Королевская пешка

Тиверия являла собой пример дуалистической монархии. Конституция есть и ее обязаны соблюдать все, включая Императора. Но основная власть сосредоточена в руках правителя.

Джаннат, в свою очередь, оказался абсолютной теократической монархией, где власть Шахдияра священна и незыблема, а пиетет к членам правящей семьи бьет все границы разумного.

Добрососедскими отношениями между странами и не пахнет. Все трое находятся в состоянии холодной войны уже несколько поколений. Что-то из этого я уже знала, к своему стыду, уделяя слишком мало времени политической обстановке нынешнего времени, сосредоточившись на истории и изучении семейной хроники. Меня собирались выдать за дочь Императора. Тогда как у меня были лишь весьма поверхностные знания 'своей семье'. Внешности, характер и привычки каждого из них представлялись более значимыми, чем мироустройство.

Учителя говорили о явном противостоянии Джанната и Талие, о неоднозначной позиции Тиверии. Но в подробности мы не вдавались. Сейчас я это исправляла.

Оказывается, моя прабабка была наследницей престола Джанната, и должна была возглавить свою страну, но ее выдали замуж, протянув мостик родственной связи с ближайшим соседом. Увидев ее портрет, я обомлела.

Императрица Найрият...

Так странно видеть своего абсолютного двойника в человеке, умершем задолго до моего рождения.

Я с жадным интересом смотрела видео-файлы на которых была она и с удивлением замечала не только удивительное внешнее сходство, но и общие жесты. Мы одинаково вскидывали голову, жестикулировали, улыбались.

Ее история была печальна, но поучительна. Оторванная от родного мира. Нелюбимая жена. Мать, которой не позволили воспитывать сыновей. Королева, без хрохи власти. Тиверийские аристократы, явно издеваясь, наградили ее унизительным прозвищем 'айри найри', что обозначало 'ненужная безделушка'. Над ней, вынужденной склонять голову перед фаворитками мужа, в открытую смеялся весь двор. Но любил народ. За скромность, стойкость и достоинство, с которым она держалась с первого до последнего дня. Действительно, любил. Как-то один режиссёр решил пошутить на тему покинутой мужем королевы. Итогом стало несколько миллионов жалоб полученные каналом, по которому транслировался этот фильм, уже через несколько часов после вывода в эфир этого 'шедевра' кинематографии.

Императрица Найрият надолго пережила своего мужа и вынудила всех высокородных гордецов склонить перед ней головы. Правда, на это ушла вся ее жизнь. Стоило ли это того? Только она знала ответ на этот вопрос.

Вместо 'группы захвата' в мою каюту вошли дядюшка, капитан, которого мне представили в самом начале путешествия и еще двое мужчин.

Вставать я постели я и не подумала, лишь откинулась спиной на стену и затаила дыхание. И даже понимая бессмысленность и бесполезность всего этого, все равно вскинула пистолет, целясь в родственника. Действовала по принципу: 'В первую очередь нейтрализуют вожака'.

Понятно, что без космического аналога бронежилета, он бы ко мне не сунулся. Не дурак — должен понимать, что рука у меня не дрогнет. После того, как я двоих подстрелила. Но призрачная защита, которое давало оружие лучше смиренного ожидания своей участи. Пусть лучше ведут переговоры с террористкой, чем оглашают приговор.

Вместо этого я услышала пространные извинения. Заверения в том, что виновные наказаны, а меня теперь будут охранять еще тщательней.

— Я не отдам вам пистолет, — заявляю твердо.

Капитан потупился, но все же ответил:

— Вы не обучены им пользоваться. А сейчас находитесь в несколько нестабильном психологическом состоянии. Сейчас Ваше высочество опасны, как для себя самой, так и окружающих. Мы не можем позволить Вам выйти из каюты с оружием.

— На меня напали.

— Сожалею. Но я отвечаю за жизни своих подчиненных. А вы можете начать стрельбу, просто испугавшись. И кто-нибудь пострадает.

— Пока что пострадала только я. А вы доказали свою неспособность обеспечить безопасность дочери Императора.

— Можешь забрать себе эту игрушку, если останешься здесь до конца полета, — подал голос дядя. — Но мы не станем подвергать опасности членов экипажа. Подумаешь в одиночестве над своим поведением.

— Не возражаю.

— Ты не поняла, девочка, — победно усмехнулся брат Императора. — Ты будешь совсем одна. И еду тебе, тоже никто не принесет.

— Вы свободны, — во мне кипит ярость, но внешне я остаюсь спокойной и даже умудряюсь улыбаться. — Не смею вас задерживать, лэры.

И они уходят, отвешивая вежливые полупоклоны. Пистолет падает на постель рядом со мной. Зло кусаю губы. Прижали-таки, сволочи.

Из еды у меня только пачка печенья и фрукты, оставшиеся с ужина. Я попросила их не убирать. Вдруг, засижусь допоздна и проголодаюсь. Такое уже бывало, и это ёраспоряжение не вызвало ни у кого удивления.

Впрочем, есть же всякие диеты и лечебные голодания. Несколько дней проживу. Так что прорвемся. А потом посмотрим кто кого.

Отступление

Император Эриан просматривал отчеты четырех своих шпионов, спешно переквалифицировавшихся в преподаватели для старшей принцессы. Их вердикт был таков: 'Своевольна. Упряма. Непредсказуема. Ограниченно эмпатична'. И в таком духе еще пара дюжин маловразумительных эпитетов.

— Читал? — спросил он младшего брата, вызвав его по закрытому каналу.

— Имел счастье.

— И что значит 'Ограниченно эмпатична'?

Герцог Элайя на минуту задумался, а потом с усмешкой выдал:

— Хочешь на простом примере? Если ты будешь умирать на ее глазах, она скажет: 'Туда и дорога'. Ей даже настроение это не испортит. Если же вместо тебя умирать будет котенок, она расстроится.

— Милая девочка.

— Не то слово.

— И как она тебе? Сильно тупая?

— Окажись она идиоткой, с ней было бы в два раза проще, — мужчина помолчал пару минут и гораздо более серьезным тоном продолжил. — Но ты ведь помнишь, что она должна будет умереть? Если правда вскроется, мы никогда не отмоемся. Каждая минута ее жизни — это риск разоблачения.

— Боишься, что на меня нападет сентиментальность?

— Она удивительно похожа на прежних властителей Джанната. А законы наследования, которые были приняты у них писались опытом тысяч поколений.

— Старшая ветвь? Вздор! Элайя, это отродье потаскухи из варварского мира. В ней нет и не может быть и капли крови Старой Династии.

— Пока я наблюдаю обратное. И боюсь, что ты захочешь иметь такую наследницу. Красивую. Гордую. Несгибаемую. Но она — никогда не будет твоей дочерью. Потому что считает тебя недостойным.

— А ты говоришь, что у нее есть мозги.

— Она презирает тебя, — не унимался герцог. — Вероятнее всего, будет ненавидеть твоих детей. И уничтожит нас всех, появись у нее такая возможность. 'Ограниченно эмпатична' — какое чудесное определение этого ублюдка. Не психопатка, но без колебаний готова убить тех, кого посчитала врагами. И рука у нее не дрогнула. А если у нее снова окажется в руке оружие, а напротив нее будет стоять Максимилиан?

— Ты снова пил? — В голосе императора прорезалось раздражение.

— Причем здесь это?

— Теряешь ясность мысли. Твои люди облажались. А потом попытались свалить вину на девчонку. Как? Вот скажи мне, как можно было позволить ее выхватить из своих рук оружие, а потом еще и в упор расстрелять? То, что она попала в них, меня ничуть не удивило. С трех шагов сложно промахнуться. — Эриан был зол и не стремился это скрывать. — Ее должны были сломать, а чего в итоге добились? Еще одна гадкая выходка сошла ей с рук. Впрочем, уже неважно. Если придется, будем держать ее на транквилизаторах. Вылетаю через час. И... — мужчина замолк, словно бы раздумывая, стоит ли говорить, но все же продолжил. — Умерь свою неприязнь. Нам предстоит несколько месяцев изображать любящую семью, а потом горько скорбеть о ней.

— Я всего лишь хотел предостеречь тебя.

— От чего? Я не пожалел бы даже Ланису ради процветания моей страны. Позволить необразованной девчонке из закрытого мира стать женой княжича Талие, а впоследствии княгиней? Это даже не смешно. Ее всегда будут ассоциировать с нашим домом. Талийцы будут судить нас всех по ней. Любой ее промах будет расценен, как наша слабость и использован против Тиверии. Думаешь, я этого не понимаю? Она умрет. Без мучений. Конечно, если будет тихой и послушной.

— Ей предстоит сгореть заживо, когда на ее корабль случится 'нападение'. Именно сгореть, а не задохнуться от дыма. Я это организую. Потому что тихой и послушной она не будет. Хотя, может притворится такой ненадолго. Врагов нельзя оставлять за спиной. Их следует убивать. А девчонка — наш враг. Хочешь ты того или нет. Ее воспитывал муж той подстилки. И он смог внушить ей ненависть к нам.

Часть 3

Я не испытывала особенных страданий от вынужденного заключения. У меня половина детства прошла впроголодь. Настроения это, конечно, не повысило. Но и польза была от вынужденной диеты. Дурь из моей головы выбила.

Если хочу выжить — надо включать мозг.

С папочкой придется вести себя по-другому. Задирать его крайне неразумно. О нем отзываются, как о человеке довольно жестоком. Вероятно, приказ тем неудачливым лэрам прийти ко мне в гости, исходил именно от него.

Поэтому улыбаемся и валим все на дядюшку. Это он виноват. Напугал. Ничего не объяснил. Запугивал. Бил! А я хорошая. Слабая. Просто, чудила с перепугу. И попробуй докажи обратное.

Моей настольной книгой стало 'Уложение дворцового этикета'. За эталон поведения я взяла Найрият. Часами перед зеркалом копировала ее мимику и жесты. С модуляциями голоса было проще. В контактном центре операторов даже не учат — дрессируют. Мы умеем нежно улыбаться и с искренностью ангелов на четырехэтажные маты отвечать: 'Я так хочу вам помочь. Давайте, разберемся в этой ситуации'. Не укор, а лишь робкий намек на него. Потому что клиент всегда прав. Даже если переходит грань пристойного поведения.

Дверь в мою комнату с противным шипением отъехала в сторону. Но я и не подумала повернуться. Просто продолжила расчёсывать волосы. Вошедшие были прекрасно видны в зеркало, напротив которого я стояла.

— Он дурак или предатель? — спрашиваю, потому что минуты молчания затягиваются.

Мужчины вздрагивают, но ответить ничего не успевают. Держать инициативу в разговоре... этому меня тоже учили.

— У него ведь был приказ: 'Вернуть дочь Императора домой'. А ты знаешь, что сделал твой брат? Он стрелял в меня. Бил. Обещал мучительную смерть, — я делаю глубокий вдох и стараюсь говорить чуть спокойнее. — Вы бросили меня на произвол судьбы. Затем неожиданно объявились, лишив меня моей привычной жизни. От вашей семьи, в лице герцога, я видела только угрозы и оскорбления. Он очень старался, чтобы я всей душой возненавидела вас.

Дядюшка уже было шагнул ко мне, но был крепко схвачен за плечо Императором. Взгляды мужчин скрестились. И младшему пришлось отступить.

— Так что за причины у него для предательства?

— Их нет, дочь моя. — Красивый голос. Хотя, нет... хорошо поставленный. Это другое.

— Дела его говорят сами за себя. — парирую бесцветным тоном, и без перехода добавляю. — Ты — плохой отец.

Не упрек, не жалоба. Просто констатация факта. Она не нуждается в доводах или пояснениях. Я и не думаю к ним поворачиваться. На дядюшку даже не смотрю, всем своим видом показывая, что он для меня ничуть не интереснее стенки. Но и отец удостаивается лишь безразличного взгляда через зеркало.

Это его цепляет. Не привык, видимо, быть пустым местом. Как же... Император. Стараюсь не выдать торжества. Рано радоваться. Я все еще нахожусь на тонком льду. Один неосторожный шаг и поминай, как звали. Да только некому.

Молчу. Все уже сказано.

Мои карты на столе. Расклад, слабенький. По крайней мере, очень надеюсь, что именно так они посчитают.

Обиженная гордячка. Конечно, она агрессию проявляла и сотрудничать отказывалась. Понимание же иметь надо.

Тут извиняться следует. Гибкость проявлять. Стараться задобрить. Не деньгами и подарками. Фу, какая пошлость. Отношением.

А этот... герцог первый начал.

Император клюнул. Я поверить своей удаче не могла. Но он, действительно, купился. Приосанился, бросив на брата снисходительный взгляд. Его голос приобрел мягкую вкрадчивость, за которой мне с легкостью удавалось различить презрительное высокомерие:

— Тебе было гораздо безопаснее оставаться в Закрытом мире, дорогая.

— Интриги двора и все такое. — Старательно изображаю понимание. — Но ты не поэтому плохой отец.

Мужчина зависает. А я и не думаю прийти ему на помощь.

— Ярослава, ты многого не знаешь пока.

Да, конечно, дорогой папочка. Но ты же мне все-все объяснишь, правда? Другую дуру поищи. Нет, я, конечно, тоже, дура. По крайней мере, тебе следует в этом полностью увериться.

Скандал в студию!

Не умею плакать по заказу. Но сейчас слезы рекой польются из глаз. Потому что я долго сдерживалась, а теперь отпустила, позволяя себе немножко побыть слабой. Самую малость. Только ему и этого хватит, чтобы составить обо мне 'правильное' мнение.

— Твой брат меня избил. Все об этом знают. А тебе все равно! — поворачиваюсь к нему лицом и срываюсь на крик. — Ты не сделал ничего, чтобы защитить от этого безумного садиста. И не сделаешь! Потому, что любишь его, а не меня! И он продолжит меня бить и унижать! Ты плохой! Всегда знала, что ты плохой... что я тебе не нужна. Хочу домой!

— Элайя, выйди, — звучит ледяной приказ. — Я поговорю с тобой позднее.

И дядюшка не смеет ослушаться. Лишь бросает на меня ненавидящий взгляд прежде, чем скрыться за дверью.

— Моя милая дочь, я рад, что ты, наконец, здесь, — медовым голосом обратился ко мне Император. — Понимаю. Ты зла на меня и имеешь на это право. Я допустил так много ошибок. Мне следовало забрать тебя давным-давно. Но это было опасно. И я решил оставить свое маленькое сокровище в том закрытом мире. Тебя и твою мать должны были обеспечить всем необходимым для безбедной жизни. О тебе не знал почти никто. Даже Элайя. Я посчитал, что так будет безопаснее. Но доверился не тем людям и узнал об этом слишком поздно. Мне каждый месяц приходили отчеты о том, как живет одна маленькая девочка, так похожая на меня. И лишь спустя много лет я узнал, что она не была моей дочерью.

— И как это случилось?

— Около года назад она неожиданно умерла. Я приказал провести расследование. Военные врачи пришли к выводу, что смерть наступила из-за скрытого генетического дефекта, которого просто не могло быть у моего ребенка. Мы провели дополнительные тесты. Так все и выяснилось. Виновные в подлоге были наказаны, но разве это могло исправить все, что произошло в твоей жизни?

А речь он толкать умеет, надо признать. Мне таких сказок еще никто не рассказывал. Я аж заслушалась. Не поверила, конечно. Но легенда придумана талантливо. Это стоило признать.

— Я выжила чудом.

— И я не устану благодарить бога за это.

— И какое твой бог имеет к этому отношение?

— Все в руках его.

— Какая очаровательная позиция. — В моем голосе плещется ярость. Слезы давно высохли. — И все, что произошло со мной — это уже его воля, испытания, дары. А ты тут не причём. И не виноват ни разу. Я все думала, почему так много верующих? Теперь поняла. Им так удобнее. Никакой ответственности. Никаких угрызений совести.