Иван Мореход

Вот пройден самый узкий участок — Казачий Ерик, и струги наконец-то выходят на просторы Дона. Турок по-прежнему нигде нет. Однако, вдалеке на правом берегу обнаружили струги сбежавших недавно стрельцов, что сразу же вызвало неоднозначную реакцию у казаков. От смеха и едких подначек до злобных высказываний в адрес горе-союзников. Михайло Самаренин выругался и окликнул Ивана.

— Ваня, я сейчас с этим "храбрецом", который целый полковник, по душам побеседую. Будь рядом и запоминай все, как следует. Потом на бумаге напишешь. А вы, казаки, не бузите. Послушаем сначала, что нам этот соловей московский споет...

Когда отряд казаков пристал к берегу, на головы беглецов обрушился град насмешек. Стрельцы огрызались, но границы дозволенного не переходили. В конце концов, они выполняли приказ своего начальства, и казаки это сами понимали. А вот начальство восседало на берегу, и было явно сбито с толку, не ожидая такого результата. Тем не менее, когда атаман Самаренин в сопровождении есаулов и Ивана в качестве "летописца" подошел и задал вопрос о причинах такого поспешного бегства, начальство еще и попыталось поставить на место "зарвавшегося холопа".

— Ты почему мой приказ не выполнил, атаман?

— Какой приказ?

— Почему не отступил вместе со всеми? Почему людей своих опасности подверг перед превосходящими силами неприятеля?

— Я такого приказа не получал, полковник. У меня другой приказ был — турок и татар бить. У тебя, кстати, тоже. А вот почему ты меня в бою бросил и удрал, это еще разобраться надобно. Либо это обычная трусость с твоей стороны, либо злой умысел, чтобы всех казаков в бою с превосходящими силами неприятеля, как ты говоришь, положить. Ну да ничего, придем в Черкасск — воевода разберется!

А вот этого, очевидно, полковник категорически не хотел. Донской воевода Иван Савостьянович Хитрово, или как его еще называли Иван Большой, отличался крутым нравом, и мог доставить даже такому человеку, как Косагов, массу неприятностей. Приложив в предыдущие годы все силы к подавлению бунта Стеньки Разина, и весьма преуспев в этом деле, он досконально изучил все местные реалии, поэтому провести его было крайне трудно. А уж "доброжелатели" найдутся с обеих сторон, в этом сомневаться не приходилось. Замять такой случай, которому была масса свидетелей, тоже не получится. Поэтому Самаренин пожелал стрельцам успехов в их ратных делах, и предложил либо выходить в море самостоятельно, либо идти брать Азов. А казаки возвращаются в Черкасск, поскольку с такой добычей и большим количеством людей, освобожденных из турецкого плена, идти дальше в море неразумно. Высказав в издевательски вежливой форме все, что думает о таких "союзниках", атаман со своей свитой развернулся и пошел обратно к стругу, оставив за спиной исходящего праведным гневом полковника. Но дальше ругани дело не пошло. И стрельцы, и сам Косагов прекрасно понимали, что в случае столкновения стрельцам несдобровать. Мало того, что они уступали казакам в численности, так на стороне казаков выступят еще и освобожденные пленники, которые подобного отношения не поймут, и церемониться не станут.

Дальнейший путь вверх по Дону прошел без происшествий, если не считать появлявшиеся несколько раз конные разъезды татар. Но они ограничивались наблюдением с безопасной дистанции, и все обошлось без стрельбы. Стрельцы тоже не стали геройствовать, и ни в море, ни под Азов не пошли. Не дожидаясь, пока казаки уйдут, погрузились в струги и направились следом за ними. Так и подошли к Черкасску, вызвав большое удивление у его жителей. Никто такого быстрого возвращения не ожидал. Тем не менее, прибывших встречали всем городком, новость распространилась со скоростью ветра. И когда струги причалили к берегу, казаки сразу же попали в объятия своих жен и детей.

Не были исключением и Иван со своим отцом. Елизавета со слезами на глазах обняла и расцеловала сына и мужа, а вокруг прыгали от радости младшие из семьи Платовых — Мишка, Васька и Аннушка. Причем братья сразу насели на Ивана.

— Ванька, а ты сколько турок убил?

— Ни одного. Я ведь толмач, в бою с турками на палубе не участвовал.

— Тю-ю-ю... А сабля тогда тебе на что?

Подобные расспросы продолжались, пока не дошли до дома. Переговорив с родителями, и заверив, что у него очень важное дело, Иван собрался сходить к наставнику, но Матвей Колюжный сам пришел и поздравил молодого казака с первым походом. Пусть таким коротким, и не совсем удачным, но все же. Когда первая волна радости схлынула, Иван дал знак. Дескать, поговорить надобно. Матвей все понял без слов, и попросил отца отпустить с ним хлопца ненадолго. Когда они остались вдвоем, Иван подробно описал все, что случилось во время выхода, не став делать тайны из происшествия с турецким адмиралом. Матвей слушал внимательно, и одобрил его действия.

— Молодец, Ваня, умело выкрутился. И сведения важные из турка вытащил, и обставил все так, что комар носу не подточит. Но по тебе вижу, что это не все.

— Не все, дядько Матвей. Когда мы обратно в Дон вошли, и атаман с этим полковником разговаривал, я ему осторожно в душу заглянул. А там... В общем, продали нас. Сам воевода Иван Большой продал. Велел полковнику, чтобы в случае встречи с турками он уходил, будто бы струсил. А мы, дескать, не сможем от такого отказаться, чтобы турок не пограбить. И чем больше при этом турки казаков изведут, тем лучше.

— Вот оно что... Выходит, все это было специально подстроено? А сведения о выходе тоже воевода туркам продал?

— Того не знаю. Он полковнику об этом ничего не сказал. Просто велел при первой возможности праздновать труса, и удирать. Сам полковник поначалу против был и даже возмущаться начал, но воевода его быстро в бараний рог скрутил. Припугнул, что если не сделает, как он велит, то в Москве с ним совсем по-другому говорить будут.

— Ай да воевода, сучий потрох... Казаков он решил извести, пес шелудивый. Ох, не обмануло меня чутье...

— Так что делать-то, дядько Матвей? Ведь сведения очень важные, а как их до войскового атамана донести, я не знаю. Сразу спросят — откуда прознал? А воевода от всего отопрется.

— Отопрется, и тебя же в ложном навете обвинит. Полковник молчать будет, ему с воеводой ссориться не с руки. Другие же стрельцы, я так думаю, про эти воеводские замыслы вообще ничего не ведают. И раскрываться тебе тоже нельзя. Да уж, здесь подумать надобно...

— Но ведь воевода может еще какую пакость замыслить, когда узнает, что мы сейчас хорошо турок потрепали!

— Не может, а обязательно замыслит... Значит так, Ваня. Сейчас идешь домой, и никому ни слова! Даже батьке. Веди себя так, как обычно казак ведет, когда из похода возвращается. А я тут пока сам кое-что сделаю. Нужен будешь — позову...

Матвей направился по своим делам, а Иван вернулся домой, где на него сразу же насели младшие, требуя рассказать, как они "ходили на турка". Иван не ударил в грязь лицом, и начал с самым серьезным видом рассказывать такое, что перед этим померкли бы все сказки о богатырях и противостоящих им злодеях. Детвора слушала, открыв рот, а отец с матерью с трудом сдерживались от смеха. Весь день в доме Платовых было веселье — казаки из похода вернулись. Причем живые, здоровые, и с добычей. А что еще надо для казацкого счастья?

На следующее утро Иван поднялся рано, думая зайти к наставнику, но его опередили. Молодой казачонок, едва ли старше самого Ивана, перехватил его сразу же по выходу из дома.

— Ванька, давай срочно к войсковому атаману!

— А что случилось?

— А я почем знаю?! Сказывали — быстро!

Поняв, что атаман по пустякам звать не будет, Иван поспешил, и вскоре был возле атаманского дома. По тому, что его — простого новика, немедля пропустили, даже не докладывая, стало ясно, что дело важное. Войдя в горницу, в которой был не так давно, Иван увидел самого атамана Корнилия Яковлева и Матвея, сидевших за столом и рассматривающих какие-то бумаги. Иван поклонился и поздоровался, думая, с чего бы это он понадобился атаману. Корнилий Яковлев не стал тянуть.

— И тебе здравствовать, Ваня. Как дома встретили, все хорошо?

— Благодарствую, атаман, все хорошо.

— Ну и ладно. Наслышан о твоих успехах, молодец! Но вызвал я тебя не за этим. Дошли до меня нехорошие слухи, что будто бы воевода наш двойную игру ведет, туркам важные сведения тайком отправляет. Но, сам понимаешь, воевода от всего отопрется, ежели его в лоб спросить, поскольку кроме слухов у меня ничего против него нет. Вот и решили мы с Матвеем его на чистую воду вывести, но здесь твоя помощь понадобится. Ты как, согласен? Не побоишься против воеводы пойти?

— Согласен, атаман! А что делать надобно?

— Пойдешь вместе с теми же казаками, с которыми в разведку ходил. Будете в засаде ждать, пока гонец воеводский не появится. Вот его и перехватите, но так, чтобы этого никто не видел. А потом в укромном месте поспрошаешь его так же, как турецкого адмирала спрашивал. Сумеешь?

— Сумею!

— Но это не все. Потом надо будет к туркам в условное место отправиться, и то, что гонец с собой вез, туркам передать. Но так, чтобы они ничего не заподозрили. С этим справишься?

— Справлюсь, атаман. Но только позволь совет дать. Лучше по-другому сделать.

— Это как?

— Взять гонца не до того, как он к туркам направляется, а уже после встречи с ними. Ведь нам что важно? Чтобы турки поверили тому, что доставит гонец. И лучше, если он сделает это сам, поскольку его там многие знать могут. А возьмем мы его до встречи, или после — для нас разницы никакой нет. Заодно узнаем, что ему турки велели воеводе передать.

— Ишь ты! А ведь и взаправду, так гораздо лучше... Ну, Иван, далеко пойдешь! Хорошо, так и сделаем!

— Понял, атаман. Только спросить хочу. А с гонцом потом что делать?

— Вот же, любопытный... А что с предателями делают? Тем более, он ведь поймет, что ты его своей волей говорить заставил, а это лишним людям знать не надобно. После того, как закончите, избавитесь по-тихому, но так, чтобы быстро не нашли. Воевода, конечно, насторожится. Но мало ли, что с человеком в донской степи ночью могло статься? Глядишь, еще кого пошлет.

— А сейчас он кого-нибудь пошлет?

— Пошлет, не сомневайся. И есть у меня подозрение, что сегодня же ночью. Остальное тебе Петро расскажет. Ты, Ваня, вперед не лезь, казаки сами гонца повяжут. А вот потом твоя работа начнется. Не оплошаешь? Может быть все же Федьку-ката тебе в помощь дать?

— Не оплошаю, атаман. Все, что гонец знает, из него вытяну. Загвоздка в другом — а будет ли то, что ему турки скажут, правдой? Ведь они и обмануть могут.

— Ты, главное, вытащи из него все. А мы уж тут сами разберемся, что правда, а что нет...

Над головой раскинулось звездное небо, а вокруг тишина донской степи, не нарушаемая ни грохотом выстрелов, ни звоном сабель, ни конским ржанием. Впрочем, полностью тихо в степи ночью никогда не бывает. Шумит трава под порывом ветра, иногда доносится волчий вой, или осторожные шаги кабанов. Донская степь живет своей жизнью, независимо от того, что творится вокруг. Так было сотни лет до этого, и сколько еще будет, никто не знает. Аромат весенних трав разливается в воздухе, создавая то неповторимое очарование донской степи, которое невозможно передать словами. Но очарование это очень обманчиво. Опасность здесь может подстерегать на каждом шагу. Причем из всех хищников четвероногие — далеко не самые опасные.

Иван старательно вглядывался в ночную тьму, но пока ничего подозрительного не обнаружил. Маленький отряд из семи человек под командованием Петра Трегубова притаился неподалеку от небольшой балки, где спрятали лошадей, и ждал. Кого именно ждал — непонятно. Единственное, что смог им сообщить атаман, это то, что гонец должен пройти здесь сегодня ночью. Но кто именно это будет, и будет ли он один, или несколько человек, узнать не удалось. Однако, поставленная задача не казалась казакам уж слишком сложной. Вряд ли тех, кого они ждут, будет более двух-трех. Плюс внезапность нападения, да еще Иван в качестве секретного оружия. Само место для засады тоже не внушает подозрений — ровная степь, где и спрятаться толком негде. Но это днем, а ночью различить лежащего в невысокой траве человека невозможно. Вот и поглядывали казаки в сторону Черкасска, полностью слившись с ночной теменью, иногда переговариваясь шепотом.

— А он точно тут пройдет?

— Сказывали, что именно здесь.

— Ох, закурить охота...

— Я тебе дам закурить!!! Сидеть тихо, как мыши под метлой!

— Да я чего, разве не понимаю?

— Вот и замри, если понимаешь...

Было уже за полночь, когда донеслись подозрительные звуки. Всадник все же издает много шума при движении, если торопится, на это и был расчет. Посылать пешего гонца бессмысленно, он не успеет вернуться к утру. Да и от возможной погони верхом уходить все же гораздо лучше. Казаки приготовились, и вскоре в лунном свете удалось разглядеть смутный силуэт всадника, пустившего лошадь рысью. Очевидно, эту дорогу он хорошо знал, и не опасался угодить с разгона в какую-нибудь яму. В темноте не удалось разобрать, кто именно появился, но человек был явно из казаков и двигался с осторожностью. Впрочем, по-другому в одиночку в степи себя вести и нельзя. Опасность может подстерегать на каждом шагу. Всадника беспрепятственно пропустили, и стали ждать. Нельзя спугнуть добычу раньше времени.

Ждать пришлось довольно долго, но наконец снова послышался топот копыт. Гонец явно торопился, чтобы успеть вернуться к утру. Иван приготовился, и когда всадник поравнялся с сидевшими в засаде казаками, навел на него морок, внушив, что на пути у него лежит большой камень. Тот с испугу придержал коня, подняв его на дыбы, и тут же два аркана захлестнулись на двух шеях. Один — на шее коня, другой — на шее того, кто на нем сидел. Действовать решили наверняка, чтобы не допустить даже малейшей возможности бегства, и Дмитро с Семеном не подвели. Когда добыча оказалась на земле и еще не могла говорить, лишь дико вращая глазами, Иван решил воспользоваться ситуацией и подыграть, раз уж все так удачно получилось. Властным голосом, не терпящим возражений, сказал на турецком.

— Не задавите этого гяура, он мне нужен живой!

Турецкая речь произвела впечатление на пойманного, и он тут же затараторил.

— Да вы что? Я же ничего больше не знаю!!!

— Я не верю тебе, урус.

Иван очень умело изобразил речь турка, который знает русский язык, но говорит на нем с сильным акцентом. Тут до попавшего в ловушку дошло, что перед ним казаки, а не турки, и он попытался выкрутиться.

— Православные, да вы что?!

— Мы-то православные, а вот кто ты, мил человек, пока неясно. Куда же это ты среди ночи путь держишь?

— Так домой в Черкасск, не успел засветло!

— А что кричал, что ничего больше не знаешь?

— Так испугался просто!!! Подумал, что турки схватили! Вот и сказал, чтобы сразу не убили!

— Ну-ну... Давай-ка по душам потолкуем, пугливый ты наш. Чего это ты там н и ч е г о б о л ь ш е не знаешь?

Добычу связали, и заткнув рот кляпом, уволокли в находящуюся рядом балку. Шуметь было нельзя, поэтому казаки с сомнением поглядывали на Ивана.