| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Спустя ещё пару дней, дядя Фёдор вновь связался со мной и сообщил, что его подчинённый просит встречи. Я был удивлён.
— Зачем ему это?
— Хм, не могу быть полностью уверен, но... есть немаленькая вероятность того, что Гдовицкой хочет перед тобой извиниться. — Как-то неопределённо высказался Фёдор Георгиевич.
— А это обязательно делать лично? — Скривился я.
— Кирилл, я тебя прошу, уважь эту просьбу. — Неожиданно усталым тоном произнёс дядя Фёдор. — Ему действительно это очень нужно.
— Да зачем?!
— Он сломается, Кирилл. — Вздохнул Громов. — Гдовицкой всегда был ведомым. Он великолепный специалист, служака, каких мало. Да, не обделён инициативой и умением управлять и направлять. Но для этого ему самому нужен тот, кто будет вести вперёд. Тот, кто укажет направление. Твой... мой отец его разочаровал, как и все именитые скопом. Рюриковичи тоже показали себя... в общем, сам понимаешь. Владимира эта ситуация просто ломает, выжигает, можно сказать.
— А я здесь причём? — Невольно скривившись, проворчал я.
— Мне очень хочется надеяться на то, что если ты его простишь, он сможет справиться с собой. — Медленно произнёс дядя Фёдор.
— А если нет?
— Его прадед когда-то заключил ряд с ниппонским родом Кагеяма, служил им почти сорок лет и только в шестидесятых вернулся с семьёй на родину. Он и правнука воспитал... соответственно. — Развёл руками Громов, и я опешил.
— Да ну... бред. — Протянул я. — Он что, всерьёз решил сделать сеппуку?
— Этот может. — Кивнул дядя Фёдор.
— Ша-антаж! — Я ошеломлённо покачал головой. Громова перекосило, словно он лимон сожрал. Целиком.
— Это не шантаж, Кирилл. Это только моё предположение. — Произнёс он. — Но, я же хорошо знаю Владимира, так что, поверь, у меня есть все основания предполагать, что так и будет. Живот себе вспарывать, он может и не станет, но выкинуть что-то самоубийственное, вполне способен. Особенно, учитывая, что не далее, как сегодня утром я освободил его от клятвы.
— Жуть. Двадцать первый век на дворе. — Схватившись за голову, промычал я. — А тут, понимаешь, самураи, ронины, харакири... сакуры только не хватает, повеситься не на чем. Бр-р...
— Так что, Кирилл? Встретишься с ним? — Даже глазом не моргнув от моей реакции, спросил дядя Фёдор.
— Куда ж я денусь?
Вот так и получилось, что поздним осенним вечером, практически ночью, я оказался на берегу небольшой подмосковной речушки, в компании с первым ронином земли русской. И не могу сказать, что это было приятное соседство. Разочарованием и чёрной безысходностью от него несло так, что я вынужден был признать факт: если ничего не сделать, этот человек умрёт. Собственно, он уже и так почти труп.
Признаюсь честно, никогда не верил в то, что самураи действительно сами лишали себя жизни, потеряв сюзерена. Но вот в тот момент, когда я увидел Гдовицкого, больше похожего на тень, чем на сильного человека, каким он был ещё год назад, почувствовав его эмоции... понял, что был неправ. Не в сюзеренах дело. Дело в служении. Для Гдовицкого служба была смыслом жизни, но вот те, кому он служил, не оправдали доверия своего вассала, не вписались в чёткий кодекс его чести, и тем самым обесчестили его самого. На самом деле, это жутко, видеть такую веру в свои убеждения, жутко и... восхитительно. Страшное сочетание.
Мы проговорили с Владимиром Александровичем до самого утра. Точнее, говорил Гдовицкой, а я слушал. Он не просил прощения, как предполагал Громов, не пытался оправдаться или в чём-то убедить, ни меня, ни себя. Владимир Александрович рассказывал о себе и своей жизни, о чём-то долго и красочно, о чём-то сухо и коротко... но исчерпывающе. Он словно читал собственное жизнеописание, а в эмоциях этого странного, ни на кого не похожего человека, я чувствовал, как он переживает каждое воспоминание, словно проживает его заново. Я не перебивал его, не переспрашивал. Просто сидел рядом и слушал, запоминал...
К утру Владимир Александрович выдохся и его хриплый голос утих. Гдовицкой поболтал в руке флягой, содержимым которой он всю ночь смачивал горло и, печально вздохнув, отбросил её в сторону. После чего повернулся лицом к восходящему солнцу и застыл на месте.
Дядя Фёдор был неправ. Гдовицкой не сломался. Он просто решил, что его служение закончено. Люди, которым он доверил свою жизнь, силы и умения, не смогли по достоинству оценить доверенное. Но ведь это не вина клинка, что ему достался косорукий хозяин, правда? Да, Владимир Александрович не клинок, у него есть своя воля. Вот только думается мне, что будь такая воля у того меча, он бы тоже предпочёл треснуться со всей дури о ближайший камень, так чтоб сразу в осколки! Собственно, за этим, как выяснилось, Гдовицкой и явился.
Долг чести. Владимир Александрович почему-то посчитал, что во всех моих бедах есть немалая доля его вины, и он решил её избыть. Избыть так, как сам считал правильным. От такого завихрения в мозгах нипоннутого эфирника, я слегка... да кой чёрт! Я был в шоке!
— Владимир Александрович, я правильно понимаю ситуацию: вы хотите, чтобы я помог вам откинуть копыта? — Произнёс я, окинув взглядом сидящего напротив меня мужчину. Тот вздохнул.
— Я хочу, чтоб ты проводил меня боем, Кирилл. — Ответил он. — Боем... а не зарезал, как глупую курицу.
— Понимаю. — Я на миг застыл, вспоминая, как сам ушёл из прошлого мира. А в следующую секунду, в голове искрой проскочила совершенно сумасшедшая мысль. — Хорошо, Владимир Александрович, я вас понял и готов помочь. Но у меня есть условие.
— Выполню, если это в моих силах. — Словно ожидая такого поворота, невозмутимо кивнул мой визави. Что ж, и это хорошо. — Озвучишь?
— Разумеется. — Ответил я. На формулировку требуемого условия у меня ушло несколько секунд. Услышав же мои пожелания, Гдовицкой вздрогнул.
— Ты уверен, что этого хочешь? — Спросил он.
— В том случае, если вы уверены, что такой исход вас устроит. Только честно. — Кивнул я в ответ.
— Я буду рад такой твоей победе. Но учти, сделаю всё, чтобы ты бился беспощадно. — Неожиданно улыбнулся он, поднимаясь на ноги. — Честный бой, честная плата, а, Кирилл Николаевич?
— Именно, Владимир Александрович. Поединок без ограничений, победитель получает всё! — Отскакивая от резко зафонившего эфиром противника, воскликнул я. Бой!
Глава 10. Агрессивные переговоры
Гдовицкой не зря прослыл серьёзным бойцом. Быстрый, жёсткий и с потрясающе развитой чувствительностью, позволяющей ему предугадывать атаки противника. Но самое паршивое, что он, каким-то образом смог блокировать мою способность к перемещениям. Первое же "окно", открытое за его спиной, тут же пошло рябью и схлопнулось, попутно отшвырнув меня на добрых пять метров. А в следующую секунду, в меня прилетела мощная водная плеть. Она моментально изорвала в лоскуты куртку, рубаху, личный кинетический щит и достала до плоти, чтобы тут же истаять, оросив землю кровавыми брызгами.
Только разгон и совершенно сумасшедший бросок в сторону уберегли меня от следующей водной техники, пушечным ядром ударившей в грунт. Рывок вперёд, с рук слетают воздушные серпы, почти безобидные для противника, прикрытого мерцающим щитом воды, но я и не пытался его пробить. Достаточно того, что поток этих самых серпов, вспарывая воду, мутит её, заставляет вспениться, перекрывая обзор. И этого хватает, чтобы отвести глаза и скользнуть в сторону, огибая Гдовицкого по большой дуге. Чёрт!
Потеряв меня из виду, противник не стал крутить головой, а просто накрыл пространство вокруг себя рукотворным туманом. И стоило мне коснуться его полупрозрачных языков, как в центре техники что-то ухнуло, и я едва успел пригнуться, пропуская над головой очередное ядро воды. Пролетев надо мной, техника угодила в дерево и то, вздрогнув от корней до верхушки, с жутким треском рухнуло наземь. Отпрянув от тумана, который мой противник, оказывается, способен чувствовать, словно собственное тело, я, не снимая отвода глаз, отошёл в лес... подумать.
Итак, что мы имеем? "Окно" не открывается. Гдовицкой каким-то образом искажает собственные эфирные вибрации, отчего я попросту не могу на него "навестись". Отвод глаз не действует в созданном им тумане. Так как же мне подобраться к Владимиру Александровичу, чтобы его вырубить?
По всему выходит, пат. Я не могу подойти к нему вплотную, он же не может учуять меня за пределами своего "туманного тела" и, соответственно, не способен атаковать. Попробовать взять под контроль Эфир? Не получится. Область, укрытая туманом, раза в три больше радиуса моего воздействия. С другой стороны, кто сказал, что я обязательно должен контролировать весь объём? Ну-ка...
Выбравшись на поляну, но держась на некотором расстоянии от туманного облака, я осторожно снял отвод глаз, приготовившись удирать под разгоном, если вопреки всем предположениям, Гдовицкой сможет меня заметить, находясь в самом центре своего творения. Но, нет, вроде бы не видит... правда, двигаться сейчас с места я не рискну. Помимо Воды, Владимир Александрович неплохо управляется с Твердью и без отвода глаз он определит моё местонахождение по вибрации земли под ногами... с первого шага. В общем, стою, не шевелюсь. Статуй, фактически, ха.
Сосредоточившись, я мысленно очертил укрытую туманом область и, воспользовавшись простейшим кинетическим щитом, стал медленно сокращать площадь получившегося "цилиндра", окружившего туманное облако. Вот телекинетическая "стенка" коснулась туманного языка и в неё моментально врезалась техника водной плети. Ага, сейчас. Нет, был бы щит воздушным, и у Гдовицкого вполне получилось бы его уничтожить, но чистый телекинез не материален. Эфир и воля... Так, не спать! Теперь нужно действовать предельно быстро!
Резко сократив площадь созданного мною телекинетического "цилиндра" до минимума, отчего сгустившийся до предела туман тут же взметнулся вверх, принимая вид эдакого столба, добрых пяти метров высотой, я, не теряя времени, под разгоном устремился к стоящему в центре этой конструкции Гдовицкому.
Он почти успел уклониться! Эфир полыхнул возмущениями и, прорвав-таки стенку моего щита, противник кубарем покатился по земле. Удар получился почти футбольным. Кому другому, он бы голову оторвал, а Гдовицкой только тихо охнул и обмяк. Вот это я понимаю, личная защита! Такая, пожалуй, и выстрел из стреломёта выдержит... один.
Окинув взглядом валяющегося на земле противника, я поморщился от резко усилившейся боли в распаханной водной плетью спине и, вздохнув, взялся за диагностику своего новоявленного "пациента". Я, конечно, не доктор-целитель, но уж курс полевой медицины помню, и даже несколько подходящих лечебных техник в запасе имею, так что, смело могу рассчитывать на почётное звание калекаря.
Короткая диагностика порадовала. Череп у Владимира Александровича оказался достаточно крепким, так что мой противник отделался лишь сотрясением, хотя и весьма серьёзным. Ну да ничего, одарённым такие травмы не слишком опасны. Может потому, что жизненных сил у них куда больше, чем у обычных людей, а может и потому, что в их черепушках, отбитых годами тренировок, сотрясаться просто нечему, ха!
На всякий случай я перевёл бессознательное состояние Гдовицкого в крепкий оздоровительный сон, и лишь после этого занялся собственной раной. Правда, для этого мне пришлось сначала прыгнуть "окном", вместе со своим недавним противником, к шлюпу, оставленному в нескольких сотнях метрах от лагеря моего визави, на поле у кромки леса. Загрузив Владимира Александровича в салон, я отыскал аптечку и... порадовался, что Гдовицкой перетянул меня своей плетью в районе поясницы, а не выше. Садани он по лопаткам, и чёрта с два я смог бы наложить нормальную повязку, пришлось бы извращаться с телекинезом, зажимая им кровавую борозду, и всю дорогу отвлекаться на его контроль. Разумеется, даже с таким "везением", зашить довольно широко разошедшуюся рану, мне не удалось, но хотя бы смог закрыть её тампонами и перевязать. И то хлеб.
Кое-как справившись с работой медбрата, шипя от боли, я поднял "Борея" в воздух и, сориентировавшись на местности, погнал шлюп на базу, где меня, уже наверняка заждались ученицы и ватажник со своей неугомонной сестрицей. Во время полёта я старался держаться малой высоты, чтоб не светиться на военных радарах, и стороной обходить владения вотчинников, чтоб не тревожить их системы ПВО, в отличие от радаров, вполне способных пеленговать низколетящие цели, правда, лишь на очень небольшом удалении. Именно поэтому, до базы я добирался не три часа, как могло бы быть, а целых пять. Так что, Борея я загнал в ангар, когда до полудня оставалось чуть больше полутора часов.
И это были жуткие пять часов, пережить которые, не потеряв сознания, мне помогла, пожалуй, только усиливающаяся боль, отзывавшаяся ударами раскалённого шомпола по пояснице, с каждым неловким движением. На полпути даже возникла мысль посадить где-нибудь в глухом уголке "Борей", да попробовать перенести нас с Гдовицким через "окно", но сначала расстояние было слишком велико, а потом я просто побоялся, что у меня не хватит концентрации на это действо.
Как бы то ни было, но до базы я дотянул и даже без проблем посадил машину, хотя из кабины выбирался, уже откровенно пошатываясь от усталости. К счастью, ещё в воздухе я связался с заступившей на дежурство Марией, так что стоило открыть люк, как меня в восемь рук буквально вытащили из шлюпа.
— Гостя нашего не забудьте. — Я растянул губы в улыбке, слабо отбиваясь от попыток меня ощупать и осмотреть. В ответ же, услышал только раздражённое фырканье... а уж какой раздрай был в эмофоне учениц, ух!
— Какого гостя? — Тут же спросила Оля. Но ответить я не успел. Вместо меня это сделали близняшки.
— Ой, это же Владимир Александрович! — Изумилась Мила. — А он... без сознания?
— Спит. Девочки, прошу, разместите его в одном из жилых модулей. И... пусть Елизавета его осмотрит. По-моему, у господина Гдовицкого сотрясение мозга. — Откликнулся я и, неловко повернувшись, потерял равновесие, земля словно качнулась под ногами, и я впечатался спиной в обшивку шлюпа. Бо-ольно...
— Стоп, его я потом осмотрю. А сначала с тобой разберёмся. — Заметив мою гримасу, постановила Елизавета, окидывая меня подозрительным взглядом.
— Да, со мной почти всё в порядке. В медпункте осмотришь. — Я кое-как отлепился от железного бока машины, как раз в тот момент, когда Посадская схватила меня за плечо.
— Не вырывайся, придурок, или оглушу к чертям! — Взвизгнула Елизавета, уже умудрившаяся приложить меня диагностической техникой, и тут же начала разводить панику. — Девочки, осторожнее, у него вся спина, сплошное кровавое месиво! Как ещё позвоночник цел остался! Держите его! Инга, тащи носилки!
— Да ерунда... — Я попытался отмахнуться, но взбеленившаяся Посадская только зарычала, а в следующую секунду я ощутил как с её руки, схватившей меня за плечо, срывается какая-то эфирная техника. Моё тело моментально обмякло, мягко завалилось на бок, и почти тут же в глазах померк свет. Усыпила...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
