быстро пошла за Тайаном. Вскоре стало светлее. Впереди показалась высокая ограда из бетонных столбов и растянутой на белых роликах ржавой колючей проволоки, почти совсем утонувшая в плотной и темной зелени. Высокие ворота из стальных труб и сетки были приоткрыты. Подходя к ним, Дайна заметила за проволокой дот — на покатом куполе цвели мхи и лишайники, зеленые, фиолетовые, желтые. Три узких амбразуры закрыты ржавыми заслонками.
За воротами она остановилась на минуту, пока Тайан запирал их на невесть откуда взявшуюся ржавую цепь с замком. Мертвенные голубоватые вспышки, одна за другой, освещали верхушки деревьев, и через несколько секунд доносились тяжелые раскаты грома.
Миновав дот, она увидела вторую заросшую изгородь. За ней дорога повернула, выводя на просторную площадь, окаймленную с боков крутыми, высотой в трехэтажный дом, склонами, заросшими так густо, что под зеленью не видно земли. Холм впереди был срезан: над глухой темно-серой стеной поднимались высоченные деревья. Сочетание свисавших лохмотьев темной зелени и словно бы выжженного безжизненного бетона казалось неестественным и странным. Только одни из четырех узких высоких ворот, заподлицо вделанных в стену, были приоткрыты, и Дайна могла оценить их толщину — не меньше её шага. Темный, не тронутый ржавчиной металл влажно блестел.
Прямо от её босых ног бетон площади круто уходил вниз, под толстенную плиту, подпертую тремя не менее толстыми поперечными стенами. Тайан повел её по перемычке, по обе стороны от которой зияли пропасти глубиной метров в десять.
В плите зияли четыре круглых, облицованных темным металлом дыры, окруженных лепестками захватов. От ворот к ним вели утопленные в бетон, заросшие мхом рельсы. На ходу Дайна заглянула в одну. Там, внизу, было странно светло, вокруг клетки из толстенных стальных балок вились узкие решетчатые мостики и лесенки. Она догадалась, что отсюда когда-то запускались первые ракеты Тайат.
Когда они приблизились к воротам, её охватило какое-то странное чувство: казалось, она видела всё это раньше, во сне, только не могла вспомнить.
Пройдя между коробчатыми створками, пара миновала проем в толстенной, в шесть шагов, стене, вступив в обширный прямоугольный зал. Исполинский свод смыкался высоко над головами, но ничего здесь не говорило о прежнем назначении подземелья. Облицованные гранитными плитами стены сплошь покрывали устрашающе точные барельефы Древнейших Найнера. Много больше человеческого роста, они зловеще нависали над зрителями, уходя в окружавший центральную платформу канал, заполненный темной водой неведомой глубины. Узкие, без перил, мостики вели к ней от ворот и дальше, к низким аркам туннелей. Восемь горевших по её периметру костров освещало вторую, малую платформу. На неё вела единственная узкая лестница.
Здесь гулял холодный ветерок — он вылетал из арок — и Дайна невольно поежилась. Словно множество невидимых холодных рук касалось её лица, и прикосновения казались почти осмысленными...
Она с удивлением заметила, что тут нет жрецов — только девушки в таких же, как у неё плащах и юноши-послушники, полунагие, как и Тайан, с гибкими и крепкими, словно литыми телами в тугих выпуклостях мышц. Ровно пятьдесят пар с короткими, ровными босыми ногами, говорившими о хорошей породе.
Тайан и ещё один парень начали закрывать ворота, но это оказалось нелегко. Каждый оборот громадного колеса на стене сближал тяжеленные створки лишь на ничтожную долю дюйма. Юноши быстро взмокли от усилий, но продолжали трудиться с неослабевающей яростью.
Наконец, последняя полоска падавшего снаружи света исчезла. Теперь оставалось только запереть ворота с помощью закрепленного на них колеса поменьше. Оно приводило в движение четыре массивных балки-засова, и юношам пришлось трудиться ещё минуту. Никто не выйдет отсюда до окончания Прохождения. На это время внешний мир прекращал для них существовать.
Лэйит поднялась на платформу, одним неуловимым движением отбросила искрившийся золотыми лозами темно-синий плащ, улетевший, словно огромная птица, куда-то в темноту, потом замерла, опустив голову, обнаженная, с безупречно выпуклыми изгибами широких бедер и тугими полукружиями высокой груди. Её гладкий, плавно вогнутый живот мягко подрагивал. Ступая легко и беззвучно, нагой Вайми присоединился к ней — весь словно отлитый из блестящей золотисто-коричневой бронзы. Он был смущен, дерзок и испуган. Его ладное, гибкое, мускулистое тело поразило Дайну своим совершенством — как и тяжелая грива его гагатово-черных волос. Украшенная вплетенными нитями радужных бус, она в красивом беспорядке падала на спину. Юноша был весь очень красив — внимательной, чувственной и хмурой красотой, но выглядел немного странно в этом подземелье. Дикие джунгли и ночь, казалось, больше подходили к его смуглой коже и большим темно-синим глазам. Его босые ноги были ровными, как у ребенка — и это, почему-то, неодолимо привлекало Дайну...
