Их слитые воедино ладони коснулись его напрягшегося живота, опускаясь все ниже и ниже. Николь протестующе вскрикнула, пальцы сжались в кулак, сопротивляясь дальнейшему продвижению. Он перекинул ее руку на свой твердый бок, рывком придвинул к себе девушку. Пальцы вцепились в ее распущенные волосы на затылке, натягивая до боли — так что она невольно подняла лицо ему навстречу. Жадный рот сразу нашел ее губы, жесткие пальцы удерживали ее голову, не давая уклониться от поцелуя. Ладонь его без устали скользили по ее гладким вскинутым плечам, изогнутой спине — ее рук, упершихся в его торс, он даже не почувствовал. Притянул к себе еще ближе, чуть ли не вминая в свое возбужденное тело. Сжал вздрагивающую от испуганно бьющегося сердца горячую тугую грудь.

Николь вскрикнула от боли и стыда.

— Нет, не надо, пожалуйста, не надо!

Не слыша, он наслаждался неожиданной полнотой и упругостью ее груди, шелковистостью соска, пока все его тело не свело сладкой судорогой освобождения...

Николь почувствовала, как он на мгновение закаменел, руки стиснули ее, чуть не ломая кости. Сотрясаемый мелкой судорогой, громко застонал — и обмяк, дыша часто и глубоко.

— Все, — пробормотал он. — Все. Успокойся.

Она попыталась отстраниться, вжаться спиной в ледяную стену. Все еще остро ощущая жар ее близкого тела, он накинул на девушку плащ. Сел к ней спиной и сказал глухо:

— Перестань хныкать. Ты не должна была сюда приходить. Ты не должна никому верить. Ни мне, ни какому другому мужчине. А если ты еще придешь — все кончится гораздо хуже. Для тебя.

Когда он встал и вышел, Николь соскочила с лежанки, в лихорадочной спешке натягивая одежду, застегивая, завязывая. Надо одеться и уйти, скорее, скорее. Если он вернется и если захочет... Николь без сил опустилась на лежанку, уставившись на трясущиеся руки. Призвала себя успокоиться. Он мог бы овладеть ею, несмотря на сопротивление — да что, там, он бы и не заметил его. Но он только предупредил. Напомнил ей, какая она неосторожная, сумасшедшая, не от мира сего — так называли ее родственники и были совершенно правы.

Он спустился в подвал и ничуть не удивился, найдя ее уже одетой. Сказал негромко:

— Светает. Идем.

Он проводил ее чуть ли не до самого дома. У Николь тупо болела голова — то ли от бессонной ночи, то ли от подступавшей простуды, ныло все тело, грудь — там, где ее тискали жадные жесткие руки. Николь даже не попыталась запомнить вехи, по которым он вел ее — куда короче ее обычной дороги... Ведь путь назад был ей теперь заказан.

Ссутулившись, Николь поспешила к садовой калитке.

Он следил за ней со странным чувством, похожим на сожаление: не бросила даже взгляда на прощание. Больше она не придет к нему. Не будет болтать всякий вздор... не будет сидеть рядом, касаясь его... Он резко втянул утренний воздух — и дурак же он был, когда не взял то, что она готова была отдать! Ведь для того же она и ходила к нему!

Или не для того?

Он поднял голову, нашел взглядом окно ее спальни.

И вернулся на свои болота.

* * *

Первым, как ни странно, забил тревогу Дэрси. Оглядев вечером клан Хэмфордов и не досчитавшись одной овечки из своего стада, поинтересовался:

— А где наша вечная невеста? Хочу видеть рядом с собой хоть одну трезвую физиономию! Не хватает пресного!

Несмотря на протесты, смех и шуточки, он настоял на том, чтобы позвать Николь вниз. Посланная служанка спустилась очень быстро, выпалила, вытаращив глаза:

— Лежит в постели, жар... бормочет что-то... уж не тиф ли, избави Господи!

Пока родственники переваривали услышанное, лорд Дэрси, неспешно обмакнув губы салфеткой, поднялся. И, не обращая внимания на оклики, легко взбежал по лестнице.

Сестры и слуги и не совсем еще пьяные братья топтались в дверях, пока Дэрси, взяв Николь за запястье, смотрел в окно, шевеля губами.

— Тиф? — с трепетом в голосе спросил кто-то из женщин.

Кристиан опустил руку Николь поверх одеяла, наклонился, вглядываясь в пылающее лицо. Девушка с трудом подняла веки, мутно взглянув на него — и не узнав.

— Нет, — сказал Дэрси, выпрямляясь. — Простуда, притом сильная. У вас здесь есть хороший врач?

— А, пусть ее! Еще на врача тратиться, — сказал Фрэнк, махнув рукой. — Отлежится! А нет — так добра-то! Только семью позорит...

Как-то у Дэрси всегда удавалось смотреть на него сверху вниз, хоть городской лордик был гораздо ниже его ростом. И Фрэнк всегда тушевался под этим взглядом. Так произошло и сейчас.

Кристиан нашел глазами озабоченное лицо Ричарда, повторил спокойно:

— Пусть кто-нибудь пошлет за врачом. Я сам оплачу все расходы. И пришлите сюда служанку порасторопнее. А теперь — все вон отсюда!

* * *

Сильный аромат розы и шелковое, еле ощутимое прикосновение, скользящее по векам, щекам, губам... Снова и снова. Просыпаясь, она поднесла к лицу руку и, уколовшись, ойкнула и распахнула глаза. Темнота. И вновь — сильный аромат розы и легкое касание...

Николь резко села.

— Ты?! Что ты здесь делаешь?

Тень в тени, он переменил положение, медленно, задумчиво касаясь ее полураскрывшимся цветком. Вздрагивающих губ, шеи, выбившегося из кружева рубашки плеча, обрисовывая вырез сорочки. Словно зачарованная касаниями, что мягче пуха и нежнее весеннего солнца, Николь сидела неподвижно. Цветок раз за разом скользил по ее коже, пока Николь не ощутила дрожь, как будто озябла. Машинально стянула ворот — кажется, он проникал туда не только цветком или взглядом, но и рукой...

— Зачем ты пришел? — повторила она.

Он сказал что-то, но так негромко, что Николь не услышала и невольно подалась к нему.

...такая близкая, с теплым запахом сонного тела...

— Что?

Он наклонился, стягивая сапоги.

— Я шел издалека. Устал. Ты позволишь прилечь?

— Нет!

— На улице дождь, — сказал он с укоризной. — Я же не выгнал тебя под дождь?

— Я помню, чем это закончилось, — пробормотала она и попыталась спихнуть его с кровати. Руки обожгло ощущением его нагой горячей кожи. — Что ты делаешь?!

— Снимаю одежду, — пояснил он просто. — Я весь промок.

— Убирайся! Я закричу!

— Ты слишком слаба, чтобы кричать громко, — отозвался он, шелестя одеждой.

— Я... ты... — Николь вскочила, но мужчина уже улегся, перекрывая ей путь к бегству. Придержал ее за рубашку, сказал негромко:

— Я полежу рядом. Просто полежу. Ты здесь хозяйка, ты решаешь, что я могу, чего нет. Ложись. Камин потух, холодно. Ложись.

Николь, помедлив, присела, потом осторожно опустилась на кровать. Сжалась в комок, отвернулась, плотно укутываясь одеялом. Он шевельнулся — Николь вздрогнула и окаменела. Он смотрел на нее. Она это знала; но не знала, что он наблюдает за ней с улыбкой: да, будет только то, на что она согласится, а согласится она на многое... Ведь девчонка давно бы визжала и кричала бы слуг, будь на его месте другой.

Эта мысль побудила его действовать. Он двинулся ближе, позвал:

— Эй?

Ее спина вздрогнула, но девчонка не повернулась.

— Спишь? — задумчиво спросил он. Глупая — думает спрятаться от него в свой сон.... Он коснулся ее волос, рассыпавшихся по подушке. Слишком жесткие и сильные для такой слабенькой девочки. Он повернулся, крепко обхватывая ее и прижимая вместе со смешными латами одеяла: девчонка придушенно пискнула, забилась в его руках, но он удержал ее с легкостью. Пробормотал ей в затылок:

— Ну так спи.

И сам прикрыл глаза. Лишь на мгновение.

...И открыл их лишь на рассвете. Одевался поспешно и бесшумно — привык быть призраком болот, появляться и исчезать вместе с туманом. Но что-то не припоминает, когда это он в последний раз так бестолково проводил время в постели с женщиной! Будто приходил лишь для того, чтобы обнять ее и проспать так до самого утра...

Он не стал обуваться: взял сапоги в руки, мягко подошел к двери, прислушался, не идут ли слуги, кинул последний раз взгляд на спящую — и выскользнул в коридор.

* * *

Николь натянула одеяло повыше, с изумлением наблюдая за появившимся в дверях Дэрси. Он с улыбкой пересек ее маленькую комнату, непринужденно уселся в кресло возле кровати, и, разглядывая Николь, откинулся на спинку. Дэрси продолжал молчать и улыбаться.

— Что вам здесь нужно? — спросила Николь с неприязнью. И кашлянула, приглушая внезапно появившуюся в голосе визгливую ноту. С той сцены раздевания в его комнате при виде Дэрси она испытывала панику пополам со стыдом.

— Пришел осведомиться о вашем здоровье, — легко отозвался Дэрси, внимательно изучая пышный букет роз в вазе на столе. Николь перехватила его взгляд, и голос стал ее еще напряженней.

— И чем я обязана такой честью?

Слегка склонив голову набок, Дэрси смотрел на нее с интересом.

— Мне показалось, или вы только что поблагодарили меня за то, что я для вас сделал?

Николь едва не повторила его слова 'вам показалось'. Но это было бы несправедливо. Николь глубоко вздохнула:

— Да, мне говорили, что вы позаботились о враче и о сиделке все эти дни... Но зачем?

Он не спускал глаз с букета, отчего Николь нервничала еще больше. Уж лучше бы он смотрел на нее!

Словно услышав ее мысли, Дэрси повернул голову и окинул ее столь внимательным взглядом, что девушка, как бы защищаясь, стиснула ворот своей рубашки — старенькой, с пожелтевшими кружевами.

Кристиан прищурился, представляя, как атлас дорогого платья скользит по шелку ее белой кожи, золотые нитки обнимают тонкую шею и запястья. Все это он бы мог ей подарить. Но что поделаешь с этим упрямо сжатым ртом и напряженными невеселыми глазами?

Да и с какой стати он что-то должен делать?

— Что вы сказали? — спросил Кристиан, потому что Николь смотрела на него с ожиданием.

— Зачем вы это делали? — повторила Николь. — Ваша неожиданная доброта пугает.

— Вы считаете, я не могу быть добрым? — Дэрси встал и подошел к столу. Наклонился, вдыхая аромат цветов. Сказал укоризненно: — Я пришел проведать вас от чистого сердца и ваши подозрения очень меня расстраивают... Кто прислал вам эти цветы?

Николь сжалась.

— Я не знаю...

— О, как загадочно! — воскликнул Дэрси. — Неведомый поклонник, таинственный воздыхатель? Но кто бы это ни был, он совершенно не разбирается в языке цветов. Крайне неверно выражать с помощью подобного букета свои чувства. Подарить черные розы означает выразить восхищение силой и мятежным духом того, кому они адресованы, а вовсе не нежные чувства... И кажется, я знаю, где растут розы столь редкого цвета! В саду моего нового дома, не так ли? О нет, я не сержусь на вашего поклонника за нанесение урона моим клумбам, скорее на себя, что не догадался этого сделать! А теперь — отдыхайте, выздоравливайте поскорее. Мне очень скучно без вас. Ведь здесь совершенно не с кем поссориться. Да, теперь можешь войти!

Николь увидела, что Дэрси разминулся в дверях с горничной, несшей на подносе напитки и легкие закуски. Ей вдруг пришло в голову, что Дэрси сегодня предусмотрел все правила приличия — во время разговора дверь оставалась приоткрытой, а прислуга ждала за порогом. С какой стати вдруг он взялся заботиться об ее давно отсутствующей репутации?

Цветы следовало бы выкинуть в окно. Но она еще слишком слаба. Николь повернулась спиной к черным розам. Призрак был здесь. Зачем он приходил? Она этого не знала, да и не хотела сейчас знать.

* * *

Окрепнув настолько, чтобы наконец выйти из своей комнаты, Николь очень опасалась новых встреч с Дэрси. Ей было трудно смириться с присутствием в одном характере стольких противоречий: то Дэрси продуманно и злонамеренно готовит крах ее семьи, то проявляет неожиданную доброту к неразумному мальчишке... да и к ней самой, защищая от Джонса или во время болезни.

Но, узнав, что Дэрси внезапно уехал, Николь вместо облегчения испытала тревогу — что-то задумал еще их неугомонный и недобрый гость, который в любой момент может превратиться в настоящего хозяина? В то, что Дэрси вдруг решил оставить их в покое, ей не верилось. Руби ходила с заплаканными глазами и кидалась на всех яростно, точно львица. Мэри тоже слегка всплакнула, но быстро утешилась, поскольку молодые люди, привлеченные красотой сестер и щедрым столом, в поместье Хэмфордов не переводились.

Николь даже пробовала расспросить своих родственников. Томас отвечал невнятно и туманно, Фрэнк расхохотался: 'Глядите, и наша дурочка запала на городского милашку! Даже про Призрака своего забыла!'. Майкл лишь усмехнулся: 'Ничего, не горюй, Николь! Скоро опять явится травить ваши девичьи сердца. Просто ему нужно кое-что хорошенько, не торопясь, обдумать!'

Николь открыла от удивления рот: на руке брата знакомым красным глазом-камнем подмигнуло кольцо Дэрси. Только в отличие от тонких пальцев Дэрси налезло оно Майклу лишь на безымянный палец.

— Что? — брат проследил ее взгляд, подвигал кольцо на пальце туда-сюда и подмигнул Николь. — Вот, подарочек на прощание мне преподнес. Чтобы не забывали, значит, его верные друзья...

Хэмфорд, уже который день пребывавший в непривычном мрачном молчании, неожиданно хлопнул ладонью по столу: даже посуда подпрыгнула.

— Хватит языками чесать! А ты... цыганка, прекращай по своим болотам шляться! А то смотри, дождешься у меня! Вот наградил господь бог семью полоумной, позорищем...

И Николь благоразумно отступилась, хотя загадка 'подаренного' кольца не давала ей покоя — она ни секунды не сомневалась, что Дэрси не пожертвует никому из Хэмфордов даже фартинга. Наверняка обронил где-то в пьяной гулянке, а Майкл поспешил подобрать драгоценную вещицу... Вот где настоящий стыд! А то и преступление.

Но лишь после рассказа Ричарда Николь поняла, что преступление действительно свершилось. Брат постучал к ней в комнату; волнуясь и запинаясь, несколько раз пытался начать разговор, пока не выпалил в отчаянье:

— Николь, мне кажется, с Дэрси приключилась большая беда!

Сердце у нее оборвалось: вот оно! Николь не стала охать, закидывать брата бессвязными вопросами и заламывать руки — она же сумасшедшая и ей позволено вести себя не как подобает ее нежному и слабому полу! Просто усадила его и приказала:

— Рассказывай.

Несколько дней назад Ричард очнулся от какого-то шума — используя рекомендации Кристиана, напивался он теперь до беспамятства гораздо реже, но в эту ночь все же перебрал. Орал отец. Пьяный Дик мало что понял из его брани и крика, но сообразил, что направлены они — не много не мало — на самого лорда Дэрси. Гость стоял, с обычной своей улыбкой выслушивая оскорбления и угрозы. Когда отец сделал передышку, чтобы набрать воздуха для следующей порции брани, Дэрси сказал что-то — вежливо, но звучно. Ричард понял только, что-то о сроках. А потом повернулся и пошел себе из столовой. Отец взревел, и на Дэрси кинулись братья...

Дик перевел дыхание, сказал — с неуместным на взгляд Николь восторгом:

— Боже, как он дрался! Фрэнк говорит, даже ребро ему сломал. Но...

Но кто бы смог бы долго продержаться против трех здоровяков Хэмфордов!

— Что было дальше? — ровно спросила Николь.