| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ольга... — Стенич сделала паузу, словно дожидаясь, что я договорю. А оно мне надо?
— У неё пока нет прозвища. — Развёл я руками и обернулся к своим спутникам. — Друзья, позвольте представить вам майора одного из старейших отрядов воеводства, Илону Стенич, позывной "Ведьма".
— Приятно познакомиться, господа. — Голос Илоны чуть похолодел, а сама она едва заметно скривилась. Не любит своё старое прозвище? Запомним. — Предлагаю, сразу перейти к делу...
Глава 8. Монетка к монетке
Вопреки моим ожиданиям, встреча прошла как по маслу. Более того, когда Илона, выслушав своих пилотов, протестировавших представленные нами тактические комплексы на арене, подписала контракт и переслала обещанную сумму на счёт отряда, у нас с ней состоялась короткий, но весьма информативный разговор, в ходе которого, женщина смогла меня убедить, что случившееся в доме Стеничей, во время моего последнего визита, было не более чем недоразумением. Действительно, убедила. Хотя, к Владимиру я теперь поостерегусь поворачиваться спиной, о чём и уведомил его мать. Илона понимающе покивала и со вздохом констатировала, что прекрасно понимает мои опасения, так как все мужчины Стеничей отличаются некоторой злопамятностью.
— Тебе не стоит волноваться об этом, Кирилл. Я присмотрю за сыном, чтобы он не наделал глупостей. — Заверила меня майор. Что ж, посмотрим.
— Надеюсь, что так и будет, госпожа Стенич. — Кивнул я в ответ, и от Ольги прямо-таки пахнуло удивлением. Да и Жорик от неё не отстал.
Распрощавшись с Илоной, мы молча покинули колизей, а затем и город. И лишь когда я подсел в спасплатформу, к тому моменту миновавшую Солотвино, мои спутники не сдержали любопытства.
— Кирилл, я тебя не узнаю. — Протянула Ольга. — Мне казалось, что ты предпочитаешь решать проблемы кардинально. Но с этой Илоной...
— Не ревнуй, невестушка. — Ухмыльнулся я и, следуя примеру Оли, снял шлем Визеля.
— Я не ревную. — Нахмурилась Ольга. — Но ты мог хотя бы предупредить её о своей возможной реакции на... неадекватные действия её сына.
— Зачем? — Пожал я плечами. — Есть старая римская поговорка: "praemonitus, praemunitus", то есть, предупреждён — значит, вооружён. Так почему я должен давать оружие в руки возможного врага?
— А тот факт, что это предупреждение могло бы уберечь этого мстителя от опрометчивых действий, ты не учитываешь?
— Сомневаюсь, честно говоря. Если парень действительно решит мстить мне за свои собственные огрехи, то такого дурака никакие предупреждения не остановят. — Отмахнулся я. — Ну а если мать с отцом сумеют-таки вправить ему мозги, то предупреждение просто ни к чему. В общем, бессмысленное это дело. А я, как любой профессиональный лентяй, не люблю лишних телодвижений.
— Лентяй? Ты? — Неожиданно расхохотался в голос Жорик.
— Именно. — Со всей возможностью серьёзностью кивнул я в ответ на этот вопль души моего ватажника и, покосившись в сторону еле сдерживающей смешок Оли, вздохнул. — А что не похож?
— Как-то, не очень. — Справившись с собой, помотал головой Рогов.
— Ошибаешься. — Усмехнулся я и, поймав недоумённые взгляды спутников, уточнил, — точнее, путаешь лентяя и бездельника. Я ленив, и не стесняюсь в этом признаться. То есть, не люблю работать. Но не любить работать, и не работать, это разные вещи, согласись?
— И? — Нахмурился Жорик.
— И всё. Как ленивый человек, я стараюсь действовать таким образом, чтобы любая работа была выполнена быстро и хорошо... чтоб потом не переделывать, то есть, не загружать себя ещё больше. Бездельник же, человек безвольный, идущий на поводу у своего желания не работать. Дармоед. Теперь видишь разницу?
— Кхм... ну, если в таком разрезе... — Протянул Георгий. — Но, в таком случае, можно сказать, что любой человек ленив. Разве нет?
— Нет, конечно. Например, сейчас рядом со мной сидят два человека, которых ни при каких обстоятельствах нельзя назвать лентяями. — Ответил я. — Вам обоим работа с техникой приносит удовольствие и деньги. Я прав?
— А как же наше обучение? — С улыбкой спросила Оля. — Разве ты не получаешь удовольствие от работы наставника?
— Это не работа. — Покачал я головой. — Скорее, внутренняя потребность. Можно сказать, психическое отклонение... в некотором роде. Поверь, даже если бы мне пришлось приплачивать за право преподавать, я бы не смог отказаться от этого занятия. К тому же, оно ничуть не мешает мне лениться. Это же такое удовольствие, сидеть в тепле, попивать кофе, "закуривая" его сигаретой, и считать круги, наворачиваемые учениками... или наблюдать, как они пыхтят, пытаясь одолеть очередную медитативную технику.
— Извращенец. — Вздохнула Ольга.
— А что должен думать я, наблюдая как ты чуть ли не облизываешься на какую-нибудь железную самодвижущуюся хрень? — Улыбнулся я. Невеста неожиданно покраснела, Жорик странно булькнул, а я, мысленно прокрутив сказанное, крякнул. Как-то двусмысленно прозвучало. Впрочем... — Милая, ты сейчас о чём вообще подумала, а? Или я чего-то не знаю?
— Кирилл, ты... ты! Ар-ргх! Говорю же, извращенец. — Припечатала невеста, моментально сменив колёр с красного на белый, и ткнула меня кулачком в бок, железным, между прочим. Хорошо, что я тоже в "тактике", иначе, хана рёбрам. Ольга же, поняв, что удар пропал втуне, вздёрнула подбородок и решила бить наверняка. — Посмотрим, что ты ночью запоёшь.
— Вот так, Жорик. Живёшь с женщиной, думаешь, что уже изучил все стороны её характера, понял чаянья и стремления, а потом, "бац"! Кулак в бочину, окрик "извращенец", а ты сиди и думай, что это было... Я же теперь ночью глаз не сомкну, буду ждать её страшной мести. — Пожаловался я Рогову, под его же сдавленное хрюканье. Иначе, этот сдавленный смех я назвать не могу. Впрочем, Ольга от него не отставала.
— Кирилл, атаман, будь человеком, прекрати меня смешить! — Наконец, выдавил Рогов. — Иначе, я не справлюсь с управлением и мы упоремся в лес.
— Ну и что? — Пожал я плечами. — Будет ещё одна дорога до базы, подумаешь.
— Кстати, о железе. — Наконец сумев задавить так и рвущееся из неё веселье, проговорила Ольга. — Деньги у нас есть, так?
— Ну-у, да. — Протянул я в ответ. Ой, что-то не нравится мне это. Совсем не нравится!
— А испытательного стенда нет. — Прищурилась невеста. Вот, я ж так и думал. Теперь не отцепится...
— Его много у кого нет. — Я попытался съехать с темы. — И ничего, не жалуются.
— Кирилл. — Ольга принялась настойчиво ловить мой взгляд. И хотя я чувствовал, что она просто развлекается... раскошеливаться очень не хотелось. А ведь если я сейчас пойду у неё на поводу, пусть и в шутку, то покупать стенд придётся. Я же её знаю. Сейчас хи-хи, ха-ха, а завтра: "дорогой, ты же обещал!".
— Вот, смотри, Жорик. Так они нами и вертят. Смена темы в нужный момент, хоп, и ты уже должник. Но я ещё потрепыхаюсь! — Провозгласил я. Ольга сверкнула глазами, и началось...
Оставшиеся километры до базы, я крутился как уж на сковородке, открещиваясь от необходимости тратиться на испытательный стенд, а Ольга, с упорством достойным лучшего применения, старательно загоняла меня в угол. По-моему, они с Жориком получали просто феерическое удовольствие. Ольга от нашего спора, а Рогов от разыгрывающегося на его глазах спектакля. Но, всё рано или поздно заканчивается, и наша поездка тоже подошла к концу. Ватажник загнал спасплатформу под навес масксетки, и я слинял от не на шутку разошедшейся невесты в тот же миг, как машина замерла на месте.
Рогов отыскал меня спустя час там, где никто искать не догадался бы. В ангаре с "Бореем".
— Сбежал, атаман? — Сунувшись в открытый люк шлюпа, проговорил он.
— Не сбежал, а предпринял тактический манёвр. Ретировался, иначе говоря. — Улыбнулся я в ответ.
— Боюсь, не поможет. Ночью-то, всё равно сам к ней придёшь.
— Приду, конечно. — Кивнул я. — И даже денег на стенд выделю. Может быть не прямо сейчас, но после следующего выполненного заказа, точно. Хорошая штука, нам такая пригодится.
— Так... а чего ж ты в машине-то устроил? — Опешил Жорик. — Зачем?
— Ну, надо же было как-то напряжение снять. — Пожал я плечами. — Я же не слепой, вижу, как вы устали. А некоторых дам, небольшой скандал освежает не меньше, чем неделя отдыха на море. Главное, черту не перейти. Да и ты нас послушал, и немного расслабился. Скажешь, не так?
— Так. — Чуть подумав, согласился Георгий.
— Вот то-то и оно. — Я подмигнул ватажнику. — Иди, обрадуй наших девчонок предстоящим отдыхом. Неделю безделья могу обещать без проблем.
— А ты? — Прищурился Рогов.
— А я... я попробую поднять эту машинку в ночной полёт. — Хлопнув по переборке шлюпа, произнёс я.
— Тренировка? — Тут же вскинулся ватажник. — А я? Как без меня-то?
— Не совсем, Жор. — Покачал я головой. — У меня тут одна конфиденциальная встреча образовалась, внезапно. Так что, тренироваться будем в следующий раз. А сейчас, извини, я лечу один.
— Понял. Ольге что передать? — Тут же посерьёзнел Рогов.
— Скажи, что я вернусь к утру, так что моё ночное пение в этот раз отменяется. — Развёл я руками. Георгий вздохнул и, кивнув, покинул борт. Вот и славно. А мне пора...
* * *
Над водной гладью стелился густой туман, словно периной укрывая воды неглубокой, но довольно широкой речки, и осторожно, словно щупальцами цепляясь за стволы голых по осени берёз, выползал на низкий берег, скрывая под собой щетину кустов и молодые деревца, на тонких ветвях которых, кое-где ещё виднелись редкие пожелтевшие листья. Тишина природы, уже приготовившейся к приходу зимы, оглушала.
Одинокий турист, устроивший себе стоянку на высоком берегу реки, почти у самого обрыва, глубоко с наслаждением вдохнул холодный, пропахший прелой листвой воздух и, невольно улыбнувшись, уставился в темноту над своей головой. Эта ночь выдалась удивительно ясной для поздней осени, да и поблизости не было ни одного городка, который мог бы "засветить" небо своими огнями. И человек, бросив взгляд вверх, так и застыл на месте, созерцая звёздный ковёр во всём его великолепии.
— Красиво. — Голос, произнёсший это слово, заставил туриста вздрогнуть. Но он тут же взял себя в руки.
— Очень. — Согласился человек и, отведя взгляд от зачаровавшей его глубины космоса, повернулся к гостю лицом. — Тоже редко смотришь вверх?
— Увы. — Повинился тот. — Дела-заботы... но, кому я это говорю, а?
— Это точно. С моей работой, красотами любоваться некогда. — Согласился турист. — Присядем?
— А на разговоры, значит, время найдётся? — Усмехнувшись, гость, тем не менее, воспользовался приглашением и приземлился на одно из брёвен, приготовленных для ночного костра-нодьи.
— Некоторые разговоры тоже можно отнести к работе. — Вздохнул тот. — Или к исполнению долга.
— Долга перед государем? — Гость напрягся.
— Нет, Кирилл. Я имею в виду долг чести. — Грустно улыбнулся "турист".
— Интересно. — Голос его собеседника похолодел. — И что же от вас требует "долг чести", Владимир Александрович?
Глава 9. Русский ронин
Гдовицкой меня удивил. Вот от кого не ожидал ничего подобного, так это от него. Это ж как должно было тряхнуть бедолагу, что он вдруг развернул оглобли на сто восемьдесят градусов?! А ведь именно так он и поступил, вызвав меня на эту встречу.
О том, как ему удалось меня отыскать, равно, как и о причинах своего поступка Владимир Александрович рассказал сам и без всякого давления. А я ещё раз удивился тому, какими извилистыми путями порой ходит мысль человеческая... и тому, как по-разному люди могут реагировать на происходящее, даже не с ними, а всего лишь рядом.
То, что Владимиру Александровичу совсем не в радость происходящее с одним из отпрысков Громова, было понятно не только мне, но и прежнему Кириллу. И как и мой предшественник, я понимаю, что изменить отношение родни к мальчишке, Гдовицкой был не в состоянии. Чуть облегчить жизнь, прикрыть в совсем уж убийственных ситуациях, научить чуть большему, да. Это он мог и делал, но что-то большее, увы. Хватило одного предупреждения старого урода, чтобы начальник его службы безопасности перестал пытаться донести всю пагубность творимого с Кириллом до его родственничков. И этот факт бросил ещё один чёрный камень на весы мнения самого Гдовицкого относительно именитых бояр вообще, и рода Громовых, в частности. Надо ли удивляться, что мечта Рюриковичей о полном переводе бояр в разряд служилых, нашёл горячий отклик в сердце Владимира Александровича? Их правила и устои казались ему куда более вменяемыми, чем абсолютная власть над родовичами, составляющая основу обычаев именитых вотчинников.
Он был искренне рад, когда его ученик, придя в себя после очередного смертельного номера, вдруг вырвался из-под опеки сумасшедшего старика и обрёл свободу. Интерес проявленный к моей персоне клубом эфирников, Владимир Александрович тоже посчитал положительным моментом. Ну как же, мещанина ведь каждый обидеть может. А государь с его присными может дать достаточную защиту от любых посягательств. И пребывал в такой уверенности до моей экскурсии в "белый куб". Вот тогда, и этот камень дал трещину. Дальнейшие события и происшествия с моим участием, за которыми Гдовицкой имел возможность наблюдать сразу с двух точек, как начальник не самой слабой в Москве службы безопасности, и как член клуба эфирников, ту трещину старательно увеличивали, а известие о моей "гибели", как ему казалось, окончательно подорвали доверие Гдовицкого к прежним кумирам.
Смешно, но действительный крах всех идеалов у Владимира Александровича произошёл, когда Фёдор Георгиевич Громов всё же заметил, что с его подчинённым творится какая-то фигня, и вызвал начальника СБ на откровенный разговор, во время которого выяснились причины терзаний Гдовицкого, а чуть позже, после разговора Громова со мной, Владимиру Александровичу был объявлен, как сам факт моего отсутствия в списках безвозвратных потерь, так и действия-бездействия цесаревича, приведшие ситуацию к нынешнему её виду.
Честно говоря, когда дядя Фёдор предупредил меня о своём внезапном желании просветить Гдовицкого в отношении истории с моим исчезновением, я был сильно удивлён и... настроен крайне отрицательно. Но надо отдать должное Громову, он сумел убедить меня в том, что Гдовицкой не побежит с этой информацией к эфирникам. Долго убеждал, правда, но у него получилось. Я поверил. И даже не столько потому, что дядя Фёдор бил себя пяткой в грудь и клятвенно обещал, что всё будет путём, сколько потому, что помнил Владимира Александровича, пусть это и были, по большей части, воспоминания прежнего Кирилла. Но даже с удвоенным недоверием, коего хватало и у Росомахи и Кирилла Громова, я не смог отыскать в памяти ни одного намёка на то, что Гдовицкой хоть раз повёл себя бесчестно. Даже слухов таких среди громовских людей не ходило. Зато свидетельств его честности и какой-то почти болезненной щепетильности в делах, было хоть отбавляй.
В общем, я дал добро на рассказ, а когда посмотрел запись разговора, продолжившегося после нашей с дядей Фёдором беседы, увидел то, чего никак не ожидал. С Гдовицкого в тот момент можно было писать картину-аллегорию "Крушение идеалов". Я бы заподозрил его в мастерской актёрской игре, если бы не тот шторм в эмоциях, что записал качественный фиксатор, установленный в кабинете главы рода Громовых. Да, он не предназначен напрямую для запечатления эмоций, но те тоже оставляют свой след в Эфире, иначе в этом мире не было бы эмпатов, и хороший фиксатор вполне может их засечь. Что и произошло. Эмоции Гдовицкого весьма ощутимо врезали мне по мозгам, я потом ещё несколько часов головной болью мучился, и жрать ничего не мог, словно после серьёзного сотрясения мозга, всё тут же выплёскивал. Это был очень неприятный опыт.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
