Знаменитые призраки Гросвенор-Холла

— У вас такой вид, словно вы в самом деле верите в местных призраков, — заметил Флинт после недолгого молчания.

— А вы нет? — поинтересовался Йорк, в игре не участвующий и с книгой устроившийся в кресле.

— Я никогда их не видел, — пожал плечами Флинт. — Я реалист.

— А в Плутон вы верите? — хмыкнул Йорк. — Его вы тоже не видели.

— Плутон можно снять через телескоп, — парировал Флинт.

— Призраков тоже можно заснять, — рассеяно заметил Вернан.

— Чушь!

— Я видел один такой снимок.

— И что там было? Пятно в автомобиле? — Флинт фыркнул презрительно. — А может бледная тень под вязом?

Вернан отложил карты и посмотрел на "сестру".

— Это было в... пятнадцатом?

— Четырнадцатом, — поправила Айседора.

— Да, в четырнадцатом. Также на морском побережье. Неподалеку от Примута, кажется. Там жил Алекс Уэлш, ему было двадцать шесть, и как многие люди этого возраста он воображал себя поэтом.

— И что?

Вернан улыбнулся.

— Запаситесь терпением, Флинт. Времена были неспокойные, но из-за слабого здоровья Алексу не грозила опасность попасть на войну. Он и не рвался. Чего нельзя было сказать о его возлюбленной, мисс Мэри Брук. Она была патриоткой, и голова ее к тому же была забита всякой чепухой о равноправии. Мисс Брук обвинила Уэлша в трусости и отсутствии внятной жизненной позиции (звучит просто чудесно, не так ли?) и, переодевшись мужчиной, сбежала во Францию. Неизвестно, как долго продержался ее маскарад, и как она погибла, но обнаруженное тело выглядело страшно: истерзанное, изуродованное. И главное, Мэри Брук была там по подложным бумагам, так что никто не мог рассказать о трагедии ее родным. Впрочем, Уэлш давно уже забыл о девушке и нашел себе новую музу. Ида Мерит. Она была красива, а кроме того — богата. Наследница нескольких ткацких фабрик и леди в третьем поколении. Ей тоже понравился молодой поэт.

— Скорее, она его жалела, — поправила Айседора. — Ореол умирающего поэта. Как Китс.

— Не думаю, что Уэлш видел между этими чувствами разницу, — хмыкнул Вернар. — Он начал ухаживать за мисс Мерит, забыв свои прежние обещания.

— Такие истории случаются сплошь и рядом, — пожал плечами Флинт.

За диалогом увлеченности и скептицизма наблюдать было забавно. А еще меня чем-то привлекала эта история.

— Мы говорим о четырнадцатом годе. Закат Belle иpoque. Мисс Брук была брошена и опозорена, да к тому же мертва. И забыта. Опасно забывать живых, но еще опаснее — мертвых.

— Речь шла о фотографии, — насмешливо напомнил Флинт.

— Ах, да. Совершенно заурядная фотография, я ее видел собственными глазами. Пикник на пляже. Трава, песок, пледы, зонтики и девять человек. Алекс Уэлш в ударе и читает благосклонной публике свои стихи.

— И бледное пятно с краю, куда так неудачно ткнул палец фотографа, — ядовито закончил Флинт.

Вернан закурил.

— На пикнике помимо Уэлша и фотограва присутствовали семь человек. Три леди, включая мисс Мерит, и четыре джентльмена. На фото восемь человек. Из них четыре женщины. За спиной Уэлша стоит девушка, которую впоследствии опознали, как мисс Брук. На пикнике ее не было. Более того, выезд на море произошел десятого июня, а тело мисс Брук обнаружили восьмого.

— Фотомонтаж.

— В четырнадцатом году? — Вернан вскинул брови.

— И что?

— И все, — пожал плечами Вернан. — Уэлша через неделю выловили в море, речь шла о самоубийстве. И поговаривали, его и мисс Мерит преследовал призрак. Но у нас речь шла о фотографии.

Йорк закрыл книгу (Кольридж, кстати) и улыбнулся, что всегда делало его лицо шкодливо-обаятельным.

— Слышал я об одной мисс Мерит, которая в двадцать девятом угодила в неприятности в Эссоне. Впрочем, ее звали не Ида, а... Иза. Изабель, или, возможно, Изадора.

— Полагаю, это совершенно другая мисс Мерит, — сказала Айседора Вернан.

— Совершенно другая, — кивнул Йорк.

— Теперь ваша очередь рассказывать о привидениях.

Некромант улыбнулся, и мне на секунду сделалось дурно. Этот может порассказать.

— Завтра, мисс Вернан. Мне еще нужно подобрать подходящую историю. К тому же, сейчас уже поздно.

Разбудил меня раскат грома, расколовший небо прямо над головой. До того мне снилось море, накатывающееся на отвесные корнуоллские скалы и перемалывающее что-то. То ли бревно, то ли русалку, то ли тело Алекса Уэлша. Я проснулась, и море никуда не делось. Прибой был слышен даже сквозь шелест дождя и дробные раскаты грома. А еще...

— Баюшки, на ели мальчик засыпает,

А подует ветер — люльку раскачает...

Я поднялась, кутаясь в покрывало, и подошла к окну. В кромешной тьме лишь изредка сверкали молнии, и так легко было вообразить три призрачные фигуры, идущие по самому краю обрыва.

— Ветка обломилась — полетела колыбель

Падает и люлька, и дитя, и ель.

Я отошла от окна и собралась уже залезть обратно под одеяло. Призраки призраками, но ни один из них не стоит пневмонии. Я уже отогнула край одеяла. Дом затрясся от топота, захлопали двери.

— Что еще?!

Я выглянула в коридор и наткнулась на заспанную Айседору Вернан, кутающуюся в халат.

— Что случилось?

Та зевнула, изящно прикрыв рот рукой.

— Кажется, миссис Обэлл исчезла.

— Миссис Обэлл?

— Ну, я здесь, вы здесь, а это место любит преследовать женщин.

По лестнице взбежал Вернан с фонарем.

— Нигде нет.

Я вернулась в спальню и подошла к окну. Я слышала колыбельную, которая манит своих жертв, как дудочка крысолова. Как верно подметила Айседора, я здесь, и она тоже. Я распахнула створки окна, но так ничего и не разглядела. Только продрогла и намочила сорочку. Вернулась в коридор.

— На улице смотрели?

— Там мистер Обэлл и мистер Йорк.

— Тогда что мы здесь делаем?

Запахнув поплотнее сооруженную из покрывала накидку, я спустилась вниз и зажгла свет во всех комнатах, выходящих на море. Спустя пять или семь минут на пороге появились Йорк и Обэлл, несущий на руках жену. С них ручьем текла вода.

— Возле часовни, — коротко сказали мужчины.

Положив Исабель на диван, Обэлл беспомощно огляделся.

— Надо вызвать врача...

— Вам несказанно повезло, что я врач, — Йорк склонился над женщиной. — Пока самое страшное, что ей грозит, это простуда. Отнесите ее в постель, разденьте и суньте под одеяло. Стоит еще напоить бренди.

Он чихнул.

— Чего и вам всем желаю.

— я сделаю грог, — объявил Вернан. — А дамам лучше идти спать.

Дамы, по крайней мере в моем лице, не стали спорить.

День третий

Поднявшись рано, я еще до завтрака улизнула из дома. Я располагала минимальной информацией: колыбельная, призрачное шествие от башни к склепу и обратно. С этого и следовало начинать.

По влажной траве я пересекла аккуратно подстриженную лужайку и оказалась в тени Западной башни. Сколько ей было лет — неизвестно. Она должно быть пережила нашествия и осады, потеряла несколько этажей и походила сейчас на гнилой зуб. И все же... эоны и эоны томе назад...

Насвистывая "Жизнь на Марсе"*, чтобы придать себе храбрости, я шагнула в дверной проем. В башне было темно. К счастью, в мою обычную экипировку входили фотоаппарат, блокнот и электрический фонарик. Я осветила голые влажные стены и винтовую лестницу, уходящую в гнилой деревянный потолок. Я не рискнула бы ходить там, где шестьдесят лет назад ступала Викки. К тому же, все самое интересное похоже происходило внизу. Здесь находили женщин, умерших от неизвестных причин. Вот бы эксгумировать хоть одно тело...

Обводя фонариком все темные углы и щели, я пошла через первый этаж башни. Я не ожидала подвоха, ведь многие люди и до меня проходили здесь. Но, очевидно, просто не всем так везло, как мне: наступив на некую плиту, ушедшую тотчас вниз, я ухнула на неимоверную глубину, и только ценой содранный коленей и ладоней смогла затормозить падение прежде, чем угодила в воду. Холодная, по колено. Что-то вроде потайного колодца. Я посветила наверх, радуясь, что фонарь, как и фотоаппарат, носила на шее, но коварная плита уже встала на место. Как крышка от мусорного бачка. Я оказалась в ловушку в колодце, диаметром не более полуметра.

Чудесно. Вот теперь самое время для паники.

Кричать все время было бессмысленно — легко сорвать горло. Но я то и дело набрав побольше воздуха, вопила "Спасите!" и "Караул!" в надежде, что кто-то будет проходить мимо. Батарейки в фонарике будут работать еще часа три, а выключать его мне страшно. Больше всего я, проведшая детство в доме с дружелюбными монстрами и призраками, боюсь остаться в темноте.

Луч фонаря осветил смурные гнилые стены, сложенные из темного, покрытого красноватыми пятнами камня. Я не хотела бы пить воду из этого колодца.

Время тянулось медленно, и разглядывание стен его не скрашивало. Скорее уж — выть хотелось. А еще спустя какое-то время я почувствовала, что не одна. Это ощущение сложно было обосновать или объяснить. Присутствие чего-то чужого выдавало даже не дыхание, не плеск, не биение сердца; выдавали мои собственные мурашки, бегущие по спине. Что-то прячется в воде, в любой момент готовое напасть. Что-то, имеющее клыки. Что-то...

— Помогите! — крикнула я отчаянно, срывая голос. В этот момент ЧТО-ТО коснулось моей ноги. — Помогите!!!

Плита над моей головой сдвинулась со скрежетом, и в этот самый момент погас мой фонарь.

— О, мисс Тарт, — Йорк произнес это таким тоном, словно мы были на прогулке в Гайд-парке.

— Родерик! Вытащите меня отсюда!

— Ну, сами угодили в неприятности, так научитесь из них выпутываться.

— Родерик! — по моей ноге скользнул склизкий голый хвост. — Родериктутчтотоесть!

Он — Йорк, увы, а не тварь — исчез. Свет от оставленной на краю ямы лампы не проникал так глубоко, и я осталась одна и в темноте. И тварь в воде продолжала медленно ко мне примериваться, прежде чем вонзить острые, как у крысы, резцы. Я заорала так, как не кричала никогда в жизни.

— Хватайся!

Веревка была скользкой, зато с петлей на конце, и именно за эту петлю я и ухватилась. Оказавшись на поверхности, я с безобразными рыданиями (не помню уже, когда в последний раз так плакала) повисла на шее у Йорка, болтая в воздухе ногами. Он обнял меня за талию, а затем, спустя минуту, отодрал от себя. Я не могла ступить на правую ногу и едва не рухнула обратно в колодец. Йорку пришлось снова ловить меня. Мы оба посмотрели на липкую лужу, в которой я стояла.

— Так. Садись.

Я послушно опустилась на ступеньку, и Йорк смог осмотреть мою ногу. Щиколотка начала гореть огнем и медленно распухать. Под коркой крови этого видно не было, но, кажется, ногу мне прокусили насквозь. Йорк подхватил меня на руки.

На улице царили сумерки, сглаживающие углы и придающие всему ореол таинственности. Небо опять заволокли плотные тучи, а море было неспокойно.

— Как долго я там просидела?

— Достаточно, — проворчал Йорк, — чтобы я начал придумывать, что скажу Беа.

Он ее боиться что ли?

— Она кидается ценными вазами, — пожал плечами Йорк, толкая ногой дверь. — И норовит спустить на меня свою собаку. Мисс Тарт нашлась.

— Мило с ее стороны, — Вернан оглядел меня с головы до ног. — Приготовлю бренди.

— Я принесу горячей воды, — побежала Айседора.

Приятно, черт побери, когда о тебе заботятся. Впрочем, в спальне Йорк развеял все мои иллюзии, швырнув меня на кровать.

— Принесу чемоданчик. Лежи.

Я, постанывая от боли, откинулась на подушки. Вернулся Йорк со своим докторским чемоданчиком (некромант-хирург, это колоссальный цинизм и насмешка над здравым смыслом). Он забрал у Айседоры Вернан тазик с водой, смыл кровь и принялся изучать мою щиколотку. На ум невольно приходило: "единственной его страстью было тайное изучение феномена жизни, ее естественного конца, а также возможностей воскрешения мёртвых"*.

Кажется, я сказала это вслух.

— Это лучше любопытства, которое движет Аристидом, — спокойно ответил Йорк. Его голубые глаза сосредоточенно изучали маленькие ранки на меой ноге, а длинные пальцы ощупывали горячую кожу. — Тебе следует сделать прививку от бешенства и столбняка, а еще инъекцию здравого смысла.

— Я случайно упала в этот колодец!

— А я именно это и имел в виду, — спокойно ответил Йорк. — Переоденься, вид у тебя тот еще.

Не то, чтобы я ждала комплименты... Может быть, мне тоже начать кидаться ценным вазами?

У чая, который мне принесли затем, был забавный эффект: целый кусок жизни выпал у меня из памяти. Я очнулась, кругом было темно, а чьи-то руки стискивали мои плечи. Я пошевелилась, перенесла вес на правую ногу и застонала от боли. Вспыхнул свет.

— Надеюсь, эта неделя скоро закончится, — вздохнул Йорк.

— Что вы... что я...

— Не помнишь? — Йорк довольно бесцеремонно перекинул меня через плечо и донес до постели, где скинул, как куль с мукой. — Колыбельная? Дождь?

Я мотнула головой.

— Интересная идея... Почти гениальная, — Йорк редко страдал от скромности, но сейчас превзошел самого себя. — Можно тебя оставить на пять минут?

Я пожала плечами.

— Ладно, не сбежишь.

Он выскочил за дверь. Я забралась под одеяло и натянула его до подбородка. Что со мной было? Куда я собралась среди ночи, как... сомнамбула?

Йорк вернулся и кинул свой чемоданчик на кресло.

— Покажи-ка ногу.

Я послушно высунула ногу из-под одеяла. Размотав бинт, Йорк придирчиво изучил вспухшие ранки.

— Ага.

Это было "ага" того сорта, что может означать что угодно. В общем, не очень хорошее "ага".

— Мне нужна твоя кровь. На анализ.

— Спасибо за уточнение, — буркнула я. — А я уж подумала, что вы заделались вампиром.

Пока Йорк на письменном столе под лампой возился с походной лабораторией (а он из тех, кто носит в сумке микроскоп), я, посасывая палец, размышляла над ситуацией. Медленно, но до меня начал доходить смысл происходящего.

— Я одурманена?

— О, нет-нет, — безмятежно отмахнулся Йорк. — Ты отравлена, как три почтенные леди Лагросс и, скорее всего, миссис Обэлл.

Я похолодела. Ранняя смерть в мои планы не входила.

— Успокойся. Отравление должно быть долшим и систематическим. Эта тварь на протяжении многих ночей впрыскивала им яд. Сначала что-то, оказывающее на них влияние — в твоем случае глупость — приводило их в башню, а затем они ходили туда под действием яда. Пока не умирали и не оказывались в фамильном склепе... — Йорк умолк, задумался, потом встрепенулся. — Вот что, Фрэнни, поспи. А я прослежу, чтобы ты никуда не ушла.

Это "Фрэнни" мне ужасно понравилось. Ведь так меня звали все, кроме Родерика. То есть, мистера Йорка. Вообще, если мерить нормальными общечеловеческим категориями, он старше меня на тридцать восемь лет. К счастью, мы принадлежим к племени то ли упрямцев, то ли безумцев.

Йорк погасил свет, не давая мне больше любоваться собой, и я заодно прекратила все размышления.

День четвертый

— Как вы себя чувствуете, мисс Тарт?

Я оторвала голову от подушки и отогнула край одеяла.