Мыколка

Сама Катенька уже была там, она сидела на месте учителя и нервно мяла в руках батистовый платочек. Она была одета в самое свое роскошное платье, тонкая нитка жемчуга была на ее шейке, а в ушах были золотые сережки, прикрытые локонами волос. Немного в стороне сидела мадам Боже, которая до последнего сопротивлялась напору воспитанницы, но была вынуждена уступить. Единственное, что она выторговала, то, что она должна обязательно присутствовать при этом так называемом "обучении".

-Ну, наконец, то вы появились, — возмущенно заговорила Катенька,— Аленка, сколько можно ходить, тебя не дождешься.

Аленка благоразумно молчала, опустив голову.

-Иди,— вновь обратилась Катенька к ней,— ты мне пока не нужна.

Она повернулась к парню, который был еще в ступоре от ее наряда.

-Тебя Николка ведь зовут, мне сказали, что ты научился сам читать и писать. Это правда?

-Нет, Екатерина Ильинична, меня научил отец Василий.

Ну, все равно ты научился очень быстро, — сказала Катенька,— я решила, что буду учить тебя французскому языку. Может быть, ты этого не хочешь,— неожиданно спросила она, и на ее груди появились красные пятна от волнения.

-Как пожелает ваша милость,— благоразумно ответил Николка.

-Вот и хорошо!— воскликнула Катенька и приступила к учебе.

Мадам Боже молча смотрела на это представление. Она не сомневалась, что при всей настойчивости Катенька закончит обучение тупого русского крестьянина уже на втором, а, может, и на этом занятии.

Через двадцать минут она уже широко открыла глаза и, не дыша, глядела на разворачивающееся перед ней действо.

Николка выучил французский алфавит сразу после единственного просмотра и сейчас бойко повторял за Катенькой французские слова, ухитряясь правильно произносить их уже со второго или третьего раза.

Наконец, мадам Боже не выдержала и сама приняла участие в этом процессе.

-Господи, — думала она, — это же уникум, у него феноменальная память, откуда он только взялся?

Урок длился уже почти два часа, когда двери кабинета открылись, и туда ворвался, мокрый и грязный Илья Игнатьевич и с удивлением уставился на представшую перед ним картину.

К, сожалению, Илья Ефимович Репин еще не родился в своем украинском Чугуеве, и поэтому не мог написать маслом эту сцену, которая была достойна его кисти и могла иметь такое же название, как его настоящее творение "Не ждали".

Наступившее неловкое молчание, наконец, нарушила Катенька.

-Ах, папенька,— защебетала она,— а я тебя так быстро не ждала, что-то случилось, ты выглядишь таким уставшим.

После этого она подошла к нему и, стараясь не испачкаться, поцеловала его щеку. При этом, сморщив носик, потому, что от папеньки несло лошадиным потом, как от конюха.

Вершинин после этого немного обмяк и ласково спросил:

-Доченька, может, объяснишь, что тут происходит, откуда взялся этот хлопец, и что он тут делает?

Катенька слегка покраснела, но бойко затараторила.

-Представляешь, папенька, это бывший деревенский дурачок Николка из Чугуево, Его вчера привезли оттуда, чтобы он казачком был вместо Лешки. А я решила научить его французскому языку.

Глаза Ильи Игнатьевича чуть не вылезли из орбит от услышанного. Он, молча, несколько секунд разевал рот, потом повалился на стул и засмеялся. Он заливался до слез, хохотал, после нескольких часов скачки на коне, и всяких тревожных мыслей, копошащихся в его голове, он почувствовал такое облегчение, когда увидел, что его дочка вместо того, чтобы конспектировать произведения маркиза де Сада, возится с деревенским дурачком.

-О-хо-хо,— начал он успокаиваться,— Катенька, ну и как ваши с мадам Боже успехи, удалось вам научить его чему-то?

Катенька гордо посмотрела на него

-Николка быстро расскажи французский алфавит.

Наш герой, который при появлении Ильи Игнатьевича вскочил со стула и низко поклонился, вопросительно посмотрел на того.

-Давай, давай, говори, — приободрил его Вершинин, в полной уверенности, что парень собьется через две три буквы.

Но по мере того, как тот называл букву за буквой, с абсолютным эльзасским произношением мадам Боже, у него брови поднимались все выше и выше.

-Это, что же, — он обратился к мадам Боже,— дурачок выучил алфавит сегодня?

-Если бы только алфавит, он выучил еще почти сто слов и может отвечать на простые вопросы,— ответила мадам.

Илья Игнатьевич резко посерьезнел.

Так, так, давай-ка Катенька расскажи мне все с самого начала, кто, чего и откуда.

Он внимательно выслушал всю нехитрую историю, и потом, как бы между делом спросил: Катенька, скажи дружок, ты прочитала последние романы, которые я тебе привозил?— и с видимым безразличием ожидал ответа.

Ни один мускул не дрогнул на безмятежном личике барышни.

-Ах, папенька, ты прости, но мне было не до них в эту неделю. Две книжки, так и лежат на подоконнике. А что ты спросил? Я должна была их прочесть?

-Нет, нет, — засуетился Вершинин, — я просто привез тебе еще романы, а те захотел прочесть сам, может, ты мне их принесешь?

-Папенька, — в полном недоумении посмотрела на него девушка,— Ты! Хочешь почитать романы!?

-Ну, вот нашла на меня такая блажь,— принужденно улыбнулся Илья Игнатьевич.

Только отнеси книжки сразу в мой кабинет и положи на письменный стол. А я пока побеседую с этим пареньком. Вы мадам Боже, тоже можете идти. Думаю, что на сегодня ваша учеба закончена. Но не исключено, что у вас появится еще один ученик, — добавил он задумчиво.

Илья Игнатьевич, с молодых лет обладал очень ценным качеством, которое помогало ему во время службы и потом, когда он вышел в отставку и начал восстанавливать свое имение, почти разоренное его отцом. Он умел находить нужных людей, и быстро понимал чего они стоят. Так, например, его управляющий Карл Францевич, пятнадцать лет назад нищий немецкий эмигрант, приехавший в богатую Россию на заработки, был замечен им и взят на службу, что принесло большую пользу обоим. Мадам Боже тоже относилась к числу таких находок.

Даже свою любовь к девицам он использовал себе на пользу. Та же Фекла, которая думала, что удерживает внимание хозяина своими женскими штучками, не догадывалась, что Вершинин разглядел в ней не только красивую женщину, но и великолепную хозяйку, на которую можно было полностью положиться. Поэтому он не отпускал ее от себя и якобы не замечал ее наивных попыток не допустить в имение молоденьких крестьянских девиц. Тем более, что они ему в последнее время не очень и требовались.

Вот и сейчас, он своим шестым чувством понял, что ему крупно повезло.

В это время без стука отворилась дверь и в комнату быстрым шагом вошла встревоженная Фекла. Николка, стоявший напротив, только безмолвно ахнул про себя. Все-таки до чего была красива дочь Прова Кузьмича. А сейчас, встревоженная нежданным появлением своего хозяина она своим видом сразила бы любого мужчину.

-Бедная Катенька,— почему-то пожалел Николка дочку барина,— она просто серая мышка, по сравнению с Феклой, — и он вновь покраснел, глядя на ее упругую белую грудь, виднеющуюся в разрезе платья.

-Илья Игнатьевич, что стряслось, чего ты, как заполошный примчался,— начала Фекла допрашивать Вершинина.

Тот масляными глазами оглядел свою любовницу и понимающе посмотрел на краснеющего Николку.

-Да ничего, не приключилось мон шер,— сказал он, — не волнуйся. Я смотрю, не успела ты нового казачка завести, а его уже Катенька прибрала.

-Так, вот, — развела руками Фекла,— не знаю, чего ей втемяшилось в голову, с раннего утра не спит. Шуму на весть дом устроила.

Фекла смотрела на парня, из-за которого поссорилась с отцом и не понимала, почему ей тоже, как и Катеньке, сегодня, позавчера так было необходимо забрать этого красивого парня в имение. Сейчас она разглядывала его совершенно спокойно, и он абсолютно ее не волновал.

-Как наваждение, какое было, как будто околдовали меня,— пришла странная мысль.

-Ну, что же, правильно сделала, что привезла этого Николку— тем временем сказал Вершинин,— интересный мальчишка. Я ведь его помню, в прошлом году, на охоте, его в загонщики взяли, так пришлось домой погнать, ничего не понимал, только сопли по лицу мазал. А сейчас смотри-ка, поумнел нежданно-негаданно. Я про такие случаи что-то не слышал. Так, Феклуша, ты распорядись насчет баньки мне, а я пока кое-чем займусь, переоденусь, а Николку этого никуда не отсылай, ближе к вечеру хочу я с ним поговорить. И не забудь, сама тоже в баньку приди. Что-то я по тебе заскучал.

Когда Николку позвали к барину, уже наступил вечер. Видимо долго Вершинин мылся в баньке. Несколько часов Николка просидел на кухне, наблюдая, как толстый повар, которого все звали дядя Петя, командует своими помощниками, в количестве четырех человек. Все происходящее вокруг было интересно, а его багаж знаний быстро пополнялся новыми словами; бланманже, фрикасе, и прочими кулинарными изысками. Надо сказать, что он сам был озадачен своими сегодняшними успехами. Когда пару месяцев назад он начал учиться грамоте у отца Василия, она давалась значительно тяжелее. А сегодня казалось буквы и слова сами укладываются в память и вспыхивают там, как огоньки, когда нужно. И он сейчас мысленно, как бы пробовал эти слова на языке, перекатывал и с каждой минутой все лучше понимал их смысл.

В обед его накормили прямо на кухне, повар, зная, что он ожидает вызова от барина, не посмел погнать его в людскую, и наложил целую тарелку жареного мяса, с каким-то острым соусом.

-Однако, — с неожиданным для самого себя юмором подумал Николка, — чувствую, что от голода я здесь не умру.

-Эй, парень, — крикнул ему повар из-за плиты, — кофий будешь пить, али тебе взвару дать?

Разумно решив, что взвар он пил бессчетно, Николка попросил кофия, и долго потом плевался, попробовав черную горькую жидкость.

За окном темнело, когда, наконец, Николку позвали к Вершинину.

Тот распаренный красный, сидел за столом в халате и шлепанцах, на голове у него была сеточка для волос, а сверху еще ночной колпак. Он, фыркая, шумно пил чай из блюдечка, брал из стоявшей на столе миски кусочки нераспечатанных пчелиных сот и медленно жевал их. Большой самовар тихо шумел на столе. Фекла сидела рядом с ним, с мокрыми волосами, завязанными в тяжелый узел, каплями пота на лице и тоже в халате, Вершинин левой рукой гладил ее по ноге, открыв ее почти полностью. Когда Николка вошел, она дернулось, было прикрыться, но рука помещика осталась на месте, мешая это сделать. Фекла замерла, покрывшись легкой краской смущения.

Николка стоял у двери, а Илья Игнатьевич с интересом его разглядывал.

-Фекла, а ты заметила, что парень то красавец, кровь с молоком, я сразу и не приметил, не до этого было. То-то дочка его учить вздумала,— усмехнулся он.

-Ну, что Николай Егорович Лазарев хочешь, чтобы тебя так в деревне называли?— обратился к нему Вершинин.

Николка благоразумно молчал, чтобы случайно не сказать чего лишнего, но взгляд его был прикован к молочно белой ножке Феклы,

-Да, вижу, вижу, чего хочешь,— усмехаясь, сказал помещик,— только это не про тебя.

Что-нибудь другое говори, вот скажи, чего бы ты хотел в жизни своей добиться?

-Не знаю, Илья Игнатьевич, — осторожно отвечал Николка,— вот, может, новый дом срубить, для себя и бабушки, да лошадь прикупить.

-Да уж даже для деревенщины, который за час французский алфавит выучил, скромные желания у тебя,— заметил Вершинин и спросил:

-А как у тебя со счетом?

-Умею четыре действия делать, и таблицу умножения на днях выучил, — ответил Николка.

Вершинин издал удивленный возглас, и удовлетворенно улыбнулся.

-Послушай, Николка, ты ведь поумнел совсем недавно, сам то, как думаешь, что с тобой случилась?— заинтересованно спросил он.

-Не знаю ваша милость, уже говорил не один раз, что все само собой произошло, просто проснулся одним днем, и все ясно и понятно стало.

-Ну, что же одним так одним, — согласился Вершинин, — интересно мне, что из тебя получиться может, так, что с завтрашнего дня начнешь учиться, посмотрим, может помощник Карлу Францевичу будет. Ну, а не получится, поедешь вновь в Чугуево, коров пасти. И смотри, без шалостей, а то быстро розги на конюшне отведаешь.

На этом разговор закончился и Николка был отпущен к себе.

Во флигеле сегодня было шумно. Горело несколько свечей, за столом сидели здоровые плотные мужики, — охрана Вершинина.

Увидев его, они завопили:

-Ого, вот это дурачок, да тебя хлопец впору к нам в охрану брать. Такие люди нам нужны.

Николка стоял, не зная, что сказать. Но тут видимо старший, черноволосый, мужик, похожий на цыгана, с хищным лицом, в котором было что-то ястребиное, похлопал по лавке.

-Садись паренек, вот тут опчество интересуется, как это у тебя получилось поумнеть. Может, расскажешь чего. А то мы тута в догадках все извелись.

Юноша послушно сел на лавку, и все взгляды устремились к нему.

-Да не знаю я,— сказал он,— уже, сколько меня спрашивали, за три месяца надоело отвечать. Всем одно и тоже говорю, в одно утро проснулся и все ясно и понятно, а прошлая жизнь, как картинки мелькают, да и не помню больше ничего.

-Слушай, седни Аленка заполошная бегала, кричала, что барышня решила тебя хранцузскому языку учить, а ты его в миг вмиг превзошел, точно ли это, не врет девка?

-Да, ничего я не превзошел,— покраснев, сказал Николка,— ну выучил буквы, да несколько слов вот и все.

-Ой, паря, что-то ты темнишь, кривды какие-то сочиняешь. Скажешь, что и к барину тебя нынче не звали?— сказал один из мужиков,— а говорят, что ты ему уже книгу на французском языке, всю, как есть прочитал. А он сегодня от любопытства даже в бане не задержался.

Тут все сдержанно засмеялись, с явным оттенком зависти. Конечно, любой из них тоже с удовольствием задержался бы в бане с красавицей Феклой.

Когда же народ услышал, что барин освободил Николку от обязанностей посыльного, и это дело остается за Лешкой, за столом наступило озадаченное молчание.

-Чем же ты барина взял, а, Николка? — раздался вопрос одного из сидевших там.

-Не, знаю, — ответил парень— Илья Игнатьевич сказали, что я должен буду учиться, всему, что он скажет, а потом он уже решит, куда меня поставить.

-Да паря, — задумчиво протянул мужик первым пригласивший его за стол,— интересные дела у нас творятся, ты случаем глаза отводить не могешь? Может, ты барину голову задурил?

-А ты у него сам спроси,— ответил Николка, которому надоели подколки охраны.

-Робя, вы гляньте,— возмутился старшой,— у самого на губах молоко не обсохло, а уже грубит, нарывается.

И, хотел дать подзатыльник несостоявшемуся казачку.

Каким-то десятым чувством Николка отклонился в сторону и, неожиданно, для самого себя схватил пролетевшую рядом с левым ухом руку и припечатал нападавшего лицом в стол.

Тот попытался дернуться, но Николка держал крепко, и он застучал свободной рукой по столу, и что-то невнятно бубнил в столешницу. Окружающие вначале, оторопев, молча смотрели на случившееся, потом за столом начали раздаваться смешки, перешедшие в хохот.