Темное предзнаменование

Меня снова заперли.

На этот раз в старой лаборатории, принадлежавшей факультету алхимии.

Это что-то новенькое.

Мне не раз приходилось коротать свободное время в тесной, неуютной и пыльной кладовке в окружении своих верных неодушевленных приятелей: швабр, метел, ведер и прочих предметов для уборки. Своего рода, то крохотное местечко, куда даже сквозь узенькую дверную щелочку не проникал свет из коридора, стало для меня вторым наиболее посещаемым местом в Академии. Там я бываю чаще, чем в своей комнате.

В лаборатории алхимиков, располагающейся в старом крыле замка, где с прошлого года идут ремонтные работы, я оказалась во второй раз. В первый все закончилось плачевно.

Для начала, это далеко не царские покои. Я была вынуждена тухнуть несколько часов, свернувшись калачиком на грязном, холодном полу, не имея свободы действий. Пошевелюсь в непроглядной тьме, и нечаянно снесу рукой какое-нибудь смертоносное зелье... Во-вторых, я надышалась ядовитой пылью — лаборатории алхимиков славились своей небезопасностью. После этого на две недели загремела в лечебное крыло с отравлением. Пыль чуть не разъела мои легкие.

Адептам строго-настрого запрещено появляться в старой лаборатории, да и вообще, в ремонтируемой части Академии.

О чем я только думала, когда согласилась помочь своему однокурснику, который якобы по просьбе одного преподавателя должен был принести из этой самой лаборатории несколько колб с артарской кислотой (смертельно ядовитое вещество) для совершения какого-то великого опыта, но Выдра (так адепты между собой называют преподавательницу "Чародейства", которая действительно напоминает выдру) срочно вызвала его к себе, и он не мог разорваться на две части, поэтому попросил меня сбегать по-быстрому в лабораторию?

Глупая. Я очень глупая.

Должна была понять, что это не сулит ничего хорошего.

Вот и попалась.

Как только я зашла в темное помещение, где от едкого воздуха защипало в глазах, за мной захлопнулась дверь. И ведь не выбраться просто так: на дверь наложили заклинание неприкосновенности. Оно бывает разных видов. Самый опасный — поражение током. Дотронусь до нее, и меня шибанет нехилым зарядом, да так, что потом без волос останусь.

Только не понимаю, почему оно не сработало, когда я коснулась ручки, чтобы открыть ее...

Наверно, заклинание должно было вступило в действие лишь тогда, когда я оказалась внутри лаборатории.

Бац.

Ловушка захлопнулась.

Я вновь была неосторожна.

Дышать приходилось тихо, размеренно и осторожно.

Назревает вопрос. Какого дайрана (имеется в виду "черта") я вообще оказалась запертой?

Думаю, на него с удовольствием бы ответили те, кто обожает проделывать подобные пакости. Некоторые личности непреклонно убеждены, что это до невозможности смешно — наблюдать, когда другой страдает.

На их счастье, и, безусловно, к моему огромному сожалению, они нашли игрушку для совершенствования своих садистских развлечений.

Это я.

Периодически меня не только закрывают в кладовках и жутких лабораториях, но и: портят личные вещи, подставляют во время практических занятий, даже однажды подмешали в мой яблочный сок сопли троллей (вязкая, зеленоватая жидкость, омерзительная на вкус).

Пользуясь тем, что я маленькая, хрупкая, не могу ответить на их пакости, они продолжают издеваться.

Их фантазия поражает. Лучше бы они использовали это в благих целях.

Безусловно, в происходящем есть и моя вина. Мне следует научиться избегать подобных инцидентов и, например, вовремя оборачиваться, когда я бреду поблизости к маленьким, темным помещениям вроде кладовки. Я умудряюсь попадать туда, даже когда иду по коридору одна. Вечно появляются, откуда ни возьмись, словно они только и делают, что ждут, как бы толкнуть меня в спину в направлении заветной, скрипучей двери и запереть.

Им действительно заняться нечем.

— Рин? — сквозь дымку дремоты я услышала знакомый, изумленный голос, принадлежавший Батильде, нашей уборщице.

Разлепив глаза, я подняла одну руку к лицу. Морщась от потока света, резко ворвавшегося в мои темные владения, я медленно прошлась взглядом по полной фигуре черноволосой женщины в годах. С виду она казалась грозной, но я знала ее, как добродушную и отзывчивую. Иногда я помогала ей с уборкой в Академии, как, например, планировала сегодня, но была загнана в лабораторию.

Хотя был в этом один плюс. Мне удалось немного поспать. Эта ночь была бессонной, я просидела до наступления рассвета, делая домашнюю работу по "Философии магии".

— Поднимайся, деточка, — Батильда протянула мне пухлую руку.

Вечно она меня спасает. Мне остается только гадать, как ей удается справляться с вредными заклинаниями...

Несколько незабываемых часов я провела, расположившись между полками с колбами и пробирками на съеденном молью пледу, по возрасту являющемуся сверстником этого древнего мира. Еще я крепко обнималась со сломанной шваброй, хотя когда засыпала, не помнила, чтобы проявляла великую нежность к длинной деревяшке.

Вложив свою руку в теплую и смуглую ладонь уборщицы, я встала на ноги.

— Как ты здесь оказалась? Запрещено находиться...

— Знаю, — вздохнув, я потянулась.

Батильда цокнула, услышав хруст моих коленных чашечек, и неодобрительно покачала головой. Я сделала вид, будто не заметила этого, и продолжила разминать затекшие мышцы.

— Снова заперли? — проницательно догадалась она, когда мы покинули лабораторию.

После долгого нахождения в темени просторный коридор Академии со сводчатыми потолками казался чересчур светлым. Но столь яркий свет исходил не из стрельчатых окон, за которыми сгущались октябрьские сумерки, а от огромных магических жуков, напоминающих светлячков, с прозрачными, непробиваемыми панцирями. Они крепятся на стены в ровный ряд и сохраняют свою светоисточаемость в течение двух-трех недель; после их заменяют другими жуками.

Я решила не отвечать и задать встречный вопрос.

— А вы что здесь делаете?

— Пришла за сахакунским раствором (вещество, широко используемое для уборки помещений). Негодяи-стихийники со второго курса снова загадили сто первую аудиторию. Экспериментаторы малолетние, — проворчала Батильда. Я рассмеялась. — Никакой управы на них нет, — она смешно морщилась, когда злилась. Прямо как сейчас.

— На ошибках учатся, — сумничала я.

— Издеваются над бедной девочкой... — а Батильда все о своем.

Я закатила глаза, отвернувшись от нее.

Вовсе я не бедная.

— И куда только учителя смотрят? — продолжала причитать она.

Я отряхнула подол юбки.

— А ректор? — не успокаивалась Батильда. — Ох, нехорошо это.

Покончив с двухминутной разминкой, я развернулась к женщине и беззаботно улыбнулась ей.

— Со мной все нормально.

За столько лет я научилась произносить это так, что даже самый проницательный и талантливый маг-менталист, прочитав мои мысли, не уличил бы меня во лжи.

Возможно, я просто сама начала верить в это.

Батильда недоверчиво сузила глаза, глядя на меня в упор.

— Прекрати относиться к этому так спокойно, Рин. У тебя должна быть хоть капля гордости, в конце концов, — она говорила с укором. — Я беспокоюсь за тебя. Мало ли, что этим бездельникам в следующий раз в головы взбредет.

Ощутив прилив приятного тепла к груди, я положила руки на широкие плечи Батильды и чмокнула ее в щеку. В некотором роде она была мне как бабушка. Полная, добрая, щедрая, вечно готовая дать дельный совет и прижать крепко к груди в минуты отчаяния. Батильда заботилась обо мне с самого первого момента, как я оказалась в пределах Академии. И я безумно любила ее.

— По-другому не могу, — ответила я с коротким вздохом.

Если начну сопротивляться, если позволю злости, раздражению или обиде одержать над собой вверх, то совершу немало бед.

Батильда не знала о причине моей якобы бесхарактерности, как и все остальные, поэтому не переставала убеждать, что мне пора стать сильной девочкой и начать давать ответные пинки тем, кто смеет обижать меня.

Я понимала это. Я прекрасно знала, что терпеть бесконечные выходки особо неугомонных адептов невозможно, и однажды обязательно случится непоправимое — я сорвусь. Но пока есть возможность, пока есть малейший шанс отстрочить неизбежное, я готова жить с унижениями и насмешками. Для всеобщей же безопасности.

По крайней мере, я обязана быть паинькой ради ректора, чье великодушие без преуменьшения не имеет границ, который взял на себя огромную ответственность и приютил такого монстра, как я.

— Ой! — неожиданно вскрикнув, я обратила взгляд к окнам. — Сколько сейчас времени?!

Батильда издала громоздкий вздох, осознав, что бесполезно говорить со мной о моей слабости.

Но я не была слабой. Я была сильной. Именно поэтому от меня столько проблем.

Мне лишь приходилось претворяться беспомощной и жалкой, чтобы заглушить ту воистину злую мощь, что клубилась в глубинах моего естества. Я чувствовала ее каждой клеточкой. Она ни на мгновение не покидала меня.

Моя тьма нетерпелива. Стоит немного расслабиться, и она вырвется наружу. Тогда добренькая, неспособная постоять за себя Рин навсегда исчезнет.

— Все уже начинают собираться на холме, — с неохотой ответила Батильда.

Как?!

— Тиминлей! Он ведь ждет меня, — я прикусила губу, почувствовав укол вины перед своим единственным другом.

— Тогда тебе лучше поторопиться.

Я вновь улыбнулась Батильде.

— Я побежала!

И, сорвавшись с места, я ринулась влево.

— Будь осторожна, деточка! — крикнула она мне вслед.

Безошибочно несясь по переплетающимся между собой коридорам, я покинула ремонтируемое крыло и, оказавшись в главном зале, ринулась к выходу из Академии. Я невольно прокручивала в голове слова Батильды. Как бы я ни уверяла себя, что сумею вынести все издевки с гордо поднятым подбородком, сейчас я ясно ощущаю, как в моей неприступной крепости, выстроенной вокруг второй сущности — темной — появилась трещина; глубокая, огромная, она дала начало множеству других мелких трещин. Они испещрили мою защиту, будто кракле, разносясь со стремительной скоростью, и продолжают распространяться до сих пор, как бы я ни пыталась остановить это.

Я почти хороша только в одном — в самоконтроле. Да и то вместо того, чтобы становиться ближе к совершенному владению собственными эмоциями, я ускользаю прочь. Будто невидимая сила тянет меня в пучину неизвестности. Я отчаянно карабкаюсь и пытаюсь зацепиться за все, что попадает под руку, но мощь, таинственная, окутанная мраком и могильным холодом, четко дает понять, что любая моя попытка сопротивляться рано или поздно обратиться в прах.

Мне не спасенья.

И я смирилась с этим. Правда. Единственное, чего я желаю добиться, — того, чтобы спались остальные. Пусть даже такие глупые, бестолковые адепты, которые считают меня жалкой, поэтому думают, будто имеют привилегию делать мне больно. В конце концов, какими бы отвратительными ни были их проказы, они не заслуживают гнева моей второй сущности.

Я почти достигла высоких, распахнутых настежь дверей, как вдруг врезалась в кого-то. Больно ударившись левым плечом, я отлетела назад и шлепнулась на пятую точку. Падение оказалась далеко не удачным, и я стиснула зубы, чтобы не заскулить.

— Ай, — шипела я, потирая копчик.

— Ну что б тебя! — взревел тот, с кем я столкнулась.

Моим собратом по несчастью оказался высокий, тощий парень с копной серебристых взъерошенных волос, из-за которых выглядывали острые концы ушей. Эльф. Судя по его невероятной бледноте и ярко-голубым глазам, Зимний Эльф (Зимние Эльфы огромного Королевства Илласгор населяют северо-запад мира Кайнелон. Зимы — суровые. Лето — холодное, температура в июле редко достигает отметки выше нуля. Скалистый остров с круглогодичным выпадением снега, окруженный Тамарлонским морем, известным наличием водных василисков). Должно быть, ему нелегко в Кару (самая влиятельная страна в Кайнелоне. Империя, считаемая Столицей Мира), ведь у нас знойное лето и теплые зимы. Но, уверена, он неплохо справляется.

Я отдаленно припоминала парня, но сейчас было не совсем подходящее время и место, чтобы копаться в памяти и вспоминать имя адепта.

Оказывается, он нес в руках плетеную корзинку для пикника. Ее содержимое сейчас было хаотично разбросано на полу из гранитной черно-белой плитки. Увидев сладости, которые были завернутые в белые столовые салфетки, я тут же забыла о жгучей боли, стреляющей вверх по позвоночнику. Бог ты мой! Разноцветные пирожные даже в размазанном состоянии выглядели невероятно прелестно.

Я тут же вспомнила, что не ужинала и не обедала сегодня. Будучи занятой подготовкой к сложной тестовой работе по "Общей магии", после занятий я просидела в библиотеке и потеряла счет времени. А потом "удачно" встретилась с однокурсником, забрела в ремонтируемое крыло Академии и оказалась запертой в старой лаборатории алхимиков...

Серебряноволосый парень, бормоча ругательства, присел на корточки и стал собирать с пола ошметки некогда великолепных и, я уверена, безумно вкусных пирожных. Я продолжала сидеть в паре метрах от него и молчаливо наблюдать.

Вот ведь... как неудобно вышло.

— Тебе помочь? — наконец, у меня прорезался голос, и я решила воспользоваться случаем, чтобы поинтересоваться.

Адепт, на вид которому было не меньше двадцати, злобно зыркнул в мою сторону.

— Уже помогла, — прорычал он и вернулся к сбору сладостей.

Небрежно кидая их в корзинку, парень не прекращал разбрасываться бранью.

— Извини, — сказала я и все же подползла к нему. — Я не заметила тебя...

— Да ты неслась, как ненормальная! — визгливо обвинил он.

Да... было такое.

— Извини, — еще раз промямлила я и все-таки решила помочь.

— Не трогай, — рыкнув, он отдернул мою протянутую руку.

Я рассеянно отшатнулась, не ожидав подобной реакции. А так и не скажешь, что он злюка.

— Ты все испортила... дайран тебя побери! — адепт окончательно переключил свой гнев на меня. — Смотреть надо по сторонам! И что мне Данике теперь сказать?! — спустя минуту он, похоже, забыл о том, что сидит посреди пустого зала не один, поскольку начал говорить вслух личные моменты, о которых мне знать совсем не обязательно. Да и не хотелось.

Оказывается, эльф собирался устроить девушке, в которую давно влюблен, что-то вроде романтического пикника. И именно сегодня появилась идеальная возможность сделать это во время Красного дождя — поток метеоритов красного цвета пронесется по темному небу. Волшебное зрелище невиданной красоты. И крайне редкое. Красный дождь случается раз в триста лет. Говорят, что если загадать желание во время этого явления, то оно обязательно исполнится.

Я испортила этому парню, возможно, лучший день в его жизни.

Ну чем я не монстр?

От меня действительно стоит держаться как можно дальше.

— Ну ладно, я пойду, — я поднялась с пола.

Эльф игнорировал меня.

Терзаясь угрызениями совести, я сжала кулаки и поспешила убраться отсюда, пока адепт не передумал и не решил меня прикончить, пока поблизости никого нет. В присутствии ректора и учителей ко мне относились вполне сносно, потому что знали — если окажутся уличенными за плохим обращением со мной, не видать им спокойной учебы. В том смысле, не отделаются они от наказаний, и все в этом духе.

Ректор Высшей Магической Академии Искусств и Наук, который по совместительству являлся моим опекуном, хоть и пытается минимизировать проявление своих родительских чувств при всех, но не всегда сдерживается и иногда срывается, когда видит, что со мной плохо обходятся. Поначалу между нами была определенная договоренность: никто не должен знать о том, что нас связывают семейные узы, хотя мы не являлись друг другу родными.

И какое-то время все шло идеально. У меня, вроде как, не было проблем в общении с однокурсниками и вообще — со всеми ребятами в Академии. Но в один прекрасный момент, когда я невольно оказалась втянутой в перепалку с весьма неприятным и наглым типом, после чего чуть не утратила над собой контроль, одна из тайн, которые связывали меня и ректора, всплыла наружу.

Все узнали, что я его приемная дочь.

И понеслось...

— Ух-ты, — мое тело инстинктивно превратилось в камень, когда позади себя я услышала знакомый, веселый свист. Вспомни... вот и оно. — Что здесь произошло?

— Эта чокнутая врезалась в меня! — завопил серебряноволосый, и я буквально ощутила, как он ткнул в мою спину свои костлявым пальцем. — А я собирался...

Он в ускоренном темпе повторил все то, что проговаривал себе под нос несколько минут назад. О своей великой и печальной любви, которая в этот потрясающий и удивительный вечер должна была превратиться во взаимную и более великую. И бла бла бла.

Жаловался эльф, как самая настоящая капризная девчонка.

Он обвинил меня чуть ли не во всех существующих и несуществующих бедствиях.

Но самым ужасным было то, что он плакался тому, кого я искренне терпеть не могла, кого я на дух не переносила. И теперь этот нелицеприятный мне тип смеялся во весь голос. Я вросла в пол и по-прежнему не шевелилась, боялась сделать вдох, даже самый крошечный. Мне казалось, что если я начну двигаться, то этот дурак прицепится ко мне и больше не отвяжется, пока не сведет в могилу.

— Ооо, опять ты, ведьмочка? — невинно поинтересовался Бальтер, якобы только что заметив меня. — А ты себе не изменяешь. Снова вляпываешься в неприятности? Точнее быть, создаешь их. Ты ведь только на это и годишься.

Я заскрипела зубами. Зарождающаяся злость начала клокотать в груди.

Самым правильным решением будет промолчать и мирно уйти.

— Прости, Бальтер, но я слишком занята, поэтому не могу тратить свое драгоценное время на выслушивание твоих идиотских провокаций, — нарочито ровным, стальным голосом парировала я и сделала шаг вперед.

Мне чудилось, будто прошла целая вечность, а моя правая ступня так и не коснулась пола, зависнув в воздухе.

— О, тогда не буду задерживать тебя от свершения великих дел неудачников, — не видя его наглого лица, я была уверена, что сейчас на нем сверкает ярче солнца довольная, ехидная ухмылка, которая невероятно меня бесила.

Ублюдок.

— Благодарю за понимание, Бальтер, — процедила я, сделав еще один бесконечно долгий шаг вперед.

— Всегда пожалуйста, Джалирин, — великодушно отозвался этот мерзавец, озвучив мое полное имя.

Ведь знает, что я терпеть это не могу.

Специально, гад...

Едва тихо зарычав, я дошла, наконец-таки, до распахнутых дверей. Стараясь изо всех сил блокировать голоса Бальтера и того светловолосого эльфа, которые начали обсуждать мою никчемность (инициатором этой темы стал главный придурок, столь полюбивший поливать меня грязью при любом возможном случае), я брела вперед.

Они могли хотя бы попытаться сделать вид, уважают мои чувства, и дождаться, когда я уйду.

Боже. Да что же я такое говорю?

Бальтер? Уважает мои чувства?

Ага. Как же.

Проще приручить Шустника (вид хищников, обитающий в Мертвой Пустыне. В среднем достигают полутораметровых размеров, похожие на волков, клыкастые, с матовыми зрачками, без шерсти, но с полупрозрачными, сероватыми чешуйками, которые защищают их от большого количества солнечных лучей. Обособленные, они предпочитают выживать поодиночке, за редким исключением можно наткнуться на стаю Шустников. В основном питаются падалью, но в случае сильного голода способны растерзать любого, кого встретят на своем пути. Считаются крайне опасными из-за вырабатываемого ими яда. К ним почти невозможно подобраться), чем добиться от Бальтера Моленрона уважения. Особенно мне.

Ну да... Мечтай, Рин.

И не то, чтобы я нуждалась в его уважении...

Двор Академии казался бескрайним в моих налитых гневом глазах. Я сфокусировала взгляд на дубе Мудрости (когда у вас что-то не ладится, нужно решить проблему, или вы просто не можете разобраться в себе, — обратитесь за советом к этому благородному растению, и оно обязательно подскажет вам решение) с мощным стволом и ярко-изумрудной, пышной кроной, являющимся сердцем красивого, просторного сада с цветочными аллеями, четырьмя миниатюрными фонтанами, сложным, но невысоким, так, чтобы не потеряться, лабиринтом из вечнозеленого самшита. И над всем этим великолепием возвышался дуб. Его посадили, когда строилась Академия, а это значит, что дереву около пятисот лет.

Я решила сократить. Если пройду через сад, то сразу выйду к холму.

Сейчас там, наверное, не протиснуться. Все жаждали увидеть Красный дождь.

Но, к счастью, мне не нужно на сам холм. Тиминлей должен ждать меня под Этсарской яблоней, чьи лепестки имели очаровательный, нежно-голубоватый оттенок. Этсарская яблоня довольно редкая, и иметь ее непозволительная роскошь. Она растет на южном побережье Иссарского континента, от которого Империю Кару разделяет Туманный океан (океан в самом прямом смысле состоит из густого, темно-бурого тумана).

По словам профессора Дарлана, преподающего у первокурсников "Историю Кайнелона", в Иссарию очень трудно попасть именно из-за Туманного океана. Он — верная смерть для странников, ослепленных безудержным, страстным желанием исследовать его, пересечь. Многие столетия таинственный, но столь привлекательный для горячих и отважных сердец туман нещадно поглощал людей. С тех пор, как они попадали в его владения, больше никто не видел их.

Кто-то пугает детей байками о жутких монстрах, живущих там и жрущих путников. Кто-то говорит, что Туманный океан есть не что иное, как сама Бездна — то есть Ничто. Пустота.

Увлекшись размышлениями, я не заметила, как на моем пути выросло две фигуры.

— Так, так, так, уже выбралась? А мы как раз собирались проведать тебя.

Обладателем этого противного, скрипучего голоса был тот самый однокурсник, которому я по своей глупости решила помочь. Ханрильф так же являлся Президентом Всех Прыщавых И-типа-крутых Недомерков. Коренастый, рыжеволосый, кривозубый, задиристый и недалекий. А ведь некоторые девчонки на него еще ведутся... Они либо слепые, либо Ханрильф прибегает к приворотной магии, использование которой в пределах Академии карается немедленным исключением.

Лично я склоняюсь ко второму варианту.

Рядом с Ханрильфом посмеивался, засунув руки в карманы черных брюк, Бастор — его верный напарник по дуракавалянию. Такой же бестолковый, но симпатичный. Высокий, не обделенный привлекательностью блондин с янтарными, хитрющими глазами и белоснежной улыбкой. К третьему курсу Бастор успел перевстречаться почти со всеми моими однокурсницами. Ходили слухи, что он крутил интрижку с пятикурсницей, обучающейся на факультете оккультизма.

Страшненький балбес и бабник — идеальная парочка.

Но, тем не менее, я осторожна с ними.

Ханрильф — маг-перевертыш, превращающийся в двухметровую черную рысь. Бастор — сын небезызвестного своей "темной" деятельностью чернокнижника. Может, они и кажутся с виду безнадежными клоунами, но разозлить их — себе дороже.

Конечно, они пришлись бы мне на один зубок, если бы я "активировала" в себе вторую сущность, но... я хорошая.

Я хорошая.

Хорошая.

Хорошая.

Хорошая.

Я не зло.

— Эмм, ребята, — пролепетала я, инстинктивно отступая.

Переглянувшись друг с другом, парни уставились на меня с коварными ухмылками, и злорадный блеск их глаз заставил напрячься каждый мускул в моем теле. Неужели снова что-то удумали?

— Не скучала в лаборатории? — саркастично поинтересовался Бастор.

Они стали медленно надвигаться на меня. Громко и как-то жалко сглотнув, я сделала еще один шаг назад. Их ехидное хихиканье щекотало нервы.

— Нет, — я натянула на лицо беглую улыбку. — Все прошло замечательно. Я как раз придумала, как закончить свой реферат по "Пространственной магии" на тему пересечения между собой параллельных миров, и существуют ли они вообще.

По их недоумевающим лицам я пришла к выводу, что они не поняли ни единого моего слова.

Однако кое-что до них все-таки дошло.

— Издеваешься над нами? — прошипел Ханрильф, оскалившись.

Я подпрыгнула, продолжая пятиться назад.

— И в мыслях не было.

— Да ты, я посмотрю, стала смелой, — процедил Бастор.

— Эй, — от волнения у меня пересохло в горле, и неожиданно сел голос. — Давайте разойдемся мирно, ладно? Скоро начнется Красный дождь... — я чувствовала себя нелепо, пытаясь решить назревающий конфликт с этими двумя дипломатически.

— Мирно? — протянул Бастор, медленно приподняв бровь. Повернув голову вправо и немного вниз, он встретился глазами с Ханрильфом, и вновь на их лицах появились пугающие и не предвещающие ничего хорошего улыбки.

Внезапно они обошли меня с двух сторон и, схватив за локти, потащили обратно к Академии.

— Что вы делаете? — возмутилась я, пытаясь вырваться.

Но, дайран, у них стальная хватка!

Я брыкалась и извивалась, болтая ногами в воздухе. Что они творят?! Совсем сбрендили?

— Проучим ее? — спросил Бастор у Ханрильфа так, словно они обсуждали прогноз погоды на завтра. Да и то о погоде они говорили бы с большим воодушевлением.

Я лихорадочно думала, как именно они собирались проучивать меня. Честно говоря, когда дело касается пакостей — они мега непредсказуемые. В лучшем случае, парни снова запрут меня в лаборатории.

— Ага, — весело поддержал Ханрильф. — Слушай, а у нее ничего так задница.

Эээ...

— Эй! — я пыталась наступить Бастору на ногу, когда его мерзкая конечность потянулась к моей сокровенной пятой точке. — Убери руки, — я приложила немало стараний, чтобы сделать свой голос по-настоящему угрожающим.

Но Бастор только расхохотался в ответ.

— Действительно, ничего, — кивнул он Ханрильфу.

Да они в конец обнаглели!

— Забавляемся, ребятки?

Провалиться мне в Бездну...

Парни, изумленные не меньше моего, резко остановились и уставились Бальтера, который заслонил собой вход в Академию. Он выглядел расслабленным. Малахитовые глаза, обрамленные длинными ресницами, с заинтересованностью взирали на нас в ответ. Его мускулистые руки были скрещены на груди, а с темными, чуть волнистыми прядями волос играл прохладный ветерок, медленно, но верно приводя их в состоянии беспорядка.

Бальтер Моленрон, чтоб его, был хорош собой. Всевышние, должно быть, совершили величайшую ошибку за все время своего существования, наградив этого несносного ликантропа голубых кровей неписаной красотой. Четко очерченные скулы, прямой нос с маленькой горбинкой, большие, слегка раскосые глаза, посмотрев в которые сложно отвести взгляд. На Бальтере была белая рубашка, прекрасно контрастирующая с ровной, смуглой кожей, коричневато-черная кожаная жилетка с брюками и невысокими сапогами. Одежда отлично подчеркивала многочисленные достоинства его фигуры. Знает, гад, как преподнести себя.

Единственный сын герцога Моленрона определенно не заслуживает внешности, которую имеет.

Пытаясь угомонить свои взбунтовавшиеся мысли, я нахмурилась.

— А тебе чего? — клянусь, я не ожидала, что открою рот и произнесу это, да еще с таким недовольством, словно меня дико огорчил факт его вмешательства. Хотя все с точностью да наоборот, но я ни за что не признаюсь в этом даже самой себе.

Бальтер стал причиной растерянности Бастора и Ханрильфа, которые ослабили свою хватку, и теперь я могла спокойно вырваться.

Я так и сделала.

Дернув локтями, отошла в сторону от превратившихся в статуи однокурсников.

Они боялись Бальтера. Во-первых, потому, что он был старше нас, хотя всего лишь на год. Во-вторых, в-третьих, в-четвертых, и так далее, Бальтер Моленрон обучался на факультете боевой магии, выбрав специальность Паладин. Он был настолько совершенен и умен, а его профессионализм в области: "Я навешаю вам лапшу на уши, заставлю полюбить меня" не знал границ, что очарованным Его Ослепительством Советом преподавателей Академии во главе с ректором было решено поместить его фотографию в Зал Славы, ибо он: "Славный парень, подающий большие надежды. Однажды он непременно станет отличным Паладином, и будет верно служить своей Империи".

Вот такого мнения о Бальтере Моленроне мой опекун, что, конечно же, не может не раздражать меня, ибо я знакома с настоящим Бальтером — лицемерным, эгоистичным, подлым и...

— Да вот, заскучал, — Бальтер равнодушно повел плечом. — А у вас, похоже, что-то интересное намечается. Возьмете с собой, а? — невозможно было понять, то ли он издевался, или говорил серьезно.

— Эмм, мы... — замычал Ханрильф.

— Да мы не... — внес свою лепту в попытке внятно ответить Бастор.

Бальтер изящно вскинул бровь.

— Ну, так что?

На лицах бедняг даже пот выступил.

— Сваливаем, — прошипел Ханрильф, ставший белее снега, и дернул за рукав Бастора.

— Угму, — молниеносно поддержал тот.

Секунда, и их след простыл.

И что это, позвольте спросить, только что было?

— "Спасибо" говорить не буду, — грубо предупредила я.

Отворачиваясь, успела заметить блеснувшую улыбку на его лице.

— За что? — невинно уточнил он.

А то сам не знает.

— Не пойми меня неправильно, — Бальтер вразвалочку подошел ко мне и остановился рядом, обратив взгляд на стремительно темнеющее небо, на котором зажглись первые звезды. — Я вовсе не помогал тебе.

— Пфф, — издала я звук, напоминающий фырканье. — Я бы никогда и ни за что не поверила в твое благородство, Моленрон. Так что не волнуйся. Рассыпаться в благодарностях не стану.

Он издал короткий смешок.

— Я вмешался, потому что они играли нечестно.

Поджав губы, я подавила в себе желание спросить, что Бальтер имел в виду, но через пару секунд он сам удостоился разъяснить свои ранее сказанные слова.

— Они прибегли к физической силе, прекрасно зная, что ты слаба и не можешь справиться с двумя здоровыми парнями. Да еще и лапали тебя, — он испустил тоскливый вздох, не опуская головы. — Это недопустимо в моем понимании настоящего, честного сражения. Я лоялен, и предпочитаю менее варварские способы подавлять тебя и унижать, Джалирин, подключая к ведению нашей чудесной войны то, что находится здесь, — он постучал указательным пальцем по левому виску, — а не свои мышцы.

Как мило.

— Да мне плевать, — я не нашла для ответа ничего умнее этого.

Своим угрюмым видом я пыталась подавить смущение, рвущееся наружу. Сама не знаю, почему, но мне становилось дико неловко от мысли, что Бальтер застал меня в такой ситуации. Особенно тяжело было признать, что он действительно помог мне.

Затянувшееся молчание свидетельствовало о том, что наша относительно мирная беседа подошла к концу.

Втянув в себя воздух, я неуверенно зашагала прочь от задумавшегося Бальтера, который мечтательно разглядывал иссиня-черный небосвод.

Переключившись на бег, я неслась со всех ног к большому холму, устланному изумрудно-яркой, бархатистой травой. По мере своего приближения я все больше погружалась в какофонию голосов. Здесь было шумно и тесно. Сотни адептов и преподаватели, трепещущие и возбужденные от ожидания лицезреть Красный дождь, скучковались на пригорке, который теперь казался небольшим и похожим на муравейник, кишащий егозливыми насекомыми.

Этсарская яблоня находилась немного поодаль от холма. Она была посажена на вершине скалистой возвышенности, огибающей Академию с севера — там раскинулся на многие мили Ирворский лес (Ирвора — распространенный на востоке Империи Кару вид широколиственных, имеющий белый, мощные ствол и светло-фиолетовые листья. Так же Ирвора обладает целительными свойствами; ее сок использует как жаропонижающее при различных видах простуды и инфекций), чтобы любопытные адепты не оборвали яблоню до последнего лепестка.

Постоянно оборачиваясь, я следила за тем, чтобы меня никто не заметил и не уличил в намерении взобраться к яблоне. Это было бы невозможно без Тиминлея, который, увидев меня, коротко свистнул и махнул рукой.

— Ты хоть представляешь, сколько я тут торчу, как болван, и жду тебя? — сверху раздалось обвиняющее шипение друга.

Я остановилась и задрала голову, чтобы увидеть его светлую макушку, выделяющуюся в сгустившейся тьме.

— Непредвиденные обстоятельства, — я не стала вдаваться в подробности того, что произошло со мной этим вечером.

— Вечно с тобой так, — ворчливо цокнул Тиминлей.

Я бодро пожала плечами и хихикнула.

— Ладно. Забирайся, — его снисходительный тон заставил меня улыбнуться шире.

Он бросил к моим ногам семечко круанской лианы, известной своей прочностью, и в полголоса произнес слова заклинания. Тиминлей учится на травника и после окончания обучения в Академии мечтает открыть собственную лавку редких растений, которые бы он сам выращивал, где-нибудь на востоке Империи Кару, поскольку там идеальные условия для его распланированного до мельчайших деталей будущего, и жить себе там в спокойствии и припеваючи.

В следующую секунду почва слабо завибрировала под моими ногами, и из-под земли прорезался стремительно растущий в высоту и ширину стебель. Закручивающийся в спираль, он возносился прямо к яблоне.

— Не проворонь. Дважды выращивать для тебя не собираюсь, — буркнул Тиминлей, и я схватилась за лиану прежде, чем та достигла в длину моей макушки, обвив растение руками и лодыжками.

Крепко зажмурившись, я отчаянно цеплялась за стебель и молилась Всевышним о том, чтобы без происшествий добраться до Тиминлея. Я до жути боялась высоты. У монстров тоже есть слабые места.

Осторожно взяв меня за локоть, Тиминлей помог мне отцепиться от стебля.

— Трусишка, — вздохнул девятнадцатилетний и единственный в Академии парень-фей с мягкими чертами узкого лица оливкового цвета: плавным изгибом белых бровей, копной шелковисто жемчужных волос, губами сочно-малинового оттенка со слегка приподнятыми уголками, острыми скулами и чуть вздернутым носом.

Тиминлей был очаровашкой, но эта красота делала его похожим скорее на девчонку, чем на будущего мужчину. Мой друг сильно бесился из-за этого. Он жалел, что не родился заросшей горой мускулов и харизмы. Тиминлей натерпелся побольше моего, это факт. Адепты не раз переодевали его в милые розовые платьица, которые одалживали у знакомых феечек и, пряча его одежду, заставляли в таком виде ходить по Академии. Всевозможно униженный до мозга костей, Тиминлей свыкся с тем, что ему никогда не стать нормальным парнем, не завести нормальную девчонку. Он смирился, что всю жизнь будет любить только свою работу травника, а работа будет любить его в ответ. И будут они жить долго счастливо, и умрут в один день...

Мы расположились на краю скалистого выступа и, свесив ноги, стали наблюдать за все еще копошащимися адептами. Но большинство из них уже устроилось на нежной травке.

— Что это? — я кивнула подбородком на рваную штанину Тиминлея.

— А, — он отмахнулся, и я уловила краем глаза, как на его щеках выступил бледно-алый румянец. — Решил подняться к яблоне на крыльях. И упал.

Я не сдержалась и усмехнулась в ладонь.

— Не смешно, — он надул губы, немного выпятив нижнюю, и я засмеялась громче.

Тиминлей жутко стыдился того, что к своим девятнадцати годам так и не научился летать. Точнее, летать-то он мог, но недолго. Крылья не слушались его, словно живя своей, отдельной жизнью. Тиминлей не раз рассказывал, как они появлялись прямо во время занятий, или посреди ночи.

— Как думаешь, долго еще ждать? — я решила перевести тему, спросив о Красном дожде.

— Не знаю, — болтая ногами, Тиминлей пожал плечами.

Мы сидели в безгласной тишине минут десять, или даже больше. Уже помирая от скуки, я начала грызть ногти.

— Не грызи, — Тиминлей шлепнул меня по пальцам.

— Устала ждать, — простонала я.

Внизу, на холме, среди адептов назревало великое возмущение. Они были изнеможенны жаждой узреть столь фантастическое зрелище, о котором вещали в "Волшебном предвестнике" (популярное газетное издание в Империи Кару) последние два месяца.

— Может, Оракул Битири ошибся? — равнодушно предположил Тиминлей, бросая маленькие камушки со скалы в кучку деревьев.

— Бирити никогда не ошибается, — хмыкнула я.

— Все ошибаются.

— Но только не он.

Оракул Бирити — талантливейший пророк в Кару. Кстати, он обучался в нашей Академии. Он предсказал множество событий, в том числе и Красный дождь, и все они сбылись, ну, пока что кроме Красного дождя, само собой. Одним из самых известных предсказаний было отделение провинции Невелнон, ее провозглашение о независимости и становление суверенным, небольшим государством десять лет назад. А так же смерть Его Величества Императора Веримонда Третьего от тяжелой и неизвестной болезни легких, погубившей жизнь молодого и мудрого правителя в течение нескольких недель, от которой лучшие лекари так и не нашли лекарства. Затем предсказал восхождение на трон его младшего, но не менее мудрого брата Деримонта, который правит до сих пор. Бирити даже выпустил несколько книг, в числе которых его автобиография. Он входит в десятку самых влиятельных магов мира, а так же четвертый год подряд является "Личностью года" по версии журнала с аналогичным названием.

Поэтому Бирити не мог прогадать с Красным дождем, ведь что он слишком хорош. Я скорее поверю в существование мира под названием Земля, где проживают существа, не наделенные магией, но очень похожие на нас, называемые людьми, о которых в детстве прочла немало книжек, чем в то, что Бирити предсказал неверно.

Еще некоторое время спустя я решила попробовать себя в качестве предсказателя.

— Чутье мне подсказывает, что первая звезда упадет через три-и-и, две-е-е, — я специально тянула гласные, чтобы успеть сказать "одну" ровно в момент начала Красного дождя. — Одну-у-у...

Я скрестила пальцы.

Ничего.

Ничего не произошло.

Затаив дыхание, я с мольбой взирала на бескрайне черное небесное полотно, которое... и через минуту осталось таким же бескрайне черным небесным полотном.

Тиминлей разочарованно почесал затылок.

— М-да. Хреновый из тебя предсказатель.

Я пожала плечами.

— Ну да. Я ведь Экстрасенс.

— Так себе оправдание.

— Отличное оправдание.

Я — ведьма, хоть и наполовину, но это отлично помогает мне в учебе на Экстрасенса.

Большинство из них являются именно ведьмами и колдунами.

Вдруг небо озарили яркие, красные вспышки света. Подпрыгнув от неожиданности, я расплылась в широченной улыбке.

— Смотри! — воскликнула, ткнув пальцем наверх. — Началось!

— Ага, — медленно кивнув, сказал Тиминлей.

В его завороженных светло-зеленых глазах отражались стремительно рассекающие безбрежное, непроницаемо-темное небо падающие звезды, чье слепящее рубиновое сияние вызвало бурю восторженных ахов и охов адептов, доносившихся до нас, замерших под голубой яблоней с застывшими на раскрытых губах беззвучными восклицаниями, с холма.

Какое великолепие!

Одна за другой, звезды вспыхивали на бесконечном небосклоне, окрашивая его в блекло-алый оттенок. Мое сердце радостно трепыхалось в груди, а слегка дрожащие губы не уставали тянуться в торжествующей улыбке. Появилось острое желание дотронуться до одной из звезд, и я неосознанно начала поднимать руку, но вовремя себя отдернула, ведь иначе выглядела бы крайне нелепо, и до боли прикусила губу.

— Они становятся ближе, — зашептал Тиминлей, — или мне кажется?

Если бы он не сказал об этом, я бы и дальше сидела с безумно счастливым выражением лица и не заметила бы... что поток красных звезд действительно движется прямо сюда на баснословной скорости!

На нас!

К Академии!

ВТОРАЯ ГЛАВА

Меня оглушила отвратительная симфония женского писка, донесшегося с холма. Прижав ладони к ушам, я не могла отвести загипнотизированного взора с приближающихся к нам огненно-пылающих звезд, оставляющих за собой красноватый след. Они становились больше с каждым неуловимым мгновением, поражая и ужасая своими размерами.

— Всем сохранять спокойствие!

Преподаватели всполошились и, размахивая руками, пытались угомонить подорвавшихся бежать во все стороны адептов.

— Вот это да-а-а, — Тиминлей находился в состоянии нерушимого покоя. Его будто вообще не заботила мысль, что на нас падали звезды!

До меня и самой не сразу дошла суть происходящего, точнее ее катастрофический масштаб. Лишь через крошечный промежуток времени, показавшийся целой жизнью, когда яркие, светло-багровые шары, на которых невозможно было смотреть, не сощурившись, стали невообразимо гигантскими, я почувствовала охватывающую мое окаменевшее тело панику. Мощными потоками оно спускалось вниз, к кончикам пальцев, от макушки головы. Ледяной, всепоглощающий страх схватил в тиски повергнутое в трепет сердце. Надсадный крик застрял непроходимым комком в пересохшем горле, и я не могла его ни сглотнуть, ни выплюнуть.

— Надо убираться, — не глядя, я нащупала пальцами ладонь Тиминлея и потянула его за собой.

В голове выстроился экстренный план действий. Первым делом нужно скрыться в безопасном месте, хотя надоедливый червячок сомнений, росший в геометрической прогрессии, склонял меня к твердому убеждению, что спасения нет, ведь сюда надвигался с недосягаемых небес рой звезд колоссальных размеров.

Чтобы не добить себя окончательно, я не стала возводить теории относительно того, почему вдруг поток небесных тел, траектория движений которых была хаотичной, образовал некое подобие клина и устремился к Академии.

— Бежим! — крикнула я Тиминлею.

Будто опомнившись, фей, наконец, зашевелился.

— Они падают! — воскликнул он изумленно.

— С добрым утром! — не удержалась и съязвила я, будучи в состоянии острой нервозности. — Давай, вырасти деревце какое-нибудь. Надо сматываться отсюда...

— Ага, — рассеянно кивнув, Тиминлей похлопал по карманам своих штанов и, сунув руку в один из них, вынул зеленое семя ромбовидной формы.

Конечно, было бы быстрее, если бы Тиминлей распустил свои очаровательные крылья и спустил нас, но безопаснее все-таки будет воспользоваться в качестве транспорта растением.

Семя оказалось зачатком гигантского, размером с яблоню, плюща.

— Садись, — Тиминлей плюхнулся на один из его плотных угловато-лопастных листьев.

Я с некоторой опаской приземлилась на соседний лист и, крепко вцепившись в его края, чуть взвизгнула, когда плющ зашевелился и понес нас к краю скалы. Отчаянно пытаясь сохранить равновесие, я зажмурилась, когда громадное растение пружинисто прыгнуло вниз. Мгновенное ощущение полета, и я ощутила мягкое приземление. Плющ вновь стал крохой-семечком, когда мы спрыгнули с листьев.

— Бежим в Академию? Или на холм, к остальным? — встревожено спросил Тиминлей.

— Надо найти ректора, — даже при Тиминлее я не могла называть своего опекуна по имени.

Но есть ли у нас время на поиски? На эвакуацию?

Что случится, когда звезды упадут?

Академия исчезнет.

Адепты погибнут.

Все будет кончено.

Битири этого не предсказывал...

— Ай, — я согнулась пополам от резкой, пульсирующей боли в левом виске.

— Рин? — испугался Тиминлей, положив руку на мое плечо.

О нет. Только не сейчас.

Я прекрасно знала эту боль. Безумную, неконтролируемую и раздражающую боль, отнимающую способность думать о чем-то, кроме ее острых зубов, вгрызающихся в мою плоть, ее когтей, рвущих нервы, и яростном, заливистом смехе, заглушающем мои собственные мысли.

Эта боль — верное сопутствие пробуждающемуся монстру во мне.

И сейчас я предельно ясно чувствовала каждым миллиметром своего естества, как зло прорывается наружу.

— Внимание! Преподаватели и студенты-выпускники! Нужно создать защитный купол! — сквозь яркие всполохи боли я расслышала в процветающем хаосе знакомый голос ректора. — Пожалуйста, преподаватели и выпускники, подойдите сюда для создания защитного купола! Все остальные — укройтесь в стенах Академии! Профессор Джад, проследите за этим.

Как бы мне хотелось помочь, хоть чем-нибудь, но будет лучше, если я просто не стану путаться у своего опекуна под ногами и мешать ему в обеспечении Академии безопасности. Хотелось кричать.

Громко и непрестанно.

Неистово взвыть, протянув дрожащие пальцы к бледнолицей судьбе, чьи губы тянутся в насмешливой улыбке, и молить ее о снисхождении. Молить боль о том, чтобы та ослабила ядовитые оковы, обвившие мои запястья и щиколотки и разъедавшие кожу с омерзительным шипением. Молить свои легкие, чтобы приняли в себя воздух, от отсутствия которого мне казалось, будто я погружаюсь в беспросветную тьму, и мутный свет подкравшейся ночи не спешил ускользать от меня за грань реальности, в неизведанное, недоступное мне измерение.

А зло внутри заливалось победным смехом, и моя ведьминская сущность жалостливо скреблась о стенки сознания, взывая о помощи.

Но почему именно сейчас?..

Эффект зелья, которое помогало мне контролировать зло, должен закончиться лишь через неделю. Обычно его хватает на две или три, но последние дни моей жизни были не самыми сладкими и далеко не спокойными. Преподаватели будто с цепи сорвались, устроив нам хорошенькую встряску в виде контрольных работ, тестов, зачетов — устных и практических. Я изрядно вымоталась, проходя через все круги ада и потратив кучу нервов, лишившись здорового сна, лишь бы все сдать и не заработать хвосты.

Вероятно, почувствовало угрозу, монстр внутри меня решил во что бы то ни стало пробить возведенную крепость и вдохнуть запах свободы.

Не позволю. Не могу позволить злу одержать над собой вверх.

Мне нужно это зелье. Но оно находится в кабинете ректора. Даже я не могу попасть туда без его разрешения.

Что же делать?

— Что за фигня с тобой, Рин? — обхватив мои плечи, Тиминлей повел меня к холму.

Лучше ему оставаться в неведении.

— Самой бы знать, — на шумном выдохе вымолвила я.

Ложь.

Но, сказав правду, я стану врагом своего единственного друга.

— И почему я тебе не верю? — пробормотал Тиминлей.

Корчась и морщась от мучительной боли, я пыталась идти ровно, но ощущение, что мои кости вот-вот начнут ломаться и выворачиваться в разные стороны, вынуждало ступать с крайней осторожностью. Малейшее движение отзывалось взрывами огненных фейерверков в различных точках тела, сгорающего в агонии.

Я хотела предотвратить превращение в дархара — в это уродливое, отвратительное существо, не знающее о пощаде, свирепо и безжалостно уничтожающее все на своем пути.

— Эй, это не звезды!

— Что за...

— Атакующие пульсары!

— Гигантские!

— Нас атакуют!

— Кто?!

— Сохраняйте спокойствие!

— Сваливаем быстрее!

Доносившиеся до моего притупленного слуха комментарии побудили подавляемый болью всплеск любопытства, и я подняла голову к небу, ставшему багровым, но утратила и без того неустойчивое равновесие. Меня повело назад, и я бы шмякнулась на землю, если бы Тиминлей не поддерживал меня. Только он собрался начать ворчать, как сам уставился наверх и превратился в застывшее изваяние.

В совершенный магический купол, укрывший территорию Академии плотной, серо-полупрозрачной пеленой, начали врезаться с яростным грохотом огромные красные шары, — падающие звезды, как мне казалось, — и рассыпаться на мириады огненно-желтых искр. По-своему великолепное зрелище, от которого у меня перехватило дыхание. Даже монстр, рвущийся наружу, трепетно затаился.

А затем откуда ни возьмись появившийся мрак сгустился надо мной и мгновенно уволок в свое царство.

* * *

Все полыхало в огне. Янтарном, мятежном. Он ненасытно поглощал земли и дома, превращал остатки бренного в бесчувственный прах. Отравляющий запах пламени въедался в кожу, испещряя ее уродливыми волдырями, терзал легкие тех, кто еще дышал; уничтожал сознание тех, кто еще понимал, что обречен, и нет спасения; тех, кто мог ощущать, как ненависть столь неукротимой природной стихии пожирало их беспомощные тела.

Исполинские языки огня возносились до угольно-черных небес, превращая некогда благоденствующую деревушку в холмистую равнину тлена, под которым навсегда останутся погребенными звонкий смех и несбыточные грезы. Яростный ветер рассеивал непроглядный свинцовый дым, и персть эфирно стелилась на обгорелые тела усопших.

Все вокруг погибало, чахло. Жизнь, плененная ужасной войной, навсегда покинула это место, делая его призрачным отголоском беззаботных дней утраченного минувшего.

— Мама!

И в абсолютном хаосе, наполненном увядающими, хриплыми криками-мольбами о помощи, зазвенел детский, тоненький голосок. Словно символ Самой Веры, он прорезался сквозь густую, зыбкую тьму, взывая всей своей чистой, не обезображенной пороками душой к свету, уносящемуся прочь. Глас Упования, принадлежавший маленькой девочке, измазанной кровью, сажей и пылью, в которую обратились кости тех, с кем жила по соседству, чьи улыбки встречала, словно восход, и провожала с закатом, заклинал волшебное сияние задержаться еще на мгновение.

Девочка, чьи слезы прочертили кривые дорожки на пухлых щечках, смывая с них копоть и смерть, лихорадочно оглядывалась по сторонам. Пытаясь разглядеть в густом дыму свою маму, она судорожно всхлипывала и снова звала.

— Мама! Мама!

Сидя среди руин родного дома, от которого остались почерневшие доски да торчащие раскаленные гвозди, она видела лишь горы обугленной плоти.

* * *

Проснувшись в холодном поту, я сделала глубокий вдох и зашлась в клокочущем кашле. Сон был настолько реалистичным, будто бы я и в правду вернулась на десять лет назад, в деревню, находившуюся на другом конце Кару, где родилась, где прошли годы моего детства, нещадно стертые неизвестным Кем-то из моей памяти, оставив лишь этот клочок тяжелых воспоминаний в качестве

напоминания о том, что я выжила, и сколько потеряла...

Судорожно дыша, я вцепилась дрожащими пальцами в края одеяла и осмотрелась. Накатившая волна облегчения прошла сквозь меня, когда в бежевых стенах, скрытых в предрассветном полумраке, я узнала очертания бывшей мастерской со скошенным потолком, которая по прибытию в Академию стала моей обитель. Для одной здесь многовато места. Как минимум половина адептов мечтали поменяться со мной местами и избавиться от своих раздражающих соседей. Наверно, если бы не обстоятельства, вынуждающие меня находиться большую часть времени в одиночестве, я бы тоже грезила об отдельной комнате.

Но дело в том, что я одна. Почти всегда. Опять же — в целях предосторожности. За исключением тех драгоценных минут и часов, которые проводила в компании Тиминлея. Опекун любезно предоставил мне эту уютную комнату в башне, где жили все преподаватели и он сам. Поэтому, если бы у меня была возможность, я жила бы с какой-нибудь болтливой девчонкой и улыбалась, слушая ее бесконечные речи об одежде и парнях.

В сознание врезались отрывки событий вчерашнего вечера.

Увлекательное времяпрепровождение в старой лаборатории. Ханрильф и Бастор, пытавшиеся повторно провернуть какую-нибудь издевку надо мной. Бальтер, спасший меня, но при этом ясно дал понять, что в нем не промелькнет и искра доброты ко мне. А потом начался Красный дождь. Падающие звезды, оказавшиеся вовсе не стремительно движущимся к Академии потоком небесных тел, а боевыми пульсарами. Но ярчайшим воспоминанием было то, что я чуть не утратила над собой контроль и позволила дархару, запечатанному глубоко внутри, прорваться.

Даже боюсь представить, что было бы, не потеряй я сознание...

Проведя ладонью по щеке, я прикрыла глаза.

Интересно, кто принес меня сюда?

Свесив ноги, я откинула прилипшие к лицу влажнее волосы на спину. Иногда темное прошлое бесцеремонно врывалось в мое относительно спокойное настоящее через сны. В основном я забывала их с пробуждением, но случалось и такое, что впечатленная ими я не могла скинуть с себя оковы предрассудков неделями.

Покинув узкую кровать, плотно придвинутую к стене, пошатываясь, я подошла к арочному окну и резким движением раздвинула тяжелые шторы. Поморщившись от тусклого света, ворвавшегося в мои скромно обставленные владения несдержанным потоком, я приоткрыла створку и вдохнула полной грудью влажный, прохладный воздух. Тонкие струйки безмятежного ветра обвили мои кисти, змейками поднявшись до предплечий, и вскоре охватили все тело. Улыбнувшись от приятной, бодрящей дрожи, я бросила опечаленный осадком кошмара-воспоминания взор на облюбованный адептами холм, который вчера стал пристанищем их паники.

'Нас атакуют!' — в голове прозвучал тревожным колокольчиком голос того, кто в порыве ужаса крикнул это.

Но кому понадобилось нападать на Академию?

Хорошо, что все уцелело. По крайней мере, я не видела признаков разрушений. Да и я была жива... если это можно так назвать.

Когда меня мучила бессонница, я любила наблюдать за рассветом, удобно устроившись у окна и подперев ладонью подбородок. Любила смотреть на то, как зарождающаяся заря рассеивала ночную темноту, медленно окрашивая небо сначала в бледно-пурпурный оттенок, затем появлялись на раскинувшемся небесном полотне яркие краски: огненно-алые сполохи, грациозно выплывающий из-за горизонта красноватый, солнечный диск. Бросая свои робкие, юные лучи на холм, устланный малахитовым ковром, дневное светило заставляло травинки, окропленные каплями росы, сверкать слепящим и чарующим блеском, будто осыпанные бриллиантовой пылью.

В такие моменты невольно задумываешься о том, что мир полон удивительных и прекрасных вещей, и даже я, клейменная самим Злом, способна чувствовать восторг, зрея подобное волшебство. Чистую, светлую, неиспорченную тьмой магию. Глядя на созданную невидимым, живущим среди недосягаемых облаков художником красоту мне хочется верить, что все не так ужасно, как есть на самом деле. Хочется надеяться на лучшее.

'С добрым утром, Рин!

Прости, что вчера не оказался рядом, когда ты нуждалась во мне, дорогая. Академия подверглась нападению. Наши пророки не предвидели этого. Мы все были в опасности, но, благо, угроза миновала.

Прими мои искренние сожаления. Надеюсь, ты уже чувствуешь себя лучше.

Сегодня можешь не посещать занятия — я обо всем договорюсь. Скорее набирайся сил.

Вечером зайду проведать тебя, и мы обо всем поговорим.

А сейчас позавтракай — Данин испекла твои любимые пончики с глазурью, с пылу с жару. И не забудь принять зелье.

С наилучшими пожеланиями и бесконечной любовью, Аригор'

Улыбнувшись, я вновь свернула записку опекуна пополам и остановила взгляд на овальном подносе из серебра с тарелкой пышных пончиков, чудесный аромат которых заполнил всю комнату. Я сделала глубокий вдох и задержала дыхание, чтобы прогреть свои легкие неповторимым запахом завтрака. Данин — прекрасная из прекраснейших поварих Академии — знала наизусть мои предпочтения в еде. На завтрак я всегда ела пончики, покрытые белой глазурью, либо с карамелью. Определить, какие вкуснее — первые или вторые — невозможно.

А так же рядом на подносе рядом со стеклянным кувшином вишневого компота стоял маленький синий флакончик, в котором находилось мое лекарство, действенное снотворное для чудовища внутри.

Аригор заботился обо мне, как о родной дочери, которой у него не было. Как и жены. Холостой, пятидесятипятилетний и не лишенный привлекательности мужчина всю свою жизнь посвятил любимой профессии учителя. Сначала он преподавал 'Защитную магию', затем стал проректором и одиннадцать с половиной лет назад занял должность главы Академии.

Его лицо, его руки, крепко обнявшие меня и прижавшие к теплой груди, низкий голос с хрипотцой и слова успокоения — единственное помимо огня и страха, что я отчетливо запомнила о ночи страшного пожара, уничтожившего мою деревню.

За все, что обрела, за возможность жить относительно нормальной жизнью, я обязана Аригору. Он был моей единственной семьей.

Я начала завтрак с приема зелья, подавляющего сущность дархара. Оно напоминало неразбавленный лимонный сок, плюс к этому еще и жутко горький. Перебив неприятное послевкусие пончиками с компотом, я натянула на себя школьную форму и сгребла с края стола несколько тетрадей. Напоследок оглядев себя в зеркале, небрежно пригладив иссиня-черные волосы длиной до середины лопаток, я выскользнула из комнаты и закрыла ее на ключ.

Перспектива провести весь день, валяясь в постели, казалась весьма соблазнительной, особенно после такой изнурительной учебной недельки и того, что случилось вчера. Было бы неплохо обо всем хорошенько подумать. Но я не могла бросить Тиминлея, наверняка он переживал после того, как я грохнулась в обморок.

А еще сегодня лекция по 'Менталистике', которую пропускать нежелательно, так как у меня проблемы с бесконтрольным проникновением в чужое сознание. К примеру, я могу держать кого-то за руку очень долгое время, и ничего не произойдет. А потом внезапно вспыхнут перед глазами картинки — образы из жизни того, кого я касаюсь. И прекратить поток информации возможно будет, только прервав физический контакт. Не останавливают даже защитные амулеты, которые, по идее, должны блокировать мне доступ к мыслям, чувствам, прошлому и будущему тех, кто их носит, а они есть у каждого в Академии.

Я единственная на курсе, и, вероятно, за всю историю существования факультета магоэнергетики, у кого с этим проблемы. Еще одна причина для насмешек. Меня считают непутевой ведьмой, ведь у остальных с ментальной магией все в порядке. А профессор Филлан, наверно, уже разорился на успокаивающих травах. Боюсь представить, сколько он натерпелся со мной. Я давным-давно завалила бы его предмет, если бы не ректор, вызволяющий меня и неоднократно просивший Филлана быть ко мне мягче. Естественно, просьба директора — святое.

Никто, кроме Аригора не знал о том, что я наполовину дархар, и именно это мешало мне в освоении 'Менталистики'. Иметь два сознания и две души, делить одно тело с беспощадным монстром не так-то просто. И пусть одна сущность находится в практически подавленном состоянии, это не меняет сути и уж точно не облегчает мне учебу.

Но я стараюсь изо всех сил.

Аригор даже находит полезное в том, что я могу проникнуть в сознание любого существа, даже защищенного противодействующими рунами и амулетами. Он убежден, что это поможет мне в будущем, например, когда грядущим летом я буду проходить практику в одном из поисковых правительственных отрядов. С моим даром игнорировать любые ментальные щиты я бы добилась хороших успехов в востребованной профессии Ищейки.

А еще я неплохо контактирую с загробным миром, но этот дар является 'бонусом' к моему основному — способности проникать в чужое сознание, видеть судьбу человека вплоть до дня его смерти, читать мысли, даже внушать, и перемещать свое сознание в пространстве, так называемом астральным измерением. Так же я могу видеть призраков, чувствовать их, общаться с ними. Правда, на территории Академии таковых нет — всех призраков прогнали лет сто назад. Последний дух, с которым я обмолвилась словечком, встретился на ярмарке, куда меня водил Аригор на мой восьмой день рождения. Было весело.

Перед тем, как покинуть башню и отправиться в общую столовую на поиски Тиминлея, который, наверно, сейчас набивает рот любимым пюре из синих сладких водорослей (редкостная гадость), я решила заглянуть к опекуну, чтобы поблагодарить его за завтрак.

Спустившись по крутой лестнице на пятый этаж, я бодрым шагом направилась к двери из черного дерева, но остановилась, заметив ректора, расчесывающего каштановые с проседью волосы и разговаривающего с черноволосым, высоким мужчиной в длинном пиджаке. К несчастью, я видела лишь его крепкую спину.

Тело среагировало почти моментально. Я ловко шмыгнула за угол и вжалась в стену, затаив дыхание.

Но зачем мне прятаться?!

— Я ждал тебя к полудню, — послышался слегка удивленный голос Аригора.

Надо выйти, пока меня не увидел кто-нибудь из преподавателей и не обвинил в шпионаже, ведь со стороны наверняка было похоже именно на то, что я подслушиваю. Хотя, в принципе, я ведь и так подслушивала.

— Так получилось, — отозвался незнакомей, чей голос был низким и приятным.

— Это даже к лучшему. Удалось узнать что-нибудь?

— Да. По пути сюда я сделал остановку в Шэррите и встретился со знакомым Инспектором. Он поделился со мной весьма интересными подробностями о вчерашних боевых пульсарах, направленных на вашу Академию, ректор.

— Хорошо, хорошо. Давай не здесь, — Аригор кашлянул. — Проходи.

Я слегка подпрыгнула, услышав приглушенный стук захлопывающейся двери.

Интересно, что еще за подробности? И кто этот тип? И почему у меня такое чувство, будто опекун не хотел, чтобы этот разговор был услышан? Есть, что скрывать? Может, он почувствовал мое присутствие и не захотел обсуждать детали нападения на Академию, зная, что я услышу? Но разговора все равно не избежать. Вечером мы обязательно поболтаем. И о моей потере сознания, и о боевых пульсарах.

Встряхнув головой, я поплелась по коридору.

В большой столовой Академии было тихо.

Лавируя между длинными деревянными столами, за которыми адепты вяло перебирали свой завтрак, и кто-то даже уснул лицом в тарелке, я выискивала взглядом жемчужную макушку Тиминлея. Найдя его только спустя пару минут у стены с огромными витражными окнами, уплетающего что-то синее (как в воду глядела — он ел свое обожаемое водорослевое пюре) и читающего газету, я уверенно зашагала в его сторону.

— Привет, — плюхнувшись на скамью рядом с другом, сказала я.

— Рин! — фей, перейдя на ультразвук, подскочил от неожиданности и резко дернул рукой, в которой держал ложку, ударив ребром сжатой ладони о край тарелки, и та наклонилась. Словно в замедленной съемке ее вязкое содержимое, точно желе тошнотворно-синего цвета, растянулось в воздухе, пока летело в сторону сгорбившегося над столом парня с низко опущенной головой.

Тиминлей зажмурился, когда его пюре с хлюпающим звуком приземлилось на слегка покатые плечи адепта. Оцепенение, сопровождаемое несколькими изумленными охами, расползлось по столовой с молниеносной скоростью.

— Ой, — подавленно сглотнул Тиминлей, когда парень, по светлой рубашке которого стекало пюре из васильковых водорослей, медленно поднял голову. Его вьющиеся волосы цвета бронзы на затылке так же оказались в зоне 'поражения' завтраком фея.

Мне стало по-настоящему страшно, когда жертва обстоятельств развернулась к нам лицом.

— Б-бальтер, — пропищал Тиминлей неестественным ему высоким голоском и съежился под пронзительным взглядом ликантропа, у которого на лице черным по белому, или, точнее, белым по черному было написано огромными буквами: 'Я И ТАК НЕ В НАСТРОЕНИИ, ДАЙРАН ВАС ДЕРИ!'.

И ведь действительно. Вместо того чтобы по обыкновению своему сидеть в окружении девиц и делать вид, будто слушает их лишенный смысла треп, в миллионный раз с увлеченным видом разглядывая балочный потолок столовой, он в одиночестве расположился за отдельным столом.

Может, приболел? У ликантропов сейчас как раз сезон линьки.

Бальтер поднялся со скамьи, и та издала протяжный скрип, будто заранее выражая свои соболезнования. Все с затаенным дыханием пялились в нашу сторону, кто-то даже выкрикнул слова поддержки, естественно, не нам с Тиминлеем.

Что сейчас будет?!

Тиминлей, как и многие, испытывал трепет перед сыном герцога Моленрона. Может, Бальтер и казался спокойным, но зрачки его светло-зеленых глаз приобрели ромбовидную форму, такие, как в обличии зверя, и пальцы с угрожающим хрустом сжались в кулаки.

— Слушай, это вышло случайно, — инстинкт защитить друга взял вверх, и я встала между плавно надвигающимся на Тиминлея Бальтером и своим другом, чуть ли не залезшим на стол и с неприкрытым ужасом взиравшего на ликантропа. — Я напугала его, и он... — холод переметнувшихся на меня глаз встал комком в горле, и я растерялась на мгновение. Я не боялась Бальтера, но иногда он умел вводить в ступор. Вот как сейчас. — В общем, это полностью моя вина, — собравшись, твердо закончила я и напряглась в ожидании дальнейших действий парня.

И не только я терялась в догадках о том, как отомстит Бальтер. Это будет сурово — определенно. Возможно, я отделаюсь переломом кости какой-нибудь части тела. А если он обратится в зверя, то меня можно смело собирать по ошметкам.

Бальтер не был зависим от мнения окружающих, но он явно не испытывал удовольствия оттого, что в данную минуту его обсуждали, и кто-то даже осмелился хихикнуть, сказав, что эта синяя слизь на его спине невероятно подошла бы к цвету его шерсти. Бальтер принадлежал к древнему роду Вестианских Волков (Волки Северных Земель), чей окрас имел глубокий, нефритовый оттенок.

— Твоя вина, говоришь? — бесстрастно переспросил Бальтер, но взглядом он уже шинковал меня своими ликантропскими когтями на кусочки.

Я не струхнула и кивнула.

— Да. Моя.

— Хм, — ой, как жутко он это протянул...

В суженных глазах сверкнуло недоверие. Не сводя с меня пронизывающего насквозь взора, Бальтер наклонился вперед, и я пошатнулась от непривычной близости между нашими лицами. Что... что он себе позволяет?! На глазах у всех вот так пялиться на меня, пусть и думая не о том, чтобы впиться в мои губы страстным поцелуем, а придумывая изощренно-нещадный вариант мести... Дайран!

Какой еще поцелуй?!

— Ты пахнешь ложью, — понизив голос до хрипоты, заявил Бальтер, шумно втягивая в себя воздух.

— Ты... — я была настолько шокирована, что растеряла весь запас остроумных ответов. — Не нюхай меня, — должно было прозвучать решительно, а получилось как-то жалко, умоляюще.

Он усмехнулся, и я поежилась от его щекочущего теплого дыхания, коснувшегося моего уха.

— Но похвально, что ты защищаешь своего дружка, ведьмочка, — отстранившись так же резко, Бальтер сверкнул недоброй улыбкой.

Я чуть не подавилась собственным удивлением. Он только что похвалил меня?

— Значит, готова понести наказание? — буднично поинтересовался он, отворачиваясь.

Конечно, послать бы его, но Бальтер — та еще вредная сволочь. Мало ли, что может сделать Тиминлею...

Я бросила неуверенный взгляд на друга. Я впервые видела его таким бледным и испуганным. Но это лишь придало мне больше уверенности.

— Ага, — я стиснула челюсти, уперев наполненный решимостью взгляд в спину Бальтера. Каким бы ужасным оно ни было его месть, я с достоинством переживу ее.

— Ну ладно.

Я была почти уверена, что готова ко всему, когда он вновь повернулся.

Но точно не к этому...

Встав на одно колено, Бальтер Моленрон протянул в раскрытой ладони обручальное кольцо с огромным бриллиантом и совершенно спокойным тоном произнес:

— Джалирин Дайенре, ты должна стать моей женой.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

Как же сильно мне хотелось проснуться, но была маленькая проблемка.

Я не спала.

То, что сейчас происходило, было по-настоящему.

Такая сумасшедшая и немного извращенная реальность.

Утратив как-то разом все мысли в голове, я пялилась вот уже целую вечность на сверкающее золотое кольцо с ониксовым бриллиантом королевской огранки. Разрываемая желанием рассмеяться во весь голос и рвануть, куда подальше от творящегося безумия, я едва слышно проронила вздох.

'Что еще за прикол?' этот вопрос напрашивался сам собой, ведь подобная ситуация не имела ни малейшего шанса, чтобы даже чисто гипотетически рассматриваться, как нечто потенциальное.

Презирающий меня парень, к которому я испытывала встречное, не менее сильное отвращение, сделал мне предложение руки и сердца в забитой студентами столовой, в испачканной водорослевым пюре рубашке с таким невозмутимым видом, словно это самое обычное дело. Словно он каждый день предлагает недоброжелателям вроде меня (точнее, наверно, только я его и ненавидела) стать его женой.

Это самая отстойная шутка за всю историю отстойных шуток.

Но мои поджилки жалостливо тряслись от непоколебимо-серьезной физиономии Бальтера, который ни разу не шелохнулся, устремив на меня такой прямой и уверенный взгляд, как будто не сомневался в себе и действительно рассчитывал на положительный ответ.

Остолбеневшие адепты начали потихоньку приходить в себя от сразившего их наповал заявления свихнувшегося ликантропа и зашевелились. Гул нарастал. Вскоре шепотки переросли в броские, нарочито громкие, колкие фразы, а среди недоумевающей женской половины Академии начал назревать яростный бунт.

— Ну и долго мне еще ждать? — флегматично поинтересовался Бальтер.

— Ч-чего? — моя бровь нервно дернулась.

Я все еще надеялась, что это может оказаться ночным кошмаром... Пожалуйста?

Закатив глаза с легким раздражением, Бальтер поднялся с колена и грубо схватил мою правую руку.

— Вот чего, — буркнул он и самым наглейшим образом надел кольцо на мой безымянный палец.

На мгновение звуки ошарашенных адептов оглушили меня и, зажмурившись, я едва не грохнулась в обморок, когда у своего уха услышала гадкий, ехидный шепоток:

— Подробнее об этом поболтаем вечером, ведьмочка. Буду ждать тебя у дуба Мудрости в десять. Советую не игнорировать приглашение, — повисла гнетущая пауза. — В твоих же интересах явиться... Джалирин, — оттого, с какой ядовитостью он произнес мое имя, я почувствовала себя так, будто меня с головы до ног окатили ледяной водой.

Отстранившись, Бальтер озарился ослепительной улыбкой.

— И, да, кстати, даже не пытайся снять кольцо. Оно заколдовано.

Я рефлекторно коснулась прохладного золота и дернула его в надежде избавиться. Не вышло.

— Ты что задумал? — прошипела я. Убийственный микс адреналина и злости разрывали мое сердце, намеревавшееся обогнать само время.

— Сказал же, узнаешь вечером. Я бы с удовольствием обсудил нюансы нашего будущего брака сейчас, но с минуты на минуту начнутся занятия, а мне не хотелось бы опаздывать.

О, Всевышние...

Похлопав меня по плечам, будто мы были старыми добрыми друзьями, Бальтер весело подмигнул.

— Ну ладно. Мне пора. Увидимся в десять, невестушка.

Он обошел меня, как бы невзначай задев, и, сама того не осознавая, я обернулась, чтобы проводить его грациозно отдаляющуюся фигуру мрачно-неподвижным взглядом. У сводчатой арки Бальтер неторопливо избавился от рубашки, засветив перед всеми поджарой, широкой спиной, и что-то разочарованно пробормотал в память испорченной вещи. Девушки из его фан-клуба дружно взялись за руки и противно запищали на всю столовую, казалось бы, забыв о том, что он только что напялил на меня помолвочное кольцо. Еще чуть-чуть, и лопнули бы витражные окна, а так же мои барабанные перепонки.

Когда Его Позерство скрылось из вида своих страстных поклонниц, и восхищаться больше было не кем, чокнутые девицы обратили всю свою необъятную, безумную любовь в гнев и устремили его неудержимо мощным потоком на меня.

— Сматываемся отсюда, — Тиминлей вывел меня из состояния абсолютной атрофии.

Запоздало вцепившись в протянутую ладонь, я поплелась за другом. От сопровождающих наш уход комментариев сильно разболелась голова. Зажмурившись от гулкого шума в ушах, я прижала подбородок к груди. Моя свободная рука сжалась в кулак. Соприкоснувшись подушечкой безымянного пальца с утратившим прохладу кольцом, я вздрогнула, словно только сейчас осознав, что учудил Бальтер.

Коридоры стремительно пустели. Мы спрятались за углом от разбредающихся по аудиториям учеников. С последним исчезнувшим пареньком, забежавшим в класс 'Рунологии', Тиминлей устремил в мою сторону убийственно-лихорадочный взгляд ставших круглыми светлых глаз.

— Что это было?! — его панически-нервный голос многократным эхом пронесся по сложному лабиринту переходов Академии. — Он сошел с ума, да?

— Вот и мне хотелось бы знать, — на автомате пролепетала я, прислоняясь к стене и едва сдерживаясь оттого, чтобы не скатиться вниз, спрятать лицо в коленях и абстрагироваться от всего мира на веки вечные.

— Рин, прости, — вымученный голос фея немного отрезвил меня.

— За что?

— Ну-у, как за что? Из-за меня ты теперь должна выйти за него замуж, — Тиминлей грустно кивнул на кольцо, которое я, оказывается, теребила.

Встряхнув головой, я отдернула руку от украшения, будто ошпарившись, и издала звук, граничащий со стоном и рычанием.

— Во-первых, я ничего и никому не должна. Тем более Бальтеру. Во-вторых, ты здесь не причем. В-третьих, я скорее съем ведро гигантских слизней-падальщиков (обитают в болотистых местностях Кару), чем стану его женой! И вообще. Ты поверил в цирк, который он устроил в столовой? — в переизбытке внезапно нахлынувших эмоций я стала размахивать руками, потому как не могла разговаривать спокойным тоном. — Я просто уверена, что это очередная подлянка, выходящая за всякие грани идиотизма. Этот гад превзошел самого себя.

Иначе быть не может.

— Рин, — Тиминлей с сочувствием смотрел, как я металась из стороны в сторону, щелкая костяшками пальцев. — Я очень даже причем, — пробормотал он, пригвоздив виноватые глаза к носку своего ботинка, которым пинал стену. — Если бы я не струсил перед Бальтером, ты бы не вступилась за меня, и он бы не...

— В этом нет твоей вины, — обретшим твердость голосом провозгласила я. Его тяжкий вздох свидетельствовал о принятом им поражении в этом зарождающемся споре.

— Что ты собираешься делать? — глухо вопросил он.

Остановившись, я уперла руки в бока и насупилась.

— Естественно, пошлю его куда подальше.

И пусть не надеется, что я приду к дубу Мудрости. На что он рассчитывал, предлагая мне подобное? Что я забуду нашу давнюю вражду и с распростертыми объятиями кинусь к нему на шею, радостно вопя: 'Да! Бальтер, конечно же, я согласна стать твоей женой и простить тебе все унижения и мерзкие слухи обо мне, которые ты пускал по Академии!'. Если он и в правду думает, что все будет так, тогда по нему точно психушка для ликантропов (находится в окрестностях деревни Лайдлури, Империя Кару) плачет.

Бурный поток мыслей прервал суровый голос преподавательницы по 'Чародейству', полной женщины с ржаво-коралловыми волосами, затянутыми в тугой узел на затылке.

— Адептка Дайенре, адепт Шаммортис, — окинув нас надменным взглядом, женщина, имеющая внешнюю схожесть с выдрой, вскинула подбородок. — Занятия начались три минуты назад, так почему я вижу вас здесь, прохлаждающимися в коридоре? Насколько мне известно, Джалирин, — глаза оттенка неба перед бурей вонзились в меня, и я невольно вытянулась по струнке, боясь сделать вдох, — у тебя сейчас должна быть 'Менталистика'. С твоими оценками я бы явилась в класс самой первой, — расплывшись на мгновение в ядовитой улыбке, Выдра хмыкнула с легким намеком на презрение и поспешила удалиться, намеренно громко цокая каблуками.

У нее был противный голос и такой же противный характер.

У нее была вторая кличка — Зануда.

Занудная выдра. Завырная нудра. Заныра вудная.

— У меня сейчас 'Зельеварение', — сказал Тиминлей и вдруг ахнул. — Препод обещал провести тест по классификации ядов, — добавил безрадостно и стукнул себя по лбу, — а я не подготовился. Всю ночь не спал, переживал за тебя и выращивал лиловые амброзии.

— Со мной все в порядке, — я выдавила вялую улыбку. — Тебе лучше поспешить.

— Еще увидимся? — он наспех пригладил торчащие во все стороны белоснежные волосы и чмокнул меня в щеку.

Не будь Тиминлей моим лучшим другом-феем, я бы покраснела.

— Ага. Удачи с тестом.

Я решила воспользоваться предоставленной опекуном возможностью пропустить сегодняшние занятия. Все равно от меня на них не будет никакого толка, поскольку я была выбита из колеи свалившимся на мою голову недоразумением в виде спонтанного и бесспорно нелепейшего предложения Бальтера.

По пути к учительской башне я вновь заглянула в столовую, чтобы предусмотрительно выклянчить у Данин пончики — я планировала не покидать комнату до наступления утра.

'А как же встреча с Бальтером у дуба Мудрости? Разве не интересно узнать причину его поступка?' раздался писклявый голосок Любопытства.

'Неудачно ударился головой на тренировках. Вот и причина' ворчливо ответил ему Гнев и по совместительству Здравый Рассудок.

— К дайрану этого ликантропа! — сказала я, перекрикивая голоса в голове, и поймала на себе потрясено-вопросительный взгляд мимо пробегающей девушки, которая чуть не уронила стопку толстенных книг.

'Ну-ну. Ну-ну' гаденько рассмеялось Любопытство.

У меня, наверно, тоже не все дома, раз я начала разговаривать сама с собой.

Валившись в комнату, я сняла туфли и с глубокой тарелкой пончиков под мышкой плюхнулась на кровать. Мое сознание настойчиво подкидывало мысли для размышлений. И все они, разумеется, имели прямое отношение к Бальтеру.

— Тоже мне, шутник, — бурчала я, запихнув целиком пончик в рот. — Ты должна стать моей женой, — я скривила лицо, парадируя его. Мои глаза сверлили потолок, но перед ними стоял четкий образ бесстрастного лица парня.

Я съежилась и свернулась калачиком, обнявшись с наполовину опустевшей тарелкой.

Через минуту закинула ноги на стену, а голову свесила с кровати. Я лежала в таком положении до тех пор, пока не увидела пляшущие темные пятна вперемешку с белыми.

Бездельничество превратило этот день в нескончаемую муку. Каждый раз, когда я смотрела на кольцо и чересчур ослепительно сверкающий бриллиант, меня охватывало глубокое отвращение. Хотелось рыдать навзрыд, вспоминая предупреждение о том, что вещицу нельзя снять.

Но я все равно пыталась. Правда, безуспешно. На секунду мелькнула мысль, что, возможно, придется отрезать себе палец, если нет другого выхода...

Проклятье!

Он есть.

Должен быть.

От кольца можно избавиться. Просто нужно узнать заклинание, которым воспользовался Бальтер, и найти к нему антизаклинание. Только сомневаюсь, что невыносимый во всех существующих и несуществующих смыслах сын герцога Моленрона поделится со мной этой информацией.

Придется искать самой.

Наверняка Бальтер использовал магию чародейства, но, скорее всего, попросил кого-то заколдовать кольцо, потому что ликантропу, обучающемуся на факультете боевой магии, это явно не под силу.

И все же, что он задумал?

Я почти задремала, когда в дверь тихо постучались.

— Войдите, — отлепившись от подушки, разрешила я сиплым голосом.

В проеме показалась копна карамельно-каштановых, гладко зачесанных волос. В полутьме, разбавленной зажженным светильником, сверкнули глянцевые дегтярные глаза опекуна.

— Я разбудил тебя, Рин? — с толикой беспокойства уточнил он. — Я могу зайти завтра перед занятиями...

— Нет, — поспешила заверить я, приподнимаясь на локте. — Я просто лежала, думала о всяком.

— О всяком? — с улыбкой переспросил Аригор. Пройдя внутрь и осторожно прикрыв за собой дверь, он остановился у письменного стола. — Расскажешь?

Ощутив слабый румянец на своих щеках, я пожала плечами.

— Ни о чем особенном...

Если это можно назвать выходку Бальтера.

И тут меня накрыло громадной водой бурлящего страха, мгновенно отрезвившего затуманенный забытьем ум и заставившего сердце суетливо метаться в грудной клетке, словно загнанный в клетку воробушек.

Опекун вопросительно приподнял густую бровь, когда я прыгнула на кровати и засунула руку, на безымянном пальце которой было то ненавистное кольцо, под дрожащее от щемящего волнения колено. Надеюсь, он не заметил его.

— Что с твоей рукой? — полюбопытствовал Аригор.

Я прикусила кончик языка зубами, стараясь не ляпнуть что-нибудь лишнее, или необдуманное, — то, что выдаст меня с потрохами. Хотя мне уже хотелось втянуть шею, отвернуться, или вылететь из комнаты, лишь бы не чувствовать на себе застывший, всепроникающий взгляд Аригора.

— Ничего, — я продолжала смотреть ему в глаза, пытаясь сохранить в своем голосе сдержанность.

Довольно непросто выдержать пытку в виде безмолвного, внешне невозмутимого, но в душе встревоженного моей странностью ректора, старающегося дать объяснение тому, почему я спрятала от него правую руку. По его мнению, ничто, даже самое незначительное и, казалось бы, лишенное смысла, не делается просто так, предварительно, пусть даже подсознательно, не обдумавшись кем-либо. Наверняка он и сейчас придерживался этого суждения. И, конечно же, не поверил в мой ответ: 'Ничего'.

Я испытала необычайное облегчение, напомнив себе, что Аригор не способен прочесть мои мысли. Но, думаю, даже если бы мог, все равно не сумел бы разобраться в полной анархии, творящейся в моей раскалывающейся голове.

Зачем я вообще пытаюсь утаить вздорный поступок Бальтера от своего опекуна? Я должна поступить как раз таки наоборот: пожаловаться Аригору о том, что на меня насильно напялили помолвочное кольцо, и попросить о наказании того, кто это сделал. Да и вообще, рано или поздно он узнает об этом, и будет хуже, если не от меня, а из слухов, которыми Академия уже наверняка полна.

— Правда. Все хорошо, — натянуто проговорила я и медленно моргнула, будто выходя из транса.

Целесообразнее будет в первую очередь самой разобраться с Бальтером, ведь все может оказаться не более чем его очередной потехой, в чем я уверенна... почти. Тогда все шишки полетят в мою сторону. Но если исход нашей беседы меня не удовлетворит, если по ее окончанию я не добьюсь, чтобы меня избавили от гнета, взваленного вместе с кольцом, я в самых ярких красках обвиню Моленрона в домогательстве и принуждении выйти за него замуж, пусть даже он причастен только ко второму. Аригор несомненно будет на моей стороне, и тогда даже положение семьи Бальтера в Империи не спасет его.

— Ладно, — не стал давить опекун и вновь улыбнулся. — Как ты себя чувствуешь, Рин?

Я издала свистящий вздох облечения.

— Мне гораздо лучше. Спасибо.

Он с пониманием кивнул.

— Ты приняла зелье?

— Конечно. В первую очередь.

Вновь последовал кивок.

— Замечательно. Я рад, что все обошлось, милая.

Я не была сентиментальной и впечатлительной. Я не любила плакать и делала это крайне редко — в тех случаях, когда происходило что-то совсем ужасное, или кто-то очень сильно обижал меня. Еще я плакала от благодарности к Аригору. Я плакала, потому что он непомерно добр ко мне. Я не перестану думать, что недостойна и крупицы той заботы и любви, которую получаю от него.

— Удалось выяснить, кто напал на Академию? — проглотив комок напасти, поинтересовалась я.

Самое время сменить тему.

— Тебе не стоит переживать об этом, — уклонился от прямого ответа Аригор.

Теперь настала моя очередь подозревать его во лжи.

— Ты что-то не договариваешь, — с шутливым укором уловила я.

Потупив взор, он сцепил руки за спиной и сделал несколько осторожных шагов вперед.

— На Академию напали чернокнижники, — нерасторопно и будто бы с неохотой пояснил опекун, остановившись передо мной.

Я в ужасе округлила глаза.

— Чернокнижники? — переспросила ошеломленно.

В знак подтверждения Аригор плотнее сжал губы.

— Но... почему?

Меня бросило в озноб. Чернокнижники — подлые и хитрые колдуны, всецело преданные своим коварным деяниям. Обычно в их деятельность не входят нападения на Академии, они предпочитают более масштабные 'подвиги' вроде уничтожения мира, или пробуждения какого-нибудь древнего зла.

— Этого выяснить не удалось, — с прискорбием сообщил Аригор и присел рядом со мной. Сложив руки на коленях, мужчина возвел черные глаза с бурым отливом к потолку, на котором незамысловато плясали тени заключенных в светильнике языков пламени.

Сердце защемило от ледяного беспокойства.

— Честно говоря, это не то, что меня удивило, — неожиданно признался он.

Я развернулась к нему, подмяв под себя одну ногу, и не забыла спрятать кольцо, натянув на кулак рукав рубашки. Затаив дыхание в ожидании ответа, я приготовилась услышать нечто выбивающее почву. Предчувствие меня никогда не подводило.

— Эти чернокнижники — из гильдии Золотых Теней, — с надсадой изрек Аригор.

О, Всевышние.

Гильдия, испепелившая сотни деревень по всей Империи Кару во времена Мятежа, продлившегося пять лет.

Гильдия, повинная в смерти тысяч душ, принесенных ими в жертвы для жутких ритуалов.

Гильдия, почти сумевшая возродить Фалларда Кровавого — Темного Короля уничтоженного многие сотни лет назад королевства Каоха, которое населяли Мглистые Демоны.

Гильдия, об упоминании которой стынет кровь в жилах.

Гильдия, положившая конец существованию дархаров.

Но легендарными их сделало именно последнее.

Самым поразительным является то, что за всю историю Золотых Теней никто не видел лиц чернокнижников.

Их мантии ярко-янтарного оттенка с вышитыми инициалами названия гильдии из шелковых черных нитей. Они назвали себя тенями, потому что неуловимы. И то, что их нельзя схватить, делает чернокнижников этой гильдии невероятно опасными.

Помимо этого, все члены Золотых Теней — очень сильные маги и колдуны.

После ошеломительной победы в войне (нет... то было истребление, самое настоящее) против дархаров, ради которой правительство Кару заключило сделку с Золотыми Тенями, гильдия исчезла. Ходило множество слухов о том, что Император отправил их в Астебул (тюрьма для особо опасных преступников, расположенная на охраняемом острове вблизи восточного континента), чтобы те гнили за решеткой до конца своих дней за все те преступления, которое совершили. Говорили и о том, что члены гильдии были казнены сразу после того, как договор с Императором утратил свое действие.

— Это точно? — прошептала я, не в состоянии сделать вдох.

— Да. Есть свидетели, — произнес ректор, устало сжав пальцами переносицу.

И вот они появились.

Воскресли из небытия тогда, когда меньше всего ожидали от них удара. Тогда, когда раны, оставленные войной, постепенно затянулись, и жители Кару вернулись к спокойной жизни, как было до начала Мятежа.

Безликие призраки прошлого.

Вестники грядущих бед. Нарушители сегодняшней тишины.

Убийцы убийц. Слуги Зла.

— Это из-за меня, — вымолвила я.

Возможно, что чернокнижники разузнали обо мне и о том, кто я. Они были одержимы идеей уничтожения дархаров. И нападение на Академию не является случайным. А нападение ли это вообще? Теперь, когда известно, что атакующие пульсары дело рук Золотых Теней, я засомневалась в достоверности имеющейся информации.

Если бы чернокнижники действительно хотели напасть, от нас не осталось бы и мокрого места.

Быть может, это было предупреждением?

— Они нашли меня, — в страхе пролепетала я, начиная пятиться назад.

Все сходится.

Мое сердце издавало неровные, гулкие удары. Я притянула к груди колени и крепко обвила их руками.

Опекун непонимающе посмотрел в мою сторону.

— О чем ты говоришь, дорогая? — осторожно спросил он, поднял руку и дотронулся ею до моей щеки. Мне хотелось разъяснить ему свои мысли, но онемевший язык был тому препятствием. — Рин, кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но это не так. Я уверен, у них были другие цели.

Я попыталась возразить, издав судорожный вдох.

— Мое милое дитя, — Аригор ласково улыбнулся, — ты в безопасности. Даже если причиной возрождения Золотых Теней на самом деле являешься ты, я не позволю им добраться до тебя. Разреши мне разобраться во всем. Обещаю, я защищу тебя, как всегда это делал.

И мне до боли неприятно признавать, что я доставляла, доставляю и буду доставлять ему кучу хлопот вопреки сокровенному желанию стать непривлекательной для разного рода неприятностей.

— Ты в безопасности, — увереннее повторил он, притягивая меня к себе.

Попав в плен теплых, отцовских объятий, я запоздало обняла Аригора и уткнулась носом в его крепко плечо. Просветы нежного света рассеяли тягостное, пламенное беспокойство, которым я была охвачена.

— Ты веришь мне? — от звучания мягкого и вкрадчивого голоса мужчины меня начало клонить в сон.

— Да, — пробормотала я вяло, не в силах бороться с внезапно налившимися свинцом веками, которые обрушились на глаза.

— Вот и славно, — перед тем, как провалиться в грезы, я почувствовала приятное скольжение пальцев по своим волосам. — Отдыхай, моя драгоценная Рин. И помни, что бы ни случилось, ты можешь верить мне.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

Я не помнила, как ушел Аригор.

Не помнила, как уснула.

Я понятия не имела, как оказалась в центре пустоши. Крупные хлопья пепла, опускаясь в витиеватом танце, исчезали в плотном серо-сизом тумане, низко осевшем к земле. Каждый совершенный мною вдох морозного воздуха отзывался острой болью в горле, пальцы босых ног онемели, и я едва чувствовала их. Моя одежда была изничтожена, и оставшиеся жалкие клочки ткани не прикрывали то, что должны были. Прижимая руки к груди, я безутешно пыталась унять буйствующий внутри страх. Оглядываясь, я вздрагивала, когда в непроглядном тумане по колено что-то хрустело.

Уловив слухом приближающиеся гулкие шаги, я обмерла и повернулась в сторону источника единственного помимо моего сбивчивого дыхания и бешеного сердцебиения звука. Из лавины тьмы, стремительно надвигающейся с запада, которой не было конца и края, синхронно шествовали двенадцать фигур, облаченные в мерцающие золотистые плащи. Приглушенная барабанная дробь и звон бубенцов, в сопровождении которых они двигались, стремительно переросли в неясные шорохи и чьи-то с трудом различимые ругательства.

Я в замешательстве нахмурилась, когда четкая картинка клубящегося тумана, тьмы и силуэтов, окутанных в ореол бледно-янтарного сияния, стала раскалываться на осколки, взрывающиеся в блестящую пыль, и появившиеся дыру пустоты обрели неподвижные очертания моей комнаты.

— Ай! — раздалось чье-то шипение.

Медленно моргая, я остановила взгляд на неизвестном объекте, пытающемся залезть в отрытое окно.

— Эй, я слышал, как ты проснулась десять секунд назад. Помоги мне! — шепотом потребовал обнаглевший некто. — Я сейчас упаду... Проклятье, ведьмочка!

Лишь один ликантроп мог так назвать меня.

Резко подскочив на постели, я застонала от головокружения и, слегка надавив пальцами на виски, попыталась встать, чтобы подойти к окну и убедиться в отсутствии у себя галлюцинаций.

— Бальтер?! — прошептала я и сощурилась, пытаясь увидеть его не до конца прояснившимся зрением. — Это ты?

— Я, — раздалось в ответ, и комнату сотряс грохот. — Я, — произнесли во второй раз бодрее, чем в первый. — Отлично спалось? Я не разбудил? — с ядом в голосе полюбопытствовал Бальтер, отряхивая себя. — Тебе не помешало бы хоть иногда мыть окно, Джалирин. Ты еще и неряха... Н-да. Послали же мне Всевышнюю невесту.

Я, должно быть, все еще сплю. Иного объяснения тому, что Бальтер пробрался ночью в мою комнату и отчитывал меня в нечистоплотности, я найти не могла. А еще он снова сказал, что я его невеста.

— Какой дурацкий сон, — промямлила я и ущипнула себя за руку.

Ничего не произошло. Я не проснулась. Знакомый сиповатый голос все так же разглагольствовал о моей вине в том, что теперь ни за что не отмыть грязь от нового свитера, ведь эта грязь с моей оконной рамы. Вещь испорчена, как и рубашка, которую Тиминлей замарал пюре в столовой сегодня днем.

Чем больше я слушала бессмысленный треп Бальтера, тем отчетливее понимала, что это не сон, и горячо ненавистный мне ликантроп взаправду находится в нескольких метрах.

Я резко и шумно втянула в себя воздух.

...И завизжала.

— Дайран! Не вопи так, чокнутая! — раздраженно пытался перекричать меня Бальтер, прижав ладони к ушам.

— Что ты здесь делаешь?! — я невероятно изумилась тому, что могу так истерично пищать. — Убирайся! — рефлекторно схватившись за первое, что попалось под руку, а этим предметом и будущей причиной травмы у Бальтера оказался незажженный настольный торшер, я швырнула его в парня.

— Убить меня хочешь? — оскорблено прошипел он, ловко поймав светильник.

— Как ты догадался?

А на что рассчитывал этот умалишенный?! На теплый прием и предложение выпить чашечку чая? Бальтер проник в мою комнату как какой-то подлый вор, да еще и ночью! И только Всевышним известно, что собиралось сделать это животное! Конечно же, я хотела убить его.

Если во мне и проснется монстр, то только по вине Бальтера Моленрона.

Он будет причиной, по которой я стану самой опасной наполовину-ведьмой.

— Прежде, чем ты вновь начнешь кричать, — поставив на пол рядом с собой торшер, начал Бальтер, — позволь кое-что сделать, ладно?

Он настолько беспардонный, что еще смеет просить меня о чем-либо?

— Почему бы тебе не отправиться в...

Остаток моей язвительной фразы утонул в мощном импульсе полупрозрачно-синеватой энергии, спровоцированном Бальтером, когда он хлопнул в ладони, и его губы что-то беззвучно проговорили.

— Теперь ори, сколько влезет, — великодушно разрешил он.

— Что ты сделал? — сердито спросила я, удивленно оглядываясь по сторонам.

— Поставил 'глушку'. Если ты не в курсе, это...

— Я не настолько тупая, понял? — я гневно сжимая кулаки.

Заклинанию звуконепроницаемости, или иначе 'глушке' учат на первом курсе.

— В таком случае могла бы и сама догадаться, — с надсмехающейся улыбкой сказал он.

— А ты мог не отвечать!

— Сегодня ведьмочка злее, чем обычно, да? — безразлично заметил Бальтер, со скрещенными на груди руками пройдя к моей кровати и усевшись на нее. — Не успела на шабаш?

Этот гад в своей грязной одежде, пропитанной мерзким запахом псины (а именно так пахнут ликантропы в истинном обличии) с вальяжным видом восседал на моей постели...

— Спасибо за комплимент, — процедила я и постаралась изобразить милую улыбку. К сожалению, мои актерские способности мгновенного преображения из разъяренной разбуженной девушки в очаровательное и невинное создание не настолько великолепны.

— Ммм? — не понял Бальтер.

— Ну, к шабашу допускаются исключительно высококвалифицированные ведьмы. Поскольку ты решил, что я не успела на шабаш, значит, ты подумал, будто я на него собиралась. Следовательно, — философски рассуждала я, — ты считаешь меня хорошей ведьмой. Не ожидала, что когда-нибудь услышу от тебя подобный комплимент. Я тронута.

— Оу, — его лицо тут же исказилось в брезгливой гримасе. — Я ни в коем случае не хотел хвалить тебя, Джалирин. Вряд ли ты когда-нибудь сможешь заслужить от меня добрые слова. Будем считать, я оговорился.

Я впилась ногтями в ладони и закусила губу, сдерживая гортанное рычание, рвущееся из самых глубин моей души.

— Зачем тебе 'глушка'? Боишься, что когда я начну медленно кромсать тебя на кусочки, на твои душераздирающие мольбы о пощаде сбегутся учителя и увидят, как ты жалок? — предположила я, стиснув зубы.

— Не совсем, — криво улыбнулся Бальтер. — Просто не хочу, чтобы наш разговор услышали посторонние. И какой бы чудной я тебя ни считал, я уверен, — внезапная перемена в его голосе несколько пошатнула мою фундаментальную веру в то, что он безнадежный грубиян, — ты не способна на убийство, — прекратив показушное кривляние, Бальтер в рекордно короткие сроки сменил шутовскую маску на безапелляционную серьезность. — У тебя кишка тонка. Ты не способна даже на элементарную месть тем, кто когда-либо обидел тебя. Что уж говорить об убийстве.

Если он вновь хотел задеть меня, ему не удалось. На самом деле, мне даже захотелось искренне улыбнуться Бальтеру и поблагодарить за эти слова. Для ненавидящегося себя монстра нет ничего приятнее того, чтобы услышать о том, что его не считают монстром.

— А теперь изволь объясниться, — вернув своему тону спесивость, ликантроп взбил мою подушку и подложил ее себе под спину. — Почему ты не пришла на место встречи? — он закинул ногу на ногу, вперив в меня долгий буравящий взгляд. — Я ждал тебя. Конечно, пришлось учесть тот факт, что девушки, и даже ты... ведь ты девушка, так? — у меня отвисла челюсть от его бессовестности, и я открыла рот, чтобы поделиться с ним своим немалым знанием ругательств, но Бальтер пресек мою попытку отразить его словесный удар, продолжив, — любят опаздывать. Но после двух часов торчания у дуба я понял, что ты все-таки решила продинамить меня. Что ж, это было не очень разумно.

— И поэтому ты решил ввалиться в мою комнату через окно глубокой ночью?

— Конечно, — кивнул Бальтер, сведя брови вместе. — Из-за тебя мы и так отложили наш разговор. Боюсь, я не могу ждать до завтра. Нужно обсудить все здесь и сейчас.

Я сверлила его пытливым взглядом около минуты. Естественно, я не собиралась признаваться ему в том, что все-таки намеревалась прийти к дубу, но визит опекуна, и свалившаяся как снег на голову новость о появлении самой опасной гильдии чернокнижников, больше всех ненавидящих дархаров, изменили мои планы.

— Сними его, — потребовала я, указав на безымянный палец правой руки, которую подняла.

Он проследил за моим движением и, остановив глаза на кольце, апатично развел руками.

— Не могу.

— Не можешь, или не хочешь? — скептически уточнила я, теряя самообладание.

— Естественно, первое.

— Ладно. Тогда найди того, кто сможет избавить меня от него!

— Боюсь, и это невозможно.

— Не испытывай мое терпение, Бальтер, — прорычала я, медленно приближаясь к нему. Он и бровью не повел, с равнодушным видом наблюдая, как я стремительно становлюсь бардовой от кипящей злости.

— Я не боюсь тебя, Джалирин. Не разочаровывай меня еще сильнее, будь добра. На тебя смешно смотреть, — он склонил голову вбок, глядя на меня в упор незаинтересованными светло-зелеными глазами.

Если бы не зелье, принятое мною этим утром (неужели даже суток не прошло?!), я испачкала бы стены комнаты ошметками Бальтера. Я не приложила бы и толики усилий к тому, чтобы угомонить свою вторую сущность.

— Что ты задумал? — больше не желая ходить вокруг да около, задала я прямой вопрос.

— Я — ничего, — неторопливо изучая взглядом мои владения, проговорил он. — Неплохо устроилась. Только мрачновато.

— Не увиливай от темы. Пришел поговорить? Говори. И выметайся.

— Само собой.

— Ты... ты ведь пошутил, когда... в столовой... сделал... предложил мне... — лишившись способности четко выражать свои мысли, я ощутила прилив смущения и стыдливо опустила голову, чтобы скрыть пунцовый румянец на щеках.

— Стать моей женой? — закончил Бальтер. — Нет, я не шутил, — я пораженно, но бесшумно ахнула, услышав, с какой беззаботностью он озвучил ответ. — Жизнь жестока и несправедлива. Судьба задает правила и сама же их нарушает, однако нам нарушать запрещает. Поверь, я бы многое отдал, чтобы обстоятельства сложились иначе, и я бы не надел на твой палец это кольцо.

Я поняла, что он уставился на украшение, когда оно внезапно потяжелело.

— Какие еще обстоятельства? — уже не так озлобленно поинтересовалась я, обессилено прислонившись спиной к письменному столу.

Хорошо. Лицезрея помрачневшую мину ликантропа, я более-менее верила в то, что он говорит правду.

— Мой отец.

Я ответила ему вопросительной паузой.

Бальтер закатил глаза, с неизъяснимой досадой прищелкнув языком.

— Именно он настоял, чтобы я женился на тебе.

Я впала в неподдельное недоумение.

— Что?

— Мне повторить?

Я помотала головой.

— Пока к тебе возвращается твоя несравненная красноречивость, я поясню, — любезно вызвался Бальтер, не забыв при этом сморщить нос. — Честно говоря, отец давно поставил мне ультиматум: либо я женюсь на тебе, либо... либо я потеряю все. Если угодно знать, то под всем я подразумеваю и свою жизнь тоже.

Мои медленно брови поползи вверх.

— Долгое время мне удавалось сохранять оборону и сопротивляться, — стиснув челюсти, продолжил Бальтер. — Но... отец, — на резком выдохе он запрокинул голову, стукнувшись затылком о стену. Я плотнее сжала губы, чтобы слова: 'Ударься, пожалуйста, сильнее' не выбрались на свободу. — Он давит на меня. Точнее, это уже в прошлом, ведь сегодня я отправил ему письмо о том, что наконец-то сделал предложение его неподражаемой Джалирин и получил согласие, — Бальтер сардонически фыркнул.

Под согласием теперь подразумевается принуждение?

Я усердно не нарушала повисшую тишину, ожидая продолжение.

— Я сдался, смирившись, что по-другому не будет, — прикрыв веки, маловыразительно произнес он. — Отец всегда добивался своего. И он в очередной раз продемонстрировал несокрушимость своего сумасбродства. Я проиграл ему в войне за собственную судьбу и теперь вынужден жениться на тебе. Какой кошмар.

Я не имела ни малейшего представления о том, что творится у Моленронов, и с чего вдруг герцогу понадобилось связать сына узами брака со мной, но горькая обида поселилась в сердце, хотя частичкой сознания я понимала, что недостойна быть чьей-либо женой, быть горячо любимой кем-то, и мой удел коротать жизнь в одиночестве абсолютной неудачницей.

Я безвольно опустила руки, позволяя тьме овладеть мною. Я чувствовала себя униженной и оскорбленной, но Бальтер не должен заподозрить меня в слабости. Чем меньше больных точек ему известно, тем спокойнее будет мое дальнейшее существование.

— Зачем ему понадобилось женить тебя на мне? Откуда он вообще меня знает?

— О, ну, во-первых, спасибо за сочувствие, — с театральной обидой пробурчал Бальтер. — Во-вторых, скажи, ты хоть что-нибудь знаешь о своей семье? Настоящей.

Впав в ступор от, казалось бы, простого вопроса, я ощутила, как реальный мир ускользает от меня. Я вновь погрузилась в кошмар многолетней давности. Я боялась сделать вдох, боялась почувствовать въедливый запах сгорающей плоти. Мне было страшно разлепить глаза — вдруг все полыхало бы в огне-убийце? Я напряглась, сконцентрировавшись на гулком звоне в голове и ускоряющемся биении сердца, — чтобы не слышать, как ликует смерть, отнимая у меня самое дорогое...

Я подняла голову и устремила на Бальтера пронзающий насквозь взгляд.

— Причем здесь моя семья? — вырвавшись из мертвой хватки оцепенения, я набрала полную грудь отравленного набежавшими воспоминаниями воздуха.

— Значит, не знаешь, — оттолкнувшись, он подался вперед и уперся локтями о колени.

— Что должна знать? — нетерпеливо бросила я.

— Отец не отличается болтливостью, и он предельно ясно обозначил границы моей осведомленности в дела собственного брака, — Бальтер горько усмехнулся. — Я знаю лишь то, что очень давно между нашими семьями — Моленрон и Дайенре — было заключено соглашение. Ведьмы твоего рода становились женами ликантропов моего.

Дурацкое, вздорное соглашение.

Я наморщила лоб, усиленно пытаясь найти связь между звеньями имеющейся и полученной информации для дальнейшего соединения их в единую логическую цепь. Но как бы ни пыталась придать этому смысл, я сталкивалась с тщетностью.

— Но это же полный бред, — пробормотала я.

— Хоть в чем-то наши взгляды сошлись, — бессильно констатировал Бальтер. — Это даже немного пугает.

Сложив руки на груди, я с поникшей головой начала мерить комнату неуверенными

шагами.

Знал ли Аригор об этом?

— Определенно, нет, — вслух ответила я на мысленный вопрос.

Он бы не стал утаивать от меня подобное.

Почему Моленроны и Дайенре?

Я действительно не представляла, какой была моя семья. Я не помнила ни единой черты маминого лица, цвет ее глаз, ее голос. Я не помнила отца... но рада, время стерло его из моей памяти. Мы жили в небольшой деревне, и никакими герцогами там не пахло.

— Если ты говоришь правду... — я резко остановилась, ошарашенная внезапным умозаключением.

— Такими вещами не шутят, — насупился разминающий шею Бальтер.

— То мы с тобой... — я сделала глоток раскаленного воздуха и вздрогнула, в беспредельном ужасе округлив глаза. — Родственники?

Он задумчиво потер подбородок.

— Нет.

— Нет? — у меня отлегло от сердца.

— Отец сказал, что смешение крови недопустимо. Ликантропы женились на ведьмах Дайенре, но детишек делали с ликантропшами.

— Двоеженство? — изумилась я.

— Типа того, — согласился Бальтер.

— О, Всевышние, — простонала я, закрыв рот ладонью. Мне резко подурнело.

— Есть все-таки справедливость, — веселее продолжил Бальтер, закинув руки за голову. Мне хотелось заехать ему чем-нибудь тяжелым, чтобы он перестал так мечтательно улыбаться, наверняка представляя какую-нибудь пышногрудую блондинку-ликантропшу.

— Это мерзко! Отвратительно! Подло! — захлестнувшее меня возмущение било через край. — Я ни за что... НИ ЗА ЧТО, слышишь?! Не выйду. За. Тебя. И если ты снимешь с меня это кольцо, — я прикрикнула, дернув правой рукой, — я сделаю это сама. Найду способ избавиться от него. И от тебя. От твоей семьи.

— Ведьмочка, — как-то устало вздохнул Моленрон, — если ты думаешь, будто у тебя есть выбор, то я с удовольствием разочарую тебя. Ты будешь моей женой, а я твоим мужем. Как только тебе стукнет двадцать (в этом возрасте наступает совершеннолетие), мы поженимся. Насчет 'долго и счастливо' не обещаю.

— Да пошел ты к дайрану! — рявкнула я.

Бальтер разочарованно покачал головой.

— Истеричка.

— Я скажу Аригору, и он...

— Забыл сказать, — холодно перебил шатен, небрежно проведя рукой по волосам. — Завтра мы с тобой идем к ректору, чтобы поговорить о нас.

Меня передернуло.

— Нет никаких 'нас'.

— Как бы мне хотелось согласиться с тобой, — поднявшись с кровати, Бальтер направился, как мне показалось, в мою сторону. Поэтому я начала пятиться назад до тех пор, пока не наткнулась на шкаф.

Парень, с озорством наблюдая за мной, усмехнулся.

— Прости, но поцелуя перед сном не будет.

— Ты... да ты... — я открыла рот в попытке огрызнуться и сказать, чтобы он больше никогда не говорил о такой ерунде.

— От нас ничего не зависит, Джалирин, — тоном, из которого исчезли нотки веселья, произнес Бальтер, остановившись у окна и открыв его. — Поэтому просто смирись.

Я опешила и растеряла боевую готовность обзываться и стоять на своем до потери голоса, когда он умолкнул на мгновение, замерев, и закрыл глаза.

— Бальтер? — осторожно и негромко позвала я.

Он обернулся.

— Я не смирюсь.

Улыбка, промелькнувшая на его утомленном лице перед тем, как он выпрыгнул в окно, почему-то показалась мне благодарной.

Возможно, нам удастся достигнуть взаимопонимания в борьбе за собственную свободу.

ПЯТАЯ ГЛАВА

Напряжение в кабинете ректора стало непомерно огромным. Я буквально видела исходившую от Аригора иссиня-черную ауру, от которой веяло могильным холодом. А кулаки, сжатые с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и угрюмая тень, упавшая на глаза, обрамленные морщинками, оттого, что он сидел с опущенной головой, не сулили ничего доброго.

Я неподвижно стояла возле опекуна, разрываясь между желанием ободряюще опустить руку на его плечо и сжечь дотла враждебным взглядом Бальтера, индифферентно ожидающего реакции ректора на заявление о нашем браке. Моленрон вальяжно расположился на одном из стульев в большом кабинете Аригора, который всегда казался мне теплым и уютным из-за обилия света, впускаемого через окна, из-за воспоминаний беспечных дней, проводимых мною здесь в детстве. Однако сейчас царивший, безмолвный, тягостный мрак не могли рассеять даже жгучие солнечные лучи, прорывающиеся сквозь шторы и припекшие мое левое плечо.

Бальтер выловил меня после первой пары и притащил к нему, хотя я надеялась, что он блефует и не настолько смел, чтобы заявиться к ректору Академии с подобной нелепостью. Как только Аригор увидел нас, как только Бальтер кратко посвятил его в дела безумства своей семьи, я ощутила невероятный стыд за то, что пыталась утаить это от мужчины, поэтому встала за его плечом, чтобы не встречаться с ним взглядом и не чувствовать себя еще ужаснее.

Аригор молчал с тех самых пор, как Бальтер закончил, а прошло уже десять, или больше минут, и перерыв между лекциями вот-вот закончится, но он так и не шелохнулся, не произнес и звука. Я не на шутку встревожилась за него, ведь он уже не в том возрасте, чтобы справляться с подобного рода шоком.

Но я не отважилась прервать его думы, отчаянно уповая на то, что непробудная и гнетущая тишина не будет пережита напрасно, и Аригор обязательно что-нибудь придумает и вновь спасет от отвратительной участи мою шкуру.

— Так не пойдет, — вдруг подал голос опекун.

Я слегка расслабилась и сделала неглубокий, почти бесшумный вдох.

— Рин не станет вашей женой, Бальтер, — не терпящим возражений тоном добавил Аригор. — Я запрещаю. Я не позволю.

— Другой ответ я и не рассчитывал услышать, — Бальтер понимающе качнул подбородком. — Поэтому, позвольте кое-что показать.

Изящно проведя рукой по блестящим каштановым волосам, он поднялся со стула и направился к столу ректора. Нацепив на лицо ослепительную улыбку, Бальтер щелкнул пальцами, после чего в его раскрытой ладони материализовался пергаментный свиток, который он протянул Аригору.

— Что это? — опекун нахмурился, чтобы скрыть свое недоумение, и приковал взгляд к бумаге.

— Этот документ свидетельствует о том, что Джалирин, являясь ведьмой рода Дайенре, по праву принадлежит моей семье, — удостоился пояснить Бальтер, расправив плечи и сцепив руки за спиной. — Отец прислал его сегодня утром, поскольку был убежден в вашем несогласии.

Поддавшись порыву любопытства, я склонилась над Аригором и пробежалась взглядом по так названному документу, но не поняла ни единого слова, буквы, поскольку язык, вероятнее всего ликантропский, был мне не знаком. Хоть у Аригора с этим проблем не возникло. Он внимательно вчитывался в текст, бледнея и мрачнея с каждой секундой. Я в бешенстве стиснула челюсти и выругалась про себя. Услышав беглую ехидную усмешку и не поднимая головы, я показала Бальтеру средний палец и с беспокойством покосилась на опекуна.

— Что там? — шепотом спросила я.

Но он лишь судорожно выдохнул в ответ.

— Трудности с прочтением, Джалирин? — издевательским тоном поинтересовался проклятый ликантроп.

Может, когда придет время следующего приема зелья, я не стану делать этого? Позволю сущности дархара вырваться на свободу и убью Бальтера. А потом, когда вновь стану собой, продолжу жить, как ни в чем не бывало, даже не стану терзаться угрызением совести, буду дальше пить зелье и смеяться с Тиминлеем. Аригор поможет мне избавиться от тела надоедливого Моленрона и скрыть следы убийства.

— Если кратко, то в документе сказано, — заговорил Бальтер, а ведь никто не просил его открывать рот, — что в обмен на предоставление абсолютной безопасности и неприкосновенности ведьминский род Дайенре обязуется тесно... сотрудничать с нашей семьей. Договор бессрочен. Это значит, что пока существуют обе стороны, заключившие соглашение, представители из каждого поколения Дайенре и Моленронов обязуется связывать друг друга узами брака.

Я собиралась добиться конкретики о безопасности и неприкосновенности, но неожиданно стол сотряс удар кулака Аригора.

— Я был о вас лучшего мнения, Бальтер, — надтреснуто произнес он.

— Я жертва обстоятельств ровно столько, сколько и Джалирин, — сказал Бальтер. — Я не хотел этого, не выбирал. Но я — Моленрон, значит, будет так, как положено уставами нашей семьи.

Я сейчас расплачусь от его приверженности. Почему же он не стал жаловаться, как и мне во время ночного визита, о том, что отец варварски заставлял его — бедного и несчастного — выполнить эти самые порядки?

— Ваши уставы — дикость, — процедил опекун, сверля его исподлобья. — Мы живем в современном мире, и совершенно недопустимо подобное...

— Да, согласен, — бесстрастно перебил Бальтер. — Однако взгляните на дату подписания договора, — он кивнул на акт соглашения. Я перевела взгляд вниз и, прищурившись, разглядела размытые цифры в нижнем правом углу свитка. Девятнадцатое октября сто сорок седьмого года Эпохи Энкар. Невероятно! Это же было пятьсот лет назад! Целых пять веков мой род был связан с Моленронами?! — Пора работорговли, — стал перечислять, — экономических и территориальных войн...

— Охоты на ведьм, — громко сглотнула я.

— Правильно, — однобоко улыбнулся Бальтер. — Если учитывать... сложность тех времен, то нет ничего удивительного в условиях этой сделки, господин ректор, — уже к Аригору обратился он, — ведь они являлись наиболее распространенными и продуктивными. Это сейчас они запрещены, но тогда все было иначе. Благодаря таким соглашениям пострадавшие, потерявшие свой кров, могли в обмен на что-нибудь, пусть даже на собственную свободу, обрести защиту у тех, кто имел возможность предоставить ее.

— Фактически, это и есть рабство, — фыркнула я.

— Боюсь, ты не представляешь, что это такое.

— А ты? — отразила я.

— Рабство — насильственное подчинение. Всевышние, мне действительно стоит пояснять тебе такие простые вещи? — он закатил глаза и склонился над столом. — Договора вроде нашего заключались по обоюдному согласию. Эти два символа, — Бальтер указал пальцем на крупные, выцветшие бардовые иероглифы, расположившиеся в одной строке с датой, но только слева, — вроде как подтверждение этому.

— Похоже на кровь, — пробормотала я.

— Это и есть кровь, — с усталым вздохом подтвердил он. — Кровь того, кто составил документ, и того, кто принял выдвинутые условия.

— О, — я зашлась в негромком кашле. — Настоящая кровь?

— Разве существует не настоящая? — Бальтер поморщился. — Джалирин, твои умственные...

— Заткнись, — шикнула я на него, и он прыснул в кулак. — И вообще, можно заставить насильно подписать этот... мирный, — я изобразила кавычки, — договор.

— Ты всегда такой скептик?

— Только когда имею дело с дуракцими контрактами о замужестве за дурацкими ликантропами, — огрызнулась я.

— Все, прекратите, — положил нашей перепалке Аригор, сжав пальцами переносицу.

— Можно мне продолжить? — поинтересовался Бальтер, сверля меня суженным взглядом.

Ректор махнул рукой в знак разрешения.

— Мне не известны истинные причины появления договора между нашими семьями. Но я предполагаю, что поводом для его создания послужила как раз таки упомянутая Джалирин охота за ведьмиными головами, — похоже, только я услышала яд в его голосе, когда он произнес мое имя, потому что Аригор не шелохнулся, продолжая упираться пустым взором в поверхность стола.

Я поежилась.

Я узнала о Кровавых Временах — особенно непростых для ведьм — из лекций по 'Истории Кару' на первом курсе. И каждый раз, когда я вспоминала об этом, у меня появлялся озноб.

Пятьсот лет назад нас считали неконтролируемыми и опасными, поэтому истребляли. Чтобы сохранить себе жизнь, ведьмы были вынуждены защищаться... даже убивая. Нет, конечно, были и те, кто получал удовольствие от кровопролития и войны. Но с приходом к власти экстравагантного Императора Риггза все изменилось. Его восхождение на трон до сих пор считается одним из самых скандальных за всю историю существования Кару, потому как не отозвалось у большинства благоговением.

Из-за его стремления наладить отношения с ведьмами против Риггза строились заговоры, народ устраивал бунты. Особые сторонники уничтожения ведьм, в том числе и представители аристократии неоднократно пытались лишить Императора жизни. Но каждая их попытка обращалась в тщетность, потому как Риггз был под защитой самой могущественной ведьмы Эпохи — Иннелии. Ходили слухи об их романтической связи. Так же Иннелию обвиняли в том, что она приворожила Императора ради сохранения расы ведьм.

Кто бы что ни говорил, но Риггзу удалось добиться своей цели. К шестому году своего правления он официально провозгласил перемирие с ведьмами и обусловил их официальной расой в королевстве Кару, и покушение на их жизнь стало считаться таким же преступлением, что и убийство любого другого существа, не имеющего отношения к ведьмам.

— Одна ведьма из твоего рода решила поступить благоразумно, обратившись за помощью к Моленронам, чтобы попросить неприкосновенность и укрытие от рыскающей повсюду в поисках голов очаровательных дам Инквизиции, — оттого, что Бальтер все еще смотрел на меня, я стала чувствовать себя неуютно. Куда бы ни отводила взгляд, он возвращался к его смуглому лицу, к пухлым губам, расплывшимся в раздражающей улыбке, и усмешливым выразительно-красивым глазам. — Вот что я думаю. Испугавшись за свою жизнь и за продолжение своего рода, она прибегла к таким мерам.

Как бы мне ни хотелось признавать, тем более вслух, но Бальтер не так бестолков, каким я его считала, и предоставленная теория вполне могла оказаться истиной. В оправдание своего предка я бы сказала, что Кровавые Времена были воистину тяжкими для ведьм, и каким бы сумасшедшим ни было ее решение заключить договор с ликантропами, это помогло Дайенре выжить.

Но почему условиями сделки был именно брак? Причем ведьмы Дайенре были нужны не для продолжения рода, и уж точно не для любви. Какую цель преследовал тот, кто составлял соглашение? Или, что я допускаю, все не так просто, как кажется?

— Как бы там ни было, — настороженную тишину разрезал низкий, неторопливый и глубокий голос опекуна, — Рин не станет вашей женой, Бальтер. Это невозможно. Я не позволю ей быть с тем, кого она не любит. С тем, с кем не будет счастлива. С тем, — устремил на него твердый взгляд, — кто относится к браку так неуважительно.

У меня перехватило дыхание. Я прониклась трепетным уважением к Аригору, и мне нестерпимо захотелось обнять его, поблагодарить за поддержку. Я знала, чувствовала каждой клеточкой естества, что он будет на моей стороне до последнего, и совместными усилиями мы непременно справимся.

— При всем моем уважении, господин ректор... — склонил голову Бальтер, оттолкнувшись от стола и выпрямившись, — я вынужден сообщить, что от вас ничего не зависит. Все предрешено задолго до нашего с Джалирин рождения.

Не собираясь дожидаться ответа, не спросив разрешения об уходе, он развернулся и направился к выходу.