Темное предзнаменование

'Неудачно ударился головой на тренировках. Вот и причина' ворчливо ответил ему Гнев и по совместительству Здравый Рассудок.

— К дайрану этого ликантропа! — сказала я, перекрикивая голоса в голове, и поймала на себе потрясено-вопросительный взгляд мимо пробегающей девушки, которая чуть не уронила стопку толстенных книг.

'Ну-ну. Ну-ну' гаденько рассмеялось Любопытство.

У меня, наверно, тоже не все дома, раз я начала разговаривать сама с собой.

Валившись в комнату, я сняла туфли и с глубокой тарелкой пончиков под мышкой плюхнулась на кровать. Мое сознание настойчиво подкидывало мысли для размышлений. И все они, разумеется, имели прямое отношение к Бальтеру.

— Тоже мне, шутник, — бурчала я, запихнув целиком пончик в рот. — Ты должна стать моей женой, — я скривила лицо, парадируя его. Мои глаза сверлили потолок, но перед ними стоял четкий образ бесстрастного лица парня.

Я съежилась и свернулась калачиком, обнявшись с наполовину опустевшей тарелкой.

Через минуту закинула ноги на стену, а голову свесила с кровати. Я лежала в таком положении до тех пор, пока не увидела пляшущие темные пятна вперемешку с белыми.

Бездельничество превратило этот день в нескончаемую муку. Каждый раз, когда я смотрела на кольцо и чересчур ослепительно сверкающий бриллиант, меня охватывало глубокое отвращение. Хотелось рыдать навзрыд, вспоминая предупреждение о том, что вещицу нельзя снять.

Но я все равно пыталась. Правда, безуспешно. На секунду мелькнула мысль, что, возможно, придется отрезать себе палец, если нет другого выхода...

Проклятье!

Он есть.

Должен быть.

От кольца можно избавиться. Просто нужно узнать заклинание, которым воспользовался Бальтер, и найти к нему антизаклинание. Только сомневаюсь, что невыносимый во всех существующих и несуществующих смыслах сын герцога Моленрона поделится со мной этой информацией.

Придется искать самой.

Наверняка Бальтер использовал магию чародейства, но, скорее всего, попросил кого-то заколдовать кольцо, потому что ликантропу, обучающемуся на факультете боевой магии, это явно не под силу.

И все же, что он задумал?

Я почти задремала, когда в дверь тихо постучались.

— Войдите, — отлепившись от подушки, разрешила я сиплым голосом.

В проеме показалась копна карамельно-каштановых, гладко зачесанных волос. В полутьме, разбавленной зажженным светильником, сверкнули глянцевые дегтярные глаза опекуна.

— Я разбудил тебя, Рин? — с толикой беспокойства уточнил он. — Я могу зайти завтра перед занятиями...

— Нет, — поспешила заверить я, приподнимаясь на локте. — Я просто лежала, думала о всяком.

— О всяком? — с улыбкой переспросил Аригор. Пройдя внутрь и осторожно прикрыв за собой дверь, он остановился у письменного стола. — Расскажешь?

Ощутив слабый румянец на своих щеках, я пожала плечами.

— Ни о чем особенном...

Если это можно назвать выходку Бальтера.

И тут меня накрыло громадной водой бурлящего страха, мгновенно отрезвившего затуманенный забытьем ум и заставившего сердце суетливо метаться в грудной клетке, словно загнанный в клетку воробушек.

Опекун вопросительно приподнял густую бровь, когда я прыгнула на кровати и засунула руку, на безымянном пальце которой было то ненавистное кольцо, под дрожащее от щемящего волнения колено. Надеюсь, он не заметил его.

— Что с твоей рукой? — полюбопытствовал Аригор.

Я прикусила кончик языка зубами, стараясь не ляпнуть что-нибудь лишнее, или необдуманное, — то, что выдаст меня с потрохами. Хотя мне уже хотелось втянуть шею, отвернуться, или вылететь из комнаты, лишь бы не чувствовать на себе застывший, всепроникающий взгляд Аригора.

— Ничего, — я продолжала смотреть ему в глаза, пытаясь сохранить в своем голосе сдержанность.

Довольно непросто выдержать пытку в виде безмолвного, внешне невозмутимого, но в душе встревоженного моей странностью ректора, старающегося дать объяснение тому, почему я спрятала от него правую руку. По его мнению, ничто, даже самое незначительное и, казалось бы, лишенное смысла, не делается просто так, предварительно, пусть даже подсознательно, не обдумавшись кем-либо. Наверняка он и сейчас придерживался этого суждения. И, конечно же, не поверил в мой ответ: 'Ничего'.

Я испытала необычайное облегчение, напомнив себе, что Аригор не способен прочесть мои мысли. Но, думаю, даже если бы мог, все равно не сумел бы разобраться в полной анархии, творящейся в моей раскалывающейся голове.

Зачем я вообще пытаюсь утаить вздорный поступок Бальтера от своего опекуна? Я должна поступить как раз таки наоборот: пожаловаться Аригору о том, что на меня насильно напялили помолвочное кольцо, и попросить о наказании того, кто это сделал. Да и вообще, рано или поздно он узнает об этом, и будет хуже, если не от меня, а из слухов, которыми Академия уже наверняка полна.

— Правда. Все хорошо, — натянуто проговорила я и медленно моргнула, будто выходя из транса.

Целесообразнее будет в первую очередь самой разобраться с Бальтером, ведь все может оказаться не более чем его очередной потехой, в чем я уверенна... почти. Тогда все шишки полетят в мою сторону. Но если исход нашей беседы меня не удовлетворит, если по ее окончанию я не добьюсь, чтобы меня избавили от гнета, взваленного вместе с кольцом, я в самых ярких красках обвиню Моленрона в домогательстве и принуждении выйти за него замуж, пусть даже он причастен только ко второму. Аригор несомненно будет на моей стороне, и тогда даже положение семьи Бальтера в Империи не спасет его.

— Ладно, — не стал давить опекун и вновь улыбнулся. — Как ты себя чувствуешь, Рин?

Я издала свистящий вздох облечения.

— Мне гораздо лучше. Спасибо.

Он с пониманием кивнул.

— Ты приняла зелье?

— Конечно. В первую очередь.

Вновь последовал кивок.

— Замечательно. Я рад, что все обошлось, милая.

Я не была сентиментальной и впечатлительной. Я не любила плакать и делала это крайне редко — в тех случаях, когда происходило что-то совсем ужасное, или кто-то очень сильно обижал меня. Еще я плакала от благодарности к Аригору. Я плакала, потому что он непомерно добр ко мне. Я не перестану думать, что недостойна и крупицы той заботы и любви, которую получаю от него.

— Удалось выяснить, кто напал на Академию? — проглотив комок напасти, поинтересовалась я.

Самое время сменить тему.

— Тебе не стоит переживать об этом, — уклонился от прямого ответа Аригор.

Теперь настала моя очередь подозревать его во лжи.

— Ты что-то не договариваешь, — с шутливым укором уловила я.

Потупив взор, он сцепил руки за спиной и сделал несколько осторожных шагов вперед.

— На Академию напали чернокнижники, — нерасторопно и будто бы с неохотой пояснил опекун, остановившись передо мной.

Я в ужасе округлила глаза.

— Чернокнижники? — переспросила ошеломленно.

В знак подтверждения Аригор плотнее сжал губы.

— Но... почему?

Меня бросило в озноб. Чернокнижники — подлые и хитрые колдуны, всецело преданные своим коварным деяниям. Обычно в их деятельность не входят нападения на Академии, они предпочитают более масштабные 'подвиги' вроде уничтожения мира, или пробуждения какого-нибудь древнего зла.

— Этого выяснить не удалось, — с прискорбием сообщил Аригор и присел рядом со мной. Сложив руки на коленях, мужчина возвел черные глаза с бурым отливом к потолку, на котором незамысловато плясали тени заключенных в светильнике языков пламени.

Сердце защемило от ледяного беспокойства.

— Честно говоря, это не то, что меня удивило, — неожиданно признался он.

Я развернулась к нему, подмяв под себя одну ногу, и не забыла спрятать кольцо, натянув на кулак рукав рубашки. Затаив дыхание в ожидании ответа, я приготовилась услышать нечто выбивающее почву. Предчувствие меня никогда не подводило.

— Эти чернокнижники — из гильдии Золотых Теней, — с надсадой изрек Аригор.

О, Всевышние.

Гильдия, испепелившая сотни деревень по всей Империи Кару во времена Мятежа, продлившегося пять лет.

Гильдия, повинная в смерти тысяч душ, принесенных ими в жертвы для жутких ритуалов.

Гильдия, почти сумевшая возродить Фалларда Кровавого — Темного Короля уничтоженного многие сотни лет назад королевства Каоха, которое населяли Мглистые Демоны.

Гильдия, об упоминании которой стынет кровь в жилах.

Гильдия, положившая конец существованию дархаров.

Но легендарными их сделало именно последнее.

Самым поразительным является то, что за всю историю Золотых Теней никто не видел лиц чернокнижников.

Их мантии ярко-янтарного оттенка с вышитыми инициалами названия гильдии из шелковых черных нитей. Они назвали себя тенями, потому что неуловимы. И то, что их нельзя схватить, делает чернокнижников этой гильдии невероятно опасными.

Помимо этого, все члены Золотых Теней — очень сильные маги и колдуны.

После ошеломительной победы в войне (нет... то было истребление, самое настоящее) против дархаров, ради которой правительство Кару заключило сделку с Золотыми Тенями, гильдия исчезла. Ходило множество слухов о том, что Император отправил их в Астебул (тюрьма для особо опасных преступников, расположенная на охраняемом острове вблизи восточного континента), чтобы те гнили за решеткой до конца своих дней за все те преступления, которое совершили. Говорили и о том, что члены гильдии были казнены сразу после того, как договор с Императором утратил свое действие.

— Это точно? — прошептала я, не в состоянии сделать вдох.

— Да. Есть свидетели, — произнес ректор, устало сжав пальцами переносицу.

И вот они появились.

Воскресли из небытия тогда, когда меньше всего ожидали от них удара. Тогда, когда раны, оставленные войной, постепенно затянулись, и жители Кару вернулись к спокойной жизни, как было до начала Мятежа.

Безликие призраки прошлого.

Вестники грядущих бед. Нарушители сегодняшней тишины.

Убийцы убийц. Слуги Зла.

— Это из-за меня, — вымолвила я.

Возможно, что чернокнижники разузнали обо мне и о том, кто я. Они были одержимы идеей уничтожения дархаров. И нападение на Академию не является случайным. А нападение ли это вообще? Теперь, когда известно, что атакующие пульсары дело рук Золотых Теней, я засомневалась в достоверности имеющейся информации.

Если бы чернокнижники действительно хотели напасть, от нас не осталось бы и мокрого места.

Быть может, это было предупреждением?

— Они нашли меня, — в страхе пролепетала я, начиная пятиться назад.

Все сходится.

Мое сердце издавало неровные, гулкие удары. Я притянула к груди колени и крепко обвила их руками.

Опекун непонимающе посмотрел в мою сторону.

— О чем ты говоришь, дорогая? — осторожно спросил он, поднял руку и дотронулся ею до моей щеки. Мне хотелось разъяснить ему свои мысли, но онемевший язык был тому препятствием. — Рин, кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но это не так. Я уверен, у них были другие цели.

Я попыталась возразить, издав судорожный вдох.

— Мое милое дитя, — Аригор ласково улыбнулся, — ты в безопасности. Даже если причиной возрождения Золотых Теней на самом деле являешься ты, я не позволю им добраться до тебя. Разреши мне разобраться во всем. Обещаю, я защищу тебя, как всегда это делал.

И мне до боли неприятно признавать, что я доставляла, доставляю и буду доставлять ему кучу хлопот вопреки сокровенному желанию стать непривлекательной для разного рода неприятностей.

— Ты в безопасности, — увереннее повторил он, притягивая меня к себе.

Попав в плен теплых, отцовских объятий, я запоздало обняла Аригора и уткнулась носом в его крепко плечо. Просветы нежного света рассеяли тягостное, пламенное беспокойство, которым я была охвачена.

— Ты веришь мне? — от звучания мягкого и вкрадчивого голоса мужчины меня начало клонить в сон.

— Да, — пробормотала я вяло, не в силах бороться с внезапно налившимися свинцом веками, которые обрушились на глаза.

— Вот и славно, — перед тем, как провалиться в грезы, я почувствовала приятное скольжение пальцев по своим волосам. — Отдыхай, моя драгоценная Рин. И помни, что бы ни случилось, ты можешь верить мне.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

Я не помнила, как ушел Аригор.

Не помнила, как уснула.

Я понятия не имела, как оказалась в центре пустоши. Крупные хлопья пепла, опускаясь в витиеватом танце, исчезали в плотном серо-сизом тумане, низко осевшем к земле. Каждый совершенный мною вдох морозного воздуха отзывался острой болью в горле, пальцы босых ног онемели, и я едва чувствовала их. Моя одежда была изничтожена, и оставшиеся жалкие клочки ткани не прикрывали то, что должны были. Прижимая руки к груди, я безутешно пыталась унять буйствующий внутри страх. Оглядываясь, я вздрагивала, когда в непроглядном тумане по колено что-то хрустело.

Уловив слухом приближающиеся гулкие шаги, я обмерла и повернулась в сторону источника единственного помимо моего сбивчивого дыхания и бешеного сердцебиения звука. Из лавины тьмы, стремительно надвигающейся с запада, которой не было конца и края, синхронно шествовали двенадцать фигур, облаченные в мерцающие золотистые плащи. Приглушенная барабанная дробь и звон бубенцов, в сопровождении которых они двигались, стремительно переросли в неясные шорохи и чьи-то с трудом различимые ругательства.

Я в замешательстве нахмурилась, когда четкая картинка клубящегося тумана, тьмы и силуэтов, окутанных в ореол бледно-янтарного сияния, стала раскалываться на осколки, взрывающиеся в блестящую пыль, и появившиеся дыру пустоты обрели неподвижные очертания моей комнаты.

— Ай! — раздалось чье-то шипение.

Медленно моргая, я остановила взгляд на неизвестном объекте, пытающемся залезть в отрытое окно.

— Эй, я слышал, как ты проснулась десять секунд назад. Помоги мне! — шепотом потребовал обнаглевший некто. — Я сейчас упаду... Проклятье, ведьмочка!

Лишь один ликантроп мог так назвать меня.

Резко подскочив на постели, я застонала от головокружения и, слегка надавив пальцами на виски, попыталась встать, чтобы подойти к окну и убедиться в отсутствии у себя галлюцинаций.

— Бальтер?! — прошептала я и сощурилась, пытаясь увидеть его не до конца прояснившимся зрением. — Это ты?

— Я, — раздалось в ответ, и комнату сотряс грохот. — Я, — произнесли во второй раз бодрее, чем в первый. — Отлично спалось? Я не разбудил? — с ядом в голосе полюбопытствовал Бальтер, отряхивая себя. — Тебе не помешало бы хоть иногда мыть окно, Джалирин. Ты еще и неряха... Н-да. Послали же мне Всевышнюю невесту.

Я, должно быть, все еще сплю. Иного объяснения тому, что Бальтер пробрался ночью в мою комнату и отчитывал меня в нечистоплотности, я найти не могла. А еще он снова сказал, что я его невеста.

— Какой дурацкий сон, — промямлила я и ущипнула себя за руку.

Ничего не произошло. Я не проснулась. Знакомый сиповатый голос все так же разглагольствовал о моей вине в том, что теперь ни за что не отмыть грязь от нового свитера, ведь эта грязь с моей оконной рамы. Вещь испорчена, как и рубашка, которую Тиминлей замарал пюре в столовой сегодня днем.