— Видишь точку на стане? Можешь попасть в нее так, чтобы нож вошел в камень? — попросил он.
— Та-ак. Ника пыталась проделать трюк, судя по царапине, — возмутилась Эл. — Завтра будет, что обсудить.
— У нее не получилось. Но она убеждала меня, что ты можешь. Я прошу тебя. — Рассел был спокоен. Он собирался проделать опыт и убедиться в одной из двух версий, которые построил после разговора с Никой.
Эл стояла с ножом в руках и смотрела на Курка.
— Зачем тебе?
— Пытаюсь понять вас обеих, — коротко ответил Рассел и жестом предложил Эл подтвердить слова воспитанницы.
Эл расплылась в улыбке, закрыла глаза, а потом засмеялась.
— Если я сделаю, ты не будешь допекать меня разговорами о пиратах? Рассел, ты беспробудный скептик, но твой ум мне всегда нравился.
— Не заговаривай мне зубы.
— А ты перестань сомневаться. Неужели ты веришь, что нож может войти в камень?
— Начинаю верить.
Эл положила нож на стол.
— Этот не подойдет, металл хрупкий, сломается, а в хозяйстве вещь полезная. Зачем портить хорошую вещь.
Курк не успел сообразить, что происходит. Все произошло за пару мгновений. Эл расстегнула потайной карман костюма, где-то на бедре, еще мгновение, и короткий нож по рукоятку вошел в стену, в ту самую точку, куда не попала Ника. Курк дрогнул с опозданием.
— Это первый и последний раз, — заявила Эл. — Больше никаких трюков я показывать не стану.
Курк подошел к стене и провел пальцем по рукоятке. Нож был обычный, каким пользовались многие, особенно десантники, лезвие миллиметра на три еще торчало из стены. Он знал, что у Эл было нездоровое пристрастие носить с собой оружие. Она подошла, встала с другой стороны. Она взялась за рукоятку, чтобы достать нож. Рассел остановил ее руку.
— Сам ты его не достанешь, разве только стену разобьешь, — пояснила она.
— Оставь на память. Как напоминание.
Эл хитро улыбнулась и подмигнула ему.
— Как говорит один мой друг, я умею кусаться, и я опасна. Испугался?... Все иллюзия, Рассел, — старая истина, — шепотом сказала она. — Высший пилотаж — воткнуть в стену соломинку, но я так не умею.
Она звонко рассеялась.
* * *
Был год 1992. Асфальт. Бегущие мимо машины. Московский воздух. "Мне придется мутировать, чтобы дышать этой смесью", — подумала Эл.
Она спешила домой. Расстояния казались большими. Геликс высадил ее на окраине города ранним утром, к дому родителей Эл добиралась своим ходом. Два с половиной часа затраченные на дорогу — своего рода экскурсия в детство. Серый мартовский день встретил ее ветром и непродолжительным мокрым снегом. Одежда казалась неудобной, обувь скользила, Эл маневрировал на тротуаре, чтобы не упасть. До родного дома еще полтора квартала.
Для нее прошло полтора земных года, а тут только шесть месяцев. Все равно это был срок. Визит будет коротким и главное не наболтать несуразицы. Сидя в метро, Эл прочла пару газет. Мир менялся и, кажется, не в лучшую сторону. Русский язык она еще не забыла, читала бегло, но в разговоре могла сойти за иностранку, поскольку тщательно выговаривала слова. Попутно она придумывала легенду, раз она спасатель, то должна быть где-нибудь авария. За несколько дней, которые Эл провела в доме Рассела, она успела сильно загореть. Для объяснения Эл выбрала вариант с Африкой, газетный заголовок подсказал ей выход, во всяком случае, загар она оправдает. Эл не испытывала дискомфорта от того, что ей придется врать. Вранье забудется на фоне той темы, которую она решила обсудить с семьей. А именно, собственное появление на свет.
Дверь никто не открыл. Эл позвонила три раза и пошла назад. Дома никого. Странно, но она чувствовала, что встреча состоится. Неужели чутье подвело ее. С грохотом разошлись двери лифта. Проблема решилась мгновенно, все сошлось, потому что из лифта вышел Саша. Брат поднял брови. Эл улыбнулась.
— Привет, я без телеграммы. — Она пожала плечами и растерялась.
— Здравствуй, сестренка.
Он улыбнулся ей в ответ, и они обнялись.
— Ключей у тебя, конечно, нет? — спросил Саша.
— Представляешь, есть. Забыла. — Эл побренчала связкой в кармане.
— Помню, ты проявляла чудеса собранности. — Он открыл дверь и впустил сестру. Когда зажег свет в прихожей первое, что бросилось в глаза — загорелая физиономия Эл. — Ты что из Африки?
— Точно. — Эл достала из кармана сложенную в несколько раз газету и показала брату заголовок статьи.
— Надо же, до каких краев ты добралась! — воскликнул брат. — Ну и как там в Африке?
— Жарко во всех отношениях, — пошутила Эл. — А где мама с папой?
— Папа, как всегда на боевом посту, а у мамы сегодня три лекции. Я тоже только перекусить забежал, был поблизости. Дело тут паршивое образовалось. А, не хочу говорить.
Из кухни в вразвалочку вышел Байкал, любимый пес семьи Светловых. Он кинулся к Саше с восторженным лаем. Саша несколько минул усмирял восторги собаки, попутно удивился, что Байкал никак не отреагировал на появление Эл.
— Ты надолго? — спросил он.
— Несколько часов, потом нужно улетать, — ответила она. — Жаль. Хотела всех увидеть.
— Я голодный, пошли, перекусим, — предложил брат.
Он ловко делал бутерброды и ставил на тарелке в печь, через минуту доставал уже горячие. Байкал тут же выпросил два, один молниеносно слопал, а другой прихватил с собой, направляясь в прихожую к любимому матрасу.
Пока Саша был занят, они не разговаривали. Эл собиралась с мыслями. Начать разговор было очень трудно. Она поняла, что ей повезло — она встретила именно Александра, разговор с матерью дался бы ей с огромным трудом. Не стоило прояснять ситуацию, если бы не события последнего времени. Стало совершенно очевидно, что она не родная в семье Светловых, нужно срочно выяснить, откуда она взялась. Если бы она была простым человеком, ни за что не заикнулась, что раскрыла семейную тайну. С Сашей разговаривать будет легче, он может вскипеть, но зато брат не такой чувствительный как мама. Эл очень дорожила этими людьми. Понятие семья заключалось для нее именно в них. Эл давно поняла, что все ее воспитание и моральные принципы, отношение к миру пришло отсюда. Дисциплина и свободомыслие, академическая подготовка и теперешний ее опыт хорошо накладывались на воспитание, полученное в детстве. Здесь было ее прошлое, в двадцатом веке. Нужна была неимоверная сила, чтобы разорвать эти связи. Придти и попросить объяснений о ее происхождении на свет, означало, нарушить семейную гармонию.
— А почему ты обедаешь здесь, где Катя? — Эл вспомнила, что брат женат и у него должен родиться ребенок.
— В больнице. Беременность проходит тяжело. — Саша погрустнел. — Надеемся, что обойдется.
— Обойдется. — Эл сочувствующе посмотрела на него.
"Надо же. Тут дети рождаются. Жизнь идет". — Промелькнуло у нее в голове. Она просто не знает, каково им тут, идеализирует — это все ностальгия. За те два года, что она тут прожила после своего побега из будущего, не все время Эл проводила дома. Скачки во времени все равно были, она выпадала из реальности этого времени, погружалась в новую, путала одно с другим. Тут проходила своя жизнь, всего полгода прошло.
— Сколько у тебя времени? — спросила она.
— Смотря, на что мы его потратим? Сейчас позвоню на службу.
Он стал звонить по телефону. Долго объяснял, что сестра приехала. Его собеседник не очень ему верил, но Саша пообещал ему, что отработает, потраченное время. На том они договорились.
— Итак? — задал он вопрос. — Полагаю, что в такую погоду лучше дома сидеть. Расскажи о себе, как мальчишки, как личная жизнь?
— Саш, давай о важном поговорим.
— О чем? Будто твоя жизнь не важное дело.
— У меня есть вопрос. Только я боюсь, что ты расстроишься.
— Мне не до расстройств. Только не с моей работой. Я должен решать вопросы, а не расстраиваться. Спрашивай, не бойся.
— Ты помнишь, как я появилась на свет? — Эл при этом испытующе посмотрела.
— А точнее? Что конкретно ты хочешь знать? Номер роддома? — Саша насторожился, но в выдержке ему не откажешь.
— Я подозреваю, что я приемный ребенок, — сказала Эл и посмотрела виновато.
— С чего ты взяла? — спросил брат и усмехнулся.
— Я встретила акушерку, когда мы летом были у деда. У мамы не должно было быть детей. Саша, я могла бы сделать простой анализ крови и сверить, но так будет не честно. Я люблю вас и никакой другой семьи мне не нужно. Только мне очень важно знать, откуда я взялась, как бы странно не выглядела моя история.
— Мать знает?
— Нет. Я рада, что встретила именно тебя. С тобой мне проще говорить. Давай мы поговорим, а маме ничего не скажем. Идет?
Саша посмотрел на сестру. Раздался звонок микроволновки, он отвлекся, чтобы достать бутерброды. Только есть ему расхотелось, в желудок, словно камней набили. Он поставил тарелку перед Эл. Она не смотрела на еду, она смотрела на него.
"Глаза. Какие удивительные у нее глаза, темные, глубокие, аж, страх за душу берет". — Подумал он. Когда он обижал ее маленькую, она сверлила его этими глазами, и он места себе не находил, злился, когда она так смотрела. Сейчас взгляд был другим, полным ожидания и тоски.
Он подошел к окну. "Господи, неужели придется сказать ей правду?" — от такой мысли ему стало тяжело.
— Дело только в акушерке или ты что-то еще нашла? — спросил он для того, чтобы оттянуть начало объяснений.
— Я основываюсь только на собственных наблюдениях, — уклончиво, но уверенно ответила она. — Дело не в том, что в семье нет блондинов с кудрявыми волосами. Мне нужно знать, это мне поможет.
— В чем?
— Я не могу сказать, Саша. Я выслушаю все, только правду, какой бы безумной она не казалась.
Красноречивый взгляд Александра выдал его. Он посмотрел на сестру с опасением. Эл поняла, что дело нечисто, семейная тайна, о которой он не хотел думать.
Александр снова вгляделся в Эл. Она сидела за столом в пол-оборота к нему, поза была наполнена покоем и достоинством. У него словно пелена с глаз спала. Возникло чувство, что она не вписывается в окружающий антураж, вообще этот суетный мир не для нее.
— Я тоже хочу хоть какое-то объяснение, — сказал он. — Почему бы, нам не быть взаимно откровенными, сестренка.
Последнее слово вызвало дискомфорт в душе. Он, по сути, не знал, какая она теперь. Полгода назад он просто был рад ее появлению, подшучивал и говорил ей колкости, словно она была еще ребенком. Элька превратилась в Элли, и он задумался над тем, что его сестрица натура загадочная. По крайней мере, она казалась такой теперь.
— Ты чего-то боишься? Ладно, я первая начну откровенничать, — согласилась она. — Моя работа связана с космосом, требования высокие. Опасно. Вы моя семья и в случае медицинских осложнений понадобится ваше участие. По документам у меня первая группа крови, а в семье только вторая и третья. Мне продолжать?
— Как ты попала на космические исследования?
— Это большой секрет. То, что я сказала — уже ошибка. Ты по долгу службы знаешь, что такое секретность.
Он кивнул.
— Я хочу знать всю правду целиком от и до, — настойчиво повторила она. — Если ты что-то скроешь, мне придется добывать информацию по другим каналам.
— Ты будешь меня проверять?
— Смотря, насколько ты будешь убедителен.
Эл широко улыбнулась, в ее темных глазах заиграли шаловливые огоньки. Саше стало немного легче, улыбка девушки подействовала отрезвляюще. Минуту назад ему стало казаться, что он спит.
— Итак. У нас немного времени. Начнем? — кивнула она.
Саша сначала сел обратно на табурет, потом вскочил и заходил по кухне.
— Саша... Не волнуйся так. От твоего рассказа мои отношения к семье не изменятся, только правда выйдет наружу. Я вас всех люблю, но имею право знать правду.
Она не играла, прошел тот период, когда она мучалась своим открытием. Когда действительно возвела стену между собой и этими тремя людьми, когда не хотела возвращаться домой. Постепенно здравый смысл взял верх, и Эл поняла, что никакой трагедии нет, ее напугала неизвестность, которая таилась за раскрытием семейной тайны. Это она сама придумала свой страх. Просто жизнь показала ей еще раз, что она другая. Она боялась узнать о самой себе что-нибудь ужасное. Все муки были порождением ее собственного я, которому было удобно не знать правду и которое стремилось уйти от проблемы, вызывая еще большую агонию. Те времена миновали, страх сменило желание познать.
Саша, как раз, поравнялся с ней, совершив очередной тур по кухне. Эл поймала его за руку.
— Успокойся, — уверенно сказала она. Даже чуть повысила голос.
Это слово подействовало на него как заклинание. Саша перестал метаться и сел. Теперь они сидели напротив друг друга. Он смотрел ей в лицо, изучал некоторое время. Эл снова ему улыбнулась. Он удивился, что она так спокойна — значит, знает давно, и все уже обдумала.
— Ответ — да или нет — тебя не устраивает, — констатировал он.
— На этот вопрос я ответила. Дело за подробностями.
Саша собирался с мыслями, она его не торопила. Он снова встал у окна, открыл форточку, так ему казалось, легче будет говорить.
— Я не знал, что у мамы не может быть детей. Мне было тринадцать, в то время родители не обсуждали такие вопросы с детьми. Я мечтал о сестре. В соседнем доме жил мальчик, чуть младше меня, я ему завидовал. Он водил сестру в сад, заступался за нее. Я тоже хотел быть старшим братом, и даже родителям заказал сестру на Новый год. Они шутили надо мной, но я заметил, как мама расстроилась. Я был настырным и даже стал говорить, что хочу, чтобы у сестры были белые волосы, кудрявые, но чтобы она не была плаксой, и умела бы за себя постоять. Отец пошутил, что тогда мне нужен братишка. В подарок мне купили куртку, на том дело и закончилось.
А потом было лето того же года. Мама не смогла достать мне путевку в лагерь, дед болел, у отца маневры, и ей пришлось взять меня в экспедицию в Сибирь. Меня даже на какую-то должность оформили, как подставное лицо. Я был рад без памяти. Сто раз просился с ней, но она всегда говорила, что там некогда присматривать за детьми. Лагерь был прямо в лесу, в какой-то жуткой глуши. Помню, шли дожди и тучи мошкары. Мне было очень трудно. Взрослые были все время заняты, я работал, как мог, но сильно уставал. Однажды, я набедокурил, видимо сильно, я испортил какие-то бумаги. Было сыро, и я развел ими костер. Мне влетело, особенно от мамы, я не припомню, чтобы она так ругалась. Я разозлился и на нее, и на всех, и в отместку сбежал из лагеря. Решил спрятаться недалеко, чтобы понервничали, а потом вернуться. Я просидел несколько часов в какой-то лощине, слышал, как меня звали, а потом сжалился и решил вернуться и соврать, что заблудился. Видно Бог хотел меня наказать, я шел, думал, что иду к лагерю, не учел, что солнце, по которому я ориентировался, может зайти. Я заблудился по настоящему. Перепугался страшно. Я метался по лесу до вечера, а ночь пришлось сидеть на дереве. Я вспомнил и про леших и про всякую нечисть, плакал, даже молился, хотя был пионером, давал всякие клятвы, что если спасусь, сделаю то-то и то-то. Я заснул, только когда вымотался окончательно. Я видел короткий сон, помню только, что там был ребенок. На рассвете я замерз, проснулся и жутко хотел пить. Я увидел, что сквозь листву, что-то светиться, думал лужа. Слез с дерева, а когда подошел, чуть со страху не умер. Это был малыш, без пеленок и абсолютно голый. Он чуть светился, когда я подходил, а потом все исчезло. Это была ты, Эл. Не знаю, куда девался мой страх. Я испугался, что комары тебя съедят, или ты замерзнешь. В голове возник план. Я завернул тебя в куртку, залез на возвышенность и стал орать, так громко, на сколько легкие позволяли. Оказалось, что я был метрах в трехстах от лагеря, совсем близко. Когда я увидел своих, то потерял сознание.
