Иван Мореход

Сергей Лысак

Иван Мореход

Пролог

Степан прохаживался по двору и ждал. Из горницы, где рожала жена, бабы его выперли, а сидеть одному в четырех стенах особого желания не было. Вот и бродил по двору Степан, изредка перекидываясь фразами со знакомыми по ту сторону плетня, а про себя возносил молитвы Господу, чтобы не оставил без внимания православную душу. И ожидал с нетерпением того мига, когда все решится...

Честно говоря, к молитвам у Степана отношение было своеобразное. Он вспоминал о боге только тогда, когда припекало. Но припекало не так уж редко, походы к турецким и черкесским берегам весьма тому способствовали. И ведь помогал Господь! В скольких боях побывал казак Степан Платов, но всегда возвращался не только живым и здоровым (синяки и легкие поверхностные раны не в счет), но и с хорошей добычей. В другое же время религиозные чувства Степана пребывали в дремлющем состоянии, что ни его самого, ни его черноокую красавицу-жену Елизавету, совершенно не беспокоило. Но на то тоже были свои причины. Казачкой Елизаветой его жена стала, лишь пройдя обряд крещения. А прибыла на Дон, глядя на всех исподлобья, и готовая вцепиться в глотку любому чужаку, пленная турчанка Эмине. Четырнадцатилетняя девчонка, доставшаяся Степану после очередного похода. Хоть и посмеивались казаки над его выбором, предрекая полный провал в деле укрощения строптивицы, оказавшей бешеное сопротивление и даже умудрившейся поранить кинжалом Степана. Но он, едва глянув в горевшие яростью черные глаза на прекрасном лице, сразу сказал: "Моя!!!" Ну, раз твоя, значит твоя. Хочешь и дальше драться с этой дикой кошкой — забирай.

Но до драк не дошло. Хоть Эмине и дичилась поначалу, поглядывая с опаской на недавних врагов, но к Степану привязалась быстро. Может быть потому, что не стал молодой казак вести себя, как дикий варвар (о чем она наслушалась в свое время), сходу овладев лакомой добычей, а повел себя с ней на первых порах, как любящий старший брат с малой сестренкой — ведь он был на тринадцать годков ее старше. И оттаяла басурманка, посмотрев совсем по-другому на своего пленителя. Тем более, что положение единственной жены вольного и богатого казака не шло ни в какое сравнение с тем, что ее — девушку из бедной семьи, ожидало на родине. Что ей сразу по прибытию и объяснили другие казачки — по большей части сами недавние турецкие и черкесские полонянки.

Трудно на первых порах им пришлось, начиная от сложности в общении, и заканчивая непохожестью совершенно разных обычаев. Если Степан худо-бедно еще мог объясняться на турецком, то вот Эмине не знала русского вообще. Родители Степана поначалу были не в восторге от выбора сына, но перечить не стали. В конце концов, на Дону этим никого не удивишь. Многие казаки брали в жены пленных турчанок и черкешенок, и ничего, мир от этого не перевернулся. А поскольку до этого они Степана уже порядком достали своими планами с женитьбой, заявляя, что "давно пора", то он им и ответил в том же духе. Дескать, что хотели, то и получите. Чем вам невеста не по душе? Молода, красива, здорова, по хозяйству расторопна, будущего мужа любит и уважает. Вас, как моих родителей, тоже. Что вам еще надо? Ну а то, что приданого за ней нет, так ведь и тещи тоже нет! А то, что по-русски ни бельмеса, и не молитвы Господу возносит, а намаз совершает, так это не страшно. Приданое — дело наживное, язык выучит, перейдет в православную веру, а там и обвенчаются в церкви, как положено. Не они первые, не они и последние. Родители поохали, повздыхали, но смирились. В конце концов, раз Степан сам эту басурманку выбрал, то пусть сам с ней и возится. Действительно, не он первый, не он и последний. Так и начали жить поживать донской казак Степан Платов с турчанкой Эмине, вскоре ставшей казачкой Елизаветой.

Неожиданно хлопнула входная дверь, и на крыльце появилась его сестра Мария.

— Степка, у тебя сын родился!!! Только...

— Что?!

— Понимаешь... У него уже зубы есть...

Степан метнулся в хату. Елизавета лежала уставшая, и приходила в себя после родов, а повитуха показала ему младенца.

— Все хорошо прошло, Степан, дал Господь вам сына. Но вот такое я впервые вижу, хотя и слыхала, что бывает. Чтобы у новорожденного сразу зубки прорезались... А ну цыть, бабы!!! Никакого знака Антихриста здесь нет! Сердцем чую, добрый казак будет! Как сына-то назовешь?

— Иваном!

Прошло шесть лет...

Иван возвращался домой с удочкой и куканом, на котором болталось несколько рыбешек, и думал, что сказать матери. Опять влип в неприятности. Снова подрались с Прошкой Рябовым, будь он неладен. Все бы ничего, если бы не "боевые потери" в виде разорванной рубахи у Ивана и разбитой морды у Прошки. Поэтому, скрыть не удастся. Прошка, конечно, сволочь еще та, за дело получил, но кто разбираться будет... Тем более, его мать опять жаловаться прибежит... Хорошо, хоть батька сейчас в отъезде, и вернется не раньше, чем через неделю. Мать, правда, все равно высечет, но хоть не так сильно...

Подходя к дому, Иван услышал крики. Ругались его мать и мать Прошки. Ну, все... Вздохнув, и решив, что чему быть — того не миновать, вошел во двор, как неожиданно дверь отворилась, и из нее пулей вылетела прошкина мать, изрыгая проклятия на голову "басурманки и ее выродка". Глянув с ненавистью на Ивана, плюнула и выбежала со двора. Иван очень удивился, такое было впервые. То, что их матери постоянно ругались после драк, к этому он уже привык. Но раньше Евдокия Рябова всегда степенно уходила с видом победителя, а здесь... Войдя в хату, Иван удивился еще больше. За столом сидели мать и незнакомый пожилой казак в богатой одежде, о чем-то разговаривая. Увидев Ивана, замолчали, и незнакомец уставился на него тяжелым внимательным взглядом, от которого у Ивана по спине побежали мурашки.

Как положено, поздоровался, но незнакомец молчал, продолжая буравить его взглядом. Иван тоже молчал, стараясь не усугублять ситуацию, и состроив умильную физиономию. Как знать, а вдруг пронесет?! С чего бы это прошкина мать из хаты выскочила, как будто за ней черти гнались... Наконец, незнакомец нарушил молчание.

— Так вот ты каков, Иван Платов... Наслышан о тебе. Ничего мне о своих подвигах рассказать не хочешь?

— О чем дядько?

— Меня Матвей Колюжный зовут.

— О чем дядько Матвей?

— Ну, например о том, как вы всей ватагой три дня назад сад у Игната Тимофеева обнесли?

— Не было такого, дядько Матвей!!!

— Ну как же не было? Когда Игнат двоих из вас поймал и хворостиной отходил?

— Так меня там не было!

— А пойманные сказывали, что был.

— Врут!!!

— Врут? А поклянешься, что врут?

— Вот те истинный крест, дядько Матвей, что врут!!!

— Ну-ну... Весь... в батьку. Такой же... Ладно, пусть врут. А сегодня что?

— Так я не виноват, дядько Матвей! Прошка сам ко мне пристает, проходу не дает! Все басурманом обзывает. Не любо ему, что я его старшинство не признаю.

— Про то знаю. И даже больше скажу — все ты правильно сделал. С гнильцой хлопец этот Прошка, ох, с гнильцой... Если так и дальше продолжит — плохо кончит. Но я тебя не об этом спросить хочу. Видел я вас на берегу Дона. И видел, как Прошка тебя сначала на землю повалил и рубаху порвал, а вот после ты его как будто мертвецки пьяного отмутузил, да так, что он даже не сопротивлялся толком. А ведь он на голову тебя выше, на три года старше, да и вширь раза в два побольше. Как ты это сделал?

— Да я и сам толком не понял, дядько Матвей. Такое зло меня взяло, когда он не только про меня, но и про мою матушку худое говорить начал, так будто крылья за спиной выросли, и сила непонятная появилась. А потом все исчезло. И Прошка убежал, грозился только меня поймать.

— М-м-да... Что же с тобой делать, Иван?

— Матушка, дядько Матвей, я же не виноват!!!

— Да я не про то... Знаю, что не виноват... Эх, попал бы ты ко мне хотя бы года на четыре раньше...

— Ты про что, дядько Матвей?

— Ладно, не буду темнить. Я, как о тебе узнал, так сразу приехал. Редкий случай — новорожденный младенец с зубами, вот и появились у меня подозрения. Я, кроме тебя, только одного еще такого человека знаю. Запорожский кошевой атаман Иван Серко — слыхал?

— Слыхал.

— Так вот, я вместе с ним на турка да на ляхов ходил, и не раз. Добрый атаман, все казаки его уважают. И силу большую имеет. Но не ту силу, чтобы подковы гнуть... Ты, Иван, о характерниках слыхал?

— Да, слыхал, дядько Матвей.

— Так вот знай, что Иван Серко и я — характерники. Стар я уже стал в походы ходить, да и знания мои достойному казаку передать надо. Успеть до того, как Господь меня призовет. И кроме, как тебе, некому.

— Так ты же еще не старый, дядько Матвей!

— Как думаешь, сколько мне лет?

— Ну... За сорок?

— Ишь ты!!! Не угадал. Семьдесят три прошлой осенью исполнилось.

— Да ну?!

— Вот тебе и "да ну"! В общем, Иван, есть у меня к тебе серьезный разговор. С матушкой твоей мы уже все обсудили, а батька еще раньше сразу согласился. Я ведь, почитай, уже две недели, как к тебе приглядываюсь... Пойдешь ко мне в ученики? Дело это добровольное, поскольку если заставлять учиться из-под палки, толку не будет.

— А чему учиться, дядько Матвей?

— Много чему. Ты ведь турецкий хорошо знаешь?

Матвей неожиданно перешел на турецкий язык, и Иван стал отвечать, даже не сразу сообразив, что разговор идет на турецком. Его отец и мать хорошо понимали, что в жизни казака это очень важно, поэтому оба языка он стал постигать с самого раннего возраста, едва научившись говорить. И теперь это принесло свои плоды. Поговорив на самые разные темы, Матвей снова перешел на русский.

— Турецкая речь у тебя очень хороша, Иван. От чистокровного турка не отличишь. Скажи спасибо своей матушке. Да и лицом ты на мать больше похож, что тоже пригодится. А я тебя много чему другому научу. Такому, чему далеко не всякого обучить можно. Есть в тебе божий дар, и грех его в землю зарывать. Эх, если бы я тебя с самого рождения знал... Стал бы ты великим характерником, а так... Слишком много времени потеряно, этому надо сызмальства начинать учиться. Но кое что я все же сделать смогу. Дар твой раскрою, насколько получится, и если Господь мне на то время даст. Согласен учиться, Иван?

— Согласен, дядько Матвей!

Глава 1

Неожиданное предложение

Весна 7182 года (1674 от Рождества Христова) выдалась ранней. В Черкасске царило сильное оживление. В прошлом году прибыл большой караван на Дон, а теперь царь московский Алексей Михайлович прислал большой отряд служилых людей для совместного похода с казаками против турок и татар. Вовсю шла подготовка, и многие мальчишки с завистью смотрели на казаков, собирающихся в очередной поход. Здесь же сновали московские стрельцы в ярких кафтанах. Все говорило о том, что за турок собираются взяться всерьез. В прошлом году отряд казаков во главе с атаманом Михайло Самарениным прорыл засыпанный турками проход через Казачий Ерик, и вышел в Азовское море, но остановился на зимовку в устье Миуса. Собирались возвести там крепость, чтобы использовать ее, как базу для дальнейших походов. Небольшую крепость возвели, но... Увы, место выбрали неудачно, и в весеннее половодье ее затопило водой. Сейчас нужно было взять реванш, поэтому работа кипела.

Не составлял исключения и Иван Платов, с завистью поглядывая на большие морские струги. Вскоре они уйдут к турецким и крымским берегам, а он снова останется здесь. Мал еще, не хотят его брать в поход, более опытных казаков хватает с избытком. По большому счету, Иван это и сам понимал. То, что он хорошо умеет стрелять из всего, что стреляет — от лука до винтовальной пищали, это еще не делает его хорошим бойцом. Выстрелить можно столько лишь раз, сколько у тебя в наличии заряженных стволов, после чего вся надежда только на добрый клинок. А все казаки уверены, что в бою на саблях ему долго не выстоять против взрослого и опытного янычара. Что годами мал, что богатырской статью не вышел. Если только... А вот об этом его учитель, казак Матвей Колюжный, велел молчать, как рыба. Чем меньше про него знают, тем лучше...

Иван и Матвей сидели в доме за большим столом, на котором была разложена турецкая карта Черного моря, и занимались изучением искусства мореплавания. Как управлять казацким стругом и большим турецким кораблем, если его удастся захватить в целости. Как определять свое место в море вдали от берегов по Солнцу и звездам, как предугадывать погоду и многое другое. Матвей Колюжный сам удивлялся успехам своего ученика. Хоть он и понимал, что потерянного времени не вернуть, поскольку начинать готовить сильного характерника надо буквально с первых месяцев после рождения, но и то, чего удалось добиться, его поражало. На такой успех он поначалу даже не рассчитывал. Дар Ивана оказался не просто сильным, а о ч е н ь сильным. И в умелых руках старого казака-характерника раскрылся если и не в полной мере, то близко к этому. Поэтому Матвей решил несколько изменить направленность подготовки, сделав из Ивана в первую очередь не бойца для боя в строю, а лазутчика-одиночку. Когда Ивану исполнилось десять лет, и уже появились определенные успехи, он сказал ему без обиняков.

— Ваня, рубиться на саблях на палубе турецкого корабля, или с янычарами на берегу — это не твое. Уже видно, что статью ты не в отца, а в мать пошел. Богатырской силы, чтобы подковы ломать и коня на плечи под брюхо поднимать, в тебе не будет. Да это и не нужно. Твоя сила в другом. Никто не ждет опасности от хлопца, не похожего на богатыря, у которого к тому же еще и не видно оружия. Владеть саблей, конечно, я тебя научу. И не только саблей. Но главное твое оружие — голова. И помни, что твоя сила не в руках и ногах, а внутри тебя. И умело пользуясь этой силой, ты любого врага одолеешь. Ты — прирожденный лазутчик, Иван. Из тех, кто один в поле воин.

— Но как это, дядько Матвей?! Как это — одному турок бить?!

— Не совсем одному, но казакам от тебя в походе великая польза будет. Сможешь пройти мимо вражеских постов, и никто тебя не заметит. Даже в ясный погожий день. Сможешь одолеть с ножом, на саблях, или даже голыми руками любого турка, или черкеса. Пусть он даже будет намного сильнее тебя, вооруженный до зубов и в доспехах. Сможешь к страже незаметно подойти и всех вырезать. Хоть в поле, хоть в городе. Сможешь на всех, кто рядом находится, морок навести, и тебя за другого человека примут. А поскольку ты турецкий хорошо знаешь, и лицом в мать пошел, то тебя и так все за турка принимать будут. Сможешь целый отряд врага заставить видеть то, чего нет. А то, что есть, они не заметят, и пройдут мимо. Как, достаточно?

— Ух ты!!! Неужели, так можно?!

— Можно, Ваня. Если только хорошо будешь мою науку учить, и крепко язык за зубами держать. Хоть мастерству характерника далеко не всякого обучить можно, но помни, что такие люди могут не только среди казаков, но и среди турок, и среди татар, и среди черкесов найтись. Не нужно, чтобы наши секреты врагам достались...

Сегодня они занимались делом, к мастерству характерников напрямую не относящемуся, но, тем не менее, очень нужному. Матвей был хорошим моряком, изучавшим в свое время искусство навигации у генуэзцев, венецианцев и франков, освобожденных из турецкого плена, и сохранивший различные книги по навигации и астрономии. Хоть книги были в основном на французском, но Иван к этому времени уже освоил и его. За урожденного француза, конечно, он бы выдать себя вряд ли смог, но вот за турка, знающего французский, вполне. И теперь старательно изучал искусство водить корабли, удивляясь, как люди смогли додуматься до такого. Плохо было лишь то, что за все эти годы им так и не удалось выйти в море — турки стерегли выход из Дона. А брать с собой малолетнего хлопца в поход, прорываясь с боем мимо Азова, ни один бы атаман не стал.

Неожиданно раздался стук в дверь, и в хату вошел отец Ивана. Поздоровавшись и обняв сына, поинтересовался, как идут успехи в изучении наук, и лишь потом сказал, зачем пришел.

— Матвей, нам хороший кормчий нужен. Собираемся идти на турка, а знающих людей не хватает. Тех, кто может лишь саблей махать, хоть отбавляй. А вот тех, кто сможет не только со стругом, но и с большой турецкой галерой управиться, да привести ее, куда надо, маловато. Из московских служилых людей так вообще никого нет, кто с морем знаком. Ты бы как, пошел?

— Эх, Степан, Степан... И где ты раньше был? Пошел бы, да годы уже свое берут... А Ивана возьмешь?

— Ваньку?! Да ему ведь только пятнадцать лет недавно исполнилось! Какой из него боец?! Я сына на верную смерть не пошлю.

— Так я и не говорю, что он будет саблей махать. Ты ведь о кормчем спрашивал?

— Ваньку — кормчим?!

— А что? К тому же не кормчим, а помощником кормчего. Тем, кто в навигацких науках силен, и сможет самую большую турецкую галеру от Босфора к Дону привести.

— Ванька, ты что, и взаправду сможешь?!

— Смотря что, батя. Смогу ли управлять большой галерой, нефом, или галеоном — не знаю, никогда не пробовал. Хотя дядько Матвей меня этому и учил, да только опыта у меня нет. Где тут, на Дону, галеон взять? Но вот определять место в море, когда берегов не видно, и какой именно курс держать надо, смогу. А искусство навигации что на большом корабле, что на маленьком, одинаково. И если кто знающий поможет с парусами на большом галеоне управиться, то приведу этот галеон туда, куда скажут. А еще я по-турецки и по-французски не только хорошо говорю, но и грамоту ихнюю знаю. И если какие бумаги надо будет прочесть, или написать чего на турецком, или на французском, тоже смогу. Итальянский тоже знаю, но похуже.

— Ну, Ванька... Ладно, поговорю с атаманом.

— Это не все, Степан. Твой сын — уже хорошо подготовленный лазутчик, который легко сможет выдать себя за турка. Вплоть до того, что сможет незамеченным во вражеский стан проникнуть, все, что надо, узнать, и также незамеченным уйти. Либо один, либо с небольшим отрядом казаков, который он прикроет.

— Матвей, неужто получилось?! Иван — характерник?!

— Получилось, Степан. Господь смилостивился, и помог мне, хотя я поначалу такого успеха и не ожидал. Ты, как отец, это знать должен. Но жене лишнего не говори. Сам знаешь, бабий язык — что помело. Выучился хорошо сын наукам, и слава Господу. Подробности ей знать не надо. А вот другим — вообще никому и ничего. Чем меньше про Ваню будут знать, тем лучше. Для всех он — помощник кормчего, в европейских навигацких науках сведущий, а также писарь и толмач с турецкого и французского. Остальное — только для атамана. А там уже атаман решит, кого в это дело посвятить, и кто с Ваней к туркам в гости ходить будет. Но об этом я еще сам с ним поговорю.

— Добре, Матвей. Я молчать буду, ты меня знаешь...

Когда отец ушел, Иван с удивлением посмотрел на своего наставника.

— Дядько Матвей, а почему ты ничего не сказал о том, что я в душу человеческую заглянуть могу? И все, что там скрыто, узнать? Лучше, чем любой кат?

— А об этом, Ваня, вообще никому знать не следует. Иначе, очень многие паны и цари захотят тебя либо своим цепным псом сделать, либо извести по-тихому. Слишком опасен ты будешь для них. Запомни, как Отче Наш — об этом н и к о м у! Про то только мне, да Господу ведомо. Используй свой дар, но так, чтобы никто ничего понять не мог. Ежели с умом к делу подойти, то это не так уж и трудно. И казакам польза будет, и ты себя для дела казацкого сбережешь.

— И батьке ничего не говорить?

— Батьке — в первую очередь.

— Но почему?!

— Есть на то причины, Ваня. Батька ведь есаулом в поход идет, и если о твоем даре узнает, то постарается с твоей помощью из пленных турок все вытягивать. Да и не только из турок. А скрыть это уже не получится. Были бы в походе одни казаки, еще куда ни шло. Но ведь там и московские стрельцы будут. А среди них, как пить дать, и подсылы царя московского. Не может такого быть, чтобы их там не было. И если только прознают что про тебя, обязательно донесут. А после этого можешь забыть о вольной жизни. Тебя постараются либо купить, либо убить, поскольку выкрасть и силком заставить на царя работать не получится. Так что, Ваня, ни-ко-му!!! Ты для всех в походе толмач и писарь. Чернильная душа, одним словом. Ежели удастся большой турецкий корабль захватить в целости и с хорошим грузом, что можно будет его сюда привести, станешь еще и навигатором, как франки и генуэзцы это называют. Про дела лазутчика кроме атамана, твоего батьки, и тех казаков, что с тобой пойдут, другим казакам знать не надобно. А уж царевым людям — тем более.

— Но ведь все будут знать, что я с казаками к туркам в тыл пошел!

— Как толмач. А от толмача большого умения владеть саблей, ружьем и пистолем не требуется. Ему главное язык хорошо знать надобно. Ежели никто из вас не проболтается, то никто ничего и не узнает. Лихие времена наступают, Ванюша. До чего дошло — даже от своего брата казака таиться приходится. Опасаюсь я, что конец скоро придет нашей вольной казацкой жизни. Неспроста здесь эти гости московские появились, и уже кое кого на свою сторону перетянули. Ежели только Господь за казаков не вступится...

В тот же день Матвей Колюжный, приодевшись и нацепив богато украшенную польскую саблю, отправился к атаману. Иван был одет поскромнее, сабли при себе не имел, и старался наиболее достоверно соответствовать образу "чернильной души". На вопрос — а зачем понадобилось брать эту усыпанную каменьями "висюльку", от которой мало толку в бою — ведь есть у Матвея прекрасные черкесские, турецкие и дамасские клинки, наставник лишь хитро усмехнулся.

— Умело пустить пыль в глаза — это тоже своего рода наука, Ваня. Запомни, что встречают по одежке. Мы ведь не только с казаками разговаривать будем, но и с людьми служилыми. А они это до своего начальства обязательно донесут. Ты пока еще годами мал, поэтому на тебя особо и не посмотрят, а вот мне надо соответствовать. Ибо через меня и к тебе уважение появится, как к моему ученику. Ничего не поделаешь, жизнь так устроена!

Казачий городок Черкасск, раскинувшийся на правом берегу Дона, и уже давно ставший своеобразной столицей донского казачества, давно не видел такого столпотворения. Даже в буйные времена Стеньки Разина, не к ночи будь помянут. Сейчас же на улицах было не протолкнуться как от прибывших из других городков казаков, так и государевых людей. На базарной площади стоял привычный шум и гам, сновали вездесущие мальчишки, кто-то торговался, кто-то выяснял отношения, кто-то спешил по своим делам. Матвей и Иван, не обращая внимания на это вавилонское столпотворение, прошли к дому атамана, где Матвей доложил, что прибыл по важному делу. На слова, что атаман занят, и попытки выяснить "какого...", так глянул на вопрошавшего, что того как ветром сдуло. Однако, гостей здесь по-видимому ждали, поскольку поступил приказ пропустить незамедлительно.

Войсковой атаман Корнилий Яковлев действительно был занят — что-то обсуждал с атаманом Михайло Самарениным, совсем недавно вернувшимся из Азовского моря. Попытка закрепиться на берегу Миуса не удалась, и теперь надо было решать, что делать дальше. Однако, увидев Матвея, атаман прервал разговор и и встал, поздоровавшись со старым казаком. После положенных вопросов о здоровье и прочем, кивнул на Ивана.

— Так значит это и есть тот хлопец, о котором ты говорил, Матвей? Такой малый, и уже характерник?

— Истинно так, Корнилий. Ты меня не первый год знаешь, и знаешь, что я за свои слова ручаюсь. Есть божий дар у хлопца. Было бы время, еще бы его малость подучил, да видно не судьба. Основное он знает, а то, что осталось, своим умом дойдет. Как на духу тебе говорю — добрый казак-характерник будет. Славу казацкую и дело не посрамит, и даром своим много казацких жизней спасет. Но только у меня серьезный разговор к вам, господа атаманы. Хорошо, что вы оба здесь. И то, что я скажу, никому другому знать не положено. Окромя есаула Степана Платова — его батьки, и тех казаков, что с Иваном пойдут...

Пока Матвей говорил, Иван помалкивал и с интересом осматривался. Все же, в атаманском доме он был впервые. Враждебности от присутствующих здесь людей он не ощущал, только обычное любопытство. Когда Матвей закончил, оба атамана с интересом уставились на стоявшего перед ними подростка.

— Ай да Иван Платов, Степанов сын! Если бы кто другой про тебя такое рассказал, то я бы не поверил. Но Матвея я давно знаю, и если уж ему не верить... Как, пойдешь в поход на турок?

— Пойду, атаман!

— Добре. Значит так, Иван. Про то, о чем мы здесь говорили, никто знать не будет. Подберем тебе с десяток казаков, которые не только саблей махать, но и язык за зубами держать умеют. В воинских делах ты еще мало сведущ, поскольку в бою не бывал, поэтому командовать во время вылазки будет кто-то из бывалых казаков, а ты ему поможешь тем, что умеешь. Если нужда появится одному к туркам идти, не побоишься?

— Не побоюсь!

— И корабль турецкий через море приведешь, когда берегов не видно?

— Приведу!

— Ладно. Для всех в походе ты будешь толмачом и писарем. Плохо то, что там не только казаки, но и московские служилые люди будут, а командовать всем царев человек поставлен.

— Царев?!

— Да. Полковник Григорий Косагов — прибыл в прошлом году на Дон с двумя полками солдат и с восемью стрелецкими приказами. Ходили на Азов, пытались его взять, да только ушли не солоно хлебавши. И отказать я не могу. Слишком сильно этот вор Стенька Разин все испоганил, что теперь казакам в Москве веры нет. Но ничего лишнего никто из государевых людей знать не будет.

— Но как же тогда я буду с казаками к туркам ходить? Вдруг, он кого-то из своих вместе с нами послать захочет?

— Не захочет, если ему толком объяснить. Ну, а ежели вожжа под хвост попадет, то... Мало ли, что во время вылазки может случиться. На засаду напороться можно, или шею свернуть ненароком... Всяко бывает.

— Так ведь бывает, что и полковники могут на засаду напороться.

— Ишь ты, какой шустрый! Иван, будем считать, что я твоих слов не слышал. Не все так просто, поверь. Нельзя нам сейчас с московским царем в открытую ссориться. Ну, а если сей царский полковник себя паном почувствует, и казаков за своих холопов считать станет... В бою ведь стреляют, а пуля не разбирает, кто перед ней — простой стрелец, или полковник. Что делать, все под богом ходим.

— А что так? Почему с царем ссориться нельзя?

— Вот любопытный! Ежели на пальцах объяснять, то царь уже давно нас под себя подмять хочет, своими холопами сделать, и земли наши к рукам прибрать. Да только, выходит не очень. Вот и заигрывает с нами. Припасы каждый год присылает, и людей служилых. Но и нам от его помощи отказываться тоже невыгодно. Вот так и живем. Поэтому, Иван, мой тебе наказ — с московскими служилыми людьми свар не затевать, и все, что говорит этот полковник царский, выполнять. Ясное дело, если только он против казаков чего не умыслит. Ну, а ежели умыслит, то тут уже Михайло решать будет, что делать. А ты ему поможешь, коли он попросит сделать все тихо. Уразумел?

— Уразумел, атаман!

— Вот и ладно. А теперь слушайте, казаки. Есть еще кое-что очень важное. Пока об этом мало кто знает, но скоро по всем городкам такое рассказывать начнут, что на сказки будет похоже. Слыхали, что в индейских землях за Атлантическим окияном какие-то тринидадцы появились? Будто бы, Господь их сюда отправил из другого мира?

— Слыхали. Врут, поди. Сплошные чудеса рассказывают.

— Может, что-то и врут. А только прошлой весной эти тринидадцы в Архангельске объявились. Пришли на шести огромных кораблях, никто таких еще не видел.

— Ну?! А откуда про то прознали?

— Гонцы вчера из Москвы прибыли. И сказывают, что действительно те корабли без парусов и без весел ходить могут, причем очень быстро. А сами тринидадцы есть как на нас похожие, так и дикари настоящие. Но все крещеные, нехристей среди них нет. Говорят, что они русские, державу свою называют Русская Америка, и речь их на нашу очень похожа. Причем три корабля назывались — никогда не угадаете. "Дмитрий Донской", "Владимир Мономах" и "Пересвет"!

— Неужто, православные?! Ведь схизматики свои корабли так никогда бы не назвали! Но... А не врут?

— В том то и дело, что не врут. Весь Архангельск их видел, они там долго простояли. Ясное дело, что-то приврали, но основное правда. Но это не главное. А главное то, что эти русские тринидадцы, или как их там называть, предложили царю не только торговлю наладить, но и с крымскими татарами все порешать. Чтобы извести это змеиное гнездо раз и навсегда.

— А им с того какая выгода, если они аж за окияном живут? И как они это сделают?

— Того не знаю. Но раз предложили такое... Три их корабля в позапрошлом году весь аглицкий флот в Немецком море разнесли в пух и прах, ничего не оставили. Причем один из них — фрегат "Дмитрий Донской". Тот самый, что в Архангельск приходил. Это уже верные сведения. Так что, думаю, и на татар у них сил хватит.

— А турки?

— Вот про турок не ведаю. Поэтому. казаки, если встретите их корабли, не вздумайте нападать. И сами ни за понюх табаку пропадете, и казаков с этими русскими немцами рассорите. Негоже нам от такого союзника отказываться. Ежели они действительно татар изведут, то уже за одно это с ними дружить стоит. Отличить их в море легко — таких громадных кораблей ни у кого нет. Мачты с парусами хотя и имеют, но могут и без парусов ходить, причем дым при этом из высоких труб между мачтами идет. А флаг у них белый с косым крестом синего цвета, не спутаете. Коли повстречаете, попробуйте дружбу с казаками предложить. Ежели сладится, то тогда и царь московский притихнет. Давно ли его послы перед казаками шапку ломали...

Переговорив с атаманами, Матвей отправился домой, а Иван решил зайти на базар прикупить письменных принадлежностей. Он ведь теперь идет в поход и утвержден самим войсковым атаманом в должности толмача и писаря. Поэтому, лучше запастись всем необходимым заранее. Побродив по базару, и сделав покупки, а заодно послушав последние сплетни, собрался уже возвращаться, как неожиданно столкнулся нос к носу со своим старым врагом — Прохором Рябовым. Причем не одним, а с двумя дружками. Надо же, давно не виделись... Прохор тоже был удивлен встречей, и тут же принялся за старое.

— А это еще что за чудо?! Ежели платье надеть — ну чисто девка будет! Постой постой... Не уж-то ты, Ванька?

— И тебе здравствовать, Прохор.

— А что это ты тут крутишься, Ванька?

— Да вот, зашел бумаги, перьев да чернил прикупить. В поход иду...

— Ты — в поход?!

Слова Ивана были прерваны хохотом всей троицы. Сам же Иван молчал и ждал. Он прекрасно понимал, что разойтись миром не получится. Прохор сам ищет ссоры. Надеется на свою силу, просто не воспринимая его, как противника. Ну что же, устроим потеху...

Между тем, смех пошел на убыль.

— И что же ты в походе делать будешь, чернильная душа? Письма писать? А кому они там нужны? Или может кашеваром? С поварешкой на турка ходить?

— Могу писарем, могу кашеваром. А могу и катом. Я ведь, Проша, хороший кат. И многое могу.

Смех сразу стих. Два незнакомых парня глянули на Ивана с нескрываемым интересом, а Прохор со злобой.

— Так уж и многое? А вот если я тебя сейчас нагайкой перетяну, что делать будешь?

— Отберу нагайку, и ей же тебя отхожу, чтобы хоть немного дурь выбить.

Повисла тишина. На них уже обратили внимание, и вокруг начала собираться толпа. Один пожилой казак попытался урезонить наглеца.

— Уймись, Прохор. Имей совесть, не задевай хлопца...

Но Рябов не внял совету. Выругавшись, он замахнулся нагайкой и ударил Вернее, попытался ударить. Иван внимательно наблюдал за противником, движения которого стали для него замедленными и легко предсказуемыми. Он быстро сместился в сторону, из-за чего летящая вниз нагайка прошла мимо, одновременно рванувшись вперед и перехватив руку противника, лишая его оружия. Незаметный удар в нужную точку, и Прохор валяется на земле, скривившись от боли. Для окружающих это заняло одно мгновение, и все удивленно ахнули. Иван же, как ни в чем не бывало, снял с плеча короб с письменными принадлежностями, поставил его на землю, и осмотрел нагайку.

— Хороша... Прошка, тебе разве не говорили, что нагайка — не игрушка? И давать ее в руки неразумным детям нельзя? Запомни это, как следует, и без нужды ей не размахивай.

И с этими словами стал охаживать Прохора, приговаривая отеческим голосом о недопустимости подобного поведения, только пыль заклубилась. В толпе раздался хохот. Друзья Прохора может и хотели бы вмешаться, да не рискнули. Вокруг собралось уже много народа, причем все были на стороне Ивана. Иван же, вдоволь помахав нагайкой, засунул ее себе в сапог и плюнул на старого врага.

— Прошка, как был ты дураком, так и остался. Думаешь, если ряху наел и нагайку в руки взял, то настоящим казаком стал? Тебе до казака еще расти и расти. А то, что я хороший кат, сущая правда. И не приведи Господь тебе в мои руки попасть. Соловьем заливаться будешь...

Подхватив короб и закинув ремень на плечо, Иван зашагал к дому, ощущая на себе множество взглядов. Большей частью одобрительных. Он понимал, что нажил смертельного врага, который приложит все силы, чтобы расквитаться. Такого унижения Прохор не простит. Самому затеять драку, в результате которой тебя отлупили собственной нагайкой, да такого никто не припомнит! Он станет посмешищем для всех казаков. Иван же, наоборот, был доволен сложившейся ситуацией. Хорошо зная мерзопакостную и несдержанную натуру Рябова, специально постарался спровоцировать его на ссору при большом количестве свидетелей. Потому, что иметь в походе за спиной такого "товарища" — и турок с татарами не надо. Зато теперь дальнейшие действия Прошки легко предсказуемы. Он из кожи вон вылезет, но постарается исподтишка убить Ивана, и взять его с поличным будет несложно. И тогда уже разговор пойдет совсем другой. А вообще, черт с ним, с этим Прошкой! Других дел перед походом что ли нет?

Глава 2

На взморье

Отряд из двадцати пяти больших морских стругов быстро двигался вниз по Дону. Скрыть такое невозможно, и турецкие разъезды обнаружили отряд задолго до Азова, но вот о дальнейших планах незваных гостей турки могли только гадать. Пойдут ли казаки на Азов, или попытаются прорваться в море — это пока неизвестно. То, что турецкие подсылы смогли узнать в Черкасске (а такие наверняка есть, всех не выловишь) и сообщить в Азов, не обязательно соответствует истине. Хоть и были пущены самые противоречивые слухи, в том числе и то, что ожидается очередной штурм Азова, но ни атаман Михайло Самаренин, ни полковник Григорий Косагов, командующий сводным отрядом из почти полутора тысяч стрельцов и казаков, на это особо не надеялись. Незадолго до выхода удалось узнать, что во всех местах, более-менее подходящих для прохода больших стругов, турки выставили засаду, задача которой — вовремя сообщить о появлении казаков, и сразу же уходить. Поэтому все понимали — в Азовское море придется прорываться с боем. Вопрос лишь в том, где именно. Идти через самое широкое и глубоководное гирло Песчаное, где стоит Азов, то есть прямо под турецкие пушки, смысла нет. Можно пройти через мелководный Казачий Ерик, где прошли в прошлый раз, или через Каланчу, Свиное гирло, но турки это тоже хорошо понимают, и именно там и ждут. Если подует "низовка" — сильный западный ветер, то уровень воды в нижнем течении Дона заметно поднимется, и даже самые мелководные протоки, скрытые зарослями камыша, станут доступны для прохода казачьей флотилии. Но уповать на "низовку" не стоит. Ее можно прождать не одну неделю, а время уходит.

Перед отходом состоялся совет, на котором Самаренин предложил подойти ночью к Казачьему Ерику, выслать вперед разведку на легком быстроходном челне, и если там ждет засада, то по-тихому ее вырезать, чтобы турки не успели поднять шум. На удивленный вопрос полковника Косагова, а каким образом турки могут помешать выходу, находясь в Азове, ему доходчиво объяснили, что если под Азовом стоит сильная эскадра военных галер, то получив сигнал тревоги, они окажутся в море довольно быстро. И тогда надо будет либо вступать с ними в бой, либо сразу уходить назад в гирла Дона. Если вступать в бой с большими силами турок, это может привести к большим потерям при весьма и весьма скромных возможных трофеях. Что ценного можно взять с военной галеры? Разве что пушки и огневой припас, да денег по мелочи. Но тут, как повезет. Спрашивается — зачем выходили? Возразить было нечего, поэтому Косагов согласился. Усомнился лишь в возможности устранить засаду без лишнего шума, на что Самаренин заверил его, что казаки справятся. Привлекать стрельцов к этому делу не стоит, против чего полковник нисколько не возражал.

Решив вопрос с разведкой, атаман сразу же после совета вызвал десятника Петра Трегубова — матерого казака, побывавшего во многих делах, и привыкшего наведываться "в гости" к туркам и татарам, когда его не ждали. Человека храброго и умелого. Но была у Петра еще одна черта, которая решила выбор в его пользу. Он умел держать язык за зубами в любой ситуации. И даже во хмелю соблюдал меру, хорошо помня, что у трезвого на уме — то у пьяного на языке. А уж секретов в его голове, о которых лучше не болтать во избежание потери этой самой головы, было немало. Правда, казак очень удивился, когда ему представили Ивана, и объяснили его роль в предстоящем деле.

— Этот хлопчик — характерник?!

— Да, Петро, характерник. Причем не из последних. Сам Матвей Колюжный его учил, и слово дал. А слово Матвея ты знаешь.

— Чудеса, да и только!!! Тогда другое дело, атаман. От меня чего-нибудь надобно?

— Ты будешь старшим в отряде лазутчиков. Подбери с десяток казаков — больше не надо. Но таких, чтобы не только саблей, ружьем и пистолем хорошо владели, но и язык за зубами держать умели. Что в трезвом виде, что в пьяном. Для всех Иван идет с вами, как толмач. Про остальное — никому не слова. Все делаете, как обычно, но если потребуется мимо стражи незаметно пройти, или незаметно к ней подобраться, или от погони спрятаться, тут он вас и прикроет — всем ворогам глаза отведет. А надо будет, и за турка себя выдаст. Ну и как толмач с турецкого и французского тоже вам пригодится. Уразумел, Петро?

— Уразумел, атаман. Только десяток казаков, чтобы молчали, как рыба, я вряд ли найду. Во хмелю кто-то все равно проболтается.

— А за скольких поручиться сможешь?

— Пожалуй... за пятерых. Загоруйко Федор, Потапов Григорий, Рогозин Игнат, Шпак Дмитро и Коваль Семен. Эти точно молчать будут.

— А не мало?

— Хватит. Если и взаправду хлопец умеет глаза отводить, то больше и не надо. Управимся.

— Добре, Петро. Пойдете все на моем струге, чтобы под рукой были, и подальше от этого московского полковника. А там — как бог даст...

Теперь Иван вспоминал этот разговор и думал о предстоящей в ближайшую ночь своей первой вылазке. Хоть атаман и велел ему спать, но разве сейчас уснешь. Мимо проплывали берега Дона, кое-где поросшие камышом, кружили в воздухе чайки, и только мерный плеск весел нарушал тишину. Здесь уже не было ни одного казачьего городка, и на берегу легко можно было напороться на турецкий конный разъезд. Но берега были пустынны, и казачья флотилия шла вниз по Дону, не привлекая внимания. Далеко позади остались многолюдный Черкасск, мать, братья и сестренка. В этот поход отправились только они с батькой, остальные казаки в семье Степана Платова еще до походов не доросли. Иван хорошо помнил, как мать перекрестила его на виду у всех и обняла, пустив слезу. Но обняв, шепнула по-турецки.

— Да хранит тебя Аллах, сынок. Не удивляйся, Господь един, только имена у него разные. Ежели вдруг к туркам попадешь, и надо будет за турка себя выдать, не забывай в нужное время намаз совершать, а то сразу заподозрят. Возвращайся скорее...

Впрочем, Иван и сам это понимал. Если он окажется среди турок и будет выдавать себя за турка, то надо ничем не отличаться от них. Все ритуалы и нормы поведения, присущие подданным султана Османской империи, он знал. Но одно дело знать, и совсем другое применять в жизни, выдавая себя за другого. Что ни говори, а поджилки все же тряслись. Правда, до этого пока далеко, и еще неизвестно, понадобится ли. А вот расклад на ближайшую ночь уже известен. Флотилия после захода солнца остановится у правого берега, немного не доходя до Казачьего Ерика, а разведчики — он и еще шестеро казаков, на легком быстроходном челне, специально взятом для этой цели, отправятся в протоку узнать обстановку. Если никакой засады нет, либо удастся по-тихому ее убрать, то возвращаются к своим, и отряд как можно скорее выходит в море, чтобы не переполошить турок. Разведочный челн придется оставить, притопив его в надежном месте, поскольку в море от него толку нет. Ничего, на обратном пути заберут, а если времени забирать не будет, то невелика потеря. Если же не удастся обойтись без шума, то тут уже придется смотреть, как дело пойдет. Может быть у турок поблизости ничего серьезного и нет. Одна-две галеры — не тот противник, чтобы помешать казакам. Сам же Азов — не помеха. Он далеко, и его пушки сюда не добьют. А если какие и добьют, то только при стрельбе навесом. Даже днем точность такой стрельбы крайне низкая, если не сказать — никакая, а уж стрелять в ночной темноте по донским гирлам, заросшим камышом, это вообще впустую переводить порох и ядра. Но вот если галер будет десяток и больше...

Когда скрылось солнце, и темнота окутала близкие берега, казаки какое-то время еще продолжали двигаться вниз по Дону. Наконец, достигнуто облюбованное заранее место стоянки, и струги подошли к берегу. Вокруг — ни огонька. Ветра почти нет, плещет вода возле борта, и многочисленные лягушки уже начали свое "хоровое пение". Иван внимательно вглядывался в темноту, но присутствия людей поблизости не обнаружил. Так, одно лишь зверье вокруг. Это днем донские степи выглядят пустыми, а ночью тут довольно оживленно. Иван переглянулся с атаманом и молча кивнул — все спокойно. Пора начинать.

Легкий низкобортный челн бесшумно скользит по воде. Иван занял место на носу и вошел в состояние "хара", когда чувства обостряются до предела. Справа и слева стоит темная стена камышей, иногда прерывающаяся прогалинами, через которые виден берег бесчисленных островков, заполняющих гирла Дона. Небо ясное и усыпанное звездами. Луна уже взошла, отсвечивая на воде, что вызывает недовольство казаков. Но Иван спокоен, лунный свет ему не помеха. Наоборот, усыпит бдительность врага. Местное зверье давно проснулось, и вовсю занято своими делами. Но только зверье, больше поблизости никого нет. Челн скользит дальше. Узкий Казачий Ерик пройден, и челн выходит в широкую и более глубоководную протоку, идущую до самого моря. Казаки гребут, стараясь создавать как можно меньше шума. Очередной поворот, и стало ощущаться присутствие людей. Вскоре потянуло дымком. Все ясно, засада есть. И причем довольно безалаберная, если палят костер. Огня хоть и не видно, но дым чувствуется очень далеко. Эх вы, горе-сторожа...

Иван поднял руку, предупреждая об опасности. Одновременно два казака перестали грести, и приготовили луки. Ни ружья, ни пистоли применять сейчас нельзя. Челн медленно и совершенно бесшумно движется вперед. Вот очередная прогалина в камышах, и в глаза бросаются две лодки. На берегу кучка людей — не меньше десятка. Горит небольшой костерок, тщательно укрытый чем-то с боков, чтобы не видно было пламя, возле которого сидят трое. Судя по одежде — турки. Остальные, похоже, спят. Сидящие у костра время от времени поглядывают на протоку и прислушиваются, но опасности не замечают.

Челн медленно приближался к месту стоянки, пока не уткнулся носом в берег, и казаки стали осторожно выбираться на сушу. Что командир отряда разведчиков Петр Трегубов, что остальные казаки, не верили своим глазам. Буквально в нескольких шагах от них сидели вооруженные турки, иногда даже смотрели в их сторону, и н е в и д е л и!!! Еще мгновение, и они застыли, глядя на огонь. Петр дал знак, и первыми в ножи взяли сидевших у костра. Никто даже не пикнул. Затем настала очередь спящих. Это не заняло много времени. Когда все кончилось, Петр перевел дух и глянул на Ивана.

— Ну, Ваня, земной поклон тебе от всех нас! Никогда такого не видели, а уж чего только не повидали... Теперь верю, что ты настоящий характерник! Правда, казаки?

— Правда, Петро!

Но Иван тяжело вздохнул и сел на землю.

— Устал я, казаки. Передохнуть бы мне чуток. Никогда ведь еще душегубством не занимался.

— То ничего, Ваня, не удивляйся. В первый раз завсегда так бывает, привыкнешь. Хоть не блюешь, и то дело. А некоторых так вообще наизнанку выворачивает. Больше тут никого нет?

— Никого не чувствую. Но до моря дойти все равно надобно, чтобы проверить.

— Дойдем. Ты как, не мутит?

— Вроде нет.

— Отдыхай пока, а мы раков покормим. Негоже турок здесь оставлять, найдут еще. А так могут подумать, что сбежали...

Казаки начали стаскивать трупы к воде, а Иван сидел возле костра, смотрел на огонь и думал. Все, что было раньше, было учебой. Сейчас началась взрослая жизнь. Он впервые ощутил, что находится на войне. Войне, которая будет продолжаться всю его жизнь. Долгую ли, короткую ли, это ведомо только Всевышнему. Но уж неспокойную, и богатую на события, это точно. Такова судьба всех казаков, и не ему ее менять...

Наконец, казаки закончили "уборку", и сели в челн, с интересом и опаской поглядывая на Ивана, все также молча сидевшего у костра, чье лицо казалось застывшей маской, временами озаряемой вспышками пламени.

— Ваня, ты как? Нам пора.

Старший из казаков окликнул Ивана, на что тот поднял голову и глянул на своих товарищей. Уж на что Петро Трегубов был лихой рубака, не боявшийся ни турок, ни татар, ни черта, ни дьявола, но от взгляда пятнадцатилетнего хлопца у него мурашки по спине побежали. Впрочем, наваждение тут же исчезло, и Иван вскочил, как ни в чем не бывало.

— Все в порядке, Петро, задумался я что-то. Сейчас до выхода дойдем, но вряд ли там кто-то еще будет. И сразу назад. Надо как можно скорее в море выходить и успеть подальше уйти, пока не рассвело. А то, неровен час, если у Таганьего Рога турки стоят, то обязательно нас заметят, когда рассветет. А все двадцать пять стругов от их взгляда я укрыть не смогу.

— Струги... укрыть?! Ты и это можешь?!

— Могу, но только тот, на котором сам находиться буду. Или если еще кто-то рядом борт к борту будет идти. Но ведь так грести не получится, да и под парусом идти неудобно. Только ни слова об этом, казаки!

Что Петр, что остальные казаки только крестились, и с удивлением смотрели на Ивана. С т а к и м они еще не сталкивались. Но недавнее бесшумное снятие засады было фактом, с которым не поспоришь. Если бы их не предупредили заранее о том, что этого хлопца долгие годы учил известный характерник Матвей Колюжный, то впору было поверить в происки Нечистого.

— Про то можешь не напоминать, Ваня. Будем молчать, как рыбы.

— Все, казаки, пошли дальше. Не волнуйтесь, не подведу...

Челн с разведчиками снова бесшумно заскользил вниз по Дону. Сверху светили луна и звезды, а вокруг стояла тишина, нарушаемая только шелестом зарослей камыша и "пением" лягушек. Оставшийся путь до моря прошел без приключений, засада после Казачьего Ерика оказалась единственной. В других протоках, доступных для больших морских стругов, она скорее всего тоже есть, но обнаружить тихо крадущуюся казачью флотилию не сможет. Перекрыть же все мелкие протоки — для этого не хватит никаких сил, чем казаки всегда успешно пользовались. А турецкий гарнизон пусть сидит в Азове, и носа за крепостные стены ночью не высовывает. Целее будет.

Обратно прошли быстрее — таиться уже не было смысла. Трегубов доложил атаману результаты вылазки, особо подчеркнув роль Ивана. Атаман аж крякнул от удовольствия. С такой разведкой можно большие дела творить! Хотели сразу же выступить, но не тут-то было. Казаки быстро подготовились, а вот у московских стрельцов, непривычных к такому роду действий, возникла заминка. Как ни выходил из себя командующий всем отрядом полковник Косагов, но быстрее от этого дело не двигалось. В конце концов, с грехом пополам, флотилия отошла от берега и направилась ко входу в Казачий Ерик. Впереди шел атаманский струг, на носу которого расположился Иван, и снова проверял обстановку. Но все было тихо, и казачьи струги беcтелесыми тенями скользили между стен камышей, иногда лишь появляясь на лунной дорожке на воде. Но со стен Азова заметить это было невозможно, и казачья флотилия беспрепятственно шла вперед.

Камышовые заросли редеют, а впереди открывается широкая водная гладь. Струги выходят из гирла Дона, и ставят паруса, пользуясь легким попутным ветром. Настроение у всех сразу же улучшилось, раздались шутки и смех. Атаман разрешил отдыхать, а сам прошел на нос, где по-прежнему сидел Иван и внимательно вглядывался в ночную темноту. Которая, впрочем, уже потихоньку отступала — небо на востоке начало светлеть.

— Ваня, что-то не так?

— Возле Таганьего Рога какие-то корабли стоят. А скоро рассвет. Ветер слабый, далеко уйти не успеем, все равно заметят.

— Турки?

— Больше некому. Причем не купцы, купцам там делать нечего.

Атаман недовольно фыркнул, и стал говорить вполголоса, чтобы никто не слышал.

— Эх, если бы не эти стрельцы московские... Сколько времени из-за них потеряли... Ладно, ты пока подремай, по сторонам сейчас есть кому смотреть. Ну, а ежели там действительно турки, и нас заметят... Петро говорил, что ты и со стругом можешь то же проделать, как там — в ерике?

— Могу.

— И турки наш струг вообще не увидят?!

— Могу сделать, чтобы вообще не увидели. Могу сделать, чтобы за корягу на воде приняли. А могу сделать так, что увидят струг, да не в том месте, где мы находимся на самом деле. Морок наведу на пушкарей, и они будут палить туда, где ничего нет.

— Ну, Иван!!! Ежели это правда, то... Ладно, отдыхай пока. Рассветет, тогда и будет ясно, что дальше делать...

Иван устроился поудобнее, и вскоре уснул, но спать пришлось недолго. Разбудили его крики и шум гребцов, рассаживающихся по местам. Проснувшись окончательно и оглядевшись, он все понял. Уже окончательно рассвело, и под северным берегом залива — возле мыса Таганий Рог были хорошо видны турецкие боевые галеры. Иван насчитал семь штук, но кто-то мог быть скрыт за корпусами ближайших кораблей. Турки тоже заметили казачью флотилию, спешно снимались с якоря и разворачивались в погоню. Ветер, как назло, еще больше стих, и вся надежда была теперь только на весла. Но бежать казаки не собирались. Флотилия из двадцати пяти стругов развернулась, выстроилась полумесяцем, и пошла на сближение с противником. Вскоре турки тоже снялись с якорей и стали выстраиваться для боя.

Иван внимательно рассматривал разворачивающуюся перед ним картину. Девять крупных галер — серьезный противник. Связываться с таким опасно, если там не струсят при виде казаков. Похоже, не струсили...

Противники быстро сближались, идя навстречу друг другу. Более легкие и маневренные струги начали было охватывать турецкую эскадру с двух сторон, но тут ситуация неожиданно изменилась. Восемь стругов, в которых находились московские стрельцы, резко повернули и направились к берегу — в сторону донских гирл, откуда вышли совсем недавно. Тут же посыпались ругань и проклятия на головы беглецов. Флотилия казаков уменьшилась на треть, и остановилась. Струги сблизились, чтобы решить, что делать дальше. Следовало хорошо подумать — а стоит ли в такой ситуации вообще связываться с турками. Атаман думал недолго, и принял решение.

— Трем стругам отвлекать со стороны берега, но близко не подходить. Остальные заходят со стороны моря. Берем сначала крайнюю галеру, а потом, если все хорошо пойдет, — адмиральскую. Ко мне близко не подходить, пока не схвачусь с турком. А как схвачусь, сразу ко мне. Все понятно, казаки?

— Понятно, атаман! Не впервой!

— Ну, с богом!

Атаман Михайло Самаренин снял шапку и перекрестился. Его примеру последовали все остальные. Снова весла ударили по воде, и легкие казачьи суденышки стали быстро набирать ход, охватывая турок с двух сторон. Адмиральская галера была уже опознана благодаря флагу, но не она была первоочередной целью, поскольку находилась в глубине строя. Дело оставалось за малым — сойтись вплотную, и забраться по высокому борту на палубу турецкого корабля. Правда, сначала надо преодолеть плотный артиллерийский и ружейный огонь со стороны турок, которых перспектива абордажного боя совершенно не устраивает. Но избежать боя уже не удастся. Противники неслись навстречу друг другу, налегая на весла. И вскоре первыми заговорили турецкие пушки. Со вполне предсказуемым результатом — ни одно ядро не попало в цель. Очевидно, турки на это и не рассчитывали, а хотели напугать казаков. Со стругов огня не открывали, так как это было бессмысленно.

Строй турецких кораблей приближался, и тут струги разделились. Три ушли на фланг, обращенный к берегу, ведя беспокоящий огонь из фальконетов, а остальные повернули в сторону моря, и довольно быстро оказались в мертвой зоне для кораблей противника, находящихся в центре. Теперь по ним могли беспрепятственно вести огонь только две крайних галеры, но казаки не собирались играть роль мишеней, и близко не приближались.

Для наблюдающего бой со стороны ситуация могла показаться тупиковой. Тяжелые турецкие галеры удерживали казачьи струги на расстоянии огнем своей артиллерии, пытаясь занять более удобную позицию для стрельбы, а казаки не позволяли им это сделать, используя свое преимущество в скорости и маневренности. Почему-то они не шли на привычный им абордаж. Но вот один струг отделился от своих товарищей, и помчался к корме галеры, находящейся с краю. Прямо под огонь ее кормовых пушек. Расстояние быстро сокращалось, и казалось, что безрассудных смельчаков может спасти только чудо...

И чудо произошло. С кормы турецкого корабля грянул залп почти в упор, и она окуталась дымом. Но... Картечь вспенила воду в стороне от струга! Струг же продолжал рваться вперед, перезарядить орудия турецкие канониры не успеют. В ответ затрещали выстрелы казачьих ружей и фальконетов, сметая с палубы всех, кто рисковал высунуться. Еще немного, и струг оказывается прямо под кормой галеры, в мертвой зоне для ее пушек. А в следующее мгновение абордажные крючья взлетели в воздух, намертво впившись в фальшборт. Тут же раздался леденящий душу, и страшный для всех турок крик.

— Сарынь на кичку!!!

Казаки ринулись на вражеский корабль, быстро захватив кормовую часть палубы, и сделав невозможной стрельбу кормовых пушек. Остальные казачьи струги тут же воспользовались благоприятной ситуацией, устремившись к корме галеры, на палубе которой кипел бой. Задействовать носовые орудия турки не могли, поскольку атакующие струги находились для них в мертвой зоне. Неожиданная помощь пришла со стороны гребцов-невольников, которые отказались грести. Вскоре уже семь стругов стояли под кормой у турецкого корабля, и перевес казаков в абордажном бою стал подавляющим. Турки сопротивлялись отчаянно, но силы были слишком неравны. Остальные турецкие корабли ничем не могли помочь, поскольку пришлось бы стрелять по своим. Взять на абордаж практически захваченную галеру тоже не было возможности — казаков на ней уже было в несколько раз больше, чем на любом из турецких кораблей. Кроме этого, нельзя было забывать о возможном бунте среди гребцов, если что-то пойдет не так. Ведь они сразу поддержат казаков, если только поймут, что их поработители проигрывают.

Вскоре бой на палубе затих, поскольку турки были перебиты почти полностью. Оставили в живых только четверых пленных в богатой одежде. Сама галера повреждений практически не имела. Атаман окинул взглядом то, что творилось вокруг. Три струга продолжали отвлекать противника со стороны донских гирл, постреливая с дальней дистанции, но не приближаясь близко. Другие семь делали то же самое, но со стороны моря, угрожая возможным абордажем крайних кораблей, чем заставили турок сломать строй. Была хорошая возможность постараться захватить еще кого-нибудь, пока турки не бросятся удирать в сторону Азова. В данных условиях почти полного безветрия преимущество в скорости и маневренности было на стороне казаков, и турецкий командующий не может этого не понимать. Но пока еще у него боевой задор не прошел, можно увеличить количество трофеев...

— Будем брать следующего, казаки. Точно так же, как и этот. Сначала я подхожу с кормы, потом все ко мне. Понятно?

— Понятно, атаман!

— Ну, с богом!

Оказавшись на своем струге, Самаренин сразу же обратился к Ивану, которому строго настрого запретил принимать участие в абордаже, и оставил его с тремя казаками сторожить суденышко. От случайной пули никто не застрахован. Тем более, толмачу в абордажной схватке на палубе вражеского корабля делать нечего. Он позже потребуется.

— Ну, Ваня, не ожидал такого!!! Все истинная правда. До последнего сомневался, но как увидел, что турецкие пушкари в сторону картечью пальнули... А ты всегда так делать сможешь?

— Всегда, атаман! Когда надо, тогда и сделаю.

— Добре! Значит, за дело, казаки!

Струги перегруппировались, и стали отслеживать очередную цель, а захваченная галера отошла в сторону. Турки пока что и не думали выходить из боя, всячески стараясь достать своих врагов артиллерией. Но поскольку казачьи струги на рожон не лезли, соблюдая дистанцию, ничего не получалось. Все это время Михайло Самаренин пытался подобраться к адмиральской галере, но она благоразумно держалась в глубине строя. Покружив какое-то время, атаман плюнул, и решил атаковать другую, более удобную цель — на фланге. Струги резко изменили курс, и бросились к новой жертве, что в какой-то мере застало турок врасплох. Они были уверены, что казаки обязательно постараются напасть на флагман, и выстроились соответственно. Неожиданный маневр спутал все карты, и галера на фланге оказалась фактически одна против половины казачьей флотилии. Вторая половина продолжала отвлекать турок угрозой абордажа, и не давала никакой возможности оказать помощь в отражении атаки.

Атаманский струг снова отделился от основной группы, и бросился к турецкому кораблю. Впереди очень быстро приближается высокая корма галеры. Казаки гребут изо всех сил, стараясь как можно скорее проскочить опасную зону, где их уже не достанут вражеские пушки. Но опытный взгляд атамана, также следившего за приближением к цели, уловил, что турецкие орудия снова смотрят не туда, куда надо. Галера отчаянно пытается оторваться, но уйти от быстроходного струга в безветренную погоду невозможно. Корма все ближе и ближе. Вода вспенивается под лопастями весел, на палубе суетятся турки, готовясь к отражению абордажа, но канониры застыли у орудий, и ждут того мига, который может одним махом решить исход боя. Небольшому беспалубному стругу много не надо, — один удачный выстрел, и о нем, как о противнике, можно забыть. Но надо еще попасть, поскольку времени на перезарядку не будет. Вот и приходится ждать,чтобы бить наверняка.

Иван внешне был спокоен, и тоже наблюдал за быстро приближающимся противником. Но он уже сделал свое дело — турецкие канониры и стрелки видят не то, что есть на самом деле, а то, что им кажется. Сильный грохот проносится над морем, и корма галеры исчезает в облаке дыма. И снова град картечи вспенивает воду несколько в стороне от струга. Облако дыма на некоторое время полностью скрывает казаков, но ненадолго. А когда оно рассеивается, опешившие турки снова видят своего врага целым и невредимым! Затрещали мушкетные выстрелы, но... Турецкие мушкетеры видят то же, что и канониры. Выстрелы направлены в .... воду! Уже хорошо видны искаженные недоумением и страхом лица турок. И тут гремит ответный залп казачьих фальконетов и ружей. Не более, чем с сорока шагов. На таком расстоянии промахнуться по толпе, сгрудившейся возле фальшборта, трудно. Свинцовый град буквально смел всех, стоящих на корме, и вскоре абордажные крючья полетели на палубу галеры.

Казаки начали абордаж, быстро взбираясь на палубу. Вскоре подошли еще четыре струга, обеспечив подавляющий перевес в численности на стороне казаков. Помощь Ивана пока не требовалась, и он снова остался в струге, но на этот раз со всеми разведчиками во главе с Трегубовым. Атаман здраво рассудил, что нечего дергать судьбу за хвост. Первый раз удачно сошло. Но если, не приведи Господь, кто-то из этой пятерки казаков пострадает при абордаже, то это уменьшит группу разведки, так как подобрать быстро подходящего человека не получится. Поэтому, пусть лучше струг вместе с толмачом охраняют, да по сторонам смотрят. Казаки хоть сначала и поворчали, но в конце концов согласились, что требование атамана вполне разумно. Иван же решил и в этой ситуации оказать посильную помощь, не раскрывая своих возможностей. Любой турок, который показывался над фальшбортом, неожиданно становился каким-то заторможенным, и не мог адекватно оценивать обстановку. В результате чего тут же падал на палубу под ударом казацкой сабли. В пылу боя никто этого не замечал. Неладное заподозрили лишь сидевшие в струге разведчики. Когда корма галеры уже была полностью очищена от турок, и бой распространился по всей палубе, Трегубов с интересом посмотрел на Ивана.

— Ваня, а чего это турки какие-то квелые были, что даже не сопротивлялись? Как те, что возле костра сидели? Неужто, снова твои проделки?

— Мои, Петро. Только Христом Богом прошу, казаки, молчите. Не нужно об этом никому знать. Если другие узнают, то и турки со временем узнают. А так мы сможем где угодно и когда угодно к туркам ходить, и хоть во дворец к самому турецкому султану в гости наведаться, если про нас никто знать не будет.

— Ишь ты!!! Ну, Ваня, удивил — так удивил! Не бойся, никто про то не прознает. Мы ничего не скажем, а казаки, что турок порубили, вряд ли что заподозрят. В крайнем случае подумают, что те гашиша обкурились. А что? Бывает...

Между тем, бой на палубе затих, но появилась новая опасность. Очевидно, до турецкого адмирала дошло, что если так пойдет и дальше, то его корабли будут захватывать один за другим. Турки прекратили свои бесплодные попытки "достать" верткие и быстроходные казачьи струги, и сделали отчаянную попытку отбить захваченный трофей. Две галеры пошли на сближение, а остальные их прикрывали и старались отогнать казаков артиллерией. Корабли быстро сближались, но тут произошло непредвиденное. Адмиральская галера неожиданно сбавила ход, а вскоре и вовсе остановилась. По панике турок на палубе стало ясно, что там что-то произошло. Иван внимательно прислушивался к своим ощущениям и понял, что скорее всего, гребцы взбунтовались. И тут же бросился на палубу галеры, искать атамана. Нашел его довольно быстро, чем очень удивил.

— Иван, а ты что здесь забыл?! Тебе где сказано было быть?

— Не гневайся, атаман, дело очень важное. На адмиральской галере гребцы взбунтовались, и если мы сейчас по ней ударим, то и православных спасем, и еще один корабль без особых хлопот захватим!

— Ну?! Тогда другое дело! А ну, православные, поможем нашим братьям?

Гребцов два раза просить не пришлось, и все дружно налегли на весла. Кое где помогали грести казаки. Трофейная галера довольно быстро развила большую скорость — гребцы старались на совесть. Самаренин хотел снова убрать Ивана куда подальше, но он шепнул ему на ухо.

— Атаман, дозволь мне на носу галеры быть! Пока сближаться будем, ни одна турецкая пушка по нам оттуда не выстрелит!

— Ну, давай, кудесник! Чудны дела твои, Господи!

Иван быстро пробрался на самый нос, где стояли пять тяжелых пушек, возле которых уже вовсю хлопотали казаки. Впереди приближалась адмиральская галера, лежавшая в дрейфе. Даже отсюда было видно, что там идет настоящее побоище. Гребцы каким-то образом сумели освободиться, и напали на турок. Вторая галера, шедшая вместе с адмиральской, не рискнула оставить своего флагмана и бросилась ему на помощь, махнув рукой на захваченные казаками корабли. И этим тут же воспользовались три казачьих струга, отвлекавшие до этого противника. Они атаковали флагман с противоположного борта, резонно рассудив, что из пушек там сейчас стрелять особо некому и некогда. Рассчет оправдался. Быстро оказавшись под бортом неподвижной адмиральской галеры, с которой не прозвучало ни одного пушечного выстрела, казаки взяли ее на абордаж, сломив сопротивление турок. И когда галера, спешившая на помощь своему адмиралу, все же сошлась вплотную с флагманом и ее экипаж бросился в бой, ему противостояли не одни лишь вооруженные чем попало замордованные гребцы-невольники, а многочисленные хорошо вооруженные казаки.

Связка из двух неподвижных кораблей все ближе и ближе. Атаман вел галеру таким образом, чтобы атаковать флагмана, поскольку его артиллерия уже работать не могла. Расстояние быстро сокращалось. Удар!!! Летят абордажные крючья, сцепляя два корабля. И в следующее мгновение на палубу турецкого флагмана, где вовсю кипит бой, врывается волна казаков, сметая все на своем пути. Очень скоро сопротивление турок на флагмане было полностью сломлено, и казаки принялись за вторую галеру. Но там никаких сложностей не возникло, поскольку ее экипаж был истреблен уже практически полностью. А те немногие, что сторожили гребцов, сами побросали оружие, видя полную безнадежность сопротивления. Оставшиеся турецкие корабли не рискнули продолжать бой, и развернувшись, быстро уходили в сторону Азова. Преследовать их не стали. Нужно было разобраться с уже захваченными трофеями, и как можно скорее вернуться в Черкасск. Обременять себя такой добычей, продолжая поход, было неразумно.

Только теперь Иван перевел дух и осмотрелся. Картина была ужасной. Всюду кровь и трупы со страшными рублеными ранами . Но казаков это зрелище ничуть не смущало, и они начали сноровисто обыскивать корабли, попутно расковывая гребцов. Торопиться уже некуда. Пять уцелевших галер удирают в Азов под защиту его пушек, а больше здесь в ближайшее время никто не появится. Вот и можно поживиться тем, что Господь послал. К Ивану, осматривающему палубу турецкого флагмана, неожиданно подошел отец.

— Что, Ваня, не весел? Ты только погляди, кого взяли!

— Вижу, батя. Но пять из девяти удрали, и скоро в Азове все знать будут.

— Ну и что?

— Как ты не поймешь — ждали нас. Не просто так тут эти галеры появились.

— Хм-м... Думаешь, турецкие подсылы постарались?

— Не обязательно турецкие.

— Вот даже как? Ты что-то знаешь?

— Пока нет. Но не нравится мне это, батя.

— Ладно, что голову ломать. Пошли к атаману.

Михайло Самаренин был на корме, и с сожалением глядел на турецкого адмирала. Турок с искаженным болью лицом лежал на палубе и тяжело дышал, с ненавистью глядя на своих врагов, а из под его ладони, прижатой к животу, стекала кровь. Иван, едва глянув на пленника, сразу понял — не жилец. Того же мнения был и атаман.

— Вот же, не приведи Господи, угораздило... Под самый конец умудрился случайную пулю поймать, да еще так неудачно. Ни узнаешь теперь от него ничего, ни выкупа с турок не стребуешь...

— Атаман, позволь мне?

Все удивленно оглянулись. Иван же, протиснувшись вперед, встал перед Самарениным.

— Чего тебе позволить, Ваня?

— Позволь, я его посмотрю? Чем черт не шутит, может и поживет еще.

— Ну, дела! Так ты еще и лекарь, Иван?

— Настоящим лекарем себя назвать не могу, но кое-что умею.

— Ладно, попробуй, хуже все равно не будет. Он скоро и так помрет. А кату его отдавать, так сразу окочурится.

Иван опустился на колени перед раненым, и провел руками над его животом. Все ясно — надежды нет. Но избавить его от мучений можно, а заодно узнать все, что надо. Вспомнив, чему учил его Матвей, начал передавать свою жизненную силу, одновременно уводя боль, иначе смерть наступила бы очень быстро. Однако, перед этим разжал раненому зубы, и влил в рот немного травяной настойки из фляги. Вскоре турок с удивлением посмотрел на своего врага. Иван тут же глянул ему в глаза, и задал вопрос на турецком.

— Как Вы себя чувствуете, бей-эфенди? Боль прошла?

— Да, прошла... О Аллах!!! Кто ты, незнакомец? Ты осман? Что ты делаешь среди гяуров?

Иван отрицательно покачал головой. Неудивительно, что из-за внешности и чистого турецкого произношения его приняли за турка.

— Нет, бей-эфенди, я казак. Но моя матушка — чистокровная османка. Долго рассказывать, как она здесь оказалась. Не уверяю, что смогу Вас вылечить. Слишком опасна рана, и на все воля Аллаха, но от боли я Вас избавлю. Лежите спокойно.

Иван ввел раненого в транс, из-за чего лицо турецкого адмирала расслабилось и стало безмятежным, а взгляд был устремлен в небо. Убедившись, что турок в его полной власти, продолжил.

— Атаман, он не жилец. Но я унял его боль, дав возможность умереть без мучений, и сейчас он будет говорить. Спрашивай его, только быстро.

Шум удивления пробежал по рядам казаков, наблюдавших за действиями Ивана. Атаман тоже удивился.

— А ты уверен, что он врать не будет? С него станется!

— А разве у нас есть выбор? Спрашивай, атаман. Его жизнь медленно уходит.

Спорить было глупо, поэтому Самаренин сразу перешел на турецкий.

— Как вы здесь оказались, уважаемый бей-эфенди?

— Мы ждали вашего выхода...

— Кто отдал Вам приказ об этом?

— Комендант Азова, досточтимый Энвер-паша...

— Откуда он получил сведения о нашем выходе?

— Не знаю...

— Что Вы должны были сделать, обнаружив нас?

— Дать вам возможность уйти подальше от донских гирл, и лишь потом напасть, чтобы вы не смогли уйти обратно...

— Засада возле Казачьего Ерика выставлена на нас? И где еще?

— Да, на вас. Засады есть во всех крупных протоках...

— Как они должны были вас известить о нашем появлении?

— Пропустить вас, не поднимая шума, и лишь потом запалить большие костры...

— От кого вы получаете сведения о том, что творится у нас?

— Не знаю...

Атаман задал еще много вопросов, но на большую часть из них получил ответ "не знаю". Впрочем, это было неудивительно, никто бы не стал посвящать исполнителя, пусть и далеко не простого, в тайные дела местного паши. Когда пленного турка уже выжали досуха, и ничего нового он сказать не мог, атаман махнул рукой.

— Он больше ничего не знает. Что теперь?

— Он уже отходит, атаман... Все...

— Что же... Так даже лучше... А ну-ка, пойдем, Ваня. Поговорить надобно...

Пройдя по куршее (продольный помост над банками гребцов) на самый нос галеры, атаман спровадил оттуда всех казаков, чтобы поговорить без лишних ушей, и когда они остались вдвоем, спросил без обиняков.

— Иван, я ведь понял, что ты его волю подавил и своей волей боль унял. И он после этого как болванчик отвечал, не смея соврать. Я прав?

— Прав, атаман. Не буду отпираться.

— Значит, ты и это можешь? И можешь так заставить любого заговорить?

— Насчет любого — утверждать не буду, пока не увижу человека. Сила воли у всех разная. Но если человек ранен, или кат над ним хорошо потрудился, то любого. В этом случае его силы на другое уходят, и я его волю легко могу подмять.

— А зелье тогда зачем давал? Что, кстати, за зелье?

— Обычный травяной настой для заживления ран. Но и пить его можно, вреда не будет. А дал для того, чтобы все подумали, будто бы от зелья у него боль прошла, и он сам по себе говорить начал. Не нужно, чтобы многие о моем даре знали. Все, вроде, поверили. А вот тебя не смог провести, атаман. Ты уж извини.

— Ох, непростой ты человек, Ваня... Ладно, и вправду помалкивай об этом, так лучше будет. Для всех казаков, что рядом были, турок сам заговорил в благодарность за то, что ты его от мучений этим зельем избавил. Никто, вроде бы, ничего не заподозрил. Но слухи обязательно пойдут, тут уж никуда не денешься. И жди, что теперь к тебе, как к лекарю, народ обязательно потянется.

— Да какой же из меня лекарь?!

— Так ведь всем этого не объяснишь. Упирай на то, что это зелье такое хитрое, но сам ты его делать не можешь. Где взял? А где взял — там уже нет. В общем, придумаешь что-нибудь, чтобы отстали. И уж не взыщи, Ваня, но придется тебе теперь нашему кату Федьке помогать, коли надобность возникнет. Грех такой дар в этом деле не использовать. Тем более, ты толмач, и никто ничего такого не подумает. А Федька язык за зубами держать умеет, от него ничего на сторону не уйдет. Согласен?

— Согласен.

— Ну и ладушки. А сейчас надо разобраться, что Господь послал...

Господь послал не так, чтобы много, но не так уж и мало. Больших денег и ценностей на борту трофеев не нашлось. На адмиральской галере "улов" был гораздо больше за счет адмиральской казны, но назвать такую добычу по-настоящему богатой было нельзя. Единственно реальную ценность представляли пушки, многочисленное оружие, и огневой припас, что сразу же стали перегружать на казачьи струги. Вести сами галеры в Дон было невозможно. Мимо Азова не пройти — утопят из крепостных пушек, а через мелководные протоки не позволит пройти осадка кораблей. Мертвый Донец тоже охраняется небольшой турецкой крепостью Лютик, да еще и цепь через него натянута, поэтому соваться туда не стоит. После перегрузки в струги всего, что имеет хоть какую-то ценность, галеры просто подожгут. И надо как можно скорее возвращаться в Черкасск. Поход все равно сорван из-за сбежавших стрельцов, а идти на Кафу, или Темрюк оставшимися силами нет смысла.

Все это объяснил Ивану отец, и теперь он тоже принимал деятельное участие в погрузке добычи на атаманский струг. Гребцов уже всех расковали, и они помогали казакам, еще не до конца осознавая, что получили долгожданную свободу, хоть и дорогой ценой. Многие из них, особенно на адмиральской галере, где начался бунт, погибли под турецкими саблями. Поэтому казакам стоило большого труда уберечь уцелевших пленников от расправы. Впрочем, в большинстве своем это были обычные матросы, которые вовремя бросили оружие и сдались. Но были фигуры и покрупнее. Удалось взять в плен двух капитанов галер и пятерых офицеров, за которых предполагали получить хороший выкуп.

В разговоре у всех казаков проскакивали нотки недовольства. Не ради такой добычи они выходили в поход. Надо готовиться к следующему, да поскорее, пока осень не наступила. Но теперь — никаких стрельцов. Иметь за своей спиной таких "союзников" — себе дороже. Когда перегрузка добычи была закончена, казачьи струги направилась обратно к донским гирлам, оставив за собой четыре больших костра на воде. Очередной бой казачьего флота со старым врагом закончился блестящей победой. Турецкому паше в Азове теперь будет над чем подумать. Тем более, команды удравших галер наверняка сгустят краски и начнут рассказывать разные небылицы, чтобы оправдать свое бегство. И можно будет надеяться на то, что в ближайшее время турки притихнут, отказавшись от наступательных действий, что казаков вполне устраивает. Пусть воины ислама сидят за стенами Азова, и нос оттуда не высовывают. Если сторожевой пес сидит на цепи, то он и не укусит, если к нему не подходить. А подходить к Азову для того, чтобы выйти из Дона в море, совершенно необязательно.

Глава 3

Дела государевы

Впрочем, обратный путь без приключений не обошелся. Когда казачьи струги подошли к донским гирлам и стали пробираться обратно тем же путем, что и выходили, все было тихо. Турецкие засады, несомненно, видели и слышали все, что творилось на взморье, но предпочли себя не обнаруживать. А может вообще заранее удрали от греха подальше, едва увидев, что турецкая эскадра частично уничтожена, частично обратилась в бегство, а казаки возвращаются. Оказаться на пути у этой разъяренной банды, еще не отошедшей от недавнего боя, ни у кого из турок желания не было. Во всяком случае Иван, снова сидевший на носу атаманского струга, присутствия людей на берегах ближайших островков не чувствовал. И пока все вокруг было спокойно, думал о своем, перебирая в памяти подробности последних событий. Плохо то, что пришлось раскрыть свои способности в подавлении чужой воли. Но выбора не было — турок умирал, и озвучить потом добытые сведения не было бы никакой возможности, поскольку это сразу бы породило массу ненужных вопросов. Ведь о том, что он смог проникнуть в душу турецкого адмирала еще до начала разговора, и узнать там абсолютно в с е, причем гораздо больше, чем тот рассказал, об этом даже атаман не догадался. Поэтому и пришлось разыграть целое представление с "обезболиванием" с помощью зелья и последующим разговором с атаманом. Ничего, главное — дело сделано, и основное атаман знает. Не знает лишь того, о чем не спрашивал. Но это можно будет и потом ему подбросить, как сведения, полученные от других турок. Которые, вот незадача, уже отправились на встречу с Аллахом. Дела намечаются очень интересные, но это надо сначала с войсковым атаманом поговорить. А еще раньше с Матвеем Колюжным. Единственным человеком, которому можно говорить все, и который плохого не посоветует.

Вот пройден самый узкий участок — Казачий Ерик, и струги наконец-то выходят на просторы Дона. Турок по-прежнему нигде нет. Однако, вдалеке на правом берегу обнаружили струги сбежавших недавно стрельцов, что сразу же вызвало неоднозначную реакцию у казаков. От смеха и едких подначек до злобных высказываний в адрес горе-союзников. Михайло Самаренин выругался и окликнул Ивана.

— Ваня, я сейчас с этим "храбрецом", который целый полковник, по душам побеседую. Будь рядом и запоминай все, как следует. Потом на бумаге напишешь. А вы, казаки, не бузите. Послушаем сначала, что нам этот соловей московский споет...

Когда отряд казаков пристал к берегу, на головы беглецов обрушился град насмешек. Стрельцы огрызались, но границы дозволенного не переходили. В конце концов, они выполняли приказ своего начальства, и казаки это сами понимали. А вот начальство восседало на берегу, и было явно сбито с толку, не ожидая такого результата. Тем не менее, когда атаман Самаренин в сопровождении есаулов и Ивана в качестве "летописца" подошел и задал вопрос о причинах такого поспешного бегства, начальство еще и попыталось поставить на место "зарвавшегося холопа".

— Ты почему мой приказ не выполнил, атаман?

— Какой приказ?

— Почему не отступил вместе со всеми? Почему людей своих опасности подверг перед превосходящими силами неприятеля?

— Я такого приказа не получал, полковник. У меня другой приказ был — турок и татар бить. У тебя, кстати, тоже. А вот почему ты меня в бою бросил и удрал, это еще разобраться надобно. Либо это обычная трусость с твоей стороны, либо злой умысел, чтобы всех казаков в бою с превосходящими силами неприятеля, как ты говоришь, положить. Ну да ничего, придем в Черкасск — воевода разберется!

А вот этого, очевидно, полковник категорически не хотел. Донской воевода Иван Савостьянович Хитрово, или как его еще называли Иван Большой, отличался крутым нравом, и мог доставить даже такому человеку, как Косагов, массу неприятностей. Приложив в предыдущие годы все силы к подавлению бунта Стеньки Разина, и весьма преуспев в этом деле, он досконально изучил все местные реалии, поэтому провести его было крайне трудно. А уж "доброжелатели" найдутся с обеих сторон, в этом сомневаться не приходилось. Замять такой случай, которому была масса свидетелей, тоже не получится. Поэтому Самаренин пожелал стрельцам успехов в их ратных делах, и предложил либо выходить в море самостоятельно, либо идти брать Азов. А казаки возвращаются в Черкасск, поскольку с такой добычей и большим количеством людей, освобожденных из турецкого плена, идти дальше в море неразумно. Высказав в издевательски вежливой форме все, что думает о таких "союзниках", атаман со своей свитой развернулся и пошел обратно к стругу, оставив за спиной исходящего праведным гневом полковника. Но дальше ругани дело не пошло. И стрельцы, и сам Косагов прекрасно понимали, что в случае столкновения стрельцам несдобровать. Мало того, что они уступали казакам в численности, так на стороне казаков выступят еще и освобожденные пленники, которые подобного отношения не поймут, и церемониться не станут.

Дальнейший путь вверх по Дону прошел без происшествий, если не считать появлявшиеся несколько раз конные разъезды татар. Но они ограничивались наблюдением с безопасной дистанции, и все обошлось без стрельбы. Стрельцы тоже не стали геройствовать, и ни в море, ни под Азов не пошли. Не дожидаясь, пока казаки уйдут, погрузились в струги и направились следом за ними. Так и подошли к Черкасску, вызвав большое удивление у его жителей. Никто такого быстрого возвращения не ожидал. Тем не менее, прибывших встречали всем городком, новость распространилась со скоростью ветра. И когда струги причалили к берегу, казаки сразу же попали в объятия своих жен и детей.

Не были исключением и Иван со своим отцом. Елизавета со слезами на глазах обняла и расцеловала сына и мужа, а вокруг прыгали от радости младшие из семьи Платовых — Мишка, Васька и Аннушка. Причем братья сразу насели на Ивана.

— Ванька, а ты сколько турок убил?

— Ни одного. Я ведь толмач, в бою с турками на палубе не участвовал.

— Тю-ю-ю... А сабля тогда тебе на что?

Подобные расспросы продолжались, пока не дошли до дома. Переговорив с родителями, и заверив, что у него очень важное дело, Иван собрался сходить к наставнику, но Матвей Колюжный сам пришел и поздравил молодого казака с первым походом. Пусть таким коротким, и не совсем удачным, но все же. Когда первая волна радости схлынула, Иван дал знак. Дескать, поговорить надобно. Матвей все понял без слов, и попросил отца отпустить с ним хлопца ненадолго. Когда они остались вдвоем, Иван подробно описал все, что случилось во время выхода, не став делать тайны из происшествия с турецким адмиралом. Матвей слушал внимательно, и одобрил его действия.

— Молодец, Ваня, умело выкрутился. И сведения важные из турка вытащил, и обставил все так, что комар носу не подточит. Но по тебе вижу, что это не все.

— Не все, дядько Матвей. Когда мы обратно в Дон вошли, и атаман с этим полковником разговаривал, я ему осторожно в душу заглянул. А там... В общем, продали нас. Сам воевода Иван Большой продал. Велел полковнику, чтобы в случае встречи с турками он уходил, будто бы струсил. А мы, дескать, не сможем от такого отказаться, чтобы турок не пограбить. И чем больше при этом турки казаков изведут, тем лучше.

— Вот оно что... Выходит, все это было специально подстроено? А сведения о выходе тоже воевода туркам продал?

— Того не знаю. Он полковнику об этом ничего не сказал. Просто велел при первой возможности праздновать труса, и удирать. Сам полковник поначалу против был и даже возмущаться начал, но воевода его быстро в бараний рог скрутил. Припугнул, что если не сделает, как он велит, то в Москве с ним совсем по-другому говорить будут.

— Ай да воевода, сучий потрох... Казаков он решил извести, пес шелудивый. Ох, не обмануло меня чутье...

— Так что делать-то, дядько Матвей? Ведь сведения очень важные, а как их до войскового атамана донести, я не знаю. Сразу спросят — откуда прознал? А воевода от всего отопрется.

— Отопрется, и тебя же в ложном навете обвинит. Полковник молчать будет, ему с воеводой ссориться не с руки. Другие же стрельцы, я так думаю, про эти воеводские замыслы вообще ничего не ведают. И раскрываться тебе тоже нельзя. Да уж, здесь подумать надобно...

— Но ведь воевода может еще какую пакость замыслить, когда узнает, что мы сейчас хорошо турок потрепали!

— Не может, а обязательно замыслит... Значит так, Ваня. Сейчас идешь домой, и никому ни слова! Даже батьке. Веди себя так, как обычно казак ведет, когда из похода возвращается. А я тут пока сам кое-что сделаю. Нужен будешь — позову...

Матвей направился по своим делам, а Иван вернулся домой, где на него сразу же насели младшие, требуя рассказать, как они "ходили на турка". Иван не ударил в грязь лицом, и начал с самым серьезным видом рассказывать такое, что перед этим померкли бы все сказки о богатырях и противостоящих им злодеях. Детвора слушала, открыв рот, а отец с матерью с трудом сдерживались от смеха. Весь день в доме Платовых было веселье — казаки из похода вернулись. Причем живые, здоровые, и с добычей. А что еще надо для казацкого счастья?

На следующее утро Иван поднялся рано, думая зайти к наставнику, но его опередили. Молодой казачонок, едва ли старше самого Ивана, перехватил его сразу же по выходу из дома.

— Ванька, давай срочно к войсковому атаману!

— А что случилось?

— А я почем знаю?! Сказывали — быстро!

Поняв, что атаман по пустякам звать не будет, Иван поспешил, и вскоре был возле атаманского дома. По тому, что его — простого новика, немедля пропустили, даже не докладывая, стало ясно, что дело важное. Войдя в горницу, в которой был не так давно, Иван увидел самого атамана Корнилия Яковлева и Матвея, сидевших за столом и рассматривающих какие-то бумаги. Иван поклонился и поздоровался, думая, с чего бы это он понадобился атаману. Корнилий Яковлев не стал тянуть.

— И тебе здравствовать, Ваня. Как дома встретили, все хорошо?

— Благодарствую, атаман, все хорошо.

— Ну и ладно. Наслышан о твоих успехах, молодец! Но вызвал я тебя не за этим. Дошли до меня нехорошие слухи, что будто бы воевода наш двойную игру ведет, туркам важные сведения тайком отправляет. Но, сам понимаешь, воевода от всего отопрется, ежели его в лоб спросить, поскольку кроме слухов у меня ничего против него нет. Вот и решили мы с Матвеем его на чистую воду вывести, но здесь твоя помощь понадобится. Ты как, согласен? Не побоишься против воеводы пойти?

— Согласен, атаман! А что делать надобно?

— Пойдешь вместе с теми же казаками, с которыми в разведку ходил. Будете в засаде ждать, пока гонец воеводский не появится. Вот его и перехватите, но так, чтобы этого никто не видел. А потом в укромном месте поспрошаешь его так же, как турецкого адмирала спрашивал. Сумеешь?

— Сумею!

— Но это не все. Потом надо будет к туркам в условное место отправиться, и то, что гонец с собой вез, туркам передать. Но так, чтобы они ничего не заподозрили. С этим справишься?

— Справлюсь, атаман. Но только позволь совет дать. Лучше по-другому сделать.

— Это как?

— Взять гонца не до того, как он к туркам направляется, а уже после встречи с ними. Ведь нам что важно? Чтобы турки поверили тому, что доставит гонец. И лучше, если он сделает это сам, поскольку его там многие знать могут. А возьмем мы его до встречи, или после — для нас разницы никакой нет. Заодно узнаем, что ему турки велели воеводе передать.

— Ишь ты! А ведь и взаправду, так гораздо лучше... Ну, Иван, далеко пойдешь! Хорошо, так и сделаем!

— Понял, атаман. Только спросить хочу. А с гонцом потом что делать?

— Вот же, любопытный... А что с предателями делают? Тем более, он ведь поймет, что ты его своей волей говорить заставил, а это лишним людям знать не надобно. После того, как закончите, избавитесь по-тихому, но так, чтобы быстро не нашли. Воевода, конечно, насторожится. Но мало ли, что с человеком в донской степи ночью могло статься? Глядишь, еще кого пошлет.

— А сейчас он кого-нибудь пошлет?

— Пошлет, не сомневайся. И есть у меня подозрение, что сегодня же ночью. Остальное тебе Петро расскажет. Ты, Ваня, вперед не лезь, казаки сами гонца повяжут. А вот потом твоя работа начнется. Не оплошаешь? Может быть все же Федьку-ката тебе в помощь дать?

— Не оплошаю, атаман. Все, что гонец знает, из него вытяну. Загвоздка в другом — а будет ли то, что ему турки скажут, правдой? Ведь они и обмануть могут.

— Ты, главное, вытащи из него все. А мы уж тут сами разберемся, что правда, а что нет...

Над головой раскинулось звездное небо, а вокруг тишина донской степи, не нарушаемая ни грохотом выстрелов, ни звоном сабель, ни конским ржанием. Впрочем, полностью тихо в степи ночью никогда не бывает. Шумит трава под порывом ветра, иногда доносится волчий вой, или осторожные шаги кабанов. Донская степь живет своей жизнью, независимо от того, что творится вокруг. Так было сотни лет до этого, и сколько еще будет, никто не знает. Аромат весенних трав разливается в воздухе, создавая то неповторимое очарование донской степи, которое невозможно передать словами. Но очарование это очень обманчиво. Опасность здесь может подстерегать на каждом шагу. Причем из всех хищников четвероногие — далеко не самые опасные.

Иван старательно вглядывался в ночную тьму, но пока ничего подозрительного не обнаружил. Маленький отряд из семи человек под командованием Петра Трегубова притаился неподалеку от небольшой балки, где спрятали лошадей, и ждал. Кого именно ждал — непонятно. Единственное, что смог им сообщить атаман, это то, что гонец должен пройти здесь сегодня ночью. Но кто именно это будет, и будет ли он один, или несколько человек, узнать не удалось. Однако, поставленная задача не казалась казакам уж слишком сложной. Вряд ли тех, кого они ждут, будет более двух-трех. Плюс внезапность нападения, да еще Иван в качестве секретного оружия. Само место для засады тоже не внушает подозрений — ровная степь, где и спрятаться толком негде. Но это днем, а ночью различить лежащего в невысокой траве человека невозможно. Вот и поглядывали казаки в сторону Черкасска, полностью слившись с ночной теменью, иногда переговариваясь шепотом.

— А он точно тут пройдет?

— Сказывали, что именно здесь.

— Ох, закурить охота...

— Я тебе дам закурить!!! Сидеть тихо, как мыши под метлой!

— Да я чего, разве не понимаю?

— Вот и замри, если понимаешь...

Было уже за полночь, когда донеслись подозрительные звуки. Всадник все же издает много шума при движении, если торопится, на это и был расчет. Посылать пешего гонца бессмысленно, он не успеет вернуться к утру. Да и от возможной погони верхом уходить все же гораздо лучше. Казаки приготовились, и вскоре в лунном свете удалось разглядеть смутный силуэт всадника, пустившего лошадь рысью. Очевидно, эту дорогу он хорошо знал, и не опасался угодить с разгона в какую-нибудь яму. В темноте не удалось разобрать, кто именно появился, но человек был явно из казаков и двигался с осторожностью. Впрочем, по-другому в одиночку в степи себя вести и нельзя. Опасность может подстерегать на каждом шагу. Всадника беспрепятственно пропустили, и стали ждать. Нельзя спугнуть добычу раньше времени.

Ждать пришлось довольно долго, но наконец снова послышался топот копыт. Гонец явно торопился, чтобы успеть вернуться к утру. Иван приготовился, и когда всадник поравнялся с сидевшими в засаде казаками, навел на него морок, внушив, что на пути у него лежит большой камень. Тот с испугу придержал коня, подняв его на дыбы, и тут же два аркана захлестнулись на двух шеях. Один — на шее коня, другой — на шее того, кто на нем сидел. Действовать решили наверняка, чтобы не допустить даже малейшей возможности бегства, и Дмитро с Семеном не подвели. Когда добыча оказалась на земле и еще не могла говорить, лишь дико вращая глазами, Иван решил воспользоваться ситуацией и подыграть, раз уж все так удачно получилось. Властным голосом, не терпящим возражений, сказал на турецком.

— Не задавите этого гяура, он мне нужен живой!

Турецкая речь произвела впечатление на пойманного, и он тут же затараторил.

— Да вы что? Я же ничего больше не знаю!!!

— Я не верю тебе, урус.

Иван очень умело изобразил речь турка, который знает русский язык, но говорит на нем с сильным акцентом. Тут до попавшего в ловушку дошло, что перед ним казаки, а не турки, и он попытался выкрутиться.

— Православные, да вы что?!

— Мы-то православные, а вот кто ты, мил человек, пока неясно. Куда же это ты среди ночи путь держишь?

— Так домой в Черкасск, не успел засветло!

— А что кричал, что ничего больше не знаешь?

— Так испугался просто!!! Подумал, что турки схватили! Вот и сказал, чтобы сразу не убили!

— Ну-ну... Давай-ка по душам потолкуем, пугливый ты наш. Чего это ты там н и ч е г о б о л ь ш е не знаешь?

Добычу связали, и заткнув рот кляпом, уволокли в находящуюся рядом балку. Шуметь было нельзя, поэтому казаки с сомнением поглядывали на Ивана.

— Ваня, он ведь орать начнет, а турки могут неподалеку быть и услышат.

— Не услышат. Кляп поначалу оставим, а потом и сам орать не захочет. А ну-ка, казаки, дайте ему десяток нагаек!

Два раза просить не пришлось, и пойманный гонец тут же взвыл, но кляп надежно предохранял от излишнего шума. Когда порка прекратилась, Иван склонился над лицом с ужасом глядевшего на него человека, и вырвал у него кляп изо рта.

— В глаза мне смотреть!!! Как твое имя?

— Тимофей Милютин...

— Куда направлялся из Черкасска?

— В Кривую балку...

— Зачем?

— Иван Большой послал...

— Зачем?

— Туркам весть передать...

— Какую?

— Казаки собираются идти на Азов...

Дальнейший разговор оказался весьма интересным, но гонец воеводы не знал всех тайн своего хозяина. Тимофей прибыл на Дон вместе с воеводой под видом крестьянина, сбежавшего сюда в поисках лучшей доли, и ни у кого не вызывал подозрений. Но он был всего лишь гонец, которому лишнего знать не положено. На словах передавал туркам нужные сведения, чтобы не доверять их бумаге. И до сих пор никаких накладок не случалось. Цель воеводы была очень проста — как можно больше ослабить казаков в борьбе с турками и татарами, чтобы потом легче было московскому царю подмять под себе казацкую вольницу. И определенных успехов в этих тайных государевых делах Иван Савостьянович Хитрово уже добился. Недавняя встреча с турецкой эскадрой — тоже его рук дело. Правда, результат оказался противоположный ожидаемому. Казаки не только не понесли больших потерь, но еще и захватили четыре турецких корабля из девяти, сняв с них все ценное и освободив гребцов-невольников. И теперь они хотят развить свой успех. Неожиданным и быстрым ударом снова взять Азов, пока туда не подошло подкрепление. Услышав это, казаки с удивлением переглянулись. Какой еще Азов?! Но Иван продолжал допрос, выспрашивая самые мелкие подробности. Когда закончили, и из гонца уже больше ничего выжать было нельзя, Иван и Петр переглянулись.

— Вот это улов, Петро! Таким вестям цены нет!

— Цены-то нет, да только что толку с тех вестей? В чем мы воеводу обвинить можем? Слова этого холопа, при котором ни письма, ни чего-либо другого из доказательств нет? А одни лишь слова? Так воевода скажет, что это ложь.

— Нет, Петро. Думаю, что атаман его ни в чем прилюдно обвинять не будет. А выждет время, и в один прекрасный день просто поговорит по душам с воеводой. Причем так, что либо он будет на казаков работать, либо беда с ним приключится. К примеру, грибочков нехороших поест. Или турки на него осерчают за то, что он их обманывать вздумал, и подсылов своих подошлют его убить. Да мало ли, что случиться может.

— Это ты о чем?!

— Петро, ты так и не понял? Гонец послан с вестью, что мы собираемся вскорости брать Азов. Это главное. Все остальное, что он поведал, туркам либо не интересно, либо они это и так уже давно знают. Но ни ты, ни я, ни кто-либо из нас в этот поход на Азов не поверит, поскольку мы-то знаем, для чего здесь больше, чем полночи просидели. Значит что? Вести о скором походе на Азов неверные, и воеводе их умело подсунули, чтобы он в них поверил и туркам сообщил. Как подсунули, кто подсунул, и что сделали, чтобы поверил, — того не ведаю. А вот для чего — догадываюсь. Чтобы турки все силы на укрепление Азова бросили, и в другие места пока не совались. Похоже?

— Гм-м, а ведь похоже... И что теперь?

— А теперь прячем этого Иуду получше, чтобы его никто не нашел. Коня поближе к Черкасску отведем и отпустим. Конь сам домой вернется, а воевода пусть голову поломает, куда его гонец подевался. Если бы он на татар случайно напоролся, то они бы коня себе забрали. Если бы решил у турок остаться, то вместе с конем. Если бы на него волки напали, то и коню не уйти. А если бы и ушел, то со следами волчьих зубов. А так — конь целый и невредимый вернулся, а седока нет. Есть над чем голову поломать. Или поймет, что попался его гонец, и казаки теперь все знают, а не говорят потому, что что-то против него замышляют. Как знать, может начнет суетиться и ошибки делать.

— Ну, Иван, голова! А ведь и взаправду так получиться может! Ладно, казаки, за дело. Нам еще до рассвета вернуться надобно...

Возвращение в Черкасск прошло незамеченным. Казаки разошлись по домам, а Трегубов предупредил Ивана, чтобы к атаману пока что не лез, он сам все доложит. Как понадобится — позовут. Не надо сейчас внимание к себе привлекать. Иван был совершенно не против, и с чувством выполненного долга отправился на боковую. Начальство есть — пусть оно и решает. А он свое дело сделал, причем сделал хорошо. И даже умелый кат не понадобился.

Неделя прошла в относительном спокойствии. Добычу, взятую в недавнем походе, уже поделили, Иван помогал матери по хозяйству, а отец с самого утра уходил по делам. Степан Платов прекрасно понимал, что его старший сын уже окончательно и бесповоротно оказался причастен к тайным делам войскового атамана, но с расспросами не лез, и на остальных домочадцев цыкнул, когда те стали проявлять ненужное любопытство, почему это Иван дома не ночевал, и лишь под утро пришел? А то, что в данный момент сына не трогают и никуда не зовут, значит на то есть свои причины.

Исчезновение гонца никаких заметных действий со стороны воеводы и его приближенных не вызвало. Во всяком случае, внешне. Знакомые, конечно, забили тревогу, когда конь без седока домой вернулся, даже искать отправились, но ничего не нашли. Полковник Косагов ходил злой, и старался ни с кем не разговаривать, поскольку его уже достали ехидными подначками. Если сами казаки еще держали себя в руках и не переходили границы дозволенного, то вот их жены никакого удержу не знали. И очень скоро полковник превратился их стараниями в посмешище, вслед которому улюлюкали мальчишки, а бабы и девки не упускали случая поупражняться в острословии. И самое обидное, что его вины в случившемся как раз и не было. Но попробуй только заикнись об этом...

Вечерами Иван тоже время даром не терял. Среди освобожденных из турецкого плена гребцов оказались несколько человек франков и генуэзцев, вот он и практиковался с ними в разговорной речи, заодно исподволь заглядывая в душу, но быстро убедился, что это не подсылы. Просто людям не повезло. А может наоборот повезло, что чудом обрели свободу.

Однако, нельзя было сказать, что в Черкасске абсолютно ничего не происходило. Казаки готовились к новому походу, и все говорило о том, что он состоится в самое ближайшее время. Иван терялся в догадках, что же задумал войсковой атаман, но излишнего любопытства не проявлял. Так лишь, в пределах разумного, на уровне базарных слухов. А поскольку не сразу, но все же произошла "случайная" утечка, благодаря которой опытному человеку можно было сделать вывод, что планируется поход на Азов, это еще больше убедило Ивана, что намечается что-то другое. Ну и ладно. В конце концов, придет время — сами скажут. То, что без него не обойдутся, и так ясно. Теперь ни за что не откажется Корнилий Яковлев от возможности пустить в ход козырь, который может сыграть решающую роль в успехе рискованного, но сулящего большую прибыль дела. И ожидания не обманули. Когда он в очередной раз зашел в гости к Матвею, наставник его предупредил.

— Ваня, если все сложится, завтра по утру приходи к атаману. Разговор есть.

— На турка пойдем? И что если сложится?

— На турка, на турка... Ты ведь, Ваня, умный. И хорошо понимаешь, что отныне сам себе не принадлежишь. Ты — характерник. Тайное оружие казаков. А потому, к тебе и отношение особое, и спрос особый будет. И от того, насколько хорошо ты свое дело сделаешь, многие сотни казацких жизней сохранишь.

— Дядько Матвей, ну что ты меня, как не целованную девку уговариваешь, а к главному не приступаешь? Разве я не понимаю? Может давай о деле?

— Ну что же. О деле — так о деле. Дело предстоит трудное и опасное, Ваня. Именно поэтому Корнилий меня попросил с тобой заранее поговорить. Согласишься ли ты на такое пойти, и если согласишься, тогда от этого и плясать будем. Если нет — значит нет. Придется что-то другое придумывать.

— Дядько Матвей, не томи. Что от меня требуется?

— А требуется от тебя проникнуть в турецкую крепость под видом турка, ночью убрать стражу у ворот и открыть их, чтобы казаки смогли войти. Причем желательно без шума.

— Ого!!! Это уже интересно! Но в какую крепость мне надо будет проникнуть? Не верю я в поход на Азов, дядько Матвей.

— И правильно делаешь, что не веришь. То, что на базаре об этом языками треплют, пусть треплют и дальше. Про турецкую крепость Лютик, что на Мертвом Донце стоит, слыхал?

— Конечно, слыхал!

— Вот и настало время там порядок навести. Ежели мы Лютик возьмем, то можно будет по Мертвому Донцу в море выходить, чтобы каждый раз по мелякам в гирлах не лазить, да и от Азова далеко, турки не дотянутся. Когда обратно из похода возвращаться, как место для отдыха и пополнения припасов, тоже пригодится. Да и сам по себе он будет для турок, как заноза в заднице. Но сейчас Лютик, как замок на двери. Причем замок очень крепкий, просто так не сорвешь.

— А зачем срывать, дядько Матвей, если ключом открыть можно?

— Значит, согласен?

— Согласен!

На следующее утро Иван и Матвей были у войскового атамана. Для всех их визит был связан исключительно с "бумажными" делами предстоящего похода. Но за закрытыми дверями шел совсем другой разговор. Став возле стола, на котором были разложены турецкие карты низовьев Дона и Азовского моря, Корнилий Яковлев объяснил в общих чертах сложившуюся обстановку, и что конкретно требуется от лазутчиков.

— Наша задумка удалась, казаки. Турки поверили в то, что мы собираемся выступать на Азов и брать его штурмом. Чтобы они окончательно в этом убедились, один отряд казаков вместе со стрельцами действительно выступит к Азову, но близко приближаться не будет. Остановится так, чтобы из пушек его не достать было, и начнет туркам глаза мозолить. Вроде как подкрепления ждет. А заодно и не позволит никому выше по Дону пройти. Там наш старый друг — полковник Косагов командовать будет, воеводой назначенный. Все честь по чести. Да только, если ему дурь в голову взбредет, и решит на самом деле Азов штурмом брать, то пусть сам со своими стрельцами и берет. Теперича казаки будут "труса праздновать". Но до этого вряд ли дойдет, Косагов все же не дурак. Второй отряд пройдет ночью Казачьим Ериком на выход в море. Для всех он должен перекрыть туркам выход в море из Дона, чтобы не сбежал никто. Но на самом деле к Дону пойдет лишь небольшая его часть, а остальные сразу же уйдут к Мертвому Донцу, чтобы к Лютику со стороны моря подобраться, откуда нас не ждут. Ни полковник, ни стрельцы, ни казаки, ни даже есаулы про то знать перед отходом не будут. Знать будут только атаман и лазутчики. Тебе, Ваня, как-то надо попасть в крепость, убрать стражу у ворот и открыть их. Казаки подойдут ночью на стругах, и будут готовы идти на штурм по твоему сигналу. На тебя и остальных лазутчиков вся надежда. Без этого ничего не получится. Один раз уже пытались Лютик взять — кровью умылись, а не смогли. Что посоветуете, казаки? Вы оба — характерники. Как можно ваш дар в этом деле применить, и что для этого надобно? Все. что в моих силах, обеспечу.

— Есть задумки, атаман. Причем не только с Лютиком.

— Говори, Ваня.

— Взятием одного лишь Лютика мы наши трудности не решим. Да, Мертвый Донец для нас открыт будет, и мы сможем в любое время в море туда-обратно ходить, причем вдалеке от Азова, и турки нам никак помешать не смогут. Но на взморье от Лютика помощи нам не будет, он далеко вверх по реке стоит. Нужна новая сильная крепость прямо на взморье. Лучше всего у мыса Таганий Рог. Причем такая, чтобы турки даже подходить к ней боялись. Установить в ней тяжелые пушки с печами, чтобы можно было бить калеными ядрами — вряд ли кто решится со стороны моря напасть. На Миусе не получилось — место неудачное выбрали, а вот на Таганьем Роге в самый раз, его в половодье не затапливает. И будет у нас своя крепость — хорошее подспорье в морских походах. Заодно и туркам дадим понять, что более они закрывать выход из Дона не могут. Ведь если в наших руках не только Мертвый Донец, но и весь северный берег взморья с Таганьим Рогом будет, то туркам только и останется, что в Азове сидеть, и носа из него не высовывать. Мы же по Дону и Мертвому Донцу что крепость на Таганьем Роге, что Лютик всегда снабжать сможем, и ни турки, ни татары нам в этом помешать не смогут. Кроме того, наши струги могут там постоянно находиться, и взморье под наблюдением держать. И всех турок, что в Азов с моря идут, или из Азова пытаются выйти, перехватывать. А без помощи со стороны Азов долго не протянет.

— Ну, Иван... Матвей, твоя задумка?

— Нет, атаман, — его. Хлопец сам своим умом дошел.

— А татары? Ведь они там частенько появляются!

— А что татары? Татары привыкли грабить и народ в полон угонять, а не воевать. Крепость они штурмовать не будут, им это не нужно. Попробуют раз с наскока взять, а как по сусалам получат, так сразу же и сбегут. Там, где грабить нечего, или где на сильный отпор нарываются, они таких мест избегают. Турки же туда большие силы доставить нескоро смогут. Если вообще смогут. Нет у нас другого выхода, атаман, если хотим своим умом жить, а не тем, что воевода велит. Ежели турок хорошо прижмем у себя на Дону, чтобы они пикнуть боялись, то и царь московский совсем по-другому с нами говорить станет. И воеводам своим укорот даст, чтобы воду не мутили.

— Я-то с тобой согласен, Ваня. Сам давно о Таганьем Роге думаю. Эх, если бы не Лютик, чтоб его... Ладно, казаки! Решим дело с Лютиком, решим и с Таганьим Рогом. Ежели по всему Мертвому Донцу мы хозяева будем, то Таганий Рог для постройки крепости лучше всего подходит. Но сначала давайте с Лютиком разберемся. Какие-нибудь задумки по нему есть?

— Есть, атаман...

Снова вокруг тихая ночь, небо затянуто облаками, и снова темные силуэты казачьих стругов бесшумно скользят по воде. Лишь иногда слышится плеск весел, шелест камышей, да лягушки на берегах не умолкают. Сводный отряд стрельцов и казаков уже занял позиции под Азовом, отвлекая внимание турок. Но основные силы казачьего флота уходят в узкий и мелководный Казачий Ерик, чтобы обойти Азов стороной. Снова впереди всех идет легкий быстроходный челн с лазутчиками. Иван сидит на носу, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. Но на берегах островков, мимо которых проходит челн, нет ни одного человека. Одно лишь зверье — в основном кабаны, хозяева этих мест. В другое время можно было бы устроить тут славную охоту, но не теперь. Вот протока расширяется, камышей становится меньше, и впереди видно спокойное море. На этот раз снова удалось пройти незамеченными, хотя здесь надо было сказать спасибо туркам. По каким-то одним им ведомым причинам они не выставили стражу в месте, удобном для прохода казачьего флота. А может и выставили, но сама стража решила иначе, и спряталась от греха подальше. Благо, в гирлах Дона хватает мест, куда только на легкой лодочке пробраться можно, а большие казачьи струги туда не пойдут.

Как бы то ни было, флотилия стругов беспрепятственно прошла через донские гирла, никем не обнаруженная. После выхода разделились. Одни взяли курс на юг — к гирлу Песчаному, на котором стоит Азов, а основная часть отправилась на север — к устью Мертвого Донца. Одному из самых крупных рукавов Дона в его нижнем течении, который может сыграть большую роль в дальнейших событиях. Туда, где в средней части этого рукава стоит крепость Лютик, как называют ее казаки. Или Сед Ислам — Меч Ислама, как называют ее турки. Крепостица сравнительно небольшая — всего лишь квадратное строение с длиной стен порядка пятидесяти шагов с башнями по углам, построенное турками четырнадцать лет назад. Но вокруг крепости ров с водой, и подобраться к стенам трудно. Тем более, если пытаться сделать это незамеченным. Мало того, в этом месте Мертвый Донец перегорожен железной цепью, чтобы по нему не могли пройти казачьи струги. Тринадцать лет назад казаки попытались взять этот Меч Ислама, но, увы. Крепостица оказалась очень твердым орешком. Теперь решено действовать несколько по-другому. Там, где нельзя одолеть грубой силой, можно одолеть хитростью.

Однако, сложности этим не ограничились. Чтобы появиться возле крепости, и не вызвать никаких подозрений у ее гарнизона, надо иметь соответствующий вид. Казачий струг для этой цели не годится, даже если сидящие в нем будут выглядеть, как турки, и говорить на турецком. Именно поэтому нужно н а с т о я щ е е турецкое судно. Грузовое, не очень большое, не очень новое, г р у ж е н о е и с небольшой командой не более десятка человек. В Черкасске и близлежащих казачьих городках ничего даже отдаленно похожего не нашлось, сколько ни искали. Если делать самим то, что обычно строят турки, то это займет довольно много времени, будет выделяться своей новизной, и еще не факт, что удастся добиться абсолютной похожести. Именно поэтому Иван с Матвеем, представив атаману свой план взятия Лютика, и предложили взять то, что "плохо лежит". Иными словами, просто угнать подходящее суденышко из Азова. С командой, или без нее, — это уж как получится. Судов в Азове, согласно донесениям подсылов, скопилось довольно много. Прошлый выход казаков в море очень напугал турок, и те, кто собирался уходить, несколько подзадержались. Вместе с тем подошли еще суда с грузами, вышедшие из турецких портов. Плюс остатки удравшей турецкой эскадры, команды которой уже нагнали жути на всех местных жителей и прибывших моряков. Именно поэтому в районе Азова сейчас скопилось большое количество самых разнообразных турецких кораблей — как военных, так и торговых, как крупных, так и не очень. И порезвиться в этом "курятнике" сам Господь велел. Но в планы казаков повальный грабеж на Азовском рейде пока не входил, поскольку предстояла гораздо более важная задача — овладеть крепостью на Мертвом Донце. А для этого надо под покровом ночи тихо проникнуть на рейд Азова, тихо умыкнуть подходящую посудину, и также тихо уйти, не переполошив турок раньше времени. Задача в высшей степени сложная, и практически невыполнимая. Для простых людей. Но не для небольшого отряда казаков, один из которых характерник. Плохо было лишь то, что за одну ночь крайне сложно суметь выйти в море, добраться до Азова "с черного хода", и успеть уйти с добычей до рассвета, оставшись незамеченным. Поэтому решили не рисковать. Не доходя до гирла Песчаного, укрылись в камышах, где и простояли весь следующий день до самого вечера. И лишь после захода солнца вышли из своего укрытия, направившись ко входу в Дон.

Челн с лазутчиками шел впереди группы из шести казачьих стругов. Однако, струги вскоре пристали к берегу, а челн продолжил свой путь дальше. Туда, где высятся крепкие стены Азова, и куда днем соваться не стоит. Но ночь — союзница казаков, позволяла приблизиться к городу довольно близко, оставаясь при этом незамеченным. Тем не менее, приходится спешить, чтобы успеть сделать все до рассвета и уйти. Иван внимательным образом прислушивался к окружающему миру. Но пока что опасности не было. Турецкий пост находится чуть выше по течению, да и вряд ли находящаяся там стража бдит, как следует. Вести о подходе сборного казачье-стрелецкого отряда с в е р х у по течению Дона уже дошли до всех в Азове, поэтому ждать нападения еще и со стороны моря особо не стоит. У казаков сейчас просто не хватит сил ударить с двух направлений одновременно, и турки это хорошо знают. Вот и надо воспользоваться ситуацией...

— Ну что, Ваня, тихо?

— Пока что тихо, Петро. Я поблизости никого не чувствую.

— Скоро турецкий пост должен быть. Они тут завсегда стоят.

— Пусть стоят. Нас они все равно не заметят. Только шуметь не надо.

— Ох, сказал бы мне кто раньше...

Вскоре действительно показался турецкий пост — небольшое строение на правом берегу Дона. И судя по всему, люди там были, причем не просто отбывали очередь, а относились к своим обязанностям серьезно, что оказалось неприятным сюрпризом. Иван тут же доложил о своих подозрениях, на что Петр Трегубов лишь тихо выругался.

— Видать, что-то все же пронюхал этот царский Иуда... Что дальше делать будем, Ваня? Пройдем, или нет?

— Сейчас пройдем. Когда пойдем обратно, большой корабль я укрыть от их глаз не смогу, но мы с ним и не управимся. Будем брать какую-нибудь мелочь. Подсылы сказывали, что таких там сейчас много стоит.

— Ну раз так, давай!!! С богом, казаки!

Тихо, стараясь не шуметь, челн проходит мимо поста, стараясь держаться ближе к левому берегу. Там все поросло камышом, и на их фоне челн полностью сливается с чернотой ночи. Но дозорные на посту спокойны, и не обнаруживают опасности. У них сейчас более важное дело — доносится запах жареного мяса. Очевидно, решили барашка на кебаб пустить. Ну и ладно, казаки на это не в обиде. Вскоре пост остается позади, и скрывается за поворотом. Все, дальнейший путь свободен до самого Азова. Лиса пробралась на подворье, и теперь предстоит лишь выбрать добычу не только пожирнее, но и по силам. Что будет сделать довольно сложно на рейде, полном стоящих на якоре судов. Но лиса умна и хитра. Она безошибочно находит то, что ей нужно. И никогда не станет связываться с добычей, которую не сможет утащить.

Глава 4

Хасан

Когда из-за последнего поворота показался азовский рейд, полный стоящих на якоре судов, было уже далеко за полночь. Привычные к гребле казаки не роптали, но все же надо было спешить. Ведь предстоял еще путь назад, гораздо более сложный и опасный. Бесшумным призраком челн подкрался к одному из стоявших ближе к краю суденышек. По мере приближения стало ясно — турецкая фелука. Команда человек пять — семь, не больше. Может ходить как на веслах, так и под парусом. Как раз то, что нужно. Есть ли на ней груз, или нет, это не так уж важно. Важно то, что эта посудина со своей осадкой сможет войти в Мертвый Донец и дойти до самой крепости. А уж чем ее загрузить — найдется.

Плеск темной воды, фелука все ближе, и вот наконец-то челн у нее под бортом. Иван контролировал обстановку на предмет малейшей опасности, но... Команда турецкой посудины мирно спала! Даже вахтенный, который должен был бдить, прикорнул, сидя на бочке. Ну, что же... Не повезло вам, сердешные, сегодня...

Лазутчики привыкли действовать без шума, поэтому всю команду тихо вырезали во сне. Иван, на всякий случай, был наготове, но не понадобилось. Оставили в живых только капитана, которого тоже удалось повязать тихо и быстро благодаря Ивану. И теперь турок дико таращился на ночных демонов, стоявших перед ним, не способный даже пошевелиться и закричать, поскольку кляп не давал такой возможности. Но неожиданно один из демонов обратился к нему на хорошем турецком языке.

— Ты капитан? Если да, то кивни.

— Угу...

— Слушай меня внимательно. Пока что ты побудешь связанный, но после тебя освободят. Выполняй все, что от тебя потребуют, и клянусь Аллахом, ты останешься жив. Если согласен, кивни.

— Угу...

— Вот и хорошо. А пока продолжай спать, до рассвета еще далеко.

И пленный тут же закрыл глаза. Петр и остальные казаки с удивлением глянули на Ивана.

— Ваня, чего это с ним?! Окочурился что ли со страху?

— Нет, просто спит. Спящий он нам сейчас более удобен. А то еще буянить начнет.

— Как — спит?!

— Я ему сказал — спать. Вот он и спит.

— Ты и это можешь?!

— Могу.

— Ну, Иван!!!

— Петро, потом удивляться будешь. Тикать отсюда надо, и побыстрее. Нехорошее предчувствие у меня.

— Ты что-то узнал?

— Нет, но чувствую. Турецкий пост будем проходить, как рассветет, чтобы нас хорошо разглядели.

— Зачем?!

— Ждали нас здесь. Не спрашивай, откуда я это знаю. Все равно, не смогу объяснить. Просто знаю, и все. Поверь на слово. Поэтому, сделаем несколько по-другому, чем ранее задумали. Этого капитана здесь многие стражники знать должны, вот он мимо поста нас и проведет. Я — осман, родственник купца и хозяина этой посудины, который получил приказ азовского паши доставить груз продовольствия в крепость Сед Ислам. Но сам хозяин таким делом заниматься не будет, у него для этого мальчик на побегушках имеется. То есть я. Вы — нанятая команда из понтийских греков. Вряд ли кто в крепости греческий знает. А если знает, то я рот излишне любопытным заткну. Мы вышли из Азова еще до рассвета, чтобы засветло успеть до крепости добраться, и пока здесь проклятые гяуры-казаки не появились.

— Ну, Ваня, как по писаному чешешь!!! И как же Вас теперь звать-величать, досточтимый бей-эфенди?

— Пусть будет... Хасан!

— Слушаюсь, досточтимый Хасан-бей! Что прикажете?

— Рубим якорный канат — выбирать якорь некогда, спускаемся по течению, а там поднимаем парус и идем так, чтобы подойти к посту с рассветом. Заранее переодеваемся в турецкие тряпки, что с собой взяли. Я, как истинный осман и родич богатого купца, побогаче. Вы, как презренные греческие голодранцы, попроще. Пусть нас заранее разглядят, как следует, а то еще пальнут не разобравшись в темноте. Челн спрячем по пути в камышах, с ним мимо поста лучше не идти. Если турки нами заинтересуются, то я вместе с капитаном с ними поговорю. Если нет — идем дальше. Без какой-либо спешки, и не привлекая внимания. А там посмотрим...

Казаки быстро распределились по суденышку, якорный канат перерезан, и вот оно уже медленно сплавляется вниз по течению. Иван контролировал обстановку, но опасности пока не ощущал. То ли стража на стенах Азова вообще не заметила, что одно из судов стало потихоньку удаляться, то ли не придала этому значения. И пока есть время до подхода к посту, надо все как следует обдумать еще раз. Он не стал говорить Петру всего, что узнал, заглянув в душу турка. Мерзкую душонку, кстати. Как все закончится, надо будет поскорее отправить его на встречу с Аллахом. Будь запас времени, и если бы Ивана кто послушал, то повесил бы мерзавца, чего боятся все турки. Но раскрываться, увы, нельзя. Иначе казаки поймут, что он может узнавать то, что скрыто в душе, даже не прибегая к искусству ката. А поразмыслить есть над чем. Самое неприятное, что их тут ждали. Просто не ожидали такой наглости. Но то, что казаки перекроют выход из Дона со стороны моря, и могут ночью подойти под самые стены Азова, взяв его в клещи, туркам стало известно. Значит, либо в окружении войскового атамана завелся турецкий подсыл, либо воевода каким-то образом пронюхал. Хорошо по крайней мере то, что о планах захвата небольшого турецкого суденышка на рейде Азова и штурма Лютика до самого выхода в поход знали всего четыре человека. Сам войсковой атаман Яковлев, атаман Самаренин, как командующий походом, а также Матвей Колюжный и Иван, как разработчики плана. Даже есаулы и Петр Трегубов с остальными казаками-лазутчиками не были посвящены в это, и узнали лишь тогда, когда казачья флотилия вышла в море. А до этого все считали, что идут блокировать выход из Дона, чтобы никто из турок не сбежал. Про Лютик турок тоже ничего не знает, но это ни о чем не говорит. Никто не станет делиться секретными сведениями с кем попало. А вот то, что он бывал в Лютике раньше, доставляя туда припасы, это очень хорошо. Правда, дальше двора крепости его не пускали, но и то хлеб. И коменданта крепости досточтимого Кадыр-бея он знает, а тот знает его. Так что, у мерзавца есть возможность пожить на этом свете еще пару дней, а может быть даже все три! Тут уж как получится...

Когда на востоке забрезжил рассвет, турецкая фелука под парусом вышла из-за поворота перед постом, и направилась на выход в море. Ничего, способного вызвать хоть какие-то подозрения, на ней уже не было. Старая команда кормит донских раков, а новая суетится на палубе, подгоняемая окриками недовольного капитана. На корме восседает молодой, но судя по всему, довольно богатый осман в дорогой одежде, лениво поглядывая то на суетящихся матросов, то на проплывающие мимо берега. С берега заметили ранних гостей, и просигналили подойти ближе. Проскочить беспрепятственно не получилось.

Капитан турок, как выяснилось — Касим, побледнел, но дал приказ править ближе к берегу, и убрать парус. Петр вопросительно глянул на Ивана, но тот лишь кивнул, не меняя безразличного выражения лица. Поравнявшись с постом, фелука спустила парус и медленно сплавлялась по течению, когда от берега отошла лодка и понеслась к борту. Видать, страже скучно, вот и изображают кипучую деятельность. Да и на бакшиш надеются, скорее всего.

А вот тут вам, служивые, не повезло.

Последние взмахи весел, и на палубу взбираются два человека. Еще два остаются в лодке и внимательно наблюдают. Очевидно, стража никак не возьмет в толк, откуда взялись эти сумасшедшие, собирающиеся выходить в море, когда оттуда ждут казаков. Чем и поинтересовался старший из стражников сразу же после взаимных приветствий. Турецкий капитан начал что-то мямлить, но Иван глянул в глаза служивому.

— Уважаемый, я — Хасан, посланец досточтимого Энвер-паши. Мне приказано выполнить данное им поручение. Выполнить даже ценой своей жизни. Какое именно, я сказать не могу. Вот бумага, обязывающая всех оказывать мне всяческое содействие. Поэтому мне и моим людям нужно немедленно пройти в море, даже рискуя нарваться на проклятых гяуров. Вы меня понимаете?

— Да, Хасан-бей, но ведь это очень опасно! Гяуры рыщут где-то поблизости!

— На все воля Аллаха! У меня нет пути назад, только вперед.

Это в корне меняло дело. Рассыпавшись в извинениях, что невольно задержали такого важного человека, стража тут же ретировалась, пожелав счастливого пути. Фелука снова подняла парус, и продолжила свой путь вниз по течению. Когда удалились достаточно далеко, все перевели дух и Петр подошел к Ивану, по-прежнему важно восседавшему на корме и поглядывающему по сторонам.

— Ну, Ваня, не ожидал, что ты турок так оприходуешь! Или ты их... того?

— Того, Петро, того. Только помалкивайте об этом. Когда их спросят, что они видели, то все скажут, что прошла фелука, на которой был посланец Энвер-паши с важной бумагой, согласно которой все должны ему помогать.

— Какая бумага?! Ведь у тебя нет ничего!!!

— Это ты знаешь, что нет. А вот турки, что тут были, считают, что есть.

— Ну, Ваня... Хасан-бей... Далеко пойдешь!!! Так может быть мы и во дворец к турецкому султану наведаемся?

— А что, я не против! Пошли.

— Тьфу на тебя, шут гороховый!!! Дальше что?

— Идем на выход в море, как добропорядочные турецкие купцы, и никого не трогаем. Там наши стоят, это тоже одна из причин, почему я хотел из Дона по-светлому выходить. А то еще нас за турок примут.

— Не боись, не примут.

— Не-ет, Петро! Как говорится, на все воля Аллаха! Но на Аллаха надейся, а верблюда привязывай!

— Ну, Хасан хренов!!! Ишь, как в личину турка вошел!

— Так надо, Петро! Вот увидишь, нам эта личина еще не раз поможет.

Вокруг раздался смех. Все откровенно забавлялись, поглядывая на восседавшего на бочке с важным видом "Хасана". Иван же, полностью войдя в роль купеческого приказчика, лишь снисходительно улыбался, лениво отвечая на реплики товарищей.

— Нет, ну вы только гляньте на него, казаки! Ну прямо вылитый турчонок!

— Да не простой турчонок, а из богатеев!

— И такой же наглый, нагайки просит!

Так под смех и шутки дошли до самого выхода из Дона, где встретились с находившимися в засаде казачьими стругами. Казаки действительно поначалу было приняли идущую под парусом фелуку за пытающихся выйти в море турок, но разобрались быстро. И скоро смех начался и среди них, когда увидели царивший на палубе турецкого суденышка "маскарад". Разумеется, в центре внимания оказался "Хасан". Но задерживаться здесь было нельзя. Сообщив важные сведения командовавшему отрядом есаулу, и посоветовав не соваться под стены Азова, а продолжать находиться на прежнем месте, Петр Трегубов повел фелуку на север, к устью Мертвого Донца. Нужно было обязательно успеть дойти до крепости засветло. На этом и строился весь расчет.

Фелука быстро шла вперед, рассекая небольшие волны залива, а Иван думал, как построить разговор с комендантом крепости. То, что они с пленным турком Касимом знают друг друга, невероятная удача. Но надо, чтобы турок не взбрыкнул в решающий момент. Если же все время подавлять его волю, то это могут заметить при внимательном наблюдении. А уж то, что за ними будут наблюдать во все глаза, сомневаться не приходится. Значит, надо придумать какой-то ход, позволивший не только попасть внутрь крепости вместе с Касимом, чтобы его обязательно опознали, но и исключить любую возможность его самостоятельных действий. А пока есть время, надо действительно письмо коменданту Лютика написать. Тем более, уже давно удалось раздобыть образцы писем и печати канцелярии азовского паши, подписанные лично самим пашой. До сегодняшнего дня эти ценные трофеи лежали без дела, так как применить их было просто негде. Никто из казаков, вышедших в поход, об этом кроме Ивана не знал. Даже атаман Самаренин. Вообще-то, письмо к коменданту Лютика "от Энвер-паши" было заготовлено еще в Черкасске, но без указания даты и с упоминанием одного лишь Хасана. Теперь же Иван решил написать новое, куда обязательно включить имя пленного турка. Даже если у коменданта и возникнут поначалу какие-то подозрения, то упоминание в письме имени его старого знакомого должно их развеять. Благо, точная копия печати, чернила, перья и бумага лежали в коробе, который он захватил с собой, и можно было при желании состряпать любые документы за подписью "паши", которую Иван научился подделывать виртуозно. Погода стояла хорошая, брызги на палубу не залетали, поэтому Иван занялся составлением письма, достав письменные принадлежности, и используя крышку короба в качестве стола. За этим делом его и застал Петр, глянув через плечо.

— Что пишешь, Ваня? И как ты только в этих закорючках разбираешься?

— Письмо от азовского паши коменданту Лютика составляю. А закорючки — это османский вариант арабского алфавита.

— Ну и слова мудреные какие-то! Ты по-русски скажи.

— Буквы у турок такие. Похожи на арабские, но не совсем. Надо в письме обязательно имя нашего Касима, чтоб ему в аду гореть, упомянуть. Тогда нам веры больше будет. И есть у меня еще к тебе разговор, Петро. Как нам все лучше сделать...

По мере разговора Петр все больше удивлялся. Уточнив некоторые вещи, усомнился в их необходимости, но Иван был непреклонен.

— Нет, Петро. По-другому никак нельзя. И так нас подозревать будут, что могут даже в крепость не пустить. Вполне могут забрать припасы прямо на берегу, и пожелать счастливого пути обратно — прямо в лапы гяуров. Тем более, я у в е р е н, что комендант Лютика заранее предупрежден о том, что мы собрались идти на Азов. Если знают в Азове, причем даже такие голодранцы, как наш Касим, то комендант крепости тем более знать должен. Нельзя считать врага глупее себя. А турки — далеко не дураки, ты это знаешь.

— Но ведь это очень опасно!

— Не опаснее абордажа турецкой галеры.

— Ну, ладно... Поговорю с атаманом...

Оставшийся путь до Мертвого Донца прошел без приключений. Море было спокойным, дула легкая "низовка" (ветер западных направлений — местный жаргон), и фелука резво шла вперед. До тех пор, пока не свернула в устье Мертвого Донца, и не попала прямо в объятия спрятавшихся здесь казаков. Впрочем, разобрались быстро, система сигналов была отработана еще в Черкасске. И вскоре фелука стояла в окружении казачьих стругов, выделяясь среди них значительно более крупными размерами, а находящиеся в стругах казаки не могли удержаться от хохота. Причем громче всех хохотал отец Ивана при виде сына.

— Петро, а что это ты за малахай напялил?!

— А Ванька-то, Ванька! Вылитый турок!

— Хорош, казаки! Хватит лясы точить, надо дело делать!

Окрик атамана утихомирил страсти. Вместе с есаулом Степаном Платовым они перебрались на палубу фелуки, и осмотрели трофей.

— Добрую посудину взяли, Петро, молодцы! Пожалуй, что такая и нам пригодится. А это еще что за чучело?

— Да это турка одного прихватили.

— Зачем?!

— А про то пусть Иван сам расскажет...

По мере рассказа лица атамана и есаула вытягивались все больше. Когда Иван закончил, Самаренин все же усомнился.

— Ваня, а сможешь? Ведь на грани будешь действовать.

— Смогу, атаман. А сейчас надо припасы в фелуку погрузить, а потом аккуратно ее обстрелять, чтобы лишнего не испортить. Да поскорее. Нам обязательно надо прийти в крепость до заката.

— Понятно... Добре, казаки! Начинаем...

Вскоре пустая фелука оказалась до предела нагружена различными припасами, которые отправил "паша". Расставаться с этим атаман не боялся, все равно назад заберут, когда возьмут крепость. А не возьмут... Не стоит это барахло возможных потерь. После погрузки самые опытные стрелки аккуратно произвели с десяток выстрелов, чтобы на корпусе и парусах были заметны свежие попадания пуль, но при этом стараясь не допустить сильных повреждений. И лишь после этого фелука продолжила путь, теперь уже вверх по течению Мертвого Донца. Благо, ветер был попутный, и не требовалось махать веслами.

Но турецкая фелука шла не просто так. За ней по пятам "гнались" два казачьих струга. Расстояние было еще довольно большим, но постепенно сокращалось, и если бы кто наблюдал за этой картиной со стороны, то у него вряд ли бы возникли сомнения в результате этой гонки, продолжайся она достаточно долго. На стругах гремели ружья и фальконеты, с фелуки им тоже отвечали редкими выстрелами. Но ветер все же здорово выручал "турок", и

с такой скоростью они имели все шансы успеть добраться до крепости Сед Ислам раньше, чем будут настигнуты проклятыми гяурами.

Шумела вода под форштевнем, и паруса, наполненные ветром, гнали фелуку вперед. Беглецам пока что удавалось если и не сохранять дистанцию между ними и преследователями, то вынуждать их догонять очень медленно. Мимо проносились близкие берега, поросшие камышом, а впереди уже видны стены крепости Сед Ислам и перегораживающая Мертвый Донец цепь. Там без сомнения заметили приближающуюся фелуку и рвущуюся за ней погоню, но пока еще ничем не могут помочь — дистанция великовата. Казаки это прекрасно понимают и не отстают, все же надеясь завладеть ценной добычей, которая уже так близко...

И вот наконец-то грянули выстрелы из пушек со стен крепости. Конечно, попасть с такого расстояния можно лишь случайно, но гарнизон дал понять проклятым гяурам, что легкой добычи не будет. Взметнулись столбы воды от упавших ядер, причем довольно далеко от стругов, но они все же сделали свое дело. Гяуры решили не рисковать, и повернули обратно. Тем не менее, не прекращая обстрел.

Иван и Петр переглянулись. Пора. Иван отвлек своим вопросом пленного турка, а Петр, прикрыв пистолет заранее приготовленным мешком, выстрелил Касиму в грудь. Теперь есть возможность не только попасть внутрь крепости, но и убедить коменданта в том, что они те, за кого себя выдают. Петр тут же выбросил мешок за борт, а Иван склонился над раненым, рухнувшим на палубу, и быстро обнажил рану, начав накладывать на нее повязку.

— Ваня, а раньше времени не загнется?

— Не волнуйся, Петро! Загнется, когда надо. Хоть какая-то польза от него будет. Теперь говорим только по-турецки, предупреди еще раз казаков...

Петр вернулся к управлению фелукой, а Иван, наложив повязку на рану, влил в рот турку немного какого-то снадобья, и глянул в его искаженное болью лицо.

— Вот так, Касим. Это тебе достойная награда за все, что ты натворил в жизни. Аллах не любит таких, как ты. Поэтому ты отправишься прямиком в ад. Там тебе самое место. Прощай.

Раненый закрыл глаза, а Иван тщательно проверил его состояние, проведя руками вдоль тела. Ничего, проживет еще какое-то время. Умер бы он от этой раны, или нет, еще неизвестно. Но медленно действующий яд не даст ему ни малейшего шанса. И правоверный Касим, подданный великого султана Блистательной Порты, отправится на встречу с Аллахом еще до захода солнца... Хотя скорее всего не с Аллахом, а с шайтаном. Причем не приходя в сознание. А больше от него ничего и не требуется.

Но вот наконец-то полный опасностей путь из Азова закончен, и фелука пристает к берегу возле стен крепости Сед Ислам, стоящей в устье ерика Лютик. Сразу было видно, что служба здесь несется, как положено. На стенах стояла стража, высматривая врага, а видневшиеся стволы пушек говорили о том, что если только кто рискнет подойти близко, то получит массу неприятностей. На берегу уже появились встречающие, и сразу же завязалась оживленная беседа. Выручало то, что все лазутчики неплохо знали турецкий язык, и вполне могли сойти за понтийских греков, находящихся на турецкой службе. Все удивлялись, как этим смельчакам удалось прорваться из Азова и уйти от казаков. Но Иван быстро пресек пустые разговоры, направив их в деловое русло.

— Эфенди, мне нужно срочно видеть коменданта крепости. Проводите меня к нему. И вызовите лекаря, наш капитан ранен. Боюсь, что смертельно.

Команда из "греков" занялась разгрузкой вместе с турецкими солдатами, а Ивана проводили внутрь крепости. Он спокойно шел вместе с сопровождающими его аскерами, запоминая маршрут и обращая внимание на любые мелочи. Крепость Сед Ислам представляла из себя строение квадратной формы с башнями по углам. Стены каменные и довольно высокие, просто так на них не заберешься. На стенах стоят пушки, и находятся караульные посты. Вокруг стен — ров с водой. Пройти можно только по узкому мосту, находящемуся возле ворот. Но соваться сюда — верная гибель. Место хорошо простреливается со стен сверху и через бойницы. Длина каждой стены — шагов пятьдесят. Но внутри крепости неожиданно оказалось довольно много людей. И как турки тут помещаются? На Ивана обращали внимание, но опасности он не чувствовал. Его признали за своего. А среди тех солдат, кто сейчас помогает на разгрузке фелуки, ни одного грека нет, это он выяснил сразу же. Поэтому, какое-то время их будут принимать за настоящих посланцев из Азова. Сейчас же главное — разговор с комендантом. Из памяти Касима Иван узнал, что комендант — фрукт еще тот.

Войдя в комнату, Иван увидел сидевшего за столом уже немолодого турецкого офицера, читавшего какие-то бумаги. Старший из аскеров, сопровождавших гостя, заранее доложил о прибытии, и теперь Иван предстал перед взором местного начальства. Поздоровавшись согласно всем правилам этикета, и пожелав долгих лет жизни и благополучия, с поклоном вручил деревянный пенал, в котором лежало письмо. Комендант небрежно ответил на приветствие и занялся чтением письма. Впрочем, ничего особенного в нем не было. Разве что известие о прибытие казаков под стены Азова. Почитав, усмехнулся, и глянул на гостя.

— Чего-то подобного я и ожидал. Но как вам удалось вырваться из Азова, Хасан?

— Мы вышли еще до рассвета, уважаемый Кадыр-бей. Эти нечестивцы-казаки, да покарает их Аллах, заняли позиции выше Азова, и нашего ухода не видели. Весь путь до выхода в море прошли спокойно, никого не встретив. В море почти до самого устья Мертвого Донца тоже не было никаких помех, но тут неожиданно появились гяуры. Очевидно, они прошли по какой-то мелководной протоке, и погнались за нами. Хорошо, что дул попутный ветер, и нам удавалось сохранять дистанцию. Но в реке они начали нас потихоньку настигать. Если бы не ваши пушкари, то могли бы и не уйти. Да продлит Аллах ваши дни, уважаемый Кадыр-бей.

— Понятно. Я слышал, ваш капитан ранен?

— Да. Получил пулю уже тогда, когда гяуры развернулись и стали уходить. Я перевязал его, как мог, и сразу же попросил вызвать лекаря, едва мы подошли к берегу.

— Ничего, если он сразу не умер, то думаю, что наш лекарь вытянет за ноги с того света этого старого грешника. Как там сейчас обстановка в Азове?

Тут врать было опасно, поэтому Иван начал рассказывать лишь то, что сумел узнать в памяти Касима, и то, что передавали находящиеся в Азове подсылы. Ничего удивительного в этом не было — предатели есть у всех. И ни казаки, ни турки не брезговали прибегать к их помощи. Выручало также то, что Иван, то бишь Хасан, как простой купеческий приказчик, мог знать лишь сведения общего характера, известные всему населению Азова. Впрочем, комендант крепости их тоже прекрасно знал, и не услышав в рассказе гостя ничего нового, лишь махнул рукой.

— Думаю, все будет, как и раньше. Побузят немного казаки, постоят под стенами Азова, и уйдут. Не в первый раз. Слишком мало сейчас у них сил, чтобы взять город штурмом.

— Но ведь они могут начать осаду, уважаемый Кадыр-бей. Если они подошли к Азову со стороны верховьев Дона, то ведь вполне могут сделать это и со стороны моря. Те, кто за нами погнались, вполне могли быть передовым отрядом, прошедшим по мелководным протокам. Казаки так часто делали. И будут перехватывать все наши суда, идущие в Азов.

— Скорее всего так и будет, Хасан. Но мы поломаем гяурам их планы. Возвращаться обратно в Азов тебе сейчас очень опасно. Думаю, устье Дона уже заблокировано казаками, и если ты только сунешься туда, то тут же попадешь им в лапы. Сейчас вам очень повезло, что вы успели проскочить раньше, чем эти разбойники вышли в море. Поэтому, у тебя есть хорошая возможность сослужить службу нашему великому султану, да продлит Аллах его дни. Ваш капитан тяжело ранен, а как у тебя и твоих людей с искусством навигации?

— Увы, уважаемый Кадыр-бей. Мои люди хорошие, опытные матросы, умеющие управляться с парусами и веслами, в том числе и в плохую погоду. Но навигаторы из них неважные. Если не сказать — никакие. Если идти все время вдоль берега, то еще куда ни шло. Но если идти напрямую через море... Вряд ли. Я же вообще в этом мало что понимаю. Мое дело — торговля.

— Жаль... Думал отправить тебя в Керчь, чтобы предупредить там всех о вылазке гяуров... И у меня здесь ни одного толкового моряка нет.

— Но ведь в этом нет необходимости, уважаемый Кадыр-бей! Азовское море не такое уж и большое. Мы можем идти все время вдоль берега, не упуская его из виду, и рано, или поздно, все равно доберемся до Керчи!

— Хм-м... Пожалуй, ты прав, Хасан. Это единственный выход. Не боишься идти в море?

— Не боюсь! Наша фелука — очень надежное судно, а команда хорошо знает свое дело. Лишь бы не напороться на казаков.

— По этому поводу вряд ли стоит опасаться. Эти разбойники с большой дороги уже ушли. Сторожить вас на выходе из Мертвого Донца нет никакого смысла. Во-первых, по их мнению никто в здравом уме сейчас выходить отсюда не будет. А во-вторых, даже если и будет, то с него все равно взять нечего. Поэтому, как стемнеет, уходите. Идите все время вдоль северного берега, тогда казаки вас не заметят ночью, даже если будут где-то поблизости.

— Но нам надо устранить поломки, полученные при обстреле. Да и запасов у нас на такое плавание нет. Ведь мы собирались идти именно сюда, поэтому брали как можно больше груза в ущерб запасам.

— А говоришь, что ничего не понимаешь в этом деле, Хасан! Может быть как капитан ты и не силен, но как купец рассуждаешь вполне здраво. Хорошо, уйдете в следующую ночь, одни сутки ничего не решат. Завтра, как рассветет, начинайте починку своей посудины, и возьмите припасов на двойной переход до Керчи. Никогда не знаешь, с чем придется встретиться в море. Я не хочу, чтобы вам пришлось приставать к берегу на полдороги из-за того, что у вас кончится вода, или провизия.

— Благодарю Вас, уважаемый Кадыр-бей! Я все сделаю так, как Вы велите!

Откланявшись, Иван покинул коменданта. Ему любезно разрешили переночевать в казарме и сказали, что будут кормить наравне с остальными. Только его, о нанятых греках из команды фелуки "забыли", а Иван не стал напоминать. Его это вполне устраивало.

Первым делом он решил выяснить, как себя чувствует Касим. Но, увы. Лекарь, осмотревший раненого, сказал, что надежды нет, и вряд ли он доживет до утра. Рана серьезна, поэтому остается уповать лишь на милость Аллаха. У Касима начался жар, и он до сих пор так и не пришел в сознание. Высказав сожаление, что так все получилось, Иван вышел во двор крепости и осмотрелся. Стены высокие, ворота прочные и тяжелые. Такие только из пушки разбить можно, да и то не сразу. Конструкция ворот довольно простая, и очень надежная в своей простоте. Поэтому его задача — вовремя ликвидировать находящуюся возле ворот стражу, и открыть их. Но сделать это одному будет очень трудно. Значит, придется действовать по запасному варианту, предварительно дав возможность проникнуть в крепость остальным казакам-лазутчикам. И кроме как по веревке, сброшенной со стены, по другому это сделать не получится. А на стене стража. И не один-два человека, а гораздо больше.

Выйдя из крепости на берег, где уже заканчивали выгрузку фелуки, Иван подозвал Петра и обрисовал ему ситуацию. Все нужно сделать этой ночью, казаки будут ждать сигнала. Рассказу "Хасана" поверили, и пока что принимают их за настоящих посланцев азовского паши. Но надо спешить. Не исключено, что у турок здесь имеется своя голубиная почта, и нежелательное сообщение из Азова может прийти в любой момент. И хвала Аллаху, что он до сих пор так и не удосужился ниспослать просветление сознания Касиму.

Вскоре полуночи Иван вышел из казармы во двор крепости. Ворота давно закрыты, а стража на стенах бдит, как следует. Вокруг тишина, ветра почти нет, лишь надоедливые комары докучают своим присутствием. Пора начинать. На стенах, как он перед этим выяснил, несут караульную службу двенадцать человек. Смена произведена в полночь. Хорошо по крайней мере то, что стража не ходит по стенам постоянно, а большую часть времени наблюдает из угловых башен, поэтому со стороны их не видно. А то, угодить в такой ситуации под меткий выстрел из лука, или арбалета — проще простого, человеческий силуэт на стене на фоне неба виден снизу очень хорошо. Ведь в темноте одиночному стрелку можно подобраться к стенам крепости довольно близко.

Отведя глаза всем, кто был поблизости, Иван стал медленно и бесшумно подниматься по каменной лестнице на стену. Вот и последняя ступень. Здесь ощущается дуновение свежего ветра со стороны моря. Вокруг — ни огонька. Только луна выглядывает из-за туч. Совсем рядом серебрится лента Мертвого Донца в лунном свете. Согласно разработанного плана казаки должны уже подойти как можно ближе к крепости, и ждать сигнала. Лазутчики ждут на борту фелуки, ошвартованной к берегу. Как никак, охранять хозяйскую собственность надо, а спать вполне можно и здесь. Погода теплая, и сон на палубе на свежем воздухе гораздо лучше сна в душной и переполненной казарме. Вот они и "спят". Во всяком случае, караульные на стенах так считают.

Иван посмотрел по сторонам, и не обнаружил ничего подозрительного. Караульные во всех четырех башнях его н е в и д е л и, хотя иногда и поглядывали вокруг. Но в основном они очень внимательно вглядывались в ночную темень. Туда, откуда могла грозить опасность. Осторожно направившись к ближайшей башне, он ясно ощутил напряженность трех человек, пытавшихся разглядеть возможную опасность. Они здесь не видны с земли и неуязвимы для оружия врага, который вздумает подкрасться на дальность выстрела. И готовы в любой момент поднять тревогу. Но они не ждут нападения с тыла, от своих. Впрочем, если бы и ждали, то это им не помогло. Иван бесшумным призраком скользнул внутрь башни, и тут же сковал волю всех троих. Три быстрых удара кинжалом, и три неподвижных тела распростерлись на каменном полу. Вытерев клинок об одежду последней жертвы, Иван прислушался. Нет, все тихо. Никто ничего не заметил. И направился к следующей башне.

Обойдя стены крепости по периметру, как невидимый и неслышимый ангел смерти, Иван вышел из последней башни, и сбросил вниз веревку, предварительно закрепив ее внутри. А после этого вышел на середину стены, чтобы его было хорошо видно снизу на фоне неба, и вскинул руки вверх. По этому сигналу лазутчики должны быстро перебраться через ров с водой, и подняться по веревке на стену. Благо вся стража, находящаяся на верхних постах, уже на пути к Аллаху. А те, кто сторожит ворота изнутри, не видят, что делается вокруг. Им доступен для наблюдения лишь очень узкий участок — перед мостом и сам мост. Первая часть плана была успешно выполнена — часовые на стенах убраны без шума. Иван снова отошел в тень башни и стал ждать.

Вскоре раздался едва слышимый шорох, и над парапетом стены показалась голова Петра. Иван был рядом и тут же обозначил себя, прошептав.

— Петро, это я.

— Ух, Ванька, а я тебя за турка принял!!! Все тихо?

— Все тихо. Караульных на стенах я снял, остались четверо возле ворот. Остальные спят, и смена караула нескоро. Давайте за мной...

Четверо лазутчиков во главе с Петром быстро поднялись на стену и осмотрелись. Двое, на всякий случай, остались снаружи, у самой стены. Вокруг была тишина. Гарнизон крепости Сед Ислам крепко спал. Иван, стараясь не шуметь, стал спускаться по лестнице вниз, ведя за собой казаков. Надо торопиться. А то, вдруг кому-нибудь из турок взбредет в голову дурная мысль выйти во двор среди ночи? Может и помешать, если успеет шум поднять. Но опасения не оправдались, двор крепости был пуст, и казаки беспрепятственно достигли входных ворот. Осталась последняя помеха — четверо стражников, откровенно клевавших носом. Их можно было понять — какой смысл стоять возле наглухо запертых прочных ворот, откуда толком ничего не видно, что делается снаружи, когда на стенах находятся двенадцать человек, хорошо просматривающих все окрестности? Но служба есть служба. Сказали стоять возле ворот — значит стой.

Отведя глаза страже, Иван подошел почти вплотную, "лишив воли" всех четверых, и дал знак Петру. Быстрые удары кинжалом, и можно открывать ворота. Но сначала — сигнал казакам, притаившимся в ночной темноте неподалеку от крепости. Петр снял горевший фонарь со стены, и начал то поднимать его на уровень бойницы в воротах, то убирать. И очень скоро с той стороны послышался крик совы. Теперь медлить нельзя. Отодвинуть засовы, и отворить тяжелые створки. Шум это издает приличный, поэтому все должно быть согласовано по времени. И когда из казармы выглянуло несколько разбуженных шумом удивленных турок, казаки уже ворвались внутрь крепости.

Дальнейшее было вполне предсказуемо. Турецкий гарнизон, захваченный врасплох спящим, серьезного сопротивления не оказал. Хотя, кое-кто из турок постарался подороже продать свою жизнь, но на исход боя это не повлияло. Очень многие в условиях возникшей паники просто не смогли добраться до оружия. Те, кто оказал сопротивление, были тут же зарублены. Остальные, согнанные в угол двора, сдались. В плен угодил и сам комендант крепости, который теперь лишь сыпал проклятия на головы гяуров и пытался понять, как такое могло произойти. Лазутчики в этом участия не принимали, а сразу же, пропустив казаков внутрь крепости, укрылись на своей фелуке. А то еще не хватало в горячке боя от своих удар саблей получить, ведь в потемках вполне могут перепутать из-за турецкой одежды. Когда все закончилось и Сед Ислам пал, их вызвал атаман Самаренин.

— Молодцы, казаки. Такую важную крепостицу помогли взять, и с небольшими потерями. Только еще раз повторяю — молчите. Как именно вы это сделали, никому знать не надобно. Сделали, и сделали. А тебе, Ваня, земной поклон от всех. Если бы не ты, ничего бы этого не было. А сейчас у меня к тебе разговор есть. Пойдем, поговорим...

Иван удивился, но пошел следом за атаманом. Отойдя в сторону, чтобы их никто не мог слышать, Самаренин спросил.

— Ты как, сильно устал? Сможешь сейчас из главного турка все сведения вытряхнуть, как из того турецкого адмирала?

— Смогу, атаман, только лучше этого не делать.

— Вот как?! Почему?

— Ежели я с ним потолкую, то он запомнит, что я его волю давил. И тогда придется его обязательно к шайтану отправить, поскольку иначе он обо мне все рассказать сможет. И то, что никакой я не Хасан, и то, что могу волю человека своей волей подавить, и все, что он знает, на свет божий вытащить. Ведь войсковой атаман обязательно захочет выкуп за этого турка получить. И если его отпустить, то после этого обо мне весь Азов знать будет. А там и не только Азов. И как лазутчику мне после этого — грош цена.

— Хм-м, а вот об этом я как-то не подумал... Снова ты прав, Ваня. И что же делать? Федьке его отдать?

— Можно и Федьке, но зачем? Что этот главный турок, который Кадыр, важного знать может, если в этой глуши сидит? По настоящему секретные сведения ему сюда отправлять не будут, смысла в этом нет. Только то, что самой крепости касается, да последние азовские сплетни. Все его бумаги в наших руках, сжечь он ничего не успел. Давай, прочту. Но так, чтобы он меня не видел. И лучше, чтобы вообще никто из турок меня больше не видел. Пусть думают, что купеческий приказчик Хасан либо погиб, либо сумел удрать.

— Ну, Ваня, и голова у тебя! Хорошо, будьте все возле фелуки, и в крепость не суйтесь. Нечего туркам вас видеть. Да и снимите наконец эти турецкие тряпки, только внимание привлекаете. Бумаги я тебе сам утром принесу, тогда и прочтешь...

Как говорится, утро вечера мудренее, и Иван с этим спорить не стал. Быстро переодевшись, и приняв вместе с остальными лазутчиками нормальный казачий вид, завалились спать прямо на борту трофейной фелуки, которую уже считали своей. Хоть некоторые и выражали готовность принять участие в таком увлекательном и интересном деле, как пограбить, но Петр всем доходчиво объяснил — в крепость не соваться. Чем меньше турок будет их видеть, тем лучше. Поворчав для порядка, казаки подчинились. Да и вряд ли в этой небольшой крепостице, находящейся на задворках Османской империи, найдется что-то действительно ценное. Никто на это особо и не рассчитывал.

Утро началось с того, что снова нагрянул атаман. Злой и не выспавшийся. Как и ожидалось, ничего ценного в крепости не нашлось. Разве что кроме пушек, да некоторой суммы в золоте и серебре из личных денег коменданта и офицеров. Казна крепости была практически пуста. Неизвестно, приложил ли к этому руку ушлый комендант, но на общий итог это все равно не влияло. Атаман принес большую кипу бумаг и Иван сразу же углубился в чтение. В подавляющем большинстве документы были малоинтересны, и касались хозяйственной деятельности. Но вот несколько бумаг выбивались из общей картины. Это была личная переписка между комендантом крепости и азовским пашой. Среди привычных для турок витиеватых выражений и восхвалений султана с пожеланием ему долгих лет жизни и прочей словесной мишуры были факты, прямо говорящие о том, что в Азове хорошо знают не только, что творится в Черкасске и остальных казачьих городках, но и о том, что планируют предпринять казаки в ближайшее время. Причем узнавали турки обо всем очень быстро. Именно поэтому ночное нападение на крепость оказалось для всего турецкого гарнизона во главе с комендантом полной неожиданностью. Чрезвычайные меры секретности, предпринятые перед походом, а также умело подброшенная дезинформация себя полностью оправдали. Но это не решало главной проблемы — наличие хорошо налаженной разведывательной сети турок среди казаков и хорошая организация быстрой доставки сообщений. Именно это и высказал Иван, прочтя последний документ. Самаренин лишь выругался и махнул рукой.

— А что толку, Ваня? Мы с Корнилием это уже давным давно подозревали. Сейчас лишь наши догадки подтвердились, ничего нового я не узнал. И пока московский воевода здесь сидеть будет, ничего не изменится. Сам лично он ничего туркам не пишет, чтобы можно было его носом ткнуть. И никто из его ближайших помощников тоже не пишет, все на словах передается. Да еще может быть, что помощники о том и не знают. Большинство, во всяком случае. Он ведь, ирод, что делает. Не за золото туркам сведения шлет, тогда его взять на горячем было бы куда как проще. Либо это золото кто-то другой получает, о ком только воевода знает. А сам воевода в златолюбии вроде бы как и не замешан, и лишь волю московского царя выполняет — любыми путями казаков извести. Не нужны мы московскому царю, Ваня. Вернее нужны, но только как его холопы. Вот и получается, что кроме этих турецких писулек, от которых он сразу открестится, да слов его гонца пойманного, у нас ничего против него нет. А слова к делу не пришьешь. Скажут — поклеп и злостный навет на людей государевых.

— Не волнуйся, атаман. После этой ночи веры воеводе уже не будет. Турки теперь будут через мелкое сито просеивать все, что он пошлет.

— Надеюсь на это. Ваня, а у меня к тебе новое дело.

— Какое?

— Лютик мы взяли, причем очень быстро, и практически без потерь. Но взять здесь нечего. Азов же нам пока не по зубам. Такой случай мы с войсковым атаманом тоже рассматривали. А не прогуляться ли нам теперь в гости к татарам? В ту же Кафу? Там есть, что взять!

— О-о-о, это интересно! Что от меня нужно?

— Нужно, чтобы ты опять Хасаном стал. И торговать в Кафу на этой фелуке пришел. Петро вполне за кормчего-грека сойдет, он даже чуток по-гречески знает. А у тебя быть османским купцом Хасаном очень хорошо получается.

— Понятно. Раз надо — значит стану. Но для того, чтобы подозрений в Кафе не вызвать, надо ведь туда с каким-то товаром и деньгами прийти. Иначе не поверят.

— Будет тебе и товар и деньги. Даже если в убыток продашь, или вообще ничего не продашь, ничего страшного. Не за тем туда идем. Слишком долго тебе в Кафе задерживаться нельзя. Разузнаешь все, и сразу назад. Понял?

— Понял. Но надо сначала здесь все закончить. Как там Касим?

— А что Касим? Когда мы крепость взяли, еще дышал. А потом помер, болезный. Негоже заставлять шайтана ждать слишком долго.

Глава 5

Мзду брать можно. Но в меру.

Когда за кормой осталась Чушкинская коса, и вдали по правому борту показались стены Керчи, все надеялись поскорее миновать Керченский пролив и выйти в Черное море. Ясный летний день, погода тихая, и одиночная турецкая фелука спокойно идет под парусами, не привлекая ничьего внимания. Таких, как она, здесь хватает. Азовское море прошли без приключений, причем Иван впервые получил возможность опробовать свои навыки в искусстве навигации на практике. После прохождения Долгой косы взяли курс прямо через море на Керченский пролив, не став идти вдоль берега. Первый опыт получился вполне успешным, хотя казаки вначале и посмеивались, глядя на то, как Иван возится с картами и что-то подсчитывает. Но когда вдали показались берега пролива, причем именно тогда, как Иван и предполагал, даже у Петра, имевшего за плечами богатый опыт морских походов, во взгляде появилось уважение, и шутки по поводу излишней "учености" Ивана сразу же прекратились. Фелука с казаками-лазутчиками вошла в пролив утром в одиночку, чтобы не переполошить турок и татар раньше времени. А вот следующей ночью должны пройти основные силы казачьей флотилии. Удастся ли казакам пройти Керченский пролив незамеченными, или не удастся, пока неизвестно. Но даже если их обнаружат, вести об этом не достигнут Кафы слишком быстро. И у лазутчиков будет время выполнить задание в спокойной обстановке. Таков был предварительный план, составленный атаманом. А вот как пойдет на деле...

Но видно, что-то пошло не так в небесной канцелярии. То ли это была простая случайность, то ли излишнее служебное рвение, то ли чрезмерное сребролюбие. Которое, как известно, имеет место в среде османских и татарских чиновников, иногда достигая неприличных размеров, и приводя к печальным последствиям. Когда фелука почти поравнялась с Керчью, от берега в ее сторону понеслась быстроходная лодка. Иван и Петр внимательно разглядывали в подзорные трубы быстро приближающихся визитеров.

— Это явно не рыбаки. Похоже на каик портовой стражи... Их там человек десять, не меньше.

— Что делать будем, Ваня? По-хорошему с ними разойтись получится?

— Попытаемся. Если несутся к нам, как угорелые, то скорее всего хотят бакшиш содрать. Получат, куда же деваться... Аллах ведь завещал делиться с ближними. Но если только упрутся... Здесь не Азов, где стража боится наглеть слишком сильно, задевая азовских купцов. Ведь может боком выйти. Здесь Керчь, и на купцов из Азова здешним мздоимцам наплевать. Если по-хорошему не разойдемся, то придется топить всех. Следите за мной. И если я начну, приказа не ждите — бейте всех, кроме старшего. Но только ножами, ни в коем случае не стрелять Сопротивляться они не смогут. Так же, как и те, что в Лютике были.

— А если им волю подавить, чтобы убрались подобру-поздорову? Нельзя?

— Можно. Но ведь они вскоре очухаются и все вспомнят. И погоню за нами вышлют. Даже если уйдем, то пойдет гулять о нас молва сначала по Керчи, а потом и по всему Крымскому ханству. Оно нам надо?

— М-м-да... Куда ни кинь... Ладно, поглядим. Может быть бакшишем обойдемся...

Между тем, быстроходная лодка приближалась, и уже можно было без подзорных труб разглядеть, что в ней находятся местные служивые, вооруженные до зубов. Казаки лишь презрительно усмехались. Это не воины, а портовая стража, привыкшая иметь дело только с приходящими купцами, да с мелкой портовой шушерой, с которой она только и может "воевать". На противостояние серьезному противнику большинство из этих "воинов" не способно. И если бы во главе угла не стоял вопрос секретности, то с ними разделались бы без труда. Но... Привлекать внимание нельзя. Остается надеяться, что доблестные стражи не будут слишком усердствовать в своем служебном рвении, а получив "положенную" мзду, быстро уберутся восвояси. Еще немного, и быстроходный каик идет рядом, откуда последовало распоряжение убрать паруса. Делать нечего, приходится подчиняться местным властям.

Казаки разбежались по палубе, убирая паруса, а Петр с Иваном стояли на корме и ждали гостей, которые не заставили себя долго ждать. Когда суденышки сошлись бортами, на палубу фелуки сразу же перебрались трое служивых. Один, похоже, небольшой начальник. Вряд ли выше десятника. Но вел себя нагло и самоуверенно.

— Кто такие? Откуда и куда идете?

— Салям алейкум, бей-эфенди! Я азовский купец Хасан, идем из Азова в Кафу. А это моя команда. Капитан Кириакос и матросы.

— Хасан, говоришь? А эта образина — Кириакос? Что-то на грека ты не очень похож... А ну показывай, что везете.

Стражник подал знак своим подчиненным, которые тут же перебрались на борт фелуки, начав досмотр груза, при этом согнав команду на нос. Оснований опасаться досмотра не было, поскольку ничего подозрительного на борт фелуки перед походом на Кафу грузить не стали. Так, партия выделанных кож да кое-какая мелочь для продажи в Кафе. Обычная купеческая посудина с самым обычным грузом, пользующимся спросом во всех приморских городах Крымского ханства. Но это если с тебя не захотят что-либо поиметь...

Видя, что досмотр затягивается, и прекращать это увлекательное дело служивые не намерены, Иван сделал попытку "договориться". Десятник "снизошел", и после непродолжительного торга один османский золотой султани и пять крымских серебряных акче перешло в его карман. Однако, дальнейшее удивило всех. Татарин как будто бы что-то заподозрил, вынул монету, и стал ее внимательно рассматривать. Даже на зуб попробовал. А после этого усмехнулся.

— Фальшивыми деньгами расплачиваешься, Хасан? А ты знаешь, что у нас с фальшивомонетчиками делают? Взять его!

Остальные как будто ждали этого, и обнажили оружие, направив его на "греков". Двое же бросились на Ивана. Тянуть и дальше не стоило. Иван давно был готов к такому повороту дела, поэтому подскочившие к нему татары тут же рухнули на палубу под внезапными ударами кинжала. Остальные тоже не смогли оказать никакого сопротивления. Порядок действий был отработан заранее, поэтому никому ничего объяснять не пришлось. Вскоре из всего десятка портовой стражи в живых остался лишь один десятник, в глазах которого плескался ужас, и при этом он не мог даже пошевелиться. Казаки, быстро расправившись с татарами, тут же повалили на палубу и скрутили их начальника. Иван, вытерев кинжал об одежду убитого, поднял выпавшую из руки десятника монету, и привел его в чувство.

— Действительно, с виду вроде бы золотой османский султани. Но это не та монета, что я тебе дал. Не скрою, очень хорошая подделка. Решил зарабатывать таким способом, сын шакала?

— Хасан, ты что — колдун?! Что ты наделал?! Ведь тебя и твоих людей казнят за убийство!!! Отпусти меня, и я подумаю, что можно сделать!

— Что можно сделать? Можно тебя утопить, а можно повесить. Не хочу осквернять свой клинок о такую погань. Ты презренный вор, а не воин. Но сначала ты расскажешь мне все, что знаешь...

Казаки, тем временем, выбросили за борт трупы, подняли паруса и фелука стала набирать ход, удаляясь от Керчи. Каик пришлось вести под бортом, чтобы его поменьше было видно со стороны берега. Петр вел фелуку, внимательно глядя по сторонам, но вокруг пока что никого не было. А Ивану снова пришлось прибегнуть к малоприятному занятию палача. Очень скоро Мурат — так звали незадачливого вымогателя, покаялся во всех грехах, поскольку противостоять воле Ивана не смог. Как оказалось, сгубила его жадность и чувство безнаказанности. Он со своими людьми частенько устраивал мелким купцам подобные пакости, если был уверен, что ему это сойдет с рук. Обвинить в сбыте фальшивых золотых и серебряных монет и попытке подкупа стражи — и купец сам будет рад расстаться с большей частью своих денег, только бы его отпустили подобру-поздорову, и товар не трогали. Фальшивые монеты разных видов у него всегда были с собой, и он пускал их в ход в зависимости от того, какие лучше подходили в данный момент. Раньше этот метод срабатывал безукоризненно, поскольку Мурат со своими подельниками никогда не переходил дорогу серьезным людям, обращая внимание лишь на всякую купеческую мелочь, причем приезжих. Сильных покровителей у таких торгашей нет, поэтому и бояться особо нечего. Тем более, он никогда не отбирал в с е. Обычно — не более половины. Расчет был на то, что жаловаться купцы не побегут, поскольку если начнется разбирательство с обвинением в изготовлении фальшивых денег, то может выйти себе дороже. Вот и "Хасана" Мурат не счел опасным противником, приняв за заурядного мелкого торгаша, которых в здешних краях — как блох на собаке. И тем обиднее было разочарование из-за допущенной ошибки. Когда из возомнившего слишком много о себе Мурата выжать было больше нечего, его со спокойной совестью отправили за борт вслед за его подчиненными, а Иван призадумался. Ситуация все же складывалась не очень хорошая.

— Петро, все слышал?

— Слышал, Ваня. Это татарское корыто так и будем с собой тащить?

— Да. Надо увести его подальше, а там бросим. Скоро этих любителей поживиться, чем Аллах послал, хватятся. Хорошо по крайней мере то, что когда они собрались нас "тряхнуть", никому ничего не сказали, и вышли просто вроде как для дозора в проливе. Но когда к вечеру не вернутся, в Керчи забеспокоятся.

— Так ведь мы до вечера уже далеко уйдем!

— Уйдем, но этот Мурат не один работал. У него в городе свой человек в верхах есть, который его прикрывал за определенную мзду. И подозреваю, что присматривал за своим псом, о чем Мурат и сам не знал. Так что он может спохватиться раньше.

— Ваня, мы идем, как можем. Больше из этой посудины не выжать.

— Ладно... Будем надеяться, что до полудня этих шакалов не хватятся. А там уже погоню посылать бесполезно...

Фелука прошла центральную часть пролива и развернулась на юг. Все внимательно поглядывали назад, но погони не было. И только когда поравнялись с мысом Такиль, расположенном на самом выходе в Черное море, вздохнули с облегчением. Фелука закачалась на черноморской волне, взяв курс на запад вдоль крымского берега. Далеко впереди лежала Кафа — богатый город на побережье. Каик стражи бросили, сначала прорубив ему днище, и фелука, распустив паруса, быстро удалялась от опасного места. Наступал следующий этап плана, задуманного в Черкасске. И важная роль в его успешном осуществлении отводилась неприметной фелуке, ведомой в Кафу османским купцом Хасаном.

Между тем, фелука резво бежала вперед, и вполне можно было успеть до вечера достичь Кафы. Скоро в Керчи забеспокоятся по поводу пропажи Мурата с подельниками, если уже не забеспокоились. Но это не тот случай, чтобы сообщать о нем конными гонцами по всем приморским городам Крыма. А вот в следующую ночь казачья флотилия пойдет через пролив, и маловероятно, что удастся это сделать незамеченными. Кафу предупредят быстро — она ближе всех. Поэтому за завтрашний день надо успеть все сделать, и к вечеру уйти, поскольку послезавтра Кафа будет гудеть, как потревоженный улей. Маловероятно, чтобы "купцами из Азова" кто-то заинтересовался, но зачем попусту рисковать? Иван высказал свои соображения, и Петр с ними согласился.

— Так и постараемся сделать, Ваня. Если ветер не изменится, то к вечеру должны быть в Кафе. За завтрашний день все надо успеть сделать. И товар по возможности распродать, и сведения собрать, чтобы к ночи уйти. Иначе неизвестно, что в порту начнется, когда гонцы из Керчи прискачут. Уйти по-тихому тогда уже не получится.

— Петро, как придем в Кафу, мне сразу же надо будет пойти в город. А вы оставайтесь на фелуке.

— Но как ты один пойдешь?! Да еще ночью?! Там же не только стражи, но и ночных татей опасаться надо!

— Вот как раз эти тати мне и нужны. Они мно-о-го чего интересного знают! И поверь, одному мне сейчас будет гораздо проще. Не надо отвлекаться на ваше прикрытие. Если бы надо было что-то утащить — другое дело. А просто разузнать сведения я и один смогу. Вам же лучше вообще не показываться в городе. Ни за турок, ни за татар вы себя выдать не сможете. А греков здесь так "любят", что как бы чего не вышло.

— А справишься?

— Справлюсь.

— Ну, смотри, как знаешь!

Далеко за кормой остался Керченский пролив, справа высился берег Крыма, но море вокруг оставалось пустынным. Если в Керчи уже и хватились пропавшего десятка стражи вместе с каиком, то не связали их исчезновение с неприметной фелукой, прошедшей пролив рано утром.

Кафа встретила путешественников рейдом, полным стоящих на якоре кораблей и шумом богатого портового города, где все подчинено одной цели — делать деньги. Причем основу благополучия Кафы составляла работорговля, на которую работало фактически все остальное. Денег в этом деле крутилось не просто много, а очень много, поэтому пройти мимо такого "хлебного" места казаки просто не могли. Но Кафа — это крупный город с многочисленным населением и сильным гарнизоном, поэтому простая атака в лоб не годилась. Нужно было придумать какой-то хитрый ход, который вынудит противника распылить свои силы. А перед этим следует узнать о противнике как можно больше. Чем и думал заняться в самое ближайшее время османский купец Хасан, прибывший из Азова.

Пройдя через рейд, полный судов, Петр все же смог найти место, где можно было стать к причалу, а появившийся как по мановению руки портовый чиновник в сопровождении двух стражников быстро закончил все формальности, осмотрев судно и груз, и покинул борт фелуки в хорошем настроении. Правда, взяв при этом не только положенную плату портового сбора, но и "положенный" бакшиш. Мало того, еще и подсказал, к кому можно обратиться, чтобы сбыть товар оптом прямо в порту. Скорее всего тем купцам, с которых получал свою долю, как посредник, но не суть важно. Главное, что все формальности были закончены быстро и успешно, а стороны расстались, довольные друг другом.

Глядя вслед уходящим представителям власти, Иван прикидывал дальнейшие действия. В разговоре с татарами он выяснил, что ночью в портовом районе лучше не ходить, а если очень надо, то только группой и хорошо вооруженными. Местные шайки грабителей действуют очень активно, нападая на припозднившихся приезжих купцов. И городская стража толком ничего не может (а скорее не хочет) с этим поделать. Поблагодарив за предупреждение, Иван решил поступить с точностью до наоборот. И едва татары скрылись за поворотом, собрал всех в кубрике.

— Значит так, "купцы азовские". Кое-что интересное я выяснил. Поэтому схожу в город, пока не закрыли ворота. Петро, ваша задача. Вы все остаетесь на борту, что бы ни происходило. Если меня долго не будет, никуда не ходите, и не пытайтесь меня искать. Если я до завтрашнего вечера не вернусь, уходите, и действуйте дальше, как условились. Но думаю, что вернусь еще до восхода солнца. Стража на воротах никого не пускает внутрь ночью, но за определенную мзду выпустит. А не выпустят — дождусь утра. Тревожить здесь раньше времени никого нельзя. Все понятно?

— Ваня, ты что, сдурел? Одному по ночам здесь шастать?

— Именно это мне и нужно. Если мы пойдем втроем, увешанные железом, то еще неизвестно, захотят ли с нами связываться. А вот одинокий припозднившийся и хорошо одетый купец, да еще и без сабли, — лакомая добыча для любого ночного татя. На "живца" когда-нибудь рыбу ловили? Вот и здесь то же самое.

— Ну, Иван... А если мы хотя бы сзади будем идти? Где-то так шагах в пятидесяти?

— Не нужно, казаки. Вы мне только помешаете, и "добычу" спугнете. Не бойтесь, ничего со мной не случится. А ваша задача — сидеть здесь и товар сторожить, пока купец Хасан на берегу делами занят...

Солнце уже скрылось, и на город опустилась ночь. Иван шел по узким улочкам, старательно создавая образ припозднившегося прохожего, который торопится поскорее добраться до дома. Стража за все время так и не встретилась. Очевидно, служивые ночью сюда предпочитали не соваться. И его ожидание было вознаграждено. Очень скоро он почувствовал на себе оценивающие взгляды, и четыре тени, отделившиеся от стен, преградили путь вперед и назад.

— Куда так торопится досточтимый бей-эфенди?

— Добрый вечер, правоверные! Туда, где его ждут прекрасные гурии и все прелести жизни. А вы что тут делаете?

— О-о-о, да ты еще и философ, как я посмотрю! А ты знаешь, что Аллах велел делиться?

— Конечно, знаю!

Дальше тянуть было бессмысленно, и Иван начал действовать. Противников только четверо, улица пустынна. Он сразу безошибочно определил главаря, поэтому оставил его напоследок. Грабители ничего предпринять не успели, лишенные возможности к сопротивлению, и застыли, попав под влияние "чар" характерника. Три удара кинжалом в нужное место, и три трупа молча валятся на землю. Покончив с бандой, Иван подошел к главарю, продолжавшему стоять, как истукан, и отобрав у него нож, отвел в сторонку — в тень возле стены, где его скрывала темнота. Именно для этого он и настоял на том, чтобы идти в город в одиночку. Видеть дальнейшее не следовало никому. Даже своим казакам, с которыми ходил в разведку.

Иван не стал задавать никаких вопросов, а просто глянул в глаза бандита, полные ужаса, и не способного при этом издать ни звука. Очень скоро он узнал все, а бандит отправился вслед за своими подельниками, полностью исчерпав свою полезность. Тщательно вытерев кинжал о халат убитого и спрятав его в ножны, огляделся. Никто не заметил, что случилось на ночной улице, поэтому надо срочно уходить. Утром здесь найдут тела четырех грабителей, явно нарвавшихся не на того, кого хотели, и получивших по заслугам. Другого никто и не подумает. Но до утра еще далеко, и нельзя терять время. Быстрым шагом припозднившийся "купец" удалялся от места происшествия, внимательно прислушиваясь к окружающему миру. Все было тихо. Очевидно, местные банды поделили улицы между собой, и на чужую территорию никто не совался.

Но вот и нужный дом. Высокий сплошной забор выше человеческого роста, и с той стороны кто-то ходит, причем двое. Именно здесь живет досточтимый Ибрагим. Уважаемый человек и преуспевающий купец, с которым считают за честь быть знакомы многие состоятельные люди Кафы, и не только Кафы. Да вот только они не знают всего. Того, что этот всеми уважаемый человек стоит во главе целой шайки бандитов, которые работают на него. Бедняга Ахмет, введенный в заблуждение безобидным видом ночного прохожего, поведал много интересного против своего желания. Да пребудет с ним милость Аллаха... Но теперь надо поговорить по душам с его хозяином. Ведь он явно намного больше знает!

Иван прислушался и поняв, что сторожа по ту сторону забора удалились от этого места, быстро извлек из-под халата веревку с небольшой "кошкой" на конце, и забросил ее вверх. Попробовав дернуть убедился, что "кошка" держит прочно. Отведя глаза всем, кто мог находиться поблизости, быстро перебрался через забор и оказался во дворе, в центре которого стоял богатый дом. Ахмет не раз бывал здесь, поэтому Иван знал куда идти, и осторожно двинулся вперед, стараясь все же не выходить из тени деревьев. Оставлять позади себя лишние трупы, если того не потребуют обстоятельства, он не хотел. Как раз показались два сторожа, идущие по дорожке и прислушивающиеся к ночной тишине. Но все спокойно, кто посмеет сюда забраться? Разве что какой-нибудь сумасшедший, но это будет последнее, что он сделает в своей грешной жизни.

Смотав веревку и проскользнув через двор, Иван оказался перед дверью пристройки, которая ведет в хозяйственные помещения дома. Тут же находится и комната охраны, поэтому дверь никогда не запирается. Подойдя вплотную, прислушался. Так и есть. Часть охранников не спит, а во что-то играют. Хорошо, что петли двери смазаны и она не заскрипит. Во всяком случае, вчера не скрипела, когда Ахмет приходил сюда.

Осторожно отворив дверь, скользнул внутрь. Темный коридор, освещаемый лишь лунным светом через окна, и рядом открытая дверь, откуда доносится храп. Но двое сидят за столом, на котором горит свеча, и молча играют в кости. Никто в его сторону даже не взглянул, а благодаря мягкой подошве сапог Иван передвигался совершенно бесшумно. Очевидно, бодрствовала только эта смена охраны, весь остальной дом спал. Пройдя через хозяйственные помещения, оказался в большом зале, откуда вела лестница наверх в господские покои. Но вот что ждет дальше — неизвестно. Знания Ахмета на этом заканчивались, дальше его ни разу не пускали. Придется полагаться на свое чутье и рассказы бывалых казаков, что представляют из себя дома богатых турок и татар. На женской половине дома делать нечего, надо нанести визит самому хозяину. Плохо, если он будет не один, придется убирать свидетеля. Но тут уже ничего не поделаешь, "кисмет"...

Однако, Иван недооценил предосторожность хозяина дома. Когда он осторожно поднялся по лестнице на второй этаж, то почувствовал, что неподалеку кто-то есть. Двинувшись в направлении предполагаемой засады в конец коридора, очень скоро обнаружил двух здоровенных лбов, увешанных оружием, охраняющих какую-то дверь. Судя по всему, это была опочивальня хозяина, поскольку делать хранилище ценностей в таком месте никто не будет. Вот оно как! Значит уважаемый Ибрагим-бей даже своим слугам не доверяет. Интересно... Поняв, что обойтись без кровопролития уже не получится, Иван вздохнул и двинулся вперед. Не повезло вам, правоверные, сегодня...

Охрана так ничего и не поняла до самого последнего мига своей жизни. Но если первого Иван просто убил ударом кинжала в шею — как раз в щель между доспехами, и осторожно помог тяжелому телу лечь на пол, чтобы не создавать шума, то вот второму сначала заглянул в душу и выведал все секреты. Секретов не сказать, чтобы было очень много, но теперь он знал, что за дверью, которую охраняли эти несчастные, действительно находится опочивальня досточтимого Ибрагима. И он сейчас там один, поскольку немного прихворал. А так обычно его ложе согревает одна из многочисленных наложниц. А иногда она бывает и не одна. Любит женскую ласку досточтимый Ибрагим, что поделаешь... Но есть и неприятная новость — дверь всегда запирается изнутри на засов. Не доверяет Ибрагим никому. В общем-то, правильно делает. Но вот как теперь внутрь попасть, не поднимая шума?

Постояв перед дверью и убедившись, что выломать ее, не взбудоражив весь дом, невозможно, решил попробовать зайти с другой стороны. Проходя через двор, он обратил внимание, что окна второго этажа открыты, а под окнами идет небольшой карниз. Во всяком случае, можно попробовать. Если не получится — придется уходить. Он и так уже узнал достаточно. Но пока не испробованы все возможности, отступать нельзя. И выбрался через открытое окно в коридоре на карниз.

Он двигался по карнизу совершенно открыто, поскольку спрятаться здесь было решительно негде. Но охрана, ходившая по двору, его так и не заметила. Хотя временами задирали головы вверх, глядя прямо на Ивана, но тревоги не поднимали. Наука Матвея Колюжного принесла свои плоды. Преодолев с десяток шагов, замер. Вот и нужное окно. Постояв еще немного и убедившись, что в комнате спят, а во дворе все спокойно, скользнул внутрь.

Едва проникнув в опочивальню, Иван поразился царившей здесь роскоши. Куда там атаманскому дому в Черкасске! Но подойдя к огромной кровати, закрытой балдахином, насторожился. Что-то было не так. И лишь откинув полог понял, в чем дело. Ибрагим умирал. Жизнь еще теплилась в теле, но дыхание стало хриплым и прерывистым. Причем по его цветущему виду было ясно, что это не результат какой-то болезни. Скорее всего — яд. Иван сделал попытку привести купца в чувство, но ничего не получилось. Он так и не пришел в себя, а вскоре его тело изогнулось в конвульсиях и дыхание стихло. Иван про себя выругался от досады. Надо же, такой план разработал, все вроде бы учел, выполнил задуманное, и вот на тебе! Куда же он случайно влез? Если травят ядом т а к о г о человека, то за этим стоят серьезные люди, и просто так это делать не будут. Остается лишь гадать, кому перешел дорогу Ибрагим. У него самого уже не спросишь, а искать ответ в другом месте нет ни времени, ни желания. Окинув взглядом опочивальню, Иван решил создать видимость ночного ограбления. Ведь все ценности, что есть в этой комнате, все равно утром растащит челядь, когда узнает о смерти хозяина. Так чего добру пропадать? Быстро обойдя комнату и проверив все шкатулки и ящики в мебели, ссыпал в карманы то, что нашел. Не сказать, чтобы очень много, но карманы заметно потяжелели. Денег вообще не оказалось, в наличии были в основном разные женские безделушки из золота с драгоценными камнями, причем явно массовой выделки, а не какие-то шедевры. Очевидно, купец держал их здесь для подарков своим женам и наложницам. Была также горсть дорогих перстней в шкатулке, стоящей особняком. Но похоже, самый ценный трофей Иван снял с руки Ибрагима, подивившись необычной манере исполнения неизвестного мастера. Крупный камень буквально мерцал в лунном свете, независимо от положения перстня. Купцу-работорговцу он все равно больше не понадобится, а к шайтану в ад и так примут. Никаких бумаг покойный здесь не держал, до хранилища ценностей в подвале сейчас не добраться, поэтому оставаться в доме и дальше было бессмысленно. Еще раз осмотрев все вокруг, Иван покинул опочивальню через дверь, отворив тяжелый засов. Втянув внутрь трупы охранников, спустился на первый этаж и покинул дом тем же путем, что и пришел. А затем снова перемахнул через забор и скрылся в ночной темноте пустынной улицы. Никто из бодрствующих сторожей его так и не заметил.

Обратная дорога в порт все же не прошла без приключений — снова повстречались любители чужого добра. Но ничего нового узнать не удалось — эти тоже работали на Ибрагима. А несколько дополнительных мелких подробностей из жизни преступного мира Кафы особого интереса не представляли. Плюс городские сплетни, куда же без них? Сложностей у городских ворот тоже не возникло. Стражники хоть и поворчали для порядка, но от бакшиша не отказались, и выпустили из города молодого хорошо одетого дурака, который ищет приключения на свою голову среди ночи. Наконец, далеко за полночь, Иван все же добрался до своей фелуки, где его "греки" исправно несли службу. Трое отдыхали, но трое сидели на палубе, приготовив оружие, и внимательно вглядывались в ночь. Срочно поднятому Петру доложил обстановку, особо не вдаваясь в подробности о самом процессе получения сведений, а заодно выложил из карманов всю добычу. Петр внимательно выслушал и уточнил ряд моментов, поскольку охрана Ибрагима все же кое-что знала. По крайней мере, уже не придется действовать наобум. А после этого занялся трофеями.

— Молодец, Ваня! Правильно сделал, что забрал все цацки. Раз охрана во дворе никого не заметила, и ворота всю ночь оставались закрыты, то подумают, что это кто-то из своих. А значит завтра сильного шума в городе не будет, и мы спокойно своим делом займемся. Но показывать это здесь никому нельзя. Бабские побрякушки еще куда ни шло, такое пудами делают. Обычная золотая мишура — бабья радость. Но вот перстни — явно штучная работа. Причем работа не здешняя, а фряжских мастеров, это я тебе точно говорю. Как бы их не опознали. Особенно вот этот, который ты с Ибрагима снял. Похоже, что делали этот перстень на заказ, уж очень форма необычная, ни разу таких не видел. При дневном свете надо будет камень как следует глянуть, но уже и так ясно, что изумруд хорошей огранки.

— Так может Ибрагима из-за него и убили?

— Может быть. Да только думаю, что не из-за самого перстня, а из-за того, как он к нему попал. Неправедную жизнь купчина вел. Ох, неправедную!

— Знаешь, Петро... Оставлю-ка я этот перстень себе? Пусть он в мою долю добычи войдет. Вы как, не против, казаки?

— Ваня, да ты что, белены объелся?! Зачем он тебе? Ведь вещь очень приметная!

— Именно поэтому и хочу его взять.

— Но зачем?!

— Есть у меня одна интересная задумка. Ибрагима ведь не просто так на тот свет спровадили, кому-то из серьезных людей он дорогу перешел. И если это как-то связано с этим перстнем, то показав его в нужном месте и в нужное время, можно попытаться выманить этих людей из тени.

— Ну и что? Зачем тебе это надо?

— Пока и сам не знаю... Но если мы т а к начали работать, то согласны, что сможем добиться чего-то большего, чем просто местных купчишек тряхнуть? А если попытаться стравить турок с татарами, а татар с ляхами, что же в этом плохого?

— Ну, Ваня, ты даешь!!! Ты там случайно уже не войсковой атаман? Или хотя бы войсковой писарь?

На палубе раздался сдержанный смех, казаков явно развеселила озвученная перспектива. Но Иван оставался совершенно серьезным. Надев перстень себе на руку, и полюбовавшись блеском камня в лунных лучах, безапелляционно заявил.

— Зря смеетесь. То, что воевода Иван Большой на Дону творит, вас ничему не научило? Царь московский всеми силами старается нас своими холопами сделать. Вот и получается, что с одной стороны турки с татарами и ногаями, а с другой стрельцы московские. Долго мы с такими "добрыми" соседями протянем? Особенно если учесть, что именно Москва нас огневым припасом снабжает? И не только огневым припасом? Да только с одной стороны вроде как снабжает, а с другой пытается ярмо набросить. Забыли, как казаки Азов взяли, и четыре года его удерживали, все надеялись на помощь московского царя? Да так и не дождались. Зато дождались Ивана Большого, который втихаря пытается казаков извести.

— Так что же ты хочешь, Ваня?

— Хочу, чтобы своя казацкая держава у нас была. И чтобы ни царь московский, ни хан крымский, ни султан турецкий над нами власти не имели.

— Хм-м... Дело-то хорошее, но как ты это сделать собираешься?

— А вот послезавтра и начнем. С Кафы. Но есть одна сложность, Петро. Придется в нашей задумке кое-что менять. Как все закончим, уйдете без меня, а я в городе останусь.

— Ваня, ты точно не спятил?!

— Нет, Петро. Крепостные ворота, что недалеко отсюда, я как следует рассмотрел, когда в город шел, еще светло было. Вышибить их не получится. Ни тараном, ни зарядом пороха. Во всяком случае, быстро. И через стену в стороне от ворот тайком перелезть тоже не выйдет. Там дальше везде посты стражи. Устроим переполох на всю Кафу еще до того, как в город войдем.

— Так что ты предлагаешь?

— Вы уходите, а я остаюсь в городе. Как стемнеет, переоденусь бродягой, и буду ждать неподалеку от ворот. Когда подойдете, подадите сигнал, как будто сова ухнет три раза. После этого я быстро перебью стражу и открою ворота. По-другому никак не получится, если хотим войти в город тихо. Лучше действовать так же, как казаки Петра Сагайдачного — высадиться западнее Кафы и подойти по суше. Но им тогда удалось обмануть турок и забраться на стены, сейчас такое не выйдет. Стража усилена, да и бдит на совесть. Нападать с моря — всех переполошим раньше времени. Поэтому пусть на стругах ждут, когда на берегу потеха начнется, и лишь тогда на турецкие корабли в порту нападают.

— Ох, Ваня, и откуда ты такой чародей взялся? Никогда бы не поверил, если бы сам тебя в деле не видел! Ты уж не обижайся, но с виду — турчонок турчонком, да еще и богатырской статью особо не вышел. А вот поди же ты!

— Я не чародей, Петро. Я — характерник. По небу на черте не летаю, и воду в вино, а свинец в золото, превращать не могу. Но вот душу человеческую чувствую, и повелевать ей могу...

Остаток ночи прошел тихо. Утром Иван проснулся от заунывного пения муэдзина, призывающего правоверных на утреннюю молитву. Дабы не выходить из образа, совершил намаз по всем правилам прямо на палубе, пока остальная команда православных "греков" укрылась от греха подальше в трюме. День уже вступил в свои права, и вскоре на причале появился богато одетый пожилой человек в сопровождении слуг. Как оказалось, прибыл местный купец Фарит, заинтересовавшийся крупной партией кожи, и явно желающий перехватить ходовой товар у конкурентов, вот и пришел ни свет ни заря. После церемонии знакомства Фарит пожелал осмотреть товар, и в процессе этого всячески делал недовольный вид, занизив предлагаемую цену до невозможности, но только провести "азовского купца" ему не удалось. Когда Ивану уже надоело это лицедейство, он резко поставил местного торгаша на место, прекратив торг.

— Простите, уважаемый Фарит-бей. Но за такую цену я товар отдать не могу. Мне очень жаль, что Вы напрасно проделали свой путь и пришли сюда в такую рань.

— Но помилуйте, уважаемый Хасан-бей, никто здесь не даст Вам больше, если Вы хотите сдать весь груз оптом!

— Ничего, я никуда не тороплюсь. Тем более, сегодня ожидаются хорошие торги на базаре. Похожу там, посмотрю. Думаю, что продать все мелкими партиями за неделю там получится. Заодно поинтересуюсь, есть ли там то, что нужно мне.

— А что Вам нужно?

— Соль. Причем хорошего качества.

— Вам повезло, Хасан-бей! У меня есть соль. Причем такая, какая Вам и нужна.

— Вот как? И в какую цену?

— Вообще-то, цена такой соли достаточно высока. Но я согласен предоставить Вам хорошую скидку, если мы договоримся...

Торг начался с новой силой, и Фарит окончательно убедился, что внешность бывает очень обманчива. Перед ним был не безмозглый юнец, случайно урвавший на чем-то денег, и решивший заняться торговлей, а молодой, но умный хищник из Азова, который своего не упустит. Поэтому вскоре сдался, и разговор перешел в деловое русло. Договорившись о цене и взаимозачете при товарообмене, купцы расстались, довольные друг другом. Фарит пообещал забрать весь груз оптом и вывезти своими силами, поэтому еще до полудня в порт прибудут повозки с грузом соли в мешках, на которые можно будет перегрузить товар Хасана. А пока молодой юноша, который вряд ли раньше был в Кафе, может посетить местный базар и вообще осмотреть город. Богатая Кафа — это не провинциальный Азов, где приходится постоянно быть начеку из-за проклятых гяуров. Иван поблагодарил и поинтересовался, где можно купить хорошее оружие, и к кому лучше обратиться. Фарит назвал несколько оружейных лавок, но предупредил, что все по-настоящему хорошее оружие исключительно привозное, а потому и цена соответствующая. Но если Хасану нужен клинок лично для себя, то есть хорошие изделия дамасских мастеров. Если нужны пистолеты и мушкеты, то лучше брать товар из Испании. Сейчас там заметно улучшилось качество оружия благодаря помощи из далекой Русской Америки. Почему Русской? Никто не знает, про то лишь Аллах ведает. Говорят, он послал в этот мир два огромных Железных Корабля, команды которых основали свое государство в Америке, предварительно надавав по загребущим ручонкам всем, кто попытался подмять под себя пришельцев. Но пришельцы из другого мира, быстро наведя порядок, сразу заявили, что намерены не воевать, а торговать. Именно поэтому там сейчас настоящий рай для купцов из всех стран. Удивительно, но эти русские не делают никаких различий между теми, кто приходит к ним с миром. Там появляются даже непримиримые враги — испанцы, англичане, французы и голландцы. Торговля процветает. Ни Кафе, ни Керчи, ни Истанбулу такое и не снилось. И если Аллаху будет угодно, то может быть эти русские американцы и сюда доберутся. Ведь купцам Кафы есть, что предложить!

Когда Фарит ушел, Иван с удивлением покачал головой. Сведения об удивительных событиях в Европе и Америке подтвердились еще раз. Петр тоже слушал разговор, хоть в него и не вмешивался. И теперь тоже с сомнением глянул на своего "хозяина". Поскольку они находились на палубе, и на причале было полно посторонних людей, приходилось общаться на турецком и соблюдать положенный образ.

— Удивительное дело, уважаемый Хасан-бей! Ведь и у нас в Азове такое говорили!

— Да, Кириакос, ты прав. Похоже, что-то интересное по ту сторону Атлантики действительно происходит. На пустом месте такие разговоры не возникнут. Пусть даже две трети из всего, что мы слышали, — обычное вранье и выдача желаемого за действительное, но одна треть все же что-то, близкое к истине. Интересно, очень интересно... Р у с с к а я Америка... Довольно странное название...

Решив пройтись по городу, пока не привезли товар, Иван снова отправился один. Незачем таскать за собой фальшивых "греков". А то, как бы не нарваться на тех, кто хорошо знает греческий. Тем более, его задачей снова была исключительно разведка. Молодой турок в богатой одежде не мог вызвать подозрения у городской стражи, на это Иван и надеялся. Проходя не торопясь через городские ворота, он внимательно все осмотрел еще раз, стараясь не привлекать внимания. Так и есть, сделано на совесть. После разгрома Кафы казаками гетмана Сагайдачного пятьдесят восемь лет назад турки и татары всерьез укрепили город, и брать его штурмом в лоб — это положить массу народа, и возможно так и не добиться успеха. Да-а, вволю тогда повеселились здесь запорожцы, спалив и разграбив это гнездо работорговцев, и вызволив из полона многих пленников, угнанных татарами. Видать, урок не пошел впрок. Снова Кафа богатеет исключительно за счет торговли живым товаром. Придется снова объяснять басурманам на понятном им языке, что не стоит ходить в русские земли...

Вокруг был шумный и многолюдный город, где вызывающая роскошь и богатство особенно резко контрастировали на фоне нищеты. Крымский хан хоть и считался вассалом турецкого султана, но его власть на южном побережье Крыма была номинальной, здесь фактически всем заправляли турки. Именно поэтому их было очень много, и Иван внимания не привлекал. Побродив по улицам, и узнав расположение наиболее интересных в плане грабежа мест, направился в сторону базара. И очень скоро с трудом сдерживал себя, чтобы не начать убивать направо и налево.

Иван вышел на большую площадь, где торговали живым товаром. Татары как раз недавно вернулись из набега, приведя большой полон. Работорговцы всячески расхваливали свой товар, предъявляя его в обнаженном виде, чтобы все могли убедиться в этом. Покупателей тоже хватало, и торг велся непрерывно. Иван ходил по площади с маской безразличия на лице, но в душе его полыхал огонь. Только теперь он понял, о чем ему говорил Матвей Колюжный, когда рассказывал о необходимости держать себя в руках, находясь среди врагов. Вокруг стоял сильный шум, среди которого то и дело раздавался женский плач. Кого-то из невольников покупали и уводили, кто-то дожидался своей очереди. Кафа жила своей обычной жизнью.

Узнав все, что его интересовало, Иван решил возвращаться, но сначала заглянуть в оружейные лавки. Слова Фарита о хорошем испанском оружии его заинтересовали. Поспрашивав прохожих, он в конце концов нашел то, что искал. Хозяин лавки оказался довольно шустрый турок, который поинтересовался, что именно нужно гостю, и сразу же начал расхваливать многочисленные богато украшенные клинки, надеясь всучить ничего не соображающему в оружии мальчишке какую-нибудь сверкающую дрянь. Но Иван быстро прервал этот поток славословия.

— Бей-эфенди, я спрашивал, есть ли у Вас х о р о ш е е оружие. А не этот разукрашенный хлам, который Вы не устаете нахваливать.

— Но помилуйте, товар превосходный! Взгляните только на эти линии...

— Уважаемый, Вы меня не поняли. Если у Вас больше ничего нет, тогда я пошел.

— Подождите, бей-эфенди!!! Кажется я понял, что Вам нужно...

И перед Иваном появилось настоящее боевое оружие — дамасские, толедские и черкесские клинки. Лишенные ненужных украшений, и предназначенные для одной цели — быть оружием воина в бою, а не статусной железякой для богатого вельможи. Выбрав себе хорошую дамасскую саблю, Иван спросил об огнестрельном оружии. Купец уже не пытался "обуть в лапти" молодого покупателя, внешность которого оказалась столь обманчива.

— А что именно Вас интересует, бей-эфенди? Пистолеты, или ружья? У меня все есть!

— Ружья. Но мне нужно и с п а н с к о е оружие. А еще лучше — р у с с к о е.

— Русское?! Вы хотите сказать — московское?! Но оно далеко не лучшее!!!

— Вы меня не поняли. Мне нужно оружие из Русской Америки.

— О-о-о, простите, я Вас не понял. Вы действительно понимаете толк в оружии! Но увы, разочарую Вас. Оружия из Русской Америки Вы здесь нигде не найдете. Его просто не завозят в Старый Свет. Во всяком случае, никто об этом не слышал. А вот испанское есть! Прошу, взгляните!

Едва Иван едва глянув на выложенные перед ним образцы, сразу понял, что такого еще никогда не видел. Длинноствольные испанские ружья были довольно просты с виду, не имели никаких украшений вроде золотой инкрустации, но в то же время удивляли изяществом линий и прикладом удобной формы. Они совершенно не походили на более ранние мушкеты, больше напоминающие дубину. Да и что греха таить, зачастую в качестве дубины и применявшихся. Но все ружья были гладкоствольными. На вопрос Ивана, есть ли нарезное оружие, лавочник очень удивился.

— Есть испанский штуцер, но зачем он Вам? Ведь из него же один раз выстрелил — и надо очень долго пулю в ствол заколачивать!

— Это неважно, мне для охоты нужно. Чтобы бить крупную дичь, к которой трудно подобраться близко.

— Если для охоты, тогда другое дело. Не пользуются они здесь спросом, вот их и не везут. Но у меня есть! Вот, последний остался.

Лавочник выложил ружье, внешне мало отличающееся от осмотренных ранее. Разве что ствол подлиннее и немного толще. Но едва Иван взял его в руки и приложил к плечу, то сразу понял, что это е г о оружие. Штуцер отличался не только непривычной формой приклада, но и наличием более сложного прицела, который позволял попадать в цель размером с кирасу на груди всадника аж с трехсот шагов! Во всяком случае, турок уверял в этом. Разумеется, при стрельбе с упора и по неподвижной цели. Недостатком такой высокой точности была крайне низкая скорострельность, что исключало массовое применение штуцера в бою. Если только в качестве оружия для отдельных хороших стрелков, выбивающих особо важные цели у противника. Ну и для охоты, разумеется. Когда высокая скорострельность особо не нужна, а нужна именно точность дальнего выстрела. Поговорив еще на оружейные темы, и не польстившись на предлагаемые лавочником пистолеты, Иван направился обратно в порт. Надо вернуться до того, как Фарит привезет товар, да и покупки заодно отнести. Когда Петр с остальными лазутчиками уйдут к мысу Чауда, где назначена встреча с казачьей флотилией, ему придется оставить при себе только кинжал. Бродяга, вооруженный дамасской саблей и испанским штуцером, вызовет очень много глупых вопросов.

На борту фелуки уже кипела работа. Груз выгружали на берег, а рядом стояли повозки, нагруженные мешками с солью. Фарит лично проверял качество выгруженного товара, но придраться было не к чему. Перебросившись парой фраз и похваставшись покупками, Иван прошел на борт и сразу же вызвал Петра, не выходя из образа османского купца. "Грек" тут же подскочил и стал докладывать "хозяину" о состоянии дел. Разговаривали на турецком, чтобы не привлекать внимания. Выяснив все вопросы, связанные с коммерцией, Иван прошел в свой закуток, громко именуемый каютой, и велел "греку" Кириакосу следовать за ним. Когда они остались одни, перешел к главному.

— Петро, все остается в силе. Пока в городе тихо. Видно, гонцы из Керчи еще не появились. Но должны быть здесь очень скоро. Грузите соль и сразу же уходите, я остаюсь.

— Может кого-то с тобой все же оставить?

— Нет. Когда я один, мне не надо отвлекаться на прикрытие других, и можно сосредоточиться только на врагах. Поверь, Петро, мне так гораздо легче. А засыпаться вам в городе сейчас очень легко.

— Тут тебе виднее, не буду спорить. Остальное, как условились?

— Да. Выходите в море как можно скорее, и идете к мысу Чауда. Там ждете наши струги, если они еще не добрались. Хотя, ветер попутный, должны скоро быть там. Расскажешь атаману все, как есть. Только ему, и больше никому. Я до вечера буду на постоялом дворе, а как стемнеет, займу место у городских ворот, и жду вашего сигнала. После этого сразу начинаю действовать. Много времени это не займет, а ближайшие от ворот посты стражи на стенах не менее, чем в паре сотен шагов. Они ничего не заметят. А когда заметят, уже поздно будет. Все понял?

— Понял. Кстати, Ваня, а зачем тебе эти железки? Поди, немало стоят? Ведь и так бы взяли!

— Ночью их искать — можно и не найти. Поверь, Петро, оружие доброе.

— То, что сабля добрая, и сам вижу. Но вот этот самопал тебе зачем? Ведь это нарезной штуцер! Из него один раз выстрелил, и пока кто-то перезаряжать будет, то и пообедать можно!

— Все так, но вдруг надо будет кого-то с большого расстояния снять, а близко подойти нельзя? А второго выстрела из обычного ружья тебе все равно сделать не дадут. Да и дома для охоты пригодится. Кабанчика завалить с трех сотен шагов — оно того стоит!

— Ну?! Так точно бьет?!

— Лавочник уверял, что с трех сотен шагов можно всадника снять. Может врал, может нет — не знаю. Но попробовать надо.

— Тогда другое дело! Как в море выйдем, так может на каком турке и опробуем...

Выгрузка и погрузка прошли быстро. Иван и Фарит произвели окончательный расчет, выплатив разницу в стоимости товаров деньгами, и расстались очень довольные. Фарит предложил в следующий раз сразу обращаться к нему. Весь товар возьмет оптом, а соль у него всегда есть. И не только соль. Больше "азовского купца" ничего в Кафе не держало. Поэтому подождав, когда татары уйдут, Иван выждал еще немного времени, и сошел на берег. Фелука, отойдя от причала и подняв паруса, устремилась в море. Иван снова остался один.

Чтобы не привлекать внимания на пристани, сразу же отправился в город. Надо как следует отдохнуть — в эту ночь спать не придется. Да и последние новости узнать заодно. Пока Иван добирался до постоялого двора, по Кафе уже началась распространятся весть о прорыве большой группы гяуров через Керченский пролив. И когда он наконец-то добрался до места, там уже вовсю обсуждали случившееся. Иван тоже "поддался панике", но хозяин постоялого двора его успокоил, что в Кафу проклятые гяуры не сунутся, и здесь можно чувствовать себя здесь в полной безопасности. В цене сошлись быстро. Внешность Ивана выдавала в нем человека денежного, сильно торговаться он не стал, поэтому вскоре оказался в очень уютной комнате на втором этаже с окнами на море. Велел подать обед, но от "дополнительных" услуг в виде молоденькой рабыни отказался. Перекусив, оставил все вещи в комнате, и пошел побродить по городу. Здесь же ситуация была несколько иная. Народ откровенно боялся появления казаков. Все хорошо знали, чем закончился "визит" запорожцев Петра Сагайдачного более полувека назад. До сих пор жителям Кафы делалось неуютно при упоминании о событиях тех далеких дней. Единственную надежду возлагали на Аллаха, чтобы он если и не покарал этих разбойников, то хотя бы направил их в другое место, подальше от Кафы. В способность турецкого гарнизона отразить нападение не верил никто. Иван же ходил по улицам и буквально впитывал в себя информацию. В условиях сильного волнения души людей были полностью открыты его тайному взору, и ему удавалось заглянуть туда совершенно незаметно. Конечно, сведения получались весьма отрывочные, но кое-что интересное об обороне Кафы и о находящихся в ней ценностях узнать удалось. Жаль, что нет сейчас возможности передать эти сведения казакам. Ну да ничего, встретятся — все расскажет. А пока ходить, смотреть и слушать.

Исходив чуть ли не полгорода, Иван наконец-то вернулся на постоялый двор и лег отдыхать. Впереди была бессонная ночь. Вечером после ужина, чтобы не возбуждать ни у кого подозрений, сказал, что пойдет прогуляться перед сном. Ничего необычного в этом не было, хозяин только посоветовал не удаляться далеко от этой части города. Тут стража патрулирует улицы, и нет опасности нарваться на ночных грабителей. Поблагодарив за совет, Иван покинул постоялый двор и смешался с толпой на улице, направившись в сторону городских ворот. Солнце уже клонилось к горизонту. На улицах Кафы было шумно и многолюдно, часто попадались усиленные патрули стражи. Но никто не обращал внимание на молодого хорошо одетого парня без оружия, неторопливо идущего явно без всякой цели.

Глава 6

У каждого свое дело

Ночная тьма уже давно опустилась на город. Улицы Кафы обезлюдели, а редкие прохожие торопились побыстрее добраться до дома. Никто из них не обращал внимание на бродяжку, одетого в изорванные лохмотья, и прикорнувшего под забором неподалеку от городских ворот. Тем более, он был в этом не одинок. Правда, если бы улица не освещалась одним лишь лунным светом, да и то частично, то могли обратить внимание, что обувь у этого бродяги — явно не чета всему остальному. Но в конце концов, мало ли где он ее взял?

Иван притаился в тени забора на боковой улочке и изображал спящего бродягу. До ворот отсюда не более полусотни шагов, и он без труда услышит сигнал. Место было очень удобное как в плане ожидания, так и отдыха "на свежем воздухе", поэтому без эксцессов не обошлось. Трое каких-то нищих возмутились наглостью чужака, оккупировавшего их "законное" место, и попытались его избить и прогнать. Это была последняя ошибка в их непутевой жизни. Оттащив трупы вглубь улочки, и уложив их в позе спящих, Иван вернулся на свой пост и приготовился ждать. Он не знал, когда именно казаки подойдут к стенам Кафы. Для этого им надо пересечь залив, высадиться на берег в стороне от города, и затем добираться по суше, стараясь не поднять шума. Часть казаков останется на стругах и атакует стоящие в порту турецкие корабли. И с учетом того, что кораблей там сейчас находится довольно много, это также будет непростым делом. Варианты нападения на Кафу Иван знал, и они отличались друг от друга именно наличием, или отсутствием турецких кораблей в качестве потенциальных трофеев. Наряду с обычным грабежом ставилась задача вызволения из плена большого числа невольников и уничтожение самой Кафы, как центра работорговли. А для этого надо захватить все корабли, находящиеся в порту, поскольку казачьи струги не смогут принять слишком много людей. Из этого вытекала еще одна сложность — не дать туркам сбежать в ночной темноте. А в том, что они попытаются это сделать, никто не сомневался. Впрочем, из всех кораблей, находящихся в Кафе в этот момент, военными были лишь две галеры. Все прочие — купцы, с которыми никаких сложностей быть не должно. Таков был план. А вот как оно выйдет на самом деле — покажет сегодняшняя ночь.

Время шло, вокруг стояла тишина, нарушаемая иногда лишь шагами стражи возле ворот и бряцанием оружия. Но вот издалека донеслось уханье совы, повторившееся три раза. Иван тут же подскочил и направился к воротам. Теперь надо действовать очень быстро, пока стража на соседних постах не заподозрила неладное. Бесшумной тенью он двигался вдоль стены, отведя глаза стражникам, охраняющим городские ворота. Которые, надо отдать им должное, насторожились. Но тревоги не поднимали, так как не были до конца уверены в появлении противника. Сложность заключалась в том, что охрана находилась не в одном месте. Четверо стояли на стене и внимательно всматривались в ночь. Четверо же стояли возле самых ворот. Но Иван еще днем обратил внимание, что со стены участок возле самих ворот не просматривается, поскольку они находились как бы в нише. Поэтому две группы охраны можно ликвидировать по очереди, если удастся избежать шума. Начать решил с тех, что стояли внизу. С ними вообще не возникло сложностей. Место просматривалось только со стороны улицы, которая в этот момент была совершенно пустынной, а свет факелов не позволял ничего рассмотреть на большом расстоянии. Как и раньше, парализовав волю противника, Иван пустил в ход кинжал, стараясь не дать телу упасть на землю, поскольку грохот оружия и доспехов обязательно бы услышали стоящие на стене. Но все обошлось. Покончив со стражей у ворот, стал осторожно подниматься по лестнице на стену. Хорошо, что она каменная, и не скрипит.

Поднявшись наверх, Иван огляделся. Вокруг — непроглядная ночь, видно только море, и контур берега. Но все прилегающее пространство поблизости от стен скрыто в ночной темноте. Четверо турок внимательно вглядываются во тьму, негромко переговариваясь, но не могут обнаружить ничего подозрительного. Сова прокричала, ну и что? Из-за этого тревогу поднимать? Тем более, если все тихо? В лучшем случае на смех поднимут. А можно и под горячую руку начальства попасть ненароком. Так что, ну его... Лучше подождать и посмотреть, что дальше будет... Дальнейшее прошло по отработанной схеме. Иван лишь старался все сделать так, чтобы на соседних постах ничего не заметили. И ему это удалось. Теперь срочно вниз!

Оказавшись перед воротами, открыл массивный засов и с усилием навалился на створку. Надо признать, что за воротами следили. Петли были хорошо смазаны и створка, несмотря на свой огромный вес, легко сдвинулась с места без скрипа. Щель между створками увеличивалась все больше, и когда в нее уже мог протиснуться человек, Иван увидел стоящих перед воротами лазутчиков во главе с Петром. Они тут же проскользнули внутрь и стали помогать. Петр лишь поинтересовался шепотом.

— Ваня, ну как?!

— Все тихо. Стражу наверху и внизу убрал, на соседних постах ничего не заметили. А где остальные?

— Ждут сигнала, чтобы турок раньше времени не взбудоражить. Как полностью ворота откроем, так и пойдут на приступ.

В ночной тишине снова раздается уханье совы. И тут же все приходит в движение. Как будто бы волна поднимается во тьме ночи, и несется к стенам города. Сразу же раздаются крики стражи и выстрелы из ружей. Но остановить эту волну уже невозможно, и она врывается в распахнутые ворота. Противостоять ей некому. Дежурная смена стражи на стенах может лишь предупредить о появлении противника, но не в состоянии отразить нападение.

Очень скоро Иван убедился в этом лично, когда первые ряды казаков ворвались внутрь. Лазутчики стали в сторонке, чтобы не мешать, заодно прикрыв собой Ивана. А то еще не разберутся в темноте и за турка примут. Так продолжалось до тех пор, пока в воротах не появился атаман.

— А-а-а. вот вы где! Молодцы! А тебе, Иван, земной поклон от всех казаков. Если бы ты ворота не открыл, сколько бы наших полегло.

— Атаман, я когда в городе остался, еще кое-что узнал.

— Рассказывай, только быстро.

— Так я сам проведу и по дороге расскажу!

— Э-э-э, нет! У каждого свое дело, Иван. Ты — отменный лазутчик, каких я еще не встречал. Вот и будь им. Незачем тебе здесь саблей махать, таких молодцов и без тебя достаточно. Говори, что узнал.

Когда Иван быстро выдал всю информацию и предупредил, что надо как следует проверить дом Ибрагима — неспроста все это, Михайло Самаренин призадумался.

— Может быть ты и прав, Ваня. С чего бы кому-то тут в голову взбрело такого человека травить? Но пока не пойму, что мы от этого можем выгадать? Ведь явно местные толстосумы что-то не поделили... Ладно, посмотрим. А теперь, Петро, ваша задача. Берете вот этого молодого, да шустрого и раннего хлопца в охапку, и рысью на свою посудину, чтобы он опять татар и турок в одиночку резать не начал. И пока в городе все не закончится, сидеть там тихо, и носа не высовывать.

— Но, атаман!!!

— Не спорь, Петро! Добрых молодцев саблей махать я всегда найду. А вот такой хорошо сработавшийся отряд лазутчиков, как вы, да еще с Иваном в придачу, еще поискать надобно. Не дай бог, кто-то из вас под шальную пулю попадет. Кем его заменить? Про секретность вашего отряда не забыл?

— Не забыл...

— Вот и добре. Как все казаки пройдут, чтобы я вас тут больше не видел. Вы свою работу сделали. Поэтому сидите на своей фелуке, и соль сторожите, она нам тоже пригодится. Понадобитесь — я за вами пришлю...

Делать нечего. Когда все казаки оказалось уже внутри города, Петр вздохнул, и дал команду следовать обратно. Лазутчики для порядка поворчали, но в душе каждый понимал, что атаман прав. Им удалось за короткий срок создать небольшое, мобильное, и очень эффективное разведывательное подразделение. О котором, к тому же, мало кто знает. И напрасно рисковать таким подразделением в свалке городского боя, когда можно легко нарваться на случайный и даже не прицельный выстрел со стороны противника, ни один военачальник, находящийся в здравом уме, не будет. Поэтому остается лишь выполнять приказ начальства — сидеть на борту фелуки и соль сторожить. Да и саму фелуку заодно...

Путь в темноте к месту стоянки казачьих стругов занял довольно много времени. Идти в темноте по камням, освещаемым лишь тусклым лунным светом, было сложно. Но торопиться уже некуда, поэтому Петр велел не спешить и соблюдать осторожность. Обидно будет после такого успеха шею свернуть. Из Кафы доносились звуки выстрелов. Что конкретно там происходит, пока неясно, но об организованном сопротивлении со стороны турок и татар и речи не было. Их застали врасплох. А вот то, что творилось в море, видно было прекрасно. Второй отряд казачьих стругов напал на стоящие в порту корабли. Кругом царила паника. Те, кто стоял на рейде, спешно рубили якорные канаты и пытались уйти, надеясь скрыться в ночной темноте, но это им не удавалось. Те, кто стоял у пристани, вообще сделались легкой добычей для юрких и быстроходных казачьих суденышек. Разобрать мелкие детали в темноте было сложно, но сама свалка из турецких кораблей и круживших вокруг них стругов, то и дело озаряемая огнем пушечных выстрелов, была видна прекрасно. Иван аж остановился, чтобы рассмотреть все получше. Это не укрылось от Петра.

— Что, Ваня, такого еще не видел?

— Нет, Петро. Мы ведь уже, как рассвело, возле Таганьего Рога турок брали.

— Ничего, привыкнешь. С одной стороны ночью даже лучше. Нам турок хорошо видно, а вот им нас — не очень. Уж больно низкие борта у стругов. Но и оценить в темноте расстояние и положение турецкого корабля сложнее.

— А как думаешь, никто не сбежит?

— Не бойся, не сбегут. Там в море еще четыре струга караулят как раз на этот случай. Вдруг какой-то не в меру шустрый среди турок найдется.

— А мы?!

— А наше дело — приказ атамана исполнять. Слышал? Сидеть и соль сторожить. Вот и будем сторожить. Ты же, как придем, сразу спать ляжешь. Чувствую, что как рассветет, и как все в городе утихнет, так атаман нас позовет. Уж тебя-то, во всяком случае, обязательно. Есть там людишки, которые много чего интересного рассказать могут. А мы, казаки, ведь народ любопытный...

В темноте кое-как все же добрались до стоянки стругов на берегу, где находилась и трофейная фелука, нагруженная солью. Казаки, охранявшие струги, тут же стали донимать их расспросами, но Петр отделался общими фразами. Дескать, тихо через стену перелезли, стражу побили и открыли ворота. Роль Ивана в этом деле так и осталась тайной. Для всех он был просто толмач в отряде лазутчиков, и не более.

Ночь прошла относительно спокойно, если не считать долго не прекращавшуюся стрельбу на рейде и в городе. Но в месте стоянки казачьей флотилии чуть западнее Кафы противник так и не появился. В конце концов, выстрелы стихли, и над черноморским побережьем снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь шорохом небольших волн, лениво накатывающихся на пологий берег. Кафа пала.

Проснулся Иван позже всех, когда солнце уже поднималось над горизонтом, и окрасило облака на небосводе в золотисто-багряный цвет. Вокруг стояли струги, вытянутые носом на берег, но казаки еще не вернулись из города. Те, кто остался охранять струги, развели костер на берегу и занимались приготовлением завтрака. Петр о чем-то беседовал со своими подчиненными, собрав их в сторонке, но увидев вставшего Ивана, тут же махнул ему рукой, подзывая к себе.

— Доброе утро, Ваня! Выспался?

— Доброе утро, казаки! Откровенно говоря, еще бы поспать не отказался.

— Хватит спать, соня. Дома зимой отоспишься. Быстро завтракай, поскольку тебя сейчас атаман может вызвать.

— А как все прошло?

— Раз до сих пор гонцов нет, значит все хорошо. Если бы что-то пошло не так, то наши бы уже давно вернулись...

Обстановка пока что была спокойной. Ни со стороны берега, ни со стороны моря никто не появлялся. Если кто из жителей Кафы и сумел вовремя унести ноги, то для того, чтобы добраться до ближайших мест, где есть крупные силы татар, потребуется время. Да и не станут татары бросаться сломя голову отбивать Кафу. Город уже разграблен, а если казаки захотят, то смогут его быстро покинуть вместе с добычей при появлении противника. Но могут захотеть и совсем другое. Например — еще какой-нибудь город разграбить. А что, с этих гяуров станется...

Петр Трегубов не ошибся в своих предположениях. Вскоре из Кафы прискакали трое гонцов на захваченных у татар конях. Причем еще одного коня привели с собой. Как оказалось — специально для Ивана, которого срочно требовал к себе атаман. Причем предупредил, чтобы в город въезжал, закрыв лицо платком. Предосторожность не лишняя. Мало ли, как дальше все сложится. Вот и не надо, чтобы татары и турки видели среди казаков лицо того, кто может явиться к ним "в гости" без приглашения. Всем остальным велели спускать струги на воду и переходить в порт, к стоящим там трофейным турецким кораблям и части казацкой флотилии, захватившей эти трофеи. Сборы не заняли много времени, поэтому гонцы вместе с толмачом отправились в Кафу незамедлительно.

Расстояние до города проскочили быстро, а вот в самом городе пришлось передвигаться шагом. Улицы были просто завалены трупами и различным мусором. Ивана, когда он увидел эту картину под названием "взятие города", сначала даже передернуло. Рядом с убитыми татарскими и турецкими солдатами лежали также тела женщин и детей, случайно угодивших под казацкую пулю. Улицы были в буквальном смысле залиты кровью. Но вспомнив то, что увидел на невольничьем базаре, успокоился, и злорадно усмехнулся. Кафа получила сполна за свои "достижения" на ниве работорговли. И встречающиеся кое-где трупы детей больше не шокировали. Матвей Колюжный был прав, утверждая, что из волчонка может вырасти только волк, и ничто другое. Если бы эти мальчишки остались живы, то очень скоро сами бы превратились в людоловов, отправившись вместе с матерыми волками за ясырем в русские земли. Так что "воздастся каждому по делам его...".

Но вот на площади Кафы, где совсем недавно торговали живым товаром, было очень многолюдно. Сюда стаскивали все ценности, здесь же находились те, кого удалось вызволить из татарской неволи, и группа богатых пленников, которые сидели на земле отдельно от всех и тщательно охранялись. Но провожатые не стали здесь задерживаться, а проследовали дальше. Как оказалось, к дому местного дефтердара — служителя казначейства.

Во дворе дома было полно казаков, и они даром время не теряли, выгребая из закромов все ценное. В разговоре быстро выяснилось, что дефтердар явно жил не по средствам, получаемым в качестве жалованья. Но этим никого не удивишь, и подобное поведение в среде татарских и турецких чиновников воспринималось всеми, как само собой разумеющееся. Странным было другое. Охранников в доме оказалось почему-то очень мало. Гораздо меньше, чем обычно имели чиновники такого ранга. Все они полегли в бою, поскольку казаки не церемонились. Остальные, возможно, просто разбежались, едва поняли, что запахло жареным. Саму же охраняемую персону удалось взять живьем, хоть эта персона и попыталась скрыться, переодевшись в одежду слуги. Вот за разговором с этой персоной, оказавшейся крупным чиновником казначейства в Кафе, и застал Иван своего атамана.

Михайло Самаренин порядком устал — все же бессонная ночь сказывалась. Иван, едва глянув на обстановку, сразу все понял. За столом сидел атаман, в центре комнаты находилось кресло с привязанным к нему пожилым человеком, с ненавистью смотревшим на своих врагов, а рядом с ним стоял ухмыляющийся Федор Сизых. Или, как его все называли, Федька-кат. Называли вполне заслуженно, поскольку Федька, несмотря на свой добродушный и покладистый нрав, ремеслом заплечных дел мастера владел виртуозно, и мог добыть нужные сведения из человека, не нанося при этом непоправимого ущерба здоровью. А после, если потребуется, мог выступить еще и в качестве лекаря, устраняя последствия своего "труда". Естественно, такие каты на дороге не валяются, поэтому всего три года назад Федька служил не где-нибудь, а в самой Москве, в Разбойном приказе, и был там на хорошем счету. Но тут возьми и случись одна неприглядная история, в которой он был невиновен, однако это задевало интересы одного влиятельного боярина. И получилось как в поговорке, когда паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Искать правду и тягаться с власть имущими в Москве простому палачу из Разбойного приказа было невероятной глупостью, поэтому Федор принял единственно верное решение — вовремя сбежал на Дон, дабы не угодить в руки своих коллег по "цеху". И не прогадал. Само дело было темным, Федор о нем говорить не любил, но никто ему в душу и не лез. На Дону тех, кто бежал туда в поисках лучшей доли, и без него хватало.

Иван поздоровался, а атаман, едва увидев его, облегченно вздохнул.

— И тебе здравствовать, Ваня. На берегу все в порядке?

— Все в порядке, атаман. За ночь никто ни с моря, ни с берега не появился. Мы сюда по-быстрому верхом, как ты велел, а казаки сейчас струги в порт перегоняют.

— Ну и славно. Я, собственно, для чего тебя позвал. Вот этот поганец, что перед нами сидит и своими буркалами нас испепелить пытается, большая шишка в казначействе. Есть у меня к нему вопросы, но сам он говорить не хочет, а Федор предупредил, что сердце у него слабое, поэтому может помереть раньше, чем все скажет. Помнишь о нашем разговоре?

— Помню.

— Здесь твой дар нужен, Ваня. По-другому никак не получается. Федору я уже объяснил, что от него требуется. Не волнуйся, он язык за зубами держать умеет. Я тоже. А этот сын Аллаха после разговора с нами уже никому ничего не расскажет. Разве что Аллаху. Но скорее — шайтану. Сумеешь?

— Сумею. Только пусть Федор делает только то, что я скажу, и не больше. А то еще и взаправду окочурится.

— Федор, слыхал?

— Слыхал, атаман! Не сумлевайся, ничего лишнего не сделаю. Пока все не расскажет, жить будет, сердешный. А потом — как велишь.

— Тогда начинайте. Командуй, Ваня, что делать надобно. А я его поспрошаю.

К чести Федора, он сразу же понял, что именно от него нужно, поэтому действовал наиболее щадящими методами, но этого оказалось достаточно по заявлению Ивана. Сам же Иван вопросов не задавал, а выступал в качестве толмача, поскольку атаман знал язык недостаточно хорошо, чтобы понять все мелкие подробности. И буквально сразу пленник "запел". Да так "запел", что все удивились полученной информации. Особенно Федор, имевший в этом деле огромный опыт, и не ожидавший такого эффекта. А поведал пленный очень много интересного. Например, о припрятанной казне в местах, на которые бы никто и не подумал. То, что казаки сумели найти, было сделано именно для этих целей, чтобы "казну" нашли относительно легко и быстро, да этим и удовлетворились. Хотя на деле там была едва ли десятая часть всех ценностей. Предыдущий визит запорожцев Петра Сагайдачного в Кафу многому научил турок и татар, поэтому они заранее предприняли ряд мер, чтобы снизить возможные потери. Рассказал дефтердар также и о том, что охрану казначейства в Кафе местным уже не доверяют, для этого присланы янычары из Истанбула. В настоящий момент в хранилищах скопилось много ценностей, Готова была также к отправке партия денег в Истанбул в казначейство и караван в Бахчисарай. Рассказал о многих состоятельных жителях Кафы и о роде их занятий. Рассказал во всех подробностях структуру сбора налогов и отправки собранных денег. Прочие сведения хоть и были интересны сами по себе, но воспользоваться ими в данный момент не представлялось возможным. Не устраивать же, в самом деле, сейчас поход на Бахчисарай, когда захвачены такие трофеи, и освобождены тысячи невольников, сковывающие казаков по рукам и ногам. Подождет Бахчисарай до лучших времен, никуда не денется. Когда из пленного чиновника уже ничего выжать было нельзя, и он не мог сказать ничего нового, атаман махнул рукой, велев Федору заканчивать. После чего кат, молчавший в течение всего допроса, с удивлением глянул на Ивана.

— Ну, Ваня, много чего в Разбойном повидал... Но т а к о г о... Никто ничего подобного не припомнит. Как тебе это удается? Научишь?

— Это дар божий, Федор. Научиться этому нельзя. Либо есть, либо нет.

— Жаль. Таким способностям любой кат позавидует. Атаман, а зачем Ване к туркам в тыл ходить? Давай, мы вместе с ним работать будем?

— Федор, ты у меня хлопца к себе не сманивай. Знаю, что ты и так хороший кат. А коли нужна будет его помощь — всегда позовем. И чем меньше об этом будут знать, тем лучше. И заруби себе на носу. Если кто будет спрашивать, зачем сейчас Ивана позвали, то говори, что как толмача, и не более. То, что он хороший толмач, об этом и так все знают. А вот обо всем прочем — нет. И о чем мы тут беседовали тоже никому не слова! Уразумел?

— Уразумел, атаман. Тому, кто в Разбойном служил, об этом напоминать не надобно.

— Вот и ладно! Пойдем теперь со всеми турецко-татарскими захоронками разбираться. Ишь, чего удумали, поганцы! А ты, Ваня, давай-ка обратно к своим лазутчикам. Они уже в порту должны быть. Платок с лица не снимай, и в город больше не ходи. Не надо, чтобы тебя здесь лишний раз видели.

— А по дороге зайти кое-куда можно?

— Куда это ты собрался?

— В дом купца Ибрагима, где я побывал. Разузнал, где он свою кубышку держит, но самому было лезть некогда. Боюсь, что без меня казаки не найдут.

— Вот как?! То дело! Но только один никуда не лезь, я тебе казаков дам. Покажешь на месте, что к чему...

Вскоре два десятка казаков выехали со двора дефтердара, и направились к дому безвременно почившего работорговца. Иван показывал дорогу, а сам думал, правильно ли поступает? Он не сказал атаману всего, что узнал. Поскольку атаман об этом просто не спрашивал, его интересовали финансовые дела. А знал дефтердар очень много. Но искажать перевод его слов и слов атамана, а также добавлять что-то от себя, не сказанное ими, было нельзя, поскольку атаман сразу бы заподозрил неладное. Худо-бедно он язык все же знал.

Но что же дальше? Пока удается скрывать способность заглянуть в человеческую душу и узнать все, скрытое там, он может чувствовать себя относительно спокойно. Но вот как теперь передать атаману полученные сведения? Дефтердар уже отправился к Аллаху, или шайтану, что не суть важно, поэтому сослаться на него не получится. Но с другой стороны, и воспользоваться этими сведениями можно лишь в том случае, если затевать игры в самом Константинополе. Но была одна интересная вещь, которая заставила Ивана действовать. Дефтердар недавно побывал на приеме у коменданта Кафы, и встретил там какого-то важного турка, причем на турка не очень похожего, хоть и одетого в богатую турецкую одежду. Сам по себе факт ничего не значащий. На территории Османской империи жило много народностей, и далеко не все подданные турецкого султана, в том числе и чиновники высокого ранга, были османами. Греков, армян и прочих инородцев тоже хватало. Но вот то, что на руке у этого турка был точно такой же перстень, какой он снял с Ибрагима, заинтересовало Ивана очень сильно. Был ли это тот самый перстень, или его точная копия, оставалось неясным. Может быть это простая случайность, и гость либо продал, либо подарил этот перстень Ибрагиму. Ведь они вполне могли встретиться с ним по делам. Но вот появление д в у х таких предметов явно штучного исполнения в одном месте и в одно время, когда война с татарами фактически не прекращается, наводит на интересные мысли. Коменданта Кафы об этом уже не спросить — он погиб в бою. От Ибрагима вообще не удалось ничего узнать. Так что возможно, это и не случайность. А одинаковые перстни — своего рода знак. Что же за тайные дела здесь творятся? Однако, есть возможность прояснить эту загадку, совместив приятное с полезным. Ведь про кубышку Ибрагима тоже забывать не следует! Тряхнуть его запасы, а заодно попытаться выяснить, что это за важные гости в Кафе под видом турок появляются, да еще и не к кому-нибудь, а к коменданту? Сам Ибрагим уже ничего не скажет, но ведь жен, наложниц, слуг, в том числе и рабов, в его доме много. И далеко не все опечалены его внезапной кончиной. Может быть кто-то что-то и знает.

Однако, надеждам Ивана не суждено было сбыться. Когда они добрались до дома Ибрагима, нашли там только нескольких стариков из числа слуг, которых пощадили казаки, и которым некуда было идти. Все остальные либо сбежали, либо пали под ударами казачьих сабель, если оказывали сопротивление. Внутри дома царил полный разгром. Но Иван сразу определил, что взяли только то, что лежало на виду. До хранилища ценностей не добрались, уж очень искусно оно было замаскировано. Оставшийся в доме управляющий сначала пытался юлить, уверяя, что ничего ценного не осталось, но после "душевного" разговора и настоятельной просьбы, подкрепленной нагайками, все же выдал ключи от потайной двери в подвале. И только оказавшись внутри хранилища, Иван понял, какие прибыли имеют татарские людоловы. Конечно не те, кто непосредственно уходит в набег, а те кто руководит всем этим делом по торговле живым товаром. Пока обрадованные казаки начали опустошать хранилище под злобными взглядами управляющего, можно было обследовать весь дом, чем Иван и занялся, прихватив с собой на всякий случай двух человек. Начать решил с уже известной ему опочивальни. Пройдя на второй этаж и толкнув знакомую дверь, понял, что искать тут особо нечего. Все, что можно разломать, было разломано. Очевидно, искали что-то очень тщательно. И не похоже, чтобы это сделали казаки. У тех бы просто не было времени на такой разгром, да и смысла в этом никакого нет. Значит, это сделали еще до нападения казаков на город. У слуг ничего толком узнать не удалось. Пришли какие-то люди, что-то искали, но похоже не нашли, поскольку убрались восвояси очень недовольные. Сами же слуги готовились к похоронам, поскольку согласно требований ислама умерший должен быть похоронен до захода солнца. После этого Иван прошел в рабочий кабинет купца-работорговца, где ситуация была та же самая. Все перевернуто вверх дном. Что же здесь искали? Явно, не спрятанные драгоценности и деньги. Тогда что? Никто из слуг, в том числе и управляющий, ничего толком не знали о делах своего хозяина. Обойдя весь дом, но так и не найдя ни одной зацепки, способной помочь раскрыть эту загадочную историю, Иван решил возвращаться в порт. Больше здесь делать все равно нечего, а оставаться и дальше в городе атаман ему запретил. Выйдя из дома во двор, осмотрелся еще раз вокруг, и неожиданно почувствовал на себе враждебный взгляд. Быстро вошел в состояние "хара", и безошибочно определил момент, когда кто-то неизвестный собрался спустить курок. Резкий прыжок в сторону, гремит выстрел, и в забор напротив того места, где только что стоял Иван, врезается пуля. Все, находившиеся во дворе, встрепенулись. Заметили даже облачко дыма из окна соседнего дома. Казаки, обнажив оружие, бросились туда. Но пока добежали, стрелявшего и след простыл. На полу в одной из комнат второго этажа валялся турецкий мушкет, из ствола которого еще несло сгоревшим порохом, и сам ствол не успел остыть. Пожилой сотник, командующий отрядом, осмотрел мушкет и покачал головой.

— Именно в тебя стреляли, Ваня.

— С чего ты взял?!

— А ты сам глянь. Отсюда в то место, где ты стоял, стрелять несподручно — листва мешает. Ведь ты не один во дворе был, но стреляли почему-то именно в тебя. Хотя другие казаки как на ладони были. Согласен?

— Согласен.

— И похоже, что это кто-то из наших. Никто из турок, или татар тебя с закрытым лицом не узнает. Как не знают, что ты вообще сюда пошел. Значит этот "кто-то" знал, что ты у атамана в таком виде был, и сюда с нами отправился.

— Так там же народу тьма!

— Вот и я о том же. Думай, кому ты мог дорогу перейти. Сейчас повезло, но не всегда так везти может.

— Так давай сейчас все вокруг обшарим!

— Обшарим, но без тебя. Давай-ка, Ваня, скачи от греха подальше на пристань, и со своей посудины ни-ку-да!!! А мы тут еще посмотрим, не нравится мне это. Атаману я сам все расскажу...

Высказав все, что думает, в адрес неизвестного стрелка, Иван отправился верхом в порт в сопровождении трех казаков. А сам по дороге решал, какую месть устроить Прошке, и каким именно образом вывести его на чистую воду. Ведь другому больше некому! Но обдумывая ситуацию с разных сторон, он все больше и больше сомневался в ясности такого кажущегося очень простым с виду дела. Да, Прошка наглый и мерзкий тип, который затаил лютую обиду, и ищет способ расквитаться. Но ведь не круглый дурак же он, чтобы так глупо подставиться? Все знают о конфликте между ними, и как только слухи о стрельбе дойдут до атамана, то Прохор первый, на кого подумают. Нет, что-то здесь не то...

А в порту между тем кипела работа. Награбленные ценности грузили на казачьи струги, а освобожденных невольников распределяли по трофейным кораблям. Отовсюду слышались радостные возгласы и смех. На фелуку, занятую лазутчиками, грузить было уже нечего, поскольку она и так до предела была уже загружена солью, поэтому казаки просто отдыхали, глядя на это вавилонское столпотворение, не оставляя без внимания наблюдение за морем. А то, если сейчас появится сильная турецкая эскадра, хорошего будет мало. Но горизонт оставался чистым, а Черное море спокойным, поэтому ничто не мешало такому увлекательному делу, как погрузка награбленной добычи. Казаки поинтересовались, для чего это он понадобился атаману, но ему фактически и врать не пришлось, когда ответил, что вызывали, как толмача. А почему именно его, лазутчики и сами прекрасно поняли. Но то дела атамана, простым казакам в них влезать не следует. Тем не менее, о покушении на свою особу Иван все же рассказал, поскольку резонно рассудил, что об этом и так скоро все узнают. Новость удивила, сразу же всплыло имя Прошки. Но Петр, имевший опыт в подобных делах, тоже засомневался.

— Нет, казаки, что-то здесь нечисто. Слишком уж явно Прошка подставляется. Зачем ему так рисковать, не мог более подходящего случая дождаться? Думаю, либо он вообще не при делах, и кто-то прикрыться им хочет, либо его номер в этом деле шестой. И в том, и в другом случае мы его уже вряд ли живым увидим. Дело сорвалось? Сорвалось. А Прошка — первый подозреваемый. Давайте подождем. Вернемся в Черкасск — разберемся. Как знать, может я и ошибаюсь...

Увы, умудренный опытом лазутчик не ошибся. Вскоре прискакал один из казаков, с которыми Иван осматривал место засады, и сообщил, что Прохор Рябов найден мертвым неподалеку. Убит холодным оружием, причем удар нанесен мастерски — сверху над левой ключицей возле основания шеи. Гарантированная быстрая смерть. Такое саблей не сделаешь, только кинжалом. Значит это был человек, которого Прохор хорошо знал, позволив ему подойти вплотную. Ни саблю, ни пистолет он достать не успел. Убийца очень торопился, и не стал имитировать следы схватки. Даже карманы убитого не обчистил, чтобы представить все, как разбой, а там было что взять. Очевидно, он в любом случае не собирался оставлять Прохора в живых. И теперь оставалось только гадать, что же стоит за всем этим.

Не смог этого прояснить и отец, который, едва узнав о случившемся, примчался в порт. Выяснив все подробности и убедившись, что с сыном все в порядке, он передал ему приказ атамана не сходить на берег до самого отхода, а Петру — присмотреть за хлопцем. Но Иван и сам не рвался в город, на сегодня приключений достаточно. Сидя на палубе фелуки, поглядывал за погрузкой и думал, что же будет предпринято дальше? До зимы еще далеко, и вполне можно совершить еще один поход. Крым сейчас будет гудеть, как потревоженное осиное гнездо, так ведь не Крымом единым... Есть еще места богатые в Причерноморье... Но это уже дело войскового атамана. А пока первоочередная задача — благополучно на Дон вернуться. А для этого сначала надо мимо Керчи пройти. Что с огромным "обозом" тоже не так-то просто. Но решаемо. Казаки они в конце концов, или нет?

Погрузка длилась весь день, и лишь поздно вечером разношерстная армада смогла выйти в море. С берега вдогонку не прозвучало ни одного выстрела. Турецко-татарский гарнизон был полностью уничтожен, а пушки, порох и ядра погружены на корабли. Позади осталась разграбленная подчистую Кафа — грозное предупреждение всем любителям торговать живым товаром. Атаман Самаренин в этом походе совершил неожиданный поступок — не стал брать никого из знатных пленных с целью выкупа. Все богатеи-работорговцы были публично повешены на городской площади на глазах у согнанных жителей Кафы в назидание остальным. На той самой площади, где совсем недавно шла бойкая торговля живым товаром. Не стали также брать большой полон из татар. Взяли только молодых девчонок из тех, что приглянулись самим казакам. Тут уж, как говорится, сам бог велел. Основную же группу пассажиров составляли освобожденные невольники. Благодаря трофейным кораблям удалось забрать всех. Добыча тоже впечатляла — подобного не было еще ни в одном походе казаков. Но кроме атамана, Федьки-ката и самого Ивана никто из казаков даже не догадывался о причинах такого успеха.

Это сообщил атаман перед выходом, зайдя на фелуку по прибытию в порт, и переговорив с лазутчиками. А Ивану велел теперь вести себя тише воды и ниже травы. Негоже толмачу и писарю своими подвигами хвастать. Кому надо — те и так знают. А кому не надо — пусть и дальше считают его "чернильной" душой. Тем более, по поводу покушения ничего выяснить так и не удалось. Ясно лишь одно — это не личная инициатива Прохора Рябова. Уж слишком все далеко зашло. На простого писаря и толмача устраивать покушение не будут — рылом не вышел. Точно также выглядит невероятным, чтобы кто-то стал мстить Ивану за нанесенную Прошке обиду. Никому это не нужно. Значит что из этого следует? Тот, кто стоит за покушением, догадывается об истинной роли Ивана. Может быть не знает всего, но какими-то сведениями наверняка обладает. И здесь остается лишь догадываться, кто же стоит за всем этим. Список возможных врагов хоть и не очень большой, но заставляет задуматься. Кому может мешать молодой казак-характерник, способный в одиночку решать сложные задачи в тылу неприятеля? Туркам, татарам и... государю московскому. Конечно, ни до Константинополя, ни до Бахчисарая, ни до Москвы информация о нем еще дойти не могла — уж слишком мало времени прошло с начала его "деятельности". Значит это инициатива тех, кто находится в Черкасске, и может самостоятельно принимать решения. Где же он все-таки наследил? Потому, что по-другому заподозрить в нем характерника просто не могли. Для всех казаков он всего лишь толмач. Но хороший толмач, способный выдать себя за турка, из-за чего его и взяли в поход, включив в отряд лазутчиков. Но никто из тех, кто работает на турок и татар, не станет устраивать покушение на рядового в общем-то казака, причем сразу же убирать того, на кого первым падет подозрение. Отсюда следует, что тот, кто стоит за всем этим, з н а е т об Иване Платове намного больше, чем остальные. А это значит, утечка секретных сведений все же произошла. Но когда и где?! Но сколько Иван ни напрягал память, перетасовывая недавние события, так и не смог найти ни одной зацепки.

Глава 7

Дела домашние

Обратный путь прошел без особых сложностей, что было удивительным само по себе. Разномастная армада шла довольно компактно, и отставших не было. Помогло также то, что все время стояла хорошая погода. Керченский пролив решили проходить засветло, чтобы исключить возможность посадки на мель крупных судов, снять которые с мели в этом случае было бы очень сложно. Тем более, на виду у татар и турок. Еще затемно в пролив вошел передовой отряд из шести быстроходных казачьих стругов, в задачу которых входило выяснить — не появился ли турецкий флот в Керчи? Но опасения оказались напрасны. На рейде стояли лишь две турецкие галеры, капитаны которых сначала попытались напасть на обнаглевших казаков, рискнувших появиться здесь днем такими малыми силами. Однако, едва выйдя с рейда в пролив и увидев основные силы казачьей флотилии, сочли за благо тут же повернуть обратно под прикрытие береговых пушек. В итоге казачьи струги вместе с многочисленными трофеями неторопливо проследовали через пролив на виду у всей Керчи, не встретив никакого сопротивления. Причем татары сами были рады такому повороту дела, поскольку теперь точно знали, что проклятые гяуры наконец-то убрались из Черного моря. Весть о разграблении Кафы уже должна была дойти до Керчи, поэтому появлялась надежда на то, что казаки сейчас будут заняты "перевариванием" богатой добычи, и их дальнейших активных действий на просторах Черного моря можно пока не опасаться.

Обо всем этом думал Иван, работая с трофейной турецкой картой и поглядывая на проплывающий по левому борту крымский берег, и притихшую Керчь, в которой ничего не предпринимали, чтобы помешать проходу казаков. Впрочем сделать это, не имея достаточно сильной эскадры, было невозможно. Береговые орудия сюда не добивали, а других средств перекрыть пролив турки и татары не имели. Это не узкий и простреливаемый насквозь Босфор, который к тому же можно еще и цепью перегородить. Здесь такое не получится. За этим занятием и застал его Петр.

— Что, Ваня, колдуешь?

— Да вот навигацией занимаюсь, чтобы все ориентиры запомнить. Чтобы все по уму было.

— Ваня, какая такая навигация?! Ведь все и так хорошо видно!

— Сейчас видно. А ночью — не очень. А ну как придется здесь ночью идти, да не на струге, а на большом корабле?

— Ну, ты даешь!!! Все думаешь, что получится? А где же его взять?

— Сам к нам придет.

— Да ну?! Это как?

— А ты сам посуди. Кафу мы вытряхнули до самого донышка. Так?

— Так.

— И как думаешь, простят нам это турки и татары?

— Конечно, нет.

— Вот и я считаю, что нет. Смотри дальше. Кафу мы вытряхнули. Азов держим в осаде. Думаю, что туркам все же удалось сообщить своим об осаде Азова. Перекрыть все тропки невозможно, кто-то из гонцов все равно мог проскочить. Что предпримут турки?

— Пошлют сильное подкрепление в Азов.

— Правильно! А мы встретим. Тем более, турки могут до сих пор не знать о том, что мы взяли Лютик, и понадеются, что мы не сможем проходить через Мертвый Донец.

— И что нам это даст?

— Пока не знаю. Смотря как себя турки поведут. Но используя Мервый Донец мы сможем легко уходить от погони, и легко выходить в море, чтобы напасть на турок у входа в гирло Песчаное. Другого пути на Азов для них нет.

— Ну, Ваня, тебе бы атаманом быть!

— А что? Я согласен!

Раздался смех. Казаки, прислушивающиеся к разговору, от души веселились, подтрунивая над грандиозными планами Ивана. Но вот по поводу его занятий с картами и навигационными инструментами уже никто не подшучивал. Действительно — мало ли, как жизнь сложится. А то, как бы и в самом деле не пришлось на большой трофейной галере с ценным грузом в этих местах ночью проходить.

Азовское море встретило тишиной и полной безлюдностью. Очевидно, ни один турецкий корабль так и не смог вырваться из Азова. Легкий ветер надувал паруса, пенилась вода под форштевнем, и вот наконец впереди гирла Дона. Можно сказать, что почти дома. Но здесь уже было довольно оживленно. В заливе дежурили казачьи струги, а на северном берегу залива — на мысе Таганий Рог, уже начали постройку крепости. Казаки воспользовались благоприятной ситуацией и начали обустраиваться на берегах Азовского моря всерьез. Новости узнали от команд стругов, патрулирующих выход из Дона. Турки предприняли попытку прорыва в море под покровом ночи, но нарвались на сторожевой отряд казаков, и потеряв три корабля, вернулись в Азов. После этого никакой активности с их стороны больше не замечалось.

Когда сборная казачья флотилия подошла к устью Мертвого Донца, их уже ждали. Гонцы быстро известили находившиеся здесь посты казаков, и из Лютика подошли речные струги, на которых следовало перегрузить груз с больших турецких кораблей, так как пройти со своей осадкой через Мертвый Донец они бы вряд ли смогли. Во всяком случае, решили не рисковать. Часть пушек и припасов тут же отправили на берег для строившейся крепости. Команда лазутчиков в этом участия не принимала, а сразу же с частью стругов вошла в Мертвый Донец и направилась в Черкасск. Благо, размеры фелуки это позволяли.

Когда флотилия проходила мимо крепости Лютик, оттуда громыхнул орудийный салют. Со стен радостно махали шапками и кричали приветствия вернувшимся из похода казакам. Все прекрасно понимали значение того, что происходило. Впервые казаки не прорывались с боем домой мимо противника, а шли совершенно беспрепятственно, сохраняя полный контроль над обстановкой. Лазутчики с интересом обсуждали ситуацию, строя планы на будущее, но Иван снова внес ложку дегтя во всеобщее веселье, с задумчивым видом провожая удаляющуюся крепость.

— Рано радуемся, казаки.

— Ты чего, Ваня?!

— Вы думаете, турки это так и оставят? Скоро нужно ждать "гостей" из Константинополя. Думаю, там уже знают об осаде Азова. И придут сюда отнюдь не купцы. Пришлют сильную эскадру с десантом из янычар. А янычары — это не здешние собиратели бакшиша.

— Ну и что?! Встретим!

— Встретим, встретим... Только вот где и когда встретим...

Когда добрались до Черкасска, здесь уже давно знали об успешном завершении похода на Кафу — конные гонцы прибыли гораздо раньше. Все население городка высыпало на берег. И вскоре Иван уже обнимал мать, а вокруг него прыгали младшие братья и сестренка. Мать со слезами обнимала старшего сына, а он, как мог, ее успокаивал. Ведь вернулся живой и здоровый, с батькой тоже все в порядке, так чего слезы лить? Пришел также и Матвей Колюжный поздравить своего ученика. Но разговоры пока что шли о походе в целом. Без подробностей, предназначенных только для обоих характерников, но не для чужих ушей. Выяснив в общих чертах все, что хотел, Матвей велел сегодня отдыхать, а завтра с самого утра быть у войскового атамана. Тут как раз отцовский струг подошел, и встреча продолжилась. В конце концов, все семейство Платовых отправилось домой. Впереди — долгожданная баня, сытный обед, осмотр трофеев и увлекательнейшие рассказы о походе, которые все младшие Платовы ждали с нетерпением. Особый интерес у Мишки и Васьки вызвали дамасская сабля и испанский штуцер Ивана, а у Аннушки — разные побрякушки. И пока младшие были заняты осмотром новых диковинок, Елизавета ввела мужа и старшего сына в курс дел, творившихся в Черкасске. С уходом казаков в поход на Кафу неожиданно резко возрос приток московских служилых людей. Чем это было вызвано, Елизавета не знала. Но слухи ходили, будто бы сильно осерчал воевода Иван Большой из-за чего-то, и даже поругался с войсковым атаманом, вот и запросил еще людей из Москвы. Так это, или нет, точно никто не знает. Сами воевода и атаман молчат, но слухи такие ходят. Под конец не выдержала.

— Ваня, Степа, боюсь я за вас. Неспроста все это. Нельзя верить этому шайтану-воеводе. Как бы он ни удумал чего против казаков, во всех грехах обвинив.

— Да ты, Лиза, не бойся. Знаем мы, что воевода с большим удовольствием бы нас в бараний рог скрутил и своими холопами сделал. Да вот незадача — нужны мы ему! Ой как нужны! И ради этого он будет зубами скрипеть, но нас терпеть. Ладно, мать, баня готова? Пошли. А Ванька пока малым расскажет, как мы в поход ходили. У него это гораздо интереснее получается!

Уже поздно вечером, когда все угомонились, Иван вышел во двор и сел на лавку, глядя на звезды. Вокруг стояла тишина донской степи, наполненной ароматом луговых трав. Предчувствие подсказывало ему о важных грядущих событиях, но он пока не мог взять в толк, каких именно. То, что турки обязательно отреагируют на дерзкую выходку с Кафой, Иван не сомневался. Но ведь такое бывало и раньше. И в конечном счете все возвращалось на круги своя. Нет у турок и татар сил, чтобы извести казаков. Что же будет сейчас? Ладно, утро вечера мудренее...

Наутро Иван и Матвей Колюжный явились в дом к войсковому атаману. Их уже ждали, и пропустили незамедлительно. Корнилий Яковлев поздравил Ивана с успешным походом и велел рассказать все подробно. Доклады Михайло Самаренина и Петра Трегубова, как командира отряда лазутчиков, он еще вчера выслушал, а теперь хотел услышать все от непосредственного исполнителя во всех подробностях. На подробности Иван не поскупился, и последовавший рассказ захватил не только атамана, но и самого Матвея Колюжного, удивившегося такому дару своего ученика. Когда Иван закончил, атаман лишь развел руками.

— Ну, Ваня, тебе с таким талантом надо бы еще и летописцем быть! Как все складно, интересно, и с малейшими подробностями! Ну и память у тебя. Собственно, из-за этого я тебя и позвал. Как думаешь, что турки и татары сейчас предпримут?

— Попытаются наказать нас за Кафу, атаман. Татары вышлют крупные силы конницы по северному берегу Азовского моря, чтобы ударить с суши, а турки пошлют сильную эскадру с десантом в Азов, чтобы ударить в лоб. Причем сделать это надо до наступления холодов, поскольку Азовское море замерзнет, и ни один корабль в Азов не попадет. Татарам поздней осенью в степи тоже делать нечего. Так что самое большее — через пару месяцев надо ждать незваных гостей. Но может быть и раньше, если турки не станут ждать татар, и вышлют свой флот сразу же, как получат вести об осаде Азова и разгроме Кафы. Крупные силы пехоты у них в Константинополе всегда готовы.

— А ежели нам успеть до этого еще один поход сделать? Хотя бы на Темрюк? Вот ведь как с Кафой хорошо получилось! И там нас сейчас не ждут.

— Не успеем, атаман. Подготовка к походу какое-то время займет, и подсылы турецкие обязательно об этом турок известят. А может и не только турецкие. Нам же сейчас городки оголять нельзя, поскольку турецкий султан и крымский хан на нас здорово осерчали за Кафу. И как бы не получилось, что мы своим очередным походом им сами не помогли, распылив силы.

— Ишь ты... Да-а, прав ты был, Матвей. Умеет хлопец верно думать. А посему, Ваня, есть у меня к тебе дело. Неволить не буду, поскольку дело очень трудное и опасное. Если откажешься — не обижусь, поскольку сам понимаю, что к чему.

— Какое дело, атаман?

— До следующего года мы в поход не пойдем. В Кафе столько взяли, сколько никогда не было. Тем более, турок ждем в гости, а тут и без тебя есть, кому их встретить. Не согласился бы ты в Константинополь отправиться? Уж очень хорошо у Вас это получается, уважаемый Хасан-бей!

— В Константинополь?! Но как?! И зачем?!

— То, что сразу не отказался, значит интересно стало?

— Не буду врать. Конечно, интересно. Но что я там делать буду?

— То же самое, что и в Кафе делал. Только более осторожно, неторопливо, и постарайся обойтись без ненужного душегубства, чтобы внимание к себе не привлечь. На невольничьем базаре в Кафе с собой совладал, и за саблю хвататься не стал?

— Совладал.

— Значит, и в Константинополе совладаешь. Очень нужно нам знать, что там творится. Что турки против нас замышляют. Понимаю, что давать тебе задание проникнуть во дворец султана, и там все узнать, глупо. Но даже из разговоров в корчме многое узнать можно. Так что, Ваня? Согласен в Константинополь наведаться? Или в Истанбул, как турки его называют?

— Согласен, атаман!

— Вот и добре! Отправишься ты туда под личиной Хасана — приказчика купца. Сделать тебя самостоятельным купцом — никто не поверит. В Кафе еще могли поверить, тем более ты там пробыл всего ничего и мало с кем общался, а вот в Истанбуле точно не поверят. Годами слишком мал. А вот приказчиком — вполне могут поверить. Особенно, если ты какой-то дальний родич, которого решили к делу пристроить, чтобы деньги на сторону не уходили. Откроете лавку и корчму в людном месте, и турки вам сами свежие новости доставлять будут.

— Ловко! Но если я — приказчик, то где же турецкого купца взять?

— А вот он, рядом с тобой сидит. Матвей сам предложил тряхнуть стариной, да и самому тебя в серьезном деле поднатаскать. Кратковременная вылазка в Кафу — это одно. А длительная работа в Истанбуле, когда надо каждый день себя за турка выдавать, — совсем другое. Вот и поучишься у него уму-разуму, когда одни турки вокруг. А уж он-то турок, как облупленных, знает...

После разговора с войсковым атаманом учитель и ученик отправились домой к Матвею, поскольку старый казак-характерник захотел подробно выяснить все обстоятельства дела в Кафе, и получить сведения из первых рук. Да и предстоящее дело, многократно более сложное и опасное, нужно было обсудить без лишних ушей. По дороге разговаривали о посторонних вещах, и Иван удивлялся тому, насколько выросло количество московских служилых людей в городке. Может быть из-за многолюдности на улицах, а может потому, что до них действительно никому не было дела, но ни Матвей, ни Иван не заметили слежки, чего Матвей опасался. Уж очень неспокойно стало в последнее время на Дону. И лишь когда они остались вдвоем за закрытыми дверями, Иван поведал свою историю во всех подробностях. С самого начала, когда флотилия казачьих стругов покинула Черкасск. Матвей слушал не перебивая, лишь иногда задавая уточняющие вопросы, а когда рассказ был окончен, вынес свой вердикт.

— Молодец, Ваня. В общем все сделал правильно, за исключением одного. Не надо было тебе в дом Ибрагима ночью лезть. Что особо интересного ты мог там узнать? Ведь Ибрагим — простой купец, хоть и богатый. А купец — не чиновник, и многими секретными сведениями просто не обладает. Вот если бы ты в дом коменданта, или дефендара залез — это другое дело. Они много знают. Но получилось, и ладно. Будем считать тебе это как сдачу проверочного испытания на лазутчика. А вот по поводу дальнейшего — что сам думаешь?

— Думаю, что Ибрагим перешел кому-то дорогу, именно поэтому его и убрали. А вот случайно перешел, или по умыслу, того так и не понял. И тот перстень, что я с него снял, в этом деле как-то замешан.

— Аллах с ним с Ибрагимом и с перстнем. То какие-то их внутренние дела, куда ты совершенно случайно влез, и мы про них ничего не знаем. Что по поводу покушения думаешь?

— Не пойму, кому это надо. То, что Прошка не преминул бы со мной расквитаться, не сомневаюсь. Но кто же тогда его самого убил? И почему он так рисковал? Ведь на него бы первого подумали. Неужели, получше время и место не мог найти? На дурака он не похож.

— Вот и я о том же. Ваня, все на самом деле не так, как тебе кажется. И как старается все представить тот, кто это затеял. Он тебя убивать не собирался, а хотел проверить, как ты отреагируешь на выстрел. И скорее всего, это не Прошка стрелял. Его туда либо заманили, либо силой привели, чтобы все поверили, что стрелял именно он. Поскольку именно он — первый подозреваемый. А оставлять его в живых после этого тоже было нельзя. Мог рассказать, кто это с ним задушевные разговоры вел и предложил помочь тебе отомстить.

— Но почему ты так думаешь, дядько Матвей?!

— Предчувствие у меня такое, Ваня... Напоминает это одно давнее дело... Ладно, то уже быльем поросло. Но тебя хочу предупредить — будь теперь вдвойне осторожен. Узнали все же про тебя те, кому не следовало.

— Но ведь это невозможно, дядько Матвей!!! Только ты обо мне все знаешь! Кое-что батя знает, команда лазутчиков во главе с Петром, да атаманы Яковлев и Самаренин!

— Не про них речь. Ни твой батька, ни лазутчики, ни атаманы в этом не замешаны. За это я могу поручиться. Но знает кто-то еще. Думай, где ты мог себя раскрыть. Поскольку я о тебе, кроме как с атаманами, Петром Трегубовым и твоим батькой, ни с кем не говорил.

— Так и я ни с кем не говорил!

— Значит, сделал что-то такое, что на тебя внимание обратили. И среди них был тот, который все понял.

— Но я ведь при всех из образа толмача и писаря не выхожу! И о моих делах в тылу у турок никто, кроме атамана, лазутчиков и батьки не знает!

— То в походе было, а это уже слишком поздно. Здесь, в городке, ничего не было? До того, как вы в поход ушли? Я уверен, что когда в тебя стреляли в Кафе, наш неизвестный "друг" уже все про тебя знал и успел хорошо подготовиться. Вспоминай, Ваня. Любую мелочь вспоминай, поскольку это очень важно.

— Ей богу, ничего не было, дядько Матвей! Кроме... Прошки. Я ведь Прошку прилюдно его же собственной нагайкой на базаре отходил.

— А как именно? Рассказывай подробно.

По мере рассказа лицо Матвея все больше хмурилось. Под конец он уже не скрывал своей досады.

— Плохо дело, Ваня! Очень плохо! Ты при большой толпе народа применил силу характерника. И я думаю, что тебя увидел тот, кто в этом хорошо разбирается. Сам он этим даром может и не владеть. Но на что надо обращать внимание, знает. А кто это был, мы теперь только гадать можем. Ведь сколько времени прошло. Быть может, этого человека уже и в Черкасске нет. Но кому надо, он донес. Поэтому на тебя теперь охоту начнут. Сразу убивать вряд ли станут. Сначала попытаются купить с потрохами. А вот если не получится... То одному Всевышнему известно, чем все это закончится.

— Дядько Матвей, скажи честно... Ты это знал? И именно поэтому предложил атаману вместе со мной в Константинополь отправиться?

— До конца не был уверен, нескольких камешков в этой мозаике не хватало. Но как с тобой поговорил, так все и сложилось. А чтобы не рисковать, заранее подбросил атаману идею с Константинополем. Давно об этом думали, да случая подходящего не было. А теперь сам бог велел им воспользоваться. И казакам от этого польза великая будет, да и тебе сейчас в Константинополе лучше находиться, чем в Черкасске, или в любом другом городке на Дону.

— А ты же как, дядько Матвей? Ты уж прости меня за мои слова, но... В твои годы...

— А что годы, Ваня? Я помирать пока что не собираюсь. Голова у меня работает, руки-ноги тоже, а это главное. Саблей махать, да турецкие галеры брать — для этого и без меня казаков хватает. Что я буду здесь сидеть, небо коптить? А так хоть какую-то пользу казацкому делу принесу, да и тебя как следует поднатаскаю в искусстве быть тайным подсылом. Поверь, это гораздо сложнее будет, чем обычным лазутчиком по вражеским тылам гулять. Когда недалеко от тебя сила казацкая, и достаточно лишь от погони оторваться, чтобы к своим уйти. А там своих не будет, уходить некуда. Ты ведь многого обо мне не знаешь.

— Дядько Матвей, я все понимаю. И я согласен. Но кто еще про Константинополь знать будет? Если про меня кто-то узнал, так ведь и про Константинополь узнать смогут.

— Истанбул, Ваня. Теперь Константинополь для тебя — Истанбул, привыкай. А то еще ляпнешь не подумавши при турках. Кто будет знать? Кроме войскового атамана — никто. Даже твой батька. Ни Самаренин, ни войсковой писарь, ни есаулы, ни твои лазутчики. Про московского воеводу и его людей я вообще молчу. Только мы трое. Никаких бумаг по этому поводу войсковой атаман тоже оставлять не будет. Даст бог, сумеем всех обмануть и следы замести...

С этого дня внешне ничего не изменилось. Иван отдыхал после похода, помогал родителям по хозяйству, но исподволь внимательно следил за окружающей обстановкой. По идее, неизвестный противник должен был сделать следующий ход, окончательно убедившись в сущности Ивана. Но... Ничего не происходило. Никто не обращался к нему с "заманчивыми" предложениями, и даже не пытался вести разговор на определенные темы. Войсковой атаман пока что его не трогал, Матвей Колюжный куда-то исчез, и Иван вел обычную жизнь казака, вернувшегося из удачного похода. Однако, вскоре потребовалось его умение толмача. В канцелярию войскового атамана доставили много бумаг на турецком, французском и итальянском языке, взятых в Кафе. Войсковой писарь в них просто "зашился", поскольку в итальянском и французском был не особо сведущ, вот и позвали на помощь Ивана. Одновременно он совершенствовал свою иноземную речь, ведя разговоры с франками и генуэзцами, освобожденными из турецкого плена, и пожелавшими остаться на Дону среди казаков, поскольку в родных землях их ничего хорошего не ждало. Да и вернуться туда через моря, контролируемые османами, было довольно проблематично.

Шли дни, работы в канцелярии не убавлялось, и вот в один из таких дней на стол Ивана попал невзрачный лист бумаги с текстом на итальянском языке. Ничего особого в нем не было, и он не обратил бы на это письмо никакого внимания, если бы оно не было подписано... купцом Ибрагимом. Адресовалось письмо некоему Франческо Барбиери из Венеции, и в нем подтверждалось получение партии товара. Какого именно товара, не указывалось, но по косвенным признакам можно было понять, что речь идет об обычном барахле, массово доставляемого в Кафу, поскольку само Крымское ханство практически ничего не производило. Иван решил не торопиться с выводами, и сначала показать бумагу своему учителю. Поэтому сунул письмо в карман, думая вечером показать его Матвею, и принялся за другие документы. Однако, доработать спокойно до конца дня ему не дали. Примчался гонец на взмыленном коне, и сообщал важную новость — большой по численности турецкий флот приближается ко входу в Дон. Не иначе, пришла помощь Азову. Что и говорить, быстро турки подсуетились.

Иван не стал торопить события и соваться к атаману, поскольку понимал — понадобится, и так позовут. Позвали, причем довольно быстро. Когда он явился, то там его уже ждал Петр Трегубов. Войсковой атаман не стал разводить политесы, а сразу приступил к делу.

— Слыхали, казаки, что турки в наших краях появились?

— Слыхали, атаман.

— Вот вы мне сейчас и нужны, как хорошие лазутчики. Надо выяснить, сколько и каких турецких кораблей пожаловало, и с чем пожаловало. Либо это просто доставка запасов в Азов на случай долгой осады, либо доставка турецких войск для войны с нами. Все понятно?

— Понятно, атаман. Сделаем. А что наша разведка с моря донесла?

— Заметили большое количество турецких военных и торговых кораблей, направлявшихся к гирлу Песчаному. Ясно, что шли в Азов. Наши струги, которые возле Песчаного дежурили, успели ко входу в другое мелководное гирло уйти и оттуда наблюдали, но турки их не преследовали. Так, послали вдогонку шесть галер, но они постреляли издали для острастки, и близко к гирлам приближаться не стали, на том дело и кончилось. Сколько кораблей пришло, не сосчитали, слишком далеко было. Сказали только, что больше трех десятков. И не мелочь какая-то, а серьезный флот.

— Вон оно как! Выходит, напугали мы турок всерьез. Не волнуйся, атаман, все разузнаем. Пакость какую-нибудь туркам можно учинить, если возможность представится?

— Только если это основному делу не помешает. Запомни, Петро, вы мне здесь живые нужны. И с точными сведениями. На все прочее не отвлекаться. Если для пользы дела надо будет тихо, как летучим мышам прошмыгнуть, никого не тронув, то так и поступайте. А веселье туркам устроить — об этом поговорим, когда вернетесь.

Иван вспоминал слова атамана, внимательно оглядывая азовский рейд, полный кораблей, используя для этой цели новую диковинку под названием "бинокль". Как оказалось, очень удобная и полезная штука, найденная среди многочисленных трофеев, взятых в Кафе. Гораздо удобнее, чем обычная подзорная труба. Но больше всего Ивана поразило не это. На корпусе бинокля стояло клеймо на русском языке "Сделано в Русской Америке". Это была первая вещь, сделанная загадочными русскими пришельцами из другого мира, попавшая в его руки. Если не считать штуцера, купленного в Кафе, но тот все же делали испанцы, хоть и с подачи пришельцев. Оружие, кстати, ему очень понравилось. Качество изготовления далеко опережало все, что он видел до этого, и все казаки, осматривавшие ружье, с этим согласились. Точность боя тоже оказалась выше всяких похвал — удалось завалить кабанчика на охоте почти с двух сотен шагов! Да и просто стрельба по мишеням давала гораздо лучший результат благодаря новым прицельным приспособлениям и общему хорошему качеству изготовления оружия, чем самые дорогие винтовальные пищали, которые все же попадали иногда на Дон из Москвы. Что сразу же стало известно, и многие подкатывали к Ивану с просьбой продать ружье, но он категорически отказывался, хотя деньги предлагали немалые. Единственное, что его не устраивало в испанском штуцере, очень низкая скорострельность. Гораздо ниже, чем из обычных гладкоствольных ружей. Иван думал, как устранить этот недостаток, но пока что далеко не продвинулся в своих изысканиях, поскольку работа с документами в канцелярии занимала много времени. Письмо же от таинственного Франческо Барбиери так и осталось загадкой. Матвей Колюжный не смог прояснить этот вопрос, предположив, что Ибрагим вполне мог быть связан с венецианцами. То, что совсем недавно Османская империя и Венеция воевали, ничего не значит. Деловые связи как были до этого, так и остались. Ведь воюют между собой короли и султаны, а купцы не обращают внимание на подобные вещи, если это сулит хорошую прибыль, и можно все сделать тихо.

Сейчас голова была занята другим, и Иван внимательно разглядывал в бинокль открывшуюся картину, думая, каким образом проникнуть в город. Рейд и сам Азов отсюда были видны, как на ладони, поскольку лазутчики добрались ночью почти до места на легком быстроходном челне, и спрятав его в камышах в одной из мелководных проток, расположились на островке, откуда был прекрасный обзор. Но наблюдением со стороны много не узнаешь, надо сходить "в гости" к туркам. Рядом раздался шорох, и раздался голос Петра Трегубова.

— Ну что, Ваня? Что-нибудь интересное есть?

— Интересного много. Одних только военных галер восемнадцать штук насчитал, да "купцов" больше двух десятков, отсюда еще не всех видно. Турки на берег много людей переправляют. Судя по виду — янычары. Какие-то грузы тоже на берег перевозят.

— Видать, гарнизон Азова усиливают. А может и Лютик захотят отбить.

— Могут. Петро, мне надо в Азов попасть, чтобы получше все узнать.

— Опасно, Ваня. Днем мы там быстро спалимся.

— Я один пойду, сойду за турка. А вы меня здесь ждите...

Однако, проникнуть в город даже Ивану с его способностями оказалось непросто. Задача сильно осложнялась тем, что нельзя было дать туркам никакого повода для подозрений о наличии поблизости группы лазутчиков. Догадываться об их наличии это одно, а вот обнаружить — это совсем другое. Именно поэтому Иван загодя перебрался на левый берег Дона под покровом ночи не слишком близко к Азову. Челн с казаками ушел обратно к гирлам у правого берега, а он направился к городу. Сейчас, когда не нужно было никого прикрывать, сил на отвод глаз уходило гораздо меньше, и Иван как невидимый призрак скользил в ночи, обходя посты янычар, которые уже ждали казачью разведку. Глупо недооценивать турок, это очень серьезные противники. И воевать они умеют. Но многочисленные хорошо вооруженные посты стражи, причем умело замаскировавшиеся, могли противостоять обычным людям. Однако, они не могли противостоять характернику-одиночке. Иван бесшумно проходил мимо притаившихся врагов и шел дальше. Он мог бы оставить за собой десятки трупов, но в настоящий момент ни в коем случае нельзя себя обнаруживать. Пусть турки и дальше пребывают в счастливом неведении, будучи уверенными в том, что все подходы к Азову надежно перекрыты.

Но вот неподалеку и городская стена. Впереди пристань, где даже ночью много народу, поскольку часть судов стоит ошвартованными к берегу. Рядом располагаются также те, кто не успел засветло войти в город до закрытия городских ворот. Вот здесь и можно дождаться утра, не привлекая внимания. Правда, вокруг места выгрузки тоже патрулирует стража, но это уже мелочи. Тихо подкравшись к стихийно образовавшемуся лагерю вновь прибывших, Иван устроился поудобнее возле кучи выгруженных тюков среди разношерстного люда, прибывшего в Азов, и задремал в "пол-глаза", готовый к немедленному сопротивлению. Хотя, его внешность не должна была вызвать подозрений. Одет без излишней роскоши. Не богач, но и не нищеброд какой-нибудь. Из оружия — только нож на поясе в простеньких ножнах. Иными словами, обычный горожанин среднего достатка, каких в Азове тысячи.

Проснулся Иван от пения муэдзина, призывающего правоверных на утренний намаз — Фаджр. Делать нечего. Коль прикинулся турком — изволь соответствовать. Пришлось молиться вместе со всеми. После молитвы вокруг началось движение, Ивана шуганули от тюков, которые сразу же начали грузить на повозки. Выгрузка с пришедших кораблей продолжилась с рассветом, поэтому на берегу возле пристани было настоящее вавилонское столпотворение, затеряться среди которого не составило никакого труда, и очень скоро он оказался внутри города, пройдя через городские ворота вместе с толпой. Несколько раз его окликнули по разным поводам, но чистая турецкая речь и соответствующая внешность не вызвали подозрений у стражи.

Оказавшись в Азове, Иван сразу же отправился на базар. Там всегда можно узнать самые свежие новости. Раньше он здесь никогда не бывал, но войсковой атаман показал ему подробный план города, поэтому сильно плутать не пришлось. Добравшись до базара, который уже был полон народа с самого утра, походил по рядам, послушал разговоры, и уже порядком проголодался. Решив, что неплохо было бы перекусить, начал поиски корчмы, или мейхане, как она называется у турок. И вскоре оказался возле заведения с аппетитными запахами, находящемся здесь же, на базаре.

Внутри было людно, харчевня работала с самого раннего утра, поскольку большой наплыв приезжих обеспечил хозяину хорошую выручку. Иван сразу понял, что нашел именно то, что искал. За столами сидела большая компания янычар. Очевидно, служивые отмечали благополучное прибытие в Азов и с удовольствием отдавали должное местной кухне после длительного перехода через море, когда об этом можно было лишь мечтать. Перебросившись парой фраз с трактирщиком и сделав заказ, Иван занял место в стороне от разгулявшейся компании и скучным видом осмотрел зал. Посетителей хватало, стоял гомон голосов, иногда прерывающийся взрывами смеха, но никто не обращал внимания на щуплого подростка, скромно примостившегося в углу. Соседи по столу оказались заезжими купцами и все их разговоры состояли из обсуждения цен, сложившихся на сегодняшний день и проклятых казаков, от которых житья не стало. Новости о разгроме Кафы дошли до Азова, и сейчас это было самой обсуждаемой темой. Взятие накануне этого крепости Сед Ислам, то есть Лютик, уже шло фоном, и не вызывало такого ажиотажа. Иван разговаривал мало. Больше поддакивал и внимательно слушал, старательно делая вид, что очень проголодался и всецело занят едой. Со стороны компании янычар то и дело доносились воинственные речи и громкий смех. Из подслушанного разговора Иван сделал вывод, что войск в Азов прислали хоть и много, но явно недостаточно для того, чтобы затевать серьезную военную кампанию против казаков. Тем более, без помощи крымских татар и черкесов, которые оказались неготовы к такому повороту дела. Скорее всего, турки просто решили усилить гарнизон Азова в свете открывшихся обстоятельств, и завезти в него побольше припасов, чтобы хватило до следующего лета. Но вот одна фраза его очень заинтересовала.

— Эти шакалы дорого заплатят за Сед Ислам!!! Я там все стены по кругу уставлю пиками с головами гяуров! А те, что попадут в мои руки живыми, пожалеют, что родились на свет!

Иван не подал виду, продолжая с удовольствием поглощать плов с бараниной, но понял, что очевидно турки собираются отбить Лютик. Ничего удивительного в этом не было. Маленькая крепость из замка, прочно запиравшего выход в море, превратилась в источник постоянного беспокойства. Мервый Донец — крупный рукав Дона, надежно до этого запертый Лютиком, и который ранее не могли использовать казаки, теперь стал для них удобным водным путем, позволявшим безопасно выходить в море и возвращаться на Дон в любое время, поскольку укрепления Азова были далеко, и их артиллерия просто не добивала до этих мест. Долго такая ситуация продолжаться не могла, и турки просто обязаны были приложить все силы, чтобы вернуть утраченное. Вот, похоже, и собрались...

Но делать поспешные выводы на основании всего лишь одной брошенной за столом фразы не стоило. Поэтому закончив трапезу, Иван покинул корчму, и отправился бродить по городу. До вечера надо собрать как можно больше информации, и успеть выйти через городские ворота до того, как их закроют на ночь.

На улицах Азова было шумно и многолюдно. Большое количество приезжих внесло неразбериху в устоявшийся ритм жизни города, и это было только на руку Ивану. На него никто не обращал внимания, он ходил от одной лавки к другой, прислушиваясь к разговорам и поглядывая по сторонам, подмечая любую интересную мелочь. Ходил до тех пор, пока не наступил полуденный намаз — Зухр, ради чего Иван даже решил зайти в мечеть, оказавшуюся поблизости. Он не надеялся узнать там что-либо интересное, но перед прибытие в Константинополь... то есть Истанбул надо было насколько возможно лучше погрузиться в чужую культуру, чтобы не возникло каких-нибудь неожиданных мелких нестыковок в поведении. Тем более, бывать в мечети Ивану ранее не приходилось, и он мог судить об этом только по рассказам Матвея Колюжного. Который, надо отдать ему должное, хорошо подготовил своего ученика, сейчас ничем не отличавшегося от других правоверных, и возносившего молитву Аллаху наравне со всеми.

После полуденного намаза Иван вышел из мечети и продолжил сбор информации, собирая ее по крупицам, бродя по улицам, заходя в разные лавки и в мейхане. Из отдельных кусочков мозаики постепенно складывалась более-менее цельная картина. Узнав все, что было возможно в данной ситуации, незадолго до закрытия городских ворот он покинул Азов.

Когда стемнело, отправился в обратный путь. Сейчас это было уже легче, поскольку он знал расположение постов охраны вокруг города. Снова пройдя мимо них невидимым призраком, юный казак-характерник исчез в темноте ночи, никого не потревожив. Матвей Колюжный имел полное право гордиться своим учеником.

Добравшись до условленного места, Иван не стал сразу обозначать свое присутствие. Казаки должны пригнать сюда челн от правого берега, как стемнеет, и ждать пока он не вернется. Если не вернется к рассвету, то снова укрыться на правом берегу, переждать там день и вернуться сюда следующей ночью. Интересно, сумеют они его сейчас обнаружить, или нет? Но сначала надо самому обнаружить казаков. Однако, сколько Иван ни старался это сделать, прибегнув к своему дару, ничего не получалось. Вернее, получалось. Да только ни одного человека поблизости не было.

А вот это уже плохо. Уйти без него не могли. Значит, что-то случилось. Самому уходить от этого места тоже нельзя, поскольку если его товарищей что-то задержало, то придут они именно сюда. Если до утра никого не будет, то придется возвращаться в Азов, поскольку запасов еды у него с собой всего ничего. Перебираться на другой берег вплавь тоже не выход. Во-первых далеко, а во-вторых, можно разминуться в темноте. При разработке плана действий в тылу врага Иван предусмотрел вариант на тот случай, если останется один. Вдруг, группе лазутчиков придется срочно отступить. Деньги у него с собой были, а купить в Азове коня с упряжью — не проблема. Но вот потом придется добираться в одиночку через донскую степь до своих, что само по себе довольно рискованное мероприятие. Мало ли, на кого напороться можно. Конечно, для характерника конный отряд турок, или татар любой численности не представляет опасности, но зачем гусей дразнить, и внимание к своей персоне среди широкой публики привлекать? А ведь такое не скроешь. Все равно кто-то из посторонних проболтается, что толмач Иван Платов из вылазки один вернулся. А оно ему надо? Но это на самый крайний случай. Время еще есть, может и обойдется...

Иван "прислушался" к окружающей обстановке, но опасности не обнаружил. Поблизости никого нет. Остается только ждать своих, а заодно разобраться с ситуацией, раз уж все равно торопиться некуда. Все говорит в пользу того, что турки собираются вернуть крепость Лютик, причем в ближайшем будущем, пока не настала осень с ее дождями и холодами. Но как они это сделают? Подойти посуху не получится, поскольку крепость стоит на островке. Через многочисленные мелководные протоки они не пойдут, в этом нет никакого смысла. Через Дон — тоже вряд ли. Здесь они лишаются свободы маневра, да и крупные корабли просто не смогут войти в Мертвый Донец. Остается один способ — доставить войска к крепости на различных мелких судах с небольшой осадкой. То есть повторить то же самое, что сделали казаки. А это значит, никакой серьезной артиллерии при атаке на крепость турки иметь не будут. Казаки много лет не могли взять Лютик именно благодаря его удачному местоположению, очень затрудняющему действия нападающей стороны. Да и сейчас-то взяли исключительно благодаря умениям своих лазутчиков, сумевших проникнуть в крепость и открыть ворота. У турок же это не получится. Своих характерников у них нет. Во всяком случае, раньше об этом никаких сведений не поступало. Артиллерия Лютика сейчас усилена за счет пушек, снятых с захваченных кораблей, и искромсает картечью вражескую пехоту еще на подступах к стенам крепости. На что же турки рассчитывают? Неужели думают, что там будут спокойно сидеть и ждать, ничего не предпринимая? Разумеется нет, поскольку сведения об усилении крепости уже давно должны быть известны в Азове. Московский воевода, сукин сын, подсуетится... Тогда что? Думают задавить числом? Но ведь большими силами к стенам просто не подойти — вокруг не чисто поле, а куча мелководных проток и островков, где зачастую приходится через камыши и непролазную грязь пробираться. Непонятно...

Так прошло довольно много времени, и вот неожиданно Иван почувствовал приближение людей. Причем со стороны реки. Вскоре показался челн, выделяющийся на фоне воды в лунном свете, и донесся плеск весел. Еще немного, и стало ясно, что это свои. Но почему так поздно? Лучше пока что не раскрывать свое присутствие и посмотреть, что будет дальше. Челн тем временем преодолел открытое пространство и нырнул в прибрежные камыши, где увидеть его со стороны реки было невозможно. Сидевшие в нем Федор, Григорий и Дмитро внимательно вглядывались и вслушивались в ночную темень, но Ивана так и не обнаружили, хотя он находился практически рядом с ними, и хорошо слышал их шепот.

— Ну и где Ванька?

— Должен здесь быть.

— Может, еще не пришел?

— По времени должен уже здесь быть. Ведь ворота давно закрыли.

— А вдруг он в Азове остался?

— Ой, не хотелось бы... Засуетились басурманы проклятые...

Иван послушал еще немного, и убедившись в том, что казаки не подозревают о его близком присутствии, отошел в сторону и уже оттуда окликнул своих. Вокруг все было спокойно, поэтому захотел сначала прояснить ситуацию. Но казаки, едва он сел в челн, не стали разговаривать, а тут же отправились обратно, налегая на весла.

— Ваня, потом!!!

— Да что случилось-то?! Я вас тут уже давно жду...

— Похоже, ждали нас, вот что!..

А вот это было уже интересно. Иван не стал донимать расспросами казаков и сам приналег на весло. Сейчас надо уйти подальше от Азова, а поговорить и после можно. Когда челн пересек Дон и скрылся в ближайшем ерике, все перевели дух. Здесь уже ждали остальные лазутчики во главе с Петром. Теперь можно было не спешить, но Иван все же не удержался.

— Да что случилось-то, что мы как укушенные драпали?

— Турки здесь по Дону на больших лодках ходят. Сторожат, сволочи, чтобы мы близко ночью не подошли. Как раз момент выбирали, чтобы тебя забрать.

— Так что же вы сразу не сказали?! Я бы им всем глаза отвел. Прошли бы, как на прогулке, не торопясь!

Последовала немая сцена, после которой все начали давиться от смеха, но старались делать это как можно тише.

— Ой, Ванька, а ведь и правда!!!

— Не подумали, дурни!!!

Закончив смеяться, перешли к делам. Иван рассказал подробно обо всем, что удалось узнать, особо подчеркнув, что уверен в скором нападении на Лютик. Петр же его не обрадовал.

— Дело здесь тухлое, Ваня. Либо турки сейчас просто с перепугу такое устроили, либо опять хорошо их подсылы сработали. А может воевода, сучих потрох, все же что-то пронюхал и турок упредил. Такое ощущение, что нас тут ждали. Никогда раньше не было, чтобы турки ночью по Дону в этих местах шастали.

— Уходить надо, Петро. И чем скорее, тем лучше.

— Знаю, что надо. Ты как долго нас от турецких взглядов закрывать сможешь? Они сейчас выше по Дону ушли.

— Сколько надо, столько и буду. Пока от усталости не свалюсь.

— Тогда до дому, казаки! Уходим!

Челн выскользнул из ерика и пошел неподалеку от правого берега вверх по Дону. Вскоре за поворотом появились три больших лодки, полные вооруженных людей. Лодки прошли совсем рядом, слышен был даже шепот переговаривающихся турок и скрип уключин, дозорные на носу внимательно осматривали поверхность реки и оба берега, но легкий казачий челн никто из них так и не заметил. Когда противник удалился достаточно далеко, Петр перекрестился.

— Ну, Ваня, все никак не привыкну!!! С тобой и правда в чудеса верить начнешь. Ведь рядом басурмане прошли, и не заметили! Ты так и днем сможешь?

— Смогу. Только шуметь нельзя.

— Так мы шуметь и не будем! Все, казаки, вот теперь до дому!

Больше на всем пути вверх по Дону неприятных сюрпризов не было, и добравшись до ближайшей казачьей заставы, лазутчики немедля верхом отправились в Черкасск. Время поджимало.

Именно так считал и войсковой атаман Корнилий Яковлев, выслушав доклад Ивана. Здесь же присутствовал Петр, добавив к рассказу кое-что из случившегося за время иванова отсутствия.

— Значит говорите, переполошились турки?

— Никогда еще такого не было, чтобы они так далеко ночью от Азова вверх по Дону забирались. Либо нас искали, либо просто очень напуганы после Кафы. Вот и мерещатся им теперь всюду казаки.

— Возможно, возможно... Так что, Ваня, турки Лютик захотели вернуть?

— Похоже на то. Во всяком случае, разговоры об этом идут во многих местах. Видно, дело решенное, и только подкрепления ждали. Но мы им в том помешать можем, если быстро обернемся.

— И каким образом?

— Доставить пехоту к Лютику турки могут только на судах с малой осадкой, способных пройти по Мертвому Донцу. Лодок на такую ораву у них просто не хватит, и на них нельзя установить пушки. Мы же сейчас можем лишить турок всех кораблей и того груза, что они еще не успели выгрузить.

— Но как?!

— Я, когда на пристани был, все хорошо рассмотрел. Кораблей очень много, и стоят они довольно близко друг к другу. Выгрузка идет медленно. Старики говорят, что сейчас ожидается сильная "низовка", поэтому если мы нападем ночью на турецкие корабли, подойдя со стороны моря, то ветер нам будет попутным. И если поджечь крайние, то огонь начнет распространяться на тех, кто будет стоять выше по течению. И деваться им будет некуда — вверх по Дону они идти побоятся. А если пойдут, то прямо к нам и попадут. Мы их там ждать будем, подальше от азовских пушек.

— Хм-м, интересно... Так еще никто никогда не делал. Сам додумался?

— Сам. Если бы там три-четыре галеры стояло, да плюс мелочь, то ничего бы не вышло. Корабли бы просто отошли в сторону, рассредоточились и все. Но сейчас там сильная толкучка, паника возникнет обязательно, а места для маневра очень мало. Тем более, ночь. К тому же турки сейчас пуганые после Кафы, им что угодно может померещиться.

— Возможно, возможно... Не скрою, Ваня, очень интересно то, что ты предлагаешь. Но тут крепко подумать надобно...

Пока начальство "думает", лазутчиков отправили отдыхать. Срочных дел в ближайшие дни не предвидится, а как что-то появится, так вызовут. Но Иван прекрасно понимал, что его "срочное дело" начнется очень скоро. В Константинополь, то бишь Истанбул, нужно попасть до наступления осенних штормов в Черном море. А это значит, что времени осталось немного. Дома его близкие даже не подозревают о том, что ему предстоит. Про друзей и знакомых и речи нет. Для всех он и Матвей Колюжный отправятся в Запорожскую Сечь. Нельзя оставлять никаких следов, чтобы могли заподозрить иное. Ни для турецких подсылов, ни для людей московского воеводы. Да и для казачьей старшины тоже. Уж очень некоторые ее представители с воеводой московским Иваном Большим шашни водят.

Несколько дней Ивана никто не беспокоил. Опытный человек мог понять, что началась подготовка к походу, поскольку скрыть такое невозможно. И понимали. Московские служилые люди всячески пытались вызвать казаков на откровенность, даже устраивая застолья за свой счет, да только толку от этого было немного. Слухи ходили самые противоречивые. То о предстоящем походе на Темрюк, то на Керчь, а то и на Константинополь! Про Константинополь, конечно, никто не верил, но вот Керчь и Темрюк были вполне реальными целями. Поскольку лазутчиков не трогали, это наводило Ивана на мысль, что войсковой атаман намеренно допускает утечку сведений в Азов. Хотя, там уже должны были с большой осторожностью относиться к получаемой из Черкасска информации. Дураками турки никогда не были, надо отдать им должное.

И вот в один из вечеров, когда Иван уже управился с домашними делами, и был занят рассказыванием очередных баек своим младшим братьям, к ним заглянул Матвей Колюжный. Побеседовал с ним и с родителями, и в конце разговора велел прийти к нему следующим утром. Хоть он ничего конкретного и не сказал, но Иван понял — время пришло. Скоро он покинет отчий дом. И неизвестно, когда вернется обратно. Очевидно, мать все же почувствовала, что-то, и когда Матвей ушел, спросила прямо.

— Сынок, понимаю, что все равно правду не скажешь. Но там хоть безопасно?

— Где, мама?!

— Там, куда ты отправишься?

— Мама, ну зачем ты понапрасну беспокоишься? Я ведь толмач и писарь, меня в бой не посылают!

— Догадываюсь, какой ты толмач... Запомни, Ваня, слову османа верить можно. Если, конечно, он будет считать тебя за своего. Но никогда не верь грекам и иудеям. Продадут при первой возможности, как только им это станет выгодно...

Иван с таким утверждением спорить не собирался, хотя и по поводу твердости слова османа, данного своему соплеменнику, у него тоже были большие сомнения. Хочешь выжить среди врагов — не верь никому. Так его учил Матвей. А уж старый казак-характерник знал жизнь, как никто другой. Кое-как успокоив мать, все же задумался. Если она что-то почувствовала, то могут найтись и другие. Никогда нельзя считать противника глупее себя.

На следующее утро отправился в дом к своему наставнику, застав того не в духе. Матвей не стал делать тайны по поводу причины своего отвратительного настроения, и сходу огорошил.

— Был я вчера у войскового атамана. Так вот, Ваня, понравилось ему, как ты в турецкие крепости пролазишь. Хочет снова тебя на это дело подрядить.

— Но куда, дядько Матвей? В Азов? Так я там и так недавно побывал. Ничего сложного.

— Нет, не в Азов... В Керчь.

— В Керчь?!

— Да, в Керчь. Пришла пора нам с тобой к туркам в гости отправиться. Но получилось так, что я пока что отправиться не могу. Придется тебе одному добираться до Керчи, и ждать меня там.

— А почему здесь нельзя подождать?

— Нельзя, Ваня. Поверь на слово. Уж очень нехорошая возня вокруг тебя поднялась. И чем скорее ты исчезнешь, тем лучше. Соваться в Истанбул в одиночку тебе нельзя. Поэтому, будешь ждать меня в Керчи. Деньги у тебя будут, но не свети их понапрасну.

— А как я в Керчь попаду, чтобы подозрений не вызвать? Ведь когда мы пришли в Кафу на фелуке, и выдали себя за купцов, то долго там стоять не собирались. А здесь, как я понял, мне придется тебя довольно долго ждать?

— В том-то и дело. Прийти на своем корабле, как обычный купец, ты не сможешь. Даже если вашу фелуку взять, для нее ведь хоть какая-то команда требуется. Но наши лазутчики себя слишком долго за греков выдавать не смогут, а заменить их некем. Да и здесь они тоже нужны. Поэтому будешь изображать приказчика азовского купца, корабль которого затонул неподалеку от берега, а ты один спасся. Может быть и не один, но где остальные — один Аллах ведает. Когда доберешься до Керчи, постараешься устроиться на службу к какому-нибудь местному богатею. Хлопец ты умный, грамоте и счету обученный, помимо "родного" турецкого еще французский и итальянский языки знаешь, а это среди турок, а особенно татар — большая редкость. Знание русского лучше не показывай. Так, объясняйся через пень-колоду, как большинство из них делает. Также не показывай знание морского и военного дела. Ты — приказчик. Помощник купца в торговых делах, и не более. А чего попутно при этом нахватался, так это в твоей работе не основное. Свое дело открыть тоже не пытайся. Там уже давным давно все поделено между местными, и если только попытаешься влезть, сразу же массу врагов наживешь Уразумел?

— Уразумел, дядько Матвей. А как я до Керчи доберусь?

— Петро с лазутчиками тебя ночью неподалеку от Керчи на берег высадят и сразу же уйдут. До города доберешься пешком. Взять с собой сможешь только то, что у тебя в карманах поместится. Никто не поверит, что ты с сундуком до берега вплавь добрался. Поэтому сабли и пистолей у тебя тоже не будет. Разве что нож можешь оставить.

— А мне больше и не надо. Но разве Петро не может меня в порт доставить, как прибывшего купца с товаром? Весь товар оптом в порту сдадим, и после этого фелука сразу уйдет, а я останусь? Вроде как для закупок товара у керченских купцов?

— Опасно, Ваня. Был бы ты постарше, можно было бы так сделать. Но никто не поверит, что пятнадцатилетний отрок без пригляду остался в чужом городе товар закупать. В лучшем случае, постараются войти в доверие и облапошить, или просто ограбить. А тебе ни в коем случае нельзя внимание привлекать.

— Понял. И когда?

— На днях начнет работать "низовка", и мы займемся турецким флотом возле Азова. Вы же под шумок уйдете к Керчи. Не нужно, чтобы другие об этом знали...

В проливе было гораздо спокойнее, чем в открытом море — близкий берег закрывал от ветра и не давал разгуляться волнам. Иван внимательно вглядывался в ночную темень, но разобрать что-либо было невозможно. Только неясные контуры берегов Керченского пролива на фоне неба, затянутого облаками. Волна здесь была уже гораздо меньше, чем в открытом море, но качка все же ощущалась. Переход по бурному Азовскому морю доставил немало неприятных моментов, но с другой стороны, удалось соблюсти секретность миссии и никому не попасться на глаза. Казаки сейчас заняты ликвидацией турецкого флота в Азове, а из-за свежей погоды никто не стал выходить из Керчи, поэтому Азовское море на протяжении всего перехода оставалось пустынным.

Фелука следовала Керченским проливом, оставив минимум парусов. Здесь надо было быть особенно осторожным. Опасность представляли не только турецкие сторожевые суда, но и прибрежные камни. Но похоже, вся стража попряталась в порту, резонно рассудив, что в такую погоду никто в море не выйдет, а от прибрежных камней старались держаться подальше, следуя серединой пролива. Но в конце концов пришлось поворачивать к берегу, поскольку вдали уже были видны огоньки Керчи.

Петр Трегубов хотел произвести высадку как можно ближе к городу, но Иван его отговорил. Не нужно рисковать. Могут попасться нежелательные свидетели, а ему пройти пешком по суше лишние несколько миль не в тягость. А возможно, удастся и конем разжиться. Мало ли, что бывает! Но сначала надо высадиться на берег, причем так, чтобы этого никто не заметил. А если учесть, что погода довольно свежая, и вокруг тьма кромешная, то сделать это не так-то просто.

Иван сидел на носу фелуки и внимательно смотрел вперед. В этом месте нет ни единого огонька, и уже слышен шум прибоя. Хорошо, что здесь берег все же прикрывает от ветра, и волнения практически нет. Да и уходить отсюда с попутным ветром будет гораздо проще и быстрее. Паруса уже убраны, и последнюю сотню саженей фелука проходит на веслах, осторожно приближаясь к береговой черте. На этом участке камней нет, поэтому можно не опасаться повреждений. И вот заскрипел песок под килем. Иван заранее попрощался с казаками, поэтому махнув рукой, спрыгнул за борт и помог оттолкнуть фелуку с мели на глубокую воду. Суденышко, тут же подхваченное ветром, стало быстро удаляться, и вскоре исчезло в темноте.

Промокнув до нитки и выбравшись на берег, первым делом разделся, и разложил одежду для просушки. Он же потерпевший кораблекрушение, как никак! Хорошо, что сейчас лето, вода теплая, и такое "чудесное спасение" никого не удивит. Даже если появится конный разъезд турок, патрулирующий побережье, то вряд ли у них возникнут подозрения. Ну, а если возникнут... Кто же им виноват? Нечего по ночам шастать, где не надо. Иван попытался разглядеть фелуку в темноте, но не смог. Суденышко было уже далеко, и даст бог, казаки доберутся без приключений домой. Он впервые ощутил, что значит остаться одному. Одному среди врагов. Теперь предстояло рассчитывать только на себя.

Глава 8

О пользе знания Корана

Ночь прошла без происшествий. Иван умудрился даже неплохо выспаться. Одежда и обувь к утру просохли, поэтому он сразу же отправился в путь, поскольку голод давал о себе знать. При высадке на берег пришлось не брать с собой ничего, чтобы не нарушать легенду потерпевшего крушение. Иван вышел на дорогу, и направился в сторону Керчи, до которой было порядка трех миль. Не такое уж большое расстояние, если идти без поклажи и при хорошей погоде. Правда, высадился он на берег все же не совсем с пустыми руками. В широком кожаном поясе были зашиты золотые монеты. Также имелись деньги и драгоценности в многочисленных карманах одежды. Со стороны не видно, а если у кого взыграют нехорошие мысли, так можно их и укоротить. Из оружия — только кинжал в ножнах на поясе, да нож в сапоге. Решил все же прихватить два клинка на всякий случай. Облик не вызовет подозрений. Судя по одежде — осман среднего достатка. Не нищий, но и не богач. Типичный городской житель, каких на улицах Керчи многие тысячи.

Пока что все складывалось благополучно. Дорога была пустынной, и Иван шел по направлению к городу, поглядывая по сторонам. Солнце поднималось все выше, начинало уже припекать, поэтому желательно добраться до Керчи как можно скорее. И тут сзади донесся конский топот. Иван оглянулся. Кто-то догонял по дороге, а спрятаться здесь решительно негде. Можно, конечно, отвести глаза всадникам, и они его не заметят, но вдруг удастся раздобыть интересную информацию еще до прихода в город? А может быть попутчики окажутся настолько любезны, что даже согласятся подвезти его до города, если у них есть с собой заводные кони?

Вскоре удалось разобрать троих всадников. Но судя по тому, что они явно торопились, рассчитывать на их гостеприимство не стоило. Иван издалека опознал татар в полном вооружении, и отошел в сторонку, уйдя с дороги. Но лихо подскакавшая троица неожиданно остановилась, окружив его. Теперь все стало на свои места. Похоже, что воины Аллаха решили заняться грабежом, увидев одинокого путника, причем пешего и безоружного. И судя по одежде — явно не нищего бродягу, с которого даже пару монет не возьмешь. Здесь же попалось что-то гораздо более интересное. До города далеко, свидетелей нет... Иван уже нисколько не сомневался в намерениях неожиданных попутчиков. Но очевидно, они все же хотели до конца прояснить ситуацию, чтобы случайно не нарваться на того, кого не надо. Поэтому вели себя довольно сдержанно. Иван спокойно поздоровался со старшим, пожелал доброго пути воинам Аллаха, а также поинтересовался, не может ли он им чем-нибудь помочь? Татары засмеялись, придерживая разгоряченных коней.

— Ты кто такой вообще, малец? Откуда взялся? Идешь один пешком... Не боишься?

— А чего мне бояться? Ведь здесь тоже живут правоверные. Мое имя Хасан. Я — осман, приказчик купца из Азова. Иду в Керчь.

— Из Азова?! Так где Азов, а где ты сейчас?!

— Мы вышли на фелуке из Азова три дня назад, но она утонула этой ночью неподалеку от этого места из-за открывшейся течи. Аллах спас меня и помог добраться до берега, а вот где остальные мои люди — не знаю. Нас было девять человек...

По напрягшимся лицам Иван понял, что не ошибся в своих предположениях. У спасшегося купеческого приказчика явно найдется в карманах несколько больше, чем пара серебряных акче. И никто его здесь искать не будет. Вот двое уже спешились и подходят, а старший явно заговаривает зубы. Эх вы, воины Аллаха... Ведь это большой грех — поднимать руку на правоверного, который не сделал тебе ничего плохого...

Иван не стал устраивать представление для публики "один против трех". Все равно, оставлять татар в живых он не собирался. Те, которые подходили сзади, так и не поняли, почему их противник, которого они всерьез не воспринимали, неожиданно как бы растаял в воздухе, а в следующее мгновение сталь клинка уже вспарывала им горло как раз через щель в доспехах. Тот же, который остался в седле, попытался выхватить саблю, но так и не смог, застыв с выражением удивления на лице. Кони были хорошо обучены и вели себя смирно, оставшись возле своих прежних хозяев. Надо было спешить, пока никто не появился. Поэтому оттащив трупы в сторону от дороги и укрыв за камнями, Иван отвел туда же коня с пока еще живым татарином, и сбросил его из седла на землю. Много времени, чтобы заглянуть во все закоулки его темной души, не понадобилось, поэтому старший из воинов Аллаха вскоре отправился вслед за своими приятелями. Иван поборолся несколько минут с искушением взять себе коня и отправиться дальше верхом, но все же решил не рисковать. Коней могут опознать, и тогда неприятности гарантированы. Именно по этой причине не стал брать ничего в качестве трофеев. Забрал только деньги, несколько лепешек, кувшин с водой, и продолжил путь. Надо уйти как можно дальше от этого места, прежде, чем трупы обнаружат. А обнаружат обязательно, — скоро воронье слетится. Да и кони находятся поблизости, не удалось их отогнать. Как бы то ни было, первая встреча с местными жителями прошла хоть и не совсем благополучно, но очень удачно в плане получения информации и финансов. Не слишком много, но на первое время хватит, чтобы не трогать свои запасы. А вот информация заставляла задуматься. И Иван, грызя лепешку, бодро шел по дороге, прикидывая возможные варианты дальнейших действий.

Поскольку татарина в любом случае нельзя было оставлять живым, Иван нисколько не старался скрыть свои действия, и узнал при этом много интересного. В своих предположениях он не ошибся. Поначалу его действительно хотели ограбить и убить, приняв за кого-то из местных. Но вот когда узнали, что он из чужих краев, здесь его никто не знает и искать не будет, то решили продать турецким работорговцам, буквально наводнивших сейчас Керчь. Что с того, что Коран запрещает обращать в рабство правоверных? Здесь на это уже никто не смотрит. А за такого смазливого юношу, причем без роду и племени, можно было бы взять хорошую цену! Поскольку Кафа разграблена и сожжена, центром работорговли на южном побережье Крыма тут же стала Керчь. Некоторые жители Кафы, в том числе и занятые в этом прибыльном деле, сумели сбежать и добрались до Керчи, рассказывая различные страшилки о казаках, где правда была уже густо перемешана с буйным вымыслом. А эти трое — людоловы, частенько ходившие в походы за живым товаром, и для них уже не было разницы, кто перед ними — правоверный, или гяур. Воровством детей у бедняков — своих же единоверцев, они промышляли и раньше. Вот Аллах и покарал их. Хоть и рукой гяура, но покарал. В самой же Керчи ситуация весьма нервозная. Недавнее разграбление Кафы напугало всех, и заставило всерьез заняться вопросами обороны города от возможных нападений казаков в будущем. Турки и раньше чувствовали себя хозяевами во всех портовых городах Крыма, а сейчас их влияние стало еще больше. Татарские мурзы реальной власти здесь не имеют, и фактически делают все по указке османских чиновников, присланных из Константинополя... то есть из Истанбула (пора бы уже привыкнуть!!!). Гарнизон Керчи усилен, но возведение новых береговых укреплений с мощной артиллерией — дело не быстрое. А с учетом того, что лишних денег на это в казне турецкого султана не предусмотрено, то и вряд ли реально выполнимое. Во всяком случае, в течение ближайших нескольких лет. А это значит, что татары станут проявлять еще большую активность в своем "прибыльном деле", поскольку никакого другого источника доходов у них нет. Вместе с тем, сейчас появилась прекрасная возможность не только хорошо устроиться в Керчи, но также и незаметно попасть в Истанбул, чтобы устроиться там. Без разрешения Матвея это делать нельзя, но завести нужные знакомства можно уже и сейчас. А появится Матвей — сразу же отправляться в Истанбул. Как знать, может быть удастся на окружение самого султана выйти! До самого султана и великого визиря, конечно, не добраться, но вот до кого-то помельче — вполне может быть!

Размышляя над этими вопросами, Иван на ходу съел лепешки, выпил воду, и зашвырнул кувшин подальше от дороги. Нельзя иметь при себе ничего, что могло бы связать его с убитыми татарами. Тем более, до города осталось немного, и нельзя выходить из образа спасшегося при кораблекрушении. Наконец из-за поворота показались стены Керчи, а также повозки, всадники и пешие путники, направлявшиеся в Керчь и покинувшие ее по другой дороге, идущей вглубь Крыма, и соединяющейся с той, по которой шел Иван. Поэтому вскоре одинокий путник — молодой юноша с ярко выраженной османской внешностью, и одетый, как осман, затерялся среди тех, кто спешил на керченский базар. В город Иван попал без каких-либо сложностей. Людей было много, стража на воротах едва успевала справляться со сбором бакшиша с въезжающих повозок, а на пеших путников у них уже рук не хватало. Иначе, могла бы выстроиться огромная очередь, что могло создать ненужные конфликты самим стражникам.

И вот — Керчь. Старинный город, основанный греками много веков назад, и носивший при них название Пантикапей. Много воды утекло с тех пор. От былого величия Византии не осталось уже ничего. Керчь и сам Крым много раз переходили из рук в руки, пока в конечном счете здесь не появилось Крымское ханство — вассал Османской империи. Керчь к этому времени стала уже крупным и богатым городом на побережье, уступая лишь Кафе. Но ее географическое положение было исключительно удачным. Находясь в проливе, соединяющем Черное и Азовское моря, Керчь была гораздо лучше защищена от штормов, чем Кафа. Правда, тут имелся один неприятный момент. В холодные зимы Азовское море замерзало полностью, и лед доходил аж до самой Керчи, что либо очень затрудняло плавание, либо делало его вообще невозможным. В отличие от Кафы, которая никогда не замерзала. Во всяком случае, два крупных и богатых города вполне успешно конкурировали друг с другом длительное время, пока казаки не решили навести порядок в этих краях. И сейчас Иван с интересом смотрел по сторонам, и пытался понять, как же разобраться в этом человеческом муравейнике. По сравнению с Кафой, где он побывал перед самым нападением, здесь было гораздо более многолюдно. Наряду с татарами было также много турок — еще на подходе к городу он видел, что рейд просто забит судами. Как военными, так и торговыми. На улицах стоял многоголосый шум, и иногда было даже трудно пробиться через толпу.

Именно здесь Ивану и попытались залезть в карман, но вывернутая в суставе рука и истошный вопль воришки — пацана в драной одежде возрастом вряд ли старше его самого, тут же распугал возможных сообщников, и заставил обратить внимание окружающих, тут же собравшихся вокруг места происшествия. Послышались возмущенные голоса, предлагающие сразу же отрубить руку мерзавцу. С ворами здесь не церемонились. Как говорится, воровать можно — попадаться нельзя. Но в планы Ивана такое радикальное решение вопроса не входило, незачем привлекать к себе повышенное внимание. Поэтому, дав воришке хорошего пинка, он отпустил его. Чем тот не преминул воспользоваться, тут же нырнув в толпу, но не тут-то было. Как оказалось, карманные кражи днем и грабежи ночью уже порядком достали местное население, заметно увеличившееся после разгрома Кафы, поэтому вора тут же скрутили и повалили на землю. Иван хотел под шумок исчезнуть, но не успел. Грозный окрик и звон оружия стражников, протиснувшихся через толпу, тут же призвал всех к порядку. Старший, едва глянув на задержанного, злорадно усмехнулся.

— Говорили тебе, Бахир, что рано, или поздно, все равно попадешься! Что сделал этот мерзавец?

Пытаться теперь исчезнуть было глупо, поэтому пришлось рассказать подробности происшествия, умолчав о своем недавнем появлении в Керчи. Пока подчиненные "пеленали" вора, старший стражник с интересом посмотрел на Ивана и удивленно покачал головой.

— Чудеса, да и только! Этого прохвоста Бахира никто с поличным поймать не мог. Как тебе это удалось? Кто ты?

— Хасан, служу приказчиком у купца из Азова. А как поймал? Почувствовал, что он мне в карман залез, вот и поймал.

— Ловок ты, Хасан! Мы этого сына шакала больше года ловили, и никак поймать не могли, а ты поймал! Не хочешь пойти к нам на службу?

— Простите, бей-эфенди, но кем?! Ведь я торговец, а не воин!

— Так воинами не рождаются — воинами становятся. А у тебя для этого, я вижу, все задатки есть. Подумай. Если надумаешь — приходи, нам такие люди нужны. Но сейчас тебе придется с нами к судье пройти. Он должен свидетелей и тебя выслушать, таков порядок.

— А с вором что будет?

— А это как судья решит. Может быть, на первый раз палками отделается. А могут и руку отрубить. Уж очень это ворье всех достало...

Поскольку накалять обстановку и давать повод для подозрений ни в коем случае было нельзя, пришлось последовать за служивыми. Вместе с Иваном пошли также больше двух десятков случайных прохожих, оказавшихся рядом. Воров здесь не любили (впрочем, как и везде), и предвкушали очередное развлечение. Идти пришлось довольно далеко, и Иван имел возможность получше рассмотреть город, чтобы оценить его "привлекательность". Результат получился очень неплохой, Керчь и в самом деле была достойна визита казаков! Количество богатых домов и лавок впечатляло, а если учесть, что все это богатство зиждилось на работорговле христианами, то налет на Керчь вообще становился богоугодным делом. Но его сюда не за этим послали. Поэтому придется не выходить из образа османского купца Хасана, всячески поддерживающего существующие здесь порядки. Ничего не поделаешь, сам согласился. Но наблюдая по сторонам, Иван заметил за собой слежку. Скорее всего, сообщники пойманного Бахира. Было бы наивным считать, что уличный вор работает в одиночку. Вот его друзья-товарищи и идут следом, чтобы если уж не выручить своего подельника, то хотя бы разузнать все подробности происшествия, и чем оно закончится.

Кади, то есть судья, не был занят, поэтому сразу же приступил к рассмотрению дела. После доклада стражи о том, что поймали карманного вора и краткого описания событий, судья с интересом глянул на Ивана, который поклонился, выразив почтение представителю власти.

— Ты Хасан, османский купец из Азова? Сколько же тебе лет?

— Да, бей-эфенди, мое имя Хасан. Но я не купец, а приказчик купца. Мне пятнадцать лет.

— Расскажи подробно, Хасан, что произошло.

Поскольку рассказывать было особо нечего, Иван красочно описал сам момент поимки до прибытия стражи. Судья уточнил это у свидетелей, после чего поинтересовался.

— Но зачем ты отпустил вора, Хасан? Ведь насколько я понял, ты держал его крепко, и мог спокойно дождаться прибытия стражи?

— Да, мог, бей-эфенди. Но я решил, что это достаточный урок для него. Ведь он еще молод, по виду не старше меня, и еще может свернуть с пагубного пути. В Коране сказано, что мы должны быть милосердны к оступившимся по незнанию. Я не предполагал, что это известный вор, которого давно не могут поймать. Подумал, что это мальчишка, которому нечего есть, вот он и залез в чужой карман.

— Хм-м... Твой поступок заслуживает уважения, Хасан. Но в данном случае ты ошибся. Это известная личность — Бахир Неуловимый, который вряд ли оценит по достоинству то, что ты сделал. Что скажешь в свое оправдание, Бахир?

Пойманный вор не заставил себя ждать и выдал целую речь о несчастной голодной жизни и прочем. Он прекрасно понимал, что взят с поличным, поэтому отрицать попытку кражи глупо. Остается лишь разжалобить судью, если удастся. Эмоциональная и заискивающая речь Бахира иногда вызывала смех у присутствующих, и он всеми силами пытался выкрутиться. В конце концов, судье это надоело, и прервав слезливую речь кающегося грешника, он продолжил опрос свидетелей. После чего вынес приговор. Поскольку Бахир попался впервые, и учитывая его юные годы, дать пятьдесят палок. С надеждой, что это отвратит его от воровства.

Когда Бахира в полуобморочном состоянии от счастья, что так легко отделался, увели, а всем прочим велели разойтись, Иван попытался сразу же исчезнуть. Но не тут-то было. "Хвост" следовал за ним по пятам, причем это был не один человек. Он разглядел шестерых, которые то появлялись, то исчезали, сменяя друг друга. Сомнений больше не осталось — друзья пойманного Бахира очень хотят с ним познакомиться. Никому другому за ним следить смысла нет. Если бы это была стража, то она бы не устраивала подобных фокусов, а просто взяла за шиворот. А поскольку преследователи не хотят поднимать шума, то вывод напрашивается один — придется снова устраивать охоту со взятием "трофеев". Иначе не отвяжутся. Вот тогда и поглядим, правоверные, чего вы стоите...

Первым делом надо было заглянуть на базар — прибарахлиться. А то, в такой одежде не стоит идти к богатому купцу с целью найма на серьезную должность. Встречают-то по одежке. Базар в Керчи был богатый, и Иван с интересом походил по торговым рядам и лавкам, прицениваясь и изучая ассортимент товаров. Очень много купцов было из Истанбула, поэтому в разговорах удалось узнать последние новости с берегов Босфора. Как оказалось, в Истанбуле сейчас очень обеспокоены повысившейся активностью пиратов в водах Эгейского и Средиземного моря. Особенно выделяется среди них один — капитан Черная Борода. Хитрый, расчетливый, он нападал даже на более сильного противника, и всегда добивался успеха. Причем не отличался излишней жестокостью, как многие его собратья по ремеслу. Если кто сдавался сразу, то команду и сам корабль не трогали, лишь выгребая с него все ценное подчистую. На кораблях, идущих из Леванта в Европу, всегда есть, что взять. Если же кто-то не желал расставаться со своим добром и оказывал сопротивление, то не щадили никого, ведя огонь по палубе до тех пор, пока там не прекращались признаки жизни, а потом абордаж довершал начатое. Живых в этом случае не оставляли. Сколько раз пытались поймать этого пирата, но ничего не получалось. Он ускользал из всех ловушек и неизменно выходил победителем из каждого боя с превосходящими силами турецкого флота. Подивившись, кто бы это мог быть, Иван попытался собрать побольше информации об удачливом пиратском капитане, но кроме слухов, зачастую очень противоречивых, толком ничего больше не узнал. Купив хорошую одежду и обувь, соответствующую статусу приказчика богатого купца, решил, что на сегодня похождений хватит, и отправился на постоялый двор. Надо отдохнуть, привести себя в порядок, а заодно узнать побольше обо всех местных купцах. И где это сделать лучше, как не на постоялом дворе, где все приезжие купцы останавливаются.

Дойдя до места и убедившись, что "хвост" никуда не делся, Иван вошел внутрь, делая вид, что ничего не заметил. Хозяин постоялого двора сначала не воспринял всерьез какого-то юнца, потребовавшего отдельную комнату, но серебряные акче, небрежно брошенные им на стол, сразу же сделали татарина образцом любезности. Вскоре небольшая каморка на втором этаже с единственным окном была в полном распоряжении Ивана. Он пошел на лишние траты потому, что нельзя показывать никому содержимое его карманов. Да и незваные "гости" могут явиться. Вот и надо создать максимально возможные удобства, чтобы поговорить без свидетелей, и сразу же установить какие-то отношения. Либо мирные, либо не очень. Тут уже, как повезет.

Остаток дня прошел без происшествий. За обедом Иван с интересом пообщался с постояльцами, узнал все местные новости, а также кому следует завтра нанести визит. Рассказал свою историю чудесного спасения, чем вызвал непомерное удивление всех присутствующих. Шторм был сильный — два турецких корабля пришли вчера из Истанбула, и люди с них рассказали, что творилось в Черном море. То, что им удалось благополучно достигнуть Керчи, они воспринимали не иначе, как милость Аллаха. Иван с этим не спорил, ибо сам спасся чудом. Да вот беда, все товары утонули. И где люди из его команды — неизвестно. А скоро должен прибыть его хозяин — уважаемый купец Сулейман, и будет сильно опечален потерей корабля с грузом. Но тут ничего не поделаешь — кисмет, то есть судьба...

Поздно вечером в дверь неожиданно постучали. Для служителей постоялого двора поздно. Для гостей из числа постояльцев — тоже. Больше он здесь никого не знает. Значит, пожаловали по его душу. Ну-ну, гости дорогие, входите, очень ждем! Задвижка на двери была крепкая, и без шума выбить ее невозможно. Поэтому, приготовив нож, Иван открыл дверь и тут же отошел в сторону.

— Кто там?

— Вы позволите войти, Хасан-бей?

На пороге стоял человек в неброской одежде весьма почтенного возраста. Борода уже поседела, но внимательный настороженный взгляд, казалось, пытался проникнуть в самую душу. Хоть оружия у него и не было видно, но Иван сразу понял — перед ним далеко не торгаш, умеющий только "купи-продай". Впрочем, вел себя незнакомец мирно, и нападать не собирался.

— Конечно, входите, бей-эфенди. Добрый вечер. Чем обязан столь позднему визиту, и как прикажете называть Вас?

— Добрый вечер, Хасан-бей, и извините меня за столь поздний визит. Мое имя Искандер, но вряд ли Вам это что-то скажет. А привело меня к Вам в столь поздний час простое человеческое любопытство. Кто Вы на самом деле?

— Простите, досточтимый Искандер-бей, я не понимаю Вашего вопроса. Я осман, купеческий приказчик, прибыл из Азова.

— То, что Вы осман, я вижу. Но вот по поводу всего остального у меня большие сомнения. Вы позволите присесть? Разговор нам, похоже, предстоит долгий.

Иван удивился, но махнул рукой в сторону скамьи и предложил гостю сесть. Он чувствовал его настороженность, но припозднившийся гость пришел не убивать, а поговорить. Что же ему надо?

— Благодарю. Не буду темнить. Я знаю, что сегодня у Вас произошла неприятность — Вас пытались обокрасть на улице. То, что Вы сделали, не удавалось до сих пор никому — поймать за руку самого Бахира Неуловимого. И поскольку Вы его поймали в буквальном смысле, то есть не только не позволили ему совершить кражу, но еще и задержали, это заставляет меня сильно усомниться в том, что Вы — простой приказчик из купеческой лавки. Может быть Вы и служите там, но это явно не основной Ваш род занятий.

— Вот как? Почему Вы так решили?

— Видите ли, я хорошо знаю, на что способен Бахир. Человек, не обладающий определенными навыками, противостоять ему не способен. Вы же сделали это с легкостью. Как Вам это удалось? Только не говорите, что Аллах помог Вам в трудную минуту. Все равно не поверю.

Иван улыбнулся. Он уже понял, кто сидит перед ним. Хоть глубоко в душу гостю заглядывать и не стал, чтобы не насторожить и не вызвать подозрений, но главное он понял. Искандер, прикрываясь личиной богатого купца, на деле руководил крупной бандой воров в Керчи, подмяв под себя всех прочих. И вполне обоснованно заподозрил в нем собрата по ремеслу, прибывшему в Керчь "разрабатывать делянку". И поскольку собрат проявил в этом деле настоящее мастерство, то грех не попытаться привлечь такого молодого, да раннего "мастера" к своему делу. Чтобы был под присмотром и работал за определенную долю, что будет выгодно и самому "мастеру". Ничего нового Искандер не придумал. Этим можно воспользоваться. Только продать себя подороже. В конце концов, ему ведь надо обосноваться в Керчи? Надо. А чем этот бандит хуже остальных? Ничем...

— Простите, досточтимый Искандер-бей, но я не понимаю, о чем Вы говорите. Вор залез ко мне в карман, и я схватил его за руку. То, что он не смог вырваться, — значит не так уж он и хорош, как его пытаются расхваливать.

— Допустим. Но что Вы собираетесь делать дальше? Насколько я понял, ваш корабль утонул вместе с товаром?

— Увы. Я должен был распродать товар перед приездом хозяина и ждать его здесь, поскольку он собирался открыть свою лавку еще и в Керчи. Теперь же не знаю. Возможно, придется возвращаться в Азов, если не найду здесь ничего интересного и достойного.

— В каком смысле — интересного и достойного?

— Достойного моей головы. Кто-то работает руками, кто-то ногами, а я головой. Просто отпускать покупателям товар в лавке, попутно его расхваливая, большого ума не надо. А вот определить, что именно будет пользоваться спросом в ближайшее время, где это подешевле купить, чтобы потом подороже продать, да еще и говорить с теми, у кого покупаешь, на их языке, чтобы труднее было тебя обмануть, — это дорогого стоит.

— Хм-м, даже так? А какими языками Вы владеете?

— Французским и итальянским свободно. Как разговорной речью, так и грамотой. Русским — похуже. Говорю не очень правильно, но все понимаю. Обучен также математике, навигации и астрономии. Правда, дальше Азовского моря пока еще никуда не ходил, поэтому здесь хвастаться особо нечем. Но если будет нужда, вполне смогу быть навигатором на корабле, и привести его, куда надо.

— Но откуда Вы все это знаете?! Ведь Вы еще очень молоды!

— Мой дедушка, да продлит Аллах его дни, учил меня этому с самого раннего детства. Он сам из купцов, и в свое время немало походил по морям. И признал, что я оказался способным учеником.

Искандер улыбнулся, и неожиданно перешел на французский.

— Вы меня удивили, Хасан... Не буду скрывать — очень удивили... И я знаю, как Вам помочь. Не хотите пойти ко мне на службу?

— К Вам? А в качестве кого?

— Не волнуйтесь, не за прилавком стоять. Мне нужен человек для выполнения, скажем так, деликатных поручений. Знающий языки, ловкий, смелый и способный врать так, чтобы все вокруг поверили, что он говорит истинную правду.

— Хм-м, звучит заманчиво... И что конкретно мне придется делать?

— Встречаться с нужными людьми, доставлять некоторые товары в определенное место, и не распространяться об этом. Сможете?

— Пожалуй, это может быть интересным. Но вот насколько достойным? Вы согласны, что такая работа требует определенных знаний и умений, а также повышенного внимания? А соответственно и оплачивается должным образом?

— Приятно иметь дело с умным человеком...

Разговор продолжался долго. К чести гостя, он не пытался узнать все подробности прежней жизни Ивана, а ограничился лишь его уклончивым ответом, что дескать "кое-что было", и больше к этой теме не возвращался. После обсуждения вопросов коммерции, когда Искандер окончательно убедился, что Иван действительно в этом разбирается, перешли к делу. Гость не стал юлить и изображать из себя добропорядочного подданного турецкого султана, а приоткрыл карты. Хоть и не полностью, но для понимания Иваном своей роли в предстоящих делах — достаточно. "Добропорядочный купец" фактически держал в своих руках всю контрабандную торговлю в Керчи. Поскольку османские чиновники за редчайшим исключением являлись большими любителями бакшиша, то доставлять товары контрабандой оказалось гораздо выгоднее, чем официально выгружать их в порту с уплатой положенных пошлин, опять таки при этом отдавая "положенный" бакшиш местным чинушам-мздоимцам. А если есть возможность платить меньше, или не платить вообще, то почему бы так и не сделать? Сложности были лишь во время выгрузки в укромных местах, поскольку побережье патрулировалось конными разъездами. Но разъезды были не очень многочисленны, перекрыть сразу все места, удобные для выгрузки, не могли никаким образом, а в случае чего, тоже состояли из простых смертных. На которых пули и клинки действовали ничуть не хуже, чем на всех остальных. Именно поэтому стычки на побережье между стражей и контрабандистами хоть иногда и случались, но никогда не приводили к полному уничтожению одной из сторон. Стража сама не лезла на рожон, считая достаточным отогнать любителей не платить пошлины от берега, особо не препятствуя им в этом. А также наложить лапу на уже выгруженный товар, количество которого при доставке в город уменьшалось зачастую раза в три, а то и больше. Но победные реляции о проявленной бдительности и вещественные доказательства оного вполне устраивали начальство, и глубоко копать никто не хотел. Помимо прочего, хоть Искандер об этом ничего и не сказал, но Иван понял, что кое-кто из высокопоставленных чиновников в Керчи уже давно получает регулярное "жалованье" от "добропорядочного купца". Иными словами, здесь все было, как обычно. Ничего нового главный керченский контрабандист не придумал. Поэтому особых трудностей в своей дальнейшей деятельности Иван не видел. Но выгрузка в районе Керчи была лишь частью работы. Нужно было совершать рейсы в Истанбул за товаром, причем не в бухту Золотой Рог, а в неприметные бухточки на побережье. И вот там приходилось держать ухо востро. Причем опасаться нужно не столько аскеров султана, сколько своих "торговых партнеров". Там этим занимаются в основном греки, а им верить нельзя. Продадут сразу же, едва им это станет выгодно. Именно поэтому уважаемый Искандер и не делает ставку на одних лишь греков в Истанбуле. Есть гораздо более выгодное, хоть и значительно более дальнее направление — в Средиземное море, где можно от франков, венецианцев и генуэзцев получать дорогие и пользующиеся хорошим спросом европейские товары, а в Леванте брать товары из Индии и Китая. Правда, в последнее время в тех краях стало неспокойно, проклятые гяуры зашевелились. Грабят османские суда, с которыми могут справиться. А под шумок там еще и магрибские пираты лютуют. Этим сыновьям шакала и гиены вообще без разницы, кого грабить. Для них что гяур, что правоверный — все едино. Да покарает Аллах этих нечестивцев, недостойных называть себя правоверными. В общих чертах все выглядело так. На вопрос же Ивана, с кем ему предстоит работать, Искандер лишь вздохнул.

— Вот тут, увы. Особо порадовать нечем. Часть команды — понтийские греки. Приходится держать их, поскольку они хорошие моряки. Что поделаешь, не хотят образованные османы этим заниматься. Все норовят на службу к султану попасть. А нам — добропорядочным купцам, один лишь сброд остается. Именно поэтому Вы меня и заинтересовали. Не скажу, что не доверяю своим грекам, но... Лучше, если осман за ними присмотрит. Тем более такой, который и в торговых делах хорошо разбирается, и языки знает. Да и толковый навигатор на корабле тоже не помешает, поскольку мои греки привыкли по старинке работать. Приобрел за хорошие деньги новые навигационные инструменты, так они даже не знают, что с ними делать.

— А еще османы в команде есть?

— Есть. Но такие, которые только саблей махать умеют, да чужие приказы выполнять. Ни на что другое они не способны. Даже грамоты не знают.

— Но не продадут? И хорошо могут саблей махать?

— Не продадут. Люди надежные и многим мне обязаны. С саблей и мушкетом тоже обращаться умеют.

— А большего от них и не требуется. Я согласен, досточтимый Искандер-бей. Только у меня будет просьба.

— Какая?

— Можно ли взять в команду Бахира? Все равно, ему здесь сейчас находиться опасно. А я бы его к делу приспособил.

— Бахира?! Но зачем Вам этот карманник?!

— Помимо обычных работ на корабле будет делать то, что лучше всего умеет. Под моим руководством, разумеется. Нет, не по карманам шарить. Но вот если надо будет куда-то залезть и что-то нужное вытащить — бумаги какие, ключи, печати, или еще что-то подобное, то вот тут бы его умение очень пригодилось. Я бы отвлек внимание, а он сделал все остальное.

— Хм-м... Как-то не думал об этом... Действительно, в таких случаях этот пройдоха может оказаться полезным!

— Как он там, кстати?

— Да что ему станется? Палач — мастер своего дела. Если его заинтересовать, конечно. Отлупил Бахира знатно, но здоровью не навредил. Несколько дней отлежится, и будет готов дальше работать...

Когда незваный гость ушел, Иван призадумался. Пока что все складывается не так уж плохо. Даже если и придется покинуть Керчь на какое-то время, этот вариант они с Матвеем Колюжным предусмотрели. Есть ряд мест в городе — крупные постоялые дворы и харчевни, где можно оставить сообщение для своих друзей, и хозяева их передадут. Они заинтересованы в привлечении посетителей и охотно предоставляют такие услуги. Поэтому Матвей, прибыв в Керчь, найдет его без труда. И уже с а м познакомится с Искандером. Ибо турок осторожно поинтересовался возможностью поставлять товар в Азов, поскольку в этом направлении у него никаких связей не было. Вот тут-то Иван и предложил встретиться со своим наставником, поскольку ему самому такие вещи решать не по чину, но досточтимый "купец" Сулейман именно тот, кто принимает такие решения. Искандер принял к сведению и сразу же ушел в сторону от этой темы, но Иван понял — собеседник заглотил наживку! И теперь будет просто набивать себе цену. А вот для них с Матвеем, если все получится, то это будет колоссальный успех в их разведывательной деятельности. Появится уникальная возможность создания совершенно л е г а л ь н о й в глазах турок дороги по пути Истанбул — Керчь — Азов! Тем более, если в сам Азов заходить не придется, а предложить организовать выгрузку контрабандного груза в донских гирлах, за что Искандер уцепится обеими руками, то можно доставлять товар ряженым под местных турок казакам! А с товаром заодно передавать добытую информацию! Искандеру без разницы, от кого он получает деньги. Во всяком случае, с генуэзцами и венецианцами он торгует точно — сам об этом сказал. А давно ли Османская империя воевала с Венецией? Возможно заподозрит, что и в направлении Азова не все чисто, но если тамошние "торговые партнеры" платят деньги, то какая разница? Это правители пусть воюют. А деловые люди должны делать деньги. Но... Пока это только мечты. Посмотрим, какой расклад дальше выйдет...

Глава 9

Ветер странствий

Легкая и быстроходная "Кирлангич" летела по волнам, распустив паруса. Уже скрылся за горизонтом крымский берег, а далеко впереди ждал загадочный Босфор, о котором Иван знал лишь из рассказов Матвея Колюжного и книг. Сейчас он стоял на палубе и с удовольствием вдыхал свежий морской воздух. Из Керчи вышли с рассветом, и вскоре обогнув мыс Такиль на выходе из пролива, взяли курс на Босфор. Иван с интересом наблюдал, как ведет себя незнакомое судно, это был его первый выход в море после прибытия в Керчь.

Как оказалось, у "купца" Искандера целая дюжина кораблей, но большая часть из них занята обычными грузоперевозками, чтобы не возбуждать подозрений. А вот некоторые, в том числе и "Кирлангич", выполняют то, что хозяин называет "деликатными поручениями". А именно — доставка контрабанды. Впрочем, использовать "Кирлангич" по-другому и не стоило. Это была средиземноморская шебека, не особо выгодная в плане доставки грузов из-за высоких ставок портовых сборов ввиду своей конструкции корпуса с большим развалом бортов и как следствие этого — меньшей грузовместимости по сравнению с другими кораблями подобных размеров. Но у нее было одно очень важное преимущество, с лихвой компенсирующее эти недостатки — высокая скорость. Именно то, что и нужно в первую очередь контрабандистам. Партия ценного груза, который надо доставить без уплаты каких-либо пошлин, все равно не бывает большой. А вот скорость позволит уйти от любой погони. Как от военных галер султана, так и от пиратов, которых расплодилось в Средиземном море великое множество. А в Черном море — от казаков. Как бы ни были легки на ходу казачьи струги, но шебека от них всегда уйдет, лишь бы ветер был. А для особо настырных есть двенадцать шестифунтовых пушек, которые объяснят любителям чужого добра, что здесь им не рады.

Команда суетилась на палубе, не обращая внимания на Ивана. Искандер представил его всем, как своего человека, который будет заниматься коммерческими вопросами вместе с капитаном и одновременно выступать в качестве толмача с французского и итальянского, если возникнет такая надобность. А она возникнет, поскольку после захода в Истанбул и выгрузке груза (вполне легального) в порту предстоит рейс в Эгейское море, где надо будет кое-где и кое с кем встретиться, а также кое-что погрузить. Причем так, чтобы этого никто из посторонних не видел. А потом доставить это "кое-что" в Крым, не ставя в известность официальные власти. Иными словами, плавание обещало быть "веселым" во всех отношениях, а также довольно прибыльным, если все пройдет, как задумали. Но у Ивана был в этом и свой личный интерес. Никогда еще казаки не ходили в эти края, ограничиваясь походами лишь в Черном море. Самый дальний вояж в этом направлении у них был под стены Константинополя..., то есть Истанбула, но это Босфор. Дальше него на запад казаки ни разу не ходили. А судя по рассказам турок, там есть, что взять! И сейчас ему выпала уникальная возможность выяснить положение вещей совершенно легально, прикрываясь личиной турка. Ну, или почти легально, учитывая род предстоящей деятельности.

Однако, надо было заняться тем, ради чего он и находился на палубе. Близился полдень, и Иван хотел взять высоту солнца, чтобы уточнить место. Особой нужды в этом не было, поскольку берег скрылся не так давно, но потренироваться лишний раз не мешает. Да и со стороны капитана и команды больше уважения появится, если поймут, что он не просто торгаш, хозяйский представитель, но еще и в морском деле разбирается. Тем более, едва появившись на "Кирлангич", Иван был приятно удивлен, когда увидел навигационные приборы, невиданные им ранее. Удивительные вещи из Нового Света добрались наконец-то и до Османской Империи. Хоть они и стоили больших денег, но Искандер, надо отдать ему должное, в плане обеспечения безопасности мелочным скупердяйством не отличался, и старался снабдить свою флотилию различными новинками, едва они только появлялись в Европе. Именно поэтому на шебеке оказались бинокль, секстан, компас с градусным, а не румбовым делением, барометр, хронометр, а также современные карты и навигационные таблицы. Все это уже давно выпускалось в далеком и неизвестном государстве со странным названием Русская Америка, находящемся по ту сторону Атлантического океана. Матвей Колюжный хоть и знал об этих вещах, но ничего подобного в Черкасске не было, поэтому пришлось ограничиться изучением картинок, а искусство навигации и астрономии постигать с помощью имевшихся в наличии инструментов и приборов старого образца, но с учетом всех достижений в искусстве мореплавания, какие уже проникли в Европу из Русской Америки. Поэтому когда в руках Ивана оказался современный секстан вместо старого европейского квадранта, он знал, что делать. По прибытию на борт сразу же ознакомился еще до выхода из Керчи со всем штурманским хозяйством на шебеке, чем привел в крайнее изумление ее капитана — старого грека Ставроса, с подозрением и недоверием относившегося к этим новомодным штучкам, и больше полагавшегося на свой богатый практический опыт. Сначала грек лишь посмеивался над любопытным молодым османом, но не мешал, так как ему самому было интересно, что же получится из этой затеи. Довольно обширная лекция по навигации и астрономии, прочитанная ему Иваном при стоянке в порту, Ставроса не впечатлила. Кое-что он и так знал, а воспользоваться новыми приборами и таблицами в полной мере при стоянке у причала было невозможно — линии горизонта не видно, вокруг берег. И вот теперь с интересом поглядывал на манипуляции Ивана с секстаном. Иван же, взяв высоту солнца в полдень, занялся вычислениями, и довольно быстро нанес точку на карту, показав ее капитану.

— Вот здесь мы сейчас и есть. Какая-то погрешность имеется, но не очень большая.

— Но как ты это определил, Хасан?!

— Путем взятия меридиональной высоты солнца над горизонтом в полдень и предыдущему измерению незадолго до этого. Такой метод называется "Утро — полдень".

— Это кто же такое придумал?

— Пришельцы из другого мира. Те, что в Русской Америке сейчас живут.

— А когда именно полдень наступил, как узнал?

— Так ведь у нас хронометр есть. Предварительно по нему. Он тут у вас для мебели лежал, и вы его даже не заводили, а я его в дело пустил. Все нужные карты, книги и таблицы у нас тоже есть. Определил точное время по солнцу еще в Керчи и выставил хронометр по Гринвичу. Так, как в Русской Америке принято. Поверьте, это очень удобно для навигации. Во время взятия высоты секстаном надо "вести" солнце, удерживая его край на линии горизонта до тех пор, пока высота не начнет уменьшаться. Этот момент и есть полдень, когда солнце имеет наибольшую, или как ее еще называют меридиональную высоту. Она сразу же дает широту после небольших вычислений и применяется для определения места методом "Утро — полдень". Можно также определить место в обратной последовательности — несколько позже полудня. В этом случае метод называется "Полдень — вечер". Хотите, научу?

— Чудно... Давай, попробуем. А если небо в тучах и солнца не видно, тогда как?

— А тогда никак. Только по счислению. Пока небо не прояснится, или берег не откроется...

"Кирлангич" стремительно неслась вперед, оправдывая свое название. Кирлангич по-турецки ласточка, и сейчас она действительно напоминала легкую быстрокрылую ласточку, скользящую над волнами. Лаг показал чуть более пятнадцати узлов, что было выдающимся достижением для парусников! Впрочем, свою роль сыграли также хорошая погода и ровный попутный ветер, позволившие шебеке максимально реализовать свои возможности. Иван с завистью подумал, что казакам такие суденышки бы точно не помешали. Ведь догнать "Кирлангич" сейчас не сможет ни один казачий струг. Конечно, скорость сильно от ветра зависит, но результат впечатлял. И для набегов на турок в пределах Черного и Азовского моря средиземноморская шебека подходит идеально. Неясно только, как на ней по Дону до Черкасска добираться. Под парусами в узкой реке особо не поманеврируешь, а для весел шебека таких размеров все же тяжеловата. Много гребцов потребуется, чтобы против течения выгрести, ибо до Черкасска путь неблизкий. Но ведь не обязательно до самого Черкасска идти! Можно и на Таганьем Роге крепость построить и там базироваться. Тем более, уже начали. А добытые трофеи как и прежде стругами в Черкасск доставлять. Впрочем, то дело войскового атамана, вот пусть он этим и занимается. А его дело — стать для турок своим и не вызывать подозрений. Тогда можно будет здесь такие вещи творить, о чем сначала даже подумать боялись.

Команда с интересом поглядывала на беседу Ставроса и Ивана, но в разговор не вмешивалась. Все ожидали вердикта, какой вынесет капитан. Как оказалось, матросы устроили пари, разделившись на две неравные части. Большинство считало, что пришлый юнец на поверку окажется обычным торгашом, привыкшим обманывать всех и вся с улыбкой на лице, а в морском и военном деле является полным ничтожеством. А попал сюда, скорее всего, как соглядатай от хозяина. Лишь двое — боцман Мехмед и юнга Бахир считали по-другому. Боцман, одновременно исполняющий обязанности старшего абордажной команды, прекрасно владевший всеми видами оружия и поседевший в морских боях, сразу заподозрил в Иване "родственную" душу, не купившись на его далеко не воинственный вид. А Бахир "познакомился" с Иваном еще раньше, и прекрасно знал, на что он способен. К слову сказать, зла на него молодой татарин не держал. И даже был благодарен за попытку выгородить его в суде, поэтому никаких трений между недавними противниками не возникло. Пока "Кирлангич" готовилась к выходу в море, Иван навестил Искандера и подробно обговорил с ним предстоящее дело. Заодно при этом познакомился с капитаном. А также встретился с Бахиром, который уже оклемался после порки и думал, что же делать дальше? Предложение войти в команду "Кирлангич" поначалу не заинтересовало юного карманника. Но когда ему разъяснили, чем придется заниматься, и какова будет его роль в предстоящем деле, Бахир тут же согласился. В любом случае, перспективы были более радужные, чем рисковать каждый день, шаря по карманам у прохожих. Теперь, в случае чего, поркой не отделаешься. Если поймают во второй раз, точно руку отрубят. Таких случаев в Керчи хватало. А доставлять контрабандой товар за хорошие деньги — почему бы и нет? Можно погибнуть в перестрелке, или в море утонуть? Так на все воля Аллаха. Но перестрелки не каждый день, и шторма на море не каждый день. Здесь же рискуешь постоянно. Поэтому после разговора Бахир отправился прямиком в порт на "Кирлангич", а Иван же оставался на постоялом дворе, чтобы не привлекать внимания, и прибыл на борт шебеки всего за день до выхода. Не нужно посторонним знать лишнее. Бахир и предупредил его о споре, на что Иван лишь посмеялся. Его здесь считают ставленником хозяина, которому он приходится дальним родственником, и направлен сюда приглядывать за остальными? Поскольку ничего другого в их тупые головы не приходит? Ну и ладно, пусть и дальше так считают...

Когда разговор с капитаном закончился, Иван отправился в свой закуток на корме, раньше гордо именуемый каютой, а теперь ставший чем-то вроде штурманской рубки, приспособленной для проживания. Все навигационные инструменты, книги, таблицы и карты он сразу же перетащил туда, против чего капитан нисколько не возражал. Если хозяин нашел толкового навигатора, знакомого с последними европейскими новинками, то пусть теперь этот навигатор сам и тянет воз. А он уж как-нибудь и по старинке управится. Если конечно этот ушлый юнец тот, за кого себя выдает. Но сейчас все сомнения у старого морского волка отпали, и Иван услышал позади себя удивленные возгласы. Ставрос дал понять всем, что не все так очевидно, как кажется. И с новичком теперь надо быть повежливей. Мало того, что его хозяин сюда поставил, так оказывается этот юнец еще кое-что очень важное может. Во всяком случае, в морском деле. А в бою — видно будет.

Когда солнце скрылось за горизонтом и наступили сумерки, Иван снова занялся своими обязанностями, определяя место по звездам. За ним с интересом поглядывали, но под руку не лезли. И только когда он закончил работу, присев на бочонок на палубе, к нему подошел боцман и протянул горсть серебряных акче.

— Прошу Вас не побрезговать, Хасан-бей. Ваша доля.

— О чем Вы, Мехмед-бей?! Какая доля?!

— Ну мы это... Тут спор возник по поводу Вас. Я этим ослам говорил, что Вы — человек ученый, а они не верили. Лишь один пройдоха Бахир меня поддержал. Вот они все на деньги и попали. Мы с Бахиром решили Вам долю выделить. Думаю, так будет справедливо.

— Благодарю Вас, уважаемый Мехмед-бей, но давайте лучше сделаем по-другому. Как придем в Истанбул, мы ведь на берег сойдем?

— Сойдем. Если все хорошо пройдет, то дня три там простоим.

— Вот давайте и устроим на эти деньги хороший ужин для всех! Вы как, не против?

Разумеется, боцман был очень даже не против. Как и все остальные, когда это узнали. Иван лишь улыбался, сидя на бочонке в окружившей его ночной темноте, и слушая доносившиеся обрывки фраз с бака. Матвей Колюжный учил его, как надо действовать, находясь в окружении врагов. В первую очередь надо стать для них своим. Не по национальности, а по духу. И сейчас начало этому успешно положено. Еще несколько подобных моментов, и команда будет считать его полностью с в о и м. Ведь далеко не всякий хозяйский соглядатай не только не пытается вытянуть из твоего кармана деньги, а наоборот, даже не покушается на них. Явление чрезвычайно редкое, и оно дорого стоит.

Впрочем, меры предосторожности Иван все же соблюдал. Он не распространялся о своем прошлом, отделываясь шутливыми и витиеватыми выражениями, перемешанными с последними азовскими сплетнями, а также общедоступной информацией. Сам же старался узнать побольше об Истанбуле, поскольку там никогда не был, что было вполне естественно для юноши его возраста. Капитан Ставрос обрел в лице Ивана интересного собеседника и внимательного слушателя, посвящая его в тонкости ремесла контрабандиста и особенностям управления "Кирлангич", в чем Иван сразу же показал хорошие способности, и еще больше убедил грека в том, что он — далеко не обычный торгаш, умеющий только "купи-продай". Заодно рассказывал об Истанбуле, Смирне, Александрии и еще о многих местах, где Ставросу пришлось побывать за время своей беспокойной и богатой на приключения жизни. И вот теперь Иван сидел на палубе под ясным звездным небом, вглядываясь в темноту ночи. Свистел ветер в вантах, скрипели снасти, а за бортом шумела вода. "Кирлангич" мчалась вперед, рассекая волны своим острым форштевнем. Взошла луна и осветила все вокруг. Погода была ясная, и лунный свет причудливо отражался на гребнях волн. Вокруг до самого горизонта только море и небо, усыпанное золотистыми звездами. А далеко впереди Босфор. Не только выход из Черного моря, но еще и вход в совершенно другой, незнакомый мир. Огромный, загадочный и интересный мир, манивший донского казака Ивана Платова, ставшего ради казацкого дела османским контрабандистом Хасаном. Он еще не знает, что его ждет впереди. Там, за Босфором. Но в любом случае, любой путь начинается с первого шага. И он этот шаг сделал.

Пройдя с попутным ветром через Черное море, рано утром с палубы "Кирлангич" увидели турецкий берег. Босфор пока что не просматривался, но Ставрос, хорошо знакомый с этими местами, вел шебеку прямо на вход в пролив. Иван внимательно разглядывал в бинокль побережье, стараясь запомнить ориентиры, и слушал пояснения капитана.

— Таким курсом мы выйдем прямо к Босфору. Его хорошо видно в темное время — там горит маяк на румелийском берегу. Это как раз на входе. А дальше уже пойдем по проливу.

— Сразу пойдем до Истанбула?

— Нет. Сначала остановимся в Буюкдере — это большая бухта возле румелийского берега. Там находится деревня и сторожевой пост, проверяют все корабли, которые идут из Черного моря. Запоминай все как следует, Хасан. Плавание по Босфору очень сложное. Пролив узкий, с крутыми поворотами, и в нем сильные течения, причем разной силы и переменных направлений.

— А почему всех проверяют? Ведь здесь повсюду воды Османской империи, чужих нет!

— Шутишь, Хасан? Что любому чиновнику надо? Бакшиш, разумеется! Это с местных нищих рыбаков взять нечего, да с военными кораблями султана лучше не связываться — боком выйдет. А с проходящих купцов сам Всевышний велел брать. Так что если не хочешь неприятностей — плати. Что мы и делаем. Да ты не волнуйся, там уже люди прикормленные, трудностей быть не должно.

— А после Буюкдере?

— Пойдем в бухту Золотой Рог — это уже сам Истанбул, почти на выходе из Босфора в Мраморное море. Но если сегодня не успеем, то пойдем завтра с рассветом — ночью по Босфору лучше не ходить. В Золотом Роге выгрузим наш груз, что в Керчи взяли. А вот после — видно будет. Не стоит сильно наперед загадывать...

Иван и сам понимал, что загадывать наперед в таких делах глупо, но все же интерес одолевал. Как оно все пройдет? Сейчас у него была уникальная возможность узнать всю систему охраны Босфора и подступов к Истанбулу фактически легально, поскольку никто не ждет подвоха от османа, в роль которого он прекрасно вжился. Тем более, "Кирлангич" и ее капитана здесь многие знают, поэтому даже тени подозрения не возникнет. В Истанбуле тоже надо будет походить и посмотреть. Как в целях разведки, да и чтобы свое собственное любопытство удовлетворить. Как ни крути, а ведь никто из казаков там уже долгие годы не был. Если только в качестве пленных, проданных в рабство. Поэтому сведения, которые он узнает и сможет передать в Черкасск, переоценить трудно. А впереди еще Мраморное и Эгейское море с Дарданеллами! В общем, предстояло по-настоящему интересное плавание, из которого можно вынести много ценного как в плане получения морского опыта, так и важной информации, касающейся не только Турции, но и ее ближайших соседей.

Впрочем, кое-что из того, о чем умолчал Ставрос, Иван все же знал. На борту "Кирлангич" он не злоупотреблял своим даром, чтобы не возбуждать даже тени подозрения, но путем очень осторожного и неглубокого заглядывания в душу капитана выяснил, что после Истанбула им предстоит направиться в западную часть Эгейского моря. Куда именно — выяснить не удалось. Это будет зависеть от разговора с человеком в Истанбуле, с которым Ставрос собирался встретиться без свидетелей. Не нужно команде знать лишнее.

Между тем, берег быстро приближался, и наконец шебека вошла в Босфор. Сразу же стало спокойнее, качка заметно уменьшилась. Побережье в этом месте представляло из себя высокие холмы, кое-где покрытые растительностью. Мест, пригодных для высадки, было довольно много, но за узкой прибрежной полосой вздымались крутые склоны, взобраться на которые можно было далеко не везде. На румелийском берегу просматривалась небольшая деревушка, здесь же крутились рыбачьи лодки. Местные рыбаки не обратили особого внимания на "Кирлангич", они к такому уже привыкли. Зато с идущей навстречу военной галеры наблюдали очень внимательно. Скорее всего, недавние действия казаков всерьез насторожили турок. Кроме того, свежи еще были воспоминания о появлении в Босфоре большой флотилии запорожцев, нагнавших страху на всех. Но очевидно, на галере не сочли одинокую шебеку подозрительной, и досматривать не стали. Разминувшись, пошли каждый дальше по своим делам. Высокие берега проплывали с обоих бортов, а впереди лежала гладь Босфора, на воде которого играли солнечные блики. Новый день обещал быть ясным, и настроение у всей команды было превосходное. Переход через Черное море, способное доставить массу неприятностей — как в плане погоды, так и в плане казаков, благополучно завершен. Впереди долгожданный отдых в Истанбуле — огромном и богатом городе, куда там провинциальной Керчи! А если учесть, что хозяин платит за службу исправно и довольно щедро, то отдых обещает быть очень насыщенным и приятным!

"Кирлангич", подгоняемая ветром и попутным течением, довольно быстро добралась до большого залива возле западного берега Босфора, где пролив делает крутой поворот. Здесь и находилось поселение Буюкдере. В заливе стояли на якоре с десяток различных купеческих судов, и на берегу было довольно оживленно. По поверхности залива сновали лодки, и всем было ясно, что стража Босфора бдит. Ну а то, что бакшиш при этом с проходящих купцов снимает, так ведь сам Аллах велел делиться!

Войдя в залив, "Кирлангич" стала на якорь, и вскоре под бортом оказался каик с янычарами, которые тут же взобрались на палубу. Иван интересом рассматривал незваных гостей, не забывая выказывать почтение и уважение. Он знал, что корпус янычар занимает очень своеобразное положение в Османской империи. В отличие от остальных частей турецкой армии, он комплектовался по принудительному набору — девширме, исключительно из мальчиков христианских народов, населяющих империю. Тем не менее, редко можно было найти таких умелых и храбрых воинов, одновременно преданных своему правителю. Система воспитания и боевой подготовки новых рекрутов, включающая принудительное принятия ислама, в этом плане у турок была налажена великолепно. Причем самое удивительное, что янычары по своему правовому статусу являлись рабами султана! Но эти рабы были надежной опорой султанской власти и держали в страхе все население Османской империи. Отличительной особенностью янычар было также то, что они всегда брили бороды, оставляя усы, что являлось нехарактерным для мусульман. Поэтому их можно было опознать издалека, даже не разбираясь в особенностях турецкой военной формы. Плюс наглость, с которой они разговаривали со всеми. Вот и сейчас, взобравшийся на палубу баш каракуллукчу — младший офицер, окинул взглядом собравшуюся на палубе команду шебеки, и презрительно бросил, увидев греков.

— А это еще что за оборванцы? Кто такие?

Пока Ставрос объяснял, что они следуют из Керчи в Истанбул для торга, остальные янычары разбежались по кораблю и стали досматривать трюм с грузом и жилые помещения. Правда, вели себя прилично (по местным меркам), то есть руки не распускали, и не пытались что-либо украсть. За разговором Ставрос увел турка в свою каюту, откуда они вскоре вышли оба довольные. Командир янычар махнул рукой и велел своим подчиненным заканчивать досмотр. Здесь все в порядке, можно возвращаться. Когда стража удалилась на порядочное расстояние, Иван поинтересовался у капитана.

— И что, всегда так бывает? Сколько же Вы ему дали?

— Всегда, Хасан. Ничего не поделаешь, везде так принято. Эти хапуги догадываются, чем мы занимаемся, дураков здесь не держат. Поэтому делают вид, что не догадываются. А мы делаем вид, что не знаем о том, что они догадываются. В итоге все довольны и всем хорошо. Нас никто не трогает, и у служивых в кармане что-то звенит. А сколько дал? Пять золотых султани...

— Ого!!! А не жирно ему будет?!

— А как ты хотел? Для нашего дела деньги небольшие. А ему ведь надо не только со своими людьми, но еще и с вышестоящим начальством делиться. Иначе сожрут. Не мы такие — жизнь такая...

Поскольку было еще рано и успевали засветло добраться до Золотого Рога, выбрали якорь и пошли дальше. Иван внимательно смотрел по сторонам и запоминал ориентиры, пока Ставрос вел шебеку по проливу. Здесь зевать не следовало. Хоть на всем протяжении Босфора по оси фарватера и не было навигационных препятствий — опасные мели располагались неподалеку от берегов, но сильные течения создавали большие сложности для парусника, которому приходилось еще учитывать и направление ветра. Общее направление течения в Босфоре было из Черного моря в Мраморное, но внутри самого пролива поток распределялся неравномерно. Где-то течение было сильнее, где-то слабее, а местами вообще поворачивало и шло в обратном направлении. Именно поэтому все крупные и тяжелые галеры, какие им встретились, шли на веслах. Но легкая и маневренная шебека, способная идти круто к ветру, успешно обходилась парусами, и теперь скользила по проливу, старясь держаться подальше как от берега, так и от больших галер, направлявшихся в Черное море и с трудом выгребавших против встречного течения, и старавшихся придерживаться участков, где оно наименее сильное. "Кирлангич" же шла на юг, в Мраморное море, поэтому наоборот выбирала участки с наиболее сильным попутным течением. Наблюдая со стороны, Иван признал, что Ставрос — действительно хороший капитан, у которого есть чему поучиться. Команда работала на палубе с парусами, и он сейчас единственный находился в роли стороннего зрителя. Что не мешало ему не только следить за окружающей обстановкой, но также наблюдать и за всеми маневрами шебеки. Когда пойдут обратно в Черное море, против течения, будет гораздо сложнее.

Очередной поворот, и вот впереди уже видны высокие башни и стены огромной крепости Румели Хисары, построенной еще до взятия османами Константинополя. За все время, пока она стоит на западном берегу Босфора, ее так никто и не смог взять. Напротив нее, на восточном берегу, находится гораздо меньшая крепость Анадолу Хисары, построенная еще раньше. Вместе они наглухо закрывают проход через Босфор, и мимо их пушек не пройти. Недаром Румели Хисары имеет еще одно, неофициальное название — Боаз-Кесен. В дословном переводе с турецкого — "перерезающая горло". Никому еще с момента постройки этой крепости не удалось прорваться через Босфор. Византийцы было попытались, но кончилось для них это очень плохо. С того времени обе крепости толком и не воевали, отпугивая всех врагов одним своим "авторитетом". Поэтому в последнее время служили не столько военными объектами, сколько тюрьмами, куда упекали как отъявленных преступников, так и просто недовольных, посмевших высказывать свое недовольство излишне громко и в неподходящем месте. А также проштрафившихся чиновников-мздоимцев, которые теряли всякое чувство меры. Все это рассказал Ставрос еще вчера, а сегодня Иван с большим интересом рассматривал высокие серые стены крепости, с парапетов которой грозно смотрели на Босфор стволы орудий. И убедился, что султан Мехмед Фатих, по приказу которого была построена Румели Хисары, действительно выбрал для нее наилучшее место. Босфор в этом месте сужается и делает крутой поворот возле мыса Кандилли — самого опасного места в проливе. Течение усиливается и бьет в мыс Кандилли, после чего поток отбрасывается в сторону западного берега, возле которого находится обширное мелководье. Пройти это место невероятно трудно даже без всякой стрельбы, для чего требуется настоящее мастерство всей команды. А если еще с крепостных стен будут лететь ядра и картечь, то данная затея вообще обречена на провал. Но по "Кирлангич" никто не стрелял, и она, проскользнув мимо стен крепости, быстро обогнула мыс Кандилли, пройдя от него очень близко, и понеслась дальше на юг, подгоняемая попутным течением. Оставшийся участок Босфора был значительно легче в плане навигации, поэтому Ставрос перевел дух.

— Ну вот и прошли Кандилли, слава Всевышнему! Дальше полегче будет. Ну как, Хасан, не расхотелось стать капитаном?

— Не расхотелось, Ставрос-бей. Но сейчас течение нам помогает. А что делать, когда обратно пойдем? Ведь тогда оно встречным будет!

— Не все так просто. Сила течения зависит от силы и направления ветра. Иногда, при длительных северных ветрах, оно усиливается настолько, что соваться в Босфор бессмысленно, течение будет сносить обратно. Приходится ждать улучшения погоды. Когда ветер стихает, тогда и течение ослабевает. При долгих южных ветрах оно ослабевает еще больше. Кроме этого, в разных местах пролива сила течения разная, и можно идти там, где оно меньше всего. Я тебе потом подробно все покажу и расскажу. А пока понял, как в проливе маневрировать надо? Здесь твои ученые штучки не помогут. Босфор как свои пять пальцев знать надо, если хочешь корабль сохранить.

— Именно поэтому здесь лучше днем ходить?

— Да. Ночью ориентиры на берегу плохо видны.

— А в Дарданеллах?

— В Дарданеллах проще — там гораздо шире. Течение тоже есть, но не такое сильное, как в Босфоре. Там лишь два крутых поворота возле Чанаккале, но если проходить их днем, то особых трудностей нет.

— А дальше? В Гибралтарском проливе?

— Ну-у, так далеко я еще не забирался! Слышал в рассказах франков, венецианцев и генуэзцев, как там все выглядит, но сам не был. Да и магрибские пираты в тех краях пошаливают, а для этих мерзавцев ничего святого нет. Особо не разбирают, кто перед ними. Даже османские корабли грабят и топят, если уверены, что об этом никто не узнает. Так что нам там делать нечего.

— А вдруг придется?

— Придется — пойдем. "Кирлангич" от любого противника уйдет. Тем более, ты в навигацких науках сведущ, поэтому необязательно все время вдоль берега идти. Ведь Средиземное море — не Черное. Там расстояния гораздо больше...

Наконец впереди показались минареты Истанбула. В проливе встречалось все больше и больше рыбацких лодок и местных купеческих суденышек, перевозящих грузы с одного берега на другой. Иван с интересом рассматривал в бинокль приближающийся Истанбул — столицу Османской империи. Что и говорить, увиденное впечатляло. Красивые дома и дворцы, утопающие в зелени садов, и мечети, окруженные высокими минаретами, среди которых особо выделялся купол самой крупной из них — Айя-София, не шли ни в какое сравнение с Керчью, или с Кафой, не говоря уже о Черкасске, Это действительно был крупнейший административный, торговый и культурный центр на стыке границ Европы и Азии, который играл большую роль в жизни окружающего мира. Также Иван знал, что все это построено на крови христиан. От древней православной Византии не осталось ничего. Уже более двух веков всем заправляют пришедшие с востока османы, низведя уцелевших греков, армян и других представителей христианских народов, проживающих на территории Османской империи, фактически до состояния домашней скотины. Вещи полезной и дорогостоящей, о которой заботятся по мере необходимости, но никаких прав не имеющей. Ведь правоверному осману пристойно заниматься лишь двумя делами — воевать и торговать. Остальное — удел всех прочих, обязанных трудиться на благо империи. Не всегда и не везде это правило соблюдалось, сейчас среди ремесленников и осман хватало, но в целом политика всех султанов выглядела подобным образом. Именно поэтому большинство значимых постов в империи занимали османы, и лишь отдельные личности из инородцев — как мусульман, так и христиан, пробивались наверх.

Когда показался вход в бухту Золотой Рог, Иван очень удивился. Такого количества кораблей в одном месте он еще не видел. Военные и торговые — они заполонили весь рейд, и найти место для якорной стоянки оказалось непросто. В конце концов все же протиснулись поближе к берегу и стали на якорь среди "малышей". Ставрос заранее предупредил, что к причалу они становиться не будут, а выгрузка будет проведена с помощью местных лодочников, подрабатывающих таким образом. Купец, для которого предназначен груз, уже ждет, поэтому никаких задержек быть не должно. Но это в теории. А на практике всегда может вылезти какая-то неприятность, грозящая задержкой и непредвиденными расходами. Именно поэтому капитан и хотел еще до начала выгрузки съехать на берег и лично встретиться с получателем груза. А то, как бы не пришлось этот груз либо самому продавать оптом по любой цене, лишь бы взяли, причем побыстрее, либо вообще срочно удирать из Золотого Рога, не связываясь с выгрузкой. Увы, возможно было и такое. Причем официальных турецких властей Ставрос боялся меньше всего. Главная опасность исходила от конкурентов, пытавшихся подмять под себя всю контрабандную торговлю на маршруте Крым — Истанбул. Но пока, к счастью, без успеха.

Глава 10

Новые встречи, новые впечатления.

После прохождения положенных портовых формальностей, заключавшихся не столько в таможенном досмотре груза, сколько в получении "положенного" бакшиша, местное начальство удалилось и милостиво разрешило команде сойти на берег. Здесь уже распоряжались не янычары, охраняющие вход в Босфор, а гражданские чиновники, обеспечивающие пополнение казны султана, не забывая при этом и свой собственный карман. Все, как обычно в Османской империи, поэтому никто и не удивился. Глянув вслед удаляющемуся каику с таможенниками, Ставрос перекрестился.

— Слава Всевышнему, убрались наконец! Хасан, с этого момента ты — мой помощник и навигатор. Остаешься за меня. Сейчас я отправлюсь по делам, а вы пока можете по очереди сходить в город, только ведите себя тихо. И чтобы к утру все вернулись! Возможно, прямо с рассветом начнем выгрузку. Троим все время быть на борту...

Когда Ставрос, отдав распоряжения по поводу дальнейшей стоянки, отправился на берег, Иван осмотрел сгрудившуюся на палубе и с интересом поглядывающую на него команду. Как бы-то ни было, но его только что официально утвердили в должности, И теперь он не пассажир и хозяйский соглядатай, а самое настоящее начальство. Поэтому, приходится соответствовать. И чтобы завоевать доверие команды, первым делом надо выполнить свое обещание.

— Мехмед-бей, я никогда не был в Истанбуле. Вы знаете, где здесь хорошо кормят?

— Конечно знаю, Хасан-бей! Здесь, неподалеку от порта, есть три хорошие мейхане!

— Предлагаю всей командой отправиться туда и найти достойное применение тем деньгам, которые вы выиграли. Вы и Бахир, как выигравшие спор, идете в любом случае. На борту остаются трое из проигравших. Кто именно — пусть сами решат. Но мы им обязательно прихватим что-нибудь с праздничного стола. Согласны?

Разумеется, несогласных не было, и все шумно выразили свое одобрение действиями вновь назначенного начальства. Вскоре команда "Кирлангич" отправилась на берег, предвкушая радости жизни, а трое неудачников остались охранять судно и груз. Пусть подумают на досуге о том, что нельзя полагаться на одну лишь внешность. Она бывает обманчива, и форма не всегда соответствует содержанию.

Едва Иван ступил на пристань, его тут же охватила толчея и шум большого портового города. Вокруг было настоящее вавилонское столпотворение и разноязычный гомон не умолкал. Все же Османская империя была многонациональным государством, поэтому в ее столице можно было встретить кого угодно. Боцман Мехмед, как хорошо знающий местные порядки и до этого много раз бывавший в Истанбуле, сразу же направился по известному ему адресу, ведя за собой остальных. Иван с интересом поглядывал по сторонам. Пока что портовая часть города мало отличалась от Кафы и Керчи, разве что народу гораздо больше. Если будет возможность, надо бы выбраться в богатые кварталы города и там все осмотреть. Но не сегодня. Сегодня намечен "праздник живота" для всей команды, и если только он исчезнет, то этого не поймут. А шататься глубокой ночью по городу и искать приключения на свою голову все же не стоит. Хоть местные любители чужого добра для него и не опасны, но привлекать к себе внимание нельзя ни в коем случае. Как среди властей, так и среди собственной команды. В конце концов, кто он для всех? Ставленник хозяина, обученный многим премудростям как в морском, так и в торговом деле, а не лазутчик-одиночка, разгуливающий по вражеским тылам. Вот и не надо выходить из образа.

По дороге попалось много интересного. Богатые лавки, торгующие одеждой, посудой, ювелирными украшениями и много чем еще, а также многочисленные мелкие харчевни, возле которых крутились зазывалы, прошли не останавливаясь, Но вот в попавшуюся по дороге оружейную лавку заглянули по настоянию Ивана. Поскольку его испанский штуцер остался дома в Черкасске, ему очень хотелось иметь на борту "Кирлангич" высокоточное оружие, которое может одним выстрелом с дальней дистанции решить важный вопрос. Да и хорошую саблю надо приобрести. В Керчи втридорога он ничего покупать не стал, послушав советов капитана и боцмана, утверждавших, что в Истанбуле качественный товар можно взять гораздо дешевле. И теперь, оказавшись в царстве смертоносного сверкающего и вороненного металла, понял, что его не обманули. Здесь действительно было, что выбрать!

Матросы остались на улице, а в лавку Иван зашел вместе с боцманом, который тоже вроде бы проявил интерес. Но Иван догадывался, что Мехмед на самом деле хочет выяснить, насколько его новое начальство разбирается в оружии. Разговор с хозяином лавки начался по привычной схеме. Увидев юношу в богатой одежде, и посчитав, что его можно запросто "обуть в лапти", турок начал рассыпаться в любезностях, предлагая и расхваливая разнообразные богато украшенные "висюльки", коих у него хватало. На Иван тут же оборвал его красноречие.

— Уважаемый, мне не нужны кухонные ножи в оправе из золота и камней. Мало того, что они очень дороги, так ими еще и неудобно резать хлеб и мясо. Уж очень длинные.

— Помилуйте, бей-эфенди, какие кухонные ножи?! Ведь это настоящий "дамасск"!

— Настоящий "дамасск"? А Вы поставите сотню золотых султани на то, что этот так называемый "дамасск" разрубит гвоздь и не зазубрится? Я поставлю против.

— Хм-м... Бей-эфенди, но что конкретно Вам нужно?

— Мне нужно б о е в о е оружие. Именно боевое, а не эти разукрашенные побрякушки.

— Есть у меня кое-что из н а с т о я щ е г о. Не знаю только, понравится ли Вам...

С этими словами хозяин вытащил откуда-то из-под прилавка несколько простых с виду клинков, лишенных каких бы то ни было украшений. Но Иван, едва взяв один из них в руки, сразу же понял, что перед ним настоящее оружие воина. Перепробовав все, выбрал тот, что оказался по руке. Мехмед, подключившийся в разговору, тоже признал, что клинок стоящий. Но дальнейший вопрос Ивана поставил его в тупик. Впрочем, как и хозяина лавки.

— У Вас есть нарезные ружья из Русской Америки?

— Откуда?! Что Вы, бей-эфенди, такого Вы здесь нигде не найдете! Есть хорошее испанское оружие, изготовленное с применением секретов казенного оружейного завода "Меркель" в Русской Америке. Или, как говорят в Испании, "по лицензии". Оружие самого "Меркеля" в Старый Свет если и попадает, то в единичных экземплярах, добытых по случаю. К тому же, везти его просто нет смысла. Оно использует очень специфические заряды — так называемые унитарные патроны, выпуск которых в Старом Свете так и не смогли наладить. Лично я не знаю никого в Истанбуле, кто бы торговал таким оружием. А вот лицензионное испанское у меня есть! Вас интересуют именно нарезные ружья?

— Да.

— Есть очень интересные испанские штуцеры. Новинка! Но использует обычный порох и свинцовые пули, которые можно отливать самому. Вот, смотрите!

И тут перед Иваном появилось н е ч т о. Такое, чего он никогда раньше не видел. Ружье с длинным нарезным стволом, но при этом выполненное не как единое целое, а из трех частей — самого ствола с расположенным на нем прицелом необычного вида, приклада и цевья, охватывающего ствол снизу. Качество изготовления деталей и их подгонка были само совершенство. Причем, как и на его первом штуцере, на этом вообще отсутствовали какие-либо украшения. Но самое интересное заключалось в другом. Здесь не требовалось после каждого выстрела заколачивать пулю в ствол. Заряжание производилось с казенной части, куда вставлялась предварительно снаряженная пулей и порохом сменная камора, размеры которой были очень точно подогнаны по стволу. В комплекте к штуцеру шло два десятка сменных камор, специальный кожаный пояс с удобными карманами под каморы, пулелейка и мерка пороха. Иными словами, оружие давало возможность быстро сделать двадцать выстрелов с высокой точностью на дальней дистанции, поскольку скорость перезарядки нового штуцера не шла ни в какое сравнение с обычными дульнозарядными ружьями, не говоря о старых "классических" штуцерах. Единственным недостатком этой удивительной конструкции была цена. Для массового оружия просто запредельная, поэтому о вооружении такими штуцерами регулярной армии и речи не было. Разве что для отдельных хороших стрелков — одного на сотню, но это если "наверху" согласятся раскошелиться. Пока же позволить себе такое оружие мог только достаточно состоятельный человек частным порядком.

Внимательно изучив оружие и выяснив о нем как можно больше, Иван изъявил готовность купить новинку. Поторговавшись, даже несколько сбил цену (от которой у Мехмеда глаза на лоб полезли), но предупредил, что заберет покупку на обратном пути, а сейчас оставит задаток. Если появиться в мейхане с саблей считалось в порядке вещей, то вот длинноствольный штуцер смотрелся бы нелепо. Может ничего и не сказали бы, но зачем лишнее внимание привлекать?

Когда вышли на улицу, Мехмед искренне удивился.

— Хасан-бей, а Вы хорошо разбираетесь в оружии!

— А что делать, Мехмед-бей? Если живешь в Азове, под стенами которого то и дело рыщут эти проклятые казаки, то вопрос хорошего умения владеть оружием становится одним из главных. Можете за меня не волноваться, если возникнет опасная ситуация. Лучше скажите, далеко ли еще идти?

— Нет, совсем рядом!

Заведение, о котором говорил боцман, действительно оказалось недалеко, и вскоре команда "Кирлангич" шумной компанией ввалилась внутрь, заняв сразу два больших стола. Хозяин харчевни узнав, что предстоит крупный заказ, тут же засуетился и стал подгонять своих работников. Матросы пока что строили планы посещения борделя после праздничного ужина, а Иван решил послушать, о чем говорят за соседним столом, ибо по доносившимся фразам понял, что там обсуждают что-то значительно более интересное, чем прелести местных блудниц. И оказался прав. Рядом трапезничала компания военных моряков, обсуждая при этом события своего недавнего похода. Суть была в том, что проклятые гяуры окончательно обнаглели, нападая на корабли правоверных чуть ли не на виду у крепостей, прикрывающих порты. А это значит, что разведка у них налажена отменно, и там знают, когда, кого и где надо встретить. Если раньше корабли гяуров действовали поодиночке, и их можно было сравнительно легко если не уничтожить, то хотя бы отогнать превосходящими силами, то теперь они собираются группами, переняв тактику уничтоженных ранее пиратов Карибского моря. Недавняя их выходка вообще затмила все остальное. Если раньше грабежам подвергались исключительно купеческие корабли в море, то порядка двух месяцев назад эти нечестивцы напали на рейд в Смирне, собрав целую эскадру из девяти кораблей и разграбив всех стоявших там купцов! Причем очень точно подгадав время — незадолго до того, как почти полностью загруженный караван собирался выходить! Иными словами, они дьявольски точно подгадали время, и списать подобное на случайность никак нельзя. А это значит, что пираты заранее получили необходимые сведения из Смирны. Хорошо, хоть в город не сунулись. Видно, все же решили не связываться с крупным гарнизоном. А вот достаточных сил военного флота, чтобы отразить нападение, в этот момент в Смирне как раз и не оказалось. Находившиеся там четыре галеры сами стали легкой добычей наглых налетчиков, и они увели их вместе с собой. Чему немало способствовали гребцы-невольники, мгновенно сориентировавшиеся в обстановке. Крепостная артиллерия ничем не смогла помочь, поскольку пираты напали ночью, и в ходе абордажного боя на рейде ей бы пришлось палить наугад, в том числе и по своим. А когда рассвело, налетчики уже уходили, уводя с собой четыре военные галеры и шестерых купцов с ценным грузом. Остальных просто разграбили и сожгли на рейде. Канонирам же, наблюдавшим за уходящими кораблями с крепостных стен, удалось дать всего один залп с предельной дистанции, не причинивший никакого вреда, а после этого оставалось лишь слать проклятия на головы мерзавцев, поскольку стрельба стала бесполезной тратой пороха и ядер. Когда в Смирну прибыла мощная османская эскадра, пиратов уже и след простыл. Правда, удалось кое-что узнать о нападении. Налетом на Смирну командовал, скорее всего, пират Черная Борода. Раньше только он нес на гафеле своего корабля черный флаг с белым черепом и скрещенными костями. Теперь же такие флаги несли все корабли, в лучах восходящего солнца их удалось хорошо рассмотреть. Откуда взялся этот человек, каковы его национальность и настоящее имя, никто не знал. Все говорили лишь о большой черной бороде, из-за которой удачливый пират и получил свое прозвище. Оставалось неясным также место его базирования, и где он сбывает награбленное. Черная Борода появлялся из ниоткуда, захватывал богатую добычу, и исчезал без следа.

Однако, более никаких подробностей узнать не удалось. Рассказ не особо удивил Ивана. Он давно знал, что в Средиземном море неспокойно. То, что раньше творилось у берегов Нового Света, теперь переместилось в Средиземноморье и к Мадагаскару. Но Мадагаскар далеко, а Средиземноморье рядом. Во всяком случае, идущие там события напрямую затрагивали Османскую империю и всех ее соседей. Причем до открытой войны с привлечением большого количества сухопутных войск дело не доходило. Так, мелкие стычки. А вот на море картина была совсем иная, и война там не прекращалась ни на один день. Ситуация здесь сложилась очень своеобразная, и тому были свои причины.

Канули в лету времена противостояния на Средиземноморье крупных регулярных флотов христианского и мусульманского мира под командованием великих флотоводцев прошлого Андреа Дориа и Хайреддина Барбароссы, Сейчас бесчинствовали многочисленные пиратские банды, причем с обеих сторон. А королевские флоты Испании и Франции боролись с "чужими" пиратами, попутно защищая "своих". Но если раньше в этом деле преуспевали магрибские пираты, базирующиеся на африканском побережье, то теперь их успех пошел на убыль. Испания и Франция начали настоящую охоту на этих любителей чужого добра, и магрибских пиратов от полного уничтожения пока спасало лишь то, что короли Испании и Франции никак не могли договориться, чтобы скоординировать свои действия. Поскольку каждый старался соблюсти свои интересы, зачастую идущие вразрез с интересами другого, что являлось камнем преткновения в отношениях между двумя сильнейшими европейскими государствами. Если король Испании Хуан III еще старался хоть как-то достичь договоренности, даже соглашаясь на некоторые уступки, то вот его французский "коллега" Людовик XIV — тот самый, который Король Солнце, отличался редкостной упертостью, и ни на какие компромиссы идти не хотел. Возможно, причиной тому была личная неприязнь к бастарду, которому корона Испании не светила вообще. И которого Людовик XIV поначалу даже не воспринял всерьез, посчитав, что этот выскочка, захвативший трон с чужой помощью, все равно не сумеет на нем удержаться. Но время шло, и ожидания Короля Солнце не оправдались. Хуан III, опираясь на помощь заокеанских союзников и собственных сторонников, умело переманил на свою сторону колеблющихся, безжалостно расправился с противниками среди испанской знати (коих было немало), и стал быстрыми темпами восстанавливать былое могущество Испании, что явилось для Людовика XIV неприятным сюрпризом. Возможно, были еще какие-то причины, скрытые от остальных и неизвестные широкой публике. Но факт оставался фактом — короли Испании и Франции так и не смогли поладить. Хоть войны между ними и не было, но назвать их отношения добрососедскими тоже было нельзя. Они просто терпели друг друга, как неизбежное зло, от которого никуда не деться.

Все были в курсе, как королевский бастард — дон Хуан Австрийский стал королем Испании Хуаном III. Тот самый Хуан Неудачник, которого сначала наголову разбили тринидадцы, частично уничтожив, частично захватив его Новую Армаду, направлявшуюся в Новый Свет с карательными целями, при этом взяв его самого в плен, а потом сделали то, чего никто не ожидал. В том числе и король Франции. Тринидадцы не стали устраивать показательную казнь одного из своих главных врагов в назидание остальным, и не стали требовать за него выкуп, что было обычной практикой в подобных случаях. Они поступили гораздо умнее. Сделали дона Хуана своей послушной марионеткой, сыграв на его честолюбии и жажде власти. Сначала сформировали новую испанскую армию из уцелевших остатков десанта Новой Армады, а потом доставили эту армию в Испанию и оказали помощь в захвате испанского трона, свергнув прежнего короля Карлоса II и его мать — регента Марианну Австрийскую. Которые, что греха таить, были для Людовика XIV гораздо предпочтительнее в качестве правителей Испании, поскольку при них Испания стала банкротом, за счет которого можно было бы неплохо поживиться после такого сокрушительного разгрома в Новом Свете, прибрав к рукам хотя бы часть испанских колониальных владений. Да и от самой Испании в Европе можно было бы что-нибудь откусить. Но... Не получилось... Хваткие пришельцы из другого мира, захватившие сначала Тринидад, а потом и огромную территорию в Новом Свете, очень быстро провели акцию по замене короля Испании на своего человека, превратив таким образом Испанию из недавнего врага в преданного союзника со всеми вытекающими. И открыто заявив, что отныне любые недружественные действия, направленные против Испании, являются таковыми и в отношении Русской Америки. Поэтому желающих погреть руки на дележе ставшего вдруг "бесхозным" огромного испанского наследства в Новом и Старом Свете так и не нашлось. За исключением Англии, которая снова попыталась применить свой излюбленный прием, направив грабителей в Новый Свет под видом "частных лиц". Кончилось все для этих "частных лиц" очень плохо, А недавний разгром английского Ройял Нэви в Северном море отрядом всего лишь из трех кораблей Русской Америки с последующим поражением Англии в уже идущей войне с голландскими Соединенными Провинциями окончательно превратил Англию в заштатное европейское государство, мнение которого никого не интересует. Что не могло не радовать Короля Солнце, чужими руками избавившегося от главного конкурента, и вовремя сумевшего остановиться, дабы не влезть в очередную европейскую заварушку на стороне проигравшего. Но вот быстро возрождающаяся и усиливающаяся Испания была для короля Франции источником постоянного беспокойства. Если бы за ее спиной не стояла Русская Америка, то очень может быть, что Людовик XIV и не устоял бы перед искушением решить испанскую проблему радикальным образом, пока еще Испания не усилилась настолько, чтобы представлять реальную угрозу Франции. Но увы. Пример Англии в этом плане был очень показателен и не давал совершить вопиющую глупость. Потому, что король Франции был умным человеком, и предпочитал учиться на чужих ошибках, а не на своих собственных. Вот и поглядывали с подозрением друг на друга оба Величества, вынужденные поддерживать хотя бы "худой мир" вместо "доброй ссоры". Поскольку война между Францией и Испанией (на радость всем окружающим) ни Хуану III, ни Людовику XIV была совершенно не нужна. Но это, как говорится, были крупные хищники Средиземноморья, которые вполне могли себе позволить игнорировать мнение потенциальных союзников мелкого пошиба. Таких, как Генуя и Венеция, пик морского могущества которых уже безвозвратно прошел, хоть они и не хотели этого признать. Про всех же прочих и речи не было. Вся эта христианская коалиция, весьма рыхлая и непрочная, находилась на одной чаше весов. На другой располагалась Османская империя, где тоже до прочного единства было очень далеко. Вассалы турецкого султана справедливо рассуждали, что султан далеко, а проклятые гяуры рядом. И если раньше они вели себя не в пример тише, то сейчас от них житья не стало. Так что не будет большого греха, если некоторые повеления султана выполнять, скажем так, исходя из сложившейся обстановки. А что, у султана не убудет! Зато на месте можно решить вопрос с выгодой для себя. Ведь если султан и узнает о случившемся, то нескоро. Если вообще узнает. А даже если и узнает, то все равно не сможет быстро и эффективно отреагировать, поскольку реальной силы для принуждения к повиновению своих далеких подданных у него уже нет. Гяуры постарались. Хвала Аллаху, и от них оказывается может быть польза! А пока суть да дело, много воды утечет. Монолитность Османской империи трещала по всем швам, и все держалось на том, что вассалам султана по ряду причин пока было невыгодно открытое противостояние с Истанбулом. Христианская коалиция тоже не обладала подавляющим преимуществом, тем более ее потенциальные возможности все время ослаблялись внутренними распрями. Иными словами, ни одна из сторон не была готова к решающей битве, которой суждено поставить точку в длительном противостоянии христианства и ислама в Средиземноморье. Поэтому правители противоборствующих сторон выжидали, накапливая силы, и потихоньку натравливали друг на друга любителей пограбить, в коих недостатка не было. Сами же формально оставаясь в стороне, и проявляя активность только в отношении "чужих" пиратов, старательно избегая столкновений с регулярным военным флотом вероятного противника. Надо ли говорить, что сложившаяся ситуация оказалась весьма на руку разного рода проходимцам, любителям половить рыбу в мутной воде. Зачастую возникали удивительные и самые противоестественные союзы христиан и мусульман, где все было подчинено одной цели — наибольшей прибыли. Когда раздавался звон золота, и дело было взаимовыгодным, никого не интересовали вопросы национальности и конфессиональной принадлежности. Но бывало и другое, когда единоверцы с ненавистью начинали резать друг друга. А всего лишь потому, что кто-то посчитал себя обманутым и обойденным в дележе добычи. В общем все было, как и положено в просвещенном XVII веке, в 1674 году от Рождества Христова. За период более чем в сотню лет, прошедших после эпохи Дориа и Барбароссы, человеческая сущность нисколько не изменилась.

Все это Иван хорошо знал, но его в данный момент волновала чисто практическая сторона вопроса. Если им предстоит отправиться в Средиземное море, то надо думать, как не только выжить в этом гадюшнике, но и вернуться оттуда с хорошей прибылью. Встреча в открытом море с пиратами не страшна, быстроходная "Кирлангич" уйдет от любого противника. Но что делать, если их накроют во время погрузки товара в стесненной бухте, где нет свободы маневра? Или полностью стихнет ветер, и тогда от галер не уйти? Ведь во французском флоте галеры тоже есть. А поскольку сейчас он выступает в качестве османа и находится на османском корабле, то встреча с французами и испанцами не сулит ничего хорошего. Ладно, будем думать...

Между тем, пиршество было в самом разгаре. Команда дорвалась до вкусностей и ничего не замечала вокруг. Иван же отслеживал ситуацию, стараясь держать в поле зрения как можно больше народа. А то, не хватало еще в чужие разборки влезть. К чему были все предпосылки, поскольку в мейхане ввалилась компания янычар, и там вскоре что-то не поделили с военными моряками. Во всяком случае, в дальнем конце зала начался разговор на повышенных тонах. В усилившемся гвалте Иван не разобрал слов, но ситуация явно накалялась. Похоже, здесь было что-то личное, поскольку другие участники застолья пытались утихомирить бузотеров. И до вечернего намаза, как назло, еще далеко... Ладно, пока что ситуация терпит. Но надо быть готовым делать отсюда ноги. Если начнется драка и быстро подоспеет вызванная хозяином стража, то она разбираться не будет, кто прав, а кто виноват. Вернее, если прибудут янычары, то они как раз таки разберутся очень быстро. А оставлять здесь следы ни в коем случае нельзя. Взвесив все за и против, Иван толкнул локтем сидевшего рядом боцмана.

— Мехмед-бей, Вам не кажется, что здесь становится очень душно? И надо поскорее заканчивать?

— Вы о чем, Хасан-бей?

— Обратите внимание на ту теплую компанию в дальнем углу. Насколько я разбираюсь в ситуации, скоро начнется выяснение отношений. А нам попадать в лапы стражи никакого резона нет.

— А-а-а, это... Не удивляйтесь, такое здесь бывает. Эти цепные псы очень болезненно воспринимают любые слова, сказанные против них. Разве в Азове не так?

— По разному. Но в целом, стараются держать себя в руках. Когда живешь в окружении врагов, как-то не до глупых ссор на пустом месте.

— А здесь они у себя дома, и зачастую ведут себя по-хамски. Мы к этому уже привыкли. Не задирайте их и во всем соглашайтесь, что они говорят, тогда и они Вас не тронут. А вот военные морячки, похоже, этого не понимают... Либо накипело... Но не волнуйтесь, я тоже на них поглядываю. Если начнется буза, мы всегда успеем удрать до прибытия стражи. У нас в этом деле опыт богатый...

Внимательно присмотревшись к своим людям, Иван понял, что боцман прав. Все пировали в свое удовольствие, но бросали украдкой взгляды на разгоравшийся скандал. Правда, неожиданно он прекратился. Скандалистов хоть и с большим трудом, но все же утихомирили. Какое-то время было тихо. Иван стал надеяться, что пронесло, и начал строить планы на завтрашний день.

Праздничный ужин подходил к концу, как неожиданно раздались крики и грохот разлетающейся посуды. Что послужило толчком к конфликту Иван не заметил, так как отвлекся разговором, но янычары все же что-то не поделили с моряками и в дальнем углу зала вспыхнула массовая драка. Очевидно, все аргументы были исчерпаны еще до этого, поскольку разнять драчунов уже никто не пытался, и две компании воинов турецкого султана с остервенением пытались доказать, кто из них прав. Боцман сразу же вскочил.

— Уходим!!!

И тут Иван убедился, что команда "Кирлангич" действительно хорошо подготовлена к действиям в случае разного рода неприятностей. Без какой-либо задержи, и не тратя время на выяснение подробностей, все дружно подскочили со своих мест и бросились к выходу, когда окружающие еще даже толком не отреагировали на происходящее. Но выскочив наружу, не побежали, чтобы не привлекать внимания, а просто стали быстро уходить в сторону, пока не оказались за углом на соседней улице. Здесь же замедлили шаг, и как ни в чем не бывало, со смехом начали обсуждать произошедшие события. Иван лишь удивился и головой покачал, глянув на боцмана.

— Ловко! Не ожидал.

— Да Вы не волнуйтесь, Хасан-бей! Мы со здешними порядками хорошо знакомы. Если запахло жареным, надо сразу исчезать. Особенно, если в этом янычары замешаны. Неважно, прав ты, или виноват. Ибо если виноватых не найдут, то их назначат. А из кого назначат? Да из тех, кто попался! И естественно, не из янычар, они никогда не бывают виноваты. А платить бакшиш местным чинушам, чтобы выкрутиться, никаких денег не хватит. Это Истанбул, ничего не поделаешь.

— Как тут все сложно...

— Привыкайте, это Вам не Керчь и не Азов. Но все на самом деле не так страшно. Надо лишь соблюдать определенные меры предосторожности. Вы сейчас как, с нами?

— Куда?

— А тут недалеко есть одно интересное заведение. Шлюхи черненькие, как ночь! Но есть и беленькие, на выбор. Ни разу не пробовали черненькую?

— В каком смысле — черненькую? Черноволосую?

— Нет, чернокожую арапку из Африки.

— Аллах всемилостивейший, избавь меня от этого!!! А то еще неизвестно, что в темноте почудится!

Боцман засмеялся, засмеялись и остальные. Но настаивать никто не стал, и команда вскоре разделилась, отправившись каждый по своим интересам. Кто-то отправился продолжать пировать в другую харчевню, кто-то пройтись по базару, а кто-то в бордель. Иван решил вернуться на "Кирлангич", поскольку надо успеть забрать свою покупку в оружейной лавке, пока она не закрылась. Оставшись один, отправился в уже знакомое место. Хотелось поговорить более основательно о новом оружии, поскольку сейчас спешить уже некуда.

Хозяин оружейной лавки очень обрадовался, когда снова увидел состоятельного покупателя, и с удовольствием просветил его по всем возникшим вопросам, а также предложил небольшую книжицу с рисунками, в которой подробно был показан порядок разборки штуцера и ухода за ним, а также порядок заряжания камор. Рисунки сопровождались текстом на нескольких языках, в том числе на французском и итальянском. Предложил также вообще удивительную вещь — красочно оформленные и богатые иллюстрациями книги, отпечатанные на хорошей бумаге на четырех языках — испанском, французском, итальянском и германском, в которых подробно описывалась вся продукция EMPRESA NACIONAL DE MILITARES, (или "Национальная оружейная компания", как объяснил хозяин лавки), чье клеймо стояло на штуцере. Похоже, испанская оружейная мануфактура, принадлежащая самому королю Испании, всерьез занялась продажей своих изделий, поскольку такой подход был в диковинку. Посетовав на то, что нет перевода на турецкий, хозяин все же посоветовал взять книгу, так как даже по иллюстрациям было многое понятно. Но Ивана подобные вещи не смущали, и ознакомившись с книгой, он выбрал французский вариант. Прикупив еще хорошего испанского пороха, чтобы не зависеть от корабельных запасов, отправился в порт. Уже вечерело, а ходить в одиночку по темным улицам незнакомого города, да еще и с такой поклажей, особого желания не было. Не приведи господь, местная шпана полезет, польстившись на одинокого прохожего в хорошей одежде. Не следует увеличивать количество трупов в месте своего пребывания, если этого можно легко избежать. Ибо наследить еще и в Истанбуле, едва в нем появившись, очень не хотелось. По дороге только заглянул в продуктовую лавку и купил еды для тех, кто остался на борту, поскольку остальные об этом наверняка забудут. Не до того сейчас людям...

На борту Ивана с нетерпением ждали, и когда он наконец-то добрался до "Кирлангич" с большой сумкой, полной свежей провизии, то ему устроили чуть ли не овацию. Матросы сразу сели ужинать на палубе, а Ивану как ни хотелось поскорее изучить книгу об испанском оружии, но решил все же отложить это до утра, чтобы читать при дневном свете, а не при свете фонаря. Тем более, скоро вечерний намаз, который нельзя пропустить — трое свидетелей на борту. А потом надо будет кое-что приготовить. Уж очень подозрительный народ крутился на пристани, когда он договаривался с лодочником о доставке на рейд.

В своих подозрениях Иван убедился вскоре после захода солнца, когда сидел на корме и дышал свежим воздухом. Спать еще не хотелось, и он болтал с вахтенным матросом Ликоэргосом о злачных местах Истанбула. Двоих других матросов отправил спать, чтобы разделить ночные вахты поровну между всеми. Погода стояла тихая, городской шум сюда не долетал, и поэтому плеск весел в ночной тишине был слышен очень явственно. Вскоре уже можно было разобрать тень на воде, быстро приближающуюся к борту "Кирлангич" Это могла быть любая лодка, курсирующая между стоящими на рейде кораблями и пристанью, владелец которой решил подзаработать ночью, но Ивану очень не понравилось, что незнакомцы приближались в полной тишине, и даже не окликнули никого на палубе, чтобы приняли конец. Ликоэргос тоже заметил незваных гостей и насторожился.

— Кого это нелегкая среди ночи несет?

— Такое здесь бывало раньше?

— Никогда не было! Если наши уезжали на берег, то всегда утром возвращались. Шастать в районе порта ночью — дурных нет.

— Ликоэргос, быстро буди остальных, только тихо! Приготовьте оружие!

Когда матрос скользнул в кубрик, Иван надел саблю и приготовил нагайку. Купил на всякий случай в Керчи хорошую плеть и усовершенствовал ее определенным образом. Как раз для тех случаев, когда настоящее оружие применять нежелательно, а вот объяснить особо наглым и непонятливым то, что они неподобающе себя ведут, необходимо. Если незваные ночные гости не имеют кровожадных намерений, то зачем же их саблей? С них и нагайки хватит...

Между тем, на палубе появились матросы, крутя спросонья головами и сжимая сабли. У всех были также приготовлены пистолеты, заткнутые за пояс. Что и говорить, команда "Кирлангич" дело знала.

— Готовы?

— Готовы, Хасан-бей!

— Оставайтесь на корме, поближе к фальшборту, и без моей команды ничего не делать! Если незваные гости начнут плохо себя вести, ни в коем случае не вмешивайтесь, и держитесь от меня подальше. Когда надо будет вам вмешаться, я крикну "Керим!". Все понятно? Вопросы есть? Только быстро!

— Хасан-бей, а почему так? Не лучше ли сразу всем вместе напасть на них?

— Не лучше. Возможно, они идут не убивать, а утром может нагрянуть стража. Нам неприятности на пустом месте не нужны. Вот я и поговорю с ними...

Когда матросы спрятались на корме в тени фальшборта, Иван снова сел на бочонок возле мачты и стал ждать. Со стороны его было практически незаметно, он же видел приближающуюся лодку очень хорошо. В ней сидело явно больше десятка человек. Вот последние взмахи весел, и лодка стукнула о борт "Кирлангич". На палубу сразу же полезли незваные гости. Но сабель и ружей ни у кого не было видно. Ночь стояла лунная, поэтому удалось все хорошо рассмотреть. Похоже, их собирались ограбить. Узнали, что почти вся команда съехала на берег, вот и решили поживиться. Неизвестно только, кто именно. Либо мелкая портовая шпана, промышляющая по мелочи, либо это происки конкурентов, о которых говорил Ставрос. Иван усмехнулся.

— Что же вы даже не здороваетесь, правоверные? Негоже входить без спроса в чужой дом!

Налетчики встрепенулись, и было от чего. Они поначалу не увидели Ивана, поскольку он сидел в тени мачты. Отводить глаза им не стал. Эти явно шли не убивать. Поэтому, придется поучить их уму-разуму и отпустить.

— Сиди тихо, щенок!!! Заорешь — прирежу!

Двое метнулись к Ивану, причем один схватился за нож. А вот это он зря сделал!

То. что произошло дальше, не понял никто. Резкий свист нагайки слился с истошным воплем, а любитель махать ножом выронил его, упав и схватившись за лицо. Грабители опешили. Нагайка тут же обрушилась на второго бандита, сбив его с ног. Остальные наконец-то опомнились и бросились вперед. А поскольку кроме ножей у них ничего не было, и шум незваные гости явно поднимать не хотели, то нагайка сразу же стала собирать обильную жатву. Иван не церемонился, нанося страшные калечащие удары, стараясь нанести максимум вреда нападавшим. Когда по палубе катались и выли уже пятеро, остальные решили не испытывать судьбу и сбежать. Но сделать это оказалось не так-то просто. Иван, умело орудуя нагайкой, загнал бандитов на нос шебеки, и вынудил прыгнуть за борт. Лодка осталась стоять под бортом, но все попытки в нее забраться пресекались ударом нагайки. Видя, что противник позорно бежал, Иван позвал своих матросов.

— Все, выходите. Ваша помощь не понадобилась.

— Ух, как Вы их плеткой, Хасан-бей!!! Где Вы так научились?

— Дома в Азове. Пока свяжите этих мерзавцев и сторожите. Утром приедет капитан, пусть он решает, что с ними делать. А я с ними сейчас поговорю по душам. И что же это они ночью у нас забыли?

Матросы сноровисто связали пленных и поглядывали по сторонам, а Иван снова применил свое умение в искусстве развязывать языки. В душу заглядывать не стал, поскольку в создавшейся ситуации нельзя было убивать налетчиков. Вот и пришлось в очередной раз попрактиковаться в ремесле палача. Матросы поглядывали с опаской на свое начальство, но не вмешивались. Впрочем, попавшиеся грабители и не думали запираться, поэтому выяснилось все довольно быстро. Это был обычный сброд, который специально наняли напасть на "Кирлангич". Тот, который предложил им эту "работу", потребовал лишь взять, что смогут, набить морды тем, кто окажется на борту, и уходить. Ни о каком убийстве речь не шла. Очевидно, кто-то знал, что на "Кирлангич" остался минимум команды, вот и решил провести свою акцию "убеждения". Но просчитался. Как бы то ни было, все равно надо ждать Ставроса. Он лучше знает, к кому тут обратиться и что надо делать. Иван все же заглянул осторожно в душу грабителям, хоть и неглубоко, чтобы они ничего не поняли. Выяснил облик человека, который их нанял. Но кто он такой, никто из налетчиков не знал. Поняв, что больше из этих горе-грабителей ничего не выжать, махнул рукой и велел запереть их в канатном ящике до утра. А там вернется с берега капитан, пусть он и решает, что с ними делать. Либо сдать с потрохами страже, дав официальный ход делу, либо вывезти в море и утопить по-тихому, скрыв от властей данный факт. Все равно, удравшие грабители жаловаться в суд не пойдут. А вот нанести визит вежливости незнакомцу, который устроил все это безобразие, было бы весьма желательно. Возможно, Ставрос его знает, и долго искать не придется?

Ночь прошла без происшествий, повторного визита незваных гостей не случилось. Скорее всего, организатор этого дела не ожидал подобного исхода, и запасного варианта не имел. Когда утром вернулись загулявшие на берегу матросы во главе с боцманом, то пришли в ярость, когда узнали о случившемся. Боцман тут же захотел перерезать глотки пленным, но Иван его удержал. Пусть капитан решает. Ведь они сейчас не у себя дома, в отличие от противника. Кто знает, какие козыри у него здесь могут быть припасены? И если можно договориться, не доводя ситуацию до войны на истребление, да еще и получить от этого какую-то выгоду, то почему бы так и не сделать? Боцман хоть и исходил праведным гневом, но все же признал, что в словах Ивана есть резон. Действительно, пусть капитан решает. Тем более, он может знать что-то такое, что в корне меняет картину ночного происшествия. Вот и не надо спешить.

Но Ставрос удивился не меньше, чем все остальные, едва только узнал о случившемся по возвращению из города. Как оказалось, в порту никто ничего не знал. То ли все прыгнувшие за борт бандиты утонули, не сумев добраться не только до берега, но и до стоявших поблизости на рейде кораблей, то ли предпочли помалкивать о постигшей их неудаче. Во всяком случае, визита портовой стражи, чего всерьез опасался Иван, не последовало. А когда вернулся капитан, удалось выяснить личность организатора ночного нападения. Ставрос сразу понял, о ком идет речь, когда поговорил с пленниками. И теперь не скрывал своего раздражения.

— Вот же, поганый шакал...

— Вы его знаете, Ставрос-бей?

— Слишком хорошо знаю. Как только эти мерзавцы описали того, кто их нанял, я сразу понял, чьих это рук дело.

— А кто это?

— Айхан, весьма известная личность. Бандит, каких поискать. Странно, что он своих головорезов не послал, а нанял эту шелупонь. Возможно, не счел нас достойными противниками.

— А может и мы к нему в гости наведаемся?

— Не получится... Во-первых, сам Айхан ничего не решает. Это просто тупой громила, и он действует по приказу своего дяди. А вот его дядя, всеми уважаемый и досточтимый Мустафа — один из богатейших купцов Истанбула. Хитер, как лис, и очень умен в отличие от своего племянника. Никогда ни в чем противозаконном замечен не был, и в случае любых обвинений в его адрес призовет в свидетели Аллаха, что все это — наглая ложь. И ведь не подкопаешься, поскольку лично против него никаких улик нет. Работали мы с ним раньше, но потом наши дорожки разошлись. Что-то он с нашим хозяином не поделил. Вот с того времени все и началось. Но чтобы в открытую напасть, такого еще ни разу не было!

— Ставрос-бей, Вы согласны, что если он пошел на такое, то значит хочет окончательно решить вопрос и подмять нас под себя?

— Согласен.

— И Вы согласны, что если мы сейчас сделаем вид, будто бы ничего не случилось, то он обнаглеет еще больше, и в следующий раз здесь появятся не эти горе-грабители, а кто-то гораздо опаснее и в гораздо большем количестве? Я уверен, что он вполне допускал возможность того, что нам станет известно, кто это устроил. А это значит, что всерьез он нас не воспринимает. Поскольку его затея провалилась, и он уже должен об этом знать, то должен сделать следующий ход. Иначе, не было смысла затевать все это.

— Согласен... Но что мы можем сделать? У Мустафы здесь все куплено. И подобраться к нему невозможно. Он без охраны шагу не ступит.

— А если все же возможно?

— Увы, невозможно. Некоторые уже пробовали. Айхан хоть и не великого ума, но того, что касается безопасности себя любимого и своего горячо любимого дядюшки, которому всем обязан, а также "разговоров" с теми, кто перешел им дорогу, на это его мозгов хватает. Убрать Айхана хоть и сложно, но можно. Он в последнее время настолько уверовал в силу покровительства своего дядюшки и в то, что с таким громилой никто не захочет связываться, что пренебрегает мерами предосторожности. Да и никого Айхан, по большому счету, не интересует. Обычный сторожевой пес, которых полно в Истанбуле на службе у состоятельных людей. А вот его дядюшка Мустафа — совсем другое дело. У него хорошие связи, и если только с ним что-то случится, возникнет большой шум. А нам это совершенно не нужно.

— Понятно... А если сделать несколько по-другому? С уважаемым Мустафой ничего не случится. Но он поймет, что даже в собственном доме за спинами своих головорезов не может чувствовать себя в безопасности. И не станет распространяться об этом.

— Но как?!

— Предоставьте это дело мне. Но мне нужно выйти на Айхана. Кстати, как у дядюшки с родственными чувствами в отношении своего племянника?

— Никак. Мустафа его держит за преданность и способность решать щекотливые дела, причем тихо. Но особо не привечает. Так что, если с Айханом что-нибудь случится, то Мустафа будет сожалеть лишь о том, что потерял хорошо натасканного и преданного пса, а не горячо любимого родственника.

— Тем лучше...

Когда Иван озвучил то, что задумал, Ставрос посмотрел на него, как на сумасшедшего. Однако, Ивану все же удалось его убедить. Во всяком случае, пообещал, что если на месте убедится в невозможности выполнения "ответного хода", то не будет зря рисковать и тихо исчезнет. Но потребовал предоставить ему целые сутки — до следующего утра. Разумеется, задуманный план был выполним только в том случае, если уважаемый Мустафа со своим дорогим племянником Айханом будут все это время находиться в Истанбуле, а не уедут куда-нибудь по делам. Слишком долго задерживаться здесь нельзя. Максимум через трое суток надо выйти из Золотого Рога и следовать к Дарданеллам. Но пока время есть, почему бы не попробовать? С пленными налетчиками вопрос разрешился очень просто. Ставрос предложил им два варианта на выбор. Либо он сейчас вызывает портовую стражу и сдает их с рук на руки с предъявлением обвинения в попытке грабежа, либо они работают всю стоянку на борту шебеки под присмотром команды, а потом катятся ко всем чертям. И если только вздумают наведаться еще раз ночью, то уже так легко не отделаются. Разумеется, выбор было сделать нетрудно. Хоть после знакомства с нагайкой Ивана чувствовали они себя неважно, и работники из них были аховые, но кому сейчас легко?

Глава 11

Приглашение к диалогу

Получив от Ставроса всю имеющуюся у него информацию о "благородном семействе", Иван отправился на берег. Никого в помощь брать не захотел, чем еще больше удивил Ставроса. Потребовал только деньги на предстоящие расходы, но здесь экономить было глупо. Лишнего с собой брать не стал, отправился с пустыми руками. Из оружия прихватил только кинжал в ножнах на поясе, да нож в сапоге. Ни у кого не должно возникнуть никаких подозрений, даже у команды "Кирлангич". Ставрос с Иваном обсудили все без свидетелей, поэтому утечка информации была маловероятна. Внешне все выглядело вполне благопристойно. Капитан отпустил своего помощника-навигатора в город отдохнуть, поскольку во время выгрузки без него обойдутся. Тем более, после ночных событий человеку надо развеяться и вкусить прелестей жизни. Заодно пройтись по лавкам, торгующим всякой разной навигационной всячиной. Может что-нибудь полезное среди новинок найдется. Заночует в городе, а следующим утром вернется. Самая обычная ситуация, возникающая при заходе в крупный порт, где есть, куда сходить, что купить и на что посмотреть.

Однако, о многом из предстоящего не знал даже Ставрос. Капитан поверил, что Иван с помощью золота собирается проникнуть в дом Мустафы, поэтому снабдил его приличной суммой. Не нужно ему знать лишнее. Но деньги все равно понадобятся, так как кое-какие расходы понести все же придется. Сойдя на берег, первым делом Иван направился на базар, где приобрел одежду черного цвета и большой красивый шелковый платок, а также две сумки из кожи. После этого сложив все в одну сумку, направился на постоялый двор, Правда, здесь его встретили гораздо более вежливо, чем в Керчи, и вскоре Иван занял комнату, из которой можно было исчезнуть и вернуться не привлекая внимания. Оставив покупки, отправился в город на разведку, захватив с собой одну из сумок. Возможно, удастся сделать все сразу.

Где находится дом Мустафы, Иван выяснил. Ставрос раньше бывал там, и хотя капитан не знал точного расположения всех внутренних помещений, поскольку его дальше комнаты для приема гостей не пускали, но подходы к дому и расположение различных построек во дворе описал по памяти довольно точно. Также достоверно было известно, что по крайней мере еще вчера Мустафа находился в Истанбуле. И если он сегодня никуда не уедет, то ночью можно нанести ему визит. Но перед тем, как наведаться в гости к уважаемому Мустафе, надо найти Айхана. Он — ключевая фигура в предстоящем деле, без него ничего не получится. Впрочем, Айхан жил в доме своего дяди, поскольку занимался охраной его драгоценной жизни. Поэтому, если не удастся перехватить Айхана в городе в местах, где он частенько появляется, придется караулить его возле дома, чего бы очень не хотелось.

Вскоре Иван оказался в богатом квартале города на улице, где стоял дом Мустафы. Впрочем, дом — это было слишком слабое выражение. Настоящий дворец, расположенный внутри окружающего его сада, и обнесенный высоченным забором. Конечно, до дворцов султана жилище его скромного верноподданного не дотягивало, но тоже впечатляло. Из рассказа Ставроса следовало, что окружающая территория вокруг дома хорошо охраняется не только головорезами из команды Айхана, но в ночное время еще и собаками. Не сказать, чтобы эти барбосы представляли большую проблему для Ивана, но если их будет много, то чуткие зверюги начнут вести себя настороженно, и на это могут обратить внимание. Двуногих же сторожей он нисколько не боялся. Но вот забор — действительно проблема. Высокий и очень неудобный в плане того, чтобы перелезть его в любом месте. Зацепиться не за что, Поэтому предыдущий трюк с веревкой и "кошкой", который он весьма успешно проделал в Кафе, здесь не пройдет. А бросать "кошку" через забор наугад в надежде на то, что она все же за что-то зацепится, не выход. Так можно и по голове кому-нибудь попасть, взбудоражив это осиное гнездо. Но в заборе есть решетчатые ворота, возле которых постоянно дежурит охрана. И незнакомых сторожа просто так не пустят. Как минимум, поинтересуются целью визита, и известят хозяина.

Иван обошел вокруг дома и убедился, что единственно возможный путь попасть внутрь охраняемой территории, только через ворота. Перелезть через сами ворота можно, причем без особого труда, надо лишь убрать охрану. Но вот убирать ее как раз и нельзя. Нет гарантии, что пока он будет занят в доме, к воротам не подойдет кто-то из охранников, осуществляющих обход вокруг дома. А тогда начнется такой тарарам, что проснется весь квартал. Уйти-то Иван уйдет, но вот дело провалит. Не будет ожидаемого эффекта, ради которого все и затевается. А впрочем... Если не останется другого выхода, то придется так и действовать. Это тоже, в какой-то мере, даст понять уважаемому Мустафе, что не следует стараться заграбастать все. Аллах велел делиться.

После проведения разведки на местности предстояло обнаружить Айхана. Ставрос дал несколько наиболее вероятных мест его появления, и Иван отправился на поиски. Благо, внешностью Айхан обладал приметной — громила огромного роста и медвежьей комплекции, поэтому узнать его можно было издалека. Но если ни в одном из этих мест его обнаружить не удастся, то придется ждать возле дома. Расспрашивать случайных людей Иван тоже не хотел. Не надо, чтобы до Мустафы дошли сведения о том, что кто-то очень интересовался его племянником.

Время уже близилось к полудню, Иван чертовски проголодался, бегая по городу, но пока что так и не смог обнаружить Айхана. В числе прочих интересующих его мест была также мейхане возле базара, куда любил захаживать объект поиска. Вот и решил совместить приятное с полезным — зайти пообедать, а там как знать, возможно и Айхан сюда пожалует.

Иван вошел в мейхане и понял, что не прогадал. Айхан был здесь и пировал с какой-то компанией. Он сразу узнал бандита, хоть раньше его и никогда не видел. Публика, которая его окружала, была довольно своеобразная. Заведение явно пользовалось популярностью у типов с уголовными наклонностями. А хозяин, скорее всего, промышляет еще и скупкой краденого у своих постоянных посетителей. Однако, внешне все выглядело вполне благопристойно. Компания, среди которой сидел Айхан, бросила оценивающие взгляды на вошедшего юношу в небогатой одежде, и очевидно не сочла его достойным внимания. С такого, кроме нескольких медяков, и взять нечего. Возни больше, чем возможной прибыли. Кинжал Иван предусмотрительно спрятал, поэтому его внешний облик мог ввести в заблуждение кого угодно. Взяв миску горячего и еще дымящегося плова с бараниной, уселся в уголке и начал неторопливо есть, стараясь не привлекать внимания, но прислушиваясь к разговорам. Благо, веселящаяся компания вела себя очень шумно и ничуть не стеснялась.

И не зря. С первых же слов он понял, что обсуждается ночной налет на "Кирлангич". Значит, кто-то из горе-налетчиков все же добрался до берега и рассказал, что случилось. Разумеется, очень приукрасив действительность, и сейчас Иван слушал такое, что диву давался. Из рассказов спасшихся бандитов выходило, что они напоролись на засаду из очень умелых бойцов, сумевших расправиться с ними исключительно потому, что им запретили идти на крайности. А то бы они!!! То, что боец против них был один, и действовал он исключительно нагайкой, удравшие "бойцы" скромно не упомянули. Похоже, такого исхода никто не ожидал, и сейчас строились догадки, что же на самом деле произошло этой ночью. Из разговора также стало понятно, что Айхан прекрасно знал, сколько человек осталось ночью на борту "Кирлангич". За серьезных противников их не восприняли и собирались легко разделаться, а тут вдруг такой конфуз. Значит, своя разведка в порту у досточтимого Мустафы есть, и работает она неплохо. Что же он теперь предпримет? Как бы вскоре опять незваные ночные гости не пожаловали. Хорошо по крайней мере то, что ни Мустафа, ни Айхан пока что не знают в лицо нового члена команды "Кирлангич" — навигатора Хасана, а то бы его уже опознали. Вот и надо выжать максимум полезного из создавшейся ситуации...

Иван уже покончил с пловом и пил кофе, наслаждаясь его вкусом, когда понял, что обстановка изменилась. На него обратили внимание. И не кто-нибудь, а сам Айхан. Не подавая виду, что заметил интерес со стороны противника, продолжил сидеть, как ни в чем не бывало, потягивая кофе. Неужели, что-то заподозрил? Но с чего бы вдруг? Здесь шуметь не хотелось категорически. Положить Айхана и нескольких его подельников он положит, да вот только себя этим раскроет. А учитывая связи дядюшки Айхана, на него сразу же начнут охоту. Поэтому, надо уходить. Если Айхану так уж надо, пусть теперь сам его ищет.

Поставив на стол опустевшую кружку, Иван подхватил сумку и направился к выходу. Если его подозрения верны, то сейчас его попытаются остановить. Так оно и получилось.

— Эй, малец, ты куда?

Делая вид, что не понял, к кому это обращаются, Иван не оборачиваясь вышел из мейхане на улицу и медленно пошел в сторону базара. И тут же услышал, как хлопнула дверь и вскоре его кто-то схватил за плечо. Обернувшись, он увидел одного из собеседников Айхана, и тут же сделал удивленную физиономию.

— Тебе чего?!

— Ты что, шакал, хочешь сказать, что не слышал?!

— Чего — не слышал?

— Тебе же сказали, иди сюда! Чего это ты так сразу заторопился?

— Так я поел и ушел!

— За дурака меня держишь, да? А ну пошел, пока я тебе уши не оторвал!

Иван изобразил испуг и особо не сопротивлялся, когда его потащили обратно. Схвативший его бандит, значительно превосходивший габаритами свою "добычу", не воспринимал Ивана, как достойного противника. Решив подыграть, Иван тут же пошел на попятную.

— Да иду уже, иду! Чего надо-то?

— А там тебе скажут...

Компания бандитов (в чем уже не было сомнений) сразу же смолкла, едва Иван вернулся со своим провожатым. Остальные посетители не обратили на них особого внимания. Подойдя к столу, поздоровался и поинтересовался, зачем он понадобился. Бандиты засмеялись. Айхан усмехнулся и снисходительно глянул на перепуганного подростка, пытавшегося выглядеть солиднее, чем он есть на самом деле.

— Садись, малец. Как тебя звать?

— Селим.

— А меня Айхан. Будем считать, что познакомились. Ты знаешь, кто я?

— Нет, Айхан-бей, не знаю. Я только недавно пришел в Истанбул.

— Вот как? А откуда ты?

— Из Буюкдере. Пришел сюда на заработки.

— А что ты умеешь делать?

— Могу помогать повару на кухне, могу ухаживать за лошадьми.

— Даже так? А пойдешь ко мне в работники?

— А что делать надо?

— И повару помогать, и за лошадьми смотреть, да и еще по мелочи...

Иван сделал вид, что очень заинтересовался предложением и стал торговаться по поводу платы, но едва встретившись взглядом с Айханом и неглубоко заглянув ему в душу, сразу же все понял...

Ах ты, пес шелудивый! Он-то поначалу думал, что Айхан заметил слежку и заподозрил Ивана в недружественных намерениях. А оказывается, этот мерзавец любит мальчиков и положил на него глаз! Неудивительно с его смазливой внешностью...

Иван знал, что среди турок подобное явление практикуется довольно часто, хоть Коран такие вещи и не одобряет. Но мало ли, что в Коране написано... Там еще написано, что и вино из винограда и фиников пить нельзя. Однако, многих турок это не останавливает, и они иногда пьют не хуже гяуров, хоть стараются это и не афишировать. Все же, в чем нельзя было упрекнуть турок в основной их массе, так это в твердолобом религиозном фанатизме в отличие от арабов. И они зачастую толковали Коран так, как им это было выгодно, а не тупо следовали религиозным догмам. Значит и Айхан из того же поганого племени содомитов. Ладно, учтем. А пока подыграем...

Прикидываясь деревенским простачком, Иван с радостью ухватился за такое "заманчивое" предложение, и покинул мейхане вместе с Айханом. Но напоследок сделал еще кое-что. Много сил это не потребовало. Хоть веселящаяся компания и проводила их смехом и шутками, прекрасно зная истину, но теперь н и к т о из них не сможет опознать "Селима". В случае чего скажут, что был какой-то пацан Селим, который ушел вместе с Айханом, и все. Но вот внешность этого Селима они вспомнить толком так и не смогут.

По дороге Иван старался побольше узнать о месте своей предстоящей работы, исподволь выяснив, что Мустафа сегодня должен быть дома. Это очень кстати. Но вот соваться к нему рановато. Надо бы подождать до вечера. Да вот у Айхана, черт бы его побрал, похоже нетерпячка. Явно торопится домой. Значит, надо сейчас уходить и договориться о встрече вечером. Крайне нежелательно, чтобы их видели вдвоем очень многие в доме Мустафы.

Но не тут-то было. Едва Иван высказал свои пожелания сходить пока по своим делам, а на место своей службы прийти вечером, как от благожелательного поведения Айхана не осталось и следа. Вцепившись Ивану в руку своей лапищей, он злобно прошипел.

— Ты что, щенок, играть со мной вздумал?!

Не обращая внимания на протесты Ивана, вскоре затянул его в какую-то подворотню, и пригрозил свернуть шею, если только он попытается поднять шум. Иван же, разыгрывая из себя перепуганного подростка, внимательно осмотрелся. Да, место подходящее. Очевидно, Айхан хорошо знал все местные трущобы. Людей нет, и на помощь звать бесполезно. Бежать тоже было некуда, единственный выход закрывал Айхан, который уже хищно улыбался.

— Ну что, Селим? Будешь и дальше из меня дурака делать? Или будешь хорошо себя вести?

— А из тебя не надо делать дурака, Айхан. Ты дурак и есть.

Бандит оторопел, но в следующее мгновение бросился вперед. Увы, из этого ничего не получилось. Иван тут же молниеносным движением ушел в сторону, а его противник грохнулся на землю. Теперь надо было спешить. Быстро перевернув бандита на спину, глянул в его остекленевшие глаза, в которых застыл ужас. Айхан осознавал все, что с ним происходило, но не мог пошевелить и пальцем.

Очень скоро Иван узнал все, вывернув душу своего врага наизнанку. Часто его передергивало от омерзения, а иногда вскипала звериная ненависть, но он держал себя в руках. Проявление эмоций — слишком большая роскошь для лазутчика. Не было здесь сейчас казака Ивана Платова. Есть османский моряк Хасан, которого враги попытались завлечь в свои сети. Но не вышло...

Глянув на распростертое перед ним тело, Иван лишь покачал головой. Этот хозяйский пес знал с одной стороны очень много, а с другой очень мало. Во всяком случае, в ночном нападении его роль свелась всего лишь к найму портовой шпаны, он просто выполнял приказ своего дяди. А больше ничего ценного, во всяком случае из того, что касалось "Кирлангич" и ее команды, он и не знал. Мустафа не посвящал племянника в тонкости своей деятельности. Не нужно хозяйскому псу, каким бы верным он ни был, знать лишнее.

А вот теперь надо быстро уходить, но перед этим сделать то, для чего собственно этот верный хозяйский пес и понадобился. Иван быстро раздел бандита, и поставил на колени. Айхан молча подчинялся, как безвольная кукла. Нужно было постараться сделать так, чтобы хотя бы на первых порах его не опознали. А также создать видимость, что он стал жертвой либо грабителей, либо своих старых недругов, которых у него тоже хватало. Внимательно осмотрев снятую саблю, с сожалением вздохнул. Хороший клинок. Но оставлять его себе опасно, уж очень он приметный. Взмах клинка, и острая сталь обрушилась на шею Айхана.

Опыта в таких делах у него еще не было. Хотя, Матвей Колюжный постарался максимально возможно подготовить своего ученика в искусстве владения саблей. Начал тренировку с рубки лозы, после этого ставил удар на мокрых связках камыша, а потом на свиных тушах. И наука старого казака пошла впрок — Иван отсек голову одним ударом. Хорошо, что заранее оделся во все черное — на черной одежде кровь не видна, что-то вполне могло на нее попасть. Завернув голову Айхана в его халат, положил в сумку. Туда же отправились остальная одежда и кошелек, деньги из которого Иван предусмотрительно переложил в свой. Никаких вещей убитого при нем остаться не должно. С саблей было сложнее. Если оставить ее здесь, то по ней могут опознать тело. Поэтому, все равно придется захватить ее с собой. Тщательно вытерев клинок и вложив его в ножны, Иван надел саблю на себя и подхватив сумку, быстро пошел прочь. Хорошо, что за все время возни с Айханом так никто и не появился.

По дороге избавился от лишнего, просто выбросив на подвернувшуюся кучу мусора. Нищие растащат быстро. Саблю, на всякий случай, завернул в найденные здесь же тряпки. Пока надо было сделать перерыв, в гости к Мустафе идти еще рано, поэтому решил вернуться на постоялый двор. Кое-что важное, способное помочь в осуществлении задуманного, он все же узнал. Сегодня вечером у Мустафы будет важная встреча с одним из его компаньонов. Они встречались и раньше, но гость никогда не остается ночевать, а всегда уезжает. Происходит это, когда уже стемнеет. Компаньон всегда приезжает верхом в сопровождении охраны. А это значит, что когда он будет покидать гостеприимный дом Мустафы, ворота откроют настежь на какое-то время, и можно будет без труда проникнуть во двор. Расположение жилых и подсобных помещений Айхан знал прекрасно, поэтому удалось выудить из его памяти малейшие подробности. И теперь Иван знал, как ему без особых помех добраться до покоев Мустафы. Уйти обратно проще, поскольку можно не церемониться с охраной у ворот. Пока их обнаружат и поднимут тревогу, он будет уже далеко. А там — ищи ветра в поле!

В назначенное время Иван занял позицию неподалеку от дома Мустафы и внимательно наблюдал за воротами. Простая черная одежда, уже сослужившая ему хорошую службу, не выделялась в ночной темноте, как и кожаная сумка с главным "трофеем". Саблю пришлось оставить в комнате на постоялом дворе, сейчас она будет только мешать. А на будущее — может быть и пригодится. Такой предмет иногда может сказать больше, чем целая напыщенная речь. На улице тихо, прохожих здесь после захода солнца очень мало, поэтому в наступившей тишине очень хорошо слышны все звуки, доносящиеся из-за забора. Но пока что ничего, хоть отдаленно напоминающее приближение всадника, нет. Мустафа и его гость заняты, и когда закончат, неизвестно.

Охране его отсюда не было видно, а вот он мог сразу же заметить, едва створки ворот придут в движение. Долгое время ничего не происходило. И вот наконец-то раздались громкие голоса, цоканье копыт, и ворота начали открывать. Он тут же оказался рядом, отведя глаза страже и гостям, и стал ждать. Вот ворота полностью распахнуты, и первый всадник выехал на улицу. Едет шагом, не торопится. Судя по внешнему виду — какой-то важный осман на великолепном скакуне. За ним — двенадцать человек охраны. Одеты несколько проще, но вооружены до зубов и кони у всех хорошие. У ворот пятеро стражей Мустафы, внимательно наблюдают. Не дожидаясь, пока последний всадник пройдет через ворота, Иван проскользнул во двор мимо охраны, и тут же направился к дому. Нечего торчать возле ворот, теперь все надо делать быстро. Мустафа, скорее всего, сейчас обдумывает результаты деловой встречи, и может находиться, где угодно. Конечно, заманчиво было бы нанести визит прямо в его покои, когда он изволит почивать, но из памяти Айхана известно, что его дядюшка зачастую ложится довольно поздно. Не торчать же все это время в доме. Да и на постоялый двор надо успеть вернуться до рассвета.

Проскользнув через двор, Иван вскоре оказался с другой стороны дома, в районе кухни. Здесь есть дверь, которой постоянно пользуется прислуга. Она запирается изнутри только тогда, когда все уходят спать, а пока еще рано. Окружающие его не замечали, и Иван осторожно приоткрыл дверь. Никого. Но в соседних помещениях кто-то есть. Доносятся разговоры нескольких человек. Охраны здесь нет, она наблюдает снаружи дома. Ведь пробраться сюда незамеченным невозможно. Трудно упрекнуть в этом Мустафу и покойного Айхана, ведь они и в страшном сне не могли представить, что к ним пожалует в гости казак-характерник. Но все когда-нибудь случается в первый раз...

Проскользнув через подсобные помещения, Иван оказался в коридоре, который вывел его к главному входу. Отсюда можно было попасть на второй этаж, где находились личные покои Мустафы. Охрана у входа присутствовала, но незваного гостя по-прежнему никто не замечал. Он всячески старался не шуметь, что было сделать довольно сложно — сумка с "трофеем" мешала. Кое-как разминувшись на лестнице с прислугой, поднялся на второй этаж. Все здесь поражало роскошью. Видно было, что Мустафа не бедствует. Причем рядом наряду с обстановкой, характерной для восточного стиля, присутствовали дорогие вещи из Европы. Неплохо было бы тряхнуть как следует этого бандита, покрытого фальшивой позолотой порядочного человека. Но увы, нельзя! С этого Мустафы, будь он неладен, теперь придется пылинки сдувать. Но это пока. А как оно дальше повернется — посмотрим...

Иван остановился перед дверью, ведущей в опочивальню хозяина, и прислушался. Внутри никого нет, служанка только что вышла оттуда, и прошла совсем рядом, едва его не задев. Дождавшись, когда она скроется за углом, осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Никого. Судя по тому, что на столе выставлены разные сладости, фрукты и кувшин с вином, Мустафа собирается приятно провести время в обществе своих жен, или многочисленных наложниц. С этим у него, в отличие от своего племянника, все в порядке. Но задерживаться здесь надолго нельзя, служанка может вернуться. Быстро раздвинув угощение в стороны, вынул из сумки "трофей" и водрузил его на стол в окружении фруктов и сладостей. Хотел еще в рот "трофею" персик, или финик вставить, но передумал. Это будет уже слишком. Поэтому просто накрыл голову заранее припасенным шелковым платком, и покинул опочивальню. Дело сделано, теперь надо срочно уходить.

Когда до двери возле кухни, через которую пробрался в дом, оставалось уже немного, издалека донесся истошный женский визг. Значит, подарок уважаемому Мустафе уже обнаружен. Хоть несколько раньше времени, но не страшно. Выскользнув во двор, осмотрелся. Здесь уже началась беготня, никто ничего не может понять. Стараясь держаться ближе к краю дорожки, чтобы случайно ни с кем не столкнуться, направился к воротам. Свет редких фонарей освещал сад вокруг дома, и везде сновала взбудораженная охрана, толком не поняв, в чем дело. Быстро добравшись до ворот, осмотрелся. Перед этим страже крикнули распоряжение, чтобы никого не выпускали. Неважно, будет это незнакомец, или человек, которого они хорошо знают. Что же, распоряжение по своей сути верное. Да вот только выполнить его стража не сможет. Иван глянул на четверых громил, обнаживших оружие, и внимательно поглядывающих вокруг. Простите великодушно, правоверные, но сегодня не ваш день. Вам просто не повезло...

Дождавшись, когда рядом с воротами останутся только несущие здесь службу охранники, Иван снова применил свой дар. Четверо стражей застыли, как истуканы, глядя перед собой бессмысленным взглядом. Четыре быстрых удара кинжалом, и путь свободен. Хорошо, что ворота закрываются не на замок, а на хитрый засов, поэтому нет нужды искать ключ. Нажав на скрытый рычаг, приоткрыл одну створку, выскользнул на улицу и закрыл за собой ворота. С первого взгляда и не видно, что их открывали. А теперь — прочь отсюда. Самое большее, минут через пять сторожей обнаружат, и поймут, что птичка выпорхнула из клетки. И где ее теперь искать, неизвестно.

Быстрым шагом дойдя до угла улицы, обернулся и посмотрел на дом Мустафы. Вроде бы, пока не обнаружили убитых сторожей, из ворот никто не выскочил. Свернув в боковой проулок, и выбросив ненужную больше сумку, выбрался на оживленную улицу с торговыми рядами и затерялся в толпе. Теперь можно и отдохнуть. До утра все равно ничего не случится, а утром надо вернуться на "Кирлангич". Интересно, как там обстановка? Очередных гостей не было? А то, как бы не пришлось еще раз сюда наведаться. Мустафе сделали предложение начать диалог, как это называется у франков. Умный человек поймет и оценит. В том смысле, что хоть он и повел себя неправильно, но все же не ему секир-башка сделали, и даже предлагают договориться. Однако, если уважаемый Мустафа окажется настолько туп, что не поймет смысл сделанного ему "подарка", то кто же ему виноват? Ставроса можно будет переубедить, хоть он и не хочет обострять отношений. Но когда на кону либо деньги, либо собственная жизнь, то выбор сделать нетрудно. Плохо то, что не удалось узнать из памяти почившего Айхана ничего конкретного, что касалось бы их дел. Мустафа племянника к этому не допускал. С кем он сейчас связан в Керчи, тоже неизвестно. Относительного их дальнейшего плавания в Эгейское море — тоже. Может быть сам Мустафа и знает, но Айхану он этого не говорил. В общем, вопросов возникло еще больше, чем было в начале. Но ничего, утро вечера мудренее! Придя в хорошее расположение духа, Иван не торопясь отправился на постоялый двор. Можно было бы, конечно, зайти с девчонками развлечься, но Матвей его предупреждал, чтобы не шлялся, где попало, и не связывался, с кем попало. Ибо чревато для здоровья. Хоть он и мог почувствовать опасность, исходящую от жрицы продажной любви, но рисковать все же не стоит. Эх, а что в Черкасске творилось! Есть, что вспомнить! Когда его, согласно науке Матвея, специально нанятые молодухи и вдовушки уму-разуму учили. Чтобы заранее постиг отрок то, с чем во взрослой жизни придется столкнуться. Да так, чтобы в грязь лицом не ударил. Ведь лазутчику во вражеском тылу надо быть ко всему готовым. Мало ли, с кем судьба сведет! Иван сразу же проявил интерес к этой науке, и добился поразительных успехов. Да таких, что молодухи и вдовушки сами стали в наставницы набиваться. Но Матвей не пускал дело на самотек и отбирал только тех, в ком был абсолютно уверен. А заодно объяснял, что на бабах многие лазутчики и попались. Находясь среди врагов, н и к о г д а нельзя привязываться ни к какой женщине. И н и к о г д а нельзя н и к а к о й женщине позволять вить из себя веревки. А если она с этим не согласна, и пытается сесть на шею и командовать, то тут же от нее избавляться. Каким образом избавляться — зависит от ситуации. Если находишься в тылу врага, то возможно и радикальным. Только чтобы тело не нашли. Ибо слишком дорого обойдется провал. Ведь женщины — существа мстительные. И отвергнутая особа может по злобе натворить таких дел... А отсюда следует, что подружек среди врагов надо выбирать очень тщательно. И ни в коем случае не посвящать их в свои тайны, какими бы надежными эти подружки ни казались. Самый лучший вариант — замужние дамы, склонные к приключениям на стороне. Особенно, если у них еще и мужья смотрят на сторону. С такими обычно никаких проблем не бывает. Поиграли и разбежались. Несколько сложнее с вдовушками. Эти, как правило, не теряют надежды найти мужа, поэтому приходится держать ухо востро. И десятой дорогой следует обходить всевозможных барышень на выданье. Здесь, в случае чего, можно получить во враги всю родню. Разумеется, все это приемлемо только в христианских странах. В мусульманских же странах с одной стороны все гораздо проще, а с другой во много крат сложнее. Проще в том, что женщина здесь — фактически вещь, обладающая ограниченными правами по сравнению с мужчиной. Причем речь идет не о рабынях, те вообще никаких прав не имеют. Можно завести себе четыре жены и сколько угодно наложниц. Коран в этом плане гласит очень мудро — имей столько женщин, сколько хочешь, и сколько сможешь содержать. А сложнее в том, что нельзя нарушать многие правила по отношению к чужим женщинам. Может боком выйти. Причем от государства, по законам шариата, а не из-за праведного гнева мужа-рогоносца, желающего получить сатисфакцию, и до шалостей жены которого государству никакого дела нет.

Однако, постельные приключения пока откладывались. Иван не торопясь шел по улице, ничем не выделяясь среди других припозднившихся прохожих, и длинный сверток, который он нес в руках, тоже не привлекал внимания. Конечно, по всем правилам следовало избавиться от сабли Айхана. Но... Иван и сам не мог понять, что же его удержало от этого шага.

Ночь прошла тихо. Очевидно, Мустафа искал пособников случившегося среди своих людей, поскольку не допускал мысли, что подобную авантюру можно провести без помощи кого-то из его окружения. Это займет у него какое-то время. Труп Айхана, скорее всего, уже обнаружили. Даже если его быстро опознают, что может выяснить Мустафа, пройдя по цепочке событий в обратном направлении? Ничего. Встреча в мейхане с каким-то мальчишкой Селимом, внешность которого никто не сможет толком описать. А уж поверить в то, что мальчишка далеко не богатырского телосложения сумел в одиночку справиться с Айханом, у м е л о отрубив ему голову... Причем непонятно чем, так как подходящего оружия у него с собой не было, а знающий человек сразу определит, что работал мастер, снеся голову противнику одним ударом в мгновение ока, а не долго отпиливал ее ножом. Получается, что этот мальчишка сначала завладел саблей Айхана, а потом его же собственной саблей лишил Айхана головы? И Айхан спокойно этого ждал, даже не думая оказать сопротивление? В такой бред никто не поверит. Если только не предположить, что Селим, или как его там на самом деле зовут, всего лишь умело выполнил роль наживки, и обеспечил встречу своих подельников с Айханом в нужном месте, а они уже сделали все остальное. Такое вполне может быть. И скорее всего, Мустафа так и подумает. Но это не объясняет того, каким образом таинственный некто обеспечил быструю доставку "подарка" по назначению. Причем так, что этого н и к т о не заметил. Какой отсюда сделает вывод Мустафа? Предатель завелся в его ближайшем окружении. Тот, который имеет доступ в его личные покои, и может отдавать приказы прислуге. Интересно, на кого он подумает? Ладно, будущее покажет...

Когда Иван вернулся на "Кирлангич", на борту вовсю кипела работа. "Пленные" под надзором боцмана и матросов трудились в поте лица, а Ставрос пребывал в тревожном ожидании — как оно все прошло? На палубе об этом говорить не стали, а перебросившись парой ничего не значащих фраз, сразу же уединились в капитанской каюте. Только там Иван показал свой боевой трофей, развернув скрывающий его коврик, который специально купил для этой цели перед возвращением. Ставрос ахнул.

— Ведь это сабля Айхана!!!

— Совершенно верно. Не стал ее выбрасывать, хороший клинок.

— Но ведь это опасно, вещь очень приметная!!! А вдруг, кто узнает?!

— А как узнает? Здесь я ее никому показывать не буду. А в Керчи, или еще где, посторонним до этой сабли дела нет. Но зато может заинтересоваться тот, кто у з н а е т эту саблю. Вот и посмотрим, какая рыба клюнет...

Иван рассказал свою версию случившегося, но не вдаваясь в подробности. Впрочем, капитан на них и не настаивал. То, что Хасан далеко не прост, он знал уже давно, но чтобы до такой степени... И какие он еще имеет тайные распоряжения от хозяина, один Аллах, да сам Хасан ведают. От таких тайн могут быть очень большие неприятности. По крайней мере хорошо уже то, что он блестяще справился с задачей и не возбудил подозрений, поскольку иначе здесь бы уже были люди Мустафы. Вот и не надо глубоко влезать в это дело. Пусть хозяин и его ушлый подручный Хасан сами этим занимаются.

Переговорив с капитаном Иван выяснил, что после выхода из Золотого Рога они пойдут в бухту Ватика, расположенную на южной оконечности полуострова Пелопоннес, То есть, предстояло пересечь все Эгейское море. И тут его ждал неожиданный сюрприз. Пока он занимался "приглашением к диалогу" в городе, на борт доставили большую коллекцию французских карт и лоций Средиземного моря. Тут, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Обеспечение османского флота картами и всеми прочими навигационными пособиями собственного выпуска в Османской империи обстояло из рук вон плохо. Того, что было, не хватало для сильно разросшегося флота, и это не могло конкурировать с европейскими изданиями ни по точности, ни по подробности навигационной информации. Вот и вынуждены были османы покупать через посредников за большие деньги соответствующие материалы в Европе, в основном выпущенные во Франции. Как оказалось, французы сильно преуспели в этом деле благодаря длительным и плодотворным контактам с Русской Америкой, где уровень навигационного обеспечения мореплавания был необычайно высок. Вот и тянули месье оттуда все, что плохо лежит. Однако, надо отдать им должное, умело распоряжались тем, что попадало в руки. Вот и наладили выпуск карт и лоций по образцам из Русской Америки, продавая их всем желающим. Но... Дьявол, как говорится, всегда кроется в деталях. Во-первых, все материалы были на французском языке. Переводом на другие языки французы утруждать себя не стали. А во-вторых, при богатой коллекции карт и лоций всех районов Средиземного моря с примыкающими к нему "морями-окраинами" вроде Тирренского, Лигурийского, Адриатического, Ионического и Эгейского, полностью отсутствовало что-либо по Мраморному, Черному и Азовскому морям, а также по Босфору и Дарданеллам. И здесь османам приходилось пользоваться своими наработками, которые сильно уступали французским. Что-то османские картографы сумели раздобыть, в основном еще со времен Византии, но до качества французских карт их продукция явно не дотягивала. Единственное, что им действительно удалось, так это сделать привязку старых византийских карт к новой системе координат, пришедшей в Европу из Русской Америки, и оказавшуюся необычайно удобной. Почему сложилась такая ситуация, никто не знал. То ли потому, что корабли Франции никогда не появлялись в этих краях, и данные материалы не печатали за ненадобностью, то ли у французов просто не было необходимой информации по этим районам, но факт оставался фактом — во Франции имелась прекрасная картография и подробнейшее описание всего Средиземноморья при полном отсутствии чего-либо восточнее Дарданелл. Крайне редко попадались оригинальные экземпляры карт и лоций Средиземноморья, изданных в Русской Америке. Но они были напечатаны кириллицей на языке пришельцев из другого мира, который никто из французов не понимал. И как говорили злые языки, пришельцы сами в свое время сделали перевод на французский язык своих навигационных изданий по личной просьбе короля Франции, который прекрасно понимал значение точных карт и лоций для мореплавания. В какую сумму это встало королю Франции, история умалчивала. Но на борту "Кирлангич" долгое время работали по старинке, поскольку французского языка все равно никто толком не знал. Однако, теперь ситуация изменилась. Ставрос, когда вчера отправился в город, приобрел французские новинки. Чем и занялся Иван сразу после рассказа о своих похождениях, с интересом изучая новые карты и читая описание незнакомых морей. Однако, через несколько часов его потревожил капитан, войдя в каюту.

— Ну как дела идут, Хасан? Разобрался во всем?

— Да, Ставрос-бей. Очень хорошие карты и лоции, я таких еще не видел. Уже подобрал те, что нужно на переход до Ватики. Сейчас лоцию Эгейского моря читаю.

— Ну, читай, читай. Хоть один человек во всем этом разбирается, и то хорошо. Остаешься за меня на борту, а я на берег.

— Что-то случилось?

— Случилось. Только что прибыл человек от Мустафы. Он желает меня видеть.

— Быстро... И Вы поедете?

— Придется. Если откажусь, может что-то заподозрить. Сейчас Мустафа считает, что мы не при делах, а это кто-то другой, связанный с нами, на него страху нагнал. Вот и не надо его разубеждать. Пусть думает, что в Истанбуле находится наш человек, о котором он н и ч е г о не знает. И который может, в случае чего, и на него управу найти.

— Но ведь это опасно, Ставрос-бей!

— Не так опасно, как ты думаешь. Для Мустафы гораздо важнее сохранить свое дело, война ему не выгодна. Это здесь он хозяин, а в Крыму у него силы нет. Так что, думаю, он предпочтет договориться, раз уж не получилось набросить на нас уздечку. А меня зовет потому, что уверен — я передам его слова в точности тому, кому следует.

— Так может, давайте и я с Вами на всякий случай поеду? Мехмед тут и сам с выгрузкой управится.

— Нет, Хасан. Если я ошибаюсь, и что-то пойдет не так, то незачем погибать нам обоим. Ты молодой, у тебя вся жизнь впереди, а я уже пожил на свете, и совесть моя чиста будет. В любом случае, если не вернусь завтра до полудня, немедленно уходите обратно в Керчь и расскажите там все, что случилось. Выгрузку к тому времени уже закончат, а днем Мустафа не посмеет напасть у всех на виду, даже если узнает, что вы уходите.

— А Вы?!

— Если я к тому времени не вернусь, то значит не вернусь уже никогда. А ты единственный человек в команде, кто сможет довести "Кирлангич" до Керчи. Мехмед поможет тебе с парусами. Навигатор из него никудышный, может только вдоль берега ходить, но в парусном деле он мастер. В порту есть лоцмана, которые помогают пройти Босфор. Поэтому не жадничай и сам в Босфор не суйся. Мехмед знает, к кому нужно обратиться...

Когда Ставрос отправился на берег, Иван с сомнением покачал головой, глядя вслед удаляющейся лодке, на которой прибыл посланец от Мустафы. Успев переброситься с ним несколькими ничего не значащими фразами, когда он был на палубе, понял, что посланец ничего не знает. Он действительно выполняет распоряжение своего хозяина — пригласить в гости капитана "Кирлангич". А вот для чего — то ему неведомо. По всем неписаным правилам Мустафе следовало бы вытряхнуть душу из всех, причастных к этим событиям, и из Ставроса — в первую очередь. Но как решит действовать Мустафа, неизвестно. В любом случае, от Ставроса он ничего не узнает. Хитрый грек не расстается с простеньким перстнем и небольшим образком на шее, на которые никто не позарится. Но в каждом из этих предметов содержится смертельная доза быстродействующего яда. Ивану и другим членам команды он об этом ничего не сказал. Значит до конца не доверяет. И правильно делает. Эх, сейчас бы за Ставросом проследить, да и вмешаться в случае чего! Ведь от Мустафы много чего интересного узнать можно... Но в этом случае он себя полностью раскроет, и в конечном итоге придется убирать всех свидетелей. В том числе и Ставроса. Поэтому, надо продолжать играть роль ушлого сорвиголовы Хасана, который с помощью хитрости и золота способен решать неразрешимые задачи. Ну, или почти неразрешимые... Что сейчас должен делать настоящий Хасан? Старательно выполнять распоряжение начальства, то есть сидеть тихо на борту и никуда не лезть до завтрашнего дня. Вот и не надо выходить из образа...

Глава 12

Подготовка к возможным неприятностям — возможность создать их самому

Спал Иван чутко, прислушиваясь к каждому шороху. На палубе бдит усиленная вахта, вооруженная до зубов. Остальная команда спит не раздеваясь на палубе и держит рядом заряженное оружие. Сейчас чем больше шума — тем лучше. Выгрузку закончили к вечеру, но "пленных" он решил пока не отпускать. Вернется Ставрос — пусть сам решает. Это он обещал отпустить их. А не вернется... Иван ничего им не обещал. Так что увы, правоверные, судьба видно у вас такая. Не нужно было соглашаться на такое легкое и выгодное с виду дело. Ведь должны были понимать, что хороший человек такое не предложит...

Ночь прошла спокойно. "Кирлангич" стояла на якоре среди других судов, но никто не делал попытки приблизиться к ней. Когда первые лучи восхода раскрасили небо в багряный цвет, и отразились в водах бухты Золотой Рог, вахтенные облегченно вздохнули. Днем здесь никто не решится напасть. А "Кирлангич" сегодня в любом случае покинет Истанбул. Вопрос лишь в том, в каком направлении.

Иван ходил по палубе и ждал, поглядывая в сторону пристани. Осталось три часа до полудня. Ставроса так и нет, как нет и известий от него. Вокруг сновала масса лодок между стоявшими на рейде кораблями и берегом, но к шебеке никто не подходил. Иван решил ждать до последнего. Ровно в полдень, и ни минутой раньше, он отправится на берег, оплатит все портовые сборы и взяв лоцмана, покинет бухту Золотой Рог. Как знать, может быть в порту удастся выяснить что-либо о судьбе Ставроса. Но на счастливый исход он уже не надеялся. Времени прошло более чем достаточно, чтобы решить все вопросы и вернуться.

Но чудо все же произошло. Незадолго до полудня от пристани отошла лодка, в которой разглядели Ставроса. Едва поднявшись на борт, капитан сразу отдал приказ выгнать взашей всех "пленных" и готовиться к выборке якоря. Портовые сборы уже оплачены, и "Кирлангич" в Истанбуле ничто не держит. Иван не лез с расспросами, так как понимал, что под руку сейчас лучше не лезть. Когда капитан сочтет возможным, то сам расскажет. По крайней мере то, что сочтет нужным. Ну, а остальное... Хоть и не все, но по верхам можно будет пройтись в ходе разговора... Он ничего и не заметит...

Наконец "Кирлангич" выбрала якорь, и покинула бухту Золотой Рог. Оставшийся небольшой участок в южной части Босфора, и вот оно — Мраморное море! Пройдя маяк Ахыркапы, расположенный на западном берегу на входе в пролив, шебека легла на курс, ведущий к Дарданеллам, Ветер наполнил паруса "Кирлангич", и она снова понеслась вперед, рассекая волну своим острым форштевнем.

Когда купола мечетей и пики минаретов Истанбула остались далеко за кормой, а впереди расстилалась лишь синева Мраморного моря, слегка подернутого рябью, Иван молча глянул на Ставроса, и тот дал ему знак следовать за ним, направившись в свою каюту. Когда за ними закрылась дверь и можно было поговорить без свидетелей, капитан устало присел на койку.

— Не для меня такие приключения, Хасан... До сих пор трясет...

— А как все прошло, Ставрос-бей?

— В конце-концов все утряслось, но я до последней минуты не был уверен, что Мустафа отпустит меня живым...

Из рассказа Ставроса можно было сделать определенные выводы. Авантюра Ивана ознаменовалась сокрушительным успехом, на который он поначалу даже не рассчитывал. Предполагал, что удастся напугать Мустафу реальностью покушения на его драгоценную персону, но чтобы до такой степени... Долгая спокойная жизнь за крепкими высокими стенами в окружении верных головорезов очень сильно расслабила османского купца-контрабандиста. Он стал воспринимал опасность, как какое-то эфемерное понятие. Которое вроде бы и есть, но оно так далеко, что добраться сюда просто не сможет. В крайнем случае, опасность может угрожать его людям — непосредственным исполнителям его поручений. Но чтобы ему лично... Такого просто не может быть! В Истанбуле у него уже давно все куплено, и опасаться нечего и некого, а за пределы Истанбула он если и выбирается, то в сопровождении многочисленной и вооруженной до зубов охраны. Случившееся было для Мустафы как гром среди ясного неба. Он впервые за много лет осознал, что тоже уязвим в своем доме-крепости. Как и осознал, что это первое и последнее предупреждение. Человек, доставивший голову Айхана в его покои и сумевший уйти незамеченным, легко мог расправиться и с ним самим. Поиски виновных начались сразу же, но они оказались бесполезны. А убитая стража на воротах, как и сами ворота, не закрытые на секретный замок изнутри, говорили в пользу того, что злоумышленник благополучно удрал. И скорее всего, он был не один, поскольку в одиночку расправиться с четырьмя хорошо подготовленными и вооруженными охранниками просто невозможно, если требуется сделать это быстро и без шума, чтобы они не успели поднять тревогу. И стража з н а л а тех, кто их убил, поэтому и позволила подойти близко. Поломать голову над этой загадкой Мустафе пришлось изрядно. Одновременно поиски велись в городе, но и здесь его ищеек постигла неудача. Слишком много врагов нажил Мустафа, которые в принципе могли бы пойти на такое, но вот конкретного подозреваемого не было. Причем это не исключало еще одну версию — самую неприятную. В Истанбуле находится человек, о котором вообще ничего не известно! И у этого человека есть свои шпионы в доме своего врага, от которых он не только получает своевременную информацию, но также может и проникнуть в дом. В общем, понервничать Мустафе пришлось. Ставроса он вызвал с целью прояснить ситуацию, и если бы был до конца уверен в том, что капитан "Кирлангич" знает этого таинственного незнакомца, то не колеблясь приказал бы своим подручным "разговорить" грека. Но такой уверенности не было, а причинив вред доверенному человеку Искандера, можно было получить войну с ним в Крыму с заранее известным результатом. Искандер проживет без Мустафы. Тем более, сейчас они и так фактически побили все горшки между собой. А вот Мустафе без связей в Крыму придется туго. Слишком много конкурентов в Истанбуле, желающих влезть в очень прибыльные крымские дела. Мустафа ждал до последнего, надеясь, что удастся раскрыть тайну ночного происшествия. Ставроса хоть и не трогали, сделав из него фактически почетного пленника, удерживаемого под надуманными предлогами, но до бесконечности такое продолжаться не могло. И когда Ставрос предупредил, что в полдень "Кирлангич" в любом случае уйдет в Керчь даже без него, и вскоре там станут известны все недавние события, Мустафа пошел на попятную. Решил, что лучше сохранить то, что есть, чем рисковать потерять свою голову. Причем в буквальном смысле. То, что его таинственный противник знает обо всем, происходящем в его доме, он уже не сомневался. Рассыпавшись в любезностях, Ставроса все же отпустили с миром и даже сделали подарок на прощание — золотую табакерку, украшенную камнями. И попросили заверить уважаемого Искандера в том, что произошло досадное недоразумение, к которому Мустафа совершенно непричастен, а ночной инцидент на "Кирлангич" — всего лишь происки недругов, прибегнувших к помощи портовой шпаны. А бедный Айхан, да упокоит Аллах его душу, совершенно случайно оказался втянутым в это дело, не обладал всей полнотой информации и фактически использовался недругами втемную, за что и пострадал. Сделав вид, что поверил, Ставрос пообещал все в точности передать Искандеру и откланялся как можно скорее. На что, по большому счету, он уже и не надеялся.

— Вот такие дела, Хасан. Мустафа струхнул очень здорово. Хоть он и хорохорился передо мной, да только я-то его прекрасно знаю. Не готов он оказался к тому, что кто-то за горло его взять сможет в его же собственном доме. Причем тот, о ком он ничего не знает.

— А как думаете, что он сейчас делать будет?

— Пока что будет искать предателей среди своих людей. Также продолжит поиски человека в Истанбуле, который, как он считает, все это организовал. Но теперь придется держать с ним ухо востро, Мустафа нам этого не простит. И постарается расквитаться при первой возможности.

— Так может его... Того? Когда обратно идти будем? Не будет Мустафы — не будет и проблем. Его наследники сразу же передерутся за наследство, и им станет явно не до нас.

— Это не нам решать. Вернемся в Керчь и расскажем хозяину все, как было. Пусть он решает. А ты сможешь в случае чего "того"? Ведь Мустафа — не Айхан. У него полно охраны.

— Конечно, смогу. Тем более, не нужно будет громоздить такие сложности с доставкой "подарка", а можно самому выбрать время и место.

— Ох, и страшный ты человек, Хасан... А с виду и не скажешь... Недаром хозяин тебя приметил. Где ты такому научился?

— Не я такой, Ставрос-бей. Жизнь такая. Вот она и научила. Это все, что я могу сказать.

— Понимаю... Ладно, давай вернемся к нашим делам. К вечеру мы должны быть у входа в Дарданеллы, если ветер не изменится. Там и заночуем возле Гелиболу. А с утра снимемся с якоря и пойдем. Хочу показать тебе пролив днем. Чтобы ты, в случае чего, смог пройти его самостоятельно. Там не так сложно, как в Босфоре.

— Благодарю Вас, Ставрос-бей. А что дальше?

— Дальше выходим в Эгейское море и следуем без задержек до самой Ватики, если погода позволит. Ты на карте уже видел, где это. Там нас должен ждать корабль венецианцев с товаром. Если он еще не пришел — подождем. Берем товар и сразу же обратно. В Истанбуле на этот раз долго задерживаться не будем. Возьмем свежую провизию и воду, и сразу на Керчь. Скоро осенние шторма начнутся, надо поторапливаться.

Выяснив подробности визита Ставроса, Иван остался доволен. Мустафе так и не удалось узнать ничего конкретного. Так, одни домыслы и факты, лежавшие на поверхности. Во всяком случае, никто не связал мальчишку Селима, на которого позарился сластолюбец-греховодник Айхан, с новым членом команды "Кирлангич" Хасаном. А это дает серьезные преимущества, если снова придется наведаться "в гости" к Мустафе. Но об этом говорить пока рано. Ставрос прав — это не их уровень. Вернутся в Керчь, расскажут все хозяину, а там уж пусть он решает.

Дальнейшее плавание проходило спокойно. Мраморное море являлось внутренним морем Османской империи и здесь можно было не опасаться нападения пиратов. Навигационных опасностей здесь тоже не было — глубины большие, и все острова с высокими берегами, заселенные и потому хорошо видимые даже ночью из-за огоньков деревень, находящихся на них. Команда занималась палубными работами, а Иван, проложив курс на карте и взяв высоту Солнца секстаном, сделал предварительные вычисления, и в ожидании повторного взятия высоты в момент полудня решил наконец-то внимательно ознакомиться с тем, что купил в оружейной лавке. Благо, обстановка вокруг была спокойная, погода хорошая, рулевой держал заданный курс и его вмешательство не требовалось. Буквально с первых же страниц книги он понял, насколько развитие Испании в области оружия ушло далеко вперед по сравнению со всеми остальными. Помимо привычных дульнозарядных мушкетов и пистолетов выпускались очень необычные и интересные конструкции. Наряду с переломным одноствольным нарезным штуцером, какой он купил в Истанбуле, были похожие системы с двумя и даже с тремя стволами! Причем гладкоствольными и нарезными в различном сочетании. Были также специальные двуствольные охотничьи ружья для охоты на пернатую дичь, имеющие дульные сужения стволов, что обеспечивало высокую кучность при стрельбе дробью, и позволяло поражать цель на несколько более дальней дистанции. Были охотничьи ружья со странным названием "парадокс", отличавшиеся тем, что имели нарезку не по всей длине ствола, а только на последнем участке в районе дульного среза, что позволяло стрелять как пулей, так и дробью. Были двуствольные нарезные штуцеры большой мощности для охоты на крупную африканскую дичь — львов, слонов, носорогов, гиппопотамов и буйволов. Правда, в описании с долей юмора было указано, что для стрельбы из таких мощных ружей требуется очень хорошая подготовка. Иначе, после выстрела могут упасть все трое — дичь, штуцер и сам охотник. Иными словами, все, предлагаемое испанской NACIONAL DE MILITARES, представляло мечту многих охотников. Причем по большей части выпускавшееся оружие было казнозарядным. Но... Здесь не было н и ч е г о, что могло бы составить основу вооружения регулярной армии. То есть легкого, надежного и скорострельного казнозарядного нарезного ружья, имеющего вменяемую цену, которым можно вооружить без чрезмерных затрат регулярную армию большой численности. Причем речь шла не о качестве и боевых возможностях. То, что делали испанцы, вполне можно было использовать также и для "охоты" на двуногую "дичь", причем весьма успешно. Некоторые образцы по своим особенностям — таким, как вес оружия, калибр и вес пули, дальность прицельной стрельбы, наличие нарезного ствола с усовершенствованным прицелом и заряжания с казенной части прекрасно подошли бы для вооружения солдата. Но цена сразу ставила крест на желании вооружить таким оружием сколько-нибудь значимую по численности армию. Разве только отдельных хороших стрелков, которые будут выбивать с дальней дистанции наиболее важные цели. О массовом же вооружении такими ружьями и речи быть не может. А то, что было более-менее доступно по цене, представляло собой обычное дульнозарядное оружие, ничем особо не отличавшееся от изготавливаемого в других странах, разве только более высоким качеством. Ай-да испанцы! Ловко придумали. Делают хорошие деньги, продавая качественный товар по высоким ценам тем, у кого эти деньги есть, а сами, скорее всего, уже разработали что-то гораздо более дешевое, но не менее надежное и эффективное для своей армии. По другому просто и быть не может. Интересно, кто же это у них такой умный? Может сам король Хуан III? А что, вполне может быть. Захватить трон и удержать его, несмотря на яростное сопротивление своей аристократии, а также скрытого противодействия "добрых" соседей вроде Англии и Франции, на такое способен только умный и дальновидный человек.

Прикинув по деньгам, Иван пришел к неутешительному выводу, что и казаков вооружить поголовно казнозарядным нарезным оружием тоже не удастся. Атаманская казна такие затраты просто не потянет. А предлагать каждому купить испанский штуцер за свои деньги... Некоторые, правда, с радостью согласятся. Но таких будет немного. А большинство удавится от жадности, предпочтя пустить деньги на что-нибудь другое, и воевать по старинке — с дульнозарядным гладкостволом. Тем более, в умах казаков пока еще прочно сидит мысль, что огнестрельное оружие в бою — это столько выстрелов, сколько имеешь в наличии заряженных стволов. Перезаряжать их некогда. Дальше надежда только на добрый клинок. Либо, как вариант, вооружить за счет атаманской казны отдельных хороших стрелков — хотя бы двух-трех на сотню. Такие расходы казне вполне по силам. Но... Это не его ума дело. Доложит атаману все, как есть, а атаман пусть думает, как лучше сделать. Что же касается доставки испанского оружия на Дон, то здесь никаких сложностей нет. Были бы деньги. За бакшиш в Керчи и в Истанбуле что угодно сделать можно, в этом Иван уже убедился. Все упирается лишь в размер бакшиша. Оказывается, в Османской империи тоже есть свои хорошие стороны для деятельности тайных подсылов. Продажность османских чиновников на всех уровнях власти уже стала системой, которая никого не удивляла, и все считали ее неизбежным злом. Глядя на эту картину массового мздоимства и воровства, создавалось впечатление, что один лишь султан не ворует. Поскольку никто в здравом уме не будет красть у самого себя.

Переход через Мраморное море не занял много времени, и вечером стали на якорь возле Гелиболу — небольшого городка на самом входе в Дарданеллы, расположенного на румелийском берегу. Здесь уже стояло несколько кораблей, и вокруг сновали рыбацкие лодки. Конечно, до вавилонского столпотворения Истанбула было далеко, но Гелиболу был самым крупным поселением в округе, как сказал Ставрос, поэтому базар здесь был довольно-таки неплохой. И если есть надобность, всегда можно закупить необходимые припасы. Сейчас отправляться на берег было уже поздно, да и не хотелось нарваться на непредвиденную задержку, поэтому все остались на борту. Надо отдохнуть перед завтрашним проходом Дарданелл. Пролив хоть и гораздо шире Босфора, но также и значительно длиннее. Как бы не пришлось на него весь день потратить. А это значит, что предстоит напряженная работа с парусами в узкости, где действуют сильные течения, и где надо внимательнейшим образом следить за ветром и своим местоположением. В общем, скучать завтра не придется. Это не спокойный переход через море с попутным ветром, когда работы с парусами минимум, и вокруг ничто не мешает.

Солнце уже скрылось за вершинами холмов, окружающих Гелиболу, и на небе вспыхнули первые звезды. Команда отдыхала, собравшись в кружок на палубе и со смехом обсуждая свои недавние приключения в Истанбуле, а Иван стоял на корме и думал,..

Пока что они все время находились в водах, худо-бедно контролируемых Османской империей. Но сразу после выхода из Дарданелл может быть что угодно. Говорить о хоть каком-то контроле Эгейского моря не приходится. Испанские, французские, генуэзские, венецианские, сардинские, мальтийские и еще бог знает какие пираты творят там, что хотят. А вооружены они — не чета казачьим стругам. Именно это вынуждало иметь на борту что-то более существенное, чем мушкеты и пистолеты. Правда, в отличие от разномастного и весьма скудного вооружения многих частных турецких посудин, артиллерия "Кирлангич" выглядела боле достойно. Двенадцать шестифунтовок, установленные на палубе, при наличии хороших канониров могли создать массу неприятностей любителям чужого добра. Причем все орудия были одинаковы, что облегчало снабжение ядрами, и сделаны из бронзы, что давало солидную экономию в весе в отличие от чугунных стволов. Сами стволы были отлиты не в Османской империи, а во Франции, о чем говорили нанесенные клейма. Где Искандер раздобыл эти орудия для своего быстроходного кораблика, история умалчивала. Но вот расположены они были не очень удачно — по шесть на каждый борт. Нос и корма орудий не имели. Хорошо зная тактику действий казаков, а также линейную тактику, применяемую европейскими флотами, в а последнее время и тактику средиземноморских пиратов, Иван считал необходимым максимально усилить кормовой огонь даже в ущерб бортовому, поскольку вести бой "борт в борт" для шебеки, занятой доставкой контрабандного груза, совершенно не нужно. Ей надо не разгромить противника, а удрать от него. Причем желательно без повреждений, способных снизить ей ход. Именно поэтому, едва придя на борт в Керчи, и увидев расположение палубной артиллерии, он сразу же насел на Ставроса, предлагая перенести два орудия на корму, чтобы иметь возможность вести ретирадный огонь по преследователям, а не подворачивать для этого каждый раз, чтобы выстрелить бортом. Ставрос сначала воспринял эту идею скептически. До сих пор "Кирлангич" легко уходила от любого преследования, и ведение ретирадного огня представлялось ему бесполезной тратой боеприпасов. Свою лепту в это внесло также неприятие Ивана, как хоть сколько-нибудь разбирающегося в морском деле человека. Однако, за время перехода через Черное море Ставрос убедился в обратном. Особенно после того, как Иван взял лист бумаги и очень наглядно нарисовал ему схему боя в условиях преследования быстроходным противником. Это от французских и испанских фрегатов "Кирлангич" легко уйдет, с успехом воспользовавшись своей высокой скоростью и возможностью идти гораздо круче к ветру. Но в Средиземном море можно нарваться на такие же быстроходные шебеки магрибских пиратов. Команда "Кирлангич" всего лишь двадцать восемь человек, причем треть из них — греческие матросы. Как моряки они хороши, но вот как абордажные бойцы — так себе. А на пиратской посудине может быть до двух сотен вооруженных до зубов головорезов. Рассчитывать в такой ситуации на победу в абордажном бою глупо. Устраивать артиллерийскую дуэль на параллельных курсах тоже не вариант, поскольку растет риск получения повреждений, из-за которых можно лишиться хода. А следствие этого — неизбежный абордаж. Поэтому остается только уходить и вести по преследователям ретирадный огонь, который может нанести повреждения, способные сбить ход противнику. Ведь все возможные попадания будут приходиться ему в носовую часть, и при получении даже небольшой пробоины течь от набегающего потока воды будет очень сильная. Не исключено также повреждение рангоута и такелажа. Да и просто осознание того, что вокруг падают ядра, следующее из которых может свалиться тебе на голову, очень хорошо эти самые головы остужает. Как знать, может быть пираты решат не связываться с таким кусачим беглецом, которого никак не удается догнать. Но этого можно добиться только при наличии достаточно серьезной кормовой артиллерии, поскольку если заниматься периодическими поворотами в сторону для производства бортового залпа, это неизбежно снизит среднюю скорость и будет приводить к постепенному сокращению дистанции, что для того, кто убегает, очень невыгодно. Последний аргумент Ставроса об утяжелении кормы за счет перемещения туда части орудий Иван тоже опроверг, преподнеся ему наглядный чертеж и ориентировочные расчеты. Орудия бронзовые, вследствие этого имеют меньший вес, нежели чугунные такого же калибра, и установка на далеко выступающей кормовой палубе двух пушек никакого заметного утяжеления кормы не даст. А палуба прочная, выдержит. Остается лишь прорезать порты в кормовом фальшборте и сделать крепления для орудий. Осмотрев еще раз нарисованные схемы, Ставрос вынужден был признать, что смысл в этом есть. Поэтому сразу же после выхода из Золотого Рога начались работы по установке кормовой артиллерии. За дневной переход по Мраморному морю их успели закончить, и теперь Иван стоял возле двух кормовых пушек и прикидывал, что еще можно сделать для усиления боеспособности "Кирлангич".

Надеяться только лишь на превосходство в скорости и маневренности нельзя. Одно единственное удачное попадание ядром в мачту — и шебека тут же лишится этого превосходства. Хоть вероятность такого попадания и невелика, но когда по тебе палят десятки орудий, здесь уже работает закон больших чисел. Кроме этого, можно быть застигнутым врасплох на близкой дистанции безлунной ночью, или в тумане, и угодить под залп картечи, который превратит все паруса в лохмотья. Да мало ли, что может быть в этих ставшими очень неспокойными водах. Давно прошли времена, когда Османский флот был хозяином восточного Средиземноморья. Сейчас османы кое-как обеспечивают лишь безопасность портов и рейдов, и то не всегда удается. А в море, за пределами дальности стрельбы береговых крепостей, можно рассчитывать лишь на собственные силы. А поскольку этих сил в данный момент не так чтобы очень много, предстоит хорошо подумать, как использовать их наиболее эффективно. За этим занятием и застал его Бахир, тихонько подойдя и переминаясь с ноги на ногу, явно желая о чем-то спросить, но не решаясь. Иван решил ему помочь преодолеть робость.

— Что не спишь, Бахир? Завтра вставать с рассветом.

— Простите, Хасан-бей... Все не решался извиниться перед Вами и поблагодарить за то, что пытались выгородить меня перед кади, и хотели отпустить до прихода стражи.

— Да ладно, Бахир, не переживай. Я зла не держу. Лучше скажи, не жалеешь, что сюда попал?

— Конечно, не жалею! Я только хочу спросить — мы переставили пушки на корму из-за того, что на нас могут напасть?

— Да. В Средиземном море стало очень неспокойно. Пираты расплодились там неимоверно. А устраивать с ними бой на параллельных курсах нам очень невыгодно. Это грозит закончиться абордажем, победить в котором у нас нет шансов. А почему тебя это интересует?

— Прошу извинить меня за дерзость, Хасан-бей, но я мог бы быть вам полезным при отражении нападения.

— Ты?! Но как?!

— Мой отец и мой дед, да пребудет с ними милость Аллаха, служили канонирами у османов в керченской крепости. Я бы тоже со временем мог стать хорошим канониром, но... Долго рассказывать... Но меня учили обращаться с пушкой.

— А стрелял когда-нибудь?

— Стрелял, когда разрешали. И даже попадал. Правда, по неподвижным мишеням.

— Интересно... А что ты еще можешь?

— Неплохо владею саблями. Причем я обоерукий — могу работать двумя клинками одновременно. Хорошо стреляю из лука. Из ружья похуже — практики мало было.

— Ты — обоерукий боец?!

— Да.

— Ну, Бахир... А чего молчал?

— Так ведь никто не спрашивал...

В разговоре с молодым татарином Иван узнал много интересного. В душу он ему до этого глубоко не заглядывал, чтобы не возбуждать подозрений, поэтому знал только то, что лежит на поверхности и произошло сравнительно недавно. А тут выясняется, что у них в команде есть практически готовый канонир, да еще и обоерукий боец, что вообще редкость. В ходе разговора Иван все-таки осторожно заглянул в душу Бахиру и выяснил, что он не врет. Пообещав поговорить с капитаном, отправил татарина отдыхать. Поздно уже, а утром их ждут Дарданеллы.

Рано утром, едва рассвело, на "Кирлангич" выбрали якорь и поставили паруса. Ставрос хотел засветло успеть пройти пролив, поэтому решил не останавливаться в Чанаккале — крупном городе на анатолийском берегу в Дарданеллах для пополнения запасов. В Истанбуле всего взяли достаточно. Ветер был несильный, и "Кирлангич", поставив все паруса, неспешно скользила по водной глади пролива, оставив за кормой Гелиболу. Впереди пролив был свободен на большом расстоянии, если не считать вездесущую рыбацкую мелочь. Но, несмотря на большую по сравнению с Босфором ширину Дарданелл, плавание здесь не было легкой и беззаботной прогулкой. В проливе действовали течения переменных направлений, причем в некоторых местах довольно сильные. Ставрос старался держаться поближе к центру пролива, попутно объясняя Ивану местные особенности навигации и показывая приметные ориентиры. Но часто приходилось отвлекаться, так как ветер заходил то с правого, то с левого борта, и работы с парусами хватало. Очень помогало при этом наличие одного лишь косого парусного вооружения шебеки, которым можно было управлять с палубы и быстро производить смену галса при весьма малочисленной команде. На фрегате, галеоне, или линейном корабле с прямым парусным вооружением здесь так просто не походишь. Иван знал многое еще раньше из рассказов Матвея Колюжного, но теперь то, о чем ему говорил старый казак, обретало реальные черты. Ставрос видя, что его новоявленный помощник уже неплохо справляется с управлением кораблем, позволил ему самостоятельно вести "Кирлангич" на простых участках пролива. Разумеется, сам находился рядом и присматривал за происходящим. Но Иван все необходимые маневры выполнял правильно и вовремя, поэтому вмешательство капитана не потребовалось.

Вмешался он только перед приближением к мысу Нара на анатолийском берегу, после чего пролив круто поворачивал влево — на юг. Сложность была не только в крутом повороте и сильном течении в этом месте, но также и в длинной отмели, простиравшейся далеко от берега. Со слов Ставроса, здесь налетели на камни уже многие. Особенно те, кто рисковал проходить это место ночью и при не очень благоприятном направлении ветра. Но сейчас стоял ясный погожий день, береговые ориентиры были хорошо видны, а ветер хоть и не был строго попутным, но позволял идти, не прибегая к лавировке. "Кирлангич", подгоняемая ветром и течением, прошла отмель и повернула, устремившись на юг. Вскоре вдали уже был виден Чанаккале — крупный город практически в середине Дарданелл, расположенный на анатолийском берегу. В бинокль хорошо просматривались городские постройки и стены крепости Чименлик. На противоположном — румелийском берегу, как раз напротив Чанаккале, возвышалась крепость Килитбахир. Обе крепости были построены более двух веков назад по приказу султана Мехмеда II для защиты пролива от флота Венеции, господствовавшего тогда на Средиземном море. Сейчас ситуация сильно изменилась, но крепости не потеряли своего значения. И любой противник, попытавшийся прорваться через Дарданеллы в Мраморное море, попадет под сильный перекрестный огонь в узком месте пролива, да еще и в очень неудобном — в крутом повороте с сильным течением, которое будет сносить его обратно. Что и говорить, султан Мехмед был не дурак, расположив крепости именно здесь.

На подходе к Чанаккале встретились две турецких галеры, идущие в Мраморное море, и старающиеся держаться поближе к анатолийскому берегу, где течение было не такое сильное. Возле самого города тоже хватало кораблей на рейде, а также повсюду сновала рыбацкая мелочь. Причем настолько нагло, что некоторые лодки едва успевали убраться из-под форштевня "Кирлангич". Иван был очень удивлен.

— Ставрос-бей, им что — жить надоело?!

— Не удивляйся, Хасан. Такое тут постоянно творится. Эти рыбаки, будь они неладны, считают, что кроме них здесь никого нет. Но едва запахнет жареным — удирают быстро.... Если успевают...

— Значит, ночью тут лучше не ходить?

— Да, лучше отстояться на якоре в южной части Дарданелл, не доходя до Чанаккале. Там пролив расширяется, течение слабое, и якорная стоянка очень удобная. Да и пираты не сунутся. На входе в пролив со стороны Эгейского моря есть еще две крепости — Кумкале на анатолийском берегу, и Седдюльбахир на румелийском. Даже если кто и попытается их проскочить — шум будет сильный. Всегда можно успеть сняться с якоря и подойти ближе к городу.

— А до сих пор никто не пробовал?

— На моей памяти нет. А вот раньше бывало. Рассказывают, где-то с полвека назад девять испанских галер аж до самого Истанбула дошли. Но дошли хитростью — прикинулись османскими кораблями. Сам город обстреляли, кого-то потопили, а кого-то захватили. Обратно ушли тоже хитростью — обманули всех. Построили плоты, зажгли на них огни, как на галерах, и пустили эти плоты по течению в Дарданеллах. Османский флот за ними и погнался. А испанцы, тем временем, без огней вдоль другого берега пролива проскользнули. Вот такие дела! Но сейчас здесь опасаться нечего. А вот как выйдем в Эгейское море, надо по сторонам посматривать.

— А что, пираты близко подбираются?

— Да иногда в нескольких милях от выхода из Дарданелл ошиваются. Но это если только какие-то вообще "голодные". А так, обычно, их основной район "промысла" южнее. Возле Смирны, Крита и Родоса. Через это место проходит самый удобный и кратчайший путь из Леванта в Европу, и на Дарданеллы. Но могут и в других местах появиться.

— А вы уже с ними встречались?

— Бывало... Но всегда уходили...

За разговором подошли к Чанаккале, и здесь уже надо было смотреть в оба. Крутой поворот возле крепости Килитбахир прошли на безопасном расстоянии от берега. Слева по борту остался Чанаккале со стоящими на рейде кораблями. Впереди пролив расширялся, и оставшийся участок не имел крутых поворотов. Когда Чанаккале остался за кормой, Ставрос облегченно вздохнул.

— Ну вот и прошли самое сложное место. Дальше уже проще будет. Здесь можно уже и ночью без опаски идти, если потребуется.

— После выхода из Дарданелл нигде останавливаться не будем?

— Погода пока хорошая, поэтому пойдем сразу на пролив Кафирефс — это кратчайший путь. Ветер попутный, поэтому должны дойти быстро. А там дальше островов много. В случае чего, есть где укрыться от шторма...

Ставрос рассказывал о предстоящем переходе через Эгейское море, а также о том, что вообще сейчас творится в Средиземноморье, и Иван все больше убеждался, что относительно спокойный период противостояния христианского Запада и мусульманского Востока в этом регионе скоро закончится. Снова будут греметь пушки и огромные флоты столкнутся друг с другом. Вот только кто теперь будет вместо Барбароссы и Дориа? Подобных им, без всякого преувеличения выдающимся личностям, среди существующих флотоводцев он не знал. Если только внезапно вспыхнувшая война сама не выдвинет наверх тех, о ком сейчас еще никто не знает. Когда на первом месте будут умение и храбрость, а не знатное происхождение и богатство. А такие, без сомнения, найдутся среди обеих сторон. Но это будет не сразу, а только после череды тяжелых сражений, когда появятся первые потери и первые успехи. Прошлое противостояние не принесло решительной победы ни одной из сторон. Что же будет на этот раз?

Оставшийся участок Дарданелл "Кирлангич" прошла быстро. Иван с интересом рассматривал пустынные, лишенные растительности берега, на которых лишь кое где можно было заметить присутствие человека. По сравнению с красочным и оживленным Босфором контраст был особенно разителен. И вот позади остается крепость Седдюльбахир, расположенная на оконечности полуострова Гелиболу — самая западная точка Дарданелл. Впереди — Эгейское море. Сразу же посвежел ветер, вспенивший гребни волн, едва "Кирлангич" вышла из пролива. Шебека неслась вперед, удаляясь все дальше и дальше от земли. Слева остался небольшой остров Тавшан, за ним просматривается гораздо более крупный остров Бозджаада, справа высится громада острова Гёкчеада. А впереди — огромное Эгейское море, покрытое множеством островов и островков. Когда-то здесь была жемчужина цивилизации Средиземноморья — древняя Эллада. От былого величия которой не осталось ничего. Сейчас это всего лишь одна из провинций Османской империи.

Когда рано утром Иван вышел на палубу, чтобы определиться по звездам, впереди в предрассветной мгле уже можно было различить вершины островов Эвбея и Андрос, разделенных проливом Кафирефс, куда и направлялась "Кирлангич". Ветер ночью ослаб, и шебека давала не более восьми узлов, что для такого скорохода было совершенно несерьезным. Восход уже окрасил в багряный цвет восточную часть горизонта, светало довольно быстро, и пока Иван был занят взятием высот звезд, выяснилось, что "Кирлангич" здесь не одна. Вдоль острова Андрос на пересечку курса шел трехмачтовый корабль. Раньше его было совершенно незаметно на фоне берега в ночной темноте, к тому же он шел без огней. А "Кирлангич" несла огонь на мачте, поэтому ее там могли заметить гораздо раньше. И похоже, заинтересовались. Срочно вызванный на палубу Ставрос рассмотрел в бинокль незнакомца и сразу определил тип корабля, покачав головой.

— Полакр. Скорее всего — сардинцы, или неаполитанцы. Флага нет, но у них хватает таких посудин. Франки сюда очень редко забираются. Они работают там, где ходят крупные конвои с грузом. Испанцы, венецианцы и генуэзцы — тоже. А это — падальщики. Подбирают по мелочи то, с чем могут справиться. И поскольку торговать им здесь не с кем, то это могут быть только пираты. Ну что же, погоняемся. В любом случае, перехватить он нас до входа в пролив не успеет.

— Разрешите приготовить орудия, Ставрос-бей?

— Все тебе пострелять охота, Хасан! Разрешаю. Но мне кажется, что до стрельбы дело не дойдет. Это корыто нас не догонит при любом ветре...

На палубе сразу же началось движение. Команда прекрасно знала свои обязанности и была готова встретить незваных гостей. Ветер с рассветом немного посвежел, и "Кирлангич" стала набирать ход. Все поглядывали в сторону незнакомца, который тоже пытался выжать из парусов все возможное, но только бы успеть перехватить шебеку до входа в пролив. Впрочем, на что там надеялись, непонятно. Неизвестный корабль обладал прямым парусным вооружением и не мог идти круто к ветру так же, как быстроходная и маневренная шебека. В самом крайнем случае, "Кирлангич" могла просто уйти на ветер и обойти остров Андрос с востока, если бы захотела избежать боя. Но вход в пролив Кафирефс приближался быстрее, чем любитель чужого добра, в намерениях которого уже никто не сомневался. И как бы в подтверждение этого, борт незнакомца окутался дымом, и вскоре долетел грохот залпа. На палубе "Кирлангич" засмеялись. Стрельба с такой дистанции была бессмысленным разбрасыванием ядер, ни одно из которых, разумеется, не попало в цель. Возможно, грабители с большой дороги хотели напугать османского купца и заставить капитулировать, но ошиблись в своих ожиданиях. Иван поинтересовался.

— Ставрос-бей, может ответить им одним каленым ядром? Попасть вряд ли попадем, но хоть напугаем.

— Не стоит. Скоро этот балаган закончится. Уже видно, что они не успевают перехватить нас до Кафирефса. И ход у них меньше нашего. Когда войдем в пролив, мыс скроет нас из виду, и стрелять они не смогут. А когда обогнут его, мы будем уже далеко.

— Эх,жаль... Можно было бы пушку проверить...

— Не жалей, Хасан. Наша задача — вернуться с грузом целыми и невредимыми, а не устраивать охоту на этих мерзавцев. Но ядра все же накалить надо. И картечь с книппелями приготовить. Неизвестно, кто там с другой стороны пролива может нас поджидать...

Между тем, "Кирлангич" уже вошла в пролив Кафирефс и ветер усилился. Поверхность моря покрылась белыми барашками. Здесь воздушный поток как бы сжимался высокими берегами островов, и создавался эффект тяги, как в печной трубе. Скорость хода сразу увеличилась. Берег острова Андрос уже скрыл шебеку от противника, и что там предпримут, пока неизвестно.

Предположение Ставроса подтвердилось. Когда "Кирлангич" уже выходила из пролива, пиратский корабль только-только показался из-за мыса. Расстояние было уже неприемлемым даже для стрельбы навесом. С противоположной стороны пролива Кафирефс никакой засады не оказалось, путь впереди был свободен. И "Кирлангич", подгоняемая свежим ветром, быстро уходила на юго-запад, вспенивая волны своим форштевнем. Справа уже были хорошо видны горы Пелопоннеса, а сзади удалялись острова Эвбея и Андрос, являвшиеся как бы своеобразным барьером, делящим Эгейское море на две части. К югу от них лежит множество островов, и здесь надо соблюдать большую осторожность. Особенно, при плавании ночью. Благодаря имеющимся на борту хорошим французским картам эта задача значительно облегчалась, но глядеть в оба все равно надо. Тем более, раз тут пираты пошаливают. Впрочем, ни Ставрос, ни Иван, ни кто-либо другой из команды "Кирлангич" в этом не сомневались и не расслаблялись. Вахтенные внимательно наблюдали вокруг, чтобы заметить опасность еще до того, как она станет представлять реальную угрозу.

Глава 13

Signore capitano

Против ожидания Ивана, оставшийся путь через Эгейское море прошел без эксцессов. Корабли попадали в поле зрения довольно часто, но никто из них не проявил нездоровое внимание к "Кирлангич". И вот, наконец-то, южная оконечность Пелопоннеса, за которой начинается пролив Элафонисос, соединяющий Эгейское море с Ионическим. Именно здесь находится бухта Ватика. Место очень удобное для якорной стоянки. Хорошо защищенное от штормов и удаленное от крупных городов. Поблизости только небольшая рыбацкая деревушка, жителям которой нет никакого дела до появляющихся тут время от времени неизвестных кораблей. Пусть даже они принадлежат государствам, которые друг друга терпеть не могут. Простым рыбакам-то что с того? Это правители воюют, а они люди маленькие. Их не трогают — и ладно.

В конце перехода даже несколько убавили скорость, чтобы подойти к Ватике утром. Заходить в бухту все же лучше в светлое время суток. Да и сразу будет видно, есть ли там кто внутри. "Кирлангич" огибает мыс, и вот она — бухта Ватика, огромной подковой вдающаяся в сушу, и окруженная высокими скалистыми берегами. Восточную и северную ее часть образует материковый берег. Западную — побережье острова Элафонисос, одноименного с омывающим бухту с юга проливом. С другой стороны пролива находится крупный остров Китира, не дающий разгуляться большой волне при южных ветрах. Иными словами, место очень удобное для того, чтобы переждать непогоду, или провернуть хитрую негоцию, когда наличие посторонних нежелательно.

В глубине бухты стоит на якоре корабль — тоже шебека. Ставрос глянул бинокль и подтвердил.

— Да, это "Мария Магдалина". Наши венецианские партнеры, пришли раньше нас. Ну и хорошо, быстрее управимся.

Иван тоже глянул в бинокль. Кое-какие мелочи не укрылись от него, и он поделился с капитаном своими подозрениями.

— Ставрос-бей, Вы обратили внимание, что эта "Мария Магдалина" имеет свежие повреждения?

— Да, видно, что фальшборт поврежден, и с рангоутом не все ладно, а что?

— А как она умудрилась эти повреждения получить, стоя на якоре в защищенной бухте?

— Так может быть еще до прихода сюда в море что-то случилось?

— Возможно, возможно... Не нравится мне это, Ставрос-бей.

— Да будет тебе, Хасан. Условный сигнал на мачте поднят, что все в порядке. Не в первый раз.

— Ставрос-бей, пусть я буду выглядеть в Ваших глазах перестраховщиком, но я бы приготовил корабль к бою. И не подходил близко, пока все не выяснится.

— Хм-м... Думаешь, это ловушка? Но корабль именно тот, я его хорошо знаю. И сигнал верный. Его обговаривают заранее, и каждый раз он меняется на новый.

— Вы исключаете возможность того, что этот сигнал могли узнать посторонние каким-либо способом?

— Не исключаю... Приготовимся к бою. Но только так, чтобы там ничего не поняли...

Внешне ничего не изменилось. Все также суетились матросы на палубе, а "Кирлангич" медленно приближалась к стоящей на якоре "Марии Магдалине". Но со стороны не было видно, что на палубе возле фальшборта уже приготовлены заряженные ружья и пистолеты, а рядом лежат сабли. Орудия были заряжены картечью еще с прошлого вечера. Если бы у находящихся на "Марии Магдалине" оказались недружественные намерения, то им бы не удалось захватить команду "Кирлангич" врасплох.

По мере приближения Ставрос успокоился, поскольку ничего настораживающего не происходило, но Иван был другого мнения, и обратил внимание капитана еще на одну деталь.

— Взгляните вон туда, Ставрос-бей. Видите рыбачьи лодки?

— Вижу, и что?

— Видите, что они не вытащены на берег, и не привязаны как следует к вбитым в землю кольям, а просто лежат возле воды? Причем так, что их очень легко столкнуть на воду. И рядом никого нет. Так никогда не делают. Ведь лодки может унести ветром, или разбить прибоем о камни. Но зато это очень удобно для тех, кто может сейчас сидеть в засаде на берегу и наблюдать за нами из укрытия. В случае чего, они смогут быстро сесть в лодки и отойти от берега.

— Да, такого раньше никогда не было... Мне это уже самому не нравится... А проделаем-ка мы сейчас одну вещь. Если какие-то негодяи устроили нам засаду, то должны клюнуть...

"Кирлангич", не дойдя до стоящей на якоре шебеки, неожиданно стала разворачиваться на обратный курс, направляясь к выходу из бухты. Это привело к быстрому изменению обстановки. На берегу появилась большая группа людей, которая бросилась к лодкам. На палубе "Марии Магдалины" тоже стало неожиданно многолюдно. Лодки очень быстро оказались на воде, и гребцы изо всех сил налегали на весла, направляясь в сторону "Кирлангич", которая уже закончила поворот и уходила в сторону моря. И тут борт "Марии Магдалины" окутался дымом, а над бухтой Ватика раскатился грохот орудийного залпа. В ответ тут же громыхнула кормовая пушка "Кирлангич", ударив картечью по приближающимся лодкам. Бахир доказал, что он неплохой канонир. С довольно большой дистанции накрыл самый центр группы лодок, нанеся нападающим серьезный урон. Спустя несколько мгновений выстрелила и вторая кормовая пушка, добавив неприятностей незваным гостям. Но увы, легче от этого не стало. Орудия "Марии Магдалины" были заряжены книппелями. Очевидно, там до конца не надеялись на свои уловки, и решили подстраховаться, сбив ход "дичи", сунувшейся в ловушку. Стреляли с большой дистанции в надежде на то, что хоть один снаряд достигнет цели. И "Марии Магдалине" неожиданно повезло. Один книппель все же угодил в грот-мачту, перебив такелаж. Рей вместе с прикрепленным к нему огромным латинским парусом рухнул вниз, чудом никого не задев. Но ход "Кирлангич", и так не очень большой из-за слабого ветра, теперь упал еще больше. Плюс ко всему парус, оказавшийся в воде, очень сильно мешал.

Уцелевшие лодки приближались. На "Марии Магдалине" не стали связываться с выборкой якоря, а обрубили якорный канат и начали спешно ставить паруса. Спасти теперь "Кирлангич", лишившуюся своего главного преимущества — скорости, могло только чудо. Случайность — удачное попадание в мачту первым же залпом с большой дистанции, когда говорить о прицельной стрельбе не приходится. Но именно из-за таких случайностей расклад всей игры может поменяться мгновенно. Иван и Ставрос переглянулись.

— Ты был прав, Хасан. А я, старый дурак, тебя не послушал...

— Не время искать правых и виноватых, Ставрос-бей! Надо уходить, как сумеем, стараясь нанести наиболее возможный урон этим мерзавцам. Тогда может быть они и откажутся от абордажа. А если не откажутся, то мы сможем хорошо проредить их численность до того, как они окажутся у нас под бортом. С поврежденной мачтой мы все равно от них не уйдем.

— Именно этим мы сейчас и займемся!

Подобрав из воды края паруса и кое-как закрепив рухнувший рей, чтобы не мешал, матросы бросились на корму с ружьями. Два кормовых орудия, установленные благодаря настоянию Ивана, оказались сейчас как нельзя кстати. "Кирлангич" медленно выходила из бухты, и наибольшую опасность для нее сейчас представляли быстро приближающиеся лодки. Нападающие учли свою ошибку и теперь рассредоточились, перестав быть удобной групповой целью. "Мария Магдалина" замешкалась, поскольку ветер в глубине бухты под самым берегом был ей не очень благоприятным. Вести огонь она сейчас тоже не могла, поскольку пришлось бы стрелять через голову тех, кто находился в лодках. Чем в полной мере и воспользовалась команда "Кирлангич", обрушив шквал огня на быстро приближающегося противника. Сохраняя курс и не отворачивая в сторону, чтобы ввести в действие бортовую артиллерию, Ставрос держал "Марию Магдалину" строго за кормой, тогда как кормовые орудия, стреляя не залпом, а поочередно, обрушивали град картечи на наиболее вырвавшиеся вперед лодки. Когда расстояние уменьшилось до сотни метров (во французском, а теперь и в османском флоте, пользующимся французскими картами, оценили удобство метрической системы, пришедшей из Русской Америки) в дело вступили стрелки. Укрывшись за прочным деревянным фальшбортом, легко выдерживающим ружейную пулю, они открыли точный огонь из ружей по сидящим в лодках. Скученность там была очень большая, и скоро это дало свои плоды. Понеся огромные потери, но так и не сумев дорваться до абордажа, преодолев оставшиеся какие-то полсотни метров, противник повернул обратно. Однако, далеко позади уже развернулась и шла к выходу "Мария Магдалина", поймав наконец-то ветер, и не став задерживаться, чтобы подобрать своих уцелевших людей в лодках. Хотя те и сделали такую попытку, направившись к шебеке. Но их проигнорировали, и прошли мимо, не останавливаясь. Все говорило о том, что находившиеся на "Марии Магдалине" очень боялись упустить "Кирлангич". И в душу Ивана закрались очередные сомнения.

Сначала он стоял рядом со Ставросом и наблюдал за маневрами, прикидывая, как бы сам поступил в подобном случае. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что раньше Иван выступал в роли противной стороны, то есть принимал участие в атаке крупных и тяжелых турецких галер с легкого казачьего струга, и вся наработанная им прежняя тактика не годилась. Сейчас же надо было не захватить корабль врага, а наоборот — уйти от него. Кое-какие мысли на этот счет у него появились быстро, но все перечеркнуло попадание книппеля в мачту. Теперь предстояло либо победить, либо умереть, поскольку уйти не получится, и живыми их тоже не отпустят. Во всяком случае, никто на это не рассчитывал. Когда лодки стали настигать "Кирлангич", он принял участие в отражении атаки вместе с матросами, открыв огонь из своего испанского штуцера. Пока канониры разносили картечью в щепки лодки преследователей, он сосредоточился на выбивании наиболее важных целей — рулевых и тех, кто пытался стрелять из ружей, расположившись на носу лодок. Новый штуцер оказался выше всяких похвал, ни один выстрел не пропал даром. Рядом вели огонь шесть лучших стрелков из команды, а находившиеся позади них только перезаряжали ружья. Это позволило развить очень сильный, практически непрерывный огонь, сосредоточивая его на наиболее опасном направлении, и отбить атаку. Но это была не победа, а всего лишь передышка. И далась она дорогой ценой. Четверо человек оказались убиты, трое ранены. И один из них — капитан Ставрос. Шальная пуля попала в него, когда нападающие уже разворачивались, чтобы удрать. Иван в горячке боя заметил это не сразу, а когда увидел и бросился к Ставросу, тот уже умирал. Превозмогая боль, старый капитан все же смог отдать свой последний приказ.

— Хасан, остаешься за меня... Я знаю, ты сможешь... Доведи корабль до Керчи...

С трудом сказав это, Ставрос затих. Иван прикрыл глаза погибшему, и глянул за корму. Там приближался гораздо более опасный противник. Рядом стояли боцман и четверо матросов, сжимающие ружья.

— Да пребудет с тобой милость Аллаха, Ставрос... Мехмед, нам нужно любой ценой не допустить абордажа. Удерживать этих негодяев на расстоянии и постараться сбить им ход. Пока они далеко, можно хоть как-то починить мачту?

— Увы, капитан. Быстро не получится. Да эти мерзавцы еще и стрелять картечью начнут, когда приблизятся.

— Значит, будем отползать пока так, как есть. Пока не начался обстрел, пусть команда сделает все, что сможет. Бахир!

— Да, капитан!

— Мы будем держать эту "Марию" по корме. Ты берешь столько людей, сколько тебе надо, и бьешь из кормовых пушек книппелями. Постарайся повредить им рангоут и сбить ход. Это наша единственная надежда, абордажа допускать нельзя. Их там, похоже, больше сотни. Когда подойдут близко, если сможешь попасть ядром, всади им в нос в район ватерлинии. Но пока далеко — бей книппелями. Все же, ими по парусам попасть проще. Все понял?

— Понял, капитан!

— Выполняй. Мехмед!

— Да, капитан!

— Всех, кто не занят на корме у пушек — на починку мачты. Я поведу корабль, и буду следить за ветром и за противником. Вы хорошо знакомы с вооружением "Марии Магдалины"?

— Да, капитан! Двадцать две пушки. Четыре двенадцатифунтовки на корме, по восемь трехфунтовок с каждого борта и две трехфунтовки на носу.

— Вот как?! Мы можем сыграть на этом. У нас на калибр больше... Ладно, за работу! Мехмед-бей, занимайтесь мачтой. И да поможет нам Аллах!

Иван сам стал к рулю и вел "Кирлангич" по ветру. Шебека уже вышла из бухты в пролив и кое-как с парусами на фок и бизань-мачте следовала в западном направлении в сторону мыса Тенарон, видневшегося вдалеке. Слева лежал остров Китира, справа высились горы Пелопоннеса. А сзади настигала "Мария Магдалина", медленно сокращая дистанцию. Но расстояние было еще слишком велико для прицельной стрельбы, и преследователи огня не открывали. Очевидно, берегли порох, так как были уверены, что сунувшаяся в ловушку добыча уже никуда не денется. Почти вся команда во главе с боцманом занялась ремонтом поврежденной мачты, а канониры открыли огонь из кормовых пушек. Беречь заряды смысла не было. Если все закончится абордажем, то совершенно неважно, сколько пороха останется в крюйт-камере "Кирлангич". А так, возможно, и попадут по мачтам.

На корме поочередно громыхали пушки, а Иван следил за окружающей обстановкой и думал. Благо, пока что такая возможность есть. Что вообще произошло? Почему корабль, с которым они уже не раз здесь встречались, напал на них? Причем засада была подготовлена загодя и очень тщательно. И лишь предпринятые меры предосторожности не позволили нападавшим добиться успеха. Пока, во всяком случае. И почему "Мария Магдалина" имеет свежие повреждения, характерные при обстреле картечью? Напрашивается один вывод — кто-то напал на нее раньше, и приготовил ловушку для "Кирлангич". Прежнюю команду либо перебили, либо вынудили действовать заодно. Но кто же это может быть? И что такого ценного может находиться на шебеке керченских контрабандистов, что ради нее станут городить весь этот балаган? Или конечной целью является не обычный грабеж, а что-то совсем другое, никак не связанное с ценностями? И не являются ли нападение в бухте Золотой Рог и сегодняшняя история звеньями одной цепи? Но к о м у это нужно?! Куда же он влез? Неужели, умудрился вляпаться в какие-то мутные политические игры между сильными мира сего, сам того не подозревая? И если сейчас все же удастся отбиться, то он поломает этим кому-то всю игру? А сам станет врагом для неизвестного и сильного противника? То, что это не Мустафа, и так ясно. Он при всем желании не успел бы предупредить тех, кто устроил засаду в Ватике. Тогда кто? Неизвестные венецианские партнеры? А зачем им это надо? Ведь раньше они получали от этого хорошую прибыль, и рисковать лишиться хорошо налаженного дела только лишь ради того, чтобы завладеть суммой, предназначенной для оплаты очередной партии товара, никто в здравом уме не будет. Или здесь есть кто-то третий, о ком никто не знает? Но какую же цель он может преследовать, если исключить обычный грабеж? Непонятно. Что-то можно выяснить, если захватить хорошо осведомленных пленных с этой "Марии Магдалины". Но для этого надо сначала ее утопить. И не факт, что пленные, даже самые информированные из них, будут знать в с е. Простым исполнителям много знать не положено. Но вот кто они такие, откуда пришли, какое задание получили, и самое главное — к т о им отдал такой приказ, это они знать могут. А пока что остается только гадать, кто же стоит за этим безобразием...

После первого выстрела "Кирлангич" преследователи стали отвечать из носовых орудий. Какое-то время перестрелка не давала результатов, хотя Иван заметил — выстрелы Бахира ложились все же гораздо ближе к цели, а несколько раз даже зацепили края парусов. Ответный же огонь был совершенно неточен. Противник тоже бил книппелями, стараясь повредить паруса и такелаж, но снаряды падали с большим разбросом. И вот выстрел кормовой пушки "Кирлангич" наконец-то достиг цели. Хоть и не той, какой хотелось, но все же. Книппель угодил в носовую часть "Марии Магдалины". Как раз туда, где стояли ее носовые пушки. Какие именно повреждения нанес снаряд, издалека было не видно, но у преследователей сдали нервы. "Мария Магдалина" увалилась под ветер и дала бортовой залп. Толку с этого не было — ни одно ядро не попало в цель. Но если так пойдет и дальше, противник рано, или поздно, сократит дистанцию до такой степени, что вероятность попаданий резко возрастет. Иван это понимал прекрасно, поэтому лишь поинтересовался.

— Бахир, что для тебя сейчас лучше? Ядра, или книппеля?

— Пока что книппеля, капитан. Далековато, приходится бить навесом. А по парусам все же проще попасть, чем по корпусу...

И следующие выстрелы Бахира подтвердили его правоту. Первый зацепил парус на фок-мачте, разорвав его, и оборвав бегучий такелаж, из-за чего рей вывернуло, и парус заполоскал. Зато второй, сделанный через несколько мгновений, угодил прямо в фок-мачту противника! Да так, что ее перекосило, а рей оборвался и рухнул на палубу. "Мария Магдалина" тут же рыскнула в сторону. Ее ответный бортовой залп снова не достиг цели. Но теперь оба корабля оказались примерно в равном положении. С той только разницей, что "Кирлангич" достаточно было уйти, и она могла продолжать обстрел "Марии Магдалины", если та все же решится продолжить преследование. Но при этом более мощные кормовые пушки "Кирлангич", даже при одном хорошем канонире, значили гораздо больше, чем две носовые трехфунтовки "Марии Магдалины". Да и канониры там были явно далеко не мастера своего дела. А если она еще и начнет отворачивать в сторону, чтобы дать бортовой залп, то с каждым разом будет отставать все больше и больше.

Все это пронеслось в голове Ивана в одно мгновение, а на палубе вокруг него уже раздавались радостные крики. Все видели удачное попадание, и все понимали, что появилась реальная надежда на спасение. Однако, Иван не был в этом абсолютно уверен. Если им устроили такую хитроумную ловушку, то неподалеку должен находиться тот, кто это придумал и осуществил. И сейчас ждет результатов. Не в самой же Венеции эту "Марию Магдалину" захватили, и сюда через Адриатическое и Ионическое море привели. Другой вопрос — какими еще силами он располагает. Возможно, расчет делался на то, что "Кирлангич" удастся захватить в Ватике в любом случае. Со стрельбой, или без стрельбы, тут уж как повезет. Но в л ю б о м случае. И то, что "дичь" все же сумеет вырваться из западни, планом не предусматривалось. Поскольку больше ни одного корабля в пределах видимости нет, и оказать помощь "Марии Магдалине" некому. А это значит, что тот, кто принимает решения, находится либо на борту самой "Марии Магдалины", либо наблюдает за происходящим с берега. Если с берега, то ловить его там уже бесполезно. А вот если на борту...

Все это промелькнуло в голове Ивана, пока он осматривал горизонт — не появится ли там подмога тем, кто сейчас клянет его на чем свет стоит. Но горизонт был чист — ни одного паруса. Возможно, на этом погоня бы и закончилась, поскольку преимущества в скорости у вражеского корабля больше не было, и он даже начал потихоньку отставать. Иван тоже не собирался лезть на рожон с небольшой по численности командой и с поврежденной грот-мачтой, поэтому хотел побыстрее оторваться от противника и уходить к Дарданеллам, поскольку здесь больше делать было нечего. Но тут снова вмешался Его Величество Случай.

Преследователи поняли, что затея провалилась, добыча ускользает, поэтому решили попытать счастья напоследок. "Мария Магдалина" развернулась кормой и дала залп из кормовых двенадцатифунтовок. "Кирлангич" это вреда не нанесло — ни одно ядро не попало в цель. Но вот самой "Марии Магдалине" не поздоровилось. То ли ее канониры рискнули выстрелить двойным зарядом пороха, поскольку дистанция была очень велика, а старое орудие не вынесло такого издевательства, то ли еще что, но на корме шебеки произошел сильный взрыв. Что, естественно, вызвало радостные крики на "Кирлангич". Упускать такую возможность было просто грешно, поэтому Иван решил пока что отложить бегство, и постараться выжать максимум полезного из создавшейся ситуации. Тем более, к этому моменту боцман с матросами все-таки сумели на скорую руку закрепить рей и поднять его до места на грот-мачте. Шторм такая конструкция вряд ли бы выдержала, но, как заверил Мехмед, в хорошую погоду сойдет. А после боя все сделают, как надо.

"Кирлангич" развернулась и пошла на сближение. "Мария Магдалина" то и дело рыскала, и ее паруса теряли ветер. На палубе суетились люди, но корабль двигался, как пьяный. Возможно, взрыв повредил рулевое управление, и чтобы восстановить его, требовалось время. Но вот времени на это у них как раз и не было. Иван повел "Кирлангич" так, чтобы зайти с кормы "Марии Магдалины", поставив ее под продольный огонь.

Дистанция сокращалась довольно быстро. "Кирлангич", восстановившая свою скорость и маневренность, теперь легко удерживалась в мертвой зоне для бортовой артиллерии противника. Там всячески пытались развернуться бортом, даже начали устанавливать для этого весла, но не успели. Приблизившись, "Кирлангич" открыла огонь картечью, что сразу же привело к существенным потерям у противника. О нападении там уже никто не думал, все пытались удрать, но в планы Ивана это не входило. Появилась реальная возможность узнать имя того, кто это затеял и с какой целью. Поэтому он маневрировал, все время удерживая "Кирлангич" под кормой "Марии Магдалины", и оставаясь в мертвой зоне для ее бортовых пушек, вел беглый огонь картечью, Очень скоро паруса противника были изорваны в клочья, такелаж перебит, а на палубе прекратилось всякое шевеление. Если там кто и уцелел, то спрятался внизу. "Мария Магдалина" дрейфовала по ветру, и на ее палубе не было видно ни одного живого человека. Авантюра, рассчитанная на внезапность нападения и самоуспокоенность поджидаемой добычи, закончилась полным фиаско. Теперь следовало довести до конца акт разыгравшейся здесь драмы.

"Кирлангич" не стала подходить вплотную к борту "Марии Магдалины", а легла в дрейф неподалеку. Пушки заряжены картечью, и канониры ждут команды, готовые смести все живое с палубы корабля противника, если там появится хоть какая-то опасность. Расстояние между кораблями не более пятидесяти метров, поэтому за фальшбортом расположились также стрелки с ружьями. Команда горела желанием сполна расплатиться за оказанное "гостеприимство". Сразу брать врага на абордаж Иван все же не рискнул. Неизвестно, сколько их там уцелело. А стоя под бортом, "Кирлангич" полностью лишится своего преимущества. Поэтому на воду спустили шлюпку, и шестеро матросов-добровольцев, один из которых мог через пень-колоду объясниться на итальянском, отправились на разведку. Но с палубы "Кирлангич" и так были видны ужасающие последствия обстрела картечью. Хоть и не во всех подробностях, но вполне достаточно. Сейчас там просто н е к о м у было оказывать сопротивление.

Если поначалу у Ивана и промелькнула мысль затрофеить кораблик, привести его в ближайший османский порт и продать, то теперь она растаяла, как дым. Здесь требовался серьезный ремонт, выполнить который быстро своими силами было трудновато. А задерживаться здесь нельзя. Поэтому оставалось только пошарить на трофее в поисках ответов на возникшие вопросы, прихватить все ценное, что найдется, и с чувством выполненного долга отправить трофей ко дну. Но не ранее, чем вернется разведка. А то, не хотелось бы нарваться на несколько десятков уцелевших и вооруженных до зубов головорезов, которые притаились под палубой, и которым в создавшейся ситуации абсолютно нечего терять.

Шлюпка подошла к борту "Марии Магдалины", и разведчики, забросив "кошку", быстро оказались на палубе. Походили, посмотрели, после этого решили спуститься в трюм. Наконец вернулись обратно на палубу и подали условный сигнал — опасности нет. Дальнейшее труда не составило — завели швартовные концы с помощью лодки, и просто подтащили "Марию Магдалину" к своему борту. Благо, погода позволяла. И теперь Иван воочию увидел то, что они натворили.

Картечью по толпе — это страшно. Неподготовленному человеку стало бы дурно от такого зрелища. Даже Ивана передернуло. Но османские моряки были уже привычны к такому, поэтому никого это не удивило. Здесь действительно было не менее сотни человек. Разведчики доложили — в трюме есть люди. Очевидно те, кто смог туда добраться, спасаясь от обстрела. На палубе много раненых. Но шансов выжить у них нет.

Окинув взглядом открывшуюся картину, Иван понял, что произошло. Разрыв ствола одной из кормовых пушек уничтожил все начальство, находившееся неподалеку. Несколько изувеченных трупов в богатой одежде, лежавших на палубе юта, подтверждали эту версию. Кроме этого, осколком ствола снесло румпель, из-за чего "Мария Магдалина" лишилась управления. Остальных охватила паника, и они сделали попытку уйти. Но действовали так бездарно, что команде "Кирлангич" удалось в полной мере воспользовалась ситуацией. А это наводило на определенные мысли. Что большая часть команды корабля противника — не моряки, а обыкновенные бандиты, решившие попытать счастья на море. Впрочем, сейчас это можно выяснить. И приказал привести пленных.

Вскоре перед ним стояли девять человек. Трое закованных в кандалы и сильно избитых, и шестеро без кандалов, но со свежими ссадинами и порезами. Боцман, едва увидел пленных, радостно воскликнул.

— Луиджи, старый грешник, ты еще жив?! Портовые шлюхи еще не отгрызли твой стручок?

— И от кого я такое слышу, Мехмед?! Не дождешься, старый развратник! У меня все "курицы" пищат от восторга! Так значит, это вы надрали задницу этим недостойным плодам любви осла и обезьяны? Прими мои поздравления!

Последовал дальнейший обмен "любезностями", из-за чего вся команда разразилась хохотом. Пленник неплохо говорил по-турецки, и его все понимали. Боцман объяснил Ивану.

— Хасан-бей, этого человека я хорошо знаю. Это Луиджи из Венеции — боцман "Марии Магдалины". Он уже давно служит на ней.

— А остальные?

— Остальные — не знаю.

Из беглого опроса выяснили, что закованные в кандалы — боцман Луиджи и матросы Джованни и Пьетро из прежней команды "Марии Магдалины". Те, кто уцелел в бою с пиратами, и отказался примкнуть к ним. Остальные — пираты, укрывшиеся в трюме от обстрела. На корабль напали в Ионическом море три дня назад, неподалеку от мыса Тенарон. Ценный груз сразу же забрали, и "Мария Магдалина" пришла в Ватику с пустым трюмом. Пленники уже не наделись остаться в живых, как неожиданно пришло спасение в лице команды "Кирлангич", для встречи с которой они и вышли из Венеции. Велев расковать венецианцев и переправить всех на "Кирлангич", а также запереть пленных пиратов, Иван решил заняться обстоятельным допросом позже, в спокойной обстановке. А пока надо осмотреть трофей и забрать все ценное. Хоть какая-то польза от этого похода в Эгейское море будет. Обидно, конечно, что груз ушел на сторону. Но можно снять с "Марии Магдалины" пушки, забрать запасы пороха, ядер и картечи. Уже только это потянет на весьма приличную сумму. Выгрести все продовольствие и воду — самим пригодится. По боцманской кладовой пройтись, может быть и там что ценное найдется. Грабить — так грабить. Ну и первым делом — капитанская каюта. Денег там уже давно нет, рассчитывать на них глупо, а вот что-нибудь интересное найтись может. Бумаги, например. Чем Иван и занялся, пока остальные начали перегружать пушки. Самое ценное, что осталось на борту "Марии Магдалины".

Капитанская каюта в корме мало пострадала от обстрела, поскольку канониры "Кирлангич" старались бить по палубе и по мачтам. Никаких денег и ценностей, как он и предполагал, здесь уже не оказалось. Если что и было, все выгребли подчистую. А вот бумаги нашлись, на них труженики с большой морской дороги не позарились. Большинство документов касались коммерческих дел и на первый взгляд вряд ли могли чем-нибудь помочь в разгадке этой истории. Но Иван так не считал. Он уже хотел сунуть все бумаги в снятое с койки покрывало, чтобы не торопясь ознакомиться с ними позже, как неожиданно его взгляд выхватил из текста знакомые имя и фамилию — Франческо Барбиери. Однако, с виду это была обычная записка, содержание которой никак не вязалось с чем-то тайным. И Франческо Барбиери упоминался в ней в качестве третьего лица, а не был ее автором. Если бы не это, то Иван не обратил бы на данную бумагу никакого внимания. Но в свете последних событий находка наводила на определенные мысли...

Поняв, что больше здесь ничего не найдет, на всякий случай обшарил каюту в поисках возможных тайников. И нашел! Но тайник оказался пуст. Окинув еще раз взглядом каюту, Иван подхватил узел с бумагами и вышел на палубу. Здесь уже вовсю кипела работа. Трупы сбросили за борт, чтобы не мешали, и перегружали пушки. Но вахтенные внимательно следили за окружающей обстановкой, и застать "Кирлангич" врасплох ни у кого бы не получилось. Увидев боцмана, распоряжающегося погрузкой, Иван подошел и отвел его в сторонку, чтобы никто не слышал.

— Мехмед-бей, скажите, только честно. У тех, кого вы выбросили за борт, с собой не было ничего интересного и необычного? Я ни за что не поверю, что перед тем, как вылететь за борт, они не лишились содержимого своих карманов.

— Но там немного было, Хасан-бей! Одни медяки, да несколько серебряных монет! Золота не было вообще.

— Я спрашиваю не про деньги. Бумаги, талисманы, украшения, необычное оружие?

Судя по тому, как замялся боцман, Иван понял, что не ошибся в своих подозрениях. Но Мехмед все же не стал темнить.

— Взяли у одного необычный перстень. Из тех, кто на корме лежал. Судя по одежде — далеко не простой матрос.

— И где он?

— Вот...

Боцман со вздохом вынул из кармана точно такой же перстень, какой Иван взял в доме Ибрагима! Взяв его в руки, внимательно рассмотрел в ярких солнечных лучах. Ошибки быть не может — работа того же мастера.

— Мехмед-бей, продайте мне его.

— Да берите так, Хасан-бей! Если бы не Вы...

— Нет, так не пойдет. Ведь это Ваш трофей. Но Вам нужны лишь деньги, а мне эта вещь нужна для дела. Десять золотых султани Вас устроит?

— Сколько?!

— Десять золотых султани.

— Хасан-бей, даже торговаться не буду!!! Согласен!

— Вот и договорились. Деньги получите сразу же на борту "Кирлангич", сейчас у меня с собой нет. Еще вопрос — что можете сказать о своем старом знакомом Луиджи?

— Бабник, каких свет не видывал. Но как моряк — хорош. И слово свое держит. Ему верить можно...

Выяснив все, что знал боцман о прежней команде "Марии Магдалины", Иван решил поговорить с непосредственными участниками недавних событий, чтобы прояснить ситуацию. Здесь пока и без него справятся. Венецианцы уже более-менее пришли в себя и даже успели перекусить — повар сразу же покормил их, поскольку бедолаг три дня держали впроголодь. Они уже знали о внезапном капитанстве Ивана, и в какой ситуации оно произошло, поэтому сразу же вскочили при его появлении и обращались с почтением "синьор капитан". Хорошо, что он еще в Черкасске подтянул свой уровень в итальянском, общаясь с освобожденными из турецкого плена генуэзцами, поэтому удалось поговорить со всеми тремя без толмача. Но узнать удалось немногое. Оба матроса — молодые парни Джованни и Пьетро, были наняты перед самым выходом из Венеции и вообще ничего не знали о предстоящем деле, а боцман Луиджи Маркато знал немногим больше. Вышли из Венеции, как обычно. Адриатику прошли без происшествий, но в Ионическом море, когда до места назначения было уже рукой подать, нарвались на пиратов. В общем-то, ситуация далеко не из ряда вон, такое здесь случается сплошь и рядом. Но Луиджи удивило другое. Их очень грамотно обложили с разных сторон три быстроходных корабля, и быстроходная "Мария Магдалина" не смогла уйти, хоть и пыталась. Но нарвавшись на залп картечи по парусам, лишилась своего преимущества в скорости и стала легкой добычей. Хоть напавшие на них и вели себя, как обычные пираты, но на уголовный сброд они не походили. Ни на ком из них не было военной формы, но боцман был готов поставить на кон свое месячное жалованье, что это — самые настоящие вояки. Умелые и дисциплинированные. Правда, не все. Были среди них и те, кто раньше явно пошаливал на просторах Средиземного моря — венецианцы, неаполитанцы, сицилийцы, сардинцы и бог знает кто еще. Но эти говорили на привычном ему итальянском языке, и никакого сомнения в своем происхождении и роде занятий не вызывали. А вот остальные... Этого языка ни боцман, ни его подчиненные не знали. Правда, боцман сумел определить, что на таком языке говорят швейцарские наемники и выходцы из германских земель. Но он знал лишь отдельные слова и не понимал их речь. Команда "Марии Магдалины" понесла большие потери при обстреле и дальнейшем абордаже, а уцелевшим предложили примкнуть к победителям, посулив хорошее жалованье. Пятеро матросов согласились, боцман и еще двое матросов отказались. Что было после этого, пленники не знали. Их держали в трюме, из которого быстро выгрузили весь груз, и не утруждали себя сообщением свежих новостей. Сегодняшний бой оказался для них полной неожиданностью, поскольку никто не предполагал, что пираты используют "Марию Магдалину" в качестве приманки для "Кирлангич". Убедившись, что от венецианцев больше ничего не добиться, и что они не врут, Иван решил тряхнуть самих "виновников торжества". С этими, по крайней мере, можно было не церемониться.

После того, как матросы доставили из канатного ящика в трюм пленных пиратов, и крепко связали их, Иван велел всем посторонним удалиться. На недоуменные вопросы лишь махнул рукой. Дескать, и сам справлюсь. Впрочем, команда "Кирлангич" уже давно перестала удивляться поведению своего слишком молодого, да видать раннего капитана. Поэтому, беспрекословно покинула трюм и оставила Ивана наедине с пленными, не став только закрывать люк, поскольку иначе здесь была бы полная темнота. Окинув взглядом притихших пиратов, с недоумением разглядывающих своего врага, решил начать по-хорошему, обратившись к самому старшему из них. То, что им попалась мелкая рыбешка, он уже понял. Простые матросы. Ничего, по-настоящему секретного, они знать не могут. Но... Даже простой матрос может знать многое, хотя об этом даже не подозревает. Надо лишь уметь спрашивать. А заодно проверить на практике еще одну вещь...

— Я рад приветствовать вас на борту "Кирлангич", синьоры. Может быть вы объясните причину столь горячего проявления ваших чувств при нашей долгожданной встрече?

— Не устраивай комедию, bambino. Лучше позови капитана. Нам есть, что ему сказать.

— Капитана вы убили. Я его помощник, и принял командование "Кирлангич". Поэтому сейчас я капитан, и говорить вам придется со мной.

— Ты?! Хорош врать-то!!! Сколько же тебе лет?!

— Это не имеет значения. Важно то, что "Мария Магдалина" находится в моих руках, как и вы сами. А врать мне нет смысла. Что я от этого выгадаю? Так что вы хотели сказать капитану?

— Мы расскажем все, если ты дашь слово нас отпустить.

— И вы поверите мне? Разве вы не знаете, что клятва правоверного, данная гяуру, никакой силы не имеет?

— А разве у нас есть выбор?

— Конечно, есть. Только не у вас, а у меня. Вы свой выбор уже сделали, когда занялись пиратством. Зато у меня выбор есть. Либо отвезти вас в Истанбул и продать там, либо сразу вышвырнуть за борт и не переводить на вас провизию. Поскольку сомневаюсь, что ваша стоимость превысит стоимость того, что вы сожрете по пути до Истанбула. Вот я и думаю, что выбрать.

— Разве Вам не интересно узнать подробности, signore capitano?!

— А разве это что-то изменит? Это вернет товар, который вы забрали с "Марии Магдалины"? Нет. Воскресит ее команду? Нет. Воскресит моих людей, которых вы убили? Нет. Так зачем мне выслушивать ваше вранье? Ведь проверить ваши слова я все равно не могу. Поэтому, задача перед вами стоит гораздо более сложная. Не просто рассказать все, что знаете, но еще и суметь убедить меня в том, что окажетесь мне полезны. Тогда, так и быть, оставлю вас у себя в команде, а дальше видно будет. Может и пригодитесь. Если не убедите, позову сюда троих уцелевших из команды "Марии Магдалины", а также своих матросов, когда они закончат с погрузкой. И пусть они развлекаются с вами, как хотят, до самого Истанбула. Лишь бы вы живы и относительно целы остались. А там продам вас кому-нибудь из местных работорговцев, поставляющих рабов в гаремы. У них спрос на хороших евнухов постоянный...

И тут Иван понял, что его собеседники "дозрели". Сведения из них полились, как из рога изобилия. Но увы, по большей части это была посторонняя информация, никоим образом не проливающая свет на причины нападения. "Мария Магдалина" попалась пиратам совершенно случайно, никто ее заранее не выслеживал. А когда все же захватили попытавшуюся удрать шебеку, то очень удивились. Из допроса пленных выяснили о намечавшейся контрабандной негоции, и решили наложить лапу еще и на "Кирлангич", забрав деньги, предназначенные для оплаты этой партии груза вместе с кораблем. Во всяком случае, в этом были уверены рядовые матросы, поскольку начальство с ними своими планами не делилось. Выглядело это вполне правдоподобно, и Иван понимал, что пленные не врут. Другой вопрос, что они могли принимать за чистую монету то, что на самом деле истиной не являлось. Он специально нагнал на них страху, так как Матвей Колюжный учил его, что в таком состоянии человек значительно менее устойчив к попыткам подчинить его своей воле, и он этого даже не заметит. Будет отвечать так, как будто бы делает это добровольно. Одновременно можно заглянуть ему в душу, не вызывая подозрений, поскольку все его мысли будут заняты совершенно другим. И теперь Иван убедился в действенности этого метода. Но вот работать приходится на грани, поскольку надо строго контролировать свои действия, и не перейти границы дозволенного. Иначе пленный сразу же заподозрит неладное, удивившись собственному красноречию. Но пока все шло, как задумано, и он внимательно выслушивал эмоциональную итальянскую речь, иногда задавая уточняющие вопросы, а сам с интересом заглядывал в самые потаенные закоулки грешных душ, которых черти в аду уже давно заждались.

Теперь он знал многое. Но, как зачастую бывает, пойманная с поличным мелочь знала одновременно слишком много несущественных подробностей, и слишком мало того, что действительно могло помочь разобраться в этой истории. Сами пойманные пираты никакого интереса не представляли. Обычные бандиты, привыкшие жить морским разбоем, и нанятые в портах Адриатики. Но вот кое-что интересное они все же знали. Наконец-то удалось хоть немного приподнять завесу тайны над загадочной личностью — капитаном по прозвищу Черная Борода. Именно он стоял во главе их отряда из трех кораблей. И не каких-нибудь захваченных в свое время купеческих посудин, а новых быстроходных фрегатов французской постройки — "Зееадлер", "Пеликан" и "Альбатрос". Большую часть команд составляли германцы — они занимали должности канониров и бойцов-абордажников, именуемых "морская пехота". Но, очевидно, с морским опытом у германцев было не очень, поэтому матросами палубной команды для работы с парусами набирали по большей части венецианцев, а иногда сицилийцев, неаполитанцев и сардинцев. Были в составе флотилии еще несколько кораблей, но они подключались время от времени. Базировалась флотилия на Триест, что тоже было удивительно само по себе. Захолустный городок на побережье Адриатики, никогда раньше ничем особым не выделявшийся. Но местные власти оказывают всяческое содействие Черной Бороде и его людям, и не задают глупых вопросов. Эти три фрегата в итальянские порты не заходят. Между Триестом и Венецией курсируют другие корабли, которые доставляют в Триест новых людей и некоторые грузы. Именно так идет процесс найма, что тоже необычно. Дисциплина на кораблях железная, что поначалу неприятно удивляло тех, кто привык к пиратской вольнице, но жалованье платят очень приличное, плюс доля в добыче, поэтому недовольство все держат при себе. Настоящее имя Черной Бороды никто не знает. Во всяком случае, слухи ходят самые противоречивые, и им верить нельзя. Обращаются все к нему "герр капитан", и никак иначе. Это еще довольно молодой человек с черной бородой, из-за чего и получил такое прозвище. Умен, смел, но не до безрассудства, расчетлив. Хорошо разбирается в морском деле. Откуда он появился, неизвестно. Сам, во всяком случае, об этом не распространяется. Итальянский язык знает неплохо, но говорит с акцентом и не всегда правильно. Поэтому ясно, что итальянский для него не родной. С германцами на борту общается на германском. И очень похоже, что он сам из германцев, хотя и не подтверждает это. В отличие от многих своих коллег по пиратскому ремеслу не проявляет патологической жестокости и бессмысленной кровожадности, но если дело доходит до боя, то не стремится взять пленных с целью выкупа. А предпочитает полностью подавить сопротивление противника, чтобы сберечь своих людей при абордаже. Своим флагманом сделал "Зееадлер" — сорокашестипушечный фрегат. Именно на нем он был во время недавнего налета на Смирну. И именно он придумал флаг для своей флотилии — черное полотнище с белым черепом и скрещенными костями. Где флотилия находится сейчас, не известно. Возможно, об этом знал капитан, назначенный на "Марию Магдалину". А возможно и нет. Поскольку у них был приказ — после захвата "Кирлангич" привести оба корабля в Триест и ждать там. После захвата "Марии Магдалины" и укомплектования ее команды своими людьми, Черная Борода отправил ее в бухту Ватика, а сам исчез на просторах Средиземного моря. Последний раз они видели его корабли у входа в Ватику, после чего "Мария Магдалина" отправилась к месту засады, а флотилия ушла куда-то дальше на восток. Людей для предстоящей операции по захвату "Кирлангич" выделили достаточно, но никто не предполагал, что ее команда вовремя заподозрит неладное и постарается удрать. Попытка атаковать с приготовленных лодок, взятых у местных рыбаков, провалилась. Погоня тоже не удалась. Точный огонь орудий "Кирлангич" оказался неприятной неожиданностью, никто не ожидал от турецких контрабандистов такой прыти. Назначенный капитаном на "Марию Магдалину" лейтенант с "Зееадлера" Клаус Шмидт высказал предположение, что "эти проклятые башибузуки" все же разжились где-то хорошим капитаном и хотя бы одним хорошим канониром, знающих толк в искусстве морского боя. Но Шмидт погиб во время разрыва ствола орудия на корме. Одновременно взрывом повредило румпель, "Мария Магдалина" потеряла управление, и на ней началась паника. Чем капитан "Кирлангич" умело воспользовался. Не стал убегать, а наоборот вернулся и разобрался с теми, кто на него напал. Причем действовал точно так же, как и Черная Борода — берег своих людей, ведя обстрел с наиболее удобной для себя позиции и дистанции, пока не подавил всякое сопротивление, а не очертя голову полез на абордаж ради добычи. Теперь же выясняется вообще удивительная вещь, что капитан у турок — совсем зеленый юнец! Как он смог выйти победителем из такой сложнейшей ситуации, совершенно непонятно. Так не бывает!!! И если это все же произошло, то тут уже начинает попахивать происками дьявола...

Узнав такое, Иван улыбнулся. Надо же, до чего могут довести предрассудки и устоявшиеся догмы. Впрочем, для католиков-папистов явление весьма распространенное. Они буквально во всем готовы видеть происки дьявола, если событие хоть в чем-то не совпадает с их понятиями "как должно быть". Ну и ладно, пусть считают это происками дьявола. Раз уж так дело пошло, можно еще больше на них страху нагнать...

— Неубедительно... Все, что вы рассказали, характерно для поведения таких, как вы. И в ваших словах нет ничего нового. Такие истории можно услышать в любой таверне. Но я до сих пор так и не услышал, какая же мне может быть польза от вас? Что такого вы мне можете предложить, чтобы избежать участи евнухов в гареме?

В ответ раздался новый виток в высшей степени эмоционального красноречия. Но Иван, убедившись, что ничего нового ему не скажут, лишь махнул рукой и ответил, что слушать одно и то же по несколько раз ему надоело. Если у синьоров пиратов настолько плохо обстоят дела с мыслительными способностями, что они даже не знают, чем могут оказаться полезны своему противнику, то он-то тут причем? Пусть думают. Пока время есть. Как надумают — скажут...

Выбравшись из трюма на палубу, отправил двух матросов сторожить пленников, а сам обратился к Луиджи на итальянском, чтобы окружающие поменьше понимали их разговор.

— Синьор Луиджи, вы сможете добраться до Венеции, если я сейчас высажу Вас и Ваших товарищей на берег, снабдив некоторой суммой денег, провизией на первое время и оружием?

— Конечно сможем, синьор капитан! А что Вы хотите?

— Мне нужно, чтобы вы добрались до наших торговых партнеров в Венеции и рассказали все, как было. Сделаете?

— Сделаем, синьор капитан! На этот счет можете не волноваться. У меня здесь есть знакомые среди греков. Помогут.

— Вот и хорошо. Кстати, имя Франческо Барбиери Вам о чем-нибудь говорит?

— Первый раз слышу! А кто это?

— Пока что и сам не знаю... Ладно, готовьтесь к высадке, я дам распоряжения приготовить для вас все необходимое. И поторапливайтесь, пока никто не появился. Думаю, Вы понимаете, что если османские, или венецианские власти узнают о наших добрых отношениях, то пострадаем мы все?

— Понимаю, синьор капитан! Не волнуйтесь, мы будем молчать. В случае чего скажем, что сбежали. А от себя могу пообещать — старина Луиджи добро помнит!

— В таком случае, поторопитесь. До берега сейчас около мили, и чем скорее вы там окажетесь, тем лучше...

Вскоре корабельная шлюпка направилась к берегу, увозя троих венецианцев. Вначале Иван думал отдать им шлюпку с "Марии Магдалины", чтобы не посылать на берег своих людей, но она сильно пострадала при обстреле, поэтому пришлось воспользоваться шлюпкой "Кирлангич", выделив для этого четверых матросов. Ничего, до берега недалеко, место на берегу безлюдное, высадят венецианцев и по-быстрому назад. Сматываться отсюда надо... А то, неровен час, еще какие-нибудь любители чужого добра появятся...

Иван прохаживался по палубе юта и внимательно поглядывал по сторонам. Шлюпка, высадившая венецианских моряков на берег, уже вернулась, а перегрузка все еще была далека от завершения. Военными трофеями стали двадцать одна пушка "Марии Магдалины" (с остатками разорвавшейся связываться не стали), большой запас пороха, ядер, картечи и книппелей, а также запасы провизии, воды и различного корабельного имущества вроде запасных парусов, канатов, плотницкого инструмента и многого другого. Боцман Мехмед не мог пройти мимо такого богатства, неожиданно свалившегося на голову, поэтому с "Марии Магдалины" выгребали все подчистую. Благо, погода этому благоприятствовала, и корабли стояли борт о борт, что очень облегчало процесс грабежа. Казалось, ничто не может нарушить эту безмятежную картину, как неожиданно внимание Ивана привлек посторонний предмет, нарушивший статус-кво.

Глава 14

Предложение, от которого отказываться не принято

Взяв в руки бинокль, Иван сразу же понял — появились нежелательные свидетели. Из-за мыса показался корабль. Флага пока не было видно, но судя по всему, корабль не османский, а европейский. Не привычная военная галера, каких полно в Черном море, а крупный трехмачтовый парусник. Причем поворачивает на запад, то есть намеревается следовать в Ионическое море. Увы, придется прекращать погрузку, бросать "Марию Магдалину" и удирать как можно скорее. Неизвестно, кто это, и что у него на уме. Ясно только, что корабль военный — фрегат, орудийные порты батарейной палубы хорошо видны. Вооружение — около пятидесяти пушек, пока еще толком не разобрать. Вступать с таким бой — самоубийство чистой воды. Огневая мощь шебеки и фрегата несоизмеримы. Остается надеяться только на высокую скорость и на то, что шебека со своими латинскими парусами может идти гораздо круче к ветру. Вздохнув с сожалением, Иван уже собирался отдать команду прекратить грабеж и срочно ставить паруса, оставив "Марию Магдалину" в качестве приманки. Как знать, а вдруг на фрегате заинтересуются неподвижным трофеем и махнут рукой на удирающую шебеку? Тогда можно спокойно обойти остров Китира с юга, и снова уйти в Эгейское море. Фрегат же, если пройдет дальше по проливу, окажется в этом случае под ветром и преследовать легкую шебеку не сможет. План был вполне реален, но вдруг из-за мыса показались паруса еще одного корабля! Если это целая эскадра, то устраивать гонки вокруг Китиры бесполезно — часть кораблей может пройти дальше на юг, оставив остров по правому борту, и перекрыть путь "Кирлангич" в Эгейское море. Придется обходить их на большом расстоянии, и надеяться, что за это время погода не испортится и команда успеет закончить ремонт рея на грот-мачте. Что и говорить, перспектива не очень хорошая... Неожиданно его отвлек голос боцмана — он тоже заметил появление незваных гостей.

— Принесла же вас нелегкая... Хасан-бей, может быть и повезет, но надо быть готовым ко всему. С этими медноголовыми спорить чревато — может плохо кончиться.

— Вы знаете, кто это, Мехмед-бей?

— Знаю... Фрегаты из Средиземноморской эскадры. А если они здесь, то значит скоро и вся эскадра появится. Мы видели их раньше в Истанбуле. Это новые корабли, построенные франкскими мастерами на службе у султана.

— Так значит, это османские корабли?!

— Османские, да только нам от этого не легче. Там начальство наглое, и нас за быдло держит. Могут запросто забрать все наши трофеи. Скажут, что в казну султана. А на деле все себе в карман положат. И бежать сейчас нельзя. С нашей мачтой вряд ли убежим, и только подозрения вызовем. А так, Аллах смилостивится над нами, может и мимо пройдут...

Однако, Иван решил, что на милость Аллаха уповать не стоит, поэтому надо подготовиться к визиту незваных гостей. Захотят забрать пушки, снятые с "Марии Магдалины"? Да ради бога, пусть забирают! Как пришли, так и ушли. Однако, делиться деньгами с наглыми служивыми не собирался. В своей каюте он давно оборудовал тайник. Нечто подобное должно быть и в каюте Ставроса. Тем более, если он теперь капитан, то имеет полное право перебраться туда. Но сначала надо изъять основную сумму денег, предназначенных для оплаты партии товара. Оставить самый мизер, да еще и "спрятать, как следует". Чтобы обязательно нашли, и дальше искать не стали. А то, не хотелось бы сейчас шум устраивать...

Обыскав каюту, Иван быстро нашел деньги. Впрочем, Ставрос их особо и не прятал, а держал в крепком сундуке, запираемом на замок. Но ключи от сундука носил с собой, поэтому их обнаружили быстро, и уже через несколько минут можно было оценить, какие прибыли дает контрабандная доставка товара из Венеции в Керчь. Иван оставил примерно десятую часть денег, и запер сундук, придав ему первоначальный вид. Основной же запас золота и серебра перенес в свою каюту и спрятал в тайнике. Пусть ищут. Если он будет рядом, то все равно не найдут. Покончив с деньгами, решил на всякий случай поискать бумаги. Вдруг, удастся ухватить конец нити, которая может привести к очень интересным открытиям? Ведь он до сих пор ничего толком не знает об организации, куда влез совершенно случайно. Если бы не встреча с Бахиром, то ничего бы этого не было. Искандер и сам многого не знает, он находится в самом конце цепочки, и занимается реализацией товара. Во всяком случае, это то, что лежит на поверхности, и о чем знают его подельники.

А не является ли вся эта история с контрабандой всего лишь прикрытием чего-то более важного? Либо, как вариант, существует параллельно с основным видом деятельности, и приносит дополнительный доход? И захват "Марии Магдалины" с последующим нападением на "Кирлангич" совсем не случайны? Но кому это может быть нужно? Венецианцам меньше всего, они и так имели постоянные контакты с Искандером. И если бы хотели захватить "Кирлангич", то не устраивали бы этот балаган с захватом своего корабля пиратами. Пиратам, а конкретно Черной Бороде, или тому, кто за ним стоит? А зачем? Обычный грабеж? Вряд ли. Или им очень надо было получить то, что Ставрос вез из Керчи и должен был передать на "Марию Магдалину"? Возможно... Но сколько Иван ни обшаривал каюту, перечитывая найденные бумаги, так и не нашел ничего, что могло хотя бы отдаленно быть похожим на тайное послание венецианцам. Никаких запечатанных писем здесь тоже не оказалось. Отсюда следует, что либо этого послания не существует, и он сам себе напридумывал бог знает что, либо... Либо Ставрос должен был передать что-то на словах. Причем настолько важное, что Искандер побоялся доверить это бумаге... Однако, у Ставроса уже ничего не спросишь. Поэтому, придется оставить все, как есть. Разгадать эту загадку сейчас все равно не удастся. Тем более, приближается гораздо более реальная неприятность...

Когда Иван снова вышел на палубу, то понял, что опасения боцмана подтвердились. Головной фрегат эскадры направлялся к ним, и явно не для того, чтобы просто поглазеть с близкого расстояния. Боцман это тоже понял, и тут же оказался рядом.

— Хасан-бей, позвольте дать Вам совет. Сейчас здесь будет полно медноголовых. Выражайте учтивость их командиру, но не раболепствуйте. О наших не волнуйтесь, все хорошо знают, как себя вести. Вас обязательно спросят, что случилось, так расскажите как можно красочнее. Особо упирайте на то, что мы никого не трогали, а проклятые гяуры на нас напали. Медноголовые это любят. Если потребуют отдать "в казну" все наши трофеи, причем вместе с "Марией Магдалиной", ни в коем случае не отказывайтесь. Наоборот говорите, что рады помочь доблестным воинам повелителя правоверных, да продлит Аллах его дни. О деньгах даже не заикайтесь и не вздумайте перечить, если начнут забирать что-то у нас. Тогда может и обойдется, отпустят с миром.

— Ну и дела здесь творятся... Обрадовали Вы меня, Мехмед-бей... Получается, что доблестные воины как их там, по своей сути от пиратов ничем не отличаются?

— Увы... Что есть — то есть. И от тех, и от других надо держаться подальше. Кстати, у капитана в каюте должны быть деньги для оплаты груза. Скорее всего, тоже уйдут в "казну султана".

— Не волнуйтесь, уйдет самое большее десятая часть. Я специально их так "спрятал", чтобы обязательно нашли. Остальное не найдут, если только не захотят разобрать "Кирлангич" по досточкам. Как проходит досмотр? Просто прибывает группа служивых на шлюпке, и переворачивает все вверх дном? К самому главному начальству не потянут?

— Обычно так и бывает. Большое начальство до нас грешных не снизойдет. Но это если никаких вопросов не возникнет.

— Ладно, будем надеяться, что не возникнет. Ждем дорогих гостей! Чтоб им пусто было...

Между тем, из-за мыса показалась уже многочисленная эскадра, вошедшая в пролив Элафонисос. Фрегат авангарда был уже рядом и с него громыхнул холостой выстрел. Но "Кирлангич" никуда бежать не собиралась, и терпеливо лежала в дрейфе с убранными парусами. Рядом стояла "Мария Магдалина". И по тому, в каком состоянии она находилась, не требовалось большого ума понять, что здесь происходит. На фрегате стали убирать паруса и вскоре он лег в дрейф неподалеку. На воду спустили шлюпку, но когда она отошла от борта, направившись к "Кирлангич", все очень удивились. В шлюпке сидели не матросы, а янычары. Спутать их ни с кем было невозможно. Иван с боцманом удивленно переглянулись.

— Мехмед-бей, разве янычары раньше были в командах военных кораблей?!

— Нет, никогда такого не было! Может, собрались где-то десант высаживать?

— Может быть, может быть... Предупредите всех, чтобы помалкивали. Говорить буду я. Есть у меня нехорошие подозрения... И лучше, если мы сами сразу проявим лояльность, чтобы не пришлось нас "уговаривать". Ни к чему хорошему такие "уговоры" не приведут.

— Вы о чем, Хасан-бей?! Какие у Вас нехорошие подозрения?!

— Подозреваю, что нам хотят оказать "великую честь" — предложат встать под знамена доблестных воинов повелителя правоверных, да продлит Аллах его дни. Вернее, под знамена его флота. Скорее всего, им понадобилась "Кирлангич". А почему? Да потому, что после того, как мы вышли из Истанбула, в мире что-то изменилось. Возможно, очередная война началась. Или еще что-то в этом роде. А чтобы мы хорошо себя вели и сразу же выразили искреннюю радость от такого предложения, сюда и направили этих цепных псов. Для обычного досмотра хватило бы и нескольких матросов с одним офицером.

— Избавь Аллах меня от этого!!!

— Увы, наше мнение никого не интересует, Мехмед-бей. Похоже, за нас там уже все решили...

Когда шлюпка подошла к борту, и на палубу поднялись незваные гости, сразу же ставшие вести себя, как хозяева, Иван убедился в своих подозрениях. В довершение всего прибывшими янычарами командовал не какой-нибудь мелкий чин, а ашчи уста — старший офицер янычарского корпуса. В особенностях формы своих врагов Иван хорошо разбирался. Окинув взглядом выстроившуюся на палубе команду, офицер поинтересовался.

— Кто капитан этой посудины, как она называется и кто владелец? Что тут вообще у вас произошло?

— Купеческое судно "Кирлангич", бей-эфенди. Владелец — досточтимый купец Искандер из Керчи. На нас напали презренные гяуры, капитан погиб в самом начале боя. Я Хасан, его помощник, и принял командование кораблем. Это — моя команда. Но гяурам дорого обошлась их наглость. Мы захватили их корабль.

— Ты — капитан?! Мальчик, сколько тебе лет?!

— Пятнадцать, бей-эфенди.

— Однако... Рассказывай все! С самого начала!

По мере рассказа янычарский офицер удивлялся все больше и больше. Как оказалось, он неплохо знал французский язык и перешел на него, чтобы проверить, не врет ли слишком много возомнивший о себе юнец. Но Иван спокойно продолжил разговор на французском, как ни в чем не бывало, рассказывая все новые и новые красочные подробности недавнего морского боя. О приключениях в Истанбуле, разумеется, умолчал. Как и о намечавшейся контрабандной негоции. Но провести ашчи уста Рауфа, много лет прослужившего в корпусе янычар и дослужившегося до старшего офицерского чина, ему все равно не удалось. Задав ряд уточняющих вопросов, Рауф проявил неплохие познания в морском деле, удивительные для пехотного офицера. Когда рассказ был закончен и из трюма извлекли перепуганных и дико озирающихся пленных пиратов, янычар лишь усмехнулся.

— Все это очень интересно и правдоподобно, Хасан. Но мне ты можешь не рассказывать байки о коммерции. Промышляете контрабандой, торгуя втихаря с венецианцами? Иначе, с чего бы вдруг вы стали заниматься перегрузкой товара в этих забытых Аллахом и людьми местах?

— Но почему Вы так говорите, Рауф-бей? Ведь мы не бандиты какие-нибудь, а честные торговцы. Идти османскому кораблю в Венецию опасно. Можно оттуда не выйти. Точно также и венецианцы не горят желанием заходить в османские порты, хотя между нашими странами мир. И если есть возможность встретиться и торговать где-то на нейтральной территории, то кому от этого хуже?

— Вообще-то, здесь тоже территория Османской империи, Хасан, если ты забыл. Другой вопрос, что здесь поблизости, кроме паршивых греков, ни одного османского аскера нет. Не спорю, место для обстряпывания ваших контрабандных делишек просто идеальное. Но, будем считать, что я тебе поверил. Эти мерзавцы, как я понял, пленные пираты. А зачем ты отпустил троих венецианцев из старой команды "Марии Магдалины"?

— Но ведь они нам не враги, Рауф-бей! Это наши торговые партнеры, и им надо вернуться в Венецию, чтобы рассказать, что случилось. А нам надо возвращаться домой, в Керчь.

— Керчь пока откладывается, Хасан. Нам нужна ваша "Кирлангич". Подробности тебе объяснят на борту флагмана. Мое дело — лишь доставить вашу посудину к эскадре. Советую тебе и твоим людям не перечить. Вам же лучше будет.

— Что Вы, Рауф-бей, и в мыслях не было! Я все прекрасно понимаю, и рад помочь нашему флоту. Но что конкретно нам нужно делать?

— Рад, что мы нашли общий язык, Хасан. Прекращайте грабеж "Марии Магдалины", и следуйте в бухту Ватика. Эскадра зайдет туда пополнить запасы воды. Я и мои люди пока что воспользуемся вашим гостеприимством,... капитан. А там, я думаю, с тобой захочет поговорить командующий эскадрой — адмирал Кемаль-паша. Постарайся быть с ним таким же убедительным, каким старался быть со мной. Теперь верю, что ты не самозванец, хоть и слишком молод для капитана. У меня в таких делах глаз наметан.

— Простите, Рауф-бей, можно вопрос?

— Можно.

— Откуда на военном корабле янычары? Ведь раньше они воевали только на суше. Решили заменить ими команды на кораблях? Но как можно заменить матросов палубной команды солдатами, которые не умеют работать с парусами?!

— Не совсем так. Никто матросов янычарами не заменял. Просто у гяуров тоже можно кое-чему поучиться. В нашем конкретном случае — созданием специальных отрядов морской пехоты на кораблях. Таких же, как во флотах Русской Америки и Испании. И как оказалось, в османском флоте янычары для этой цели подходят лучше всего...

Иван очень удивился, но спорить не стал. Тем более, ему вполне доходчиво разъяснили, что именно от них требуется. Отказываться и пытаться спорить — себе дороже. Остается лишь выторговать себе максимально возможные преференции при таком раскладе, как говорят в Европе. По крайней мере хорошо уже то, что их не стали брать за шкирку, как фактически попавшихся с поличным контрабандистов, а лишь мягко намекнули на нехорошие последствия, если только они вздумают вести себя "неправильно". Но, как говорится, здесь дурных нема. Все всё прекрасно поняли. Поэтому, пока что придется послужить под знаменами повелителя правоверных, а дальше видно будет. Поглядим еще, что начальство скажет. А то, неровен час, предложат такое, о чем тайный подсыл даже и мечтать не смеет. Ибо то, что невыгодно для вольного контрабандиста, может оказаться очень заманчивым для разведчика, пытающегося добраться до вражеских секретов. Не стоит забывать, какая у него основная цель...

Деваться было некуда, поэтому погрузку оставшихся трофеев прекратили, и начали постановку парусов, отойдя от "Марии Магдалины". Впрочем, бросать ее не собирались. Шлюпка с турецкого фрегата, на корме которого удалось прочесть название "Хамидие", вернулась обратно, и доставила еще одну группу янычар и матросов, которые тут же занялись "Марией Магдалиной". Очевидно, турки все же решили наложить лапу на оба корабля, хотя один представлял из себя жалкое зрелище. Пленных пиратов оставили на борту, Рауф собирался передать их на флагман. Средиземноморская эскадра османского флота, тем временем, уже заходила в бухту Ватика. Туда же направилась и "Кирлангич". Янычары приглядывали за действиями ее команды, но придраться было не к чему. Новоявленный молодой, да ранний капитан полностью проникся важностью текущего момента, и не пытался протестовать, призывая в свидетели творящихся безобразий самого Аллаха, а команда четко и быстро выполняла его распоряжения, не пытаясь не то, что бунтовать, а даже открыто выражать свое недовольство. Что не укрылось от Рауфа, весьма удивившегося такой дисциплине на невоенном, в общем-то, корабле. Но вслух янычар ничего говорить не стал, и лишь наблюдал за действиями матросов, не пытаясь вмешиваться.

Пролив Элафонисос прошли быстро, и вот он вход в бухту Ватика. Внутри еще идет постановка на якорь прибывшей эскадры. Иван решил пока лечь в дрейф, чтобы не мешать крупным кораблям. Рауф не возражал, поскольку сам понимал, что легкой небольшой шебеке гораздо легче маневрировать в ограниченной акватории бухты, чем двухдечному линейному кораблю, или фрегату. А пока выдалась свободная минута, можно как следует рассмотреть своих будущих "боевых товарищей"... Чтоб их шайтан всех к себе забрал...

Основную ударную силу эскадры составляли пять двухдечных линейных кораблей. Сюда также входили шесть фрегатов, помимо оставшегося возле "Марии Магдалины" "Хамидие", и одна шебека, предназначенная не для боя, а для разведки и посыльной службы. Что и говорить, сила немалая. В Истанбуле наконец-то всерьез задумались о создании современного флота. Недавние события по обе стороны Атлантики немало тому способствовали. Помимо граничащих со сказкой действиями флота Русской Америки, султана очень заинтересовали успешные действия "звездной" эскадры молодого флота Ирландии против английского Ройял Нэви, принципиально ничем от него не отличающегося. Тоже парусники, зависящие от ветра, в отличие от кораблей Русской Америки, однако результат их действий впечатлял. Хваленый Ройял Нэви драли в хвост и в гриву, уступая ему в численности. А на галерах, как показала практика, много не навоюешь. При встрече в открытом море они несли огромные потери от огня крупных парусных кораблей противника, сами не нанося ему заметного урона. Плюс реальная возможность бунта гребцов-невольников, которые не замедлят воспользоваться подвернувшимся случаем, чтобы свести счеты со своими рабовладельцами. Терять им абсолютно нечего, а выигрыш в случае успеха может быть просто сказочный — жизнь и свобода.

Все это между делом рассказал Рауф, пока Иван с интересом рассматривал открывшуюся перед ним картину. Однако, что же случилось после ухода "Кирлангич" из Истанбула? В душу янычару Иван глубоко заглядывать не стал, чтобы не насторожить. Так, если только по верхам. Узнал, что намечается что-то важное в Средиземноморье. Но янычар, даже в чине офицера, всего лишь исполнитель чужой воли. Ему отдали приказ, и он его выполняет. Командующий эскадрой — адмирал Кемаль-паша, в этом плане гораздо интереснее...

Когда последний из кораблей эскадры стал на якорь, на "Кирлангич" поставили паруса, и она двинулась к месту якорной стоянки. Заняло это немного времени, и вскоре шебека замерла на водной глади бухты, чуть в стороне от эскадры, поближе к выходу. Раиф велел Ивану приготовить шлюпку и отправиться вместе с ним на флагманский линейный корабль — восьмидесятичетырехпушечный "Перваз Бахри" под флагом Кемаля-паши. Заодно прихватить пленных пиратов. А по пути как следует подумать, что он скажет адмиралу. Ибо от того, как адмирал воспримет его слова, зависит ближайшее будущее всей команды "Кирлангич".

Однако, думал Иван совсем о другом, пока переполненная шлюпка медленно продвигалась по бухте мимо стоявших на якоре кораблей, откуда ее рассматривали без особого интереса. Очевидно, к такому здесь уже привыкли. Тем более, вокруг было полно других шлюпок, спущенных с кораблей для доставки воды с берега, чем османские моряки и занимались в данный момент. Пройдя мимо стоявших ближе к выходу фрегатов, подошли к борту огромного двухдечного линейного корабля, на корме которого золотом было нанесено название — "Перваз Бахри". Флагман эскадры. Вахта на палубе добросовестно относилась к своим обязанностям, и приближающуюся шлюпку заранее окликнули, но едва узнали Рауфа, тут же подали трап. Очевидно, офицер тут был частым гостем.

Едва поднявшись на палубу, Иван внимательно осмотрелся. Корабль произвел на него впечатление, таких крупных и мощных морских гигантов он еще не видел. Куда там галерам, приходящим в Азов! А с таким, пожалуй, и сотне казачьих стругов не справиться. Он просто никого не подпустит близко, ведя огонь картечью не всем бортом, а только частью орудий по наиболее опасным целям. И пока одни канониры стреляют, другие перезаряжают пушки, из-за чего время между залпами можно значительно сократить. Лично он сделал бы именно так. Восемьдесят четыре орудия! Причем на нижней батарейной палубе — гон-деке, стоят тяжелые. Орудийные порты открыты, и их удалось хорошо рассмотреть. Калибр не менее тридцати шести фунтов! Да ни одной галере такое и не снилось. Плюс команда сотни в три человек, а скорее всего больше. Причем здесь н е т гребцов-невольников, на помощь которых можно рассчитывать при абордаже. Здесь же, помимо основной команды корабля, находится большое количество янычаров — цепных псов султана. Уж во всяком случае, не меньше сотни. Хорошо вооруженных, умеющих воевать, и готовых порвать, кого угодно, Да-а... Пожалуй, такой орешек казакам не по зубам... А если еще учесть, что в одиночку он ходить не будет, то и подавно...

На палубе прибывших встретил караул из янычаров с оружием и вахтенный офицер корабля, поинтересовавшийся причиной визита. Но разговор шел в приватной манере, поскольку сразу стало ясно, что офицер и Рауф хорошо знают друг друга, поэтому долго объяснять ничего не пришлось. Рауф представил Ивана, как капитана "Кирлангич" (чем вызвал немалое удивление у всех, кто это слышал), и попросил пропустить их к адмиралу. Заодно забрать шестерых пленных пиратов, осмелившихся напасть на османский к у п е ч е с к и й корабль. Сказанное заметно подняло настроение у янычар, и они с готовностью бросились выполнять приказ офицера, выволакивая пленных из шлюпки на палубу. Рауфу и Ивану велел следовать за ним. Если адмирал не занят, то он их примет.

Иван с интересом глазел по сторонам, стараясь запомнить как можно больше. Корабль был построен недавно, даже дерево на палубе не потемнело. Что его удивило, так это значительно более острые обводы, чем было принято какой-нибудь десяток лет назад, и заметно большее отношение длины корпуса к ширине. Нет никаких сомнений, что здесь не обошлось без идей с той стороны Атлантики, которые уже проникли в европейскую кораблестроительную школу, доказав на деле свою эффективность. Но если сам корабль явно представлял собой новое слово в кораблестроении (во всяком случае, в Османской империи), то вот артиллерия по сути была та же самая, что раньше. Никаких существенных отличий в тех пушках, которые стояли на верхней палубе, Иван не заметил. Что его еще удивило, так это необычайная многолюдность на корабле. Даже если не учитывать янычар, которые по сути были пассажирами, все равно много. Зачем столько? Осторожно поинтересовался у Рауфа, на что тот лишь махнул рукой.

— А что делать, Хасан? Раньше многих набирали насильно, поскольку добровольцев не хватало. А это значит, что в первом же порту кто-то обязательно сбежит. Вот и набирали с запасом. Сейчас такого уже нет. Поняли, что загонять матросов на корабль палкой, и надеяться при этом, что они не постараются удрать при первой же возможности, глупо. Но привычка иметь запас людей на борту осталась. Поэтому тут и толкотня, как на базаре.

— А на "Хамидие" не так?

— То же самое. Просто народу поменьше, поскольку сам корабль меньше...

Наконец добрались до адмиральской каюты в кормовой надстройке. Охрана из янычар, дежурившая у входа, с подозрением окинула взглядом визитеров, и потребовала у Ивана сдать оружие. Такового не оказалось, но охрана не поверила, тщательно его обыскав. И лишь убедившись, что гость не соврал, успокоилась. Первым вошел вахтенный офицер, доложив о прибывших, и лишь получив разрешение командующего, пригласил войти остальных.

Войдя в каюту, Иван увидел сидящего за столом мужчину в богатой одежде. Обстановка вокруг была роскошной, если судить по меркам "Кирлангич", и даже трофейных турецких галер, которые он видел, В соответствии с принятыми у османов правилами этикета приветствовал большое начальство и стал весь внимание. Рауф доложил о происшествии и представил Ивана, как принявшего командование кораблем в ходе боя. Адмирал был очень удивлен.

— Хасан, сколько же тебе лет?

— Пятнадцать, бей-эфенди.

— Поразительно... Расскажи все подробно!

Иван повторил рассказ, снова акцентируя внимание на ходе боя, и старательно обходя тему деятельности "Кирлангич". К чести Рауфа, он не стал вмешиваться, и говорить о своих подозрениях, а адмирала это особо не интересовало. В ходе разговора он перешел на французский, которым, как оказалось, владел практически свободно. Выслушав все до конца, потребовал даже воспроизвести схему маневрирования кораблей на бумаге. Потом устроил Ивану настоящий экзамен по навигации, астрономии, устройству кораблей и управлению ими в различных условиях. Причем, разговор все время шел на французском языке! Когда Иван ответил на все вопросы, адмирал только покачал головой.

— Ты меня удивил, Хасан. Без всякого преувеличения, удивил. Откуда же ты такой взялся? Кто тебя научил всему этому?

— Мой дедушка, бей-эфенди. Я старательно учился всему, что он мне рассказывал.

— Вижу... Были бы все ученики такие, как ты... И были бы у всех такие дедушки... Что же мне с тобой делать?

— Но мы же не сделали ничего плохого, бей-эфенди! Это гяуры напали на нас!

— А разве я тебя в чем-то обвиняю? Правильно сделал, что надавал этим мерзавцам по загребущим ручонкам. Я говорю совсем о другом. Мне нужны в эскадре оба твои корабля — и "Кирлангич", и "Мария Магдалина". Когда выходили из Истанбула, у меня было две шебеки. Но одна налетела на камни и проломила днище в Дарданеллах из-за идиота, который возомнил себя капитаном на том основании, что у него есть деньги. Поэтому, я вынужден мобилизовать твою "Кирлангич" и твой трофей, поскольку для быстроходного разведывательного отряда одного корабля мало. Тебе и твоей команде оказана высокая честь служить под знаменами нашего повелителя, да продлит Аллах его дни. Как ты сам смотришь на это?

— Если мои скромные познания в морском деле смогут принести пользу флоту повелителя правоверных, да продлит Аллах его дни, я буду искренне рад, бей-эфенди!

— Ты умен не по годам, Хасан... Но не все так просто. Оставить тебя капитаном на "Кирлангич" я не могу. Меня просто не поймут, если капитаном военного корабля османского флота станет пятнадцатилетний мальчишка, каким бы умником он ни был. Да и многого ты еще не знаешь из того, что нужно знать при плавании в составе эскадры. Поэтому, предлагаю тебе должность младшего навигатора на моем флагмане. Будешь заниматься тем же самым, что и на "Кирлангич", когда пришел на нее. Попутно научишься управлять большим кораблем с прямым парусным вооружением. Поверь, это гораздо сложнее, чем управлять шебекой.

— Я Вам верю, бей-эфенди. Но Вы сказали — младшим навигатором. Значит, есть кто-то еще?

— Есть... Да только, лучше бы его не было. Как навигатор — хорош, спору нет. Но это наемник из генуэзцев. Для него главное — деньги. И его нисколько не смущает, что придется воевать со своими соотечественниками и единоверцами. А я не верю таким людям, продадут в любой момент. Поэтому, очень хотел бы видеть у себя на борту навигатора из османов.

— Но получается, тогда как минимум один из кораблей разведывательного отряда останется без навигатора?

— Ты о чем, Хасан?

— Бей-эфенди, позвольте мне говорить откровенно. А то, подозреваю, что здесь многие стараются говорить лишь то, что Вам хотелось бы услышать, а не неудобную правду.

Повисла напряженная тишина. Рауф глянул на Ивана, как на что-то сверхъестественное. Адмирал тоже очень удивился, и с интересом посмотрел на собеседника. Очевидно, до сих пор никто из его подчиненных не позволял себе разговаривать с ним подобным образом. И вдруг нашелся какой-то мальчишка, который смеет иметь собственное мнение!

— Да-а, ты очень необычный человек, Хасан... Говори, я тебя слушаю.

— Бей-эфенди, Ваши опасения по поводу наемников мне понятны. Но поверьте, здесь все далеко не так просто, как кажется. Я тоже нисколько не обольщаюсь по поводу их моральных принципов. Но они продают то, что умеют. А именно — свое умение воевать. Либо непосредственно оружием, либо, как в случае с этим генуэзцем, умение водить корабли. И они в ы н у ж д е н ы быть верными своему нанимателю, поскольку если наемник предаст, то это сразу же станет известно многим. В лучшем случае, ему придется забыть о карьере наемника вообще, поскольку никто не захочет иметь с ним дело. В худшем — сами наемники избавятся от человека, угрожающего их репутации. Ведь система наемничества существует очень давно. Были даже народы, которые делали это чуть ли не основной своей профессией. Хотя бы те же швейцарцы. Разве Вы слышали когда-нибудь о массовом переходе наемников на сторону врага, если их прежний наниматель строго соблюдал условия кондотты — договора о наемной службе?

— Нет. Такого что-то не припомню.

— Вот и я говорю о том же самом. Наемнику, каким бы беспринципным и мерзким в личном плане человеком он ни был, в ы г о д н о сохранять верность нанимателю. Ради своего собственного благополучия. Разумеется, если сам наниматель выполняет условия договора. Поэтому, Вы можете быть спокойны за своего навигатора-генуэзца. Он может быть гяуром, не признающим Аллаха и его пророка Мухаммеда. Может вызывать чувство неприязни у окружающих из-за своих суждений. Может быть последним негодяем даже среди своих единоверцев гяуров по их меркам. Но он будет верно служить Вам, пока ему исправно платят деньги. Иначе, он никогда не пошел бы в наемники. Вы согласны со мной, бей-эфенди?

— Гм-м... Ты не перестаешь меня удивлять, Хасан! Признаться, с такой стороны я еще не рассматривал этот вопрос. Пожалуй, в твоих словах есть доля истины. Но какое это имеет отношение к тебе?

— Самое прямое, бей-эфенди. Я согласен с Вами, назначать меня капитаном "Кирлангич" — такого не поймет никто. Но ведь я могу остаться на ней в прежнем качестве — навигатором. С кораблем я уже хорошо знаком, умею им управлять и в хорошую погоду, и в шторм. Команда тоже меня хорошо знает, и признает, как капитана. Вы могли бы получить хорошего разведчика при эскадре в лице "Кирлангич" уже прямо сейчас. Если же я уйду с нее на другой корабль, кто будет на ней навигатором? А ведь хороший навигатор необходим разведчику в не меньшей, если не в большей степени, чем кораблю линии! Особенно если учесть, что ему приходится в одиночку сталкиваться с превосходящими силами противника и уходить от него. Но уйти не лишь бы удрать, а стараясь не упустить из виду! Кроме этого, я хорошо знаю французский и итальянский языки. И взяв с собой нескольких человек подходящей внешности и желательно со знанием языка, смог бы даже высадиться на берег для сбора сведений, не привлекая внимания. Именно поэтому я и осмелюсь предложить Вам, как лучше всего использовать "Кирлангич" в составе эскадры. Усилить ее вооружение, доукомплектовать команду, назначить капитаном толкового офицера, способного самостоятельно и быстро принимать верное решение в боевой обстановке без приказа сверху. А я бы ему помог тем, что хорошо знаю. Да и сам бы поучился у него военному делу. Ведь я прекрасно понимаю, что наша победа над "Марией Магдалиной" — случайность. Если бы не разрыв орудия у нее на корме, приведший к таким печальным последствиям, то я бы постарался уйти, поскольку пираты к этому времени уже прекратили нас преследовать, а нам самим лезть на рожон с поврежденной мачтой и очень маленькой командой было безумием. Но случилось то, что случилось. И я просто воспользовался ситуацией.

— Уметь вовремя и успешно воспользоваться ситуацией, это тоже своего рода искусство, Хасан... Нет, определенно, тебя мне сам Аллах послал! Т а к о г о здесь еще не было. Рауф, как думаешь?

— Думаю, что парнишка прав. Переводить его сейчас на флагман — это оставить без навигатора быстроходного разведчика. Здесь же он будет всего-навсего дублировать работу генуэзца, который пока что и так неплохо справляется со своими обязанностями. А нам ведь надо еще "Марию Магдалину" ремонтировать и команду на нее выделять. "Кирлангич" же большого ремонта не требует, команда на ней опытная и сработавшаяся, Хасан управлять кораблем умеет. Я сам в этом убедился. То есть, у нас уже есть готовый разведчик. Остается лишь подыскать капитана, одного-двух вахтенных офицеров, доукомплектовать команду матросами и выделить отряд морской пехоты.

— Отрядом морской пехоты сам займись. Думаю, на шебеку пару десятков хватит. Но постарайся отобрать таких, которые не только саблей махать умеют, а могут еще и канониров заменить в случае чего. А я буду думать, где двух толковых капитанов взять. Увы, Рауф! Тебе с твоими янычарами проще. А у меня народу хоть и много, да только выбирать особо не из кого...

Иван внимательно слушал, выражая свое почтение начальству, и исподволь наблюдал за адмиралом. Командующий так и не понял, что попал под влияние его "чар". Пусть в этой ситуации его возможности и ограничены, — не будешь же адмирала после разговора к шайтану отправлять, но и то, что получилось, очень даже неплохо! Удалось незаметно внушить ему свое мнение о том, как лучше сделать. Правда, адмирал и сам склонялся к такому решению, поскольку с офицерами в османском флоте полный швах. В смысле — с толковыми офицерами, а не с теми, кто получил офицерскую должность благодаря протекции, или за деньги. Таких, как раз таки, хоть отбавляй. Вот и ломает сейчас голову Кемаль-паша, где же ему взять двух капитанов, которые смогли бы успешно действовать в условиях, когда противник — вот он, совсем рядом, а свои очень далеко. И у противника тоже свои быстроходные корабли имеются. Ладно, пусть думает. А ему сейчас лучше помалкивать и слушать. Хоть и несколько неожиданно все получилось, но по большому счету, ему повезло. Турецкий адмирал с а м обратил на него внимание, и всерьез рассчитывает на такого башковитого рекрута. Пока что наглеть не стоит, а вот дальше надо будет проявить себя с самой лучшей стороны, чтобы добиться расположения высокого начальства, и выторговать для себя некоторые привилегии. В частности такие, чтобы можно было в любой момент исчезать и появляться, оправдывая это интересами дела. Кемаль-паша — это кто-то из новых фаворитов султана, раньше о нем ничего не было слышно. Он еще довольно молод, может быть поэтому? И если выяснится, что он действительно талантливый флотоводец, и его карьера резко пойдет вверх, то нужно сделать так, чтобы он был с а м заинтересован иметь рядом с собой толкового и инициативного помощника, ставшего со временем его правой рукой. Как оказалось, адмирал достаточно внушаем, и уже считает пятнадцатилетнего мальчишку Хасана, волею случая ставшего во главе команды "Кирлангич", с в о и м. Можно даже кое в чем помочь Кемалю, расчистив дорогу, если кто-то из придворных интриганов начнет ему мешать. И что можно ожидать в перспективе для сегодняшнего Хасана? Стать со временем высокопоставленным офицером османского флота? А почему бы и нет, черт бы вас всех побрал!!! Если Кемаль с его помощью когда-нибудь сможет получить должность капудан-паши, командующего всем флотом Османской империи, то в его тени вполне может найтись место скромному капитану (а то и адмиралу!) Хасану — его верному помощнику и боевому товарищу. О таком они с Матвеем Колюжным даже мечтать не смели!

У Ивана захватило дух от возможных перспектив, но он вовремя спустил сам себя с небес на землю. Такое, в принципе, в о з м о ж н о. Особенно, с его даром характерника. Но не стоит забывать, что он сам наживет немало врагов, когда все будут видеть, что какой-то пацан доказал свою полезность командующему эскадрой и добился его расположения. Нет никаких сомнений, что и тут своих интриганов хватает. Поэтому, лучше пока побыть вдали от флагмана — на "Кирлангич". Туда, в отличие от кораблей линии, желающих попасть будет немного. Даже на должность капитана, чтобы получить повышение. Интриганы на разведчиков не идут. А вот ему — самое то, чтобы завоевать доверие высокого начальства, и тогда его уже будут воспринимать не как неизвестно откуда взявшегося выскочку, а как умелого моряка, хоть еще и малого годами. И если какая-то бестолочь попробует что-то вякнуть, то можно заткнуть ей рот очень быстро на совершенно законных основаниях. Ладно, посмотрим, что дальше будет...

Адмирал, тем временем, закончил обсуждать вопросы с Рауфом, и наконец-то снова обратил свой начальственный взор на скромно стоявшего напротив стола подростка.

— Так и быть, Хасан. Действительно, то, что ты предлагаешь, гораздо лучше. Сейчас отправляйся на "Кирлангич" и предупреди всех, чтобы готовились к приему новых людей. Провизией и боеприпасами мы вас снабдим. У вас мачта повреждена? Занимайтесь ремонтом, время пока есть. Думаю, ремонт "Марии Магдалины" займет не один день. Пушки, что вы с нее сняли, придется вернуть обратно. Что-нибудь еще вам нужно?

— Бей-эфенди, позвольте нам оставить хотя бы двенадцатифунтовки. "Кирлангич" не имела носовой и кормовой артиллерии, поэтому мы были вынуждены перенести два орудия на корму.

— Хорошо, двенадцатифунтовки оставьте. Согласен, это не дело, когда на носу и на корме ничего нет. Что еще?

— Сколько человек прибудет на борт? Нам нужно подготовиться к их приему.

— Капитан, два вахтенных офицера, пяток матросов и два десятка янычар. Вместе с ними доставят и провизию, так что голодать не будете. Насчет воды сами позаботьтесь — берег рядом. Что еще?

— И последнее, бей-эфенди. У нас есть раненые и погибшие. Можно ли показать раненых лекарю и похоронить погибших на берегу? Не хотелось бы выбрасывать их в море.

— Раненых привезите сюда, наш лекарь их посмотрит. Погибших отвезите на берег, надо отдать последний долг воинам, павшим в битве с проклятыми гяурами. Занимайся кораблем, Хасан. Пока не прибыл новый капитан — ты на нем главный. С момента прибытия капитана ты — навигатор, и подчиняешься его приказам. Надеюсь, что не ошибся в тебе. Ступай. Подожди Рауфа на палубе.

Учтиво поклонившись и поблагодарив за оказанное доверие, Иван покинул адмиральскую каюту и вышел на палубу. На него поглядывали с интересом, но с расспросами не лезли. Мало ли, на кого нарваться можно, если никогда не бывавшего здесь раньше пацана адмирал вызвал и долго о чем-то с ним беседовал в компании с янычарским офицером. Так можно случайно нос сунуть, куда не следует. Отойдя к фальшборту, чтобы не мешать снующим вокруг матросам, Иван стал с интересом рассматривать корабли эскадры, но думал совсем о другом. Из того, что удалось выяснить, осторожно и неглубоко заглянув в душу адмирала, он знал, что намечается карательная экспедиция против пиратов. Но вот где именно? И против каких именно пиратов? Здесь их развелось столько, что не ошибешься. Впрочем, в его положении это никакой роли не играет. Команда "Кирлангич", естественно, будет страшно недовольна оказанной "честью", но что поделаешь — кисмет...

Впрочем, есть способ хотя бы частично сгладить недовольство команды. Ведь трофеи наверняка будут. И вовсе необязательно отдавать все начальству. Как вновь назначенный капитан на это посмотрит? А он что — не человек? Если не какой-нибудь упертый фанатик, или жадюга, пожелавший наложить лапу на всю добычу под предлогом передачи в казну, то с ним вполне можно будет договориться. Ну, а если выяснится, что у него проблемы с головой... В бою ведь стреляют... Остальные же возражать не станут, если часть добычи начнет регулярно оседать в их карманах. Особенно янычары. Этим бешеным псам только дай пограбить. А уж как они "любят" чужое начальство, особенно зарвавшееся... Поэтому, переманить их на свою сторону будет не так уж трудно. Адмирал? А что адмирал? Он в любом случае получит добытые сведения. Для чего, собственно, и посылает "Кирлангич" на разведку. А на большее от небольшого и слабо вооруженного разведчика рассчитывать глупо.

От мыслей о прекрасном его отвлек Рауф, выйдя на палубу.

— Ну что, Хасан, готов?

— К чему, Рауф-бей?

— То есть как — к чему?! К священной битве с гяурами, естественно!!!

— А-а-а, к этому... Так я, вроде бы, недавно ее устроил. Или это не считается?

По физиономии Рауфа было ясно, что он шутит. По крайней мере, с ним контакт налажен. Надо будет попросить, чтобы командиром тех янычар, которых пришлют на "Кирлангич", вменяемого человека поставил. А то, только конфликтов на пустом месте не хватает из-за янычарской спеси...

— Ладно, Хасан, не расстраивайся. Понимаю, что в твои планы это не входило. Но тут уж, извини, приказ нашего повелителя. Могу сказать по секрету, что если будешь правильно себя вести, то можешь хорошую карьеру на военной службе сделать. Ты молод, умен, смел, удачлив. Что еще надо?

— Извините, Рауф-бей, просто так все неожиданно... Я-то, в принципе, совершенно не против. Думал о карьере офицера военного флота раньше, но кто бы меня туда взял — никому не известного самоучку без связей? Вот и пошел на службу к купцу.

— Ну, а коли так, добро пожаловать на службу, навигатор Хасан-бей! С жалованьем не бойся, не обидят. Плюс возможные трофеи. Не пожалеешь!

— Благодарю Вас, Рауф-бей. Но у меня есть просьба.

— Какая?

— Будет ли среди янычар, направленных на "Кирлангич", вменяемый офицер, которого они будут беспрекословно слушаться? Иначе, конфликтов с остальной командой не избежать.

— А-а-а, ты об этом... Не волнуйся, всех явных бузотеров на берегу оставили. А остальных предупредили, что за драки на борту церемониться с ними не будут. И в случае чего, отделаться поркой они будут считать за счастье. Так что, все будет тихо. Главное, чтобы твои люди их по старой памяти не задирали.

— Не будут. Лучше скажите, куда после Ватики пойдем? Мне ведь карты подобрать надо и маршрут проработать. Или, это секрет?

— Не секрет. На Алжир.

— На Алжир?! Но зачем?!

— Напомнить тамошним отродьям иблиса, недостойным называться правоверными, что они тоже являются подданными нашего повелителя. А то, совсем обнаглели, шакалы, и забыли, кто они такие. Ладно, возвращайся обратно на "Кирлангич". А у меня здесь еще дела остались...

Глава 15

Когда золото важнее веры.

По возвращению на "Кирлангич" Ивана сразу же обступила команда, расспрашивая о визите на флагман. Сообщение о "великой чести", оказанной им всем, вызвало возгласы недовольства. Но дальше слов дело не пошло — на борту было полно янычар, с подозрением поглядывающих на "новобранцев". Не было никаких сомнений, что если бы что-то пошло вразрез планам командующего эскадрой, то они бы не церемонились. Но Ивану удалось утихомирить страсти, сказав, что это не навсегда, а всего лишь на одну кампанию. После ее завершения кто захочет — может продолжить службу у султана. Кто не захочет — неволить не будут. А сейчас первое дело — подготовить раненых к отправке на флагман, чтобы показать их лекарю. А когда вернутся, будет проведена выплата оставшегося жалованья. С завтрашнего дня все начнут получать жалованье из казны повелителя правоверных. Услышав такое, все удивленно уставились на Ивана. Какое еще жалованье?! Ведь недавно получали! Один лишь боцман сразу смекнул, в чем дело, и быстро навел порядок, не дав разгореться ненужной дискуссии. Иван позвал его в свою каюту, надо было поговорить без свидетелей. Едва за ними закрылась дверь, как боцман озвучил свои догадки.

— Хасан-бей, Вы хотите раздать деньги людям, чтобы эти медноголовые на них лапу не наложили?

— Да. Деньги, которые предназначались для оплаты груза, надо куда-то пристроить. Иначе все равно пропадут, если о них узнают. Ведь кто-нибудь рано, или поздно, обязательно проболтается. Так лучше сразу пустить их на выплату жалованья команде, а часть я приберегу для закупки провизии и для непредвиденных расходов, чем подарю этим цепным псам. Пока меня не было, как они себя вели?

— На удивление тихо! Ни у кого ничего не отобрали. И ничего не перевернули вверх дном. Так, просто заглянули по углам, и все.

— Их строго настрого предупредили, что за конфликты на борту с остальной командой будут иметь неприятности. Вплоть до потери головы. И что-то мне подсказывает, Мехмед-бей, что на кораблях эскадры они находятся не просто так. К войне если это и имеет отношение, то в последнюю очередь.

— Думаете, они здесь для того, чтобы команды не взбунтовались и не разбежались?

— Вот именно... И должен признать, что тот, кто это придумал, далеко не дурак...

Дальнейшие события пошли в точном соответствии с принятым у турок порядком. Когда все вроде бы суетятся, но дело движется крайне медленно. Через несколько часов приковыляла "Мария Магдалина" в сопровождении "Хамидие", и находившиеся на борту янычары вернулись на свой фрегат. К вечеру прибыло начальство, о котором говорил адмирал. Иван представил команду новому капитану, о котором у него сложилось двойственное впечатление. С одной стороны капитан Мурат представлял из себя образец типичного служаки, исправно тянущего лямку, звезд с неба не хватающего, которого затирают более предприимчивые, способные угождать начальству. И поэтому к сорока годам не достигшего больших высот, занимая должность всего лишь старшего офицера на одном из фрегатов. Однако, Иван сразу определил в нем авантюрный склад характера и готовность вольно толковать полученные приказы, если этого требует обстановка, что его раньше нередко подводило, ибо далеко не всякому начальству такое понравится. Но Кемаль-паша решил, что для разведчика, действующего в отрыве от основных сил, именно такой человек в качестве капитана как раз и нужен. Мурат тоже поначалу сильно удивился, когда увидел Ивана. Он знал о недавнем столкновении "Кирлангич" с пиратами и о том, что навигатор заменил погибшего в бою капитана, но не думал, что этому навигатору всего лишь пятнадцать лет. Тем не менее, контакт вроде бы наладился. Капитан, ознакомившись с "Кирлангич" и ее командой, признал, что служба тут налажена неплохо, корабль ухожен и видно, что люди свое дело знают. Два вахтенных офицера являлись ярким олицетворением выражения "деньги не пахнут". Французские наемники Жан Блондо и Луи Моне были еще довольно молоды, не отягощены излишними моральными принципами и верностью французской короне, и им было абсолютно все равно, кому служить. Главное, лишь бы хорошо и вовремя платили, остальное их совершенно не интересовало. Полной противоположностью являлись прибывшие янычары во главе с их командиром — баш каракуллукчу Давутом. Эти тоже любили деньги, и всегда были не прочь пограбить, но исключительно ради повелителя правоверных. По поводу же прибывших матросов закрадывалось подозрение, что либо их набрали среди случайных людей, либо сделали предложение, от которого невозможно отказаться, обитателям каторги. Во всяком случае, все их поведение говорило о том, что корабль они видят второй раз в жизни. Первый — когда на него с берега попали. В результате такого наплыва на "Кирлангич" стало очень многолюдно. Если офицеры все же разместились в "каютах" в кормовой надстройке, то вот куда девать три десятка янычар, было неясно. Матросский кубрик всех вместить не мог. Однако, как оказалось, у новоявленных морских пехотинцев данный вопрос уже отработан. Они разместились в грузовом трюме, обустроив себе место поближе к проему люка. Груз "Кирлангич" теперь долго возить не придется, а места для трофеев хватит. Конфликтов между командой и янычарами, которых опасался Иван, не произошло. Очевидно, до воинов султана еще раньше все же дошло, что теперь они находятся "в одной лодке" с остальными в буквальном смысле.

От появления такого "вавилонского столпотворения" на борту Ивану неожиданно даже стало легче — его круг обязанностей заметно уменьшился. Капитан дал команду офицерам заниматься наведением порядка в соответствии с требованиями военной службы на флоте Османской империи, стараясь сделать из "Кирлангич" полноценный военный корабль, а Ивану оставил лишь вопросы навигации. Привлекать навигатора к несению ходовых вахт капитан не собирался, справедливо рассудив, что управлять кораблем и глядеть по сторонам — для этого вахтенные офицеры есть. А вот подготовленный навигатор всего один, поэтому пусть лучше занимается своими непосредственными обязанностями. Причем тогда, когда это надо. В общем-то, такая практика была распространена во всех европейских флотах того времени.

Три дня прошли в суете. Ремонтировали мачту, запасались водой и провизией, перераспределяли артиллерию на палубе. Поскольку трофейных пушек осталось всего три, две поставили на корму, вернув на свои прежние места шестифунтовки, а одну разместили на носу с правого борта. Подготовили место и на левом, чтобы в случае появления очередного трофея можно было бы сразу установить и его. Команда занималась своими делами, и Ивана пока никто не трогал. Он уже проработал маршрут до Алжира и теперь пытался выяснить побольше подробностей об этой дальней провинции Османской империи, а также о том, за каким дьяволом они вообще туда собрались. Французские наемники знали немного, а вот Давут, командующий янычарами, оказался настоящим кладезем информации.

Как оказалось, в Алжире сложилась весьма непростая ситуация, когда ставший во главе Алжира Хайретдин Барбаросса попросил султана Сулеймана Великолепного принять Алжир в состав Османской империи почти полтора века назад. Официально здесь правил паша, назначаемый султаном, но реальных рычагов власти он не имел, поэтому власть султана над Алжиром была чисто номинальной. Население прибрежных районов творило, что хотело, занималось пиратским промыслом и особого пиетета перед повелителем правоверных, находящимся аж в Истанбуле, не испытывало. А кочевые племена в глубине страны вообще никому не подчинялись. Реальную силу здесь представляли янычары, и со временем страной стал управлять ага — командующий янычарским корпусом. Но совсем недавно — три года назад, управляющий Алжиром Али-ага был свергнут и казнен янычарами. С этого момента реальная власть перешла к дею — выборной должности, избираемой янычарскими офицерами из своей среды. Правда, власть дея хоть и была довольно большой, но абсолютной монархией не являлась. Как злословили в Европе, дей был королем рабов и рабом своих подданных. С появлением такой формы власти в стране, по большому счету, ничего не изменилось. Власть дея, как и власть правившего ранее аги, распространялась только на прибрежную территорию, которую было относительно легко контролировать. В глубине страны была полная анархия. Кочевые племена жили, как хотели, грабили, кого хотели, воевали друг с другом и не признавали над собой ни власти султана, ни власти дея, ни еще кого бы то ни было. Первым деем стал Хаджи Мухаммад, но правил он недолго. В прошлом году испанцы, разозленные непрекращающимися нападениями пиратов, устроили страшный погром, войдя в Алжирскую бухту, уничтожив все находившиеся в ней корабли, и обстреляв город. Это было полной неожиданностью, никто такого не ожидал. Многочисленная, но уже порядком устаревшая артиллерия алжирской крепости не смогла ничего сделать с испанскими кораблями, пушки которых били очень далеко и точно. Причем не простыми ядрами, а разрывными бомбами, производящими сильные разрушения. Что еще всех удивило, обстрел велся не куда попало, а по крепости и "деловой" части города, где жили чиновники, местные богатеи и вообще "приличная публика". Высокая точность стрельбы испанской корабельной артиллерии позволяла это делать. Слабым утешением было то, что испанцы почему-то не воспользовались своей победой. После не очень продолжительной, но очень эффективной по своим результатам бомбардировки они ушли, даже не попытавшись высадить десант и поживиться тем, что уцелело. Но перед уходом высадили на берег нескольких захваченных накануне пиратов с письмом для дея, в котором предупреждали, что если нападения на испанские корабли не прекратятся, то испанский флот придет снова. И от Алжира тогда вообще ничего не останется. И не только от Алжира. Впрочем, и этот "визит" испанцев впечатлил всех. Уничтожены находившиеся в Алжирской бухте пиратские корабли, сильно пострадали крепость и "деловая" часть города. Погибли также многие из пиратов, но этот сброд никого не интересовал. Новые нашлись очень быстро. А вот то, что при обстреле был смертельно ранен Хаджи Мухаммад, сразу же привело к грызне за власть между несколькими претендентами. В результате победил янычарский офицер Ахмед бен Али. Причем ходили слухи, что именно благодаря ему рана Хаджи Мухаммада оказалась "смертельной", от которой он вскоре и отправился на встречу с Аллахом. Так это, или нет, достоверно выяснить не удалось. Ну а слухи — они и есть слухи. Но вот с этого момента в Алжире стало твориться что-то непонятное. На словах новый дей вроде как бы и признавал над собой власть правителя Османской империи, но на деле это никак не выражалось. А в последнее время началось открытое игнорирование указов султана. Вот для того, чтобы примерно наказать отступников, и направлялась к берегам Алжира сильная эскадра османского флота с десантом на борту. Ибо затевать войну с неверными, имея за спиной таких "верноподданных правоверных", нельзя ни в коем случае.

Рассказ очень удивил Ивана, таких подробностей он еще не знал. Слышал, что далеко не все благополучно в османском "благородном семействе", но чтобы до такой степени... Но в его положении это как раз то, что нужно. Раз ему поставлена задача стать своим для османов и пробиться как можно выше по служебной лестнице, то вот такая карательная экспедиция — сущий подарок. Можно нисколько не церемониться с противником, зарабатывая на этом авторитет у начальства. Ведь не против казаков же воевать. А так, что там, что там враги. Только одни вроде бы как "свои", а другие "чужие". Ну и ладно! Поглядим, как эти "свои" с "чужими" воевать будут. В любом случае, казакам от этого польза. Ради такого дела можно даже и "своим" подсобить. Чтобы заметили и оценили...

Но судьба неожиданно преподнесла Ивану еще один сюрприз, о котором он даже мечтать не смел. Старший офицер Жан Блондо раньше был корсаром в Карибском море и своими глазами видел Железный корабль из другого мира "Тезей"! Видел также самих пришельцев. Правда, познакомился он с ними довольно своеобразно, чудом уцелев в авантюре, на которую решилось французское колониальное начальство — попытаться захватить "Тезей". Авантюра закончилась полным провалом, и французы отступили с большими потерями, лишившись всех кораблей кроме одного небольшого шлюпа. Который любезно предоставили в их распоряжение сами пришельцы, позволив уйти на нем уцелевшим. Иван слушал с нескрываемым интересом, заодно не упуская возможность попрактиковаться во французском языке. Тем более, рассказчиком Жан оказался прекрасным.

— Иными словами, месье Хасан, нам надрали задницу так, как до этого не надирал никто. "Тезей" играючи расправился с нашей эскадрой, сходу утопив шлюпы с абордажными группами, и два фрегата. Причем совершенно безнаказанно, с огромной дистанции и в полной темноте! А после этого вынудил к сдаче еще четверых — два королевских фрегата и два "купца". И то, что мы сейчас с Вами разговариваем, это благодаря доброй воле пришельцев из другого мира, которых все сейчас называют тринидадцами. Они легко могли уничтожить нас всех, но не стали этого делать.

— А почему, месье Жан?

— Потому, что их командир — адмирал Леонардо Кортес, оказался умнее всех губернаторов Нового Света вместе взятых. Подозреваю, что и умнее многих королей. Он прекрасно понимал, что не сможет воевать один против целого мира. Поэтому сразу же постарался наладить хорошие отношения с соседями. Со в с е м и соседями. Предварительно устроив показательное избиение тех, кто попытался действовать по старинке, чтобы другим впредь неповадно было. До короля Франции и до голландцев, слава Господу, это дошло сразу. До испанцев тоже дошло, хоть и не сразу. А вот до англичан, похоже, до сих пор не дошло. Уж сколько они пакостей тринидадцам сделали! В итоге, сами оказались по уши в дерьме. Да Вы и сами в курсе, что сейчас представляет из себя зачуханная Англия. Огромное спасибо тринидадцам за это.

— Так они уже и в Европе появились?

— Появились. Сначала в Гамбурге, потом и в других портах. Кадис, Альхесирас и Дублин — это теперь их постоянные европейские базы помимо Гамбурга. Частые гости они также в Копенгагене, Стокгольме, Роттердаме, Лиссабоне, Барселоне, Гавре и Марселе. Даже до Архангельска в Белое море к московитам добрались.

— Неужели?!

— Представьте себе, добрались! Не знаю только, что они забыли в той глухомани...

Старший офицер рассказал очень много интересного, о чем Иван никогда раньше не слышал, но все же его знания были довольно поверхностными. Никаких секретов тринидадцев он не знал, как не знал никого из них лично. Но общее представление имел и сделал верные выводы. Подивившись Тринидадскому Чуду, и расспросив все подробности, перевел разговор на предстоящие действия. Увы, здесь выяснить ничего толком не удалось. Сказали — идти к Алжиру. А там начальство в лице адмирала решит, что делать.

И вот наконец-то эскадра покинула гостеприимную бухту Ватика, взяв курс к алжирским берегам. В передовом дозоре шли два быстроходных разведчика — "Кирлангич" и "Шахин" — бывшая "Мария Магдалина". За три дня стоянки все же удалось отремонтировать трофейную шебеку, но вот с комплектованием ее команды возникли сложности. Собирали с бору по сосенке, с большим скрипом, и зачастую со скандалом. Никто из капитанов не хотел отдавать толковых людей, стараясь сбагрить тех, кто создавал постоянные проблемы. Адмирала, естественно, такой подход категорически не устраивал, и ему пришлось жестко ставить некоторых на место, чтобы не забывались. Кое-как новую единицу османского флота все же смогли подготовить к выходу, и теперь она резво бежала параллельным курсом, неся на мачте флаг Османской империи.

Иван выполнил астрономические наблюдения и расчеты, нанес место на карту, как неожиданно его потревожил капитан, войдя в каюту.

— Ну как, Хасан, успехи? Где мы сейчас находимся?

— Вот наше место на полдень, Мурат-бей. Брал высоту Солнца секстаном, небо ясное.

— Ловко ты с этими франкскими штучками управляешься, молодец! Но у меня к тебе дело.

— Да, Мурат-бей?

— Может возникнуть такая ситуация, что появится у нас еще один трофей. И надо будет привести его в Алжир. Зачем именно надо — доставить группу разведчиков во главе с Давутом. Ни "Кирлангич", ни "Шахин" для этого посылать нельзя — при заходе в порт их невозможно выдать за местные арабские посудины. Хоть они и средиземноморские шебеки, но очень много мелочей на борту менять придется, иначе знающий человек сразу все поймет. А посылать на трофее Давута одного не хочется, он все же не моряк. Никого из наших франков тоже посылать нельзя — в это никто не поверит, чтобы франк был капитаном на алжирском корабле. И я не могу покинуть "Кирлангич". Вот и получается, что кроме тебя, Хасан, идти на трофей капитаном некому. Справишься?

— Но ведь и в пятнадцатилетнего капитана в Алжире тоже никто не поверит.

— Формально капитаном будет кто-то другой. Хотя бы наш боцман Мехмед. Внешность у него как раз подходящая, да и кораблем управлять он умеет. А ты вроде бы как сын хозяина, коммерческим делам учишься. О "Кирлангич" не волнуйся, я с навигацией знаком, так что не заблудимся. Так как, справишься с трофеем?

— Справлюсь, Мурат-бей. Что конкретно от нас потребуется?

— Для тебя и для команды — только привести трофейную посудину в Алжирскую бухту в нужное время и стать на якорь. Цель захода — для пополнения запасов воды и провизии. Можешь на самом деле их пополнить, чтобы подозрений не вызывать, деньги у тебя будут. Когда кто-нибудь заявится с берега — изображаешь из себя хозяйского сынка, а Мехмед — капитана. Остальное — забота Давута и его людей. Ты и команда все время остаетесь на борту, готовые к выходу в любой момент. Когда Давут вернется с берега, действуешь по его указанию. Если к назначенному сроку никто не вернется, снимешься с якоря и как можно скорее вернешься к эскадре.

— То есть, мы лишь обеспечиваем доставку разведчиков туда и обратно?

— По сути да. Давут и его янычары на берегу управятся сами. А вы сидите на борту и ждете, когда они вернутся.

— Понятно. А саму трофейную посудину где возьмем?

— О-о-о, не волнуйся, здесь такого добра хватает! Еще и выбирать придется!

Когда капитан ушел, Иван призадумался. Ситуация усложняется все больше и больше. Сам того не желая, он совершенно случайно оказался в самой гуще событий. И если его предположения верны, то им предстоит сыграть роль приманки, на которую клюнут магрибские пираты. Иначе, откуда же трофею взяться? Но, допустим, захватят они трофей, придут в Алжир, высадят группу разведчиков, дождутся их возвращения и вернутся к эскадре. А дальше что? Капитан об этом ничего не сказал. Похоже, что и сам толком не знает. Будут брать за шкирку лишь самого дея с его приспешниками, или устроят повторение испанского налета на город с последующей высадкой десанта? Впрочем... Ему-то что с того? Кто он сейчас? Навигатор Хасан. Не дело навигатору по берегу среди врагов шастать и искать приключения на свою голову. О его способностях, и то далеко не обо всех, знал здесь один лишь Ставрос, царствие ему небесное. Вот и не надо раскрывать себя без крайней на то необходимости...

Ионическое море пересекли довольно быстро и без происшествий. Иногда на горизонте возникали паруса, но адмирал торопился и на посторонние цели не отвлекался. "Кирлангич" и "Шахин" все также шли далеко впереди эскадры, просматривая широкую полосу моря, но ничего, заслуживающего внимания, не попадалось. Третья шебека — "Таиф", была все время рядом с эскадрой, и участия в разведке не принимала. Погода стояла хорошая, и плавание проходило, как увеселительная прогулка. Правда, вновь прибывший капитан скучать не давал. С первого же дня началось превращение "Кирлангич" в полноценный военный корабль. Причем это касалось не только подготовки канониров и абордажников. Отрабатывали маневрирование с частично убранными парусами, имитируя повреждение рангоута, изучали систему сигналов, принятых совсем недавно в османском флоте, старались вместе с "Шахин" обнаружить друг друга ночью, заранее договорившись о времени гашения ходовых огней и условных световых сигналах для экстренной связи, и много что еще. Иван, глядя на это, все больше и больше убеждался, что у османских военных моряков есть чему поучиться. Правда, как сказал капитан и офицеры, очень многое из того, что они сейчас отрабатывают, пришло из-за океана — из Русской Америки. Там люди понимают толк в искусстве мореплавания, поэтому испанский, голландский и французский флоты быстро переняли у пришельцев очень многое. А за ними — и все остальные, поскольку преимущества нововведений были очевидны. И самое первое, что сделал капитан по прибытию на борт, приказал установить ходовые огни, принятые в Европе. Зеленый на правом борту, красный на левом, белые на фок-мачте и на корме. Причем, что очень удивило всю команду "Кирлангич", огни были не круговые, а с четко ограниченными секторами видимости! Это оказалось очень удобным в темное время суток, сразу можно было определить ракурс встречного корабля. Были и другие новинки, доставленные на борт, о которых раньше никто не слышал. В частности — сигнальные фонари, позволяющие передавать ночью сообщение так называемой "азбукой морзе", представляющей из себя систему букв латинского алфавита, сведенных в таблицу, где каждой букве и цифре соответствовала серия длинных и коротких световых сигналов. Хоть никто и не знал, откуда взялось это название, но пришельцы из другого мира успешно этой световой азбукой пользуются, поэтому распространили ее среди других моряков. В общем, скучать и впрямь было некогда. И Иван с головой окунулся в изучение нового, поскольку прекрасно понимал — лишних и бесполезных знаний не бывает.

Когда подходили к Мальте, ветер поменялся, поэтому пришлось взять круче к ветру, в сторону африканского берега, войдя в Тунисский пролив. Скорость хода упала, но незначительно. Мальту обошли на большом расстоянии, не став к ней приближаться. Правда, нашлись горячие головы среди янычар, которые сетовали на то, что не удастся послать с десяток двенадцатифунтовых "гостинцев" мальтийским рыцарям. На что капитан их одернул — у Османской империи с Мальтой мир... пока. А дальше — видно будет. Сейчас же есть более важная и первоочередная задача, поэтому распылять силы не следует.

Но вот и африканский берег. За кормой остался Тунисский пролив, и слева по борту, насколько хватает глаз, вздымаются вверх серые безжизненные скалы. Сейчас "Кирлангич" идет в одиночестве. "Шахин" сильно отстала, удерживая ее на пределе видимости. Как сказал капитан, "Охота началась"! Места в отношении магрибских пиратов очень богатые, и кто-то обязательно клюнет на одинокую шебеку. А для большей привлекательности добычи все орудийные порты в фальшборте искусно заделаны специальными деревянными щитами, которые можно быстро убрать. Но когда они установлены, издалека создается иллюзия сплошного фальшборта, за которым нет никаких пушек. Иными словами, идет обычный небольшой "купец", каких здесь много. Команда небольшая, пушек вообще нет. Тряхнуть такого сам Аллах велел. Только вот кто в конечном итоге окажется охотником, а кто добычей, только одному Аллаху известно.

Иван внимательно осматривал в бинокль побережье, но не мог обнаружить присутствие людей. В то же время, его предупредили, что с берега наблюдают за проходящими кораблями, и если сочтут кого-то заслуживающим внимания, то жди беды. Стоявший рядом, и также осматривающий берег капитан, подтвердил его опасения.

— Не сомневайся, Хасан, нас уже заметили. То, что мы не можем обнаружить наблюдателей, это не значит, что их нет.

— А когда же их можно ждать, Мурат-бей?

— Скоро будет Скикда — мелкий и убогий городишко. Но бухта там очень удобная, и пираты в Скикде базируются постоянно. Местное население с ними заодно. Да фактически, тут все побережье живет одним лишь пиратством. Не волнуйся, скоро появятся эти голодранцы. А поскольку берег рядом, то могут даже на лодках напасть. Погода позволяет.

— Не хотелось бы устраивать представление на виду у Скикды.

— Почему?

— Если на берегу поймут, что добыча и охотник поменялись местами, то ведь могут и предупредить соседей. А там, как бы и до Алжира не дошло.

— Ты слишком высокого мнения об этом сброде, Хасан. Никого они предупреждать не будут. Во-первых, до Алжира далеко. И никто гонца туда посылать не будет. Рядовой случай по местным меркам — напали на проходящий корабль и нарвались на неприятности. Во-вторых, между местными пиратскими бандами нет единства. Каждый действует сам по себе, на свой страх и риск. Иногда несколько банд объединяются, если предстоит какое-то особо сложное дело, но ненадолго. А если кто-то потрепал конкурентов, так остальным это только в радость. Можешь не сомневаться — даже если мы захватим трофей на рейде Скикды на глазах у всего города, в Алжире долго ничего не узнают. И узнают нескоро из обычных сплетен, которые распространяются по побережью Магриба. Мы к тому времени должны уже навести порядок в Алжире. Меня гораздо больше волнует вопрос, ч т о именно клюнет. Для захода в Алжир нужно что-то более-менее приличное, чтобы подозрений не вызвать.

— Понятно... Но мне непонятно другое, Мурат-бей. Из того, что я узнал, можно сделать вывод, что своевольничать алжирцы начали сравнительно недавно. Это так?

— Так.

— Но почему такое стало возможно? Вдруг, дело не только в удаленности Алжира? И кто-то посулил дею и его прихлебателям гораздо больше, чем они имели раньше? Причем речь не о деньгах. Денег у них и так хватает, разбоем нажили. А все дело в сильной поддержке против повелителя правоверных, которая позволит стать дею Алжира полноправным эмиром Алжира, ни от кого не зависящим?

— Хм-м... Ты довольно проницателен, Хасан! Уже не удивляюсь, что адмирал обратил на тебя внимание... Да, такое подозрение есть, но о нем не говорят открыто. Слишком мало известно о том, что там творится. Доказательств предательства дея нет. Во всяком случае, я о них не слышал. Но по тому, что удалось выяснить, очень похоже, что этот продажный шакал Ахмед все же с кем-то снюхался. Но вот с кем?..

Разговаривая с капитаном, Иван попутно думал о вновь открывшихся обстоятельствах. А ведь действительно, такое вполне может быть! Без серьезной поддержки со стороны дей Алжира вряд ли пошел бы на такой фактически открытый саботаж, игнорируя распоряжения самого султана. Но кто же это может быть? Ведь это должен быть союзник, в силах которого дей уверен. Как должен быть уверен и в том, что этот союзник не продаст его султану тогда, когда надобность в предателе исчезнет. Франки и испанцы? Вряд ли. Сила у них есть, но вот говорить о взаимном доверии глупо. Обе стороны постарались. Генуэзцы? Не то... Их могущество давно в прошлом, и за серьезного противника их уже никто не считает. Неаполитанцы и сардинцы? Несерьезно. Эти "вояки" вообще, кроме смеха, ничего не вызывают. Венецианцы? Сомнительно. То же самое, как с франками и испанцами. Сила есть, а взаимного доверия нет и быть не может. Тогда кто? Больше в Средиземноморье и нет никого, кто имеет более-менее значимый вес, и с кем приходится считаться всем остальным. Не Папская же область во главе с Римским Понтификом, в самом деле!

— Парус слева по носу!!!

Крик впередсмотрящего отвлек от размышлений. Иван посмотрел в указанном направлении в бинокль, и действительно обнаружил какую-то посудину из местных, показавшуюся из-за мыса. За ней вскоре показалась вторая, а потом и третья. Одна шебека, только размером поменьше, чем "Кирлангич", и две крупных лодки. Идут на пересечку курса. Сомневаться в их намерениях не приходилось. Капитан, разглядев как следует незваных визитеров в бинокль, злорадно усмехнулся.

— Как раз то, что надо! Мелочь утопим, а вот шебеку надо будет взять целой. Давут, справишься? Их там не меньше сотни будет.

— Справимся, Мурат-бей. Сброд, взявший в руки саблю и промышляющий разбоем, это еще не армия.

— Согласен... Значит, начинаем. И да поможет нам Аллах!

Все сразу же пришло в движение. "Кирлангич" резко отвернула от берега в сторону моря, стараясь разорвать дистанцию. Янычары приготовили оружие и пока что находились в трюме, готовые по сигналу выскочить на палубу. Те, кто был выделен в качестве канониров, сменили янычарскую форму на гражданскую одежду, какую обычно носят моряки "купцов". Одновременно с этим на палубе началась "паника", имеющая цель усыпить бдительность нападающих. Паруса же самой "Кирлангич" работали не в полную силу, что давало возможность преследователям хоть и медленно, но уверенно настигать свою добычу. Следующая далеко позади "Шахин" тоже отвернула, и стала уходить, но стараясь делать это так, чтобы не терять из видимости "Кирлангич". Ловушка была расставлена. Оставалось только ждать, когда добыча, считающая себя охотником, сама в нее залезет.

Иван наблюдал за всем с огромным интересом. Если случай с "Марией Магдалиной" все же нельзя было считать классическим нападением в море, там была попытка напасть из засады, воспользовавшись элементом внезапности, то вот здесь все было с точностью до наоборот, как он привык поступать согласно тактике, разработанной казаками. И вынужден был признать, что капитан Мурат — серьезный противник. Если все пройдет, как он задумал, то магрибским пиратам, польстившимся на одинокого "купца", придется плохо. Если бы не нужно было обязательно захватить трофей, причем в наименее попорченном виде, то задача бы упростилась еще больше. За время перехода от Ватики до африканского побережья канониры вволю потренировались в стрельбе. Опять блеснул своим умением Бахир. Причем до такой степени, что капитан назначил старшим канониром, несмотря на молодость. И сейчас он стоял в затрапезном халате на корме рядом с трофейными двенадцатифунтовками, усиленно "паникуя". То тыча пальцем в догонявших преследователей, то начиная усиленно жестикулировать и причитать. В помощь ему выделили троих янычар и двоих матросов, которые добавляли шума и бестолковости в общую картину. Остальные спрятались за фальшбортом, приготовив оружие. Ивана сначала хотели убрать от греха подальше в трюм, поскольку надобности в присутствии навигатора на палубе в бою нет, но он упросил разрешить ему остаться, показав свой испанский штуцер. И теперь занял позицию за фальшбортом, приготовившись к стрельбе. Начинать раньше времени не стоит, чтобы не разрушать иллюзию трусливого "купца", удирающего от пиратов. Но в подходящий момент пуля, выпущенная из нарезного ствола, может найти не случайную, а именно нужную цель. Сейчас же он просто наблюдал, анализируя действия Мурата, и признавал, что сам бы поступил точно также. Нет, что ни говори, а у османских военных моряков все же есть чему поучиться. Недаром Османская империя подмяла под себя все восточное Средиземноморье в свое время. И флоты христианской коалиции ничего не смогли с этим поделать...

Сзади донесся грохот выстрела, и нос пиратской шебеки окутался дымом. Насколько удалось разглядеть в бинокль, пушек на ней было немного. Одна на носу и по две на каждый борт, причем небольшого калибра. Ядро упало далеко за кормой. Стрельба с такой дистанции была бессмысленной, и имела чисто психологическую цель. Которая, тем не менее, была "достигнута". Удирающий "купец" перепугался, и начал уборку парусов. Со стороны это выглядело именно так. Оставив самый минимум, лишь бы управляться по ветру. Позади раздался восторженный рев. Хоть звука из-за большого расстояния и не было слышно, но не заметить в бинокль радостную реакцию преследователей было не возможно.

Шебека и одна из лодок стали заходить с разных бортов. Мурат несколько изменил курс, чтобы шебека смогла подойти раньше. Лодке пришлось бы обходить корму "Кирлангич" по дуге, и затратить на это большее время. Шебека, на палубе которой уже были хорошо видны радостные физиономии пиратов, приготовившихся к абордажу, быстро приближалась. Сопротивления там, похоже, совершенно не ожидали.

Шебека приближается с левого борта, а ближайшая из лодок начинает огибать корму, чтобы вцепиться справа. Позиция идеальная. Мурат умелыми действиями все же заманил пиратов в ловушку. Между противниками чуть более полусотни метров. По команде падают щиты, закрывающие орудия, и в то же мгновение гремит залп пушек левого борта. Туча самой мелкой — вязаной картечи, обрушивается на не ожидающих отпора пиратов. Тут же гремит одиночный выстрел с кормы "Кирлангич". Книппель, посланный Бахиром из кормовой двенадцатифунтовки, перерубает хлипкую мачту на так удачно подставившейся лодке, попутно убивая и калеча тех, кто находится рядом. Лодка сразу же рыскает в сторону и теряет ход. "Кирлангич" подворачивает и сближается с шебекой. Похоже, пиратским кораблем никто не управляет. Свою лепту внес также Иван, за мгновение до бортового залпа сумевший снять из своего штуцера пиратского капитана. Или кто там у них распоряжался на корме. Удар бортами, и в воздух летят абордажные крючья. Скрип и треск дерева, хлопанье парусов, крики раненых. Снасти обоих кораблей перепутываются, и они замирают рядом, покачиваясь на волне. После залпа картечью с предельно малой дистанции идти на абордаж у пиратов, похоже, некому. Те, кто совсем недавно поглядывал с алчностью на попавшегося "купца", теперь представляли из себя рваные кровавые лохмотья. А те, кто чудом уцелел в этой мясорубке, еще не отошли от шока. Но давать им время, чтобы прийти в себя, никто не собирался. Отряд янычар бросился на палубу вражеского корабля, разряжая пистолеты в тех, кто еще кое-как стоял на ногах, или пытался встать. После чего в ход пошли сабли. Иван тоже не остался в стороне, и укрывшись за мачтой, вел точный огонь из своего штуцера, выбивая наиболее опасных противников. Но он даже не успел расстрелять все заряженные каморы, как побоище на палубе закончилось. Янычары зарубили всех, оказавших сопротивление. Бахир, тем временем, вторым выстрелом из кормовой пушки все же отправил ко дну поврежденную лодку, лишившуюся мачты. Те, кто находились в другой лодке, все поняли правильно. И развернувшись, бросились обратно к берегу, до которого было уже довольно далеко. Но Мурат не хотел оставлять свидетелей. Быстро расцепившись с трофеем, "Кирлангич" бросилась в погоню. Два выстрела картечью из носовой двенадцатифунтовки с дальней дистанции все таки повредили паруса и такелаж, сбив ход пиратам. А когда дистанция уменьшилась, книппель разнес корму пиратской посудине, из-за чего она сразу начала хлебать воду. Когда "Кирлангич" подошла ближе, в воде барахтались всего лишь четверо уцелевших, вцепившихся в деревянные обломки и взывающих о помощи. Горе-грабителей вытащили из воды, но лишь для того, чтобы сразу же отдать в руки троим янычарам, умеющим развязывать языки. Капитан хотел получить информацию о нападении и о текущей обстановке в Алжире как можно скорее. Увы, пленные оказались рядовыми бандитами и знали не намного больше, чем уже было известно в Истанбуле. Отдельные мелкие детали не меняли общей картины. Нападение же на "Кирлангич" оказалось чисто случайным. Пиратские банды, базирующиеся в Скикде, частенько таким образом выходили на "промысел", нападая на корабли, идущие вдоль африканского побережья, о которых их заранее предупреждали наблюдатели. Причем не делая различий в национальной принадлежности. Сейчас они прекрасно видели флаг Османской империи на мачте "Кирлангич". Но, тем не менее, все равно напали. Там, где звенит и блестит шальное золото, нет места ни вере, ни национальности, ни верности своему сюзерену. В захвате очередной добычи никто не сомневался, уж очень легкодоступной она выглядела. Тем горше оказалось прозрение.

Все это вытряхнули из пленных довольно быстро, пока "Кирлангич" возвращалась к своему очередному трофею. Здесь уже вовсю хозяйничал боцман Мехмед с шестью матросами и десятком янычар. Надо было как можно скорее привести корабль в нормальный вид, чтобы по приходу в Алжир никто не задавал глупых вопросов. Убитых и тяжело раненых пиратов к этому времени выбросили за борт, и палуба больше не представляла из себя скотобойню. Но кровь залила буквально все, поэтому матросы старались как можно быстрее отмыть настил палубы. В сторонке сидели под охраной восемь пиратов с неопасными для жизни ранениями, но вполне пригодные для допроса. Это были все, кто уцелел из банды более чем в три сотни человек, вышедших сегодня на "промысел". С лодки, попавшей под огонь кормовых орудий "Кирлангич", не спасли никого. Сами же разведчики отделались пятью легко ранеными янычарами, убитых не было. Свою роль сыграли доспехи, защитившие от холодного оружия. Правда, и оказавших реальное сопротивление было очень немного. Капитан Мурат в полной мере использовал фактор внезапности, одним ударом обеспечив себе победу. Теперь наступал следующий этап ранее разработанного плана.

Глава 16

Задворки империи

Иван внимательно рассматривал в бинокль панораму Алжирской бухты и раскинувшийся на ее берегу город. На рейде стояло множество кораблей, но в основном одна лишь местная мелочь, среди которой затесались три крупных купеческих корабля европейской постройки. Скорее всего, свежие трофеи. Испанцы, французы и генуэзцы обходили эти места стороной, поскольку ничего, кроме неприятностей, здесь найти было нельзя. Сам Алжир сильно пострадал от прошлогоднего налета испанцев, и даже сейчас еще были кое-где видны следы обстрела. Но в общем и целом последствия бомбардировки устранили, отстроив многие здания заново, и еще более усилив крепость. Попадать второй раз под раздачу здесь никто не хотел, поэтому дей Алжира всерьез озаботился безопасностью своей вотчины. Далекие и своенравные задворки Османской империи жили своей жизнью. И похоже, были ей вполне довольны. Даже отсюда можно было рассмотреть роскошные дворцы, окруженные зеленью садов. Все говорило о том, что деньги здесь водятся, и немалые. Ну и чего, спрашивается, здешним "справным хозяевам" не хватает, что они бунтовать супротив своего повелителя вздумали? Или просто с жиру бесятся? Странно...

— Хасан-бей, нам нужно будет проникнуть в город ближе к вечеру. Местные портовые чинуши к этому времени уже успокоятся и будут делить бакшиш, собранный за день.

Реплика командира отряда янычар Давута, и одновременно командира группы разведчиков, находящихся на борту "Аль Ясат" (как называлась пиратская шебека), оторвала Ивана от размышлений. В принципе, его задача наполовину выполнена. Он привел "Аль Ясат" в Алжир в нужное время — после полудня, и теперь предстоит лишь высадить на берег разведчиков и ждать их возвращения. Попутно заказать воду и провизию, чтобы было чем обосновать заход в Алжир. Для всех они идут из Скикды в Танжер за товаром, именно поэтому на борту нет груза. Команду на "Аль Ясат" пришлось делать сборную, взяв людей с "Кирлангич" и "Шахин". Греков на борту не было, иначе в то, что этот корабль местный, никто бы не поверил. Боцман Мехмед изображал капитана, а Иван — хозяйского сына, приставленного к делу, чтобы набирался опыта. Четверо янычар во главе с Давутом оставили свою форму на "Кирлангич" и сейчас ничем не отличались от матросов. Оставили там также все, что хоть как-то могло выдать принадлежность команды к регулярному османскому флоту. Матросов тоже подобрали только из османов. Иван прихватил на всякий случай еще и Бахира. Хоть на пушки "Аль Ясат" без слез и не взглянешь, но лучше хоть плохие пушки с одним хорошим канониром, чем вообще без пушек. Да и его "профессия" карманника могла пригодиться. Мало ли, как дело пойдет. Иными словами, в Алжир пришел обычный местный "купец". В меру потрепанный, в меру ухоженный, и видно, что его хозяин — далеко не богач. Так, купеческая мелочь, умудряющаяся сводить концы с концами. На жизнь хватает, но несметных богатств не наживший. Таких на побережье Алжира десятки, если не сотни. То есть, ничего подозрительного по местным меркам. Да и взять с такого хозяина особо нечего. Разве что тоже по мелочи...

— Понятно, Давут-бей... Скоро станем на якорь, и ведем себя каждый соответственно своей роли при посторонних на борту. Мехмед-бей, Вы у нас достопочтенный капитан, распоряжающийся всем. Я — хозяйский соглядатай, ничего толком не знающий, и сующий свой нос куда попало. Но ни во что не вмешиваюсь, а только наблюдаю, иногда давая к месту и не к месту разные советы, над которыми вся команда за моей спиной хихикать будет. А уважаемый капитан Мехмед будет тактично давать понять хозяйскому оболтусу, что он неправ, и подсказывать, как надо правильно сделать. Давут-бей, Вы у нас вместе с остальными янычарами — обычные нанятые матросы. Поскольку именно вы хорошо знаете арабский язык, вас и отправили на берег с другими матросами на базар за покупками. Я и капитан Мехмед отправимся на берег заказать провизию и воду, чтобы не вызвать подозрений в причине нашего захода в Алжир. Остальные сидят на борту и ждут. В общих чертах все, а дальше посмотрим. Может быть, что-то пойдет не по плану, тогда будем действовать по обстановке. Вопросы?

— А если какой-нибудь не в меру наглый и жадный чинуша появится уже после того, как портовые власти уйдут? И начнет из себя большое начальство корчить, вымогая бакшиш?

— Значит получит свой бакшиш и уберется восвояси. Он именно за ним и придет, больше его тут ничего не интересует. А это уже моя забота. Я любого мздоимца нашим лучшим другом сделаю...

"Аль Ясат" медленно входила на рейд, маневрируя между стоящими на якоре кораблями, стараясь подойти поближе к берегу. Прошли неподалеку от крупного галеона, на корме которого горело золотом название "Сантиссимо Сакраменто". Все ясно, местные любители чужого добра не вняли предупреждению, и все же напали на испанский корабль. Очевидно посчитали, что им все сойдет с рук. Два других европейских "купца" стояли далеко, и рассмотреть их за многочисленными местными посудинами толком не удалось.

Наконец, выбрав подходящее место, убрали паруса и отдали якорь. И вскоре под бортом уже стояла лодка с портовыми властями, собирающими портовый сбор в казну дея Алжира и бакшиш в свой личный карман. Прибывший чиновник очень торопился, поэтому обошлись без длительных бесед и дотошного выяснения причин захода в Алжир с пустым трюмом. Получив положенный портовый сбор и "положенный" бакшиш, служивый пожелал хорошей стоянки и отбыл на другие корабли, поскольку помимо "Аль Ясат" в Алжирскую бухту вошло еще четверо, и надо было успеть "обслужить" всех, пока не стемнело. То, что в разговоре с капитаном и сыном хозяина на него слегка "нажали", портовый чиновник даже не заметил. А Иван лишний раз убедился, что вот такая "мягкая" методика воздействия на человека дает очень хороший эффект. Особенно, если человек сам не против того, что ему предлагают, и остается лишь создать в нем чувство уверенности, будто он с а м сделал нужное предложение. Когда лодка с представителем местного начальства отошла от борта и направилась к следующему "клиенту", Давут, все время находившийся на палубе и не выходивший из образа матроса, удивленно глянул на Ивана.

— Хасан-бей, и это все?!

— Все, Давут-бей. А Вы что хотели? Длительных переговоров, в результате которых сиятельный вельможа все же даст себя уговорить? Полноте, все мздоимцы по своей сути одинаковы, потому найти подход можно к любому. Портовый сбор в казну, плюс "положенный" бакшиш ему в карман, и мы можем стоять здесь, сколько угодно. Он был даже настолько любезен, что порекомендовал местного купца, занимающегося поставкой продовольствия на корабли. Уверен, что он получает от этого свою долю. Вот и не будем расстраивать служивого, у нас не убудет. Можете начинать, Давут-бей, когда посчитаете нужным. Я в ваших разведывательных делах все равно ничего не понимаю. А мы с Мехмедом сейчас навестим здешнего купца Саида. Закажем продовольствие, воду, да и последними местными новостями заодно разживемся. А то, неспокойно что-то у меня на душе...

— Вы о чем, Хасан-бей?!

— Как испанский корабль на рейде увидел... Ох, чувствую, не простят такое испанцы...

Давут в сердцах выругался, но согласился, что этот случай может расстроить все их планы. Если в ближайшее время появятся испанцы, то они не будут разбираться кто прав, а кто виноват. В итоге может и "Аль Ясат" угодить под раздачу, что сорвет выполнение задания, и это в лучшем случае. А могут еще и с османской эскадрой сцепиться. Поскольку, если там не дождутся возвращения разведчиков к назначенному сроку, Кемаль-паша сделает правильный вывод — с ними что-то случилось. И придет в Алжир в любом случае, чтобы покарать виновных и восстановить власть султана. И нарвется здесь на испанцев. А это приведет к тому, что обоим командующим эскадрами вряд ли удастся избежать боя. А королю Испании Хуану III и султану Османской империи Мехмеду IV вряд ли после этого удастся сохранить даже то хрупкое подобие мира, которое установилось в последние годы. И Средиземноморье вновь запылает в огне войны между крестом и полумесяцем.

Но разговоры разговорами, а надо было делать дело, ради которого прибыли. Давут со своими янычарами сразу же отправились на берег, не став никого посвящать в подробности, назначив лишь крайний срок своего возвращения — до завтрашнего захода солнца. Если они к этому времени не вернутся, и не смогут сообщить о себе каким-либо способом, то "Аль Ясат" следует как можно скорее сниматься с якоря и уходить на соединение с эскадрой, ожидающей в бухте Беджайя. Рассказать все, что видели, и что смогли сами узнать из базарных сплетен. Хоть такая информация дойдет по назначению, а это уже немало.

Проводив разведчиков, Иван решил не откладывать дело в долгий ящик и отправиться к купцу, рекомендованному местным любителем бакшиша. Не может такого быть, чтобы у него не удалось разжиться свежими новостями. Да и провизию заказать заодно. Как раз завтра к полудню и привезут, быстро здесь ничего не делается. А там и разведка должна вернуться... Если вообще вернется. Переодевшись в традиционную арабскую одежду, чтобы поменьше выделяться на улицах города среди местных жителей, Иван и Мехмед отправились на берег, Пора было лично ознакомиться со слишком много возомнившей о себе окраиной Османской империи, и составить свое собственное мнение.

Алжир встретил их тишиной почти пустынных улиц. Жизнь летом здесь замирает до вечера, пока не спадет жара. Зато по вечерам город преображается. На улицах полно народа, и так будет где-то до полуночи. Потом город опять замирает до утра. Так было здесь много лет. Алжир, находящийся на окраине Османской империи, жил своей жизнью, и практически не зависел от Истанбула. А в таких условиях всегда находятся любители половить рыбу в мутной воде. Поэтому Алжир представлял из себя не просто крупный портовый город, а рассадник авантюристов всех мастей, богатство и благополучие которого зиждилось исключительно на пиратстве и работорговле. Все остальное, что находилось в городе, в той или иной мере обслуживало эти два вида деятельности.

Не составлял исключения и добропорядочный купец Саид, занимавшийся как снабжением заходящих в Алжир пиратских кораблей, так и скупкой награбленного с последующей перепродажей. В чем Иван убедился сразу же, едва оказался в лавке Саида. Ассортимент представленных товаров говорил сам за себя. Самого купца на месте не оказалось, и посетителей встретил приказчик, назвавшийся Али. Поскольку других покупателей не было, приказчик с удовольствием поболтал с гостями, рассказав о местных обычаях и сообщил последние новости.

— Как раз неделю назад испанского "купца" привели. Товары из Нового Света вез в Кадис, но немного не дошел. Если вас интересует, могу дать список.

— Благодарю, уважаемый Али, но нам нужны только провизия и вода. Можно организовать доставку на рейд того и другого, чтобы мы своих людей на берег для этого не посылали?

— Конечно можно, все сделаем! Что конкретно и сколько вам нужно?

— Вот список. Кстати, а что там еще за два корабля неверных на рейде стоят?

— А это французские "купцы". Их привели только вчера вечером и еще не выгрузили. Даже толком не знаю, что там. Говорят, что тоже товары из Нового Света, но что именно, пока сказать не могу.

Иван увлеченно беседовал со словоохотливым Али, который оказался кладезем информации, и выбалтывал очень интересные сведения, сам того не подозревая. Ситуация стала более-менее проясняться. Дей Алжира не довольствовался больше пиратскими набегами на одних лишь морских путях Средиземноморья, а посылал свои корабли за Гибралтарский пролив в Атлантику, чтобы перехватывать идущих в Европу из Нового Света "купцов". Деятельность имела переменный успех. Иногда охотники возвращались с богатейшей добычей, иногда сильно потрепанные и без добычи, а иногда не возвращались вообще. Испанцев удавалось захватить крайне редко, и то лишь благодаря какой-нибудь случайности. Служба на испанском флоте, даже на "купцах", была налажена отменно. Да и вооружены они были не в пример лучше всем остальным. Основную же массу добычи составляли французы, голландцы и португальцы. Испанцы после прошлогоднего обстрела более не беспокоили Алжир, и здешние пираты снова осмелели, начав практиковать нападения на испанские корабли. Но увы, заканчивалось это всегда плачевно — пиратские шебеки либо шли ко дну, нарвавшись на убийственно точный огонь испанской артиллерии, либо отказывались от нападения и уходили, понеся большие потери. Галеон "Сантиссимо Сакраменто" — первый испанский корабль, захваченный за прошедший год. На вопрос Ивана — зачем так рисковать и задирать испанцев, когда есть гораздо более доступные цели, Али лишь махнул рукой и рассмеялся. Дескать, что взять с этих неверных? Они сильны лишь на словах. Ну пришли, ну постреляли, ну нанесли какой-то ущерб. А на берег сунуться побоялись. Если придут снова — их встретят. Да так, что мало не покажется. На этой ноте и расстались. Договорившись о заказе провизии и воды, покинули заведение добропорядочного купца Саида, оставив задаток, и получив клятвенные уверения, что завтра до полудня все будет доставлено на борт. А выйдя на улицу и отойдя подальше от лавки, Иван и Мехмед переглянулись.

— Ну и что скажете, Мехмед-бей?

— Скажу, что местные заигрались. Специально задирать испанцев, за которыми стоит Русская Америка, это надо вообще лишиться рассудка. Впрочем, похоже, рассудка у них изначально не было.

— Вот и я о том же. "Сантиссимо Сакраменто" привели неделю назад. Я у в е р е н, что у испанцев хватает здесь своих шпионов, поэтому в Испании уже должны все знать. Как и когда испанцы отреагируют — это другой вопрос. Но отреагируют обязательно. А вместе с испанцами могут еще и тринидадцы вмешаться, которые сейчас в Альхесирасе находятся. Вот тогда будет "финита ля комедия", как говорят неверные. Либо от Алжира останутся лишь груды щебня, либо тринидадцы захватят Алжир в целости, как Гавану, и отсюда уже не уйдут, перебив всех несогласных. А если мы сюда сунемся, то и нас отправят вслед за алжирским деем и его прихлебателями. Тринидадцы церемониться не станут, а пытаться воевать с ними — есть более простые способы самоубийства. Нам надо срочно доставить эти сведения.

— Пожалуй, что так оно и есть... А сейчас что делать будем, Хасан-бей? Ведь все равно, нам до завтрашнего вечера ждать надо?

— Сейчас походим по базару — как раз жара спадает, и народ на улицу выбирается. Потом поужинаем в хорошей мейхане. А заодно посмотрим, послушаем. Хоть Али — сущий подарок для шпиона, столько всего интересного рассказал, но может быть и еще что-то важное узнаем...

Однако, поход по базару ничего нового в плане получения информации не дал. Несколько больше удалось узнать в крупной харчевне, где предавались чревоугодию пираты, вернувшиеся с "промысла". Они нисколько не стеснялись присутствующих и громко хвалились своими подвигами. Из разговора было понятно, что пируют две шайки, промышлявшие в разных районах. Но они больше обсуждали вопросы, касающиеся добычи, а не предстоящих действий. Мехмед, слушая это, лишь покачал головой, а Иван решил, что надо заканчивать. Ничего нового они больше не узнают, если продолжат собирать базарные сплетни. А залезть куда-нибудь, как когда-то в дом Ибрагима... Увы, сначала надо найти такого "ибрагима", то есть достойную внимания персону, и лишь потом лезть. Но где ее искать? Было бы времени побольше — никаких сложностей, а так... Все равно, скоро сюда придет Кемаль-паша, и устроит вразумление слишком много возомнивших о себе подданных повелителя правоверных. А там уже не будет никакой разницы, какая персона достойна внимания казака-характерника, а какая нет.

Вернувшись на борт "Аль Ясат", Иван собрал всю команду на палубе и дал приказ бдить ночью в оба. Нехорошее предчувствие не отпускало. Причем вокруг не было ничего подозрительного. Пока они с Мехмедом были на берегу, никто "Аль Ясат" не интересовался, бакшиш не вымогал, и вообще на нее внимания не обращал. Шебека стояла на якоре неподалеку от берега, и была готова к выходу. Ждали лишь возвращения разведчиков. Но что-то не давало Ивану покоя, и он никак не мог понять, что именно. Как будто бы пропустил что-то очень важное, не придав ему значения.

Солнце скрылось за горизонтом и на небе вспыхнули первые звезды. Ночь окутала город и бухту со стоявшими в ней кораблями. Кое-где были видны огоньки, позволяющие ориентироваться в границах города, но основная часть берега была скрыта во тьме. Иван стоял на палубе и вслушивался в ночную тишину, нарушаемую лишь плеском воды возле борта. Шум вечернего города сюда не долетал. И тут он неожиданно понял, что его насторожило. Фраза, брошенная одним из пиратов: "Если гяур не обманет Ахмеда, то мы станем богаче самого султана!". Какого Ахмеда? Неужели, речь шла об алжирском дее, Ахмеде бен Али?! И какой гяур должен его не обмануть, и в чем именно не обмануть? Увы, больше ни одной зацепки нет. И на берег завтра отправляться нельзя — разведчики могут вернуться в любой момент... А-а-а, шайтан с ним с этим Ахмедом, пиратами, и неизвестным гяуром! Придет Кемаль-паша, и у местного "воинства" появятся совсем другие животрепещущие проблемы.

Ночь прошла спокойно, но под утро Ивана разбудил грохот выстрела. Выскочив на палубу, он замер, пораженный увиденным. Небо на востоке только-только начало светлеть, и пока что трудно было что-либо разобрать, но кто-то вел обстрел алжирской крепости. Кто именно — понять сложно, поскольку темнота еще укрывала нападавших, а мачты стоявших на рейде кораблей затрудняли визуальное обнаружение. Но те, кто пришел сюда не с добрыми намерениями, свое дело знали. На стене крепости то и дело вспыхивали вспышки взрывов, и она скрывалась за клубами пыли. А это значит, что обстрел велся не обычными ядрами, а бомбами. Причем огонь нападавших был исключительно точен и эффективен — алжирская крепость до сих пор так и не смогла дать в ответ ни одного выстрела! Команда, разбуженная канонадой, тоже выскочила на палубу, и удивленно вглядывалась в предрассветную мглу. Отовсюду неслись возгласы.

— Кого это шайтан принес?!

— Неужели, испанцы так быстро сподобились?!

— А может, это наши пришли раньше времени? Для испанцев вроде рановато.

— Вряд ли. Наши бы ночью в бухту не полезли...

Объявив тревогу, Иван метнулся в каюту за биноклем, и теперь внимательно следил за ходом разворачивающихся событий. Стены крепости уже кое-где рухнули. Выстрелы гремели очень часто, и создавалось впечатление, что огонь ведет крупная эскадра. Но как она могла тут появиться?! Ведь для того, чтобы вести такой сосредоточенный огонь по одной цели, следовало сначала войти в бухту, стать на якоря, и только потом открывать огонь, поскольку большой эскадре слаженно маневрировать в бухте очень сложно, да еще и в темноте! Ведь еще даже толком не рассвело! Однако те, кто вел обстрел алжирской крепости, очевидно об этом не догадывались, и без остановки долбили тяжелыми бомбами древние каменные стены, разнося их в щебень. По крайней мере, успокаивало то, что по стоявшим на рейде кораблям не стреляли. Пока, во всяком случае. Но Иван ждать такого оборота дела не собирался.

— Ждать разведку уже нет смысла. Если эти ранние гости начнут топить всех, кто стоит на рейде, то до нас дойдет очередь не сразу. Мы стоим очень близко к берегу, и между нами и противником много других целей. Приготовиться по моей команде рубить якорный канат и ставить паруса.

— Будем прорываться в море вдоль восточного берега бухты, Хасан-бей?

— Скорее всего, придется выбрасываться на берег.

— Но почему?! Разве мы не сможем прорваться в море?!

— Не сможем. Когда так молотят по крепости, то выход из бухты должен уже быть перекрыт. На этой лоханке нас быстро утопят, если только сунемся. Но попытаться — все равно попытаемся. Если увидим, что становимся дичью для охотников, сразу же выбросимся на берег. Вряд ли после этого по нам продолжат обстрел. Не знаю, кто устроил эту побудку алжирскому дею, но артиллерия там мощная и канониры дело знают. Обратите внимание — ни одной бомбы не упало на город, обстреливают только крепость. И похоже, скоро от нее ничего не останется, бомбы разваливают крепостные стены до основания. Мы всего лишь хлипкая мишень для т а к о г о противника. Тем более, с нашими пушками. Доберемся до берега, а там уже будем смотреть по обстановке, что делать дальше. На берегу они нас не поймают, а здесь накроют запросто.

— Но кто же это?!

— Либо испанцы, либо тринидадцы, либо они вместе дружной компанией. Другому просто некому. И если они не обстреливают город, то это значит, что город им самим нужен. Иными словами, тринидадцы с испанцами отсюда уже не уйдут. Алжирский дей доигрался...

Между тем, небо на востоке посветлело, и можно было разглядеть получше то, что творилось вокруг. Крепость представляла из себя жалкое зрелище. Стены во многих местах обрушились, внутри разгорелись пожары, и мог рвануть запас пороха. За все время бомбардировки оттуда так и не смогли сделать ни одного выстрела. То ли первые же взрывы вывели из строя орудия и канониров, то ли канониры просто разбежались. Иван пытался разглядеть в предрассветных сумерках, кто же это устроил такое побоище, ожидая увидеть мощную эскадру, и все-таки увидел ее. Но н е в бухте! Эскадра стояла гораздо дальше, полностью перекрывая выход в море, а в бухте находился всего лишь один единственный корабль! Но вид этого корабля сразу же развеял все сомнения.

Это было н е ч т о, чего он раньше никогда не видел. Ни наяву, ни на картинках. Даже Матвей Колюжный не рассказывал о таком. Неизвестный корабль вообще не был похож на корабль в его привычном понимании. У него не было хорошо развитого рангоута, предназначенного для несения парусов. Вместо него всего лишь две небольших мачты и две высокие трубы, из которых вился дым. Очертания корпуса еще скрадывались в темноте, но уже можно было разобрать, что корабль большой. Очень большой. Гораздо больше флагманского линейного корабля Кемаля-паши "Перваз Бахри", а также больше любого корабля, какие он видел до сих пор. Вот снова неизвестный корабль окутался дымом и над бухтой разнесся грохот залпа, а остатки стен крепости снова покрылись вспышками взрывов. Вскоре достаточно рассвело, и можно было рассмотреть корабль во всех подробностях. Широкий массивный корпус, на палубе которого возвышаются четыре приплюснутых башни квадратной формы. Из каждой торчит по две очень длинных пушки. Калибр — явно не менее тридцати двух фунтов, а то и побольше! Причем на носу и на корме две башни находятся прямо на палубе, а две других — следом за ними, несколько выше. И сами башни поворачиваются, позволяя осуществлять точную наводку по горизонту! Борт не имеет орудийных портов. Похоже, что эти восемь орудий — все вооружение корабля. Но их ужасающая мощь была очевидна — достаточно глянуть на то, что осталось от крепости. Перед первой трубой еще какая-то башня — повыше и побольше. В средней части палубы еще вроде бы какие-то пушки стоят, но калибр поменьше. Хотя стволы для такого калибра очень длинные. И тоже в поворотных башнях!

Корабль легко маневрировал по акватории бухты, не имея на мачтах парусов, то замирая на месте, то смещаясь несколько в сторону. Уже окончательно рассвело, и в бинокль можно было хорошо его рассмотреть. Опять громыхнул залп, и все заволокло дымом, но ветер быстро отнес дым в сторону, и корабль снова появился перед всеми во всей красе. Иван завороженно смотрел на это чудо, сделанное человеческими руками, и признавал, что такого сочетания боевой мощи и внешней простоты он еще не видел. Здесь не было ничего лишнего. Не было носовой фигуры над форштевнем, не было украшений на корме, не было высоких мачт с длинными реями, многочисленных снастей такелажа и орудийных портов. Был только корпус и восемь чудовищных орудий в четырех поворотных башнях, способных вести огонь на о б а борта! Причем обладающие феноменальной скорострельностью и дальнобойностью, не идущей ни в какое сравнение со скорострельностью и дальнобойностью обычных пушек! Такого не смогли создать даже лучшие европейские корабелы — ни испанцы, ни французы. О других и говорить нечего. Но в национальности корабля не было никаких сомнений. На его грот мачте развевался флаг Русской Америки — белое поле с косым синим крестом. Тот самый флаг, о котором его предупреждал войсковой атаман Корнилий Яковлев. А на борту корабля, выкрашенного в серый цвет, горело золотом название "Синоп". Причем кириллицей, а не латиницей! Непонятно только — почему именно "Синоп"? Какое имеет отношение турецкий порт Синоп в Черном море к Русской Америке по ту сторону Атлантики? Или у них там тоже свой Синоп есть? Но это, в конце концов, неважно. А важно то, что появилась реальная возможность наладить контакты с русскими из Русской Америки. Если их язык похож, то может быть удастся и без толмача обойтись? В крайнем случае, испанцы там тоже могут быть, а среди них многие знают французский. Так что поймут друг друга...

Между тем, ситуация вокруг несколько изменилась. Четыре шебеки (явно пиратские), стоявшие на рейде дальше всех от берега, обрубили якорные канаты и попытались уйти от города к восточному берегу бухты. "Синоп" их какое-то время игнорировал. Но едва они изменили курс на север, попытавшись прорваться в море, на "Синопе" громыхнули молчавшие до этого пушки небольшого калибра. Вокруг головной шебеки поднялись фонтаны воды, а одна бомба все же угодила в корпус. Взрыв, летят во все стороны деревянные обломки, и пиратский корабль сразу же начал тонуть, не продержавшись на воде и минуты. Остальные трое попытались повернуть обратно, но это их не спасло. Последующие три залпа отправили их на дно Алжирской бухты, оставив на ее поверхности лишь груды обломков да немногих уцелевших, вцепившихся в эти обломки, чтобы не утонуть. Иван мрачно прокомментировал происходящее.

— Ну и как, есть еще желающие прорваться в море? Обратите внимание, что этот корабль справился с а м, не отвлекаясь от обстрела крепости! Причем стрелял с огромной дистанции и попадал. А на выходе из бухты еще целая эскадра из двенадцати вымпелов стоит. И до них эти четверо даже не дошли.

— Но что же делать, Хасан-бей?!

— Пока что ничего не делать. Тринидадцы — а это именно они, если верить флагу, ясно дали понять — они не собираются разрушать город и топить корабли, стоящие на рейде. Иначе бы сюда зашли еще один-два корабля поменьше, и пока этот "Синоп" "трамбует" крепость, занялись бы нами. Но они этого не сделали. Лишь предупредили таким образом, чтобы не вздумали оказывать сопротивление. До умных дойдет быстро, а дураков не жалко. Если тринидадцы не уйдут после окончания бомбардировки, а я уверен, что не уйдут, иначе не стоило тащить с собой еще двенадцать кораблей, когда и один справился, то они должны высадить десант для захвата города. Когда все успокоится, я отправлюсь на берег и все разузнаю. Всем остальным находиться на борту и ждать моего возвращения.

— А Давут?!

— Если сумеют уцелеть в этом аду — значит вернутся. Если нет — значит нет. В любом случае, мы будем стоять до захода солнца, как и договаривались. А ценность тех сведений, которые наши разведчики сумели добыть до прихода тринидадцев, уже невелика. Расклад поменялся полностью, и алжирский дей Ахмед бен Али отныне никто. И что теперь будет в Алжире, ведомо лишь Аллаху.

— Но ведь Вы не знаете арабского, Хасан-бей! Как Вы будете обходиться без него на берегу?

— А он мне сейчас и не потребуется. Там будет такое вавилонское столпотворение, что никто из тринидадцев не станет разбираться где араб, а где осман. Для них мы все одинаковы. К тому же, я хорошо знаю французский, и вполне смогу выдать себя за сбежавшего в ходе боя пленного франка-полукровку.

— Может все же возьмете кого-нибудь с собой? Как идти одному на такое дело?

— Нет. Вы мне можете помочь лишь тем, если будете сидеть на борту и держать "Аль Ясат" готовой к выходу. Как стемнеет, попытаемся уйти вдоль берега. Осадка у нас небольшая, так что, если Аллах смилостивится, сможем пройти в темноте под самым берегом на выход из бухты. Если во время моего отсутствия появятся тринидадцы, говорите то же, что и раньше. Мы — купеческий корабль из Скикды, идем в Танжер за товаром. Брать у нас все равно толком нечего. Груза на борту нет, а все деньги у хозяйского сынка, то есть у меня. Который еще вчера вечером на берег уехал, и где его сейчас носит, одному шайтану известно. Но если все же начнут грабить — не сопротивляйтесь, отдайте все. Надо полностью соответствовать образу...

— О, Аллах, что это?!

Бахир, как один из самых глазастых, заметил что-то вдали и тыкал пальцем. Все посмотрели в указанном направлении и тут Иван понял, что чудеса на сегодня еще не закончились. Во время бомбардировки крепости взгляды всех были прикованы к "Синопу" и стоявшей на выходе эскадре. Никто не смотрел в противоположную сторону. Что там может быть, кроме пустыни и кочевников-берберов? Тем более, началось все еще в темноте. И вот теперь, когда окончательно рассвело, команда "Аль Ясат" стала свидетелем удивительного зрелища. С юго-запада, со стороны африканского материка, приближалось еще одно н е ч т о. И это нечто летело высоко в небе! Иван схватил бинокль и постарался получше разглядеть незнакомца. Вскоре никаких сомнений не осталось — перед ним был летающий корабль. Значит те слухи, которые зачастую воспринимались, как рассказы сильно перебравших "очевидцев", оказались правдой. И у Русской Америки есть свой воздушный флот! Но что же этот корабль будет делать? Очевидно, он специально зашел со стороны суши, а не с моря, так как тринидадцы хорошо понимали — внимание всех будет обращено на "Синоп". Мало кто захочет специально смотреть в противоположную сторону, да еще и выискивать что-то в ночном небе. Ведь время для нанесения удара выбрано очень удачно — на рассвете, когда темнота еще скрывает западную часть горизонта. И если летающий корабль появился именно сейчас, то значит грядет какая-то очередная пакость алжирскому дею. Но какая именно? Гадать бесполезно, поскольку опыта применения летающих кораблей ни у кого здесь нет. Интересно...

Между тем, операция тринидадцев по наведению порядка в Алжире вступила в новую фазу. "Синоп" еще продолжал обстрел крепости, хотя интенсивность его огня заметно снизилась, как в бухту начала входить эскадра, закрывающая до этого выход в море. Шесть кораблей представляли из себя обычные парусные фрегаты, как позже оказалось — испанские. Но корабли крупные и хорошо вооруженные, что было заметно по числу и калибру орудий, а также построенные под влиянием тринидадской кораблестроительной школы. Обводы острые, высота кормовой надстройки сильно уменьшена, какие-либо украшения на корпусе отсутствуют. А вот шесть других заинтересовали всех гораздо больше. Три — вроде бы обычные четырехмачтовые парусники, только очень большие, и весь их вид укладывался в схему "ничего лишнего". Один лишь корпус без какого-либо намека на сильно развитую кормовую надстройку, четыре мачты с хорошо развитым парусным вооружением, и две высоких трубы между мачтами. И все. Какого-либо вооружения не видно. Во всяком случае, орудийных портов в бортах нет. Похоже, это "купцы", привлеченные для перевозки десанта. А вот два других, как два брата-близнеца, хоть по внешнему виду и напоминают "купцов", но это явно боевые корабли. Корпуса длинные и имеют острые обводы, но также имеются три мачты с хорошо развитым парусным вооружением, в данный момент не используемым. Между мачтами по две дымящих трубы, как и на "купцах". Орудийных портов в бортах в их привычном понимании нет. Но есть какие-то выступы, из которых торчат очень длинные стволы орудий. Сколько их — сосчитать пока сложно, ракурс неудобный. Похоже, именно такой фрегат "Дмитрий Донской" разбил английский флот два года назад, о чем рассказывал Корнилий Яковлев. А вот оставшийся корабль явно был из того же роду-племени, что и "Синоп", хотя по внешнему виду сильно от него отличался. Корпус длинный, но значительно уже, рангоута фактически нет. Лишь одна невысокая хлипкая мачта, пригодная разве что для подъема флагов. Надстроек тоже очень мало. На носу и на корме по две квадратных плоских двухорудийных башни, как на "Синопе", только калибр орудий гораздо меньше. Расположены по такой же схеме — две на палубе, две чуть выше следом за ними. Итого восемь орудий, способных вести огонь на оба борта. Больше никакого вооружения не заметно. За второй орудийной башней со стороны носа еще одна башня, но орудий в ней нет. Похоже, это обычная надстройка. Две трубы, из которых идет дым. За второй трубой какая-то непонятная конструкция, отдаленно напоминающая колодезный журавль, только короче и гораздо массивнее. Для чего она — непонятно. На "Синопе" такого нет, у него в этом месте еще одна мачта стоит. На палубе между второй и третьей орудийными башнями по бортам еще какие-то небольшие пушки видны, но калибр вообще несерьезный. Этот корабль на большой скорости первым вошел в бухту, остановившись неподалеку от "Синопа", и направив свои орудия на город. Удалось его как следует рассмотреть и сравнить обоих. Если провести аналогию с хищниками, то "Синоп" напоминал медведя. Огромного, сильного, массивного и внешне неповоротливого увальня. А вот второй корабль, на борту которого золотыми буквами было нанесено название "Варяг", больше напоминал рысь. Легкую, грациозную, стремительную, но от этого не менее опасную. Очевидно, и задачи у этих кораблей совершенно разные. "Синоп" перемалывает в труху своей мощной артиллерией все, до чего сможет дотянуться. Что на суше, что на море, ему без разницы. А вот "Варяг" похоже, чисто морской охотник на корабли противника. Калибр его орудий небольшой, и для обстрела прочных береговых укреплений из камня явно недостаточный. Но, очевидно, вполне достаточный для того, чтобы разносить на дрова самые мощные двух и трехдечные линейные корабли, какие есть на сегодняшний день во всех европейских флотах. И если здесь появилась эта парочка, да еще в компании с фрегатами, способными ходить без парусов, то это значит, что Русская Америка всерьез заинтересовалась Средиземноморьем. А если еще учитывать испанский интерес в этом деле, то и подавно. Грядут события, в результате которых политическая карта Средиземноморья изменится очень сильно. И получается, что захват испанского галеона "Сантиссимо Сакраменто" — всего лишь повод, а не причина. За неделю с момента захвата такие силы вторжения не собрать и операцию по сокрушительному разгрому врага в его собственном логове не разработать. Ведь обязательно нужно провести разведку до того, как штурмовать город. Получается, тринидадцы и испанцы подготовились заранее, и ударили в наиболее благоприятный момент? Не было бы этого галеона, нашлось бы что-то другое. Поводов хватало. Пираты алжирского дея сами очень постарались, давая такие поводы с завидной регулярностью.

В бухту входили остальные корабли эскадры. "Синоп" прекратил огонь, но держал Алжир под прицелом своих чудовищных орудий. Неподалеку от серого гиганта лежал в дрейфе "Варяг", также развернув свои четыре орудийных башни на город. Но берег молчал. Даже если там кто-то и уцелел, то вступать в артиллерийскую дуэль с таким противником у гарнизона алжирской крепости не было никакого желания. Первыми к рейду подошли испанские корабли. Фрегаты и "купцы" под флагом Русской Америки держались позади, чтобы не мешать маневрировать парусникам, и лишь когда те стали на якорь, подошли ближе, заняв позиции по периметру стоявших на рейде кораблей и полностью перекрыв возможность выхода в море. Сразу же начался спуск шлюпок и погрузка в них десанта. Но еще до того, как шлюпки отошли от борта, летающий корабль тринидадцев уже оказался над городом. Пройдя над ним несколько раз, и рассмотрев с высоты все, что творилось внизу, лег в дрейф над разрушенной крепостью.

Только сейчас удалось его как следует рассмотреть со всех ракурсов. Иван не отрывался от бинокля, стараясь запомнить как можно больше подробностей. Корабль лежал в дрейфе на высоте, значительно превышающей высоту самых больших зданий и минаретов Алжира. Навскидку метров пятьсот-шестьсот, не меньше. Сам корабль был огромен. Его белый корпус больше всего походил на толстую рыбу, взмывшую в небеса. Передвигался он медленно и величаво, но это скорее всего казалось при наблюдении с земли из-за очень большого расстояния. А так, скорость этого творения рук человеческих должна намного превышать скорость самого быстрого породистого скакуна, если учитывать, за какое ничтожно малое время этот летающий монстр преодолел расстояние до города с того момента, как его обнаружили. По бокам корабля располагались какие-то диски, блестевшие в солнечных лучах, а внизу в носовой части — большой выступ с застекленными окнами. На борту было нанесено название (опять кириллицей!) крупными черными буквами — "Магеллан", а на хвосте нарисован флаг Русской Америки. Корабль каким-то образом сохранял свое место в воздухе на большой высоте прямо над крепостью, и явно чего-то ждал.

Как оказалось, ждал он начала высадки десанта. Едва первые шлюпки подошли к берегу, "Магеллан" пришел в движение, начав маневрировать над районом высадки, иногда стреляя из какого-то оружия, после чего внизу гремели взрывы. Очевидно, его команда наблюдала сверху за возможными передвижениями войск противника, и наносила удар заранее, обеспечивая безопасность высадки десанта и ведя разведку с воздуха.

Какое-то время ничего не происходило, если не считать непрерывно ведущуюся высадку. Шлюпки курсировали между стоявшими на рейде кораблями и берегом, перевозя солдат, причем что удивило всех, шлюпки кораблей тринидадцев двигались по поверхности бухты очень быстро без парусов и весел! Что именно там происходило, с места стоянки "Аль Ясат" разобрать было трудно, поэтому Иван решил как следует рассмотреть ставшие на рейде корабли. В первую очередь — два фрегата, на бортах которых удалось прочесть названия "Дмитрий Донской" и "Пересвет". Что его более всего удивило, так это малое число пушек. Всего лишь шесть с каждого борта на батарейной палубе! Правда, на верхней палубе ближе к носу стоят еще два орудия явно покрупнее калибром, находящиеся в поворотных башнях, но не приплюснутой, а кубической формы. И это все?! Каким же образом "Дмитрий Донской" английский флот утопил при таком малом числе орудий?! Или одна его пушка сотню английских заменить может?! Ладно, что гадать. Все равно не угадаешь, не располагая вообще никакими сведениями о возможностях пришельцев из другого мира. Троих тринидадских "купцов" толком разглядеть не удалось, их загораживали стоявшие на рейде корабли. Зато "Синоп" и "Варяг" дефилировали у всех на виду по акватории бухты. На якорь они почему-то становиться не хотели. Скорее всего, чтобы иметь свободу маневра. И не было никаких сомнений, что если понадобится, то град тяжелых бомб сметет весь Алжир с лица земли. Развалины алжирской крепости выглядели очень убедительным аргументом.

Между тем, высадка десанта закончилась. Что конкретно происходило на берегу, понять было трудно, поскольку видимость с рейда была ограничена узкой полосой прибрежной части улиц Алжира. Скорее всего, испанские и тринидадские солдаты начали занимать город, поскольку с берега то и дело доносились выстрелы. Очевидно, кто-то все же оказывал сопротивление. Неожиданно в новой ипостаси выступил "Магеллан". Он медленно двигался над городом, и вел сверху огонь по отдельным очагам обороны. Иногда стреляя из чего-то, а иногда сбрасывая вниз какие-то предметы, при падении которых на земле происходил сильный взрыв. Все было ясно — таким образом тринидадцы обеспечивали поддержку своим сухопутным войскам, нанося очень мощные точечные удары не куда попало, а именно по местам оказания сопротивления. Что и говорить, это было совершенно новым шагом в военной тактике. Корабельная артиллерия, какой бы мощной и дальнобойной она ни была, не обладает такой точностью. Можно не только противника, но и свои войска с землей смешать. Здесь же — ювелирные по своей точности и сокрушительные по силе удары с воздуха. "Магеллан" мог зависнуть в одной точке на высоте, недоступной для стрелкового оружия противника, и вывалить на него сверху град каких-то очень мощных бомб. Получается, что бомбами необязательно стрелять из пушки. Можно бросать их прямо на голову врагу с тем же эффектом. Да уж... Сегодняшний день оказался богат на события. Иной раз и за год столько не увидишь...

Глава 17

Горькая правда

На палубе "Аль Ясат" эмоционально обсуждали происходящее, а Иван уже думал, каким образом добраться до командования тринидадцев. Испанцам он ни на грош не доверял. В идеальном варианте было бы встретиться и поговорить один на один с командующим эскадрой Русской Америки, чтобы было как можно меньше свидетелей, но он отдавал себе отчет, что такое маловероятно. На пути к командующему очень много людей, и нельзя откровенничать со всеми. Да и наедине с адмиралом его ни за что не оставят, на это можно даже не надеяться. Тем более, адмирал в ближайшее время вряд ли сойдет на берег, пока все не успокоится. Значит, надо искать старшего из офицеров тринидадцев в составе десанта, и через него попытаться выйти на адмирала, открыв часть правды. По другому вряд ли получится. Если только он сунется на "Синоп" без спросу, последствия могут быть самые неприятные. Ведь это не враги, и убивать там никого нельзя. Да уж... Прямо, как в поговорке — близок локоть, да не укусишь... Но делать ведь что-то надо. Время уходит...

— Мехмед-бей, остаетесь за главного. Тем более, для всех местных Вы и так капитан. А я сейчас на берег. Если Давут с разведчиками вернутся до моего возвращения, пусть остаются на борту, и не вздумают идти меня искать. До захода солнца я обязательно вернусь. Если по каким-либо причинам не вернусь, смотрите по обстановке. Если сочтете возможным уйти по-тихому из бухты — уходите. Если нет — решайте сами. Либо оставайтесь на рейде, либо бросайте "Аль Ясат" и уходите на берег. Все равно, здесь мы как в мышеловке. Неизвестно, что взбредет в голову тринидадцам и испанцам, когда они закончат с городом.

— А Вы, Хасан-бей?

— Если не вернусь, значит мне помешало что-то очень важное. И тогда буду выбираться из Алжира самостоятельно. Когда и как именно — пока не знаю.

— Да поможет Вам Аллах, Хасан-бей!

Сборы не заняли много времени. Переодевшись в драное местное рубище, и не взяв с собой абсолютно ничего, Иван отправился на берег. Если он выдает себя за сбежавшего пленника, то и вид должен иметь соответствующий. Небольшая корабельная шлюпка доставила его к заброшенной полуразвалившейся пристани и тут же ушла обратно. О системе сигналов договорились заранее, с палубы "Аль Ясат" будут наблюдать за берегом постоянно. Оказавшись на суше, Иван осмотрелся. Улицы поблизости были совершенно пустынны. Местные жители попрятались, а десант углубился в город, откуда еще доносилась стрельба. На всякий случай, отведя глаза всем возможным свидетелям его высадки на берег, Иван вышел из-за укрытия и нырнул в боковую улочку, торопясь уйти подальше от этого места и не привлечь внимания. Пока, слава Аллаху... Или Господу? Да какая разница! Главное, что пока все удавалось...

Очень скоро впереди раздались крики, женский визг и смех. Завернув за угол и дойдя до открытых ворот, Иван заглянул внутрь и стал свидетелем неприглядного зрелища. Очевидно, большая группа испанских солдат ворвалась в богатый дом и занялась привычным на войне делом — грабежом. Но кое-что выпадало из общей картины. На воротах раскачивались шестеро повешенных арабов, а несколько мужчин и женщин европейской внешности повалили на землю какого-то толстого араба, сорвали с него одежду и пытались насадить его на копье. Неподалеку стояла большая группа европейцев в лохмотьях, причем некоторые имели крайне изможденный вид. Но все с интересом наблюдали за происходящим, отпуская едкие реплики и подбадривая добровольных палачей. Правда, с непривычки у них получалось плохо. Жертва орала благим матом и пыталась вырваться, а палачи-неумехи злились, и то пинали араба ногами, то снова пытались осуществить задуманное. Рядом стояли испанские солдаты и смеялись, даже не пытаясь вмешиваться. Тут Ивана заметили и окликнули по-испански, схватившись за оружие, но он ответил на французском.

— Доброе утро, месье! Прошу прощения, но я не знаю вашего языка. Не говорит ли кто-нибудь из вас на французском, или итальянском?

Он начал повторять эту же фразу по-итальянски, но закончить не успел. Испанцы удивились, и один ему ответил на французском.

— Доброе утро, месье! Вы — француз?! Но что Вы делаете среди этих варваров?!

— О-о-о, это долгая и печальная история, месье! Разрешите представиться — Анри де Монтеспан, негоциант из Марселя. Эти мерзавцы захватили наш корабль четыре месяца назад. Меня не тронули, так как надеялись получить хороший выкуп, а вот матросов продали в рабство, поскольку никто за них ничего платить не будет. Я уже и не надеялся, но тут, хвала Господу, появились вы. Когда началась стрельба, поднялась паника, и я смог сбежать. А что здесь происходит?

— Воздастся каждому по делам его, месье де Монтеспан! Это дом работорговца. Надсмотрщиков мы повесили сами, а хозяина отдали этим несчастным, которые чудом выжили. Вот сейчас и посмотрим, как поможет ему Аллах...

Увы, Аллах не помог правоверному. Очевидно, не счел нужным. Хоть и не совсем так, как следует — араб умер в ходе выполнения экзекуции еще до ее завершения, но с грехом пополам все же удалось довести дело до конца. После чего все вернулись к прерванному занятию — грабежу. А пограбить здесь явно было чего. Ивану тоже предложили принять участие в этом увлекательном деле, но он извинился, и сославшись на необходимость увидеться с командиром десанта, попросил проводить его. Поскольку располагает важными сведениями, которые должен сообщить лично. Командир отряда испанцев был опытным служакой, поэтому сразу выделил Ивану двух сопровождающих, велев отвести его к генералу Ковальчуку. Иван внешне не подал виду, но обрадовался, услышав славянскую фамилию. Неужели, генерал из запорожцев?! Ведь там такая фамилия очень распространена. Но лучше не торопиться с выводами. Только настоял на том, чтобы скрыть свое лицо платком. Не нужно, чтобы там его видели посторонние. Испанец удивился, но ничего не сказал, лишь глянув на Ивана долгим задумчивым взглядом. Скорее всего, принял его за французского шпиона, а рассказ о попадании в плен — всего лишь версией для широкой публики. Ну и ладно...

В сопровождении двух испанских солдат, один из которых вполне сносно объяснялся на французском, Иван прошел почти до центра города, и вскоре оказался перед дворцом алжирского дея. По пути он наблюдал картины, к которым уже привык, и которые вполне укладывались в современное понятие "взятие города". Разрушения были, и местами весьма значительные, но имели ярко выраженный точечный характер — соседние здания не пострадали. Очевидно, точность бомбардировки с воздуха была ювелирной, а мощность сбрасываемых с "Магеллана" бомб многократно превосходила то, что применялось на сегодняшний день в артиллерии. Но что Ивана больше всего удивило, основную массу десанта составляли испанские солдаты. Тринидадцев он впервые увидел лишь перед дворцом дея. Своим внешним видом они резко отличались от испанцев — все в странной форме грязно-желтого цвета с бурыми пятнами, в матовых металлических шлемах такого же цвета и в мягких кирасах. Но вооружены одинаково с испанцами какими-то необычными ружьями. На его штуцер вообще не похоже. Калибр гораздо меньше, и какая-то рукоятка сбоку торчит. Скорее всего, это знаменитые нарезные карабины "Меркель", выпущенные в Русской Америке под так называемый "унитарный патрон". А это значит, что тринидадцы вооружили своим оружием испанскую армию. С одной стороны понятно, чтобы усилить боевые возможности своего союзника. А вот с другой — очень похоже, чтобы поставить этого союзника в зависимое положение. Ведь производить эти самые унитарные патроны испанцы, скорее всего, не смогут. И будут целиком и полностью зависеть от поставок из Русской Америки. А если только эти поставки прекратятся, то прекрасные дальнобойные скорострельные "Меркели" превратятся в дорогостоящие дубины, поскольку заряжать их так же, как старые дульнозарядные ружья, нельзя. Что ни говори, а ход очень умный. Лишний раз напомнить королю Испании Хуану III, кому он обязан своей короной. И что будет, если у него вдруг возникнут грешные мысли избавиться от своих благодетелей. Людовик XIV, который Король Солнце в соседней Франции, тут же может воспользоваться ситуацией. А про повелителя правоверных из Османской империи Мехмеда IV и говорить нечего. Это, как говорится, крупные хищники. Но есть еще и падальщики вроде всяких генуэзцев, неаполитанцев, сардинцев и англичан. Сами по себе они для Испании не опасны, но если в дело вступит Король Солнце, или повелитель правоверных, то с этими европейскими шакалами тоже придется считаться.

Удивил также национальный состав тринидадских солдат, который оказался довольно пестрым. Здесь были какие-то дикари с кожей красноватого оттенка. Очевидно — индейцы, о которых говорил атаман. Были полукровки, а также европейцы. Скорее всего — испанцы Нового Света. Эти общались между собой на испанском, иногда переходя на русский, когда надо было обратиться к другой национальной группе, у которой были вполне славянские физиономии, и которые объяснялись между собой на вполне привычном ему русском языке. И те, и другие с интересом поглядывали на Ивана. Испанского он не знал, но доносившиеся реплики на русском звучали для него музыкой. И пока пошли докладывать начальству, с интересом слушал, не выдавая свое знание языка.

— А это что за арап? Важный пленный, что ли, раз его сюда привели?

— Не-е... Скорее — лазутчик. Ты глянь — морду тряпкой закрыл, чтобы не узнали. Да и идет по своей воле, а не силком тянут.

— А чего тогда одет, как басурман?

— Вот дурень, а как же ему еще одеваться?! Если надобно на здешнего арапа походить?

Обсуждение персоны Ивана прервало появление молодого человека в такой же пятнистой форме. Очевидно, офицера, хотя чем его форма отличалась от рядовых солдат, Иван так и не понял. Разве что ружья при нем нет. Но ведь не этим же? Судя по внешности — европеец. И судя по манерам, похоже, что из аристократов. Вместе с ним вышли еще двое в такой же форме, про которых в народе говорят — мордовороты. Но эти обладали поистине славянскими мордами, в чем не было никаких сомнений. Не проронив ни слова, они тут же подозрительно оглядели Ивана с головы до ног и внимательно наблюдали за ним все время, пока офицер выяснял что-то у испанских солдат, доставивших "француза". Разговор шел на испанском, поэтому ничего, кроме своего вымышленного имени, Иван не понял. Но вот испанцы попрощались, и пожелав ему удачи, направились обратно, а офицер поднес правую руку ладонью к шлему и обратился на хорошем французском.

— Доброе утро, месье де Монтеспан. Я капитан морской пехоты Русской Америки Альберто Гарсиа. С какой целью Вы настаиваете на встрече с командующим?

— Доброе утро, месье Гарсиа. Я располагаю важными сведениями, которые могу сообщить только лично командующему. Поверьте, я бы не стал настаивать на личной аудиенции, если бы речь шла всего лишь о выражении благодарности за спасение.

— Понимаю. Все оружие, какое у Вас имеется, сдайте сейчас мне.

— У меня ничего нет.

— Тогда, прошу следовать за мной.

Капитан Гарсиа повернулся и направился внутрь дворца, Ивану оставалось только идти следом. Но сзади и по бокам тут же пристроились два верзилы в пятнистой форме, контролируя каждое его движение. Оружия у всех троих не было заметно, если не считать ножа в ножнах. Да небольшая кобура на ремне, куда ни один серьезный пистоль не спрячешь. Если только вообще кроху какую-нибудь, из которой разве что по мишени с десяти шагов стрелять ради забавы. Впрочем... Карабин "Меркель" он уже видел. И на что способно это оружие, читал и слышал. "Синоп" и "Магеллан" тоже видел. И своими глазами видел, что они натворили...

Но уйти далеко Ивану не удалось. Едва они вошли в здание, как к ним подступили еще два человека в тринидадской форме. Еще двое стояли чуть поодаль и сбоку, приготовив оружие. Капитан Гарсиа резко повернулся и выхватил пистолет необычной формы из кобуры, а двое громил, шедших сзади, тут же завернули руки за спину, пригнув к полу. Иван оторопел. Такой четкости и быстроты действий он не ожидал. Но не убивать же этих дуболомов!!! Иначе, зачем он сюда пришел? Впрочем, капитан Гарсиа тут же внес ясность, сорвав платок с лица Ивана.

— Месье Анри де Монтеспан, кто Вы есть на самом деле?

— Простите, но я не понимаю Вас, месье Гарсиа!

— Вы утверждаете, что Вы негоциант из Марселя Анри де Монтеспан?

— Да!

— Ваш корабль вышел из Марселя?

— Да!

— Когда именно?

— Четыре месяца назад!

— Вы лжете. За последние пять с лишним месяцев ни один корабль, вышедший из Марселя, не пропал. Нападения на них были, но всем им удалось уйти. Те два корабля, что стоят на рейде Алжира, шли из Нового Света, и были захвачены на подходах к Гибралтарскому проливу. Кроме этого, Ваше произношение не очень похоже на речь чистокровного француза, родившегося и выросшего во Франции. Тем более, дворянина. Иностранца, для которого французский язык не родной, Вы еще сможете обмануть. Но меня — нет. Повторяю вопрос. Кто Вы?

Вот это влип!!! Кто бы мог подумать, что нарвешься на такого дотошного служаку, для которого французский, похоже, родной язык? Надо срочно выкручиваться, а то плохо будет. И раскрывать себя при таком количестве свидетелей нельзя...

— Хорошо, я все скажу. Да, Анри де Монтеспан на настоящее мое имя. Но настоящее Вам все равно ничего не скажет. Я назвался этим именем, чтобы встретиться с вашим командующим, поскольку у меня действительно очень важные сведения. А сделать это беглому пленному европейцу все же проще, чем местному арабу.

— На местного араба Вы тоже не похожи.

— Не похож, поскольку я им не являюсь. Месье Гарсиа, не глупите. Отведите меня к командующему, и там я все расскажу. Вы ведь от этого ничего не потеряете.

— Хм-м, пожалуй... Хорошо, месье.... де Монтеспан. Но ведите себя прилично, и на всякий случай я надену на Вас наручники. Для Вашего же блага, чтобы не вздумали совершить глупость. Надеюсь, что Вы не блефуете...

Громилы продолжали крепко держать Ивана, пока на его запястьях не защелкнулось какое-то железо. Но и после этого его не отпустили, а держа за руки, повели внутрь дворца. Перед очередной дверью тщательно обыскали, но ничего не нашли. И лишь после этого разрешили переступить порог, продолжая тщательно контролировать каждое его движение. Что и говорить, охрана генерала дело знает...

В большом зале за столом сидел человек в такой же пятнистой форме и перебирал многочисленные бумаги. Подняв голову, он с интересом посмотрел на вошедших, и встретился взглядом с Иваном...

О такой удаче Иван поначалу даже не мечтал. Перед ним был пришелец из другого мира! Достаточно было совсем неглубоко заглянуть ему в душу, чтобы понять это! Причем он этого даже не заметил...

Генерал отодвинул бумаги в сторону и спросил на довольно хорошем французском. Переводчик ему не требовался.

— Кто Вы такой, месье? С какой целью Вы добиваетесь встречи со мной, назвавшись чужим именем?

— Мон женераль, прикажите охране выйти. Я собираюсь сообщить секретные сведения.

Генерал удивился, и приказал конвоирам покинуть помещение. Капитан Гарсиа остался. На удивленный взгляд Ивана генерал раздраженно бросил.

— От капитана Гарсиа у меня нет секретов. Либо говорите при нем, либо разговора не получится.

— Мир дому сему. Долгих лет тебе, боярин. И тебе долгих лет, сотник. А сведения мои такие...

Иван начал рассказ на русском, чем привел генерала и капитана в полное изумление. Но капитан тут же перебил его на русском, который, как оказалось, тоже знал неплохо.

— Подожди, любезный! Ты кто такой, откуда взялся?!

— Донской казак Иван Платов, Степанов сын. Направлен войсковым атаманом Корнилием Яковлевым к туркам тайным подсылом. Сейчас выдаю себя за османа, зовусь Хасан, служу навигатором в османском военном флоте...

Рассказ Ивана продолжался долго. С него сняли наручники и предложили нарисовать по памяти укрепления Босфора и Дарданелл. Также их очень интересовал Крым, из чего Иван сделал вывод об интересе тринидадцев к Черному морю. Но под конец генерал Ковальчук охладил его пыл.

— Ваня, понимаю тебя и твоего атамана, но и ты пойми меня. Я могу пообещать только то, что в точности передам твои слова моему командованию. Внешнеполитические вопросы — не мой уровень. А то, о чем просишь ты, именно большая политика. Не забывай, что мы стараемся наладить хорошие отношения с Россией, которая официально пока еще называется здесь Русским Царством. А в Европе ее презирают и вообще за государство, достойное внимания, не считают. Но мы приложим все силы, чтобы она вновь стала Российской Империей, как в нашем мире, причем гораздо раньше. А вот как этого добиться, и что конкретно надо для этого сделать, для этого люди повыше меня есть.

— Понимаю. На большее я и не рассчитывал. Но пусть в Русской Америке знают, что на Дону есть православные, способные защитить нашу веру от басурман и ляхов. И от притеснений народа воеводами московскими.

— А вот здесь, Ваня, еще сложнее. Не забывай о большой политике. Кстати, сейчас я свяжусь с нашим командующим — контр-адмиралом Филатовым. Я командир десанта, а он командует всей экспедицией и находится на "Синопе". Возможно, ты его заинтересуешь, и он захочет с тобой поговорить...

К удивлению Ивана, генерал Ковальчук сказал несколько слов в какую-то коробочку, и оттуда ему ответили! Вошедшему в зал человеку в тринидадской форме велели связаться с "Синопом" и доложить о появлении важного источника информации. Категория "экстра". Что это такое, Иван не понял, но сообразил, что им заинтересовались всерьез. Очень скоро пришел ответ — источник доставить на "Синоп" с соблюдением мер секретности. Генерал отдал соответствующие распоряжения и обратился к гостю.

— Ваня, сейчас тебя доставят на линейный корабль "Синоп" к командующему. Предки контр-адмирала Филатова тоже из донских казаков, и ему будет интересно с тобой поговорить. Узнать, как сейчас обстоит все на Дону. Ведь для нас это — далекая История. Наши миры разделяет более трех веков. Но не жди от нас невозможного. Мы — люди военные, и дела государственного уровня не решаем. Переоденешься в форму морского пехотинца, чтобы не привлекать внимания. Отправитесь вдвоем с капитаном Гарсиа. Он из особого отдела, и секреты как раз по его части. Не теряй время, если тебе надо вернуться на свой корабль до темноты. Желаю удачи!

И генерал самой сильной армии этого мира с чувством пожал руку Ивану. Простому донскому казаку, вынужденному выдавать себя за османа. От прежней настороженности и подозрительности не осталось и следа — Иван это хорошо чувствовал. И знал, что генерал-майор Ковальчук говорит искренне. Но, увы, не он решает вопросы войны и мира, а также дружбы между государствами. То, что вроде бы наметились хорошие отношения с воинами Русской Америки, это прекрасно. Но это вовсе не означает, что точно также эту новость воспримут по другую сторону Атлантики — в Форте Росс. Генерал прав — большая политика, чтоб ее...

Дальнейшее проходило в бешеном темпе. Уже знакомые Ивану громилы-охранники провели его в какую-то каморку, и выдали комплект тринидадской военной формы. Не новой, а как раз "вышедшей из боя". Форма сидела непривычно, но удивительно удобно. А после этого еще и наложили повязку из белого бинта на лицо, через которую проступила "кровь". Капитан Гарсиа, руководивший этим процессом, критически осмотрел полученный результат и удовлетворенно кивнул — сойдет. От Ивана требуется лишь изображать раненого в голову морского пехотинца, которого везут в корабельный госпиталь на "Синоп", и помалкивать. В самом крайнем случае говорить только по-французски. Капитан Гарсиа все время будет рядом и вмешается, если что.

До порта добрались быстро на конфискованных конях из конюшни алжирского дея. Сам он сбежать не успел. Сначала не верил, что Алжир падет так быстро, а потом уже поздно было. Так сказал генерал Ковальчук. Но Иван понял, что этому помешал отряд лазутчиков тринидадцев, называемых странным словом "спецназ". Который еще до начала операции прибыл в Алжир и ждал подхода главных сил. А когда началась паника, сработал четко, быстро и тихо. И в данный момент алжирский дей Ахмед бен Али сидит под замком, а командование тринидадцев решает, как лучше использовать его в своих внешнеполитических играх. Очень может быть, что и султану его выдадут с извинениями. В обмен на Алжир...

Пока что все было понятно и в значительной степени предсказуемо, если исходить из увиденных возможностей армии и флота Русской Америки. Но чудеса продолжились по прибытию в порт. Оставив коней на берегу в распоряжении дежурившего там отряда морской пехоты тринидадцев, Иван с сопровождавшим его капитаном Гарсиа уселись в большую шлюпку, и она, издавая необычный тарахтящий звук, быстро понеслась по глади бухты в направлении "Синопа", ставшего к этому времени на якорь. Неподалеку от него стоял "Варяг", поэтому удалось хорошо рассмотреть обоих. Но вот шлюпка подошла вплотную, и Иван очень удивился. Борт корабля был из ж е л е з а! Неудивительно, что ему вражеские ядра не страшны. Он узнал уже кое-что, осторожно заглянув в душу генералу Ковальчуку, но одно дело просто узнать, и совсем другое — увидеть своими глазами. На палубе явление чудес продолжилось. Палуба поражала отсутствием фальшборта — его заменяло ограждение из металлических стоек и тросов, которое можно было еще и заваливать. Также удивляла необычная малолюдность — как это было не похоже на вавилонское столпотворение на палубах османских кораблей. Необычно выглядела также военная форма флота Русской Америки. У матросов — темно-синяя свободная роба с большим синим воротником, а у офицеров — черный мундир. Головные уборы тоже непривычные, таких шапок он еще нигде не видел. У офицеров с козырьком, а у матросов без козырька, но с длинной черной лентой с двумя концами, на которой золотыми буквами написано "Синоп". Теперь он уже знал, какие знаки различия на мундирах тринидадцев — погоны. У матросов они черные, а у офицеров золотые, с черными просветами и золотыми звездочками, обозначающими чин. А что, очень удобно! Морские пехотинцы имеют свою форму. Парадная похожа на морскую, только у солдат цвет канта на погонах не белый, а красный, а у офицеров — красные, а не черные просветы на погонах. Других различий вроде бы нет. А то, что он увидел сегодня, и что надето на нем самом, — так называемый "камуфляж". Почему-то назвали эту форму французским словом. Носится в боевой обстановке, и в повседневной жизни, когда не до парадов.

У трапа их встретил морской пехотинец в "камуфляже" и с оружием, который тут же вызвал вахтенного офицера. Перебросившись с капитаном Гарсиа несколькими фразами, офицер велел следовать за ним. Иван с интересом смотрел по сторонам и старался запомнить как можно больше. По пути встречались матросы и офицеры, причем на удивление — почти одна молодежь. Убеленных сединами моряков было немного. Никто на Ивана внимания не обращал, маскировка делала свое дело. Очень многое вокруг было непонятным, но он знал главное — этот корабль пришельцы из другого мира построили с а м и! Уже здесь, в этом мире, из местного железа, и благодаря тем знаниям, которые принесли с собой. А сейчас с ним хочет поговорить еще один пришелец из другого мира. И не кто-нибудь, а адмирал, командующий эскадрой! И который сам тоже из донских казаков! Невероятно, какие фортели может выписывать Судьба...

Неожиданно Иван оторопел от увиденного, и даже замедлил шаг. Он уже начал привыкать к обилию чудес на ограниченном пространстве, но т а к о е... Навстречу шла девчонка в морской форме. То, что форма морская, он понял сразу — короткая куртка и юбка черного цвета. Куртка похожа на офицерскую, только погоны почему-то не золотые, а черные с золотым кантом и золотым якорем. На голове... Даже трудно сказать, что это такое. Какая-то небольшая черная шапка-пирожок с белым кантом и золотым знаком. Но не таким, как у офицеров, а как у матросов, чуть поменьше. Внизу же... Господи, ну и срамота!!! Юбка — даже коленки толком не прикрывает!!! А ей — хоть бы хны! По виду самой девахе — лет пятнадцать. Но откуда?! У них тут что — и бабы с девками служат?!

Девчонка прошла мимо, вскинув руку к головному убору, и с удивлением посмотрев на Ивана, который все никак не мог прийти в себя, и пялился на невиданное чудо. Капитан Гарсиа сразу понял причину, и потянул его за рукав, шепнув на французском.

— Что, месье де Монтеспан, понравилась девчонка?

— Так это...

— Потом объясню! Идемте, нас ждут!

По пути встретились еще трое молодых девчонок. И юбки у всех тоже... Да уж... Наверное, в мире пришельцев так принято? А на местные нравы им наплевать. Они живут так, как хотят, и как привыкли жить т а м. Вон — даже местных девок приучили к своим порядкам. А те, похоже, этому только рады. Ну и кто он такой, чтобы осуждать их за это?

Вскоре они оказались в большом помещении, которое вахтенный офицер назвал "адмиральский салон" и велел подождать. Командующий занят. Сейчас придет медик и снимет повязку, убрав заодно следы "ранения". А то, негоже предстать перед адмиралом в таком непотребном виде.

Офицер ушел, оставив Ивана и капитана Гарсиа одних, после чего Иван внимательно осмотрелся. Помещение было гораздо больше, чем каюта адмирала Кемаля-паши, но оно и неудивительно — "Перваз Бахри" — жалкая лоханка по сравнению с "Синопом". Но, в то же время, вычурной роскоши нет и в помине. Все просто и без излишеств. На переборках, правда, висят картины, на которых изображены сцены морских сражений, различные корабли — как парусные, так напоминающие "Синоп" и вообще непонятно какие, а также портреты людей в незнакомых мундирах. Одна картина объяснила название корабля — "Синопский бой". Эскадра парусников под флагом Русской Америки громит врага. Очевидно, в мире пришельцев это флаг Российской империи, о которой рассказывал генерал Ковальчук. Понятен также и противник — хорошо видны красные флаги с белой звездой и полумесяцем. Значит Синоп для пришельцев — это не просто название турецкого порта. Это символ победы их флота. Р у с с к о г о флота. И похоже, блестящей победы. Когда же это было в и х мире? Сейчас на Черном море ничего, даже отдаленно похожего на флот, у царя московского нет. Да что там флот! Он даже Азов брать под свою руку не захотел, когда казаки его у турок отбили и долгое время удерживали! Все боялся с турками отношения испортить... Непонятно, как с такими царями Москва в Черное море вышла? А вот пришельцы, похоже, Черным морем всерьез заинтересовались. И на Крым глаз положили. Что же, давно пора крымскому хану его место указать...

Неожиданно открылась дверь, и в салон вошла... У Ивана захватило дух. Точеная фигурка в белом халате с зелеными глазищами и огромной гривой черных волос, ниспадающих на плечи, и обрамляющих прекрасное, слегка смуглое лицо. Судя по внешности — полукровка. Возраст — лет шестнадцать, может чуть больше. Белый халат очень короткий, а из — под него выглядывает форменная черная юбка и стройные ножки в черных башмачках... А уж юбка... То, что он видел до этого на других девчонках из команды "Синопа", очевидно является вершиной скромности по тринидадским меркам... Красотка же, ничуть не смущаясь, спросила что-то по-испански, на что капитан Гарсиа ответил на французском.

— Диана, наш гость не знает испанского. Говори по-французски.

— О-о-о, прошу прощения! Доброе утро, месье! И как зовут нашего гостя?

— Диана, делай свое дело, и не болтай!

— Все, молчу, молчу!

Деваха (судя по всему — помощница лекаря) положила на стол небольшой металлический ящичек, открыла его, достав ножницы и какие-то склянки, а затем осторожно сняла с Ивана шлем. Осмотрев повязку, стала очень аккуратно снимать ее с лица. Стояла она совсем рядом, то и дело касаясь его своим телом, из-за чего у Ивана мурашки побежали по коже. Хороша, чертовка!!! Между тем, повязка была снята, и Диана удивленно уставилась на лицо "раненого".

— Э-э-э... Не поняла... А где же рана?!

— Разве непонятно?

— Тьфу на вас, конспираторы!!! Так бы сразу и сказали, что бутафория! А я-то и впрямь подумала... Ну-ка, месье, сидите, и не дергайтесь. Я краску оттирать буду. И что за гадость вы применяете?

Диана смочила тампон какой-то резко пахнущей жидкостью, и начала осторожно удалять "кровь" с лица "раненого". И тут Ивану неожиданно стало дурно. Как будто пыльным мешком по голове ударили. Сознание помутилось и померкло.

Когда Иван пришел в себя, то первое, что увидел перед собой — испуганные зеленые глаза. Он по-прежнему находился в адмиральском салоне "Синопа", но не сидел в кресле, а лежал на диване. Каким образом он там очутился, совершенно не помнил. Капитана Гарсиа в салоне не было. Очевидно, побежал за лекарем. Но что же это было?!

— Месье, что с Вами?! Вам плохо?! Ведь это всего лишь растворитель!

— Что со мной было, мадемуазель?!

— Да одному Господу ведомо, что с Вами было! Я начала краску с лица оттирать, а Вы неожиданно в обморок упали! С Вами такое раньше бывало?

— Нет...

— Лежите, не вставайте. Сейчас доктор придет и Вас посмотрит. Ох и напугали Вы меня!

Тут дверь открылась и в салон влетели капитан Гарсиа с мужчиной в белом халате, державшем в руках такой же металлический ящичек, как у Дианы. Очевидно — лекарь. Он тут же бросился к больному, попутно выясняя у Дианы, что случилось. Осмотрев пациента, поинтересовался его состоянием, перейдя на французский. Но Иван чувствовал себя уже вполне нормально, хотя никак не мог понять, что же с ним случилось. Попытки заглянуть в душу Гарсиа и Диане ничего не дали. Они сами были удивлены не меньше его самого. Лекарь — и подавно, он мог судить о произошедшем только со слов Дианы. Покрутив Ивана так и сяк, лишь недоуменно пожал плечами.

— Странно... С Вами такое впервые, месье? Неужели, парадоксальная реакция на растворитель? М-м-да... Неизвестный науке случай... Лучше было бы подержать Вас в лазарете денек-другой. Возьмем все анализы, понаблюдаем...

— Увы, это невозможно. Наш гость должен встретиться с командующим и после этого покинуть корабль...

Капитан Гарсиа был непреклонен, и лекарю ничего не оставалось, как уступить. Тем более, состояние Ивана опасений не внушало, и чувствовал он себя неплохо. Диана быстро закончила удаление краски, применив теперь для этого обычный спирт, не рискуя больше связываться с так негативно повлиявшим на Ивана веществом.

Неожиданно дверь распахнулась, и в салон вошли еще двое. По их мундирам было понятно, что пожаловало большое начальство. Как оказалось, один из них — командующий эскадрой, оказавшийся довольно молодым мужчиной, чего Иван не ожидал. Адмиралу вряд ли было намного больше тридцати. Второй был примерно такого же возраста. Оба с интересом глянули на Ивана, и адмирал спросил на русском.

— Олег Федорович, что тут у вас творится?!

— Подозреваю, что парадоксальная реакция на растворитель, Владислав Михайлович. Попадание на кожу лица, да еще и при контакте паров с дыхательными путями... Очевидно, это и привело к такой реакции.

— Но это хоть не опасно?

— Таких случаев раньше не зафиксировано, вещество считается совершенно безвредным для наружного применения. Хотя пить его, конечно, лучше не надо... Я же говорю — парадоксальная реакция...

— Ладно. Вы закончили, Олег Федорович? Благодарю Вас, можете быть свободны. Капитан Гарсиа, можете пока отдохнуть. Как мы закончим, я Вас вызову, доставите нашего гостя обратно тем же порядком. Диана, Вы тоже свободны.

И внимательно посмотрев на Ивана, перешел на французский.

— Доброе утро, месье! Я — командующий эскадрой контр-адмирал Филатов. Это мой коллега — генерал-майор морской пехоты Туманов. Как Вы себя чувствуете? Если хорошо, то прошу к столу. Если не очень, то лежите, а мы с генералом рядышком на стульях посидим, и так побеседуем. Ничего, с нас не убудет.

— Благодарю Вас, месье Филатов. Мне уже гораздо лучше...

Иван понял, что адмирал тоже не хочет, чтобы лекарь и эта девчонка знали лишнее. Пусть для них он останется неизвестным французом, прибывшим к адмиралу с неизвестными целями в чужой военной форме в компании с офицером — "особистом" (как назвал его генерал Ковальчук) и с фальшивым ранением. Не нужно здесь никому знать, кто он такой. Поэтому сразу же принял предложенные правила игры и отвечал на французском. Русский лекарь Олег Федорович и полукровка Диана — не французы, и вряд ли что-то заподозрят, услышав его французскую речь.

Когда доктор, Диана и капитан Гарсиа вышли, Иван кое-как встал с дивана, несколько раз глубоко вздохнул и быстро пришел в норму. Что же его свалило? Теперь он получше мог разглядеть незнакомцев. Оба примерно одного возраста — около тридцати, мундиры у обоих черные, но различаются погонами. У адмирала на золотых погонах с зигзагообразным шитьем двойная звезда с якорем в центре, а у генерала на таких же погонах просто звезда такого же размера, но сами погоны с красным кантом. Очевидно, красный цвет — отличительный признак морской пехоты. Оба с интересом смотрят на него и молчат. Одного взгляда хватило, чтобы понять — перед ним коллеги по ремеслу. Хищники, привыкшие убивать собственными руками. Хоть адмирал сейчас от этих дел отошел, эскадрой командует, но вот раньше хаживал в тыл к неприятелю, и не раз. А генерал этим, похоже, до сих пор занимается. Оба — пришельцы, это он тоже понял сразу. Оказалось, что их души отличаются от душ жителей этого мира. И теперь было, с кем сравнивать. Сначала генерал Ковальчук, потом лекарь, а теперь эти двое. Других пришельцев он пока не встречал. Но не это поразило Ивана больше всего. Он, как ни старался, так и н е с м о г заглянуть им душу. Вообще. Генералу Ковальчуку и лекарю смог, а вот этим двоим — нет. До сих пор он встречал только одного такого человека — своего учителя Матвея Колюжного. Получается, что и адмирал Филатов, и генерал Туманов — тоже характерники?! Открытие настолько поразило Ивана, что он не сразу нашел, что сказать. Но адмирал пришел ему на помощь, снова обратившись на французском.

— Месье, мы получили информацию от командира десанта, что Вы — донской казак Иван Платов, посланный войсковым атаманом Корнилием Яковлевым к туркам в качестве разведчика-нелегала. И что Вы хотите установить с нами связь. Вы это подтверждаете? Если Вам удобнее говорить по-французски, можете говорить по-французски. Наши диалекты русского языка все же несколько различаются.

— Подтверждаю, Владислав... Михайлович. Давайте лучше на русском. Не так уж наши языки и различаются, я все понимаю...

Разговор продолжался долго. Иван рассказал о своих приключениях, начав с самого начала — со встречи с Матвеем Колюжным много лет назад. Рассказал о жизни на Дону, о бое возле Таганьего рога, о походе на Кафу, о взятии Лютика и о многом другом. Когда речь зашла о средиземноморских событиях, генерал Туманов очень оживился. Как оказалось, он занимался разведкой и вопросами безопасности, поэтому попытался выяснить максимум подробностей. Но увы, тут рассказывать особо было нечего. Получалось, что Иван совершенно случайно лишь краем соприкоснулся с представителями чужой разведки, преследующей свои цели. Причем даже неизвестно, какой именно. То ли венецианской, то ли папской, то ли генуэзской, то ли еще какой. Уж очень лакомым куском было Черное море для многих. Под конец повествования рассказал о своем нежданном-негаданном поступлении на службу в османский флот в добровольно-принудительном порядке, и своего нынешнего задания — доставки группы разведчиков в Алжир. После этого решили сделать перерыв на обед, где был настоящий наваристый борщ! Который он ел в последний раз еще в Черкасске.

После обеда продолжили беседу, и тут уже пришельцы рассказали многое об истории Русской Америки с момента их "попадалова" (как выразился адмирал), а также об истории их мира. То, что произошло на Дону в их мире, повергло Ивана в шок. Не такого он ожидал от вольнолюбивых донцов и запорожцев. Умом понимал, что врать пришельцам нет смысла, но вот сердце отказывалось верить услышанному. Когда рассказ закончился, он сидел и подавленно молчал. Получается, что все это зря? Долгие годы борьбы за казацкую волю и многочисленные жертвы — все напрасно? Наконец поднял голову, и посмотрел в глаза пришельцам из другого мира. Того мира, где казачество давно стало перевернутой страницей истории. Яркой, героической, незабываемой, но всего лишь одной из страниц истории...

— Значит, получается, все это зря? И царь московский казаков к ногтю прижмет?

— Рано, или поздно, так и случится, Ваня. Вы не выстоите в борьбе против московского царя. Слишком уж неравны силы. В Москве вас пока что пытаются приручить, и определенные успехи в этом есть. Казачья старшина постепенно попадает под влияние царских эмиссаров, поскольку ей это выгодно. Увы, смотри правде в глаза. Любое общество, живущее исключительно за счет грабежа, обречено. Яркий тебе пример — судьба пиратов Карибского моря, которых мы ликвидировали менее, чем за год. В Москве вас сейчас просто терпят, поскольку ваши действия в ы г о д н ы московскому царю. Поэтому он вас и припасами снабжает, и людьми служилыми помогает. А теперь представь, что будет, если надобность в казаках для него исчезнет...

И тут Иван понял, что пришельцы правы. Ведь действительно, казаки на Дону сейчас живут относительно спокойно только из-за хороших отношений с московским царем. Потому, что они н у ж н ы царю для действий против турок и татар. Но если политическая ситуация по каким-то причинам изменится, то их просто раздавят турецкие и царские войска, ударив с двух сторон. И тогда казачьей вольнице придет конец. Что в их мире и произошло. Хоть и несколько по-другому, но итог был тот же самый — казачество в том виде, к которому он привык, исчезло. Не стало казачьей вольницы, а появились фактически те же служилые люди, целиком зависящие от царя, и только называющиеся казаками. И которые из элитной кавалерии, которой боялась вся Европа, со временем превратились в царских карателей против собственного народа, за что их возненавидели свои же. А власть войскового атамана стала фикцией, и являлась властью лишь до тех пор, пока не противоречила воле царя. Дожили...

Неприятно удивило также то, что пришельцы вовсе не собираются помогать казакам в их борьбе с турками и с московским царем, если тот неожиданно сменит милость на гнев. Во всяком случае помогать именно так, как этого хочет войсковой атаман — оказанием военной помощи с участием в боевых действиях против царских, или турецких войск. Хоть прямо это сказано не было, но смысл ответа был ясен. Русская Америка — игрок мирового уровня на политической арене, и не разменивается на мелочи. Для нее гораздо лучше установить прочные связи с Москвой и Истанбулом, извлекая из этого свою выгоду, чем поддерживать каких-то малочисленных казаков, живущих грабежом, и рисковать поссориться из-за этого с Москвой и Истанбулом. Использовать казаков в своих целях она может. Но вот целенаправленно помогать — только если сочтет это выгодным для себя. И тем более не стоит уповать на православность, на что изначально рассчитывал войсковой атаман. Православных среди жителей Русской Америки немного. Только сами пришельцы из другого мира, да те русские, кто прибывает в Форт Росс и Якобштадт через Курляндию. Все же остальные жители Русской Америки — католики. В основном — бывшие подданные испанского короля, и взывать к их религиозным чувствам глупо. И единственная возможность для казаков выжить — это примкнуть к одной из сторон. В противном случае их рано, или поздно, уничтожат. Либо в переносном смысле — переманят на свою сторону, и сделают из них верноподданных служилых людей, либо в буквальном — как Стеньку Разина. Тех, кто не захочет в служилые люди идти. А уж уходить к туркам и присягать султану, как сделала часть казаков во главе с атаманом Игнатом Некрасовым после разгрома восстания Кондратия Булавина, такое в понятии Ивана было вообще чем-то запредельным. Сейчас подобного на Дону даже в мыслях никто допустить не может. Поэтому, дальнейшее существование донского казачества в том виде, в каком оно существует сегодня, всего лишь вопрос политической целесообразности в глазах московского царя. Если целесообразность исчезнет, то меры будут приняты очень быстро. Царь не станет терпеть у себя под боком совершенно неуправляемую разбойничью вольницу, которая перестала быть полезной, и начала создавать проблемы. А если Русская Америка действительно хочет прочно встать на берегах Черного моря, взяв Крым и прижав к ногтю крымского хана, найдя компромисс с турецким султаном и заключив союз с московским царем, то ждать осталось недолго. Если только... Но ведь Русская Америка, взявшая Крым, тоже будет одной из сторон!!! И уж лучше Русская Америка, чем царь московский, или султан турецкий...

— Так что же мне атаману передать?

— Правду. Встретился с нами, поговорил, предложил дружбу с казаками. А мы пообещали сообщить это своему правительству. Атаман должен понимать, что заключение союзов между государствами — это уровень правителей государств. Царей, королей, султанов, императоров, каудильо, президентов и кто там еще есть. Но никак не адмиралов, командующих эскадрами. Это все, что мы можем сделать из того, о чем ты просишь. Сообщим в Форт Росс, а там уже будут принимать решение. Может быть, чем-то и помогут казакам. Теперь поговорим о том, что касается лично тебя. Если хочешь, можем поддерживать с тобой связь. Это будет выгодно и тебе и нам. Ты сможешь сообщать нам то, что творится в Османской империи, а мы сможем сообщать тебе то, что творится в европейских странах. Возможно, даже по конкретно интересующим тебя вопросам. Поскольку ты заброшен к туркам надолго, то есть смысл сделать у них успешную карьеру. В этом мы тоже можем кое чем тебе помочь. Конечно, султаном тебе не стать, это нереально. Ты никаким боком не относишься к правящей династии, и в наследные принцы пролезть не сможешь. Основать свою династию — тоже крайне маловероятно. Во дворце султана такой гадюшник, что уцелеть в борьбе за трон очень сложно. Но вот стать адмиралом османского флота, или даже капудан-пашой — почему бы и нет? Где-то сам продвинешься, где-то мы поможем. Ведь судя по тому, что ты рассказал, ты моряк от бога. И тогда мы бы могли координировать свои действия, чтобы не вредить друг другу, и не подставлять тебя по службе. Вот в Верховные визири лезть лучше не надо. Как правило, на своем посту они находятся недолго, и плохо заканчивают. Ну что? По рукам, Иван Мореход?

— По рукам!

— Договорились!

Дальнейший разговор перешел в практическую плоскость. Наметили места встреч в Истанбуле и Керчи, договорились о системе связи и паролях. Сразу было видно, что у генерала Туманова в этом деле опыт богатый. Адмирал не вмешивался, и лишь иногда кое-что уточнял. Под конец согласовали легенду его вылазки на берег. Где он был, что видел, и что узнал в захваченном десантом Алжире. Эти сведения попадут к Кемаль-паше, и не должно быть сильного расхождения с информацией, которую он может получить из других источников. Предупредили также, что не стоит Кемаль-паше задерживаться в Беджайе более, чем на неделю. Эскадра начнет планомерную зачистку африканского берега от пиратских гнезд, а Беджайя — одно из них. Церемониться не будут. Если кто окажет малейшее сопротивление, на берегу не оставят ничего целого. А потом высадят десант и добьют уцелевших. Как сказали пришельцы, с местными арабами по другому нельзя. Они понимают только силу. А любые попытки решить дело миром воспринимают, как слабость. Иван был полностью согласен с такой постановкой вопроса. Когда все обговорили, и настала пора прощаться, он не удержался, и все же задал интересующий очень многих вопрос. Кто такой Черная Борода? И откуда он взялся? Адмирал нахмурился, помолчал некоторое время, но все же ответил.

— Дело в том, что в истории нашего мира был пират с таким прозвищем. Его настоящее имя Эдвард Тич. Но его пиратские "подвиги" приходятся на гораздо более поздний исторический период, а здесь он еще даже не родился. Кроме этого, есть еще одна важная деталь. Черная Борода сделал своим флагом черное полотнище с белым черепом и скрещенными костями. Так называемый "Веселый Роджер". Но в истории пиратства нашего мира не было такого флага. Он появился гораздо позже, и не в реальной жизни, а в литературе, когда пиратов Карибского моря уже уничтожили. И когда стала очень модной "пиратская" тема среди писателей. Отсюда можно сделать вывод, что человек, присвоивший себе прозвище Черная Борода, знаком с историей нашего мира. Кто это, и откуда он получил эти сведения, не известно. Удалось установить его имя — Вильгельм Майер. Но вряд ли оно настоящее. И судя по тому, как он действует, создается впечатление, что он о ч е н ь хорошо знаком с нашей историей. Бьет своих противников меньшими силами, применяя нестандартные для этого времени приемы. И неизменно выходит победителем. Базируется на Триест. Кое-какие факты говорят о том, что он действует в интересах Леопольда I — короля Священной Римской Империи. Который негласно покровительствует всему этому безобразию, подготавливая почву для очередной войны с Османской Империей.

— А почему же вы его не поймаете? Если знаете, где он базируется, и где сбывает добычу?

— А зачем? Он нам пока что ничего плохого не сделал. На наши и на испанские корабли не нападает, а все прочие нас не интересуют. Пусть грабит на здоровье...

Ответ был предельно честный и откровенно циничный по своей сути. Но куда деваться? И здесь большая политика. Черная Борода, кто бы он ни был, невольно действует в интересах пришельцев, ослабляя их потенциальных противников, и не трогая союзников. К числу которых можно с некоторой натяжкой отнести и Францию, успешно торгующую с Русской Америкой, и старающуюся изо всех сил поддерживать с ней хорошие отношения. До всех остальных государств Средиземноморья пришельцам особого дела нет. И если кто-то будет грабить генуэзцев, неаполитанцев, сардинцев, или венецианцев, не говоря о подданных повелителя правоверных, то это исключительно их проблемы.

Когда закончили обсуждение "шпионских" вопросов, адмирал предложил следующий план "побега" из Алжира. Незадолго до захода солнца "Синоп", "Варяг", "Дмитрий Донской" и "Пересвет" снимутся с якоря и выйдут в море. Мало ли, для чего это понадобилось. Отсутствовать они будут не менее четырех часов, но в любом случае, по возвращению обратно не будут входить в бухту до рассвета. За это время "Аль Ясат" должна успеть покинуть Алжир и уйти как можно дальше. Транспорты, оставшиеся на рейде, "не заметят" побега. В любом случае, их командиры получат приказ не мешать тем, кто захочет уйти. Даже если все сбегут — не велика беда. Отловят и перетопят быстро, если кто вздумает снова продолжить пиратский "промысел". Заодно будет хорошее прикрытие для "Аль Ясат". А то, если удастся сбежать только ей, то это может вызвать подозрение. Генерал Туманов отправится на берег с группой "спецназа" и лично проконтролирует, что Иван благополучно добрался до своего корабля. На том и порешили. Адмирал вызвал капитана Гарсиа и приказал ему возвращаться обратно. Ивана доставят на берег вместе с другими "спецназовцами" в маске и с оружием, чтобы он не выделялся на фоне остальных. С группой пойдет генерал Туманов в такой же форме, неотличимый от остальных. А напоследок пожал руку.

— Успеха тебе, Ваня. Вот уж не думал встретить в этих краях соотечественника. Когда вернешься домой, поклонись от меня Тихому Дону и казакам. Даст бог, сейчас История по-другому пойдет. И мы все к этому руку приложим. А ты не лезь на рожон. Помни, что разведчику-нелегалу нельзя сильно выделяться. Но и от того, что само будет в руки идти, не отказывайся...

Шлюпка отошла от борта, и быстро пошла к берегу. Иван сидел среди людей в такой же форме, как у него, только на лицах у всех были черные маски. Генерал Туманов переоделся в "камуфляж" морского пехотинца и сейчас ничем не выделялся среди своих подчиненных. Ехали молча, никто Ивана ни о чем не спрашивал. Он снова попытался осторожно заглянуть в душу генералу и тем, кто сидел рядом с ним. Если с солдатами никаких сложностей не возникло, то вот с генералом снова ничего не получилось. Это наводило на определенные мысли. Если среди пришельцев из другого мира есть характерники, то неудивителен их успех. И тем более надо приложить все силы, чтобы сделать Русскую Америку союзницей казаков. Но это дело несколько отдаленного будущего. А сейчас перед ним ближайшая задача — покинуть Алжир, не вызывая подозрений, и вернуться к эскадре, чтобы доставить важные сведения Кемаль-паше. А там уже он будет принимать решение. Хорошо, если Давут с остальными разведчиками успеет вернуться до темноты. Тогда его словам больше веры будет. Ибо в такое поначалу никто не поверит.

Добравшись до берега, пешком отправились во дворец дея. Время еще позволяло. Но когда они еще только подходили к пристани, "Варяг" неожиданно снялся с якоря, и на большой скорости рванул на выход из бухты. Следом за ним снялись с якорей фрегаты "Дмитрий Донской" и "Пересвет", направившись следом, но эти действовали несколько медленнее. "Синоп" остался стоять на рейде. Неизвестно, что там случилось в море, но раз послали сразу троих, значит что-то серьезное. Спрашивать при всех Иван не рискнул, а генерал не стал комментировать происходящее.

Во дворце все повторилось в обратной последовательности. Те же самые молчаливые охранники отвели Ивана в пустую комнату, и вернули местное арабское рубище, которое было на нем совсем недавно. Генерала Ковальчука на месте не оказалось, он куда-то убыл по делам. Попрощавшись с генералом Тумановым, Иван покинул дворец в сопровождении капитана Гарсиа и двух его безмолвных подчиненных, которые проводили его до самого выхода с охраняемой территории. Дальше его будут сопровождать, но не привлекая внимания. Интересно, как у них это получится?

Идя по улицам Алжира, где уже вовсю хозяйничали испанские солдаты, Иван замечал все нюансы. Что его в какой-то степени успокоило, повальную резню испанцы устраивать не стали. Тех, кто не оказывал сопротивления, не трогали. То ли это был категорический приказ тринидадцев, командующих всем этим мероприятием, то ли испанцы подошли к этому с чисто практической точки зрения. Если они не собираются уходить из Алжира, то кому-то ведь здесь и работать надо! Однако, на грабежах это никак не сказалось, и богатые дома грабили все подряд. На улицах уже появилось много освобожденных рабов, а ворота некоторых домов украсились повешенными. Уж кого-кого, а рабовладельцев одинаково ненавидели все. И тринидадцы, и испанцы, и французы. Поэтому никакой пощады им не было.

А в море, очевидно, все-таки что-то произошло. Когда Иван только подходил ко дворцу, оттуда донеслись звуки выстрелов, но вскоре все стихло. Что же там было? И только добравшись до старой пристани, где его должна была забрать шлюпка, он понял, в чем дело. С этого места вся бухта просматривалась прекрасно, и одного взгляда было достаточно, чтобы разобраться в ситуации. "Варяг" и один из фрегатов тринидадцев — издалека было не разобрать, какой именно, возвращались на рейд, а впереди них второй фрегат вел на буксире крупный корабль европейской постройки. Паруса его были изодраны в клочья, и просто висели на реях, как тряпки, а порванные снасти такелажа свисали гроздьями. Если учесть, что ни один европеец в здравом уме в Алжир не придет, то вывод напрашивался только один. Пиратская банда, захватившая "купца", и ничего не подозревающая о произошедших событиях, вернулась в Алжир с богатой добычей. И нарвалась на "Варяг". Поняв, что угодили в ловушку, попытались удрать, но от тринидадских кораблей не убежишь. Тринидадцы изорвали паруса и такелаж своей артиллерией, лишив хода пиратский трофей, а морские пехотинцы завершили начатое. Возможно, что с этим "купцом" шли еще и пиратские корабли, но с теми вообще церемониться не стали. Когда доберется до "Аль Ясат", нужно будет расспросить подробности. Возможно, оттуда все видели с самого начала.

На "Аль Ясат" ворон не ловили, и несли службу исправно. Едва он подал условный сигнал, как от борта шебеки вскоре отошла шлюпка, и быстро понеслась к берегу. Иван чувствовал, что за ним наблюдают, но его провожатые соблюдали дистанцию и не вмешивались. Хотя он и опасался какой-нибудь нелепой случайности. Не от тринидадцев, а от испанцев, или местных арабов. Мало ли, что им в голову взбредет? Не хотелось бы при тринидадцах проявлять свое мастерство характерника. То, что адмирал Филатов и генерал Туманов его раскусили, он не сомневался. Раз они оба характерники. Но говорить об этом не стали, сделав вид, что не заметили. Значит, тоже хотят сохранить это в тайне даже от своих. Ну, и на том спасибо...

У сидевших в шлюпке матросов первым делом поинтересовался, вернулись ли разведчики? Оказалось, что вернулись совсем недавно. Правда, без приключений на берегу не обошлось, но все живы. Выяснение подробностей решил отложить до возвращения на борт. Небольшое расстояние от пристани до рейда преодолели быстро, и вскоре Иван поднялся на палубу "Аль Ясат". Его тут же обступила команда, и боцман сообщил последние новости.

— Хасан-бей, разведчики вернулись, вы разминулись с ними совсем немного. Все живы, но "поцарапанные". Пока Вас не было, у нас тринидадцы побывали. Осмотрели корабль, поинтересовались, кто такие, но ничего не взяли. Сказали только, чтобы стояли на якоре и пока никуда не уходили без разрешения. Чудеса, да и только! А у Вас как все прошло?

— Узнал много, но хорошего мало. Тринидадцы и испанцы отсюда уже не уйдут, Алжир для нас потерян. И насколько мне удалось выяснить, одним Алжиром дело не ограничится. Тринидадцы заправляют всем, и собираются вычистить от магрибских пиратов весь африканский берег до самого Леванта. А испанцы у них в качестве пушечного мяса, и ничего не решают. Сколько надо — столько еще испанский король пришлет. Ибо ему деваться некуда.

— После того, что сегодня увидел, уже не удивлюсь этому... Корабль к выходу готов, Хасан-бей! Но как уходить, когда выход с рейда перекрыт? Корабли тринидадцев стоят так, что мимо не проскочишь.

— Подождем до темноты. Может быть, что-то изменится. Кстати, чего это трое из них снялись с рейда и в море вышли? И кого-то сейчас на рейд притащили?

— А это местные любители чужого добра появились, которые не знали, что сюда уже лучше не возвращаться. Захватили где-то большого "купца" гяуров, и повели в Алжир. Четыре шебеки. Вот тринидадцы их и увидели. Если бы не "купец", может и внимания бы не обратили, а так — все понятно. Сразу же снялись с якоря и погнались. Те пытались удрать, да куда там! "Варяг" их быстро догнал и утопил одну за другой. А после этого захваченным "купцом" занялся. Тоже не церемонился — подошел поближе и стал бить какими-то гранатами, которые в воздухе взрывались, и по рангоуту "купца" осколками! От парусов только клочья полетели. А тут как раз еще и два тринидадских фрегата подошли. "Купец" уже стоял без движения — от парусов и такелажа одни лохмотья остались. Так фрегаты даже не стали к нему вплотную подходить — спустили шлюпки и спокойно высадили на него абордажников. Похоже, там и сопротивляться было уже некому. Я в бинокль все хорошо видел.

— Понятно... Ладно, где Давут? Надо с ним поговорить.

— В кубрике отлеживается с остальными. Задели его, но вроде бы ничего серьезного...

Спустившись в кубрик, Иван застал там разведчиков не в лучшем состоянии. Все в той, или иной степени пострадали, но серьезных ранений не было. Увидев Ивана, обрадовались, ибо лишиться капитана перед самым выходом в море — не лучшее начало плавания. Давут, имевший неглубокую рану на руке, поведал подробности их вылазки. Сначала все шло хорошо, но под конец все же нарвались на стражу дея. Думали, что уже не уйдут, и собирались подороже продать свои жизни. Помощь пришла, откуда не ждали. Тринидадцы начали обстрел крепости, и бомбы стали рваться очень близко. В результате стражники сразу потеряли интерес к группе разведки и быстро исчезли. Переждав бомбардировку в какой-то подворотне, Давут принял решение возвращаться обратно, поскольку добытая ими информация уже устарела, а продолжать разведку в таком состоянии — можно вообще не вернуться. По дороге удалось избежать неприятностей, поскольку началась паника, и аскерам алжирского дея было уже не до каких-то оборванцев. Надо было спасать свои драгоценные шкуры. Кое-как все же добрались до берега и вызвали шлюпку с "Аль Ясат". Очень удивились, что Иван тоже решил отправиться на разведку, но поскольку днем вырваться из бухты в море нечего было и думать, решили ждать до темноты, как и договаривались. Хвала Аллаху, капитан вернулся целый и невредимый. Теперь можно будет попытать счастья после захода солнца. Иван в свою очередь тоже рассказал, что узнал, озвучив версию событий, согласованную с тринидадцами. Из нее выходило, что дело швах. Давут не смог крыть своего раздражения.

— И откуда шайтан принес этих гяуров?! Мало им своей Америки?!

— Большая политика, Давут-бей. Когда-то испанцы захватили практически весь Новый Свет. Теперь их оттуда вышвырнули, и потомки тех, первых испанцев, пришли в Европу вернуть долги. Ведь пришельцев из другого мира очень мало, и сами они были бы не в состоянии совершить такое. Но они очень умело сыграли на недовольстве "американских" испанцев действиями Испании по отношению к своим заокеанским владениям. Вот и результат — от прежней Испании остался огрызок, а испанский король во всем зависит от благосклонности своих бывших подданных. Ибо если только нарушит соглашение — расправа последует незамедлительно. Причем тринидадцам даже ничего делать не придется, достаточно прекратить оказывать помощь Испании. Ведь это нападение на Алжир — не только захват удобной базы в центре Средиземноморья. Во-первых, эта база находится на африканском побережье, которое никем из европейских стран не контролируется. Поэтому никаких трений с королями Испании и Франции на этой почве у тринидадцев не возникнет. Короли наоборот, этому только рады будут. А во-вторых — прекрасная демонстрация своих возможностей обоим королям. Про остальных и речи нет. Поэтому, Давут-бей, как ни прискорбно это признать, но грядет передел Средиземноморья. И боюсь, что все наши владения в Магрибе мы потеряем. Если тринидадцы пришли сюда, то уже не уйдут. Им не нужны многочисленные пиратские банды магрибских пиратов в этих краях.

— Не думаю, Хасан-бей. Против Османской империи им не выстоять даже в союзе с Испанией. Это они местных голодранцев смогли разбить, но войска повелителя обратят их в бегство. Да, их флот очень силен. Но войны, в конечном счете, выигрываются на суше, а не на море. А здесь у тринидадцев и испанцев нет шансов. Они взяли Алжир? Пусть им подавятся! Невелика потеря — кусок пустыни. В конце-концов, эти алжирские шакалы сами напросились. Но дальше гяурам не пройти.

— Я был бы только рад этому, Давут-бей, если мои предположения окажутся ошибочны. Но давайте не будем торопить события. Сейчас наша задача — доставить важные сведения Кемаль-паше. А там уже он будет решать, что делать дальше...

Остаток дня прошел тихо. Никто "Аль Ясат" больше не беспокоил, стрельба в городе давно стихла, "Магеллан" улетел куда-то на запад, а тринидадские и испанские корабли не проявляли никакой активности. Хотя шлюпки между ними и берегом сновали весьма интенсивно. Что творится в городе, узнать больше не удалось. Но вот, когда солнечный диск уже почти коснулся горизонта, на "Варяге" начали выборку якоря, и вскоре он вышел из бухты в море. Сразу же после этого начали выборку якорей "Синоп", "Дмитрий Донской" и "Пересвет". Не прошло и часа, как эскадра из четырех мощных кораблей покинула Алжирскую бухту и направилась куда-то в западном направлении вдоль африканского побережья. Что вызвало заметное оживление в команде "Аль Ясат". Иван же внимательно смотрел в бинокль вслед уходящим кораблям и ждал. Голос боцмана отвлек его от раздумий.

— Хасан-бей, гяуры ушли!!! Может быть, попробуем вырваться?

— Обязательно попробуем, Мехмед-бей. Но не сейчас, а когда полностью стемнеет. Все боевые корабли тринидадцев ушли, остались одни "купцы". Не думаю, что там сильно утруждают себя наблюдением за рейдом. Про испанцев я вообще молчу. Тем более, наше место очень удачное. Раньше выход закрывали "Синоп" и "Варяг", а теперь с этого края рейда пусто. Очевидно, в море что-то случилось, раз тринидадцы ушли так поспешно. Но нам это только на руку.

— Пойдем в Беджайю?

— Да. Наша задача — как можно скорее доставить сведения о сегодняшних событиях. Как знать, возможно от этого зависит нечто гораздо большее, чем простое усмирение алжирских бунтовщиков...

Когда небо потемнело, и на нем вспыхнули звезды, в сторону восточного берега Алжирской бухты медленно продвигалась еле заметная тень. Легкая "Аль Ясат" могла идти на веслах, поэтому Иван решил пока что повременить с парусами, чтобы не привлекать внимания. Команда очень осторожно гребла, старясь не шуметь, а он пристально вглядывался в ночную темень, стоя на руле. Вот остались за кормой последние корабли, стоящие на рейде. Впереди — открытая водная гладь бухты. Вдалеке возвышаются мачты тринидадских "купцов", хорошо различимые на фоне звездного неба. Но вокруг тишина, нарушаемая лишь плеском весел и скрипом уключин. "Аль Ясат" берет ближе к берегу, чтобы затеряться на его фоне. Иначе, на ровной глади бухты ее обнаружить гораздо проще. Рейд со стоящими на нем кораблями удаляется все дальше и дальше. И вот, наконец, ночная тьма укрывает беглянку. На фоне темного берега обнаружить небольшую шебеку, идущую на веслах, невозможно. Но здесь подстерегает другая опасность — можно запросто вылететь на мель. Поэтому на носу самый глазастый из матросов Бахир всматривается в ночную тьму, чтобы вовремя заметить опасность, а боцман Мехмед постоянно контролирует глубину лотом. Наконец-то расстояние до рейда увеличивается настолько, что уже невозможно будет разглядеть паруса в ночной тьме на фоне берега. И "Аль Ясат", подхваченная попутным ветром, выскальзывает из Алжирской бухты, превратившуюся в ловушку, и устремляется на восток. Туда, где ее ждут. Ждут и надеются на успех. И даже не подозревают, насколько все здесь изменилось в один день. Возможно, в Истанбуле этому сразу даже не поверят. Но жизнь расставит все по местам. История Средиземноморья снова сделала крутой поворот.

— Хвала Аллаху, вроде вырвались!!! Ну и везучий Вы, Хасан-бей!

Иван улыбнулся. Голос боцмана, прозвучавший в ночной тишине, отвлек его от размышлений. То, что удастся уйти, он не сомневался. Адмирал Филатов не подвел, и их беспрепятственно пропустили. Но что же все-таки произошло на "Синопе"? Почему он так резко потерял сознание? Ни до попадания на "Синоп", ни после того, как его покинул, не было ничего похожего. Адмирал Филатов и генерал Туманов пришли уже позже, когда он окончательно пришел в себя. Даже если они характерники, то приложить к этому руку никак не могли. Лекарь пришел чуть раньше, и сам ничего не понял. Капитан Гарсиа? Но ведь он "прощупал" его душу еще на берегу, и не нашел ничего подозрительного. Диана? Хм-м... Диана... Он общался с ней очень короткое время. И, что греха таить, его гораздо больше интересовали ее прелестные ножки, чем душа... Но ведь когда он очнулся, постарался осторожно заглянуть ей в душу. И она сама была удивлена не меньше остальных... Странно...

— Везучесть везучестью, но ведь надо и самому стараться, Мехмед-бей! Нам повезло лишь в том, что тринидадцы неожиданно ушли. Но ведь надо было незаметно выбраться с рейда, уйти к противоположному берегу бухты, и выбраться из нее незамеченными. А в одиночку я бы это ни за что не сделал. И вот это — наша общая заслуга. Как бы то ни было, мы вырвались из западни, и теперь нас не смогут обнаружить до самого рассвета. А за это время мы уйдем очень далеко. Так что, вперед, в Беджайю!

Глава 18

Интерлюдия.

Средиземное море, неподалеку от Алжира, утро текущего дня.

Борт фрегата "Зееадлер".

Вильгельм Майер предпочитал сам вести астрономические наблюдения, чтобы быть уверенным в том, что его скороспелые офицеры ничего не напутали. На кораблях есть опытные моряки из французов и венецианцев, но он им не доверял. Причем, если бы его спросили, почему именно, то он бы не смог толком ответить. Но лягушатников и макаронников на своем корабле Вильгельм терпел, стиснув зубы. Поскольку деваться некуда. Тех германских офицеров, которые решили связать свою судьбу с морем, еще учить и учить. Вот и приходится поспевать всюду, как Фигаро. Но ничего, определенные успехи уже есть. А турки и арабы, как всегда, оказались достаточно предсказуемы. Не учит жизнь этих поклонников Мухаммеда. Неудивительно, что Османская империя, одно время подчинившая себе все восточное Средиземноморье, сравнительно быстро стала "Смертельно больным человеком на Босфоре". И сейчас можно подстегнуть этот процесс, чтобы он прошел гораздо быстрее...

Взяв высоту звезд секстаном в утренних сумерках, капитан Майер уже собирался пойти в каюту и заняться вычислениями, чтобы нанести точку на карту, как неожиданно в предрассветной мгле прозвучал грохот далекого выстрела. Спустя короткое время грохот повторился, а потом стало ясно — где-то поблизости идет бой, ибо выстрелы следовали один за другим с небольшим интервалом. Вахтенный офицер лейтенант Гофман пытался рассмотреть в бинокль происходящее, но ночная тьма еще окончательно не рассеялась и не позволяла эта сделать. Вахтенные сигнальщики пытались сделать то же самое, но и они не преуспели в этом.

— Герр капитан, Вы слышали?

— Да, герр Гофман. Судя по всему, мы опоздали. И турецкий султан решил сам примерно наказать своих нерадивых подданных.

— Вы хотите сказать, что пришла мощная турецкая эскадра и устроила побудку нашему дорогому другу Ахмеду?

— Очень похоже на то. Прислушайтесь — калибр орудий очень крупный. У мелочи, какой вооружены лоханки алжирского дея, звук выстрела совсем другой. Мы находимся неподалеку от Алжира. А поскольку на ближайшую сотню миль вокруг никакой другой цели, достойной таких пушек, нет, то напрашивается вывод, что кто-то пришел в Алжир с утра пораньше и устроил там веселье. Французы и испанцы — вряд ли. Они никогда не договорятся между собой, и будут тянуть до последнего. А вот султану в Константинополе вполне могла надоесть такая ситуация, когда его удаленная провинция творит, что хочет, и своего повелителя в грош не ставит. Вот и послал эскадру с целью вразумить заблудших.

— А как же теперь наша миссия? Ведь мы должны передать груз местному правителю?

— Герр Гофман, этот правитель правит разве что своим дворцом, в котором живет. И то сомневаюсь. Там идет такая грызня за место под солнцем, что наши европейские интриги по сравнению с ней выглядят невинной детской забавой. В конечном итоге, мы останемся в выигрыше в любом случае. Независимо от того, доставим груз по назначению, или нет. Если турецкий султан начал наведение порядка на своей кухне, то ему очень долго будет не до нас. Местные "правители" ни за что не простят такое, и долгая "война за независимость" в этой дыре под названием Алжир обеспечена. Что нам в конечном счете и нужно.

— Но почему Вы в этом так уверены, герр капитан?

— А Вы посудите сами. Султан сможет контролировать побережье своим флотом, но не сможет контролировать на берегу то, что находится дальше полета пушечных ядер, выпущенных его флотом. А на суше у местных башибузуков будет подавляющее преимущество в численности, ибо отправить крупные силы сухопутных войск из Константинополя в Алжир очень трудно. И еще труднее регулярно снабжать их. Все закончится тем, что турки вволю постреляют по Алжиру, высадят десант в надежде сразу же сломить сопротивление, и умоются кровью на берегу. На этом основная фаза константинопольско-алжирского конфликта и закончится. Будет долгое топтание на месте, которое в обозримом будущем ничем не закончится. Если бы у султана не было других проблем, и если бы местным "инсургентам" никто не помогал, то он смог бы со временем загнать их в пустыню, и пусть они там подыхают. Но вот у нашего солнцеликого повелителя правоверных проблем больше, чем блох на собаке. И наших "инсургентов" мы не бросим. Будем подкармливать по мере надобности. Чем дольше они будут действовать на нервы султану, тем легче будет нам...

Перебросившись еще несколькими фразами, капитан ушел в каюту, чтобы заняться вычислениями. Слишком много времени это не заняло — сказывался опыт. Но когда он уже наносил точку на карту, неожиданно раздался торопливый стук в дверь, и из-за двери его окликнули. Поняв, что стряслось что-то из ряда вон, капитан разрешил войти, и в то же мгновение в каюту ворвался вахтенный матрос.

— Герр капитан, тринидадцы!!!

— Подожди, Гейнц, не шуми. Какие еще тринидадцы? Где?

— У входа в Алжирскую бухту!!! Целая эскадра!!! Это они по Алжиру стреляют!!!

Схватив шляпу, капитан быстро поднялся на палубу. Одного взгляда в бинокль было достаточно, чтобы понять ситуацию. Уже окончательно рассвело, и хорошо просматривалась Алжирская бухта, вход в которую перекрывала эскадра из двенадцати вымпелов. Шесть кораблей особого впечатления не производили — обычные фрегаты, хоть и очень крупные. Но вот шесть других... Три огромных четырехмачтовых барка. Два узких и длинных фрегата больших размеров, корпуса которых больше похожи на корпуса быстроходных клиперов, а не сегодняшних европейских фрегатов. И один... крейсер с линейно-возвышенной схемой расположения орудийных башен главного калибра... По-другому это назвать невозможно. И очень похоже, что с гидросамолетом на борту. Иначе, зачем ему такой мощный кран за второй трубой? И у всех шестерых из труб идет дым. Но не такой густой, как от угля, значит котлы на нефтяном топливе... А в глубине Алжирской бухты что-то похожее на мини-дредноут с такой же схемой расположения башен, причем главный калибр не менее 203 миллиметров. А может и все 280... Или, что там у русских самое крупное — 305? Но сейчас и 203 за глаза хватит. На полноценный дредноут это корыто по размерам не дотягивает, но архитектура — один в один, как у дредноута. Так сказать, уменьшенная копия. И занят этот мини-дредноут в настоящий момент тем, что громит алжирскую крепость. Которой до состояния "лунный ландшафт", похоже, недолго осталось. Корабли, опередившие свое время... И ч ь и это корабли, гадать не надо...

Все офицеры, разбуженные канонадой, уже стояли на квартердеке. С бака глазели матросы. Некоторые даже залезли на ванты. Старший офицер лейтенант Браун доложил

— Герр капитан, как рассвело, мы это сразу увидели. Я приказал позвать Вас. Это тринидадцы?

— Они самые... Быстро.... Очень быстро. Не ожидал...

— Герр капитан, вижу непонятную цель над берегом!!! Справа от города!!!

Доклад сигнальщика взбудоражил всех. Капитан посмотрел в указанном направлении в бинокль, и чуть его не выронил. В небе летел огромный цеппелин белого цвета. Значит, это не сказки. Русские действительно научились делать цеппелины. И рассказы о полете в Мехико для подавления попытки дворцового переворота, а также о воздушной бомбардировке Нью-Йорка, превратившегося после этого в Новороссийск, сущая правда. Быстро... Очень быстро...

— Судя по всему, это летающий корабль тринидадцев. О них уже столько разных страшилок ходит, что не знаешь, чему верить. Вот сейчас и посмотрим, на что он способен.

— Но ведь как минимум для разведки — это прекрасная вещь, герр капитан!

— Для разведки — несомненно. Но вот для всего остального — посмотрим.

— А они нас не тронут?

— А что мы им плохого сделали? Идем мимо, никого не трогаем.

— Но заходить теперь в Алжир, я так понимаю, мы уже не будем?

— Правильно понимаете, герр Браун. Нам там больше нечего делать. И считайте, что нам очень повезло. Тринидадцы сделали за нас всю грязную работу. Теперь у турецкого султана появится гораздо более серьезный противник, чем сборище много о себе возомнивших алжирских бандитов. И платить их главарю теперь ничего не придется... Передайте приказ по эскадре — поднять французские флаги. Маскировка не помешает. Запомните, нас здесь н е б ы л о, господа!

Когда Алжир уже скрылся за горизонтом, и удалось хоть издалека, но все же рассмотреть в бинокль происходящие события, капитан Вильгельм Майер вернулся в каюту. Надо было хорошо обдумать вновь открывшиеся обстоятельства, в корне изменившие начальные планы. Достав из шкатулки на полке свои карманные часы, он сверил их с хронометром, находящимся в каюте, завел и уже хотел положить обратно. Но внезапно его накрыла волна ностальгии. Он сел за стол и бережно протер носовым платком гладкое стекло. Перед ним была частица его прежней жизни. Жизни, возврата к которой уже никогда не будет. Он стал здесь для всех Вильгельмом Майером. В конце концов, не все ли равно, как его зовут? А эти часы — одна из немногих вещей, что связывает его с прошлым. Прошлым, о котором надо молчать, если не хочешь, чтобы на тебя устроили охоту, как на дикого зверя. Поэтому и часы эти никому показывать нельзя. Компания "Breguet" будет основана в Париже швейцарским часовщиком Абрахамом-Луи Бреге только через сто лет — в 1775 году. Но капитан Вильгельм Майер уже привык ждать и молчать. И действовать, рассчитывая только на себя.

Конец первой книги

Комментарии: 537, последний от 18/03/2020.

© Copyright Лысак Сергей Васильевич (lcaptain@mail.ru)

Размещен: 31/08/2017, изменен: 25/06/2018. 740k. Статистика.

Глава: Фантастика

Популярное на LitNet.com Н.Любимка "Долг феникса. Академия Хилт"(Любовное фэнтези) В.Чернованова "Попала, или Жена для тирана — 2"(Любовное фэнтези) А.Завадская "Рейд на Селену"(Киберпанк) М.Атаманов "Искажающие реальность-2"(ЛитРПГ) И.Головань "Десять тысяч стилей. Книга третья"(Уся (Wuxia)) Л.Лэй "Над Синим Небом"(Научная фантастика) В.Кретов "Легенда 5, Война богов"(ЛитРПГ) А.Кутищев "Мультикласс "Турнир""(ЛитРПГ) Т.Май "Светлая для тёмного"(Любовное фэнтези) С.Эл "Телохранитель для убийцы"(Боевик)

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:

И.Мартин "Твой последний шазам" С.Лыжина "Последние дни Константинополя.Ромеи и турки" С.Бакшеев "Предвидящая"

Как попасть в этoт список

Сайт — "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"