| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Другая проблема: почва у нас — сущая дрянь, даже для выращивания картофеля!
Но у меня имелась надежда улучшить её внесением гумуса, выделяемого специально выведенными дождевыми червями, после пожирания ими всяческих органических остатков — вроде торфяной вскрыши, которой на соответствующих разработках просто девать некуда.
Поэтому, ещё разок «отмотаем» на пару лет назад.
* * *
Вторая (после дальневосточной) экспедиция вермикологов (учёных изучающих дождевых червей) вернулась из Чуйской долины через три месяца с «чуйскими» же червями, жива — но здорова лишь частично: едва ли не половина личного состава заразилась «на Югах» желтухой. А начальник экспедиции по научной части, опровергая известную народную пословицу «зараза к заразе не пристаёт» — умудрился подцепить какого-то шибко зловредного среднеазиатского паразита и, где-то с полгода дристал дальше чем видел.
Но, слава Богу в этот раз обошлось без траурных церемоний — в родных стенах все до одного немедленно выздоровели.
Эксперименты по скрещиваю трёх видов дождевых червей — маньчжурского, владимирского и чуйского — шли один за другим год за годом и, с каждым прошедшим из них — их гибриды становились всё выносливее, прожорливее и плодовитее. Наконец, летом 1927-го года главный вермиколог по прозвищу Фанатик смог с уверенностью сказать:
— Это совершенно новый вид дождевого червя!
После бурных ликований с обнимашками и поцелуями в дёсны «а-ля Леонид Ильич», от которых я искусно уклонился, кто-то из «младших научных сотрудников» спросил:
— Как назовём новый вид дождевого червя, товарищи?
Как и в любом затруднительном случае, все почему-то уставились на меня — как на какого-то чудотворца.
Ну, что ж — мне не привыкать!
Я, уже привычно напряг свой незаурядный гений и почти тут же выдал «на гора»:
— Предлагаю назвать наш гибрад — «Красный ульяновский дождевой червь».
И первым поднимаю руку:
— Кто за?
Предложение прокатило на «ура». Лес рук и:
— Принято единогласно: пишите заявку в Нобелевский комитет, Ипполит Степанович!
Последнее было моей несколько «плоской» шуткой… Но заявку, во все положенные в таких случаях инстанции вермикологи всё же подали — не исключая и вышеназванную международную организацию.
Конечно, ответа из Стокгольма не дождались — да не очень то и, ждали преференций от завистливых и пакостливых империалистов!
Внутри страны тоже — не сразу заценили нами сделанное. В самом же Ульяновске, группу вермикологов — долгое время считали за придурков и никто из девушек не спешил заводить с ними знакомства, отсылая их к безотказной и многодетной солдатке Никитиной…
Так — подтрунивали иногда беззлобно!
Лишь Председатель «Красного рассвета» Клим Крынкин относился к делу разведения червей очень серьёзно, частенько заезжая на «вермиферму» за отличной наживкой и, в ответку снабжая «младших научных сотрудников» свежей рыбой и убойным ульяновским самогоном.
* * *
Первый год урожай картошки на «неугодье» Ульяновского подхоза — был так себе, хотя и благодаря использованию в качестве удобрения фосфатов (выделяемых из доменного шлака бывшего ульяновского чугунолитейного завода) несколько выше ожидаемого. «Сам-три» где-то, может быть — чуть выше. В принципе то, оно и к лучшему: овощехранилища и перерабатывающие мощности — тогда ещё не были готовы и, вырасти мы сверх возможности сохранить или переработать — всё равно бы оно пропало и, лишь расхолодило б народ.
Далее, год от года производство картофеля в Ульяновском подхозе росло — благодаря вносимого в почву «неудобья» торфа, фосфатов и побочных продуктов производства аммиака из урины. Слав те Осподи, чем чем — но картохой, ульяновцы буквально обжирались, даже когда вокруг случался недород. Объедались мелкой картошкой с очистками да отходами и, свиньи на ферме при «Воспитательно-трудовой колонии (ВТК) для несовершеннолетних им. Кулибина» — отчего жирели просто не по дням, а по часам. В результате, ульяновцы дополнительно к своему в основном вегетарианскому рациону — имели трошки мясца да сальца.
Съездив летом 1925-го года в Париж на «Международную выставку современных декоративных и промышленных искусств», я привёз где-то с мешок розовой картошки неизвестного сорта. По моему глубочайшем убеждению — это была знаменитая «берлинка», но наш народ распробовав — назвал этот сорт «парижанкой»…
Ну, да ему народу — видней, как назвать.
Привезённые оттуда же нутрии, плодились и размножались и, давали не только ценный мех — но и пять-шесть килограмм диетического, легкоусвояемого мяса…
Правда, его никто из местных почему-то не жрал!
Ибо, нутрия по виду уж шибко страхолюдна, а отсталый — несмотря на все мои усилия электорат, ещё обладает какими-то средневековыми предрассудками и, не хочет кушать заморских лохматых «крыс».
Ну да и хрен с вами — насиловать никого не стал, хотя просто руки чесались это проделать — а через своего «суперинтенданта» наладил поставки полуфабрикатов в РККА в целом и в Действующую на Дальне востоке армию в частности.
Известно с испокон веков: наш воин не собака — сожрёт и даже нюхать не станет!
Ну и, в края — где рьянее всего строили светлое коммунистическое будущее: в зиновьевский Ленинград, кедровский Архангельск, да ворошиловский Донбасс. Там эту «крысу» в глаза не видели, поэтому за обе щёки лопали её мясцо, нахваливали и, не спрашивали чьё оно — а только просили:
— Дай ещё!
Естественно, я «давал» не за просто так — а за какие-нибудь, вполне конкретные «плюшки».
И тем не менее с моей лёгкой руки, после рекламы, пиара и просвещения досель тёмной в таких делах общественности — разведение нутрий стало в нашей стране модным течением и, даже начало перегонять по популярности кролиководство. Так что если Ильф и Петров всё же вздумают писать «13 стульев», то наверняка Отец Фёдор у них будет двигаться по этой высокодоходной теме.
Потихоньку-помаленьку столицей нутриеводства стала Астраханская губерния — где имелось просто прорва водной растительности и, где эти зверьки могли зимовать в вольерах на открытом воздухе — а не в тёплых помещениях, как на Нижегородчине.
Однако, про картошку…
По осени же 1925 года, подписал одного паренька старше меня на два года — недавнего выпускника Киевской сельскохозяйственного института по фамилии Лысенко3, произвести полный селекционный «апгрейд» её… Убей меня гром — молнией в дупу, но не могу вспомнить — где и в связи с чем, эту фамилию слышал.
Должно быть, вслед за склерозом — меня мимолётным видением «déjà vu» посетил!
Тоже — ничего такого особенного сперва, но этим корнеплодом — мы уже стали немного приторговывать за пределы волости.
Следующий 1926 год — был «туда-сюда», а вот в 1927 году, воистину — был прорыв!
Урожай картофеля был такой, что восемь десятых его — пришлось продать в Нижний Новгород. Ещё через год, хрустящие чипсы произведённые в ульяновских артелях — заполонили прилавки магазинов всех крупных городов центральной России.
Естественно, я не растерялся и раструбил по всей стране и, за её пределы — про чудодейственных «красных ульяновских червей». Хорошенько потрудился-постарался на этой ниве и, Трофим Денисович Лысенко — написавший в соавторстве с Фанатиком целый научный трактат: «Влияние вермического фактора на продолжительность фаз развития растений. Опыт со картофелем и коноплёй». Новшество в науке, тут же было в полной мере оценено ведущими советскими учёными-ботаниками из «ВАСХНИЛ», присвоившим им обоим первые научные звания.
Гумус вырабатываемый нашими дождевыми червями — продавался по всей стране вагонами и, передовые газетные страницы пестрили фотоснимками моркови — весящей по два с половиной килограмма, трёхкилограммовой репе, полупудовой капусте… У отдельных огородников-умельцев и пригородных совхозов, урожаи лука достигли шестидесяти тонн с гектара, а того же картофеля нередко и четырёхсот тонн.
Внутренний валовый продукт (ВВП) Ульяновска стал прирастать туризмом: за «маточным поголовьем» — энтузиасты толпами приезжали со всех концов необъятного Советского Союза, раскинувшегося на одной шестой земной суши и, из-за его пределов. Даже, были случаи контрабанды красных ульяновских червей — к счастью вовремя пресечённые нашими бдительными чекистами… Ээээ…
Таможенниками!
В газетах была шумиха по этому поводу и, я стэба ради — предложил через прессу приравнять незаконный вывоз нашего красного червя к контрреволюции…
Этот вопрос всерьёз обсуждался в Совнаркоме, Совнархозе и Верховном Совете — у нас ни к чему (ни к плохому, ни к хорошему) нейтрально-рассудительно относиться не могут… Правда, у наших вождей, всё же ума хватило не принять «червивый» закон.
После грандиозной пропагандисткой трескотни — к коей и сам в немалой степени приложил руку, вермикологи тотчас стали по популярности — вровень с будущими челюскинцами. Тотчас, все они переженились или дополнительно к уже имеющейся благоверной — обзавелись любовницами, а наших червяков стали разводить везде — вплоть до цветочных горшков на подоконниках.
Доморощенные энтузиасты-вермикологи придумали держать ульяновский червей в деревянных ящиках под клетками кроликов или новомодных нутрий. Питаясь падающими сверху высококалорийными какашками, недоеденными ими травой, сеном и корнеплодами — червь-гермафродит плодился как перепуганный и, в свою очередь — питал собой кур-несушек. Благодарные за протеиновый рацион Рябы, в свою очередь — «метали» яйца с производительностью нерестящегося в Волге каспийского осетра.
На самой же «Вермиферме» заработала опытно-промышленная установка по переработке червей в «белково-витаминную муку» — биологически активную добавку в корм животных.
Ну и в заключение истории «про червей»: под шумок я добился ликвидации «Горемыкинского совхоза», объединения его с Вермифермой «Красный червь» и создания акционерного агро-промышленного объединения «Красный агропром», имеющего свою моторно-тракторную станцию «МТС» и даже собственный «Совхоз-техникум» для подготовки специалистов по разведению дождевых червей.
* * *
Но не одной лишь картошкой живёт сельское хозяйство Нижегородского края!
Как уже рассказывал, по договору с одним из трестов «Лессиндиката» — ведущего лесозаготовки во всей Нижегородской губернии, все делянки после вырубки деловой древесины переходили в полное и бессрочное пользование акционерному обществу «Красный лесхимпром». Тот, тщательно подчищал их за бесхозяйственно-расточительным госпредприятием — используя буквально всё доставшееся на халяву «некондиционное» сырьё: от пней и вплоть до верхушек деревьев и опавшей хвои, превращая их в нечто полезное — дрова и стройматериалы для населения, или дёготь для нашей ульяновской кустарно-артельной химии.
Кроме того, в небольшом количестве и по принципу «тильки для себэ» — бензол, ксилол, толуол, фенол, гваякол и некоторые другие…
Но это уже другая — очень далёкая от сельского хозяйства тема.
«Подчищенные» от всего деревянного участки передавались артелям акционерного общества «Красный агропром», которые наняв местную рабочую силу, скупив по окрестным деревням многолетние залежи всех видов навоза и используя торфяную вскрышу и верховой торф, выращивали грибы — по большей части шампиньоны и белые навозники.
На оставшееся после грибов органике выращивали красных ульяновских червей, а гумус реализовали или разбросав по полю перепахивали и сажали картофель или…
Коноплю!
Очень серьёзная культура, зря смеётесь.
Что касаемо «реальной истории», то Советское правительство — значение каннабиса для Первого в мире государства трудящихся хорошо понимало и уделяло это отрасли повышенное внимание. В годы первых пятилеток были разработаны и запущены в серийное производство специализированные машины для уборки и переработки конопли. Среди коноплянноводов поощрялось стахановское движение, а лучшие из них — награждались почётными значками, медалями и орденами СССР.
Я же в «текущей реальности», не обладая возможностью кроме всего прочего производить серийные специализированные машины для конопляного растениеводства, как и в случае с красным ульяновским дождевым червём и картофелем — все усилия вложил в селекцию самой конопли. Вложения минимальные, отдача обещала быть по максимуму.
Приглашённый и согласившийся стать Заведующим ульяновской «Станции селекции сельскохозяйственных культур» (СССК), Лысенко Трофим Денисович прославил своё имя — не столько работами по выведению новых сортов картофеля, сколько конопли. Для этого он, руководствуясь самой передовой по тем временам мичуринской методой (а, может я что-то путаю), скрещивал(?) саморучно и перекрёстно опылял разные сорта этого растения, взятые со всего света. Чаще всего, ему их семена привозил Николай Иванович Вавилов — который в поисках «прото-пшеницы», на деньги — оставшиеся у Советского правительства после помощи германским и британским рабочим в деле борьбы с собственной буржуазией, объездил все континенты и материки.
За исключением Антарктиды и Атлантиды, разве что. В первой — зверски холодно и, если какая «прото-пшеница» и была — то её давно склевали прожорливые пингвины. А вторая — утонула ещё во времена древних шумеров и, до сих пор ещё не всплыла.
«Прото-пшеницу» Николай Иванович так и не нашёл, зато регулярно привозил знакомым дамам предметы дамского туалета, знакомым кавалерам — предметы мужских аксессуаров (вроде резинового фалоиммитатора для Генриха Ягоды), а знакомым ботаникам — какие-нибудь диковинные растения, вроде топинамбура — за который, его в конце концов и посадили.
Как-то раз прогуливаясь с Трофимом Денисовичем по опытной конопляной делянке и беседуя, я выслушав про все беды и нужды коноплеводов, в шутку фыркнул:
— Идиот ваш Вавилов и, если его в конце концов загеноцидят — то правильно сделают.
Общение с ведущим советским ботаником, меня всегда настраивало на очень позитивный лад. Если по какой-то причине грустно, если на сердце тоскливо — хоть волком вой, а в душе — скребут и там же гадят кошки, то я иду к Лысенко и, пообщавшись с ним всего лишь с часок — вновь становлюсь весёлым и находчивым.
Особенно, забавляла-умиляла его привычка ходить по пахоте босиком, оставляя на ней следы — сходные со следами «йети». Как-то раз, я даже сфотографировал их и, на 1 апреля опубликовал снимки в нескольких газетах, в том числе и заграничных — выдав за следы реликтовой обезьяны, якобы сохранившейся в нижегородских болотах и лесах.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
