Комендант

Наган французский 4320

Кольта 45 калибра 3000

Кольта 32 калибра 3000

Смит и Вессон 2880

Лефоше 2160

Парабеллум 4320

Маузер 5040

Винтпатроны Бердана 4320

Итальянские Веттерли 8400

Германские винтовочные, английские Льюиса, 3линейные боевые винтовочные, австрийские 8 мм, 3 линейные американские винтовочные, французские винтовочные Гра, японские винтовочные, австрийские винтовочные — все по 8400 рублей за тысячу.

3 линейные винтовочные с уменьшенным зарядом— 6480

3 линейные винтовочные холостые 5520,

3 линейные винтовочные с тупоконечной пулей 7200

3 линейные бронебойные -12000

Порох охотничий в жестяной укупорке 60 рублей фунт.'

Ну, это не надо, охотник из меня никакой...Что там еще:

'Шашки артиллерийская и казачья 1440 рублей штука.

Штыки драгунский, пехотный, Бердановский 180 рублей штука.

Сабля — 1320 рублей штука

Тесак 180

Кинжал 240

Кортик 300 рублей штука.'/i>

И много чего еще. Разорю губисполком, заказав тысячу шашек для вооружения лагеря и израсходовав все деньги по смете на шашки. Или лучше заказать пустые винтовочные обоймы американской фабрикации? Не все ли равно, как добиться банкротства, зато будет оригинально. Кто разорился на постройке дворцов, кто на покупке домов, а я на покупке обойм к винтовкам!

Пришел начальник отдела ручного оружия и мы с ним пошли куда-то в сторону

Песчаной горы. Она была видна к северу, но до нее мы не дошли. По дороге встретился деревянный сарай, где и находилась часть запаса. Пока шли, я размышлял, нужно ли мне что-то из холодного оружия и все же решил, что не надобно. Еще в прапорщиках тихо страдал от необходимости таскать везде с собой шашку. Правда, потом вышло послабление, что в окопах ее можно сдать в обоз второго разряда. Ну вот мы, прапора, и изощрялись в ее замене-кто таскал трофейный штык, кто морской кортик, кто бебут. Последних было немного, так как не хотелось таскать оружие нижних чинов. Но вот когда пришлось в отпуск поехать — испил горькую чашу и страдал по кортику!

А кадровые офицеры продолжали носить шашку даже в окопах, снимая ее только на отдыхе. 'Привычка свыше нам дана'. Уже на гражданской войне оставил себе австрийский штык, то подвешивая его на пояс, то засовывая за голенище. Но резать им приходилось хлеб, веревки и другое неживое, а не людей. Это к лучшему— больно нехорошие воспоминания о схватках в австрийских окопах в пятнадцатом.

Но здесь, в Кременчуге, холодное оружие не понадобится. А для того, чтобы хлеб резать, у меня складной ножик есть.

Запас револьверов здесь был порядочный и разнообразный, систем десять. В первую очередь я выбрал небольшой 'бульдог' под нагановские патроны. Курок полускрытый, гнезд в барабане пять, экстрактор поворотный, и это хорошо, потому как 'бульдоги' бывают и без экстрактора. А потом стреляные гильзы надо зубочисткой выбивать. Ну да, оружие -то какое, для частных лиц, которым надо иметь револьвер, а вот стрелять и не обязательно. Не для того их покупают, а для уверенности. Этот -то еще ничего, под порядочные патроны. Ведь 'бульдоги' чаще встречаются под разные слабые патроны, которые не всегда пальто пробивают. Особенно если под пальто толстая фуфайка. Вот его и возьму, чтоб в кармане носить на всякий случай. А что еще взять, так сказать, для наружного применения и ношения?

'Смит-вессон' — больно тяжелый, почти три фунта. 'Штейр' — ну его в болото, не люблю австрийского оружия, ибо есть в нем всегда какой-то изъян и паскудство. Из ряда вон у австрийцев выделяется только 'шварцлозе', только он хоть у бывшей империи на вооружении состоял, но это не их разработка, а одного немца с такой вот фамилией. Это мне рассказывали спартаковцы, с которыми как-то пересеклись наши судьбы в прошлом году. Парабеллум-он в руке удобный, но нету в нем курка, как и в браунингах, отчего я их специально не выберу. Так, разве что от безысходности. Еще хорошая машинка-кольт, но в предложенных мне револьверах нет его, а на вопрос о нем ответили, что нету такого в запасах. 'Веблей' — тот же 'смит-вессон', только защелка другая. Если уж от него отказался, то и 'веблею' место на складе.

И выбрал я маузер и к нему не деревянную кобуру, а кожаную, с двумя гнездами под запасные обоймы. Вот только, правда, стрелять я из него стрелял, а разбирать не приходилось. Да, было это в том проклятом июньском наступлении, когда ворвались мы в австрийские окопы. Ворвались, а осталось нас всего два взвода, а остальные в атаку не пошли, кто 'ура' кричал и не двигался, а кто и этого не хотел. Пропало у армии желание воевать. А нам тогда надо было весь день до темноты продержаться, потому как на свету обратно бы не вернулись...Вот тогда я и понял, что кончилась наша армия и старая страна вместе с ней, потому как воевать и умирать за нее хотят только немногие вроде наших гренадеров, ныне названных ударниками и дуралеев вроде меня тогдашнего, что добровольно к ним присоединился, хотя мог бы сидеть в своей кольтовской команде и не геройствовать. Вот и пришлось тогда настреляться на этой проклятой горушке над проклятой речкой Маричкой...Но ничего, отстрелялись до вечера, а под покровом темноты вернулись, кто еще на ногах стоял, а солдатики, что в атаку не пошли, посмеивались, глядя как мы тащимся обратно. Чего там удивляться, что еле тащились после гранатного боя в траншее, когда венгры — таки ворвались в нее. Как не бережешься, а тебя все же бьет взрывная волна, куски земли и камня, а также мелкие осколки. Ран вроде бы и нет, и синяков, как при контузии, а все тело болит, словно тебя с головы до ног кулаками избили или подушкой. Ну и вид, как у черта из пекла: лицо грязное, закопченное, белки глаз покраснели, гимнастерка не только в земле и какой-то грязи, а еще и мелкими осколками разодранная. Глянул я на себя тогда в зеркальце и не узнал. Потом долго думал, что поседею и каждый день всматривался, не блеснет ли белый цвет в волосах. Но нет, не пристала седина к голове, зато слышал плохо еще несколько дней. Что интересно, я запахи стал хуже воспринимать с тех пор, но вот отчего— не пойму. И спрошенные доктора философствовать начинали, не давая прямого ответа. Значит, сами не знают. Видимо, это была плата за понимание того, что миру прежнему пришел конец. Должен сказать, не сильно большая, многие на этой горушке заплатили побольше.

Ладно, черт с ними, с австрийскими окопами, надо делом заняться. Револьвер вроде как в хороших руках был, не побит и не поцарапан, все работает, значит, забираю его.

Иван с Павлом оказались добрыми людьми и под патроны дали мне такой вот большой патронный мешок из парусины, какие стали во время войны шить на девяносто патронов сразу.

Вот и спасибо им, а то нести патроны к револьверам было бы в руках затруднительно. А так-руки свободные, за исключением счета в губисполком на оружие и патроны.

Спасибо этому дому, пойду к другому, погляжу, что там в лагере делалось, пока я вооружался и экипировался.

СЕРГЕЙ МАЛЕНКОВ.

Змей он, Сережа Голтибов, причем не просто змей, а змей с ушами.

Вот как еще назвать такого соседа?! Я-то хотел подольше покопаться в оружии, а он? 'Веблей' в руку взял, защелку большим пальцем нажал, все ему ясно стало и можно откладывать? А где я смогу это оружие потрогать еще? На военной кафедре-только 'макаров', в полку-он же и ТТ у начштаба полка. Федор Ильич его иногда по доброте душевной молодым лейтенантам давал потрогать и почитать дарственную гравировку на нем. Когда совсем раздобреет-под своим контролем собрать-разобрать.

А 'Штейр', о котором я только читал? И ведь не пожелаешь такому вот чего-то неприятного, вроде прострела, геморроя или бешихи — тело -то одно!

Свои преступления он искупит только походом на стрельбище и большим расходом патронов.

А также подробным рассказом, что он знает про отвергнутые им стволы и почему их не взял.

А я его не только послушаю, но и расскажу, как 'Маузер' разбирается и собирается. Мне от деда достались несколько наставлений по оружию, так что я их еще в детстве вызубрил.

К сожалению, ни пулемет 'Сент-Этьенн', ни граната Новицкого, ни 'Маузер' доселе не попадались. Пора исправлять это упущение.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Трудовые будни принудительного труда.

За полдня, что я отсутствовал, ничего особенного не произошло, кроме как вернулись с работы мои арестанты. Шестеро ходили колоть дрова на мельницу, а еще четверо— для красноармейского клуба имени Троцкого. На мельнице им нашли работы на восемь часов, а в клубе на шесть. Еще шесть человек работают по своим производствам, где они трудились до приговора, пятеро в самом лагере. Остальные ходили на аптечный склад для разгрузки, но сегодня им работы не нашлось, потому они вернулись практически сразу. Но на завтра их тоже ждут.

А еще у меня на столе лежит бумага из губсовнархоза, которая требует, согласно другой бумаге от Наркомпрода, на следующие три дня по сто человек на разгрузку вагонов с хлебом. Вот так — три дня и сто человек каждый раз! Хлеб -дело хорошее, но где мне сто человек найти? Нету столько, даже если я всех вольнонаемных и охранников пущу хлеб разгрузить.

Поэтому где там чернильница с красными чернилами, и где там наша пишбарышня ?

Посему на бумагу ложится резолюция красным: 'Столько людей не имеется'.

А Одетта за отсутствием любимого 'Ремингтона' (или что там у нее было) красивым почерком пишет, что в ответ на распоряжение номер такой-то лагерь принудительных работ при губисполкоме сообщает о полной невозможности выделить рабочую силу в указанных объемах, но, понимая важность задачи, выделит максимально возможное количество.

А сколько? Прямо вот писать не буду, но прикидочно два десятка человек. На бумаге поставили угловой штамп, вчерашний арестант Айзенберг внес исходящий номер в тетрадь исходящих, я подписал, и бумага пошла на ногах курьера в сторону губисполкома.

А я позвонил Болотову, поблагодарил за помощь с оружием, а про разгрузку сообщил, что найду два десятка человек, а больше совсем не смогу. Почему? Да потому что нет.

Недельная сводка в подотдел исправительных работ направлена, а там было сказано, что в наличии всего сорок пять человек. За прошедшее время три человека прибавилось, но если от них отнять слабосильных.и наряд на мельницы... Даже если я аптечный склад я обездолю, и Губпросвет тоже, так вот и два десятка наберу.

Ясно, спасибо, так и сообщим.

Назавтра арестанты пошли на станцию и за четыре часа разгрузили два вагона с хлебом. Больше им работы не нашли. Вот и впору подумать — а для чего запрашивать толпу народу, если им работы нет?

Ну аптечный склад — это ладно, не подвезли запас касторки, оттого для нескольких человек работы нет, а двор уже вчера подмели, но на станции же точно известно, сколько пудов груза в эшелоне, а потому и скольким людям все грузить?

Ладно, про это все, а что за заявки еще есть? Опять мельница, два клуба, опять аптечный склад, уборка сухого мусора их госпиталя... Сажусь и пасьянс раскладываю, как работников распределить по запросам. Вот этот запрос по ремонту часов в губисполкоме решится сразу.

Ибо на каждого арестанта имеется дело, в котором об арестанте много чего пишется. Сначала он лично, а потом уже лагерь. Правда, в связи с изрядной долей неграмотных и анкету, и нашу часть заполняет писарь лагеря, а арестант ставит ниже кресты вместо подписи.