Честь и Польза - 3

Крестьяне некоторое время озабоченно переговаривались, не решаясь продолжать с высоким гостем беседу, пока самый храбрый из молодых Пашка Каргин, не подал голос.

— Не надо нам колхозов! Там все общее и земля и коровы с лошадьми и плуги, и зерно и плошки с чугунками и даже бабы! Не хотим!!

— Что за глупость? С чего вы это взяли? — удивился Сталин. — Земля, зерно, сельхозинвентарь и лошади да — общее. А куры, свиньи, плошки и женщины у каждого свои. Зачем их обобществлять? Не надо их обобществлять, это личная собственность.

— Так нам отец Василий сказал — уже не так уверенно произнес Каргин.

— А почему вам это отец Василий говорит? Разве к вам не приезжал уполномоченный? Не объяснял вам цели создания колхозов и их задачи?

Сидевший на краю стола староста попытался дать разъяснение Сталину, но тот только властно махнул рукой и староста покорно прирос к скамейке.

— Так был у вас уполномоченный или нет? Если был то когда, что говорил, почему вы ему отказали в создании колхоза.

— Да не был господин, уполномоченный у нас. Два раза наш комитет его приглашал приехать, и все нет — заговорил глава комбеда Роман Улыбин.

— Странно, — произнес Сталин. — Вроде от Тулы недалеко, а всё некогда. Вот, что, Виктор Георгиевич, вы освободите господина уполномоченного по колхозам от столь непомерной ноши. Совсем освободите, и назначьте более ответственного и успевающего человека. Неделю вам на это дело хватит?

— Двух дней хватит, господин президент — поспешил заверить Сталина губернатор, но тот решительно покачал головой.

— Не надо торопиться и пороть горячку. Дело важное и ответственное, поэтому вам дается неделя, но чтобы выбранный вами человек был на своем месте. Ясно? — Сталин требовательно посмотрел на губернатора и тот быстро понял, что вслед за уполномоченным он тоже может лишиться своего поста.

— Найдем такого человека, Иосиф Виссарионович.

— Вот и хорошо. А колхоз дело стоящее — вновь обратился к народу президент. — Создадите колхоз, подадите заявку в МТС, они вам тракторами помогут, сеялками и если засухи не будет, урожай соберете не хуже чем у Емельянова.

— Так МТС платить надо будет, а платить нечем! — не согласился с ним Яков Улыбин, не понаслышке знавший все подводные камни колхозного дела. — Опять кабала получается, но теперь только государственная!

Крестьяне вновь загомонила, но стоило только Сталину поднять руку, как быстро замолкли. Одни из страха перед высоким начальством, неизвестно какими ветрами занесенного в Слепнево, другие из любопытства как оно это начальство выкрутиться из неудобного положения и Сталин выкрутился блестяще.

— А вот тут идет явное недопонимание сути вопроса, — сочувственно покачал головой президент. — Государство в случае с колхозами выступает не как хозяин помещик, а как партнер кооператор. Мы прекрасно знаем, что на первых порах у вас нет денег, чтобы заплатить МТС. Так возьмите ссуду в Земельном банке, который как раз и создан в помощь крестьянам для создания колхозов. Она для колхозников беспроцентная и при правильном расчете её должно хватить и на вспашку и на уборку урожая. Продадите зерно, расплатитесь с банком и при правильном хозяйствовании останетесь с прибылью. Какая же тут кабала?

— А если неурожай, чем отдавать будем!?

— Если это только неурожай, а не неправильное ведение хозяйства, то государство спишет часть долга, а на остальное даст рассрочку на пять лет. За пять лет, уж точно отдадите — Сталин лукаво посмотрел на людей и те вразнобой закивали головами. Крестьян очень подкупало, что на них не кричали и не унижали как обычно, а говорили спокойно и доходчиво, стараясь, чтобы каждое слово дошло до их сознания. Многие уже не так отрицательно смотрели на идею колхоза, но только не Яков Улыбин.

— Были мы в этом Земельном банке! Отказали нам в нем! Говорят слишком мало людей желающих стать колхозниками. Вот соберите сто, а лучше двести человек тогда дадим!

— Вы в какое отделение Земельного банка обращались, гражданин...? — Сталин вопросительно посмотрел на оппонента.

— Улыбин, Яков Васильевич, — представился тот. — В наше Тульское отделение. В Москву нам ехать не по карману.

— Думаю, что директор Тульского Земельного банка также не соответствует своей должности, — Сталин недовольно посмотрел в сторону губернатора и тот покрылся мелким потом. А вы, гражданин Улыбин, подайте вашу заявку на ссуду ещё раз. Думаю, банк даст вам свое добро, да и в случае чего, господин губернатор поможет.

Президент вопросительно посмотрел на Щеглова и тот решительно закивал головой в ответ. Казалось, что вопрос быть колхозу или не быть был решен положительно. Но тут в дело вновь вступил дел Антип.

— Ладно, взяли ссуду, собрали урожай, а цену за хлеб назначите низкую! Где же, правда, граждане!?

— Цены на хлеб не низкие, а твердые. Их назначаю ни я, ни господин Щеглов, а правительство после консультации с учеными и специалистами, — Сталин решительно поднял палец и направил его в сторону деда. — И назначает их для того, чтобы по таким же твердым ценам, вам сюда в село будет отпускаться мануфактура, гвозди, топоры, пилы и прочий рабочий инструмент. Тот же хлеб, масло, молоко, сахар, чай будут продавать у вас здесь в государственном магазине.

— И Емельянов тоже сдаст весь свой хлеб по низкой цене?

— И Емельянов должен будет сдать хлеб по низкой цене за исключением посевного, фуражного зерна и зерна предназначенного для личного потребления. Государственная хлебная монополия едина для всех. Теперь только государство может торговать хлебом за рубежом и внутри страны.

— Так он сказал, что лучше сгноит хлеб, чем его отдаст по такой цене! — продолжал наседать на президента дед.

— Что же, тактика знакомая и понятная, но на каждого хитреца есть свой крючок, — блеснул знанием пословиц Сталин. — Не захочет продавать — заставим, а если не отдаст добром, возьмем за так. У нас в стране много голодных людей есть, которых нужно накормить при помощи таких вот твердых цен.

Сказано это было столь решительно, что больше из крестьян про колхоз никто не говорил, все перешли к другим животрепещущим темам, к школе и больнице. Около полутора часов прошло с момента начала разговора, когда президент спросил у крестьян, есть ли среди них Петр Селиверстов.

— Есть такой, да только он сейчас на дальнем лужке коров пасет — удивленно отвечали сельчане, — а зачем он вам?

— Хотел сказать ему спасибо за дочь. Правильную он её воспитал и вырастил. Недавно в Москве говорил с ней. Все у неё хорошо, работой и учебой она довольна. Очень ждет брата, да отец говорит его, не пускает.

Сталин замолчал и в ответ, ему была гробовая тишина. Все жители деревни от мала до велика были поражены, что он знает их рыжуху Груньку. Что вместе со всеми бегала по улицам Слепнево, лузгала семечки, гоняла гусей и петухов и была такой же как все и вдруг поднялась на недосягаемую высоту. Поэтому, когда президент попросил сельчан передать его слова отсутствующему отцу, все, не сговариваясь, разразились громкими и бурными аплодисментами. Хлопали так, что потом натруженные ладони ныли и болели, но это было потом, а сейчас яростно хлопали и громко кричали от радости и гордости за свою землячку, которую знает сам президент.

Стоит ли говорить, что это хождение Сталина в деревню Слепнево, моментально стало известно всей области, Москве и стране. Став достоянием народа, оно зажило своей собственной жизнью, изумляя и вселяя в сердца людей надежду на лучшую жизнь.

Документы того времени.

Правительственная телеграмма арктической экспедиции академика Обручева и экипажу дирижабля "Россия" от 10 июля 1927 года.

Президент России Сталин И.В. и правительство выражает огромную благодарность героям Севера и покорителям полюса. Восхищены вашими новыми грандиозными успехами в деле изучения и покорения Арктики. Ваш трансарктический перелет по маршруту Архангельск — Северный Полюс — Ном навсегда войдет в историю человечества и будет вписан на её страницах золотыми буквами. Честь и слава славным сынам Отечества, что, не взирая ни на какие трудности и опасности прокладывают новые воздушные пути между континентами, стираю "белые пятна" географии! Родина никогда не забудет своих сынов и дочерей, совершивших этот великий подвиг.

Шифрограмма резидента российской разведки в Париже графа Игнатьева А. А. от 14 июля 1927 года.

Источники из министерства иностранных дел "Лицеист" и "Георгин" сообщают, что в связи с финансовыми трудностями, французское правительство отказалось от посылки против Махно новых войск из колониального департамента Западная Африка. Ликвидация анархистов возложена на губернатора Дагомеи Бешара, который должен оказать всестороннюю помощь бригаде генерала Буассона. Численностью в три тысячи человек она в самое ближайшее время будут отправлены Котону морским путем. Не исключена военная помощь со стороны губернатора Берега Слоновой Кости в виде местных племен выступающих в качестве вспомогательных войск, а также помощь со стороны британских колониальных властей Западной Африки.

Отправка новой карательной экспедиции против Махно сопровождается привычной газетной шумихой. Однако на этот раз, она организована с меньшим размахом и силой, чем остальные. В газетах нет выступлений представителей правительства, военного министерства и депутатов парламента. В основном выступления чиновников министерства по заморским территориями и колониям, и откровенно настроенных против России экс депутатов.

Игнатьев А. А.

Глава IV. Пасьянс с пиковой дамой.

Вопреки всем прогнозам и предсказаниям теневых аналитиков премьер министр Рамсей Макдональд оказался крепким орешком. В годину обрушившихся на его голову невзгод и испытаний, он проявил подлинный шотландский характер и несмотря ни на что, упрямо шел вперед навстречу бедам и опасностям с открытым забралом и гордо поднятой головой.

В каждом человеке решившего посвятить себя политике, по прошествию времен происходят необратимые изменения. Каким бы он не был бы ранее честным и открытым человеком, окунувшись в реку власти, он начинает мыслить иным образом и руководствоваться иными ценностями. Ставя во главу угла не общечеловеческие понятия "хорошо или плохо", выгодность и полезность государству.

Чем выше структура власти, в которую попал новоявленный неофит, тем быстрее и неотвратимее происходят с ним подобные метаморфозы. Как правило, вместе с этим появляется комплекс личного обогащения от занимаемого поста в государстве или места в политике. И очень часто, он полностью доминирует над политиком, делая его действия полностью предсказуемыми, а его самого послушной игрушкой в руках политического закулисья.

Рамсей Макдональд был из того небольшого числа политических деятелей Британии, который принял условия политической системы, но прилагал все усилия, чтобы остаться в ней независимой фигурой.

За время своего пребывания на вершине власти, он не был замечен или уличен в каких-либо неблаговидных комбинациях или сделках. Премьер с гордостью говорил друзьям и товарищам по партии, что готов отчитаться за каждый фунт и даже шиллинг из своего банковского счета. Пребывая в резиденции на Даунинг-стрит 10, Макдональд нанес британской казне минимальный урон своим содержанием, за что получил прозвище "пуританин" от обслуживающего резиденцию персонала.

Чистые руки и остаток добродетели в душе премьер министра, были тем фундаментом, опираясь на который он твердо стоял под напором темных вихрей обрушившихся на его голову.

Появление статьи в "Дейли Мейл" о "письме Антонова", вызвало у британского премьера горькую усмешку. Макдональд расценил её появление как ловкую попытку редактора повысить тираж своей газеты. "Дейли Мейл" не относилась к столпам британской прессы и продавалась не шибко, не валко и всплеск интереса к ней читателей был очень кстати. Тем более, что как бы подтверждая статус желтоватой газеты, "Дейли Мейл" ссылалась на анонимный источник, что ставило под большое сомнение достоверность данной публикации.

Обычно сенсации, появившиеся на её страницах, жили не больше недели, в лучшем случае две. После чего о них либо забывали, либо их затмевали другие, более хлесткие и захватывающие сообщения. Одним словом страшная история о русском влиянии неизбежно канула бы в Лето, если бы её не подхватили центральные издания. Как по команде, они принялись муссировать "письмо Антонова" к британским профсоюзам, не давая потухнуть порожденной "Дейли Мейл" искре подозрительности.

Подбрасывая хворост в огонек разгорающегося политического скандала и при этом, стремясь сохранить свою респектабельность, "Таймс" в качестве источника информации указывала на одного из сотрудников МИ-5. Подобная ссылка позволяла не раскрывать имя информатора, и при этом придавало вес и достоверность сообщению.

Подыгрывая творцам этой политической провокации, всегда жесткая и конкретная когда решался вопрос спокойствия внутри страны, контрразведка вдруг проявила несвойственный ей либерализм и отказалась комментировать статьи в "Таймс", "Телеграф" и примкнувший к ним "Дейли Миррор".

Сила и влияние этих изданий подняли в британском обществе совсем не слабый политический шторм, который с каждым днем только креп и усиливался. Его не могли остановить ни заявления профсоюзных лидеров, против которых он в первую очередь и был направлен, ни заявления министра труда Джерри Оука. Только вмешательство самого премьер министра, обратившегося напрямую к руководству МИ-5 с требованием дать ясный ответ по вопросу о существовании "письма Антонова".

Осторожно, словно перекидывая горячую картофелину во рту, главный контрразведчик Британии был вынужден объявить, что его ведомство не располагает никакими сведениями относительно злополучного письма. Выдавливая из себя это заявление, сэр Келл сопроводил его множеством оговорками, типа не исключено, вполне возможно и следует думать, что не ставило окончательной точки в этом деле.

Даже такого, урезанного и неокончательного заявления главы МИ-5, было достаточно для того, чтобы градус напряжения в обществе упал. Подобно волне, что достигнув своего пика, с грохотом рушится вниз, вся газетная шумиха резко пошла на спад и вроде бы затихла. Премьер с облегчением перевел дух, но как оказалось, это было только началом.

Получив отпор в одном месте, закулисные враги Макдональда применили против него другое, более изощренное оружие. Против него была бессильна исполнительная и судебная власть, ибо называлось оно — слухами и сплетнями. Подобно мифической Лернейской гидре, оно имело тысячу голов, которые могли свободно вползать в любой дом и распускать в нем свои окаянные языки.

За считанные дни, слухи и домыслы заполонили весь Лондон. Переползая из одного клуба в другой, из одного светского салона в другой салон на соседней улице, из одного общества в другое, они сеяли сплетни, очерняющие репутацию профсоюзов и премьера.

Удар был нанесен без всякой раскачки, быстро и умело, едва из канцелярии Макдональда просочились сведения о намерениях премьера в отношении МИ-5. И если репутация Макдональда от действий Лернейской гидры не очень сильно пострадала, то лидерам профсоюза досталось по полной программе.