Цена правосудия (продолжение Дорогого подарка)

— Он? — спросили из тьмы.

— Он самый, — ответил кто-то. Хью дернулся, и на него навалился третий разбойник. Чьи-то шустрые пальцы расстегнули на Даниэле перевязь и ловко избавили от содержимого карманов.

— Ы-ымбх! — возмутился шевалье.

— Врезать? — тут же осведомился новый владелец кошеля.

— Не надо, — великодушно отмахнулся первый, спросивший "Он?". — Итак, вы, шевалье Хьюго Даниэль, вздумали предать государя и стакнулись с рокуэльцами?

— Н-ныыф! — негодующе опроверг аргассец.

— И получили за сие злодеяние, — на стол посыпались монеты, — ого-го сколько! Пересчитай, — приказал тот, кто оказался за главного. — Ну-с, сударь, что можете сказать в свое оправдание?

Хью угрюмо молчал — во-первых, мычать сквозь кляп было бесполезно, а во-вторых, шевалье уже не понимал, кому попался.

— Молчим? Каемся? — издевался вожак, пока его подчиненный позвякивал монетами на столе.

"Чтоб ты сдох в выгребной яме", — подумал Даниэль. Он по-прежнему был согнут кочергой, руки немели, но те, кто держал, не выказывали никаких признаков усталости.

— А если мы каемся и желаем искупить свой подлый поступок, то что нам следует сделать? — главарь наклонился к шевалье — Даниэль почувствовал его дыхание рядом: лук, вино, свинина и табак. Дворянин рванулся и тут же получил кулаком в живот слева и пинок в голень справа. Нога подогнулась, на плечи навалились эти, черт их знает, кто, и Даниэль упал на колено.

— Эй, тут пятьдесят рем, — окликнул вожака считавший.

— Оо! Какая щедрость, — восхитился главарь и присел на корточки рядом с Хью. — Так вот, если мы не хотим, чтобы на стол королевскому прокурору легли весомые доказательства государственной измены шевалье Даниэля... мы же не хотим?

Аргассца пнули под ребра. Хью молчал, запустив зубы в кляп.

— Ладно, можете молчать. Тем паче, что кляп не способствует... Так вот, вы будете писать отчеты обо всем, что видите, и оставлять на подоконнике. Если вы будете получать таким же образом мои указания — вы будете их выполнять. И упаси вас Тиара, — шепнул главарь, — сделать что-то... не то.

— Ыыынп, — огрызнулся Хью.

— Свет, — приказал вожак, и сбоку вспыхнула лучина или еще что-то вроде этого. Дворянин быстро вскинул голову, но ему надавили на затылок и ткнули в нос золотистым значком: сплетенная восьмеркой змея, кусающая свой хвост, и изломанная молния. Хью чуть не подавился кляпом — он многого ожидал, но только не того, что вожак бандитов окажется командором Совета.

Рамон окинул зал заседаний скучающим взглядом. Ради благого дела — то есть Генеральных штатов — Гастон IV предоставил Палату Благородных, в которой обычно проводились собрания высшей аргасской знати в сопровождении ближайших вассалов. Роскошно отделанный амфитеатр, рассчитанный на пять сотен человек, внизу, на круглом пятачке — "подкова", за которой располагается делегация принимающей страны, и высокая кафедра для докладчика... или ответчика. Герцог расправил манжеты.

— Заседание Генеральных Штатов провозглашается открытым! — громко сообщил герольд в цветах аргасской королевской династии.

Рамон переплел пальцы и оперся на них подбородком. Генеральные штаты представляли собой, по сути, большую грызню между тремя основными политическими силами Запада и Севера: светскими владыками, по такому случаю забывающими о мелких дрязгах, Святым Престолом и Ординарией, объединяющей всех магов.

"И все они сейчас набросятся на меня, — меланхолически подумал томоэ. — Потому что всем им я поперек горла... Коррида! Только там обычно на одного быка один тореро, а тут целая свора", — он тронул родовой перстень с мордой быка. Каким немыслимым позором сочли бы это все его гордые предки, от которых он унаследовал герб, девиз и характерной формы нос!

Гастон IV поднялся. Рамон улыбнулся: сейчас будут фанфары, возвещающие начало корриды.

— Мы рады приветствовать всех собравшихся здесь. Но прежде, чем мы перейдем к прочим вопросам, заявленным странами-участницами, нам хотелось бы прояснить те трагические события, что привели к переносу Штатов, чего не случалось уже более трехсот лет, — король Аргаса значимо помолчал, чтобы все оценили и прониклись. — Мы полагаем, что наш брат Рамон мог бы внести ясность в этот вопрос.

Удар колокола — и на арену выпускают быка.

— Прежде, чем мы проясним те трагические события, — ответил томоэ, лениво поигрывая пером, — нам хотелось бы узнать, каким образом хадизары оказались в особняке консула Коланьи.

Коррида началась. По залу прошел мгновенно утихший шелест. Никто не ожидал, что бык пнет тореро первым.

— Консул Коланья уже понес соответствующее наказание, — отозвался аргасский премьер Жорж Мориак. — Его действия несовместимы с достоинством дипломата, но какое отношение?..

Бык медленно повел рогами вслед за скачущим по арене тореадором. Копытный был спокоен.

— Тем не менее, — поднял бровь Рамон, — мы не получили от аргасской стороны никаких внятных объяснений.

— Аргасская сторона тоже не получила объяснений по поводу внезапно оказавшегося в особняке консула Коланьи шевалье Эрнани Робийяра, — пошуршал бумагами Мориак. Этот матадор был неумел и мигом получил рогами:

— По-моему, в этом нет ничего удивительного... Учитывая то, что оный шевалье состоял в свите консула.

В зале послышались смешки. Интересно, кто выпустил этого на арену? С Коланьей было интереснее...

— О да, но дабы укрепить дружеские отношения между нашей молодежью, мы обменялись дворянами из наших свит, — сообщил высокому собранию Маурелли; ага, вот еще один выскочил на место подвига; бык копнул копытом песок.

— Но я не запрещал юноше навещать своих друзей, что он и делал.

— Однако мы находим несколько странным, — вмешался третий тореадор родом из Эрении, — что юноша погиб сразу после того, как привел к консулу своих рокуэльских товарищей.

Первый выпад шпагой; а орудовать плащом они не умеют...

— Возможно, вам перестанет казаться это странным, если вы вспомните о хадизарах, которые свили гнездо в особняке консула.

Тореро схлопотал копытом и сел, неуверенно оглянувшись на своих аргасских товарищей. Дон Мигель поднялся.

— Мы хотим заявить протест в связи с отсутствием здесь консула Коланьи, так как это не позволяет разобраться в сути дела.

— В сути какого дела? — возвысил голос Мориак; о боги, этот матадор очнулся? Сейчас добавим...

— Мне хотелось бы задать консулу пару вопросов о его сотрудничестве с проклятыми безбожниками, — протянул Рамон. — Поскольку есть множество свидетелей тому, что Эрнани Робийяр погиб, защищаясь от хадизар, в то время, как мои юные подданные пытались его спасти.

Олсен раздраженно скривился. Это могло продолжаться бесконечно — и Рамону, и прочим аргассцам с кефалонцами было, что скрывать.

— Может, вы поведаете, почему они пытались спасти его таким странным образом? — осведомился Маурелли, но рокуэльский бык не  обратил на тычок шпагой никакого внимания:

— Увы, если вы помните, в ход спасения вмешался хадизарский колдун.

Эмиссар негромко кашлянул, привлекая внимание непосредственного начальства.

— Мессир, не пора ли Ординарии взять слово?

Начальство раздумчиво пощипывало рыжеватую бородку.

— Не пора.

— Мессир, но может, стоит перейти к обвинению?

— Зачем? Пусть еще поиграют в дипломатию.

— Но зачем тянуть? У нас есть не меньше четырех эпизодов, разве этого мало?

— У почтенных членов Совета всегда свои расчеты.

Олсен попыхтел. Эти расчеты у него уже в печенках сидели.

— Осмелюсь напомнить мессиру, что он виновен в гибели вашего друга Карла Аскелони.

Мессир Луи Месмер провел пальцами по двум седым полоскам в бородке. Олсен снова открыл рот, но комиссар Аргаса жестом приказал ему молчать — рокуэльский бык как раз пырнул тореро Мориака рогами:

— Нам бы тоже хотелось знать, зачем был похищен мой воспитанник дон Эрбо.

— Ваше сиятельство, вы не можете утверждать, что наш консул к этому причастен!

— Я и не утверждаю. Вы сами это сказали.

Луи усмехнулся. Зал возмущенно зашелестел, поднялась Феоне.

— Я наблюдала за доном Эрбо, когда он внезапно исчез. Однако позже мальчик обнаружился в доме консула Коланьи, а его друзья утверждают, что его охраняли хадизары. Впрочем, это меня не удивляет, поскольку магия, с помощью которой было организованно похищение, носила отчетливый хадизарский след. У них такие своеобразные заклятия...

— Мы также требуем отложить разбирательство по этому делу, пока не будет вызван консул Коланья, — добавил дон Оливарес.

— А бык-то лягается, — тихо усмехнулся Луи.

— Минутку, — вдруг вмешался Гастон IV, до этого молча внимавший высокой сваре. — Нас интересует иной вопрос. Откуда там вообще взялись хадизары? В городе, который принимал Совет? Разве его сиятельство не обеспечил послам должную безопасность? Что если бы безбожники кого-нибудь убили?

Рамон опустил перо. Быка наконец задели.

— Полагаю, у меня есть ответ, — Маурелли поднялся, воздев над головой полупрозрачную пластинку. — Здесь запись переговоров его сиятельства и Гусеина аль-Фатиха, посла Хадизарии.

Воцарилось молчание, такое густое, что им можно было подавиться. Прочие делегации, которые уже давно оставили попытки вмешаться в процесс, в немом изумлении взирали на разворачивающийся фарс — такого Генеральные Штаты еще не видели.

— Так же я получил сегодня письмо от епископа Медонского, — эмиссар почтительно протянул чародею лист.

Луи взял письмо и принялся неторопливо читать, краем уха прислушиваясь к разгоревшейся драке, в которую уже внесла свою лепту его бывшая однокашница Феоне, предъявив высокому собранию запись переговоров консула Коланьи и Гусеина непосредственно перед заселением хадизара в особняк. Жорж Мориак пошел красными пятнами, а Олсен подумал, что это заседание не забудут никогда, потому что все присутствующие будут с удовольствием рассказывать о таком скандале своим внукам.

Луи элегантно взмахнул рукой, и письмо исчезло.

— Господин епископ на редкость покладист, — добродушно отметил маг. — Джеймс, прервите их.

Олсен зазвонил в колокольчик, и коррида остановилась.

— Началось, — негромко сказал Рамон.

— Ординария имеет кое-что сказать почтенному собранию, — сообщил Луи Месмер. Феоне стрельнула глазами в сторону бывшего однокорытника. Дон Мигель промокнул лоб платком.

— Совет слушает, — благосклонно качнул тремя подбородками Мориак. Олсен поднялся, бросил на Рамона торжествующий взгляд, спустился к кафедре докладчика и грохнул на нее увесистую папку.

— Мы провели расследование в отношении герцога Вальдано после событий, известных как Остенлибский инцидент. Но начнем сначала, — эмиссар открыл папку.

— Боги, — выдохнула Феоне. — Рамон, ты идиот!

— При чем тут я?

— При том!

— О женщины... — пробормотал доселе молчавший адмирал Ибаньес.

"Наконец-то и они вылезли из норы", — подумал эмпат, покрутив кольцо на пальце.

— Начнем, пожалуй, с трагической гибели герцогини Вальдано и ее сына, — сказал Олсен. — Итак...

Он не пропустил ничего: ни напряженных отношений между венценосными супругами, ни рождения ребенка-уродца, ни отсутствия герцога в ночь убийства; затем перешел к Остенлибскому инциденту, а дон Мигель, побелев, уставился на своего сюзерена широко раскрытыми глазами, прижал руку к груди и стал лихорадочно нашаривать на поясе пузырек с сердечными каплями. Феоне, не глядя, коснулась его груди кончиками пальцев, а Олсен между тем взялся за эпизод с Гусеином. Дон Диего сидел прямо, словно проглотил палку и, не мигая, смотрел на стену над головой эмиссара.

— О боги, — вздохнул Оливарес, откидываясь на спинку кресла, и бросил на своего сюзерена взгляд, полный упрека и разочарования. Томоэ прикусил губу. Горечь премьера отозвалась в нем сильнее, чем злобная радость целого табуна Олсенов. — И вы скрывали все это время!..

— Дон Мигель...

— Молчите, — оборвал его Оливарес. — Молчите. О боги, все это время...

Эмиссар закончил интригующее повествование о беседе Рамона с Гусеином, вскользь намекнул на "не расследованный толком эпизод с наемными убийцами" и захлопнул папку, выжидательно глядя на Мориака. Тот тяжело дышал, утирая лицо платком; прочие члены Совета, кажется, не дышали вовсе. До них только сейчас в полной мере дошло, в чем подозревается Рамон и чем это чревато.

Аргасский монарх поднялся.

— Мы полагаем, — веско сказал он, — что представленные Ординарией документы должны быть изучены более подробно. Граф Мориак, что говорит об этом акт?

— Согласно пункту пятому параграфа восемь двенадцатой статьи Коронельского акта, — откашлялся Мориак, — страна, являющаяся участницей разбирательства, не может входить в состав комиссии, слушающей ее дело.

— Постойте-ка, — звонко сказала Феоне, грациозно спускаясь по ступенькам к кафедре; в левой руке чародейка небрежно покачивала черную папочку. — Я тоже хочу кое-что сказать. В течение двадцати пяти лет я вела расследование деятельности Карла Аслелони на посту Верховного Рокуэльского мага. Вот, — она подняла папку, — результаты моего расследования. Добрый десяток раз я посылала их в Ординарию, и что же я получала в ответ? Ничего!! — рявкнула Феоне, швыряя папку на кафедру. — Ничего! Уж не потому ли, что Луи Месмер, комиссар Аргаса, не последнее лицо в Ординарии, был большим другом Карла Аскелони?

Мориак сглотнул. Это было одно из самых трудных заседаний в его жизни.

— Луи Месмер имеет возразить?..

— Вероятно, донну Феоне связывают еще более близкие отношения с его сиятельством, — все так же добродушно заметил комиссар Месмер.

— Что все же не помешало мне придти к Джеймсу Олсену и предложить некоторую помощь в его следствии, — ответила Феоне, сверкнув на однокурсника глазами. — Не так ли, Олсен? Не подскажете, какой совет я вам дала?

— Эээ, кхм... — протянул маг, чувствуя, что под взглядом Луи превращается в желе. Кто же знал, что мерзкая баба об этом скажет?!

— И потом, разве я не представила собранные мною свидетельства Совету?

— Ваше величество, — шепотом воззвал Мориак. Гастон IV потеребил председательскую ленту и встал.

— В связи с новыми обстоятельствами, открывшимися благодаря донне Феоне, мы настаиваем на признании Ординарии участницей разбирательства. Предлагаю начать голосование.

Олсен судорожно вцепился в папку.

— Но сир!..

Монарх холодно посмотрел на эмиссара.

— Вы хотите нам возразить? — истинно королевским тоном осведомился венценосец, пронизывая чародея ледяным взором.

— Нет, сир, — ответил Олсен, спустился с кафедры и побрел на заклание — к Луи Месмеру.

— Вот видишь, от всего бывает польза, — самодовольно сообщила эмпату волшебница, возвращаясь на место. По ступенькам поднимались лакеи с корзинами для голосования и белыми и черными шарами.

Рамон поцеловал руку волшебницы:

— О да, донна, и от предательства тоже.

— Не думаю, что они упустят шанс поставить Ординарию на место, — пыхнул трубкой дон Диего. — За церковников почти ручаюсь.