Танцовщица

— Но как же...

— Люди сами докопаются до истины, а нам нужно лишь оставить им ключики в том, что дойдёт до них.

Я задумалась и продолжать разговор не стала.

— Я раздобыл тебе музыку.

И он протянул шкатулку. Стоило её открыть, как полилась приятная музыка. Там угадывались ноты из балета.

— Но как?..

Вот только Эжена рядом уже не было. Столько вопросов крутилось у меня на языке. Откуда он её взял? Как быстро сделал? Кто ему сделал? Неужто производство звукозаписывающих устройств сохранилось? И это только часть их.

Я встала из-за стола, взяла шкатулку и отправилась в читальню.

Читала и слушала музыку, а спустя два часа пошла тренироваться. Музыка оказалась короткой, но медленной. И, на самом деле, вовсе не из "Лебединого озера", просто немного похоже. Совсем чуточку. И хоть слышала она полный балет всего один раз, память услужливо подсовывала другие ноты. Фальшивит шкатулка? Но те, что были ещё до войны, такого не умели.

У неё тоже была подобная с кружащейся девушкой. Правда, мелодия звучала колыбельная. И вот теперь в голове всё перемешалось. Та колыбельная мелодия, эта из шкатулки и тот кусок, который ставил Этьен.

Танцевать не получалось.Она постоянно сбивалась, спотыкалась и падала. Да что с ней такое? Неужто эта шкатулка выбила из колеи?

Тренировку я завершила. А потом прошла пустынный тёмный дом почти насквозь. Пусто и одиноко. Дом казался нежилым. Двери в комнаты открыты, но помещения со сваленной старой мебелью. И кроме столовой, спальни и читальни, всё покрыто пылью.

От осознания того, что я здесь одна, тело покрылось мурашками, сердце застучало так громко, что казалось, сейчас проснутся все призраки.

Что здесь творится и зачем меня сюда притащили?

Дверь хлопнула, оповестив меня, что кто-то явился. Я замерла, не зная, как себя вести. Бежать сломя голову? Но что, если столкнусь с пришедшим?

Я затаилась недалеко от передней, ожидая, когда разминусь с ночным гостем.

Это оказался старик. Сейчас он казался более старым, чем раньше. Кожа на щеках обвисла, руки казались тоже старыми-престарыми.

И хоть хотелось бежать, я не смогла сойти с места. Он еле передвигал ноги. И внутри проснулась жалость.

Эжен остановился в дверном проёме, оперевшись о него. Закрыл глаза. Тяжело задышал.

Я сделала несколько тихих шагов обратно к лестнице, а потом уже вперёд громких.

— Эжен!

— Алёна... — его голос стал скрипучим и в то же время тихим, к тому же, говорил сейчас без акцента.

Я подскочила к нему.

— Что случилось? — спросила, подхватывая его под мышку.

— Да так, ничего...

Я провела его в комнату, заваленную мебелью на этом ярусе, скинула с дивана всю мебель, стряхнула пыль, поднимая её в воздух. Мы оба закашлялись. Лишь потом усадила, а затем уложила старика.

Глаза так и закрыты.

— Что с тобой? Что я могу сделать?

— Подарить мне частичку себя.

— Что ты такое говоришь?

— Поцелуй меня.

Я бросила взгляд на его немочный вид. Он не вызывал отвращения. А, была, не была!

Коснулась дрожащими губами его губ. А старик впился в меня, словно, и правда, пил. Когда же отпустил, я увидела, что кожа лица немного разгладилась, руки тоже не казались такими дряхлыми.

— По документам я не такой уж и старик, — сказал он. Голос уже вернул былую силу. — Сейчас все стареют раньше из-за облучения. В тридцать лет выглядят уже на шестьдесят.

— Хочешь сказать, что тебе тридцать?

— По документам — да.

— А на самом деле?

— Шестьдесят.

— Но ты сейчас выглядел на все сто. Нет, наверное, ещё больше... Ты пил меня.

— Пил.

— Мою молодость?

— Нет. Твою магическую силу.

— Я теперь не имею магии?

— Имеешь, но заблокированную. Просто...

— Что?

— Метка... Мы должны обмениваться энергиями. Что-то знакомое. Что-то, что происходит между мужем и женой.

— Метка — это супружество?

— Сговор. Раньше в храмах его совершали с благословения предков.

— Но теперь храмов нет.

— Они есть. Но не работают, как раньше. Частично дают людям силу при определённом резонансе, но не выполняют и десятую часть того, что было.

Он сел.

— Эжен, что это за дом? Почему он пустой? Мне страшно оставаться здесь одной.

— Это мой дом. Но он да, пустой. Прислуга здесь не живёт. А все остальные обходят стороной. Здесь живут привидения.

— Правда?

— Да.

— Но я никого не видела.

— И не увидишь, ведь способности я заблокировал, разве что тебя решат напугать.

— Так почему ты постарел?

— Блокировал много народу сегодня.

— Сколько много?

— Много. Я не считал. Но больше десяти, точно.

— А какой мой дар?

— С огнём связан как-то.

Перед глазами вспомнилось пламя погребального костра. И горящая Москва.

— Выходит, это я подожгла Москву?

— Нет. Москву бомбили.

— Наполеон?

— Вряд ли. Ведь он уже взял город.

Но от этих слов я испытала облегчение. Ведь народу там было много. Перед пожаром Москву вырезали, грабили. А потом, выходит, бомбили.

Он вдруг притянул меня да подмял под себя, целуя да задирая подол моего платья.

— Простите... — услышала я женский робкий голосок.

Но Эжен не прекратил спектакль, даже наоборот, продолжил, совершая толчки об меня, устроившись между ног, при этом поцелуй не разрывал. А я ощущала его возбуждённую плоть, трущуюся о моё лоно, и готовая провалиться под землю со стыда.

Толчки продолжались какое-то время, потом стали замедляться и вовсе прекратились. А Эжен упал на меня, будто лишился всех сил.

Он случайно в спектаклях не играет? Очень ловко получается у него роль любовника.

Но... Как же стыдно! И нас видели, как мы, пусть и невзаправду, но всё же совершаем слияние.

Старик так и лежал на мне, а я не знала, как себя вести. Воспоминания подсовывали сжавшихся в комочек изнасилованных девиц, как наши мужланы совершали своё грязное дело. А однажды, в первый раз, когда увидела, хотела броситься на помощь, до того, как всё произошло. Но меня остановил один из уже женатых охранников Этьена. И сказал, что не против совершить такое со мною, прямо сейчас. Я тогда жутко перепугалась. Спасло только то, что нас застала его жена. И, сказала, что оторвёт ему яйца, если он хотя бы ещё раз взглянёт в мою сторону.

А ту девушку уже изнасиловали. Но с тех пор я наших охранников шарахалась, боясь даже оставаться с ними наедине.

Сейчас же старик, совершивший своё "грязное" или не очень дело храпел. И как поступить? Спихнуть его на пол? Проснётся ведь. А что, если я ему что-то сломаю? Исцелять сейчас ведь не могут. Что тогда?

Да и как я отношусь к своему хозяину, любовнику, мужу?

Кто я для него, он сказал уже давно. Возможная любовница. А кто он для меня? Кого я сейчас изображать должна?

Подумала и решила быть искренней. Погладила его по волосам. Они казались приятными на ощупь.

Сейчас он ведь возбудился. Значит, всё же, желание ко мне имеется. Благо, на мне панталоны были.

Не знаю, сколько мы так пролежали, но у меня руки затекли.

А когда Эжен всё же встал, то огляделся и первым делом принялся стаскивать мне панталоны.

— Ч-что т-ты д-делаешь?

— А как я по-твоему должен это делать через нижнее бельё? В моём доме ты их не носишь. Поняла?

— Д-да, мой господин.

— Ну вот, другое дело! — и он зашвырнул панталоны на настенные часы, заставив меня отчаянно покраснеть. И в который раз пожелать провалиться под землю от стыда.

— Завтра ты возвращаешься к Этьену.

— Уже?

— Да. Я тебя отвезу. Буду забирать лишь на ночь.

— А как же книги?

— А что книги? Я говорил сегодня с Карлом. Говорит, что дольше держать на больничном уже не может. Пойдём, поужинаем и спать. Завтра у тебя длинный день. Нужно успеть отоспаться.

Я вздохнула. Не хочу возвращаться!

Ужин прошёл спокойно. Я задумалась. Получается, я всё же не на птичьих правах здесь. И для Эжена я невеста? А что тогда будет, если я лишусь девственности?

— Станешь женой, — ответил он. Похоже, я спросила это вслух.

— И... Ты согласен?

— Я достал бумаги. Теперь ты — Варвара Карловна Демонси.

И он достал документы из кармана.

— Демонси да ещё и Карловна? Как ты это провернул?

— У Карла была дочь Варвара. Погибла во время войны. Бумаги он оформить не успел.

— И Карл не против?

— Нет.

Значит, можно начать новую жизнь.

— Я также достал дословную* запись о совершении брака Евгения Евгеньевича и Варвары Карловны десять дней назад.

— А на меня разве не даётся новая бумага о смене фамилии?

— Нет. Эти две бумаги удостоверяют твою личность. Но с Этьеном это не решает вопрос.

— А как ты умудрился сделать метку?

— После потопа всё изменилось.

Мы поужинали и поднялись наверх. Мылись по очереди. Оделась я в ночную полупрозрачную сорочку. Когда Эжен вернулся чистый в одних панталонах и затушил свет, спросил:

— У тебя лунные дни уже завершились?

— Да.

— Хорошо.

Не понимаю я наших отношений. С одной стороны для всех мы муж и жена, а с другой — всё показное. Мы друг друга не знаем, хотя понемногу начинаем узнавать.

На ночь мне всё же подарили лёгкий поцелуй и пожелали хороших снов.

Примечания по главе:

7350 лет от сотворения мира — по старому летоисчислению, разнящемуся с Рождеством Христовым на 5508 лет. По официальной версии летоисчисление у нас поменялось по указы Петра Первого в 7208 году, когда он повелел перейти на юлианский календарь, сделав 7208 лето 1700 от Рождества Христова. Но многие книги в царской России подписывались до революции двойным летоисчислением.

7350 год — это 1842 год от Р.Х.

Дословная* — копия.

Глава 5

Глава 5

Тренировки после моего возвращения были беспощадными. Вновь стёртые в кровь ноги, труд до полного изнеможения. Я молча терпела, пока не падала от усталости. То ли Этьен решил поиздеваться надо мной в виду пропущенных дней, то ли я просто отвыкла от такого режима. Но то и дело перед глазами плясали чёртики или тёмные пятна.

Вечером меня забирал Эжен. И чуть ли не в карете начинал показушно насиловать. Я ведь немая рабыня.

Но у него дома я отдыхала, не в силах добрести даже до постели. Но он всегда наполнял мне ванну, мыл, и нёс в постель. А я засыпала, стоило голове коснуться подушки.

А однажды меня зажал в угол Первый прямо в Большом. Стал задирать юбку, но стоило прикоснуться ему к моей коже, как обидчик рухнул на колени.

А вот вечером того же дня меня добил Эжен.

— Я уеду на несколько дней из Москвы.

— Нет!

— Так надо. У меня дела встали. Я ещё так надолго не уезжал. Как вернусь, приеду за тобой. А пока — держись!

Я грустно кивнула и остаток вечера просидела в читальне, пока там же не уснула.

Утром старика уже не застала. Но завтрак и карета меня ждали. Когда выходила из неё, вообще поскользнулась и упала. И никто не подал руку. Бросили у броха в Большой театр, будто ненужную рабыню. Обида и подступившая влага застилила глаза.

Премьера, если можно так назвать провалившийся дважды балет, должна была состояться со дня на день.

Вот бросил меня Эжен или нет? Я привыкла ему уже доверять. Но сейчас поцелуи казались лишь способом пить мою энергию, чтобы пополнить его, только и всего. А даже поцелуев он, когда не надо было притворяться, никогда не заходил. А раз связан со мною, должен вернуться. Хотя бы чтобы вновь меня пить. Метку я теперь ощущала, причём таким коконом вокруг меня. А значит, мы по-прежнему связаны. Это чуточку успокаивало.

И вот, перед выступлением, ко мне подошёл Седьмой — любовник Этьена. Тот самый, что положил на меня глаз.

— Этьен нашёл себе нового любовника и после выступления выгонит Первого. А я смогу жениться. И хоть, ты уже подпорчена, я всё равно хочу на тебе жениться.

Он провёл по моей щеке, смахивая набежавшие слёзы. Тоже будет насиловать? Сейчас в его взгляде появилось сочувствие и жалость, чего не было прежде, до Эжена. Но мне от этого становилось только муторнее.

А ещё он обнял меня, прижавшись, позволив ощутить его желание.

Стать женой Седьмого? Испытывать на себе его желание и жалость?

Эжен ведь так ко мне ничего и не испытывает, кроме покровительственных чувств, хотя и многое для меня сделал. Женится на какой-нибудь дворянке...

"Нет!" — я мотнула головой, будто смахивая наваждение. Все люди свободны были. Не было никогда у нас никаких дворян. Не было владельцев! Поэтому я — ему ровня! Да, он старше меня. Но я испытываю отнюдь не дочериные чувства к нему. Сколько раз мне хотелось, чтобы его спектакль перешёл в действительность.

И пусть он считает меня своей спутницей, я не предам его доверие!

Я вновь замотала головой и попыталась отстраниться.

Седьмой отпустил. Но его взгляд был многообещающим.

— Не надо плакать, грим потечёт.

Легко говорить! Сам ведь довёл до слёз!

— Картина вторая! — объявляет шёпотом кто-то из девочек-лебедей, готовых идти на сцену.

Меня тоже зовут.

Как же страшно! Ведь на меня будет глядеть прорва народу. Почему-то больше всего раздражало то, что это дворяне. Те, кто ещё недавно были нашими братьями и сёстрами, матерями и отцами, бабушками и дедушками. А теперь это чужие люди, покорившие нас, глядящие на нас сверху вниз.

— Иди! — меня толкнул Этьен в спину. Я делаю несколько неловких шагов, чтобы устоять.

И ничего не вижу перед собой! Спотыкаюсь и падаю, стараясь сделать это красиво. Но вокруг лишь полная темнота, будто неожиданно выключили свет. Играет оркестр, я прикасаюсь к полу, нащупываю руками декорацию. Страшно. Неужели свет выключили? Но музыка играет, а значит, спектакль продолжается. Ощущаю, дуновение ветерка — мимо проскочили другие девушки-лебеди. Я закрываю глаза, накрыв себя руками.

Значит, мой последний танец! Ну что ж, пусть он будет незабываемым! Я ведь наизусть помню все декорации, артистов, сцену, вот и рисую их в своём воображении.

А свой страх я выливаю в беспокойство, ведь над лебедями властвует злой волшебник Ротбарт. Трепетно машу крыльями, медленно встаю, продолжая махать. На руках ощущаются свисающая ткань, образующая крылья. Мечусь по водной глади озера, почти не касаясь пола. Я ни о чём не подозреваю, но приближается время полуночи. Время, когда чары волшебника спадают. Я успокаиваюсь, как и мои подруги. И вот, начинается оборот. Я, кручусь на кончиках пальчиков, руками будто стряхиваю с себя перья, превращаясь в девушку.

Раздаются рукоплескания. Но я отсекаю лишние звуки. Одного моего выхода достаточно. Я должна довести эту картину до конца. Офелию играет Девятка, я появлюсь лишь в конце, когда моим надеждам суждено разрушиться, зеркалу разбиться, лебедю-Одетте умереть, ведь лебедь находит свою половинку лишь однажды, хранит верность лишь ей одной и погибает вместе с возлюбленным.

Принц Зигфрид пытается завоевать мою симпатию, обещает мне избавление от проклятия, и я ему верю. Но вот близится рассвет, нам нужно расстаться.

Незаметно возвращаюсь туда, где оставила свои пёрышки-крылья. Одно быстрое движение, и они уже на мне, оборот в лебедя состоялся, и я улетаю вместе с остальными заколдованными подругами.