Алтарь Святовита

За кормой шнеки уже отчётливо была видна огромная ревущая оранжевая раковина, двигавшаяся по воде с невероятной скоростью, на которой, с мерцающими красным светом рогами, сидел дьявол, в точности, как его описывали священники. Гонка продлилась несколько минут. Шнека буквально выпрыгивала из воды, вёсла трещали, но лодка из преисподней, испуская сизую струйку дыма, с лёгкостью обогнала деревянный корабль, совершила полукруг и замерла с правого борта. В левой руке дьявола оказалась какая-то палка, внезапно вспыхнувшая ослепительным красным огнём. Струя розоватого дыма столбом повалила в небо, а со всех сторон раздался непрекращающийся громкий голос.

― Tod! Tod! Tod!(Смерть! Смерть! Смерть!).

Служитель преисподней бросил огненную палку в озеро, причём огонь не погас, а вода забурлила; встал во весь рост, демонстрируя загнутый кверху хвост, и поднёс к своей голове другую палку. Устрашающий лучик красного света прочертил по воде линию и остановился на кормчем.

Многие ливонцы оцепенели от ужаса. Захотелось вернуть сундуки обратно, но ноги отказывали идти. Отто вспомнил, что у него есть с собой святая вода во фляге на поясе. Рыцарь принялся окроплять ею судно, и даже почти вылил половину, как его голова разлетелась на куски. Кто-то сотворил из двух ножей крест и тоже был убит, как и принявшийся молиться по соседству кнехт. Красная точка побежала по людям, как бы помечая их и тот, кто хоть как-то пытался вспомнить о вере Христовой, падал замертво. А потом шнека вздрогнула и замерла немного накренясь набок, чтобы через мгновенье вновь обрести состояние равновесия. Казалось, что кто-то схватил её когтистой лапой и теперь ни за что не выпустит.

― Вода! Сатана бессилен в воде! ― крикнул Рудольф, сбросил с себя бесполезную стёганку и сиганул в озеро.

За кормчим последовали остальные. Тут уж не о сохранении жизни надо было думать, душу б спасти, а посему камнем шли на дно.

'Ну, Полина, ну голова'. ― Подумал я.

Идею с маскарадом подсказала Полина. В Севастополе, ближе к полуночи, во время прогулки по Приморскому бульвару, нам постоянно попадались молодые девушки, носящие на голове мигающую гирлянду в виде рожек. Некоторые сопровождающие их кавалеры таскали с собой пластмассовые трезубцы, и об этом можно было не вспоминать, кабы не один забавный случай.

Разместившись за столиком в кафе, дожидаясь приветливой официантки, мы стали свидетелями развернувшейся детской драмы. Маленький сорванец с накладными рожками на макушке и оружием Нептуна подкрадывался к девочке и колол её в спину, после чего быстро ретировался. Так повторялось несколько раз, пока Полине это не надоело, и она отлучилась на минутку к расположенной неподалёку от заведения торговой палатке. Спустя некоторое время она подозвала обижаемую девочку, родители которой не обращали на своё чадо никакого внимания, и прикрепила на спину ребёнка ангельские крылышки. После этого над головой девочки засветился игрушечный нимб, а в руках оказалась волшебная палочка с лампочкой на конце. Короткое наставление, и девчушка, обогнув столики, зашла хулигану за спину и легонько стукнула мальчишку по голове со словами:

― Ты заколдован!

У 'чертёнка' аж трезубец выпал из рук. Мальчик расплакался, и лишь только мороженое сумело примирить детей.

― Лёша, как думаешь, ― спросила Полина, ― если б в средневековье люди повстречали настолько необычно одетого мальчика, что бы было?

Остальное было делом техники. Переодевшись в маскарадный костюм и закрепив многоваттные колонки на корме (тогда-то и заметил меня кормчий шнеки), я отравился в погоню за грабителями. Светопреставление спасательным сигнальным средством, пара-тройка метких выстрелов из винтовки ― и в моём распоряжении оказалось довольно неплохое судно. Оставалось только отбуксировать его на остров, благо дело происходило совсем рядом.

Покружив вокруг шнеки, мне пришлось пристрелить, пытавшихся спастись вплавь четверых людей. Может, это было и неправильно, но живые свидетели не входили в мои планы. Выждав ещё пару минут, всматриваясь в озёрную гладь и выключив плеер, на малых оборотах я подошёл к носу судна, стараясь развернуть его в сторону острова и взять на буксир. Со второй попытки мне удалось накинуть петлю троса на форштевень и, закрепив другой конец на специальных кольцах ― рымах, расположенных по бортам лодки, я стал увеличивать обороты. Двигатель заработал на пределе, припаянные к пластику кольца чуть не вылетели, а шнека не сдвинулась с места. Невероятно, но это корыто умудрилось налететь на мель в два квадратных метра, наверно, единственную на всём озере. Я оказался на месте зверька, засунувшего лапу в бутылку при попытке достать лакомство. Отпустить приз жалко, но и с места сдвинуться нельзя. Без посторонней помощи было не обойтись. Оставалось разве что пригласить десяток рыбаков, они-то наверняка смогут даже на вёслах привести судно к причалу, заодно и разгрузят. Пришлось лезть на деревянную лодку и пытаться зафиксировать её на этом месте, на случай, если внезапная волна сдвинет его с мели. Не найдя ничего, что можно было использовать как якорь, я привязал верёвки к двум ящикам с гвоздями и по отдельности скинул в озеро. 'Дно илистое, глубина метра полтора, ящик весит полцентнера, должно хватить', ― рассудил я. После этого пришлось выбрасывать за борт тела убитых мною ливонцев. Начал с предводителя, освободив его тело от пояса с серебряной пряжкой и достаточно тяжёлого меча. Остальные остались при своих, обдирать трупы не то, что побрезговал, просто никаких представляющих для меня ценностей они не имели. Закончив все дела на шнеке, и перебравшись на свою лодку, я понёсся к острову. Надо было переодеться, прихватить якорь с лебёдкой, канаты да спешить в Самолву. К этому моменту я уже придумал легенду с нападением на ладью, геройской гибелью всего экипажа и чудесным спасением судна из рук пиратов. Маленькая ложь удачно увязывалась с военными действиями на суше, но случилось то, чего предвидеть было нельзя. Корабль не единожды ходил по Чудскому озеру, перевозя как людей, так и купеческие грузы. По некоторым приметам, рыбаки, отпущенные со скрипом Нюрой, опознали шнеку из Дерпта, и даже назвали имя кормчего, Рудольф. Пришлось сказать чуть ли не всю правду.

― Это были не купцы, Игнат, вои с рыцарем ливонским. Меня пограбили, весь товар увели. Ладью ладожскую, скорее всего, захватили или потопили, раз груз, что везли, у них оказался. Я в погоню бросился. Те, кто на лодке остался, теперь на дне озера рыб кормят.

― И много их было, Лексей Николаевич? ― Сомневаясь в моих словах, поинтересовался Игнат.

― Немного. Они в воду прыгать стали, испугало их что-то.

― То бывает. Здесь ключи тёплые на дне озера, опасное место. Помню, один раз, когда ещё с отцом своим, да прямо на этом месте, вода закружилась, да к небу, словно сосна расти стала. Я тогда сильно испугался, чуть к Озёрному князю ни сиганул. Два дня слова сказать не мог. Батька к волхву возил, старик еле выходил.

― Это ты смерч видел и он смертельно опасен. У нас в Сева... ― я чуть было не рассказал, как в городе-герое, напротив памятника Затопленным кораблям, двухсотметровый смерч наблюдали тысячи жителей, снимая стихию на камеры. ― Игнат, короче, надо шнеку в Самолву переправить, да разгрузить. Только ящики с гвоздями поднимите. Они вместо якорей.

― А потом куда?

― В смысле? ― не понял я.

― Что с этой шнекой делать?

― Переделаем, да сами на ней ходить станем. Я так думаю, раз татей с ворованным добром застукали, то потерпевший, то есть я, имеет полное право судно забрать себе.

― Понятное дело, если взялся за чужие зипуны, то будь готов и со своим расстаться. ― Логически рассудил рыбак. ― Только ты, Лексей Николаевич, не ответил мне.

― Обида у меня осталась. Как же это, получается, работаешь не покладая рук, а какой-то ливонец приходит и всё забирает. Пора и окорот дать. Озеро это наше, мы здесь хозяева.

― А водить шнеку кто будет, коли ты воеводой и хозяином озера себя наметил?

― Да ты и будешь. Лучшего кормчего на всём Тёплом озере не сыскать. Не Поганкина же с Подборовья приглашать. А воевода вскоре приедет, да не один, с кузнецом.

Рыбаки после нашего разговора перебрались на большой корабль, вытащили из воды ящики с гвоздями, проверили мачту, но парус ставить не спешили, так как попутного ветра не было, либо квалификации не хватало. Впрочем, после получасового исследования, они завели якорь метров на тридцать от носа судна и уселись за вёсла, пока сыновья Игната закрутили ворот лебёдки. Общими усилиями мель оказалась позади, а вскоре, приноровившись к новому судну, самолвинцы весело погребли к острову. Почему весело? Да потому, что на воде от размера многое зваисит; и если ты лихо справляешься с малой лодкой, то не факт, что так же совладеешь с большой. Навыки и опыт — два определяющих слова, от которых зависит если не успех, то хотя бы близкое выполнение поставленной цели. Жизненный опыт у людей знакомых с озером не понаслышке присутствовал, а посему первоначальные затруднения и ошибки старались обращать в шутку. Да только скоко не шути, течь в днище сама собой не закроется.

В это время Гюнтер поджидал первый отряд ливонцев, которые по всем подсчётам должны были уже оказаться возле деревеньки Луг. В своей победе он не сомневался. Дорога выходила из леса прямо на широкое сенокосное поле, и оставалось незаметно пересидеть в березняке с правой стороны, дождаться выхода колонны, после чего напасть с тыла. Латная конница гарантированно стопчет пехоту, а несколько всадников неприятеля не сыграют никакой значимой роли. Наконец, незадолго до полудня к засаде прибежал младший сын Фёдора Лопухина. Из-под рыжеватых волос юного разведчика, торчащих как скошенные стебли ржи в разные стороны, выглядывали уши. Лопоухость была отличительной чертой рода, населявшего деревню Луг. В руке малец держал пятнистую армейскую шляпу с широкими полями, которую современные рыбаки или охотники иногда надевают во время своего промысла. Висевший мешком камуфляжный комбинезон с закатанными рукавами и подвёрнутыми штанинами, перетянутый на талии ремнём, довершал костюм отрока. Обуви на мальчике не было.

― Князь, идут. ― Малец протянул спичечный коробок, спрятанный в шляпе, Штауфену.

Высыпав спички на ладонь, Гюнтер сосчитал количество воинов у неприятеля. Получалось ровно два десятка и три спичины были надломлены, это означало всадников.

― Молодец, ― похвалил мальчика Гюнтер, ― всё правильно сделал. А я тебя даже не заметил, когда к нам подходил. Настоящий охотник.

Отрок покраснел, от чего веснушки на носу превратились в маленькие коричневатые пятнышки, и немного стушевавшись, засунув шляпу под мышку, выставил перед собой семь пальцев.

― Семья Пантейлемона, с Чудских Заходов. К жердям привязаны. Их в серёдке ведут.

Новую одежду, которая Нюре показалась уродской, и Гюнтер не знал, куда пристроить, так как была достаточно дорогой и просто подарить кому-нибудь не давала скупость, отрок отработал на сто процентов. Всё дело в том, что в Чудских Заходах выращивали капусту, и, как докладывал Захар, прокормить ею можно было под сотню человек. Пантейлемон являлся как раз тем старостой, упорно не соглашавшимся перейти под покровительство Самолвы. Ни какие аргументы, кроме как силы на него не действовали, тем не менее, этот последний довод Штауфен применять не спешил. Рано или поздно Чудские Заходы вошли бы в состав княжества, но сейчас появился прекрасный повод ускорить эти события. Правда, с возможными невосполнимыми потерями. По большому счёту, Гюнтера, безусловно, расстроило названное количество пленников, которых должно было быть в пять раз больше. Но отдавая себе отчёт, что в неспокойное время всякое могло произойти, и некоторое количество жителей всё же имели возможность скрыться в лесу, князь еле скрыл улыбку. Теперь, строптивый староста не просто расплатится за свою самонадеянность, а ещё станет столпом лояльности.

― Тебя как звать, Фёдорович? ― Спросил Штауфен.

― Ваня.

― Иван Фёдорович, беги к батьке, да скажи, чтоб с телегой моей на дорогу выезжал. Как ливонец из леса выползет, пусть нахлёстывает лошадку не жалея, да к избе своей спешит. Задумка наша не совсем удалась, смердов с Чудских Заходов отбить надо. Понял?

― Ага. А коли нагонят, тогда как?

― Не успеют. Я ж обещал защитить, а слово моё ― железо.

Колонна наёмников ленивой змеёй выползала из леса, проклиная 'торопыгу' Рихтера и двух сопровождавших его работорговцев, не давших вчера повеселиться славным ливонским воинам. Мало того, что в полной амуниции всё утро проторчали в проклятой деревеньке, дожидаясь, пока сменят подкову рыцарскому коню, так ещё и невыносимая жара с избыточной влажностью. Всё это в совокупности никак не прибавляло настроения. И лишь две девки с соблазнительными формами, захваченные в предыдущей деревеньке, плетущиеся за своими братьями, поддерживая руками наскоро перевязанные в трёх местах верёвками берёзовые жерди, сдавливающие их белёсые шеи, радовали глаза некоторых счастливцев. Волосы, заплетённые в длинные косы, стучали по ягодицам пленниц, и что творилась в воспалённых умах негодяев ― можно было только догадываться. Всякая вещь имеет своё место и назначение. И вполне очевидно, что сострадание не было предназначено для того, чтобы располагаться во вместилище их разума, по крайней мере, у большинства. 'Ничего, ничего, ― рассуждали наёмные кнехты, ― осталось недолго, каких-нибудь семь вёрст и будет позволено всё'. Это в давние времена, когда ещё бытовали хоть какие-то нравы, победители получали право на разграбление. Теперь же, со всеобщим распространением борьбы с иноверием, грабёж дополнялся поощряемым убийством. Каждый умерщвлённый еретик списывал десяток грехов, мешавших со временем очутиться в райских кущах.

Сам же Рихтер придерживался немного другой точки зрения. Он нарочно не спешил, давая возможность Отто сделать всю грязную работу. На данном этапе его интересовала только личная выгода. Если копнуть поглубже, в его чёрной как сажа душе, то выяснилось бы, что имени при рождении ему не давали вовсе. Судья Нюрмберга, достопочтенный Рихтер, нашёл подкидыша и воспитал его, как собственного сына. Правда пристрастия у судьи были весьма деликатного характера, за что и поплатился он холодным февральским вечером на конюшне. Приёмный сынок не просто убил 'благодетеля', он отрезал ему всё, что было можно и, нарисовав на стене пентаграмму, скрылся из города, прихватив все деньги. Пять лет он скитался по разным землям, примыкал к разбойникам, грабил, убивал, насиловал. Даже передевался в священника. В конце концов, по совету придушенного им на постоялом дворе умирающего рыцаря, оказался в Дерпте, где назвался Рихтером. Самозванец вскоре собрал вокруг себя шайку подонков и, будучи грамотным, оказывал разного вида услуги епископу, за которые честный человек, ни в жизнь бы не взялся. Рихтер даже планировал вступить в Орден, возможно, так бы оно и было, но судьба свела его с Гротом. Спасшийся из Копорья свей собирался отбыть в Венецию, а дабы ехать не с пустыми руками, перекупил у епископа пленных прусских язычников, отправленных служителю церкви для обращения в истинную веру. Их-то и охранял лжерыцарь, на момент передачи товара. Так сказать, проходил испытательный срок. А так как дела надо доводить до конца, то епископ отправил Рихтера в Самолву, чтобы подсобить Отто, привести Гюнтера Штауфена на суд, а заодно забрать обратно рабов.