| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В сеймовом постановлении подтверждались прежние нормы выставления одного всадника с 10 "служб" (одна "служба" — четыре крестьянских хозяйств), а сверх того было определено, чтобы все военнослужилые землевладельцы, имеющие свыше двадцати "служб" крестьян, выставили между двумя конными ратниками третьего пешего — с ручницей, рогатиной или секирой. Чётко определялся порядок выхода и пребывания в посполитом рушении. Строго запрещались спекуляция продовольствием, заимствование чужих лошадей и оружия при пописе. Особое наказание ожидало тех, кто решил бы направить вместо себя слуг (наёмников) или самовольно уехать из военного лагеря. Им грозило "каранье горлом", т. е. назначался смертный приговор.
Нарушая положение Статута 1529 г., теперь все "братья недельные" (т. е. совместно обладающие одним имением) так или иначе должны были участвовать в исполнении военного долга. В посполитое рушение направлялся один "годнейший" брат. Остальные должны были идти на наёмную службу в роты или почты панов за соответствующее вознаграждение. Только в случае старости отца один из сыновей мог остаться "для пригледанья дома". Наказанием за невыполнение этих предписаний определялось заключение под стражу на 12 недель, что было для шляхты большим позором.
Особое внимание обращалось на своевременный сбор войска. В господарских листах указывалось, что шляхта должна "не омешкиваючи" прибыть в армию. Власти обещали, что любое нарушение правил будет жёстко, без попущений наказываться.
Руководство страны понимало, что осуществление осадных операций с помощью только конных отрядов обречено на неудачу. Требовались пехотинцы, притом в большом количестве, но с этим были немалые проблемы. На найм крупных контингентов пехоты не хватало средств, а созданная два года назад "выбранецкая пехота" оставалась малочисленной, поскольку державцы и старосты всячески саботировали набор крестьян на военную службу. Да и сами зачисленные в "выбранцы" крестьяне не рвались в бой, нередко подкупая ротмистров для уклонения от участия в военных действиях. Для исправления ситуации и формирования пешего войска Дмитрий пошёл на новый неординарный шаг. Вместо прежней системы, когда волости выставляли на время войны "выбранцов" с каждых 20 волок, а его земельный надел должны были обрабатывать остальные жители волости до его возвращения из армии, было принято решение о выделении им наделов в одном районе, по месту службы. По сути это было бы окончательным превращением "выбранецкой пехоты" в аналог стрелецкого войска. Правда тут не обошлось без проблем. Паны-рада, используя в качестве предлога нехватку земельного фонда в центральных волостях, горячо протестовали против испомещения "выбранцов" в окрестностях Вильно, резонно полагая, что наличие постоянных воинских частей возле столицы усилит позиции великого князя, сделав его более независимым от поддержки панства. И в сложившейся ситуации Дмитрий не счёл возможным пойти на обострение отношений с магнатерией, и пошёл на некоторые уступки. Отказавшись от идеи создания корпуса виленских стрельцов, он, указывая на постоянную угрозу южным рубежам Великого княжества, протолкнул идею формирования в районе Киева т. н. "стрелецких слобод", общей численностью в 2 тыс. бойцов. Разделённые на 4 полка (примерно по 500 человек в каждом), они расквартировывались под городом, в специальных слободах, получая за свою службу земельные наделы, освобождение от налогов и 6 коп грошей литовских ежегодного жалования, выплачиваемого из доходов господарских имений.
Помимо этого, заботясь об обеспечении армии и стремясь заработать дополнительные средства, 12 августа 1573 г. господарь запретил экспорт продовольственных товаров. Но этот запрет вызвал острое недовольство шляхты, усиленное тем, что специальные великокняжеские комиссары стали скупать подешевевшее зерно, а затем перепродавать его иностранным купцам. А полученная таким образом выручка шла в господарский скарб. Руководство было вынуждено сделать шаг назад — 31 августа 1573 г. шляхта получила разрешение продавать за границу зерно, выращенное в собственных имениях. Но этим власти открыли дорогу масштабным спекуляциям. Шляхта при посредничестве купечества скупала зерно и выдавала его за выращенное на своих полях, что наносило скарбу большой ущерб. В марте 1574 г. Дмитрий I был вынужден издать специальный лист, предупредив шляхту о конфискации товаров, произведённых вне их поместий.
Таким образом, договариваясь с венецианцами и собственными подданными, Дмитрий I поспешно готовил и своё войско. Его вербовщики нанимали солдат как в Польше, так и за границей. "Воинственный король, — писал в своих мемуарах один польский шляхтич, — где только услышит, что есть хорошие солдаты или искусные генералы — в Германии, Швеции, Франции, всех приглашает к себе и уже нанял несколько тысяч немцев". Краков стал наполняться наёмниками, а королевский дворец напоминал вооружённый лагерь. Дмитрий часто посещал арсенал и лично следил за изготовлением оружия. Работа тут кипела и днём, и ночью. В короткое время было изготовлено 36 пушек, большое количество пороха, ядер и проч. Всё это отправлялось подо Львов, к месту сбора войска. Уже к середине мая 1573 г. в Люблин было отправлено 40 пушек, а 20 других ждали своей очереди в арсенале. Король самолично формировал части, назначал офицеров и т. д.
В начале мая 1573 г. австрийский посол в Польше доносил своему правительству, что польский король решил в течение года довести количество войска до 50 тыс. человек (20 тыс. литвинов и 30 тыс. польского войска), вербовать которое намечалось в Германии. Польский хронист отмечал, что король "собирал войска на турецкую войну и одной иностранной пехоты собралось под Львовом около 46000 человек".
Одной из причин строительства столь грандиозных планов была надежда на поддержку балканских народов, и их восстание в случае вступления "христианского воинства" в Болгарию. Этому способствовало послание константинопольского патриарха Иеремии II, который посредством своего гонца уверял русских в том, что "как государевы ратные люди Дунай-реку перейдут, или король с ляхи выступит, и они де тотчас на турков сами восстанут и над ними начнут промышлять сообча".
Нельзя сказать, что это были беспочвенные фантазии. Венецианский посланник в Османской империи писал в 1576 г.: "По двум причинам султан опасается русских: во-первых, потому, что у них есть страшная кавалерии в 400 тыс. человек, отважных, смелых и послушных, а, во-вторых, ещё потому, что все народы Болгарии, Сербии, Босны, Морей и Греции весьма преданы московскому великому князю, с которым их соединяет единство вероисповедания, и вполне готовы взяться за оружие, чтобы освободиться от турецкого рабства и подчиниться его власти". И хотя, как показали последующие события, патриарх и иммигранты с Балканского полуострова сильно преувеличивали готовность своих соплеменников к выступлению против своих турецких хозяев, на момент подготовки к войне к их словам относились с полным доверием при европейских дворах.
Готовились к войне и в Русском государстве. Созванный в январе 1573 г. Земский собор санкционировал увеличение налогов. Если до этого с каждой "сохи" правительство взимало 30 руб. окладных и ямских денег, то в 1573 г. эта сумма была повышена до 42 руб. В южных городах началось накопление необходимых для войны запасов. Под Москвой проходили военные учения, а ближе к маю начался сбор войск. Кроме того, исходя из печального опыта похода 1568 г. в верховья Дона были заранее посланы мастера для строительства речных судов для будущей армии.
Одновременно с этим шли бесконечные переговоры и согласования между Москвой, Вильно, Краковом и Дьюлафехерваром (совр. Альба-Юлия, столица Трансильвании) о плане кампании 1573 года. При разграничении театров военных действий польское командование брало на себя Буджакскую (Белгородскую) и Едисанскую (Очаковскую) орды, а также Молдавию — т. е. территорию от Карпат до Южного Буга, предоставляя Литве и России право воевать против собственно Крымского ханства в низовьях Днепра и в степях к востоку от него.
Согласно первоначальному замыслу, трансильванские силы должны были вторгнуться в Валахию, где предполагалось их соединение с польской армией, которая через Молдавию должна была прийти на помощь Яношу Жигмонду. На литовскую и русскую рати возлагалась обязанность войны с крымскими татарами, с целью недопущения их помощи туркам. Но этот план был отклонён трансильванцами, вполне резонно опасавшимися, что пришедшие на Дунай поляки предпочтут установить в регионе собственное доминирование, игнорируя "законные права" Трансильвании. Вместо этого, Янош Жигмонд, учитывая собственные претензии на Молдавию, советовал Польше сузить фронт и пробиваться к Чёрному морю по коридору между Днестром и Южным Бугом, поддерживая русско-литовские действия против Крыма.
27 декабря 1572 г. Дмитрий Сангушко, исходя из своего боевого опыта, предложил новый военно-стратегический план: вместо удара в сердце Крыма, где литвинов на безводье как в мышеловке могут захлопнуть западные ногайцы, следует предварительно рассечь территорию ханства двумя клиньями — вдоль нижнего Днепра и по линии Дона у Азова. На Азов должны были двигаться русские войска, а на нижнем Днепре действовать совместно войска русские и литовские. Вслед за этим союзные войска по сходящимся направлениям должны идти — поляки на Буджак, русские с литвинами на Крым.
В целом этот план был принят Дмитрием I и Иваном IV, но встретил возражения со стороны части польских сенаторов, настаивающих на вторжении в Валахию. Их поддержал представитель Венеции, также желавший, чтобы польские войска наступали в сторону Дуная, тем самым оказывая более эффективную помощь венецианцам. В противном случае он грозил прекращением выплат оговоренных субсидий.
Были разногласия и по поводу плана военных действия литовских войск. Литвины предлагали в 1573 г., что их армия будет направлена в "самые ближние от Крыма места" — на реки Тясмин, Орель и Самара, в Запорожье, а также на "перелазы татарские". Воинского контингента в 15 тыс. человек, считали в Вильно, будет более чем достаточно, так что "нижадная нога татарская вытти и перелесть нигде не посмеет".
Но поляки не согласились с этим планом. Направление литовских войск на расположенные вдали от границ Польши с Крымом выше Запорожья притоки Днепра реки Тясмин, Самара и Орель не станет помехой крымским набегам на польские земли, и доказывали, что литовские войска надо расположить у самого Перекопа и около Очакова и Ислам-Кермена. Это позволило бы блокировать в Крыму главные силы татар, а также действовать против опорной базы турецкой армии в устье Днепра.
Однако литвины настаивали на своём варианте плана, уверяя, что "если в тех местах они стоять будут, то крымцев не пропустят, и сами крымцы из Крыму, боясь того, не выйдут". В спор пришлось вмешаться самому королю, добившегося принятия компромиссного варианта плана военных действий. В итоге, согласованный план кампании 1573 г. предполагал, во-первых, сосредоточение литовских войск в низовьях Днепра, где они должны были стеречь переправы и действовать отдельными отрядами там, где "воинский случай употребён будет". Во-вторых, польские войска входили в Молдавию, на престоле которой предполагалось восстановить Богдана Лэпушняну, а затем должны были обратить разделить свои силы, часть которых направить против буджакских и едисанских татар, а другая часть вступить в Валахию, где предполагалось их объединение с трансильванской армией. В-третьих, русская армия захватывала Азов, после чего донские казаки направлялись в поход на Чёрное море.
Помимо военных приготовлений, Москва и Краков вели активную дипломатическую работу по привлечению к своему альянсу других стран, прежде всего Ирана и австрийских Габсбургов. В этих своих стремлениях русские и поляки были не одиноки. Ещё в 1570 г., после того, как Турция двинула свою армию на Кипр, венецианское правительство отправило с возвращающимся из Венеции на родину "очень богатым" персидским купцом Ходжа Али специальное письмо шаху Тахмасибу I, в котором напоминало ему "о древних и искренних" отношениях дружбы между двумя странами и сообщало, что Османская империя бросила свой военно-морской флот на Кипр и начала военные операции против Венеции в Далмации. Далее шло пространное описание подготовки Венецианской республики к войне, говорилось о "единодушном вступлении в войну против Турции" западных государств и т. д. Венецианское правительство уверяло шаха, что если Иранское государство с востока, а Венеция и другие христианские государства — с запада начнут одновременное наступление, то можно будет расчленить турецкие войска на два фронта и нанести им поражение: тогда шах Тахмасиб смог бы вернуть иранские территории, "несправедливо захваченные" некогда Османской империей, и "заслужил бы вечную славу". В конце письма венецианское правительство призывало иранского государя как можно скорее начать наступление на Турцию и заверяло, что вместе с другими христианскими государствами сделает всё, что в его силах, чтобы разгромить общего врага как на море, так и на суше.
Помимо письма, спустя несколько дней, венецианское правительство приняло решение отправить к шахскому двору специального посла, которым был назначен секретарь сената Винченцо ди Алессандри, и в задачу которого входило ещё более поощрить шаха на войну против Турции, сообщить ему преувеличенные сведения и убедить, что "никогда более сефевидскому правителю не представится более удобного случая расширить территорию своей империи".
Однако миссию Винченцо ди Алессандри постигла неудача. В Казвине (в то время столица Ирана) были информированы о европейских делах гораздо лучше, чем полагали в Венеции. Кроме того, шах Тахмасиб I предпочитал не портить мирных отношений с Османской империй и даже не принял венецианского дипломата, хотя и не дал ему отрицательного ответа. Одновременно с этим официальные дворцовые круги пытались задержать дипломата в Казвине на возможно более длительный срок, а тем временем проследить ход венециано-турецкой войны. Проведя, таким образом, в Казвине без малого три месяца, но так и не добившись встречи с шахом Тахмасибом, Винченцо ди Алессандри в сентябре 1572 г. вернулся в Венецию.
Тем не менее, неудача венецианцев не остановила русскую дипломатическую службу. В 1572 г. в Иран отправилось представительное посольство, которое должно было проинформировать шаха о восхождении на польский трон царского сына, об антитурецком мятеже в Трансильвании и вступлении России, Литвы и Польши в войну против Османской империи, с последующим приглашением Ирана присоединиться к этому союзу. Но, как и в случае с венецианцами, русских послов постигла неудача в этом вопросе. Хотя их, в отличие от венецианского посла, шах не стал игнорировать и принял во дворце, но при этом все вопросы о возможном вступлении Ирана в войну против Турции персидской стороной тщательно избегались, а переговоры сводились к расспросам о внутрироссийских делах и торговым вопросам. Последнее было для Ирана особенно важно, поскольку в последние годы тот переживал ослабление своих внешнеторговых связей, как по причине колониальной политики Португалии в бассейне Индийского океана, так и военных действий в Средиземном море, из-за которых сирийские и египетские порты, служившие до этого "воротами в Европу" для иранских товаров оказались заблокированными. Поэтому цены на шёлк упали вдвое, "а на пряности никто не смотрит", всё "завалено" этими ценными товарами. И для предотвращения дальнейшего ослабления внешней торговли шах был вынужден уже несколько лет запрещать взимать пошлины с ввозимых и вывозимых товаров. В результате посольство вернулось в Москву не добившись поставленной цели, но с проектом нового торгового договора, согласно которому Иран предоставлял российской стороне "во всех землях и местах области своей свободное и вольное отправление купечества впредь беспошлинно", как с привезенных в Иран из России, так и с покупных иранских и других товаров.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
