Синдром отчуждения

Только не того, с разрезанным ртом, и повадками садиста, а патентованного, хи-хи, волшебника. Грустного, но мудрого клоуна, помнишь, как в фильме, который мы смотрели? По Шекспиру, где...

— Лили, я, — замялась Кира — ее давно уже не отпускало ощущение, что подруга с каждым днем все глубже уходит в мир собственных фантазий и мыслей. Где действуют не человеческие законы, не аксиомы физики, математики... а только чуждая всему живому логика имени Лили. С перемешанными в кашу цитатами из книг, фильмов, несчетными увлечениями, заброшенными на половине дороги, и прочей чепухой, — я тебя не понимаю.

— Погоди, сейчас. Никогда... Никогда нельзя останавливаться... зацикливаться — как с этими танцами. Если я буду заниматься этим всю жизнь и, не знаю, делать карьеру, то возненавижу их. И в тоже время, если не найду того парня, то буду жалеть. Ты понимаешь?

— Я? Да... — неуверенно отвечает Кира, — Ну а где ты сейчас вообще?

— Ааа... Черт его знает! Ааа, автобус! Все, я побежала искать свои золотые жилы! — радостно смеется в трубку Лили. — Пока!

Кира отнимает от уха телефон и кладет на стол. Взгляд ее затуманен. Нет, она не рада за подругу. Обидно? Да, обидно! Почему бог наделил Лили таким талантом к танцам, но она это не ценит. А Кира изводит себя ежедневными тренировками, и никакого толку!

"Тоже мне, бесприданница".

Девушка ложится на диван и включает звук телевизора.

Вспышка! На фотокарточке тень от подоконника будто разрезает тело Киры по диагонали.

Лили начала ощущать, как ее снова клонит в сон. Оставлять открытый огонь было боязно, и девушка его затушила.

Выпить лекарства, выставить на улицу чашки, положить книгу-засов за ручку двери и проверить мобильный. Последний упорно, но безуспешно, как оловянный солдатик, искавший любви, пытался найти сеть.

Двигаться было неохота, но Лили буквально пинками заставляла себя.

"А теперь спаать".

Девушка почти без сил рухнула на ставший таким уютным топчан.

"Спать, сучка!" — вспомнила она с улыбкой. Кира постоянно так говорила вместо "спокойной ночи".

Глава 4

И не ждите спасения от чего-то одного — от человека, или машины, или библиотеки. Сами создавайте то, что может спасти мир, — и если утонете по дороге, так хоть будете знать, что плыли к берегу.

Рэй Брэдбери "451 градус по Фаренгейту"

В этот раз сон оказался гораздо глубже и спокойнее, и, проснувшись, Лили чувствовала себя на порядок лучше. Насморк и першащее горло еще тревожили, но температура, спала. И вопил истошно о голоде пустой который день желудок.

За окном было все еще пасмурно, но дождь перестал.

Снова выпить лекарства, проверить телефон и закапать в нос. Оценить ГОРЯЧЕЕ какао, благо термос умел долго хранить тепло.

"Прямо субботнее утро дома, — хмыкнула Лили про себя. — Только что дальше?

Нужно найти склад или магазин и взять еды. А потом... Я могла бы пойти вдоль полотна железной дороги — там же город будет.

Нет, глупость. Он может быть столь же необитаемым или находиться вообще черти где.

Тогда нужно связаться с внешним миром. Или хотя бы найти карту местности, чтобы знать, как выбраться отсюда.

Где может быть телефон, нет, скорее, радиопередатчик или как это называется и карта?

Мэрия? Нет.

Милиция? Более вероятно. Значит, продукты и отделение милиции".

Девушка собрала вещи и вышла из зала ожидания.

Было около пяти часов вечера. Алюминиево-безжизненное небо скурпулезно выдавливало из себя остатки воды — редкими, но так и лезущими за шиворот каплями.

"А мы... Мы сажаем алюминиевые огурцы! На каком-то там поле".

Восемь месяцев, двадцать девять дней, двадцать три часа и тринадцать минут до начала отчуждения.

Лили в Тольятти. Цветут яблони — белые солнышки на светло-зеленом.

Девушка не может удержаться — подходит к дереву в сквере и вдыхает томный аромат. Запах... Свободы?

Кто бы знал, какую легкость, покой она испытала, вырвавшись сюда. Не сказав ни родителям, ни Кире.

Но где бы еще Лили прошлась вдоль настоящей ГЭС, буквально вминаемая в асфальт исполинской конструкцией и бурлящей внизу серой Волгой. Где бы смогла не думать часами о новых выступлениях и репетициях средь хрущевско-безликих домов. Не вспоминать о родителях, проедающих плешь мыслями о будущем.

И где бы она встретила всамделишного мушкетера?

— Привет! — он старше Лили, мудрее и будто взят из другого времени.

Чтобы найти Олега, девушке пришлось облазить весь сайт дневников, приехать в Тольятти и двое суток мотаться по городу.

И теперь — вот она, награда.

И вдруг девушка с ужасом, животным, паническим ужасом, понимает, что не чувствует ни крохи радости, очарования или чего-либо еще. Кроме разве что безмерной усталости, как тогда на сцене, и сардонического аромата цветущих яблонь.

Вспышка! На фото — сквер, светло-зеленый с белыми вкраплениями. Идут навстречу двое — мужчина и девушка. Мужчина собран, уверен в себе и красив.

А девушка...

Она кажется изумленной.

Уже пройдя пару улиц, Лили поняла, что рано понадеялась на выздоровление — чихать больше не хотелось, но теперь за дело взялся нудный и почти беспрерывный кашель. Голова задурманилась поднимающейся температурой.

Впрочем, продуктовый магазин найти оказалось несложно — выцветшая вывеска "Гастроном" обнаружилась уже через несколько кварталов.

Внутри сладковато пахло гниением. На прилавках королевствовали посеревшие батоны хлеба и расползшиеся горячим воском колбасы. Лили осмотрелась и вскоре нашла несколько вожделенных банок. Советская тушенка. Как-то девушке рассказывали, что после войны осталось много консервов, сделанных на случай продолжительной блокады. Они могли храниться лет по пятьдесят, а то и больше.

— Надеюсь, меня не обманули! — Лили взяла банку в руки и дунула несколько раз, чтобы избавиться от толстого слоя пыли.

Чем открыть? В рюкзаке был старый нож "Куча ненужной хрени в одном", но штуковину для банок девушка пару месяцев назад сломала — пыталась починить замок на запершей ее дверце туалета.

Лили зарылась с головой в рюкзак. Молоток, ножовка...

"Попробовать распилить банку?" — начинающие болеть виски мешали соображать. Как и нос, что, вопреки действию лекарства, заложило пуще прежнего.

Кусачки!

Она приставила инструмент к банке, острием вниз, и ударила ладонью по ручкам, погрузив в металл короткие лезвия. Вытащила новоявленную открывашку и, воткнув нижний зубец в одно из отверстий, принялась вспарывать консервы как ножницами.

"Неровно, ну, да и черт с ним!"

Тушенка на вид оказалась совершенно нормальной. Девушка вытащила из ножа "Куча всего в одном" вилку и поддела кусочек мяса.

Склизко и невкусно. Но это еда. Лили подавила рвотные порывы и съела несколько кусков.

"Наедаться после голодания нельзя", — напомнили она себе, то ли чтобы не есть эту гадость, то ли чтобы действительно не испортить пищеварение.

Остатки девушка обернула пакетом и положила в компанию к пиле и молотку. Заодно побросала туда еще две банки.

Подумала и заела тушенку активированным углем и средством от отравлений. Мало ли!

Теперь в отделение милиции. Только бы болезнь утихла...

Жар.

Головная боль.

Они скручивали сознание раскаленным прутом. Путали мысли, цепляли их друг за дружку невидимыми шерстинками.

И Лили, изо всех сил стараясь не упасть в обморок, бродила, петляла, кружила по серо-ржавому городку.

"Где же может быть отделение? В центре?

И почему я не осталась в зале ожидания..."

Образы друзей, просто встреченных людей, города и деревни, что миновала она за время скитаний — все они крутились перед мысленным взором, перемешивались яркими цветными стекляшками.

Тошнотворными.

Укачивающими.

"На остановке могла быть карта!

Или нет, это только в наше время стали так делать?"

Раздался смех. Лили застыла, тщетно пытаясь понять, бредит ли или слышит его на самом деле.

— Здесь кто-то есть?

— ... то есть... — вернулось слабое эхо. — ... Кто-то есть...

Девушка посмотрела по сторонам — развалины, дорога. Только потрепал и наклонил сухую ветку, росшую из трещины в стене, студеный ветер.

"Да что же со мной? Снова... Снова, как и тогда. Господи, пожалуйста, не надо! Я тебя прошу!"

Тоскливое небо начало темнеть, окрашиваясь в баклажановые тона. Расползались тени в непроходимых из-за обломков подворотнях, все улицы и дома делались одинаковыми и будто обступали Лили угрожающе молчаливой толпой.

"Нужно возвращаться к платформе", — ночевать в одном из этих зданий-мертвецов девушке совершенно не хотелось.

Что-то метнулось мимо нее по дороге, и Лили завизжала. От неожиданности, от копившегося уже несколько дней страха, от безумия, что неотвратимо надвигалось на нее невидимой волной.

Из-за крика в горле запершило еще более, и девушка согнулась от приступа страшнейшего кашля.

Он был сильнее, чем раньше — потекли слезы, рисуя дорожки на покрытой слоем пыли коже, стало красным от натуги лицо. Лили без сил опустилась на колени. Уперлась руками в грязный асфальт и старалась отдышаться. Стало все равно, испачкает она руки или нет.

— Блуждают тени возле дома, — попыталась пропеть она. Назло кашлю, городу, назло еле дышащему от болезни и изнурения телу. — Наших сказочных...

Договорить девушка не смогла — снова поперхнулась.

И вдруг отчетливо, как никогда, до жуткого ледяного холода внутри, поняла, что, как она блуждала сейчас в этом забытом всеми и крошащемся от времени городе-призраке, так и давно уже потерялась полностью и бесповоротно в жизни своей.

И точно также не знала ни дороги, ни цели путешествия, ни его хоть сколько-нибудь глупого смысла.

Шесть месяцев, пять дней, десять часов и сорок восемь минут до начала отчуждения.

Кира и Денис на сиденье в электричке. Со стороны, кажется, что они обнимают друг друга, но если приглядеться — между ними расстояние. Оно невелико — всего сантиметров пятнадцать. Но влюбленные стремятся быть как можно ближе, разве нет?

Нарастает гул — гремят вагоны, унося свои жестяные тела все дальше и дальше по рельсам.

— У нас не все в порядке, да? — грустно спрашивает Кира.

Зачем они поехали на этой идиотской электричке? Как правило, пара ездила на машине Дениса — пятидверном Фриландере, способном уместить олимпийскую мужскую сборную по баскетболу. Но Денису вздумалось поменять руль!

Мало того, что Киру всегда раздражала давка в общественном транспорте, так еще и Лили с этим хреновым мушкетером поехали с ними. И всю дорогу голубки только и делали, что пытались съесть друг друга.

"Так не целуются, это не нормально! И что за дебильные отношения, когда девушка едет к черту на рога и сама находит парня?!

Идиотизм!"

Наконец неуемная парочка направляется к выходу. Кира расслабленно вытягивается на жестком пластиковом сиденье и вдруг замирает — Лили оборачивается с совершенно серьезным лицом, которое никак не вяжется с предыдущим представлением. Губы девушки дрожат, и в бездонных алебастровых колодцах погасли озорные искорки.

А потом она выходит.

Кира шумно выдыхает. Можно расслабиться.

Точнее попытаться. Разговор с Денисом не клеится и уже не первую неделю. Куда девалось все, что связывало их? Будто из сэндвича убрали помидоры, лук и колбасу — и остались лишь два куска хлеба. Ничем не скрепленные и абсолютно безвкусные.

— У нас не все в порядке, да? — грустно спрашивает Кира.

Денис молчит и, точно решаясь на что-то, говорит:

— Я так не могу. Ты... Я тебя люблю, но ты отдаляешься от меня. Где ты? Где твоя любовь к танцам? Ты перестала ходить на пробы, не тренируешься. Если тебе это надоело, то иди учиться или работать. Ты все дни смотришь какие-то сериалы. Ну разве это жизнь? Ты и со мной их смотришь. Мы никуда не ходим, ни с кем не общаемся — только смотрим кино и сериалы. Я устал от этого. Понимаешь?

Кира чувствует, как внутри ее заливает стыд вперемешку с гневом:

— Я сама разберусь, как мне жить!

— Не злись, — мягко говорит Денис, — Ты же понимаешь, что я прав. Посмотри на Лили — она поехала чуть ли не в тундру, чтобы найти какого-то парня из интернета. Которого даже не знала. А ты не живешь — ты... Прости, но ты умираешь каждый день. Ты...

— Ну, конечно, Лили такая умница. Может, и будешь с ней встречаться?! — Кира отворачивается к окну. За ним холодная зимняя ночь, в бархатной темноте которой кружатся снежинки. Укрывают город, рельсы, вагоны на резервном пути.

"Все мы похожи на поезда. Кто-то мчится по давно намеченному маршруту, кто-то застрял на полдороги.

А некоторые с рельс сошли и несутся под откос. Мечутся изо всех сил, только лишь бы ни во что не врезаться.

Но, если не знаешь цели, все равно разобьешься.

Вот и Лили не знает. Глупый неугомонный бронепоезд!"

— Нет, я не то...

— Да иди ты!

— Кира!

— Пошел к черту! — Кира встает и идет к выходу из вагона. Денис догоняет ее и обнимает:

— Прости, я переборщил, — Кира молчит, но не вырывается. Хочется то ли плакать, то ли ударить его, — Я тебя люблю. И хочу, чтобы у нас все наладилось. Давай постараемся? Да?

Кира медленно поворачивается и смотрит в лицо Дениса.

— Да, — тихо, почти шепотом отвечает она. За окнами проносится по соседнему пути состав. Свет его окон отражается с другой стороны, и кажется, будто там мчится поезд-призрак.

Вспышка! На фотографии застывают две обнявшиеся фигуры. Они так крепко прижались, словно боятся даже на секунду потерять друг друга.

Лили уже совсем отчаялась, когда, несмотря на поселившийся в голове дурман-туман, обнаружила такое желанное двухэтажное здание с проржавевшей табличкой "Районное отделение милиции г. Перворечинска".

Заперто и на двери замок.

"Черта с два!"

Девушка дрожащими от слабости руками достала из рюкзака молоток и вставила между створками... Рывок — раздался душераздирающий треск, щепки каскадом посыпались на асфальт. Деревянная панель, набитая по краю, отделилась вверху и теперь торчала под углом.

Лили еще глубже просунула молоток и вновь дернула. Хруст, наковальней бьющий по ушам — и на этот раз дверь не выдержала, сдвинулась со скрипом...

Сумеречно-темный коридор, кабинеты слева и справа. Что она ищет? Карту и рацию. И хоть что-нибудь, что объяснило бы пустующий город.

Девушка застонала от нахлынувшей с новой силой головной боли и включила фонарик. На фоне сгущающихся сумерек снаружи стало как будто еще темнее. Лишь в оттенки белого красили все нервно подрагивающие концентрические круги.