Проклятый цветок для Тигра

Новое тело вообще страшно раздражало Тэруко. Вызывало у нее приступы неприятия, ненависти и глухого бессилия. Принцесса не хотела находится внутри него! Она хотела обратно свою грудь, тонкую талию, округлые бедра. Свою нежную кожу, грацию, звонкий голос. Мужское (а вернее — мальчишеское) тело казалось ей нелепым и некрасивым. То, что привлекало в мужчинах, заставляло задерживать на них взгляд, любоваться, в себе ощущалось чуждым и неправильным.

И член. Вот уж мерзкий отросток, лишний раз в руки взять противно! Живет своей жизнью, желаниям хозяина совсем не подчиняется. Вот с какой радости он, спрашивается, торчит с утра с таким видом, словно готов к подвигам? И не помочиться толком из-за этого.

Ладно утром. Гораздо хуже было, когда Тэруко как-то раз подглядела за тренировкой Джина. Совсем как раньше, в Оясиме, принцесса любовалась, как он отрабатывает боевые приемы, а сердце сладко замирало и таяло при мысли, что этот потрясающий мужчина — ее муж.

Тело обдала волна возбуждения, и, отзываясь на него, гадкая штука в штанах шевельнулась, подавая признаки жизни.

Нет, конечно, у нового тела были и плюсы. Например, оно было куда сильнее, быстрее и в целом как-то лучше приспособлено к сражениям — это доказала первая же драка, а последующие тренировки только подтвердили. Иногда Тэруко ловила себя на смутном любопытстве и желании изучить подарочек горной ведьмы. Но в лагере не было возможности уединиться. Не трогать же себя в присутствии сотен изголодавшихся по ласке солдат?! Она еще не настолько сошла с ума.

И так слишком часто приходилось ловить на себе многозначительные взгляды, от которых хотелось закрыться и спрятаться.

Парочка особо наглых мужланов не ограничились взглядами и подкатили к новому оруженосцу с непристойными предложениями. Вот тогда Тэруко и пригодились все подслушанные в казармах крепкие выражения. Проорав в лицо развратному десятнику многоэтажное ругательство принцесса сама испугалась, а тот только понимающе ухмыльнулся.

— Не изменяешь его высочеству?

Слова похабника помогли принцессе понять причину сдержанности остальных ценителей молоденьких мальчиков: ее считали любовником Джина, оттого и не приставали. Поначалу это открытые посеяло бурю возмущения в ее душе. Но позже, успокоившись, она решила, что все к лучшему.

Пусть думают любую грязь, лишь бы не лезли.

Хотя за Джина все равно было обидно. Большинство солдат явно считало, что принц использует обоих своих оруженосцев и в этом смысле. Кажется, для самханской (а может, и не только для самханской?) армии в этом не было ничего позорного или исключительного...

Но Джин не использовал. Он не спал ни с Юном, ни с одной из деревенских потаскух, которые, охотно ублажали солдат за скромное вознаграждение. Принц вообще большую часть времени был занят делом. Изучал карты, чертил схемы, отправлял и получал письма, совещался с генералами, отдавал приказы, тренировался...

Порой он исчезал почти на весь день, чтобы вернуться под вечер — усталым, но довольным, а позже до армии доходили слухи, что еще один гарнизон встал под знамена старшего принца аль Самхан.

Девушка готова была поклясться, что на ее глазах происходило невиданное. Джин выигрывал войну, не перемещая войск и не устраивая сражений. В одиночку, с помощью дипломатии.

Дипломатия... а ведь когда-то Тэруко смеялась над любовью своего жениха решать конфликты с помощью слов! И даже обвиняла в трусости!

Сейчас принцессе было стыдно.

По рассказам Юна выходило, что за два месяца войны армия Джина вступила лишь в несколько коротких стычек. Душа оруженосца жаждала воинских подвигов и славы, но выбранная принцем стратегия не давала развернуться, и мальчишка откровенно страдал.

— Так и состариться можно! — повторял он, с яростью обрушивая колун на полено — назначенную за драку неделю нарядов никто не отменял.

— Чего он ждет, как ты думаешь? — спросила Тэруко, укладывая дрова.

— Ждет, когда наместник сдаст город.

Изогнутая полумесяцем горная гряда отделяла прибрежные провинции от центрального Самхана. Шанчжу, расположенный у единственной широкой дороги, идущей на северо-запад через ущелье Лонг Юй, словно одинокий часовой охранял проход к сердцу страны. Миновать его или оставить за спиной невзятым и враждебным было невозможно.

Город у подножия Магошань был великолепно укреплен и обещал стать крепким орешком даже для опытного полководца. Но вместо того, чтобы идти на приступ, бить тараном в ворота, осыпать защитников стрелами, войска просто стояли у стен.

Не только у стен. В армии Джина было без малого двадцать пять тысяч человек. Они занимали всю долину, окрестные деревеньки и холмы в предгорьях. Чтобы солдаты не дурели со скуки и не мародерствовали, офицеры гоняли их, заставляя отрабатывать боевые построения. А однажды даже послали несколько отрядов помочь местным жителям на уборке урожая.

Если бы дело происходило в Оясиме, такая "осада" давно бы закончилась ограблением деревень и голодным бунтом. Но это был Самхан. Самхан с его великолепными дорогами, налаженной системой снабжения. Подводы с фуражом прибывали ежедневно. Пять прибрежных провинций, перешедших на сторону Джина, обеспечивали армию провиантом.

И все равно мир не видывал более странной войны.

Не всем солдатам было по нутру это "сидение". Если даже боготворивший принца оруженосец порой позволял себе возмущаться, то что говорить о простых воинах. Безделье, скука и запрет на мародерство не способствовали популярности Джина. Принцесса подмечала ропоток недовольства среди солдат и ротных командиров, который ей очень не нравился.

Обязанности оруженосца были просты. Кроме того, их оказалось так мало, что едва хватало на одного Юна. Неудивительно, что мальчишка обозлился на появление конкурента.

Она таскала принцу еду из общей полевой кухни — Джин принципиально питался из одного котла с солдатами и от своих офицеров требовал того же. Иногда бегала с несложными поручениями, относила письма. Полировала оружие и доспех, которые принц надевал только для тренировки.

Джин не советовался с ней. Не обсуждал тактику и стратегию, не объяснял, что и зачем будет делать и как планирует вести кампанию. Большую часть времени он ее просто не замечал, и это было обидно. Не так Тэруко все себе представляла, не за этим стремилась в далекий жаркий Самхан. Ей хотелось внимания мужа. Разговоров, его интереса, поддержки, наставлений. Хотелось стать для него особенной, самой нужной и ценной.

Но время шло, а Тэруко оставалась для Джина всего лишь мальчишкой Рю. Оруженосцем его высочества.

Глава 6

— Рю, ты слышал?! Люди капитана Цао поймали лазутчицу!

Глаза оруженосца сияли. Любая новость, хоть как-то разбавляющая их сонное существование, приводила Юна в восторг, а тут не абы что, а целая шпионка! Романтика!

Тэруко вздрогнула, вспомнив маслобойню и малиновые от жара щипцы в руках палача.

— Лазутчицу? — зачем-то переспросила она.

— Ага. Я издалека видел, как ее вели. Краси-и-ивая, — вздохнул оруженосец. — Вот бы глянуть поближе, пока ее Цао не запытал.

— А откуда известно, что она лазутчица? — это получилось сказать небрежно, даже равнодушно.

— Говорят, попалась, когда хотела поджечь лагерь. У горшков с земляным маслом взяли.

Принцесса закусила губу. Может, и вправду лазутчица?

И тут же вспомнила все обвинения, которые выдвигал против нее Цао. Для постороннего человека они, наверное, звучали так же убедительно.

— А где ее держат, не знаешь?

— Да на маслобойне, где же еще?!

* * *

"Я только одним глазком гляну — и обратно", — уговаривала себя Тэруко, подходя к проклятой маслобойне.

По-хорошему все происходящее было не ее делом. Какая разница, кого теперь поймал и пытает психопат Цао? С Тэруко-то все хорошо.

Но воспоминания о пережитом здесь отчаянии и ужасе как магнитом тянули к пыточной.

Кто она — эта неведомая девушка, которую Цао обвинил на этот раз? Что он с ней сделает? Для женщины в плену страшны не только пытки. Насилие — участь куда более жуткая.

И как назло, Джина нет. Снова уехал на весь день. Если повезет, к ночи вернется.

Цао не станет ждать ночи.

У входа на маслобойню, оперевшись спиной о стену, дремал разморенный жарой часовой. Тэруко сжала кулаки. Цао — сволочь! И здесь все предусмотрел. Она осмотрела приземистое строение. Крыша сложена из пальмовых листьев. Другого входа нет, да и зачем он нужен на маслобойне-то? Есть пара окошек: одно рядом с часовым, другое со стороны реки.

Ладно, она не собирается всерьез помогать незнакомой девке с побегом! Просто убедиться, что шпионка — действительно шпионка и не достойна сочувствия. А для этого дверь не обязательна.

Обогнув здание по широкой дуге, Тэруко пролезла сквозь заросли крапивы и, встав на цыпочки, заглянула внутрь.

Девушка сидела в углу. Молодая совсем — ровесница Тэруко или чуть старше. Под глазом свежий синяк, руки и ноги связаны джутовой веревкой. Добросовестно так связаны, от души.

Она водила плечами, елозила и дергалась, тщетно пытаясь развязаться. Тэруко шикнула, привлекая внимание.

— Эй, ты, шпионка!

Девушка прекратила дергаться, подняла голову, и ее миловидное личико сложилось в несчастную гримасску.

— Я не шпионка, господин, — так же шепотом ответила она. — Клянусь, я ни в чем не виновата!

— Зачем ты ходила по лагерю?

— Я из деревни у Синего озера, что в двух днях пути, — бойко принялась излагать пленница. — Когда проходили вербовщики по деревням, я как раз с женихом поругалась, он и записался в ополчение. Я потом пожалела, только поздно было, — она всхлипнула. — А теперь меня замуж за сына старосты хотят отдать. Вот я к Ливею и кинулась.

Тэруко почувствовала, как ком подкатил под горло. История девицы до боли напоминала ее собственную.

— Но тебя взяли у офицерского лагеря.

— Я просто проходила мимо, господин! — запричитала девушка. Все так же негромко, но очень жалостливо. — Клянусь, что не хотела ничего плохого. Я просто искала Ливея!

Принцесса ткнулась лбом в глинобитную стену. Ей хотелось завыть.

Убедилась? Вот тебе шпионка!

Был бы Джин на месте, Тэруко бы не раздумывая кинулась к нему. Но Джин когда еще вернется.

И что делать? Бегать по лагерю, искать этого Ливея и пусть дальше сам свою невесту выручает? Когда того и гляди на маслобойню придет Цао с палачом. А даже если она его найдет? Станет капитан слушать простого солдата из ополчения, как же!

Пленница смотрела на нее снизу вверх взглядом голодного котенка и слезы дрожали на длинных ресницах.

— Пожалуйста, пожалуйста, господин, — как заклинание прошептала она.

— Сиди тихо, — велела Тэруко. — Я тебя вытащу.

* * *

От солдата удалось избавиться, просто оглушив его.

— Нечего дрыхнуть на посту, — злорадно сообщила ему Тэруко, устраивая воина так, чтобы издалека казалось, будто он просто спит сидя, опершись о стену.

Девица встретила ее восторженным вскриком: "Господин!". Под ее восхищенным взглядом Тэруко на миг ощутила себя героем-освободителем и надулась от гордости.

Если подумать, она всего лишь делала для этой девушки то же, что сделал для нее Джин. Следовала доброму примеру.

— Беги, прячься, но не уходи далеко. Завтра вернется принц, — инструктировала ее Тэруко, разрезая веревки. — Мы пойдем к нему вместе, и ты расскажешь свою историю. Он хороший. Самый лучший в мире! Он поможет тебе найти твоего Ливея. И Цао не бойся, Джин его приструнит.

— Конечно, господин, — отвечала девица, глядя на Тэруко снизу вверх влажными черными глазами.

Им повезло покинуть маслобойню незамеченными.

— Давай провожу, — предложила Тэруко. — Тебе лучше не идти мимо часовых.

— Ах, спасибо господин.

Прячась и оглядываясь, они добрались до края офицерского лагеря. У телеги девушка замедлила шаг, словно в раздумьи. Тэруко чуть подтолкнула ее. Не хватало еще чтобы их засекли в последний момент.

— Проползешь под телегой и сразу беги в лес. Когда принц вернется, я поговорю с ним. Увидишь, он поможет. Встретимся завтра в полдень у водопоя.

— Могу я узнать имя и чин моего спасителя? — лукаво спросила девушка, показав ямочки на щечках.

— Ясуката... Рю, — Тэруко чуть покраснела. Как всегда, когда представлялась краденным именем. — Я — оруженосец принца.

— Оруженосец — это хорошо. Спасибо, малыш, — улыбка из очаровательной сделалась неприятной, а лицо девицы неуловимо изменилось, словно она в одно мгновение постарела на десять лет. — Я тебя запомню, — сообщила она, тыкая Тэруко растопыренными пальцами куда-то ниже солнечного сплетения.

Тело кольнуло болью, потом оно онемело, и земля вывернулась из-под ног, чтобы ударить по лицу.

* * *

Она не теряла сознания. Просто тело внезапно стало непослушным, забыло как двигаться. И из горла, сколько Тэруко ни напрягала связки, не вырывалось и звука.

Лежа ничком много не увидишь. Сперва перед глазами мелькнули ноги девицы в стоптанных башмаках, а потом ничего. Только пожухлый лист, по которому медленно ползла зеленая гусеница.

Тэруко лежала бездвижно, но внутри принцессы все кипело от бешенства, обиды, злости на себя и проклятую шпионку. Наверное, так же ощущает себя девушка, поверившая ласковым словам, все позволившая любимому до свадьбы, когда наутро он со смехом ей говорит: "Да кому ты теперь нужна, потаскуха?".

Будь девица сейчас перед ней, Тэруко бы ее убила! И ни секунды бы потом не стала сожалеть!

Время тянулось и тянулось. Уже спала дневная жара, легкий ветерок обдувал тело. В травах пели сверчки, а Тэруко снова и снова пыталась пошевелить хотя бы мизинцем.

И не могла.

Она надеялась, что кто-нибудь пройдет мимо. Заметит ее, поймет, что оруженосец принца не по своей воле прилег отдохнуть. Но никого не было. Тэруко не зря выбрала именно это направление, в стороне от жилых палаток. Она помнила, что сюда редко кто-то заходит.

А потом с другой стороны лагеря что-то громко бабахнуло, послышались встревоженные крики и немного спустя потянуло гарью. Если бы принцесса могла, она бы застонала от досады, унижения и злости на саму себя.

Проклятая шпионка все-таки подожгла горшки с земляным маслом!

А если задуматься: кто помог ей? Кто оглушил часового и разрезал веревки?

Вместе с этой мыслью пришел страх. Не страх наказания, о нет. Страх разочаровать Джина.

Она представила на миг, как сбивчиво оправдывается, пытаясь объяснить, что не хотела ничего плохого, а на лице принца появляется равнодушие с легкой ноткой презрения. Опять. Как было в тот раз, когда она его опоила.

Нет, конечно, Джин ее не убьет и даже не обидит. Он же думает, что Рю — брат его жены. Просто отправит куда подальше.

И правильно! Поделом ей, если она такая никчемная!

Поток самоуничижения прервало появление прямо перед глазами чьих-то ног в стоптанных сапогах. Тэруко снова дернулась и, о чудо, у нее получилось. Совсем чуть-чуть, слегка, но получилось. Онемение медленно проходило.

— Что с тобой, Рю? — раздался над головой знакомый участливый голос.