— Я не читаю мыслей, ты просто захотела, чтобы я увидел эту конкретную мысль, так что спрашивай с себя. Это же твой сон. — Белл подставлял лицо струям фонтана, который все время менял направление.

Алиса приняла сказанное и продолжила беседу.

— Я обычно читаю классику. Все, что проверено временем, проверено самой жизнью.

— Неужели современники не могут ответить твоим изысканным запросам?

— Могут, но я не люблю бросать книги на середине. Некоторые хорошо начинают, но плохо заканчивают свои произведения. У классиков порой бывает с точностью наоборот. Как часто они начинают нести вступительную чушь на полкнижки, прежде чем начнут раскрывать свой настоящий талант, и вызывать интерес у читателя. Настоящие путешествия знаменитого идальго начинается только с сотой страницы, а до этого умилительный бред.

— Эта проблема современников не разрешима, а ждать пока их проверит время, нет времени.

— Вот если бы ко всем писателям и поэтам как к Ивану Бездомному мог прийти Мастер и спросить "Хороши ваши стихи или ваша проза?" — и каждый плохой писатель честно ответил, и поклялся бы больше не писать.

— И нашлись бы такие, кто пишет чудовищно, но думает, что он хорош. И были бы те, кто пишет превосходно, но ответил бы, что чудовищно. Это не решение.

— Тогда машина времени. — Загорелась Алиса. — Слетать в будущее и узнать, кто стал классиком, а кто нет.

— Отличная идея. Как это фантасты раньше не догадались. — Беллу было весело. Алисе тоже. — Если войдешь в лес здесь, то через некоторое время выйдешь к болоту. Там не особо опасно, ступай по кочкам и придешь к Лягушке. Она любит редких гостей. До встречи!

Такое резкое расставание огорчило Алису, но она помахала Беллу и вошла в лес. Значит, их время еще не пришло.

Глава 5. Встреча с Лягушкой.

Через примерно сотню деревьев — Алиса считала деревья по дороге — показалась заболоченная местность. Алиса бы сняла обувь, но она была босиком. Откуда-то доносилось бренчание и пение. Алиса пошла на звук, в ту сторону как раз вела дорожка из кочек. Прыгать по кочкам оказалось не так уж и легко, Алиса все время смотрела себе под ноги, через десяток шагов наловчилась, и уже набрала неплохую скорость, но:

— Стой, стой, стой — приятный баритон прозвучал очень близко. Алиса затормозила на последней кочке и замахала руками, чтобы не упасть, и не упала.

Перед ней, на сухом пятачке земли, на настиле из веток сидел Лягушка размером с Алису. Она была в позе обычного человека сидящего на кресле, только одна нога была согнута в колене и закинута на другую. В руках у Лягушки была мандолина. Она не перестала бренчать, даже когда останавливала Алису.

— Присаживайся. — Лягушка указал на такой же веточный настил только поменьше справа от нее. Алиса присела и стала ждать. А Лягушка продолжил бренчать. Молчание затянулось в неловкую паузу.

— Меня зовут Алиса, и я ищу мышонка. — Наконец сказала Алиса, видя, что Лягушка не предпринимает никаких действий.

— Рад знакомству, а я Лягушка, и я не знаю где мышонок. — Сказал Лягушка.

— Эмм, ну я тогда пойду. Не буду вам мешать в вашем музыкальном занятии.

— Ты ничего не хочешь спросить? — игра на мандолине прекратилась.

"Что же делать? Все столько рассказывали про эту Лягушку, а я сейчас уйду и ничего не узнаю интересного. Что там говорила Мелани?"

— Да, расскажите про вашу теорию струн.

Лягушка улыбнулась:

— Ну, давай начнем с этого. Слушай. — И он забренчал что-то не очень мелодичное. — Песня должна быть такой, чтобы можно было легко запомнить ноты. Эта песня состоит из 18 нот и повествует о жизни грузчика мечтающего стать поваром. Что, не слышишь этого в музыке? Тогда вот слушай слова, в них сразу и ноты, чтобы легче запомнить было:

Носил я в мире милями солями,

А в мифах резал долями фасоль.

— Притом солями следует читать как "соль ля ми".

— Да, ноты здесь есть, и смысл есть в песне. Только она почему-то не в рифму, и не звучит, и уж больно короткая. — Решилась высказать свое мнение Алиса.

— Где это ты видела коротких ужей? Да это же песня философа. В ней должны быть краткость, глубокий смысл и доступность для понимания сразу всего. Я не пишу длинных бессмысленных песен с мотивом, который потом не выбросить из головы. Этого ты с лихвой насмотришься дома по ящику.

— Ну, это уже обратная крайность, вам не кажется? И откуда вы знаете, что у меня дома есть ящик?

— Крайность, ну так я здесь и живу с краю. А обратная крайность живет с той стороны. А что до ящика. Здесь все кроме мышки знают, что наш мир не единственный, и что есть другие миры, и что туда лучше не попадать. — Лягушка задумчиво смотрел вдаль.

— Почему мышка не знает, что мир этот не единственный, она же живет на его границе.

— В том то и дело, она живет на границе, смотрит в черную пустоту, и верит своим глазам. Ты когда-нибудь раньше видела голубую мышь?

— Нет, не видела. А вы что-то имеете против голубых мышей? — Алиса внезапно для себя встала на защиту Мелани.

— Нет, я не против мышей.

Опять возникло молчание и бренчание.

— Вы же философ? Мне так сказали. А чем вы занимаетесь, ну там камень философский ищете или просто размышляете о чем-то?

— Философы ищут философский камень? Это тот, который превращает все в золото? Хм. Философов интересует золото? Это не философы — это Алхимики, их прямые противоположности. Философ ищет путь к познанию себя и окружающего мира, но чаще спивается, к сожалению, потому что мир не хочет, чтобы философ философствовал, он хочет, чтобы философ работал как все. Поэтому сначала философы занимаются алхимией, а когда создают себе безбедную жизнь, тогда и превращаются в философов. Но настоящий философ никогда не был алхимиком, потому что знает, что никогда не сможет вернуться к истинной философии, потому что настоящий философ не может быть богат. Только никогда не вздумай становиться философом. Искать смысл жизни вместо того чтобы жить — это не всем под силу. Тебе это точно не грозит — я не знаю ни одной женщины-философа.

Эту тираду Алиса переварила с трудом.

— А вы уже прошли путь алхимии? По вам не скажешь что вы безбедно живете. На вас и одежды то нет, а вокруг сплошное болото. А, ну так вы значит философ без алхимии, точно. — Алиса ответила сама себе.

Рядом послышалось ненавязчивое гудение. Алиса увидела вблизи тучу мошкары и вспомнила про мошек.

— Расскажите лучше про мошек. У них здесь своя атмосфера вроде бы.

— Если хочешь узнать про мошек, то для начала я должен тебе представить их богов. Знакомься, — Лягушка поднял лапу и глаза вверх и указывая на солнца, и начиная с того места, где Алиса попала на стол, представила — Крис, Мус, Джуд и Буд. Здесь у нас множество кланов, но эти четыре самые многочисленные. Уж как они себе выбирали лампочки это целая история. Поклонники Криса считают, что он главнее, потому что первый, во всяком случае, с этого края стола. Фанаты Муса и Джуда считают, что главный бог в центре, но так как в центре две лампочки, то у каждой группы центры смещены к разным бортам. Оставшуюся лампочку взяли себе в божества почитатели Буда. Споры о том, чья лампочка ярче светит, не прерываются никогда. Отличаются мушки по стилю полета, по расположению лапок, по одежке. Да, представь себе, они еще во что-то одеваются. Не буду вдаваться в эти подробности, тебе они точно ни к чему. Отличить ты сможешь только Будуитов от остальных — у будуитов умилительно слащавые выражения лиц, они расслаблены и ненавязчивы. Остальные тоже бывают вполне адекватны, но в большинстве случаев лучше не вступать с ними в распри. Каждый верит, что их бог самый добрый, и отзывчивый, а тех, кто сомневается, могут и убить. Поэтому здесь происходят частые войны. И этого я не люблю больше всего. Когда популяция мошек уменьшается, у меня может быть скудный обед следующие несколько дней. Когда Медвежонок доигрался в гольф и затмил Муса всего на секундочку — началась самая жуткая бойня, что я здесь видел — мне пришлось вмешаться и наесться до отвала впрок, чтобы пережить момент, пока популяции не восстановятся, и не позабудется тот случай. Ох, как потом было тяжко.

— Так вы питаетесь мошками? — спросила Алиса.

— Да, но не всеми, только поклонниками Криса, Муса и Джуда. Агрессивность делает их довольно таки вкусными. А вот сторонников Буда я на дух не переношу, ни на вкус, ни на вид. Эти приятно расслабленные и умилительные лица меня раздражают.

— Почему же мошки так религиозны? — не могла взять в толк Алиса.

— Мошки получили обрывки знаний от каких-то своих далеких предков, но размышлять над ними и понимать их не научились. Зато стали считать себя превосходящими над остальными. Всем, считающим себя "высшими" или более умными, созданиям свойственно превосходство над "низшими". И эти "высшие", создания хотят быть уверены, что они знают и понимают мир и его проявления, в отличие от остальных. Но объяснить религию проще, чем физику.

— А что еще за группы здесь есть? — Алисе было ну очень интересно вся эта история с мошками, правда, не все понятно.

— Еще есть неверующие или попросту атеисты. Из этой группы иногда пополняются ряды остальных групп. Потому что только у неверующих мошек есть свобода выбора. Остальные становятся последователями своих богов по рождению. И чаще всего эти неверующие выбирают Буда.

— А почему они вас не трогают, если они такие опасные, что даже Медвежонок ушел в подполье. — Алиса выразительно смотрела Лягушке прямо в глаза.

Лягушка призадумался над ответом, уже было открыл рот, чтобы сказать, но в этот момент из воды вынырнул головастик и пискнул: "Привет. Ты кто?" Его дружелюбная мордочка улыбалась, а хвостик вилял в воде.

— Я Алиса, — ответила Алиса, — А ты кто? — ей вдруг подумалось, что все знакомства в детских сказках выглядят именно так.

— А, это мой младшенький. — Перебил головастика Лягушка. — Хочет быть как я, когда вырастет, но пока что только везде сует свой нос, которого еще даже и нет. У него нет пока имени — не заслужил. А если по порядку считать, то он из шестой сотни вроде.

— Я очень много читаю и плаваю, и стану таким же, как папа.

"Он так и будет улыбаться все время?" — задумалась Алиса. "Ему по нашим меркам лет пять или десять".

— И что же ты там читаешь такое? — спросил отец.

— Одну писательницу, ее все мошки читают. Зовут Бубенцовой. Она написала сотни книжек и все шли нарасхват. Все читали и все хвалят.

— Я не читал такой. А процитируй мне что-нибудь из этой Бубенцовой, может и вправду что умное пишет. — Решил вывести все на чистую воду Лягушка.

— Ой, даже и не помню. Когда читаешь — нравится, а как прочтешь — забываешь.— И мордочка все так же весело улыбалась.

— Ну, ты поняла. — Обратился Лягушка к Алисе. — И не смотри на меня так, у меня есть и другие дети. Очень надеюсь, что этот не самый умный среди них. — Последнее предложение было сказано шепотом.

— А в журнале к ее книгам все оставляют хорошие отзывы и комментарии.

— Существуют комментарии, и существуют комменты. Не стоит их путать сынок.

— А где он книжки берет такие? — Алиса хотела посмотреть на местную литературу.

— У нас там в болоте библиотека. — Серьезно ответил Лягушка.

Алиса внимательно посмотрела в болото. Потом на Лягушку.

— А они у вас там не промокают? — Алису поразила местная литература уже своей способностью находиться в воде и не портиться.

— Ладно, пошутил. Книжки все берут у Овечки. Она поклонница ширпотреба, у нее там и магазин всякой всячины. А то, что читал я — здесь не найдешь. Рожденные в этом мире обречены, только пришедшие сюда способны на что-то.

— А кто из цифр родился здесь?

— Никто, все не отсюда. И, да, они никакие не родственники. И даже не были знакомы до того как сюда попали. Кроме ежика с медвежонком. Просто мы все очень похожи в своей любви к "Пряткам" — это и роднит нас.

Головастик погрустнел, он не всегда понимал, о чем говорил папа, но про книжки, которых здесь не найти, он понял и его это очень огорчило.

— Да что ты раскис так. Не волнуйся, я тебе расскажу все, что знаю. Иди пока поплавай — Лягушка вселил в головастика веру, и тот, улыбаясь, поплыл барахтаться в болоте.

— Раз речь зашла о литературе, то расскажи, каких ты авторов предпочитаешь. Я раньше на свиданиях с подругами всегда их об этом спрашивал. — Лягушка улыбнулся воспоминанию. — А потом плюнул.

— У меня несколько любимых авторов. Вот есть один — он великий психолог, даже лучше мамы. Он пишет книги только стереотипами, у него не существует обычных проходных героев — все особенные. У него идиот умнее нормальных людей. Все женщины либо плачут, либо смеются, либо готовятся к этому. И все страдают независимо от возраста и пола. Автор в своих книжках в роли рассказчика единственный адекватный человек. В его романах интриги больше, чем в бразильских сериалах. Но он все равно отлично передает атмосферу. Он проницательно и точно раскрыл образ русского человека в своих произведениях.

— Да, интересный автор, догадываюсь о ком ты. — Он не мог скрыть иронии.

— А вот другой писатель ну совсем особенный. Он пишет о простых вещах, но дело не в том, о чем он пишет, а в том, как он пишет. Весь текст его книг пронизан каламбурами и отсылками к другим авторам. Если бы до него ничего не написали или если бы он не прочел ни одной книги, то я даже не могу представить его произведения.

— Это не он писал про цветные карты из карточной колоды и про шахматного гения?

— Может быть. — Увернулась Алиса, она помнила только одно произведение, про девочку.

— Вот видишь, самые самые — это не те, кто пишет что-то особенное. Самые самые пишут обычные истории — но то, как они их пишут и делает их этими самыми самыми. Для многих в том и проблема, что они хотят сделать особенным своего героя, когда нужно сделать особенной всю книгу. К тому же сделать главного героя умным для некоторых авторов не под силу. Гораздо проще сделать всех остальных глупыми, тогда на их фоне герой будет выглядеть вполне себе особенным.

Что до идиотов, которые умнее нормальных людей, то это присутствует. Человек, осознавший, в каком мире он живет, просто обязан свихнуться. В дурдомах полно гениев, они там прячутся от сумасшедшего мира. Правда, все те, кто оттуда уходят, оставляют там свою гениальность. Был один пациент, вышел из дурдома и стал писателем, прославился на весь свет, только гениальность свою в дурдоме оставил.

Но и хорошему творцу свойственно проходить интересный путь. Половину жизни деятель искусства работает на свое имя, половину жизни это имя работает на него. Это как идешь полжизни в гору, а потом полжизни под гору.