Граница - новая версия. Часть вторая

Пристав прибыл не раньше, чем Залемран потерял всякое терпение и устал стоять на одном месте. За ним, в некотором отдалении, бежал давешний мальчишка, уже без шапки и с распухшим ухом. Видно, пристав сперва не соизволил поверить в слова ребёнка. Магистр машинально отметил, что надо будет дать посланнику ещё пару дощечек — в качестве компенсации, и повернулся к приставу.

— Добрый день, почтеннейший, — обратился он так же, как и к стражнику. Барственная манера не упоминать в обращении с низшими их имена — дескать, магистру недосуг запоминать каждую мелкую сошку, — в случае с Залемраном была следствием его плохой памяти. Заклинания он выучивал куда легче, чем лица и имена. — Я желаю знать, по какому праву вы позорите Коллегию магов, заставляя её учеников просить милостыню наравне с обычными преступниками.

— Решение суда, магистр Залемран, — поклонился пристав. Был он по крайней мере вдвое старше волшебника и держался с тем достоинством, которое даётся многолетняя привычка приказывать. — Эти достойные юноши были задержаны позавчера вечером за драку на площади. Ремесленники, которых вы видите рядом, принимали участие в той же потасовке.

— Превосходно, — в который раз за день процедил магистр. — По какому праву суд берётся решать судьбу учеников Коллегии, не ставя в известность их наставника?

— Я выполняю распоряжение судьи, магистр, — вежливо поклонился пристав.

— Превосходно, — повторил Залемран. — В таком случае, не будете ли вы столь любезны привести его сюда?

Пристав опешил.

— Прошу прощения, магистр Залемран, я уже не так хорошо слышу... — осторожно начал он.

— Я сказал, — отчеканил волшебник, — что мне недосуг бегать за каждым жителем города, который считает возможным воспитывать моих учеников вместо меня. Поэтому приведите сюда судью, если не считаете возможным самостоятельно разрешить данное недоразумение.

Судебный пристав был не тем человеком, которого можно было напугать до дрожи угрозой пожаловаться его начальству. Однако он знал, когда следует отступить, а когда — написать жалобу в собрание магистров на самочинство самого младшего из его членов.

— Думаю, в этом нет необходимости, — вежливо улыбнулся пристав. — Я обладаю достаточной властью...

— Чтобы приказать немедленно расковать моих учеников и препроводить их в мой дом, — закончил за него Залемран.

— Боюсь, это ошибка, — вежливо возразил пристав. — Ваши ученики были задержаны на площади...

— За драку, я знаю, — оборвал его Залемран. — В их возрасте случается, знаете ли. Но это в любом случае не в юрисдикции гражданского суда.

— Боюсь, вы недостаточно осведомлены в подробностях этого дела, магистр Залемран, — вкрадчиво произнёс пристав. — Вам, вероятно, не сказали, что юноши были задержаны с ножами, и кое-кто из их противников тяжело ранен...

— Прекрасно, — прокомментировал волшебник. — Значит, толпа ремесленников побоялась двух юношей с ножами? Приятно видеть, какое уважение коллегия внушает простому народу. Не так ли, милейшие? — повернулся он к товарищам своих учеников.

— Неправда ваша! — возмутился один из них, патлатый верзила с разбойной физиономией, которая от пережитого унижения казалась ещё порочнее, чем обычно. — Никто их не боялся. Если б не стражники, ещё неизвестно, кому потом бы пришлось отлёживаться! И ножи у всех были, какая ж драка без ножей?

— Никакой, — согласился Залемран, за всю свою жизнь не принявший участия ни в одной поножовщине, и соглашавшийся разве что на магические поединки. — Итак, почтеннейший, я узнаю, что мои ученики только следовали за мнением большинства. В чём же состав преступления?

Пристав насупился: Залемран намеренно оскорблял его, не принимая во внимание очевидные вещи.

— Согласно королевскому указу, — торжественно произнёс он, — меру вины учеников в драке определяет их учитель, но, буде их захватят на месте преступления с оружием в руках, лишаются они защиты наставника и подлежат гражданскому суду, как обычные преступники.

— Этот закон старше Карвийна, почтеннейший, — поморщился Залемран.

— Вот именно! — провозгласил судебный пристав, после цитирования указа вернувший себе уверенность.

— Когда он создавался, и Коллегии-то не было, — развил свою мысль волшебник. — Каждый маг учил кого хотел, чему хотел и как хотел, и законы защищали нас не больше, чем башмачников. А здесь, в Карвийне, позвольте напомнить, вы служите Коллегии, и подчиняетесь приказам собрания магистров. Я ценю вашу преданность порядку, но вряд ли мои товарищи одобрят, что вы сравняли волшебников с простыми плотниками.

— Рыбниками, — буркнул разбойный ремесленник, и стражник поспешил на него цыкнуть.

— Совершенно верно, рыбниками, — не стал спорить волшебник. — Итак, я в последний раз прошу — освободите моих учеников.

Приведённые Залемраном аргументы перебили желание пристава писать кляузу в собрание магистров. Мальчишка был совершенно прав, хоть и не по годам нагл, но волшебники и впрямь могут возмутиться.

— Или вы желаете пригласить ко мне для разговора судью? — уточнил магистр, и пристав покачал головой. Начальство не любит излишней инициативы, но оно и не любит, когда его приводят специально для того, чтобы опозорить перед всем городом.

— Всё будет сделано, как вы скажете, магистр Залемран, — поклонился пристав.

— Отлично, — кивнул волшебник. — В таком случае уведите отсюда этих несчастных.

Он указал на прикованных ремесленников, которые встрепенулись, услышав эти слова.

— Но, позвольте, — вскинулся пристав. — Эти люди участвовали в драке и должны быть наказаны!

— Не сомневаюсь, — согласился волшебник. — Но я пекусь о репутации Коллегии. — возьмите деньги, которые насобирали мои ученики, прибавьте к ним вот эти, и уведите заключённых в тюрьму. Здесь должно хватить на приличное содержание, а, если не хватит, пошлите за мной. И, пожалуйста, себе возьмите не слишком много. Я проверю.

— Да благословят вас боги, — простонала одна из женщин, плачущих возле арестованных ремесленников. Остальные подхватили её слова, и Залемран поморщился. Возможно, ему стоило бы позаботиться скорее о жёнах, нежели о мужьях.

— Это ещё зачем? — проворчал разбойного вида рыбник. — Идите своей дорогой, магистр, нам ни к чему подачки.

После таких слов рыбника его жена разрыдалась, стражник угрожающе шикнул, а товарищи по несчастью разразились угрозами и бранью. Залемран тяжело вздохнул.

— Это не подачка, милейший, а восстановление справедливости, — пояснил он, чувствуя себя на редкость глупо. — Я не могу допустить, чтобы мои ученики наслаждались свободой, пока вы, которые виноваты ничуть не больше, остаётесь здесь.

— Не дворяне, перебьёмся, — не унимался рыбник. — Семьям бы лучше помогли, не то хороши же мы будем: сами в тюрьме, на всём готовеньком, а дома дети кормильцев ждут. Уж лучше здесь сидеть, чем на ваших харчах отъедаться.

— Не слушайте его! — взмолилась жена разбойного рыбника, не вставая с колен и протягивая к волшебнику руки. Рукава слегка опустились, и Залемран увидел на запястьях свежие синяки, да и одежда у мужчин была лучше, хоть и с пятнами вина, а на женских платьях заплата была на заплате. — Мы уж как-нибудь, только избавьте от позора, смилуйтесь!

Залемран оглянулся на учеников, и с удовлетворением отметил, что балбесы стыдливо потупились.

— Замолчите, — резко ответил он и вытащил из-за пояса связку дубовых планок. Собравшаяся вокруг толпа, на которую волшебник подчёркнуто не обращал внимания, притихла при виде такой противоестественной щедрости. — Вот, возьмите каждая. И... да благословят вас боги. Позаботьтесь, почтеннейший, — кивнул Залемран приставу и вручил тому последнюю дубовую планку. Толпа ахнула, а Залемран, спохватившись, кинул три липовых дощечки давешнему мальчишке, который отирался поблизости, так и не решаясь снова надеть свою синюю шапку.

Закончив на этом с благотворительностью, магистр круто развернулся и ушёл, чувствуя себя самым последним из самых последних дураков.

— Так-то вы изучаете магию, молодые люди, — начал выволочку Залемран, когда, две стражи спустя, они собрались в его гостиной после обеда. Юная Кикса краснела, бледнела и упорно смотрела себе под ноги, хотя уж её-то эти упрёки никоим образом не касались. Или, может, она хотела убежать в аптеку, к подружке, но не смела отлучиться, пока учитель сердится? Танар и Ковек, в свою очередь, не слишком старались изобразить раскаяние, и Залемран почувствовал себя очень глупо. — Кикса, дитя моё, сегодня занятий не будет. Ты можешь отдохнуть, а завтра мы приступим к новому разделу. Можешь идти, если хочешь.

Девочка сглотнула, перевела испуганный взгляд с Залемрана на его учеников и покачала головой.

— Как хочешь, — пожал плечами магистр. — Но я определённо рекомендую тебе отдохнуть.

— Я посижу здесь, магистр, — выдавила из себя девочка. Залемран, отчаявшись понять логику ученицы, обратил своё внимание на Танара с Ковеком.

— Итак, молодые люди, вы, я так понимаю, отличились. Небось и собой гордитесь, не так ли?

Танар и Ковек переглянулись и неуверенно запротестовали. Судя по довольному выражению их физиономий, которое они даже не пытались скрыть, именно так всё и обстояло. Не будь балбесы его учениками, их стоило бы не только оставить на площади, но и заковать в колодки как простолюдинов, а не как волшебников.

— Превосходно, — заключил магистр. — В таком случае вы освобождаетесь от занятий, и поступаете в распоряжение коменданта Коллегии. Я занял у него людей на время вашего отсутствия, будет справедливо, если вы вернёте долг.

— Но, магистр Залемран! — взвыл Танар. Мальчишка был магом в пятом уже поколении, хотя никто из его предков не поднимались выше звания мастера, и труд слуги полагал для себя позором. Здесь, в доме наставника он соглашался работать исключительно в знак уважения к магистру, но мести двор Коллегии...

Ковек, чей отец служил в ополчении какого-то мелкого дворянина на западе страны, угрюмо молчал.

— Я всё сказал, — отмахнулся наставник. — Завтра с утра можете приступать к своим новым обязанностям, а до того чтобы не смели выходить из дому.

Дождавшись, когда угрюмые ученики покинут гостиную, Залемран поманил к себе Киксу.

— Пойдёшь сейчас же к коменданту, — тихо приказал он, — отнесёшь ему мою записку и на словах передашь, мол, магистр Залемран просит учеников принять, но работой не обеспечить. Пусть скажет, мол, нет для них подходящих дел, но со двора не отпускает. Дня три пусть продержит, а потом скажет больше не приходить. Я дам денег, пусть их кормят наравне с прислужниками. Поняла?

В кои-то веки на лице ученицы отразилось нечто иное, нежели отупляющий страх перед наказанием. Она даже не стала уточнять, как ей поступить, если комендант откажется её слушать, и Залемран остался доволен.

— Никому, кроме коменданта ничего не говори, — приказал он. — Я проверю.

Кикса поклонилась, всем своим видом выказываю покорность, и Залемран усомнился, можно ли ей доверять. С другой стороны, он в самом деле легко мог проверить! Девочка вскоре убежала, оставив наставника в убеждении, что день прожит не зря. Теперь хотя бы три дня (а, насколько он их знал, и все пять) ученики не будут его беспокоить, и можно будет спокойно заняться лесными чарами...

В этот момент, однако, в дверь постучали, и в гостиную зашёл посыльный.

Залемран поблагодарил его, вручил липовую дощечку и принял запечатанный конверт. И взвыл, когда прочёл, что с завтрашнего дня ему предписывается отложить все прочие дела для заседаний в собрании магистров по поводу осеннего урожая.

Через несколько дней Залемран проклял тот день, когда принял решение добиваться магистерского звания — и тот день, когда его добился. По всей коллегии прекратились занятия, учеников поделили на группы, каждой назначили старшего из числа учеников и приставили надзирателя. Надзиратели следили за порядком, а старшие — за ходом самостоятельных занятий, и обе партии то и дело доносили друг на друга. Магистры же в это время проводили целые дни на заседаниях, и Залемран вскоре запутался в бесконечных рассуждениях относительно урожая, цен на пшеницу, вино и мясо, состояния дорог в подвластных Карвийну землях и в неподвластных, ожидаемого количества разбойных нападений и размеров охраны, которую можно будет выделить обозам, и, конечно, какой залог потребовать от купцов и какую долю взыскать с них потом. А затем начали пребывать груженные товаром телеги, и пошли бесконечные пересуды относительно количества и качества продуктов, и ссоры между крестьянами, и жалобы на инспекторов, и хитрости купцов, пытающихся уменьшить залог, но увеличить долю в прибыли, и, потом, необходимо было решить, сколько продуктов останется в Карвийне, и учесть длительность действия консервирующих заклинаний.

Залемран не понимал во всём этом ровным счётом ничего, и потому его мнение не принималось во внимание, даже когда молодой магистр его имел. Но беднягу не отпускали с заседаний, и даже сняли с дежурных обходов учеников, на которые по очереди выходили остальные магистры. Но: "Тебе жить в этом городе, вот и учись, как им управлять" — говорили Залемрану, и он покорно приходил на заседания, и вникал в урожай, дороги, погоду и разбойников, а лесные чары оставались дома неразобранными. Зима же неотвратимо приближалась.

Единственной светлой стороной заседаний было то, что они начинались не раньше, чем колокол бил пять раз, иными словами, в полдень, и можно было не бежать, сломя голову, сразу же после завтрака. Эта светлая сторона уравновешивалась тёмной: именно после завтрака магистрам разносили письма с перечнем основных вопросов, которые сегодня рассмотрит собрание.

В одно прекрасное утро Залемран сидел в своём кабинете и готовился к заседанию, напрасно вникая в вопросы фуража, к которым непонятно примешивались тяжбы деревень по поводу спорного пастбища. Не успел магистр признаться себе — в который раз! — что ничего не понимает в хозяйственных вопросах, и не лучше ли было бы совершить преступление, как его друг, и уйти во флот служить короне за еду, чем каждый день так убиваться, как в его кабинет вбежали ворвались ученики.

— Магистр! — нетерпеливо заговорил Танар. — Там вас спрашивают.

— Девушка! — дополнил Ковек, и оба выжидательно уставились на учителя. Вслед за парнями в кабинет проскользнула Кикса и по своей привычки забилась в дальний угол.

— Если это Леани, гоните её в шею, — категорично отозвался Залемран, не успев усомниться, с чего бы его ребят так взбудоражил визит этой девушки. Леани была дочерью магистра Браннита, и пребывала в раздражающей уверенности, что друг, ученик и младший коллега отца просто обязан достаться ей в мужья.

— Это не Леани, — запротестовал Танар. — Совсем другая девушка.

— Всё равно гоните, — не менее категорично ответил Залемран. — Я не подаю милостыни.

— Она к тому же... — Ковек многозначительно покрутил у головы, — дикая. Босиком пришла, представляете?

— Ну, так отведите её в дом для душевнобольных, — раздражённо ответил Залемран. — Зачем вы мне об этом рассказываете?