В черной шляпе и пальто, с вышитым гербом Любека на нагрудном кармане, он выглядел слегка помято — впрочем, грязная обувь и низ брюк, выдававшие поспешность его прибытия и бег через заставленную машинами площадь, не попадали в кадр.

— Как вы объясните грабежи мирного населения? — Раздался бойкий девичий голос из-за спин коллег.

— Мерзавцев ищут.

— Как вы объясните грабежи мирного населения полицией? — Бесцеремонно хлестнули его болезненным уточнением.

— Не путайте грабеж и следственные мероприятия! Идут обыски! В том числе, причастных к грабежам! Разумеется, найденное награбленное изымается. — Занервничал представитель города, принявшись целенаправленно выглядывать в толпе источник неудобных вопросов.

— У нас есть сведения, что город требует деньги за защиту от грабежей. — Последовало замечание под вспышку фотоаппарата.

— Это добровольная помощь городу. — Отмахнулся тот, отмаргиваясь и отводя взгляд.

— За плату сеньоры Ганзы размещают свой герб на дома. Эти дома бандиты не трогают.

— Коллеги! Вполне понятно, почему негодяи опасаются трогать предприятия и дома под славным гербом Ганзы! Но Любек — свободный город! Просьба о получении защитного герба — дело сугубо добровольное! Запросов много, и все они будут исполнены. Приоритет отдается добровольным спонсорам города, не более того.

— Полиция не помогает предприятиям без герба! Пожарные и скорая бездействуют!

— Полиция перегружена! Спешу заметить, что уже сегодня ситуация кардинально изменится! Я уполномочен заявить о разделе зон ответственности Любека между сеньорами Ганзы! Для обеспечения безопасности северо-запад города, от Кай-Пларин до Лебаца берет под свою руку сеньор Висмара Филипп Брандин. Север города по побережью до Хефена теперь под пристальным вниманием сеньора Любека Георга Ходенберга. Северо-восток, от Трафемюнде и по побережьям Траве, отдан заботам сеньора Бремена Йорга Латтнера. Восток города, до кольцевой трассы, теперь неусыпно патрулируется людьми Алистера Круппа, сеньора Гамбурга. Сеньор Кельна, Конрад Аденауэр, озарит своей милостью юго-запад и юго-восток города, до Кленпау. Гостей города просим мудро решить, где их помощь будет особенно необходима, и сделать свой выбор! — Картинным жестом распростёр он руку в правую сторону, где не особенно ловко и синхронно подняли пять вымпелов с гербами означенных господ. — После выбора гостям будет предложено место в войске сеньора против ДеЛара и необходимые полномочия для совершения правосудия в интересах Ганзы.

— Так это правда, что Ганза не будет выставлять единое войско?

— Я не уполномочен обсуждать этот вопрос. Наша задача: восстановить закон и порядок в городе. Замечу от себя, что достаточно всего одного человека великого благородства и чести, чтобы уничтожить этого упыря!

— Разве ДеЛара лично ограбил и сжег прошлой ночью три десятка корпоративных хранилищ и два коммерческих банка? — Хмыкнули в ответ с изрядным сомнением.

— Безумие этого человека заразительно! Беззаконие, порождённое его приходом, заставляет врагов общества снять маски и выйти на кровавый промысел! Мы столкнулись с невероятной жестокостью и разрушениями последователей гнусного мерзавца ДеЛара! Вам бы славить новых защитников Любека, — щедрым жестом показал он на прибывших гостей. — А не раздувать нелепые слухи! Сегодня мы обязаны в едином порыве встать на защиту цивилизованного мира перед безумием сбежавшего преступника!.. Юноша, уберите руки! — Это сказал он мне лично, пытаясь резким движением убрать мою ладонь со своего левого плеча.

— Вы отдаете себе отчет в том, что посмели оскорбить благородного? — Сухим тоном уточнил я у него.

— По какому праву вы тут задаете вопросы? Немедленно уберите руки! Стража!..

— По праву родича.

Сила охотно коснулась перстня — и луч солнца ярчайшим сиянием заставил сверкать перстень самородным золотом. И только прожилки признающих гербовых знаков чернели узорами на его гранях.

Повинуясь воле, яркая вспышка света исчезла, оставшись только солнечными зайчиками в глазах замерших людей. Вокруг был тот же день, что секундами раньше — только более серый, подавленный и безмолвный.

Позади гудели поднятые защитные сферы — свита благородных отработала на рефлексах, но нападать никто не решился. Еще и оттого, что нападение было бы чистым самоубийством — нарушение традиций поединка, до назначенного времени и оговоренных условий.

— Я был... — Сглотнул городской глава ставшую вязкой слюну. — Излишне взволнован... И наговорил лишнего. Прощения просим.

— Ваша светлость! Сеньор ДеЛара! Всего несколько вопросов!.. — Взорвались эмоциями журналисты.

— Я прибыл, чтобы помочь деду вершить кровную месть за убитую супругу и нерожденного сына. — Подняв руку, произнес я в краткий миг тишины, тут же оглушенный уточняющими вопросами и репликами.

Впрочем, злости и ненависти в журналистах пока было меньше, чем профессионализма. Можно было и поговорить.

— Да, Ганза виновна. Нет, смерть Дитриха ван Цоллерна, сеньора Дортмунда, не способна искупить вину. И да, теперь Ганзе одного виртуоза недостаточно, — терпеливо повторял я за журналистами очевидное. — Кто за моим плечом? Мой телохранитель.

Толпа вокруг на секунду замерла, а потом с огромной опаской посмотрела на телохранителя виртуоза.

Шевалье Де Клари догадался сделать загадочное выражение лица и спрятать дрожащие руки в карманы пальто. Бледность кожи добавляла ему таинственности, а расширенные зрачки — инфернального вида.

Тут же коллективно из перешептываний родилась и окрепла тревожная мысль, что Ганзе теперь нужно три виртуоза — а они, по слухам, одного-то еле наняли!..

— На сегодня достаточно. — Щелкнул я пальцами и обернулся на внимательно разглядывающих меня благородных господ.

И постарался запомнить лица до того, как они спешно отбыли по очень важным делам. Расставленные специально для них флаги Ганзы были проигнорированы.

Заодно решил проблему с транспортом — нашел еще раз взглядом ту девчонку-журналистку и показал глазами на тв-фургоны. В ответ с энтузиазмом закивали головой, и через пару минут под завистливыми взглядами коллег машина с нами уже отъезжала с площади. В жертву скорости были принесены оставленная на площади техника и часть персонала. Доберутся как-нибудь сами — такие деньги уплачены, можно и вовсе бросить все оборудование.

Фургон принадлежал мелкой тв-компании, продающей материалы крупным медиа-холдингам — ну или всем тем, кто готов заплатить. Сегодня платил я — за вопросы, репортаж и за то, чтобы его увидели. Деньги получились немалые. Впрочем, деньги — это единственный аргумент, чтобы руководство телеканалов пошло на нарушение всяких там редакционных политик и интересов рекламодателей в угоду интересам акционеров и собственного кошелька. Но альтернативная точка зрения на конфликт того стоила.

— Рауль, можете не искать машину, — обратился я к молчаливому спутнику минуты через три после отбытия.

Тот встрепенулся, оглянулся на стены с выключенными мониторами и полку с техникой, поерзал на своем кресле в углу и принялся нервно крутить перстень с рубином на своем пальце.

Лаура — так звали нанятого мной специалиста по пиару и связям с общественностью — принялась молча поправлять макияж перед небольшим зеркальцем.

— А что, интервью не будет? — С сомнением уточнил Рауль еще через десяток минут тишины.

— А надо? — Вопросительно уточнила у меня Лаура.

— Если мой телохранитель хочет, — пожал я плечами. — Спросите его про кончики пальцев и ногти. Шевалье курит — а рукава пальто не прокурены. Одежда — совсем новая. Благородный, а одежда из магазина

— Не хочу. — Запоздало ответил шевалье, спрятав ладони за колени.

— Как полагаете, я совершил ошибку, наняв его в поезде?

— Очень интересно, — отложила та косметику и с интересом присмотрелась к моему спутнику. — Как его зовут?

— Меня зовут Шевалье де Клари. — Приосанился Рауль. — И пусть я из обедневшей семьи, но открыто говорю свое имя! В отличие от некоторых мастеровых.

— Шевалье Де Клари, граф де Марет, — представил я его еще раз.

— Тот де Марет, что бежал из Бастилии на прошлой неделе? — Наполнились удивлением глаза девушки, а потом и ненасытной жадностью профессионального любопытства.

— Вы представляете, де Марет, — обратился я буднично к напряженно замершему Раулю. — Какая бойня была бы в поезде, если бы я представлялся полным именем, не доехав до Любека? Точно такая же, если бы полным именем представлялись вы.

— Этой девушке можно верить? — Стрельнул он взглядом на Лауру.

— Нет, но убивать ее нельзя. Это же пресса, граф. Тем более, девушка. Наша задача — дарить им дорогие подарки и попытаться удержать ветреную любовь. — Улыбнулся я журналистке. — Нет причин для беспокойства, леди.

— Вы обязательно должны рассказать мне, как сбежали из Бастилии! — Выдохнула Лаура, глядя на графа. Откуда-то в ее руках появился острый карандаш и перекидной блокнот.

— Без комментариев, — проскрежетал Рауль зубами и отвернулся к глухому выходу из фургона.

— Граф восемь лет не общался с прессой, — извиняющимся тоном произнес я. — Его можно простить.

— Его присутствие повредит вашей репутации, — сделала девушка замечание, закусив кончик ластика на карандаше. — Думаю, вы все-таки ошиблись, когда его наняли.

— Не хотелось его убивать, — повинился я. — Граф обладает деятельной натурой и обострённым чувством справедливости.

— Извольте не обсуждать меня в моем присутствии!

— К тому же, репутации графа безусловно будет полезно нахождение рядом со мной. — Добавил я.

— Рядом с внуком палача? — Сверкал глазами Рауль. — Да все грехи, убийства, грабежи и горе этого города ныне на вас и вашем деде!

— Больше не будет убийств и грабежей, — отклонился я на свое кресло и прикрыл глаза. — А об имидже позаботится Лаура.

— Интересно, как вы собрались этого достичь, — шевалье недовольно фыркнул.

— Я приехал в этот город.

— И это все? Вы считаете себя настолько влиятельным, что вся нечисть Любека попрячется по углам только от вашего присутствия?

В ответ я промолчал и постарался погрузиться в легкую дрему. Грузовик то набирал скорость, то подолгу стоял — без работающих светофоров город превратился в сплошную пробку.

Часть предприятий продолжала работу — автономные генераторы давали свет, и к ним пытались доехать рабочие. Городские службы продавали воду, а к заправкам выстраивались огромные очереди из машин — и через все это требовалось пробраться в центр. Как сказала Лаура, самые дорогие гостиницы стояли покинутыми — туристы и гости столицы перебирались на окраину, экономя деньги. Тем более, что в центре без электричества позакрывались кафе, а в пансионатах вне города готовили на открытом огне.

— Ваша светлость, — заворковала Лаура вновь. — Пока вы рядом с моим нанимателем, и ему интересна ваша репутация, мне следует знать, как вы покинули Бастилию. Для чего. Какие цели ставите для себя в Любеке. Это необходимо для проработки легенды и работы с аудиторией.

— А вы спросите у вашего нанимателя. — Холодно ответили ей. — Зачем. Для чего.

— Меня интересуют реальные обстоятельства дела! Зритель не поверит нам, если исходные данные не будут совпадать с реальностью!

— Нет, милая Лаура. Вы меня не совсем поняли. — Продолжил шевалье де Клари, граф де Марет. — Господин ДеЛара гораздо лучше меня знает, как он штурмовал Бастилию. Так спросите же вашего нанимателя, для чего он это сделал и какие цели ставил, когда дал моим друзьям вызволить меня. Потому что я приехал в Любек вслед за ним, чтобы узнать у него ровно то же самое.

* * *

Тишина отгремевшего скандала царила в стенах загородного имения князей Ильменских. Словно рассветным утром, еле слышно шумел ветер между ветвей за окном. Ходили на цыпочках слуги, с опаской выглядывая за поворот, и даже кот Рокфор, изрядный домашний баловень, притаился от греха за портьерой, нервными движениями хвоста выбивая из нее пыль. И чем ближе к спальной комнате молодого княжича — тем больше было той тишины.

Высокий юноша в застегнутом до ворота пальто стоял перед высоким, от пола до потолка, зеркалом. Нескладный, бледный, с тонкими пальцами пианиста — ранимый и хрупкий романтик с не расчёсанными вихрами на голове. Только раскрасневшиеся щеки выдавали в нем участника недавнего семейного скандала. Но кулаки уже не были упрямо сжаты, а глаза смотрели в сторону и вниз, не желая смотреть перед собой. Потому что в отражении были не только он: но еще мама, статная, волевая женщина в длинном платье из синего шелка и княжеской тиарой, украшавшей высокую прическу. Был там и отец — покладистый и мягкий добряк в сюртуке-тройке, скромно подпиравший стену возле открытой входной двери.

— Ты не давал клятв, — нашептывала юноше мама, убирая одной ей видимые ворсинки с плеч и рукавов. — Не будь маленьким мальчиком. Да, это я распорядилась сжечь твой мундир. Эти твои игры в войнушку...

Заметив укоризненный взгляд супруга в зеркале, женщина вздохнула и отвела глаза. Решение, на эмоциях принятое на приеме в Ливадийском дворце, уже не казалось правильным. Более того, оно аукалось большими репутационными потерями: семьи, на свою голову выхлопотавшие для детей место в полку князя Давыдова, ныне смотрелись белыми воронами. Все готовились грабить князей Юсуповых, покусившихся на святое — на жизнь князя Трубецкого, миротворца и посредника, а семьи новоиспеченных вольноопределяющихся лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка этого делать не могли. Никак не могли грабить родичей своего командира — тем самым противопоставляя себя обществу...

— Я виновата, — покаялась княгиня. — Столько денег потратили. Политическая целесообразность... Я верила, что это пойдет нам на пользу. Политика — не самая надежная вещь, увы. Казалось, еще вчера клан в фаворе у императора, а сегодня заперт в крепости и ждет штурма... Но мы все исправим.

— Да, мама, вы правы. — Глухо произнес сын.

— Гришенька, ты у меня всегда был большим умницей, — добившись нужного ответа, с довольством произнесла дама, отступая на шаг и разглядывая первенца. — Отдохни пару дней. Я скажу ректору.

— Тогда можно, я возьму самолет? — С осторожной надеждой поднял юноша взгляд. — Позову друзей и княжну Лидию, — чуть смутился он на девичьем имени.

— Дорогой? — Обернулась княжна.

А тот охотно кивнул.

— Люблю тебя, — вспыхнув радостью, сын поцеловал маму в щеку, обнял отца и поспешил из дворца.

— Дурная затея. — Выждав паузу, пощелкала княгиня пальцами в перстнях. — Все это гусарство вместе с пошивом мундира... Правильно я его сожгла... И барабан надо выкинуть. Мария Андреевна! — Властным голосом произнесла она.

— Слушаю, госпожа, — Спешно вошла в комнату служанка.

— Где полковой барабан Григория?

— Княжич с утра изволили взять с собой в машину, — замерла та в легком поклоне.

— Вот как... — Глядя расфокусированным взглядом и по привычке уже размышляя над иными вопросами, княгиня замерла на пару секунд, осознавая сказанное.