И аз создам! Глава 12. Хлеб - всему голова!

И аз создам! Глава 12. Хлеб — всему голова!

Глава 12. Хлеб — всему голова!

ХЛЕБ — ВСЕМУ ГОЛОВА!!!

Кто опровергнет эту простую — как ржаной сухарь, истину?

Правда из-за особенностей климата Нижегородского края, этот «хлеб» в наших широтах может быть только «вторым»… Картошкой стало быть, на которую я сделал основную ставку.

Почему не рожь иль не пшеница, скажем?

Места здесь густо заросшие лесом, с небольшими посевными площадями. При норме потребления двенадцать пудов ржи на душу в год, урожайность тогда была практически как при генсеке Горохе — около пятидесяти пудов с десятины, это семь-восемь центнеров с гектара. И как следствие — хроническое недоедание в крестьянских семьях (а таких было едва ли не восемьдесят процентов из всего количества), являлось повседневной обыденностью.

Но, это даже не полбеды — это вообще не беда…

Два-три года в каждом десятилетие — то холодно, то дождь не вовремя и, в результате — недород, от которого в старину умирали практически все младенцы.

Да и не только в старину!

Ещё не успели сгнить деревянные кресты на бесчисленных могилах жертв грандиозного голода в Поволжье начала 20-х годов и, эта ситуация — в любой момент может повториться и, даже усугубиться. Одна из главных причин такой ситуации то, что рожь в это время — монокультура, исторически вбранная нашими предками как самая морозостойкая. Ни пшеница, ни ячмень, ни овес в наших краях — не могут с ней соперничать по этому важнейшему признаку, разве что лебеда.

Но при всех своих несомненных достоинствах — рожь низкоурожайная, даже на хороших земля дающая не более восьми центнеров с гектара.

Картофеля же, с той же территории, при особо блапгоприятных условиях — можно собрать до четырёхсот!

Конечно же, я на радостях несколько залупил с рекордами… Но в среднем — двести-четыреста центнеров с гектара — это вполне реальная цифра.

Естественно надо учитывать, что в отличии от зёрен злаков — клубни картофеля водянистые, менее калорийные и нуждаются в особых условиях для хранения… Но всё равно: замена монополии ржи на полях, монополией картошки — позволяется вырастить как минимум в десять раз больше пищи с той же посевной площади.

К тому же, картофель менее требователен к почве и растёт там — где рожь даже не взойдёт. Картофель имеет меньший вегетативный период, а выкапывать-собирать её можно даже под проливным дождём.

Для его выращивания не нужна лошадь — можно обойтись лопатой и теми двумя «заготовками», что её держат. Ведь, вскопать вручную участок в десять соток — которые дадут две-три тонны картошки и, обеспечат продовольствием семью из четырёх человек — не трудно, это совсем плёвое дело для наших привыкших к тяжёлой физической работе предков.

Напротив, чтоб вспахать поле в сто — сто пятьдесят соток, дающего равноценное по калорийности количество ржи — требуется лошадь. Если её нет, то семье приходится залезать в долги, в кабалу. Сейчас, конечно, с этим попроще — сам в холопах не окажешься и детей своих продавать проезжим купцам, как в старину, не придётся…

Но тоже мало хорошего.

И на мельницу возить, чтоб молотить в муку как рожь, картоху не требуется — достал из погреба и, жарь её, вари, парь или так — сырой фуярь. Стало быть и мельнику платить не надо — денежка в семье останется.

Одни преимущества, короче!

Конечно, питаться одной лишь картошкой — «удовольствие» ещё то, но по сравнению с вероятностью тупо сдохнуть с голода в первый же недород — более заманчивый вариант.

К тому же «меню» можно разнообразить подножным кормом — от даров леса в виде грибов-ягод, до произрастающей на собственном огороде зелени. Опять же рыбку можно ловить в многочисленных речках и озёрцах. Добавьте сюда молочко от собственной Бурёнки, яички от собственной курочки Рябы и, жить на Руси крестьянину — уже можно хорошо и даже достаточно весело.

И опять же, если захотел хлебушка — можно купить его в магазине сделанного из украинской, донской, кубанской или сибирской пшенички и, причём совсем не дорого — если в благоприятный в тех местах год, конечно.

Кроме простого продукта питания — для прокорма подотчётного нам с Ждановым населения, имелось и ещё одно соображение с дальним прицелом: синтетический каучук — который первым делом научились производить из этилового спирта.

Самый же дешёвый спирт получался именно из картошки!

Исходя из вышеприведённых соображений, я решил сделать картофель монокультурой в Нижегородской губернии, а затем и крае… Были сделаны первые шаги в этом направлении: создан Ульяновский подхоз (подсобное хозяйство), привезен семенные клубни из Франции, создана селекционная станция и нанят ею заведующий — некто Лысенко, недавний выпускник Киевской сельхозакадемии.

Однако, дальше всё застопорилось — прямо-таки колом встало, на котором висит мочало — начинай всю «альтернативку» с начала.

И вот в этом месте надо обязательно надо обязательно упомянуть об досадной «капельке дёгтя», грозящего испортить мне всю обедню: к моему сущему удивлению, сия сельскохозяйственная культура была среди хроноаборигеннов малоуважаемой — особенно среди тех, которые проживали в сельской местности. Рожь, гречиха, репа — а картофель крестьяне сажали неохотно, даже несмотря на постоянно грозящий голод…

Почему?

Думаю по той же причине, по какой православные не едят конину и телятину — лучше подохнут, а мусульмане — свинину. Такова, увы, сила традиции и, я планирую её решительно переломить — сделав картофель монокультурой в Нижегородском крае.

Кроме хроноаборигенского менталитета и силы многовековой привычки — заставляющей местных селюков сажать рож, овёс, да репу на огородах — мне мешали…

Кулаки!

Да, да — те самые.

— Разве «те самые»? — поправлю сам себя, — «те», да не те: после того как моими трудами осень 1925-го года история — из «реальной» стала «альтернативой», российский кулак стал несколько другим…

Более так сказать — креативно-продвинутым.

Так что прежде чем строить заводы синтетического каучука, нужно…

Договориться с крестьянами? Особенно с так называемыми «кулаками»?!

Неоднократно пробовал, но менять многовековой уклад жизни, те категорически отказывались.

Значит, что…?

…Правильно, соображаете!

Значит, надо произвести на Нижегородчине коллективизацию — иначе ничего из моей затеи с картофелем не выйдет.

Однако обо всём по порядку и вернувшись несколько назад в прошлое, когда «текущая реальность» ещё не успела стать «альтернативной историей»… Кто не знает — тому будет интересно, кто знает — пролистнёт пару страниц.

* * *

Не успела на московском Олимпе власти к лету 1925 года стихнуть одна конфронтация — между группами Троцкого и Зиновьева в кою входил и Сталин, как почти тут же вспыхнула другая — ещё более острая и более опасная, так как она велась уже не между личностями — а между теориями. Спровоцировал же её член Политбюро с июня 1924 года, ведущий теоретик партии Николай Бухарин — по прозвищу «Коля Балаболкин», вдобавок к тому бывший ещё ответственным редактором центрального органа РКП(б) — газеты «Правда» и, её теоретического органа — журнала «Большевик».

К тому времени, о том что «НЭП завёл куда-то не туда» — не говорил лишь самый ленивый большевик!

Он обернулся восстановлением самых заурядных рыночных отношений раннекапиталистического толка, появлением новой буржуазии в городе и усиливающимся расслоением крестьянства в деревне. «Новая экономическая политика», так и осталась — прежде всего свободой торговли, разрешением на аренду и сдачу в концессии предприятий.

Не более того!

Социализм, дорогой к которому якобы должен был послужить НЭП — всё ещё оставался призрачной мечтой.

Однако, не всё было так печально: после докладов Председателя ВСХН Феликса Дзержинского на 14-й партконференции и 5-ом Съезде Советов СССР — тихо и спокойно, без шума и трескотни пропаганды началось то, что спустя три года получило название «Пятилетний план». План, к работе над которым в «реальной истории» приступили уже в 1926 году.

Таким образом, задача будущего развития промышленности теоретически была решена — дело оставалось за практикой: постоянным финансированием строительства новых предприятий и, восстановления и модернизации существующих. Проблемы сельского хозяйства оказались значительно сложнее, хотя и тоже — не нерешаемыми.

Однако, кое-кому видать было досадно, что что-то в этом мире происходит мимо него!

И, «Коля Балаболкин» решил внести свою лепту, так сказать — в «исторический процесс».

Бухарин, как истинный теоретик-марксист, начал анализ происходящего в стране с непременного отправного пункта — с работ Ленина, посвященных НЭПу, уже почти четырёхлетней давности. Ещё раз перечитав его статьи «О продналоге» и «О кооперации», он вдруг обнаружил — что они представляет собой два самостоятельных стратегических плана, последовательно сменявший друг друга.

Опуская всю бухаринскую трескотню в журнале «Большевик», приведу лишь заключительные слова, вызвавшие скандал:

«Обогащайтесь, накапливайте, развивайте своё хозяйство».

По моему мнению, ничего более тупее — придумать было нельзя, даже если хорошенько напрячься!

Ладно допускаю, что заботливая мама говорит своему неразумному дитяти: «Одевайся теплее!», «Хорошенько кушай!» или «Не связывайся с нехорошими мальчиками!». А что означает призыв «Обогащайтесь!» ведущего теоретика партии — обращённый к умудрённым жизнью потомственным крестьянам?

Что, до сих пор они жили под лозунгом: «Нищайте»?! «Не копите деньги»?! «Не развивайте своё хозяйство»?!

И ладно б, если эта статья была бы напечатана в какой-нибудь «Сельской нови» — которую мужики охотно раскупают на самокрутки!

Однако, если газета «Правда» — пропагандисткой печатный орган партии, то «политико-экономический еженедельник» журнал «Большевик», по своей сути — теоретический орган ЦК ВКП(б). Это обстоятельство неопровержимо доказывает то, что не заботой о зажиточном мужике руководствовался автор сей статьи — а своим собственным пиаром.

Всё бы не беда, но ведь всё, что публиковал теоретический орган ВКП(б) (ставший с начала 1925 года своеобразной испытательной площадкой для проверки предложений, призванных решить все задачи деревни, а вместе с тем и самого НЭПа) — воспринималось членами партии как истина в конечной инстанции. Требовавшая не только безоговорочного принятия, но и неукоснительного претворения в жизнь. И, статья Николая Бухарина в нём, вызвала весьма печальные последствия для НЭПа и страны в целом.

Как ни странно, первая реакция руководства большевистской партии была довольно вялой, хотя содержание статьи Бухарина была ему известна ещё до опубликования. Первой в бой за «мужнино теоретическое наследство» кинулась Крупская — считавшая себя единственной верной его толковательницей и, с помощью тех же надёрганных «из Ленина» цитат, настучавшая Балаболкину по кумполу. Затем, бухаринский призыв «обогащаться» осудила в газете «Комсомольская правда» тройка секретарей ЦК, в том числе и Сталин. Однако, эти «опровержения» в журнале «Большевик» — ответственным редактором которого был сам зачинатель скандала, не появились. Ну а там лето — сезон отпусков и, до осени — про эту историю почти забыли…

Было ли то случайным совпадением или нет, но именно ко времени возобновления дискуссии в верхах о приемлемости скандального лозунга «обогащайтесь», Центральным статистическим управлением (ЦСУ) был опубликован «Прогноз на урожай 1925 года и перспективы его реализации», а малоизвестным экономистом М. Голендо аналитическая статья «Вес отдельных социальных групп в общей массе населения и в производстве хлеба».

Материалы «ЦСУ» показали, что урожай 1925 года — уборка которого уже шла повсеместно, а в ряде регионов и, завершалась — должен был стать, мягко говоря — рекордным!

Экономист Голендо же, опираясь на сухие цифры бесстрастной статистики, обнаружил нечто неожиданное для марксистов-теоретиков. Оказалось, что более шестидесяти процентов товарного хлеба — даёт небольшая группа крестьян, составляющих всего 12 процентов дворов и 14 процентов деревенского населения. А основная масса крестьян выращивает продовольствие чисто на собственный прокорм и зачастую — вынуждена даже покупать его.

Вот же, какая нежданка!

И, кто б мог только подумать…

От весьма радужных перспектив, в Политбюро, СТО, Госплане и Внешторге «в зобу дыханье спёрло». Окрылённые неожиданно высокими надеждами на высокий урожай, там думали только о том — как лучше всего использовать столь благоприятную ситуацию. Основываясь «Прогнозом на урожай 1925 года», определили основные рамки бюджета и экспортно-импортного плана — будучи уверенными в том, что до 1 января 1926 года им удастся закупить две трети нужного количества хлеба. Мировые цены на зерно были высокими как никогда и было решено воспользоваться этим — для чего было решено заранее зафрахтовать суда.

Даже изрядно волновались за их нехватку!

Ещё до завершения хлебозаготовительной кампании, Политбюро решило начать тратить будущие доходы. Объявили о поднятия зарплаты рабочим и доведения её до довоенного уровня, одобрили разработанный Внешторгом и ВСНХ и, утверждённый СТО план размещения в Великобритании заказов на оборудование для бумажной, нефтяной, металлургической, металлообрабатывающей, электротехнической, химической и военной отраслей промышленности — на общую сумму в 150 миллионов рублей.

Однако, мало хлеба — беда, много хлеба — не меньшая беда!

После завершения уборочных работ, стоимость зерна на внутреннем рынке упала в три-четыре раза…

А как же лозунг «обогащайтесь»? Крестьянин же, из-за обвала цен — может не обогатиться, не накопить средств, не развить хозяйство?!

Сей лозунг, опубликованный в теоретическом органе ВКП(б) и никем досель не опровергнутый, приняли как руководство к действию. На первом же расширенном заседании Политбюро — Бухарин, Рыков и Троцкий вынесли постановление «О введении твёрдых цен в ходе хлебозаготовок». Таковые, решено было установить исходя из существующих мировых цен(!) с учётом произведённых продаж за рубеж и их соответствия с планами экспорта.

Чтоб увеличить спрос на зерно и, следовательно — рыночную цену и, в конечном итоге — доходы «справному хозяину», было даже решено увеличить производство спиртных напитков!

Конечно же, российский крестьянин журнал «Большевик» не читает…

Однако, он всей своей развитой за тысячелетие угнетения «чуйкой» — понял, что с ним заигрывают и, тут же показал своё истинное — куркульское мурло.

Те самые «зажиточные» — о которых так пёкся «ведущий теоретик партии», составляющие всего «двенадцать процентов населения и четырнадцать дворов», сочли даже «твёрдые с учётом мировых» цены слишком низкими и, не сговариваясь решили придержать излишки зерна в амбарах до весны — надеясь ещё больше «обогатиться, накопить» и ещё больше «развить хозяйство».

А тем временем, все прежние грандиозные планы пошли кувырком!

В Аргентине и Канаде урожаи зерновых тоже оказались «рекордными» и, мировая цена — рухнула куда-то ниже уровня городской канализации… Заплатив по «твёрдой цене» два рубля за пшеницу, приходилось реализовывать её за всего полтора по общемировой рыночной… Советские порты оказались забитыми зафрактованными судами, ожидающими погрузки и, вместо ожидаемых доходов — приходилось тратить валюту, платя за их простой…

Беда не приходит одна, а только лишь в дружной компании!

Закупки хлеба по высоким ценам, привело к тому, что у крестьян скопилось много денег. Хотя, цены на промтовары тут же подскочили в два раза, в «сельпо» тут же не стало самого необходимого — мануфактуры, обуви, соли, сахара, махорки, простейших сельскохозяйственных орудий.

Нехватка зерна на экспорт по заранее заключённым контрактам, заставил изымать его — где только можно и, даже — где нельзя.

Даже с городских мельниц!

Это тут же привело к нехватке и подорожанию продовольствия в промышленных центрах. Пролетариат ответил традиционно — ростом забастовок на крупнейших предприятиях, по идее — опорах большевизма. Стачки были длительными — по месяцу и более и, многочисленными — до двух с половиной тысяч протестующих.

Политбюро, СТО, СНК и ВСНХ (видимо как забеременевшие школьницы — надеясь, что само-собой рассосётся), долго хранили молчание по поводу сложившейся ситуации — делая вид, что в стране всё благополучно. Отмалчивался и автор всей этой бузы — «ведущий теоретик партии» Коля Балаболкин.

Наконец, Зиновий Каменев на одном из осенних пленумов, после изрядного разглагольствования — вскрыл суть событий, уже традиционно — всуе помянув Основателя и даже Создателя:

«22 миллиона крестьянских хозяйств действовали каждый для себя. По той формуле, которую Ленин ненавидел больше всего, которую он приводил как характеристику капиталистических отношений: каждый за себя, а Бог за всех…».

Доклад Каменева хоть и не имел каких-то немедленных фатальных последствий, но всё же заставил членов ЦК задуматься: а правильна ли выработанная 14-й партконференцией политика по отношению к крестьянству в целом? Кого следует считать «кулаком» или «середняком»? На кого следует опираться на селе: на те «двенадцать процентов населения и четырнадцать дворов» — дающих больше половины товарного хлеба или на всех остальных? Ну и заодно подумать и, о самом НЭПе — принявшем столь непредсказуемый, подчас даже опасный для государства и его народного хозяйства характер.

Этот политико-экономический кризис не прошёл бесследно!

Он породил следующий, тот в свою очередь следующий…

В конечно итоге, желание зажиточных крестьян «обогатиться» — очень дорого обошлось государству, обществу и в первую очередь — им самим. Не говоря уже про Николая Бухарина, которого его «словесный понос» привёл в расстрельный подвал.

В «реальной истории», которая уже навряд ли повторится а если это и произойдёт — то только с новыми действующими лицами, группа сплотившихся вокруг Сталина большевиков была настроена свершить индустриализацию любой ценой!

Не найдя общего языка с основным производителем хлеба — земледельцем-единоличником, они решительно свернули ему его бородатую головёнку — уничтожив крестьянство как класс. Ибо, колхозников нужно всё же отнести к пролетариату — пусть и к сельскохозяйственому, а не к крестьянству.

А теперь вопрос на засыпку:

— Лучше после этого стало на Руси с хлебом?

В тактическом отношении, без всякого сомнения — да!

Коллективизация позволила произвести индустриалицию — дав «великим стройкам коммунизма» продовольствие и дешёвые рабочие руки.

А в стратегическом? В дальней перспективе?

Вспомним американскую тушёнку «Второй фронт», вспомним закупки зерна у противника в Холодной войне несмотря на освоение Целины, вспомним пустые мясные прилавки советских магазинов и, как минимум — усомнимся.

К тому же, «крестьянство не только хлеб, крестьянство народ производит»!

Вспомним исконно русские города — заселяющиеся в начале 21 века кавказцами да среднеазиатцами и, крепко почешем свой лысый череп: а нельзя ли сделать так — чтоб у верхушки большевиков не было причин сгонять крестьян в колхозы? Чтоб крупные сельхозпроизводители (а без них никак!) сами — естественным путём образовывались, развивались и увеличивали производство продовольствия — как на экспорт, так и для внутреннего потребления?

Но то была повторю — «реальная» история!

А её уже нет и, кроме меня — никто про неё и хнать не не знает и, даже не подозревает, что так могло быть.

* * *

История, которая как известно не терпит никаких сослагательных наклонений, с моей помощью стала «альтернативой» и, уже никогда не станет такой, какой должна была быть… Хорошо это или плохо, к лучшему или у худшему — я до сир пор не понял и продолжаю действовать по пословице про собачью ногу и колесо:

— Пищи, но беги!

Вкратце напомню для тех, кто забыл и проинформирую тех, кто не знал:

После проведённой мной операции «Вброс дохлой кошки», осенью 1925-го года — в Москве произошли кой-какие события, после которых страна практически распалась…

Хотя нет, не так: страна стала фактически такой, какой и была провозглашена при создании, то есть:

КОНФЕДЕРАЦИЕЙ !!!

Почитайте конституцию СССР, изучите его устройство и скажите:

А как её ещё можно назвать?

Просто в «реальной истории», очень часто слова расходились с делом, а форма не соответствовала содержанию — вот почему в один «прекрасный момент», всё накрылось одним большим медным тазом.

Так что будем надеяться, что всё — что мной делалось, было сделано к лучшему.

Короче, сохранилось само название — «Союз Советских Социалистических Республик» (СССР), флаг, гимн, герб…

Единое экономическое пространство с единым народно-хозяйственным комплексом, общие — хотя и донельзя дырявые границы, с единым таможенным пространством…

Хотя практически в каждом регионе ходила своя валюта, боны, купоны… Внутренняя валюта Нижегородского края называлась…

«Биткойн»!

Однако, общей «твёрдой валютой» считался именно союзный рубль — все остальные «гривны и тугрики» плясали он него.

В каждом таком «бандустане» — своя «державна мова», но родное дитё предпочитают отдавать именно в русские школы — если желают ему лучшей участи, чем просто погонщика быков.

Короче, на поверку всё оказалось не так уж и плохо, а местами так вообще — очень даже хорошо.

Правящая в Москве так называемая «Семибоярщина» — коллективный орган управления, в котором не видно ни явных ярких лидеров, ни чётко очерченных границ их полномочий и зон ответственности и который вообще не понятно, как управляет…

Даже мне не понятно!

«Россия управляется непосредственно Господом Богом. Иначе невозможно представить, как это государство до сих пор существует», — как-то сказал генерал-фельдмаршал Миних и это как раз тот случай.

Хотя я и пытаюсь и, зачастую небезуспешно через своё «Кремлёвское лобби» влиять на этот процесс.

Так вот, «Семиборщина» не может принять решение не только об коллективизации — но даже об принудительном изъятии «излишков продовольствия» на селе. Ибо кроме всего прочего, панически боится связанных с этим выступлений крестьянства и последующего вторжения войск стран «НАТО» по плану генерала Гофмана.

Ну а я с своей стороны подбрасываю всякие «страшилки» на эту тему, так что с этой стороны всё «тип-топ».

Кроме того, «носителей суверинетов» с Союзе ССР стало больше как бы не в два раза — за счёт распада РСФСР и в каждом из них своя аграрная политика, зачастую диаметрально противовоположная политике Центра.

Достаточно редко и кратковременно собирающиеся съезды правящей ВКП(б) буквально за год выродились в постоянно действующий гротесковый прообраз парламента — «Собрание народных представителей». Как и любой парламент в любой стране мира и, в любой временной промежуток — это пустопоржняя говорильни, служащая ширмой для решений принимаемых кулуарно.

Кулуарные же решения, принимались на негласном сходняке доверенных лиц глав республик и регионов.

Как они решат, так депутаты и «единогласно» проголосуют!

А на этом сходячке «центровых пацанов», вопрос об коллективизации — даже не поднимался ни разу и, мало того — никому такое и в голову не пришло бы…

Ибо там решались более серьёзные вопросы: кто под кем ходит, кто кому башлять должен и против кого дружим.

Вопросы об власти, короче.

Поэтому, что касаемо сельского хозяйства, я могу отвечать только за Нижегородский край — в который как известно, кроме одноимённой губернии с зимы 1925-26-го года — стали входить Чувашская, Марийская и Вотская автономные области.

* * *

Так вот, казалось бы я вполне могу обойтись без коллективизации, благо первый шаг на этом пути был сделан уже давно. Напомню: было образовано АО «Россредмаш» — наращивающее производство тракторов «Мужик» с калоризаторным двигателем, строго в соответствии с графиком. По плану, то бишь, в своё время переданному мной его Председателю Совета директоров — Дыренкову Николаю Ивановичу. Сто тысяч «стальных» коней на полях страны к 1928 году и, главное — районные «машинно-тракторные станции» (МТС), я уверен — в корне изменят расклад производительных сил на селе.

По плану «Секонд-хенд» в село пошли заграничные товары «Торгсина», сгладившие товарный голод.

Наконец, я сам действуя через промышленно-торговый кооператив «Красный рассвет» и завязанные на него структуры — лавинобразно увеличиваю выпуск промышленного оборудования для лёгкой и пищевой промышленности и, ширпотреба — за которые крестьяне охотно отдают хлеб…

Однако, на девственно-чистый горизонт вскоре набежали грозовые тучки — заставившие меня нахмуриться и задуматься.

Во-первых, с ослаблением центральной власти — стал буреть не по дням, а по часам прежний сельский класс-паразит — кулак. Если иметь под этим понятием сельского ростовщика и скупщика хлеба и спекулянта им, конечно — а не каждого «справного» хозяина с домом под железной крышей, сезонно нанимающих на стороне пару «батраков».

Кстати, заметил одну особенность: в последние нанимались не от безвыходности — а от желания в свою очередь стать «хозяином». Ибо так называемые «бедняки», а также ещё несколько категорий этой социальной ниши, вполне себе безбедно сидели на государственной шее и налогах изымаемых со своих односельчан.

Таковы реалии, увы!

И мало того, кулачество уже начало оформляться в политическую силу, пытающуюся влиять на политический расклад…

Правда, пока всего лишь на местах — при выборах в сельские Советы.

Во-вторых, прямо на глазах, «снизу» стал формироваться и быстро расти новый паразитический класс — «товарищи». Так стали называть членов «товариществ по совместной обработки земли», скинувшихся и приобрётших трактор.

Это был для меня вообще — как удар фашистским кованным сапогом ниже пояса!

Здесь надо буквально в двух словах пояснить…

По суровым законом рынка, с возрастанием производительности труда в какой-то области народного хозяйства — неизбежно должно производиться сокращения численности работающих в ней, которые будут вынуждены искать себе другое занятие, чтоб не окочуриться под забором.

Согласны, да?

То бишь, если десять условных крестьян — пахавшие досель на десяти лошадях, объединившиеся в «Товарищество» — купили (взяли в лизинг) десяти-сильный трактор, то при той же площади сельскохозяйственных угодий — пахать должен остаться лишь один из них, а девять других — должны переехать в город и стать индустриальными рабочими.

Однако, на деле — ни фига!

Из-за того, что земля — «общая», один пашет а девять других — в тенёчке брюхо почёсывают.

Конечно, всё несколько обобщено-упрощенно — но я уверен: общий смысл, передан максимально точно. Возможно, более поздние историки об кое о чём утаивают-умалчивают и, главный смысл сталинской коллективизации был именно таков — кроме ограбления сельского кулачества, заставить работать сельских люмпенов.

Кстати, это не обязательно лентяи, хотя тех тоже хватало.

Вдовы с кучей малолетних детишек, инвалиды последних войн, хворые с рождения или от болезней… Все они имели право на земельный пай, но не могли на земле работать. При царизме, им была одна дорога — если не на кладбище — то в батраки-подёнщики. При новых же сложившихся порядках, они могли взять ссуду и, приобретя трактор и наняв тракториста — иметь гарантированный кусок хлеба, пребывая по-прежнему в нищете.

Первая опасность: такой порядок вещей может сложиться в привычку, плодя а русской деревне многочисленные потомства тунеядцев — подобно американским неграм из гетто, живущим на пособия.

Вторая угроза: оба паразитирующих слоёв населения — кулаки и так называемые «товарищи» стали смыкаться, действуя согласованно — стало быть, превращаясь в политическую силу. Первые с баблом, вторые — многочисленны, наглы и горласты — получилась взрывная смесь.

Я ещё без понятия, во что такое «содружество» может вылиться, но… Один из главных принципов попаданцев какой?

— Паровозы надо давить, пока они всего лишь чайники!

Всё бы ничего, мне ни капельки не жалко, но у них же довольно интенсивно рождаются и подрастают дети!

И в тоже же время, площадь обрабатываемой земли остаётся прежней.

Отсюда третья, самая главная угроза: рано или поздно это приведёт к такому социальному взрыву, что Октябрь покажется по сравнению с ним лишь лёгкой разминкой перед кровавой дракой.

Вот в соответствии с этим учением, я и стал действовать, решив провести в Нижегородском крае коллективизацию. Естественно, она не могла быть подобной «реальной» сталинской…

Да и незачем ей таковой быть!

Ибо, есть у меня одна — очень заманчивая зацепка.

* * *

Ульяновская «Красная взаимопомощь», кредитно-кооперативное учреждение — вошедшещее в свою очередь капиталами в общую кассу Нижегородского «Общества взаимного кредита» (ОВК), к лету 1926 года объединилась с себе подобными финансовыми предприятиями соседних губерний в «Средневолжский союз кредитной сельскохозяйственной и кустарно-промысловой кооперации», или более кратко — «Сельскоопсоюз»1.

Структурно, он состоял из:

1) Собрания уполномоченных выборщиков.

2) Совета управляющих.

3) Общего правления.

4) Ревизионной комиссии.

5) Аппарата управления.

Кроме Нижегородчины, имелись конторы «Сельскоопсоюза» в ещё пяти губерниях Среднего Поволжья и число их множилось с каждым годом. И наши люди заняли подобающие им высокие места во всех структурах объединения.

Сказать по правде, «сельскохозяйственного» или «кустарного» там было немногим менее половины!

Происходило активное кредитование кооперативов, артелей и частных лиц для приобретения техники выпускаемой АО «Россредмашем» и «УАЗом». Значительно позже описываемых событий — мини-заводов Ульяновского «Завода заводов». При этом имел место быть такой вид кредитования как «лизинг», другими словами — сдача в долгосрочную аренду с последующим выкупом.

Однако, ещё задолго до этого объединения, у ОВК «Красная взаимопомощь» появились небольшие проблемы с частными заёмщиками…

ЗЛОСТНЫЕ ДОЛЖНИКИ!!!

Буквально чуть-чуть истории…

Оказывается, их «лихие 20-е» были не худшим кредитным раем — чем наши «жирные нулевые»!

После объявления о переходе к «Новой экономической политике» в стране началось восстановление банковской системы — во время Военного коммунизма полностью ликвидированной, как атрибут угнетения трудящихся масс — паразитирующими на них эксплуататорами. Теперь же, большевики — «переобувшись в прыжке», ударными темпами восстановили «Государственный банк», открыли его отделения в губерниях и начали проводить кредитные операции с организациями и населением.

Правда, при этом забыв себя назвать новыми эксплуататорами — отчего на мой взгляд и, пошёл бардак по всей Руси Великой. Всегда так: стесняемся назвать вещи своими именами, обманываем сами себя — а потом удивляемся, когда «получается как всегда».

Затем, как кролик за уши из шляпы фокусника появился уже знакомый нам «Промбанк» — для кредитования промышленности, «Электробанк» — для проведения электрификации и, начали как грибы после тёплого летнего дождя — произрастать акционерные банки со смешанным государственно-частным капиталом.

Финансово-кредитная система Советской России воссоздавалась в условиях экономической разрухи и финансовой неразберихи и, в результате — не могла не быть какой-то «кривобокой»!

Основную массу кредитной денежной массы для населения и особливо для крестьянства, банки всех уровней проводили через кооперацию. В губерниях, из отдельных низовых кооперативов — объединявших людей на местах, создавались кооперативные союзы. Кредитные средства в банках, в конечном итоге — могли получать кооперативы и их союзы и, в меньших объемах — частные лица.

Однако, этого было крайне недостаточно!

Кредитных средств не хватало и, в 1922 году стали стихийно появляться полностью частные кредитные организации — «общества взаимного кредита», к которым относился и наша ульяновская «Красная взаимопомощь». Надо обязательно упомянуть, что «ОВК» начали создаваться и действовать, так сказать «полузаконно» — в отсутствие законодательства, регламентирующего их деятельность. Уставы, по которым они вели кредитно-финансовую деятельность — были ещё дореволюционными, лишь несколько «косметически» идеологически исправленные. По ним, чтобы стать членом «ОВК» — необходимо было сперва приобрести пай на обговоренную сумму.

Вот с ними то, как раз — всё более-менее в порядке!

А вот с государственными и кооперативными кредитными учреждениями…

Однако, дореволюционные «уставы» — вступили в противоречие с действующим советским законодательством и, «хавающий пипл» это вовремя прочухал!

По закону, вроде бы, взыскание просроченной задолженности должно происходить, как и во всём цивилизованном мире — через суд и его решение, затем — через судебных исполнителей и, наконец — через торги изъятого имущества.

Однако, по тому же закону — но по другой статье, изымать за долги нельзя было:

«а) необходимых для него и для находящихся на его иждивении лиц платьев, белья, обуви и предметов домашнего обихода;

б) орудий производства и инструментов, необходимых для профессионального занятия, ремесла или мелкого кустарного промысла должника;

в) необходимых орудий сельского хозяйства, одной коровы, одной лошади или заменяющего их другого вида скота с необходимым на три месяца количеством корма;

г) семян в количестве, необходимом для предстоящего посева обрабатываемой должником земли;

д) неснятого урожая».

В октябре 1924 года этот перечень был дополнен: изъятию не подлежали — даже паевые взносы должника в потребительский и сельскохозяйственный кооперативы!

А что же тогда изымать?!

Кроме того, широко была распространена практика предоставления судом «отсрочки» должнику — вместо немедленного предоставления его имущества в распоряжение кредитора. И, наконец, вишенкой на торте абсурда, было решение предоставлять судебным исполнителям право прекращать исполнительное производство — если местонахождение должника неизвестно, или он не имеет имущества для взыскания.

Рисунок 65. Народный советский суд эпохи НЭПа. С большой долей вероятности происходит именно процесс по возврату кредита заёмщиком.

Думаю, не стоит объяснять как такое, не только потворствовало должностным злоупотреблениям — но и прямо побуждало к ним? Стоит ли теперь удивляться, что как кооператоры 20-х годов — так и частные лица, не отличались высокой финансовой дисциплиной?!

Впрочем, одинаково виноваты были обе стороны: банки проводили кредитование без учета платежеспособности заемщиков — последние не торопились выплачивать долги. Поэтому, первая же операция «Госбанка» по распределению 60 миллиарда «совзнаков» на кредитование населения, обернулась невозвратными многомиллиардными долгами.

В кооперации дело обстояло ещё хуже!

Основные кредитные операции кооперативов в начальный период НЭПа были товарными — распределение в качестве ссуды лошадей, коров и сельскохозяйственного инструмента среди своих членов. Народ наш зело талантлив, что касается всевозможных «схем» и, невозвратная часть этих операций — достигала 80-90 процентов от общего количества выданных ссуд.

Короче, вскоре после восстановления банков в стране победившего пролетариата и примкнувшего к нему крестьянства — с «прокладкой» между ними, её суды оказались завалены безнадежными исками к неплательщикам по кредитам…

В «реальной истории», ситуация начала исправляться лишь к 1927-му году, когда Наркомат финансов разослал по всем губерниям циркуляр с требованием проведения активных мероприятий по взысканию задолженности, а изменения в законодательстве и усиление административных мер позволили избавиться от массовых отказов от уплаты кредитов.

Но большой процент задолженности всё одно остался!

Поэтому, вовсе не является абсурдной мысль, что ещё одной причиной раскулачивания зажиточных крестьян в конце 20-х — начале 30-х годов, была необходимость взыскания с них «старых» долгов по кредитам.

Почему же большевики не назвали вещи своими именами? Думаю по той же причине, по которой они не назвали созданную ими «партноменклатуру» новым эксплуататорским классом — по идеологическим. При этом не подумайте, что я против «эксплуататорских классов»: человеческое сообщество так устроено, что кто-то кого-то обязательно будет эксплуатировать. Вопрос только как это делать: эффективно — ради общего прогресса, или нет.

Ну а о том — эффективно ли эксплуатировала народ советская партноменклатура на протяжении 70-ти с лишним лет, пусть каждый судит сам — я своё мнение никому не навязываю.

* * *

Пока ОВК «Красная взаимопомощь» проводила кредитование своих ульяновцев — особых проблем не было. В нашем городе и даже в волости, все друг друга знали и лица — решающие вопрос о предоставлении кредита отчётливо понимали, кому можно давать деньги в долг, а кому нельзя — только в морду.

Когда же наши «банкиры» протянули свои «щупальца» по всей Нижегородской губернии, а потом и краю — открыв отделения в её уездах и волостях, начались невыплаты по кредитам.

— Ситуация весьма нехорошая, — на совете дольщиков только и нашёлся что сказать Дед Мартимьян — финансовый директор «Красного рассвета», — невозврат платежей достиг пятнадцати процентов!

Ха! Это он ещё ситуации у других кредиторов с заёмщиками не знает — из-за недоразвитости хроноаборигентских средств хранения и передачи информации.

Прежде тщательно изучив и проанализировав сведения о наших должниках прежде, я спокойно молвил:

— Ситуация — действительно нехорошая, но для нас очень многообещающая.

— Как так? — меня не поняли, — как может быть «многообещающим» невозврат денег в кассу?!

— Обыкновенно! Есть реальная возможность провести раскулачивание года на три-четыре раньше.

Меня опять не поняли — чудит, мол опять, контуженный…

Ну и, да ладно! Как самый крупный пайщик обладающий правом решающего голоса, рекомендую:

— Кредитование продолжать в том же объёме, как ни в чём не бывало. Никаких судебных исков и всего такого прочего, должникам не предъявлять — вплоть до моего особого распоряжения.

Меня не поняли в третий раз, но по опыту более ранних «прецедентов» — когда «контуженный» в конце концов оказывался прав, наши финансисты последовали моим рекомендациям.

Навеяло, вот…

В «лихие 90-е», была не у нас — а в нашем областном центре, такая вот весьма занимательная история.

Завелась там одна «ОПГ», которая искала богатеньких — но доверчивых и жадных к сладкой холяве лошков и, так или иначе войдя в доверие — брала у них деньги в долг под солидные проценты. Ну, а потом естественно — «обувала».

Однако, не долго музыка играла!

Другая «ОПГ» — покруче этой, подсунула доморощенным лохотронщикам своего человека под видом богатенького, жадненького, доверчивого Буратины — занявшего тем неимоверно крупную сумму под баснословный процент. Ну, а потом через положенный срок к хитрозадым должникам явились бритоголовые братки в малиновых пиджаках с бейсбольными битами и, выбили всё до копейки и сверх того — зачастую отправив тех бомжевать под открытым небом, лишив жилплощади.

Здесь надо заметить, что сотрудники «Красной взаимопомощи» с самого начала действовали по моим довольно жёстким по условиям кредитования инструкциям. Я избегал кредитовать «наличкой», или даже «безналом» другие акционерные общества, кооперативы или артели, без залога:

— Там крайних не найдёшь! Подсунут для суда и отсидки какого-нибудь «зиц-председателя» — да тем и отделаются.

Юридическим лицам светил только лизинг техники: трактор с выбитыми номерами на картере-остове — найти и отсудить проще, чем чемодан с банкнотами. Конечно, редкие исключения были — но только для доверенных, неоднократно проверенных на деле и крепко стоящих на ногах организаций.

Кредитовать «живыми» деньгами я предпочитал частников, имеющих добротную недвижимость:

— Увидел у мужика крытую железом крышу на доме, значит — наш клиент!

Таким образом, в должниках у меня оказались сплошь и рядом сельские мироеды — так называемые «кулаки». Тем, кто скажет что это «сельские труженики», я отвечу народной мудростью: «От трудов праведных не наживёшь палат каменных». Что б в нашем Нечерноземье, где полгода с лишним зима — разбогатеть личным трудом на ниве сельского хозяйства…

Да вы шутить изволите, на диване сидучи!

Где-то в более южных регионах — поближе к Румынии, такое наверное возможно. Но сказать по правде — мне как-то резко фиолетово, что там происходит — нехай хоть на головах с оседельцами скачут.

Кулаки в нашей «Средней полосе», были именно — сельские спекулянты и, никак иначе — под дикий процент ссужающие своих односельчан в трудный год, когда те буквально от голода сдыхали.

Ещё очень важно отметить, что хоть и, я всеми известными и доступными способами рекламировал финансовые услуги «Красной взаимопомощи» — но сами кредиты никому не навязывал и насильно не заставлял их брать.

Сами приходили и просили:

— ДАЙ!!!

Рекламу создавал «дурной пример»: один занял денег, не отдал вовремя — и ничего ему за это не было, даже повестки в суд. Рассказал другому, третьему, те — ещё троим-десятерым каждый и, понеслась — как снежная лавина с высокой горы на незадачливого альпиниста… Опять же: народ у нас очень умный и ушлый — что касается кого-нибудь наипать и, некоторые — даже без всякого попаданца с его послезнанием, догадались брать кредит — чтоб якобы погасить кредит.

А потом — ещё и ещё!

Через год после того «заседания», изучая бумагу со статистикой, я довольно потирал руки:

— Кажись, крупняк попёр — пора «подсекать», пока всю «наживку» не обглодали!

Процент невозврата заёмным ссуд достиг критических тридцати процентов. Дальше надо было, или ставку по кредитам поднимать до заоблачных высот — чтоб покрыть убыток…

А ведь «Красная взаимопомощь» тем и брала — низкой процентной ставкой, в три года выйдя — сперва на губернский уровень, а затем — на республиканский!

Или…

И третьего не дано!

* * *

Я выбрал второе.

Как и при операции «Хулиганов нет», сперва — тщательная подготовка общественного мнения.

В газетах стали появляться статьи «на злобу дня» и, в этот раз — именно о том, какой ущерб «первому в мире государству рабочих и крестьян» — наносят злостные неплательщики по кредитам. Сколько денег недополучила промышленность — чтоб «догнать и перегнать», сколько наука — для свершения «открытий чудных», сколько образование — для воспитания нового, коммунистического человека…

Наконец, «святее всех святых»: сколько средств недополучила Рабоче-Крестьянская Красная Армия — для повышения своей обороноспособности и, сколько это в конкретных винтовках, пулемётах, пушках, самолётах, танках, крейсерах и даже линкорах. Некоторыми читателями, умеющими думать аналитически, из тех сухих цифр делался вполне определённый вывод:

— А ведь каждая недополученная Красной Армией винтовка, пулемёт, орудие, патрон или снаряд — в случае войны с мировой буржуазией, приведёт к чьей-то смерти! И это будет — ваш хорошо знакомый сосед, ваш лучший друг, ваш единокровный брат, ваш любимый муж, ваш единственный сын или ваш родной отец… Вдумайтесь, товарищи! Хорошенько вдумайтесь!

И в ответных коментах неслось монолитным воплем:

— ДА, ДОКОЛЕ?!

Конечно, имело место изрядное «преувеличение», но среднего гражданина «дутые» цифры просто шокировали и, этот «монолитный вопль» — сигналом передался на самый «верх». Большевистская верхушка в тот период, надо отдать ей должное, ещё только начав «бронзоветь» — очень внимательно следила за настроением масс и, я этим обстоятельством — неоднократно пользовался.

Статьи напечатанные в губернских газетах, стали перепечатывать в центральных — подспудно подводя среднего гражданина к мысли: государство «своё» всегда возьмёт — но возьмёт уже из твоего кармана, а не из загашника должника. И «разум возмущённый» каждого сознательного гражданина, вскипал как тульский самовар на каменноугольном коксе:

— Он взял деньги и может быть — пропил с бабами по кабакам, а я теперь отдавай за него?! ШАЛИШЬ, БРАТ!!!

Последовали весьма многочисленные, «слезливые» письма кооператоров и прочих — разорившихся от невыплаты по кредитам, не могущие не вызвать сочувствия у «широких масс». Наиболее активные читатели открыто спрашивали:

— Что за буза, товарищи? Доколе будет продолжаться этот бардак в стране? Мы для того разве кровь вёдрами на колчаковских фронтах проливали — чтоб безучастными терпилами наблюдать и терпеть безучастно, как её с нас новые эксплуататоры — цистернами пьют?!

— Это что за дела творятся, граждане дорогие? Почему мы — победившие Колчака, Деникина, Юденича и «двунадцать языков» интервентов — не можем победить новых эксплуататоров-должников?!

Роковое слово было сказано!

Кондрат Конофальский уже до того насобачился в марксизме, что в целой серии своих публикаций идейно обогатил его собственной теорией о «возрастании классовой борьбы во время построения социализма в отдельно взятой стране». Об возникновении в ней новых эксплуататорских классов — разжигающих классовую ненависть и обостряющих классовую борьбу.

И это были вовсе не нэпманы или кулаки, в целом!

— …И имя ему — «злостный должник»! Советское государство и народное правительство, давая денежные кредиты всем желающим — предоставило всевозможные благоприятные условия для труженика, — вещал Брат-Кондрат с газетных полос, — но отдельные несознательные граждане, вместо того чтобы честно трудиться — присосались паразитами к народному хозяйству и пьют с него кровь. Предлагаю объявить злостных должников по кредитам новым эксплуататорским классом и вести с ним решительную войну на полное уничтожение: МЫ ИЛИ ОНИ!!!

Здесь мы с ним довольно сильно «разругались» — я играл роль «доброго следователя», он — «злого» (или наоборот, в зависимости от обстоятельств), но нарочитый «срач» — только подогрел интерес к теме, газеты просто выхватывали с рук и, подключив к ней довольно высокопоставленных идеологов большевизма.

Абсурд был как говорится — на лицо и, конечно последние разнесли «в пух и прах» обоих теоретиков — как «Товарища Чё» (Брата-Кондрата то есть), так и меня — пишущего в этот раз под ником «Бред Пить». В журнале «Большевик», мы с ним поочерёдно раскаянно повинились перед «старшими» товарищами — знавшими Маркса и Энгельса чуть ли не лично, признали свою неправоту — перед ветеранами борьбы с самодержавием…

Но, осадочек то остался!

В смысле: общественное мнение, хоть и самую малость, чуть-чуть — но в очередной раз изменилось в нужную мне сторону.

Наконец, в Нижнем Новгороде по инициативе «снизу» собрался симпозиум (по известной причине «съездом» назвать не решился) руководителей банковско-кредитных учреждений среднего уровня центральной России и некоторых регионов. После трёхдневной говорильни и довольно грандиозного шествия по улицам с плакатами и лозунгами, была выбрана «контактная группа» — среди которой затесался и я, которая поехала в Москву на встречу с руководством страны.

Делегаты-финансисты провели переговоры со многими советскими высшими партийными и хозяйственными деятелями. Чаше всего, конечно с Наркомом финансов СССР и творцом денежной реформы Григорием Яковлевичем Сокольниковым (настоящее имя Гирш Яковлевич Бриллиант). Кстати тоже, как и очень многие руководители пролетарского государства — он самого пролетарского из всех пролетарских, происхождения: его папа владел аптекой, а мама — дочь купца первой гильдии. Ну а так — пролетарий пролетарием: сухо-мозолистые руки привыкшие держать молот, вечно сутулая спина и чёрные круги под глазами — от навечно въевшейся каменноугольной пыли…

Бывал на этих встречах и переговорах и, хотя даже как-то разок толкнул кратко-информативную речь на злобу дня, но по большей части помалкивал — лишь внимательно слушая, что говорят другие. На мой взгляд, всё было уже предрешено — так чего попусту языком молоть?

На данном этапе мои и Советского правительства хотелки совпадают в своих главных чертах, а рутинные мелочи пусть обсасывают другие.

Так и случилось: под давлением общественности были изданы соответствующие правительственные постановления, внесены необходимые изменения в уголовный кодекс, в местные органы власти разосланы партийные директивы об «всемерном содействии» и, я (и не только я!) получил легальное обоснование по изъятию материальных ценностей в счёт погашения кредиторской задолженности.

* * *

Ещё одна — тайная причина, по которой следовало бы взяться за «злостных должников»…

После операции «Хулиганов нет», с этим явлением — по крайней мере в обеих столицах и центральных губерниях, за два прошедших года было покончено — если и не навсегда, конечно, то надолго. Комсомольцы — бойцы «ударных отрядов по борьбе с хулиганством», остались не у дел и заскучали. Тем более, время идёт — дети растут и, на место «старых» — приходит молодёжь, которая слушая рассказы о подвигах «ветеранов», рвётся в бой.

А «боя» то, всё нет и нет!

Иметь организованную, пусть и не вооружённую силу — находящуюся в бездействии, это — очень опасно. Детишки, маясь от безделья, способны и сами что-нибудь придумать такое-эдакое, что весьма может не понравиться «старшим товарищам» из Кремля. Те, могут не понять благородных порывов горячих молодых сердец и «всыпать» так, что…

Меньше всего партия большевиков напоминает чадолюбивого папашу, за прегрешения наказывающего неразумного отрока ремнём по заднице!

Та, больше напоминает Раскольникова: чуть, что не так — сразу топором по темечку.

Конечно, кое-какие меры предпринимаются.

Большую часть подросших борцов с хулиганами приняли «Ударные комсомольско-молодёжные строительные отряды» (УКМСО) — про которые я уже как-то рассказывал и ещё не раз расскажу.

Наиболее «воинственных» из уже взрослых бойцов «УКО» — забирает к себе «Полицейская академия», где им «через ноги» — жёсткой муштрой вдалбливается дисциплина. Получаются отличные сотрудники, которых уже начинают ценить, не только в «ВОХРе» и кооперативной «Спецухе» — но и в любых правоохранительных органах. Часть энергии оставшихся — растрачивается на борьбу с детской беспризорностью: облавами совместно с милицией, вылавливанием и определением недавних «союзников» в войне с хулиганством — в детские приюты, дома и воспитательно-трудовые колонии.

Мне удалось внушить Ефиму Анисимову всю серьёзность положения и, кроме всяких организационно-скучных мероприятий — типа политучёбы и политзанятий, он занимает своих бойцов спортом, популярной военно-прикладной игрой «Зарница», походами — в том числе «по местам боевой славы»…

Однако, этого мало!

Молодёжь, точнее: наиболее активная часть молодёжи (а в «УКО» — других просто по определению быть не может), требует настоящего — большого(!) дела. Чтоб, можно было потом детям и внукам рассказать.

Поэтому, Ефим и другие ребята просто обрадовались, когда я им изложил свой план, завершив его в духе эпохи весьма пафосно:

— Товарищи комсомольцы! Мы избавили страну от такого позорного пережитка проклятого прошлого, как хулиганство. Теперь мы должны помочь скинуть с шеи народа новых кровососов — злостных должников!

Те, только руки — соскучившиеся по бейсбольным битам, потирали:

— Ну, наконец-то настоящее дело, Серафим!

Прежде просто Вася Пупкин — а ныне, присно и во веки веков — Василий Васильевич Путин, не зря был приглашён мной на это совещание руководителей командиров «Ударных комсомольских отрядов» со всей губернии:

— С тебя, Василий, техническое обеспечение операции.

— Извини, Серафим…?

— Нужно создать прибор по поиску «эквивалента» стоимости.

Про нашего ВВП будет разговор особый, ныне же просто упомяну в тему: первый патент на изобретение стационарного металлодетектора, предназначенного для предотвращения воровства металлических деталей с заводов, подал американец Жерар Фишер в 1925 году. Наш же Вася годам позже запатентовал переносной прибор. Правда пока, «переносить» его можно было только вдвоём — из-за веса источника питания и, на роль армейского миноискателя он не годился.

* * *

Первую операцию по изъятию задолженности у сельских мироедов возглавлял лично я.

В самом богатом селе на юге Ардатовского уезда, сперва была произведена разведка… Это было сделать достаточно легко, ибо ещё с дореволюционных времён, никакого — былого монолитного единства русской крестьянской общины, не было и в помине. Сельский люд напоминал два, а то и больше враждебных племени — по какой-либо независящей он них самих причине, вынужденных проживать вместе и ждущих только подходящего момента — чтоб перерезать друг другу глотки.

Сдают соседа и даже близкого родственника — только в путь!

Однако, чтоб не выдать «агентуру» и главное — произвести должное впечатление на бородатых пейзан, операция по изъятию задолженности — проводилась по всем правилам «науки» и с применением новейших технических средств.

Село было окружено вневедомственной милицией, внутрь вошли комсомольский отряд с судебными приставами — всё как положено, под охраной курсантов Ульяновской «Полицейской академии». Местные активисты помогают, приглашённые представители прессы фиксируют — чтоб потом осветить событие, так сказать, на полосах своих газет.

Направляемся к первому задолжнику и после «официальных церемоний», спрашиваю у справненького, такого из себя — всего «гладенького», мужичка:

— Гражданин задолжник! Может, чистосердечно покаетесь, рассчитаетесь по долгам перед «Красной взаимопомощью» и, тем самым — облегчив кошелёк, облегчите и свою совесть?

Тот, нараспашку открывает двери амбара, конюшни, коровника и, откровенно глумливо:

— А ты меня «не совести»! У меня больше ничего нет — хоть обыщитесь.

Действительно — одна лошадь, одна корова, один плуг и один-единственный серп с молотом…

— А чё так насрано, то? — деланно удивляюсь, — неуж, эти две божьи скотинки — могли зараз столько куч свежего дерьма наложить?!

Тот, не моргнув глазом:

— В эту пору у скотины от цветения пырея брюхо пучит: то не срёт по неделе, то наоборот — срёт как перепуганная. Однакось, вам — городским, этого не понять!

Понимающе киваю:

— Да, куда там уж нам — в вашем дерьме что-то соображать…

Фокус этот давно известен: у этой публики тоже есть своя «разведка» — скорее всего кто-то из судебных исполнителей и, в случае шухера — скотину отгоняют куда-нибудь подальше или просто распределяют по друзьям да родственникам.

И, хрен что докажешь!

У лошади с козой, иль к примеру — у коровы с овцой, пачпорта с фотокарточкой морды нетути. Говорить она не умеет и, чья она — так просто не узнаешь, даже ежели ей раскалённые иголки под копыта втыкать. Впрочем, меня крестьянская скотина не интересовала.

Однако, операция «Поле чудес» продолжается.

— Так Вы, гражданин — бессовестный, значит? Ладно… Приступить к описанию имущества!

Судебные приставы с понятыми расползлись по дому, по двору, сам же я с парой комсомольцев поздоровее, с журналистами и «активистами», направился в совершенно пустой — хоть шаром покати, сарай. Обеспокоенный хозяин почему-то последовал не в дом — где будут пересчитывать его коцаные молью штопанные подштанники, а за мной.

— Поддержи аккумулятор, — говорю ему, — раз уж увязался.

Местные источники тока такие тяжёлые и громоздкие!

Настораживается, увидев «машинку»:

— Чегой, это?

— Скоро узнаешь…

Сам надеваю наушники, самодельный металлоискатель на стержневых лампах в руки и, вперёд. Прошёлся вдоль стены, подошёл к стоящему в углу ларю и тут у меня в ушах «запищало».

Смотрю на начинающего сереть прямо на глазах хозяина:

— Гражданин, Вам точно нечего нам сказать?

— Нечего…, — выдыхает, — точно.

— Ну, что ж мужик — ты сам этого хотел! Зовите исполнителя и пару понятых.

Когда последние поспешая прибыли, отодвигаю с помощью своих комсомольцев ларь в сторону и взяв у одного из них малую пехотную лопатку, начинаю рыть.

Металлоискатель действующий на принципе «биений» двух электросигналов получился хоть и достаточно портативным — чтоб его носить вдвоём, но не шибко чувствительным и на испытаниях — брал металлические предметы на глубине не более полуметра. Однако, этого вполне хватило — «звякнуло» через сантиметров тридцать и вскоре на свет появился чугунок наполовину заполненный жёлтыми кругляшками с отчеканенным на них волосатым профилем — ныне просто за безделье убиенного, а в будущем — «святого великомученика».

— Это моё! — опомнился гражданин и потянулся ручонками.

Спрятав находку за спину:

— Гражданин, руки прочь! Вы при свидетелях отреклись — только что сказав, что у Вас в этом сарае «ничего нет». Поэтому, это — клад! А по закону — все клады в стране принадлежит государству, за вычетом двадцати пяти процентов в виде премии нашедшему… То есть — мне!

Передаю чугунок обалдевшему судебному исполнителю:

— Товарищ! Прошу пересчитать империалы и составить протокол положенного в таких случаях образца.

Гражданин кулак оказался довольно предусмотрительным, а я — не привыкшим почивать на лаврах и, в ушах у меня «звенело» ещё в двух местах: прямо на дворе под свинячьим корытом и под крыльцом. Последний тайник, так вообще — «произведение искусства»: не будь у меня прибора — фиг бы его и за сто лет кто нашёл!

В восхищении чешу затылок:

— Мужик! Ты изобретать не пробовал?

— А чегой это?

— А ты попробуй — тебе понравится.

Последняя находка, правда, была не так крупна — как первые две и напоминала скорее не «земельный банк», а «земельную» же сберкассу — куда можно в любой момент зайти, чтоб взять немного денег на текущие расходы, или наоборот — положить недавно полученный доход. Золотых монет там было сравнительно мало — больше уже советскими крупными купюрами.

В этот раз, тот не стал отнекиваться и признал денежные средства своими:

— ЭТО — МОЁ!!!

Тогда я, под общий смех ему:

— Ну, раз твоё — соизволь рассчитаться по кредиторской задолженности перед ОВК «Красная взаимопомощь» и прочими!

Видя его удручённую физиономию, доверительно говорю:

— Запомни, мужик: взять кредит — это как зимой в штаны насцать на велосипеде едучи. Сперва, конечно — тепло… Но потом яйца примерзают к сиденью и приходиться их отдирать с волосами и кровью.

Сам никогда в жизни кредиты не брал и никому не советую!

Удовлетворившись погашением долга с набежавшими процентами, у этого кулака больше искать «клады» не стал и перешёл к следующему.

Жаль, что кулаков в этом селе и вообще — по Нижегородскому краю, оказалось так мало!

Обойдя ещё пять зажиточных дворов и, по примерно такой же схеме опустошив найденные там «земельные банки», я удовлетворённо смог заметить:

— Кажется, «процесс пошёл»!

«Красной взаимопомощи» задолжали лишь пять местных крестьян, но всего задолжников другим кредитным организациям — оказалось, как бы ни полсела. Слух про «машинку ищущую золото» — распространился пожаром в керосиновой лавке, вызвал панику и, к концу «мероприятия» — мужик-середняк буром попёр гасить кредиты, даже устроив небольшое мордобитие в очереди в выездное отделение «Сбербанка».

А теперь внимание:

Тех, кто не мог оплатить кредит, я понуждал записываться вместе с земельным наделом в коллективное хозяйство (колхоз), обнадёживая:

— Как только отработаете долг — можете свободно выйти из колхоза, став как и прежде единоличниками.

Таких, оказалось — едва ли не всего треть села, но:

Во-первых, это по большей части те самые «справные» — которые дают большую часть сельхозпродукции.

Во-вторых, я и не стремился к поголовной коллективизации «для галочки» — как это зачастую происходило в «реале».

А в-третьих, лиха беда начало!

В конце мероприятия состоялся митинг на котором я, выслушав предварительно традиционно длинные речи про международное положение, пролетарскую солидарность и прочее «бла, бла, бла», коротко и внятно объяснил — главным образом присутствующим журналистам, о вреде наносимым должниками, о целях сегодняшней акции, её результатах и в конце:

— …А положенную мне от государства премию за найденные клады, я хочу положить на счёт «Красной взаимопомощи» — для закупки сельхозинвентаря, удобрений и семян для колхоза. Ура, товарищи!

— УУУРРРААА!!!

За кадром как-то осталось то, что этими семенами будут клубни картофеля, удобрениями — червивый гумус, а сельхозинвентарям — специализированное оборудование из штата Колорадо.

* * *

На следующий день, при въезде в следующее село — нас встретили выстрелы из обреза, к счастью никого не задевшие. Ну, а так — история повторилась почти один в один, исключая разве что и обрез был найден с помощью того же металлоискателя.

Понюхав ствол, я с видимым удовлетворением резюмировал бывшим со мной милиционерам:

— Недавно стреляли — значит, тот самый! Оформляйте, товарищи.

«Товарищи» из местных правоохранительных структур переглядываются:

— Оформляем, как покушение при исполнении?

— Как контрреволюцию! А там наш пролетарский суд — самый справедливый и гуманный суд в мире, пусть сам решает: по какой его статье и, на какую таёжную делянку — определить сего говённого «стрелка».

Хозяин двора, за стрехой в сарае которого был найден этот кулацкий огнестрельный девайс, побледнев ахнул:

— Так я ж просто попугать хотел!

— Ну, так считай — своего ты добился, мужик: я испугался до усрачки.

Наш русский крестьянин таков: спустишь ему раз — усядется на шею и там гадить на голову начнёт. Уверен и крестьяне других народов таковы ж — просто я с ними дел пока ещё не имел.

Местный милицейский начальник, задумчиво оглядел здоровый — под стать купеческому, домище и остановив взгляд на председателе сельсовета:

— Ну в таком случае и всё имущество арестовываем.

Местный главный активист тут же, обрадовано:

— Отличный сельский клуб получится, товарищи!

Местные «власть предержащие» были иного мнения:

— Сельский клуб устроим в церкви — один чёрт поп сбёг. А здесь будет сельсовет.

Разгорелся жаркий спор, переходящий в оскорбления словом и действиями. У обеих сторон были свои сторонники, некоторые из них «по случаю» — были поддатые… Слово за слово, смотрю — уже колья выдергивают!

Пистолет вверх, выстрел и:

— Товарищи, охолоните! По суду, из-за задолженности перед Нижегородским Обществом взаимного кредита «Красная взаимопомощь» — эти хоромы отойдут ему и, здесь будет расположено управление коллективного хозяйства и МТС при нём.

Двор здоровый, сараи просторные — не один десяток тракторов «Мужик» влезет.

В третьем селе очень нехорошо получилось: я расслабился и получил навозными вилами в бок.

— Сцука, ты мне кожан пропорол, — вскричал я, чувствуя как ручейком в штаны побежала кровь и враз слабев, — карачун тебе однозначно — сам мажь свой лоб зелёнкой!

Меня спасло от неминуемой смерти, лишь то, что вилы были тупы, а моя кожаная куртка по причине тёплой не по-осеннему погоды — расстёгнута. Поэтому довольно мощный удар пришёлся вскользь, лишь одним из зубцов распоров мне кожу чуть пониже рёбер.

Но всё одно: рана была рваная, боль дикая, кровищи вытекло до хренища и, когда прошёл болевой шок — я уж думал, что вот-вот сдохну!

Меня, перевязав отвезли на моём же «Форде» в ульяновскую больничку, а в село была вызвана следственная группа ГубГПУ — раскрывшая целый кулацкий заговор, с целью создания «Трудовой крестьянской партии» и свержения Советской Власти в отдельно взятой сельской местности.

Но, это было потом!

* * *

«Отряд не заметил потери бойца» — даже такого как я и, на четвёртый день — в четвёртом селе же, свершился наконец «Великий перелом».

Всего металлоискателей удалось наделать больше сотни, как и планировалось и, подобные акции проводились группами комсомольцев по всему Нижегородскому краю, кредиторская задолженность в котором резко упала и стала стремиться к нулю. Ход самих мероприятия был максимально широко освещен в газетах и за ним пристально следили все неравнодушные…

С обоих сторон — «неравнодушные»!

Задолжники в Нижегородской губернии принялись поспешно-лихорадочно гасить задолженности по кредитам, не дожидаясь пока к ним придут с обыском судебные исполнители с ордером и комсомольцы с «машинкой — ищущей золото, серебро и вообще деньги».

Надо сказать, в то время большевики в пропаганде — шарили исключительно хорошо и, в каждой — даже самой задрипанной деревне, имелась своя изба-читальня — где испытывающим хронический информационный голод, но неграмотным сельчанам — зачитывали статьи из советской прессы.

Журналисты всегда изрядно преувеличивают — такова профессия, а «сарафанное радио» — искажает до неузнаваемости. Слух про чудодейственную или наоборот — дьявольскую «машинку», чувствующую деньги даже под землёй — «девятым валом» прокатился по необъятным просторам нашей Родины, «вымывая» из «земельных банков» золото и червонцы, а из закромов — зерно, чтоб расплатиться с долгами.

Как и ожидалось, компания по изъятию задолженности на местах трансформировалось в банальнейшее раскулачивание. Но проводилось оно, не с целью уничтожив кулака «как класс» — загнать его с семьёй за Полярный круг, а всех остальных единоличников — в колхоз. В «новой реальности» раскулачивание проводилось частично, «по букве и духу закона» и лишь в меркантильных интересах государства — а не в идеологических.

Почувствуйте разницу, как говорится!

* * *

Тут, такой весьма интересный момент: откуда, спрашиваете у нищего населения бывшей Российской Империи золото?

Ну, не такое уж оно и нищее…

С началом Первой мировой войны, в России был отменён введённый Сергеем Витте золотой стандарт, но на руках у населения оставалось царских золотых монет на сумму порядка 460 миллионов золотых рублей. Золотые царские монеты быстро исчезли из обращения, осев в «земельных банках» населения.

Царское правительство, отчаянно нуждаясь в золоте для ведения войны, пыталось изъять это золото из обращения — взывая к патриотизму и жалуя льготы тем, кто платил империалами.

Но без какого-нибудь видимого успеха!

«Все изучающие этот вопрос, — писал один из товарищей министров финансов в то время, — пришли к заключению, что большая часть этого золота находится в тайниках у крестьян, откуда нет никакой возможности его извлечь».

Бывший товарищ министра финансов Царского правительства здорово ошибся!

В начале тридцатых годов, не менее отчаянно нуждаясь в золоте для проведения индустриализации, Советское руководство смогло добраться до крестьянских «земельных банков». Оно организовало голод и выкачало спрятанные царские монеты через «Торгсин».

Так, в первом голодном — в 1932 году, советская золотодобывающая промышленность дала стране 36,8 тонны чистого золота, а «Торгсин» — 20,8 тонн. На следующий, 1933 год промышленная добыча принесла государству около 51,5 тонн, а умирающие от голода люди — 45 тонн чистого золота2.

Кажется, уже рассказывал, да?

Ну, тогда повторяться не буду, расскажу лучше про ещё один источник пополнения «земельных банков» населения.…

Здесь, я за большевиков хочу заступиться — в период НЭПа они сделали всё (или почти всё), чтоб в стране заработали механизмы рынка… Конечно, по мере своего разумения.

Однако, пресловутый «человеческий фактор», взял и опять всё похерил!

С 1922 года в стране был разрешён и заработал легальный золото-валютный рынок. Простые граждане СССР имели возможность свободно покупать, продавать или обменивать валюту и золотые монеты в отделениях Госбанка или же на биржах. Кроме официальных государственных валютных бирж, при товарных биржах в Москве, Ленинграде и Харькове легально работали так называемые «американки» — вечерние фондовые биржи. В уплату за особо дефицитные импортные товары валюту и золотые монеты принимали в скупках Наркомфина. Ну и наконец, в палатках на городских рынках «чёрные» маклеры совершали свои «теневые» золото-валютные сделки и власти их особо не «кошмарили».

Кроме того, было разрешено переводить за границу валюту в сумме до 100 рублей в месяц (на большие суммы требовалось специальное разрешение) — родственникам или друзьям, а в случае поездки за границу обменять на валюту до 200 рублей.

Так я, впрочем, не о том!

Жизнь золото-валютного внутреннего рынка Советской России была короткой (уже к концу 1926 года он был вновь загнан в подполье) — но бурной и, за это время население смогло существенно пополнить свои вклады в «земляном» банке. К примеру: в 1925-26 годах — для поддержания внутренних валютных интервенций, Госбанк начеканил и реализовал населению золотых монет на сумму 25,1 миллионов рублей! Кроме того, за этот же период, Госбанк и Наркомфин продали населению 4,1 миллионов долларов и почти 500 тысяч фунтов стерлингов.

Так же велики были накопления населения в другом драгметалле — в серебре, из которого делали разменную монету.

И практически всё это оказалось в «земельных банков» у населения — то есть выведенным из государственного торгового оборота!

Зажиточные крестьяне и предприниматели-нэпманы, продавая на золото и серебро товары дешевле, чем на бумажные деньги — копили их и прятали куда подальше. Продавцы в магазинах и на рынках изымали серебро из касс — взамен докладывая из своих сбережений бумажные рубли. Даже, кондукторы трамваев не сдавали государству ни одной серебряной монеты из дневной выручки.

А ведь кроме внутренних, Советскому правительству приходилось совершать внешне-экономические операции — скупая свои же собственные червонцы, чтоб поддерживать их устойчивый курс!

В этом и заключается ответ, почему внутренний валютный рынок (легальный) страны ждало удручающее фиаско. Не из-за какой-то особенной зловредности Сталина и его команды, взявшим курс на создание административно-командной системы управления экономикой — а из-за того, что скудный золото-валютный запас Советского Союза, не смог выдержать таких трат…

К апрелю 1926 года свободные золото-валютные резервы Госбанка снизились почти на треть и руководство страны стало предпринимать меры — сворачивая легальные валютные операции. Тогда же Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о прекращении котировок червонца за границей, что означало и запрет на вывоз червонцев за рубеж.

И, случилось то, что случилось: после следующего — уже более глубокого кризиса с хлебозаготовками 1927-28 годов, не имея возможности получить валютные накопления населения экономическими методами, государство вернулось к массовым репрессиям.

Причём же здесь неплатежи по кредитам, спросите?

Народная мудрость гласит: «Лишняя соломинка ломает хребет верблюду»!

По моему глубочайшему убеждению: должники по кредитам, забили в крышку гроба «Новой экономической политики» последний — возможно РЕШАЮЩИЙ(!!!), гвоздь.

Но, это было в той — в «реальной» истории!

В новой же, в «альтернативной» — всё пошло несколько иначе. Кооперация перестала быть орудием перекачки средств из государственного бюджета в карманы нэпманов… По сути, так называемое «раскулачивание» — произошло на два года раньше и, произошло оно в более мягкой форме.

Переиначивая народную мудрость: «вовремя сброшенная с верблюжьего хребта «соломина» — придаёт этой нелепо-горбатой скотине, мощного ускорительного «пенделя»»!

* * *

Однако, вернёмся к нашим…

Колхозам!

Конечно, что касаемо Нижегородского края, вышеописанное выше стало лишь началом процесса коллективизации и становления картофеля как монокультуры. «Сразу» — только кошки рожают, а подобные события происходят постепенно и поэтапно — как и написано в «Трёхлетнем плане индустриального развития». Разорив, а то и пересажав кулаков — я уничтожил местное кулачество как класс, а «товарищей» — поставил в удобную для меня «позу» и теперь «имею» с него труд по возможности.

Другая проблема: почва у нас — сущая дрянь, даже для выращивания картофеля!

Но у меня имелась надежда улучшить её внесением гумуса, выделяемого специально выведенными дождевыми червями, после пожирания ими всяческих органических остатков — вроде торфяной вскрыши, которой на соответствующих разработках просто девать некуда.

Поэтому, ещё разок «отмотаем» на пару лет назад.

* * *

Вторая (после дальневосточной) экспедиция вермикологов (учёных изучающих дождевых червей) вернулась из Чуйской долины через три месяца с «чуйскими» же червями, жива — но здорова лишь частично: едва ли не половина личного состава заразилась «на Югах» желтухой. А начальник экспедиции по научной части, опровергая известную народную пословицу «зараза к заразе не пристаёт» — умудрился подцепить какого-то шибко зловредного среднеазиатского паразита и, где-то с полгода дристал дальше чем видел.

Но, слава Богу в этот раз обошлось без траурных церемоний — в родных стенах все до одного немедленно выздоровели.

Эксперименты по скрещиваю трёх видов дождевых червей — маньчжурского, владимирского и чуйского — шли один за другим год за годом и, с каждым прошедшим из них — их гибриды становились всё выносливее, прожорливее и плодовитее. Наконец, летом 1927-го года главный вермиколог по прозвищу Фанатик смог с уверенностью сказать:

— Это совершенно новый вид дождевого червя!

После бурных ликований с обнимашками и поцелуями в дёсны «а-ля Леонид Ильич», от которых я искусно уклонился, кто-то из «младших научных сотрудников» спросил:

— Как назовём новый вид дождевого червя, товарищи?

Как и в любом затруднительном случае, все почему-то уставились на меня — как на какого-то чудотворца.

Ну, что ж — мне не привыкать!

Я, уже привычно напряг свой незаурядный гений и почти тут же выдал «на гора»:

— Предлагаю назвать наш гибрад — «Красный ульяновский дождевой червь».

И первым поднимаю руку:

— Кто за?

Предложение прокатило на «ура». Лес рук и:

— Принято единогласно: пишите заявку в Нобелевский комитет, Ипполит Степанович!

Последнее было моей несколько «плоской» шуткой… Но заявку, во все положенные в таких случаях инстанции вермикологи всё же подали — не исключая и вышеназванную международную организацию.

Конечно, ответа из Стокгольма не дождались — да не очень то и, ждали преференций от завистливых и пакостливых империалистов!

Внутри страны тоже — не сразу заценили нами сделанное. В самом же Ульяновске, группу вермикологов — долгое время считали за придурков и никто из девушек не спешил заводить с ними знакомства, отсылая их к безотказной и многодетной солдатке Никитиной…

Так — подтрунивали иногда беззлобно!

Лишь Председатель «Красного рассвета» Клим Крынкин относился к делу разведения червей очень серьёзно, частенько заезжая на «вермиферму» за отличной наживкой и, в ответку снабжая «младших научных сотрудников» свежей рыбой и убойным ульяновским самогоном.

* * *

Первый год урожай картошки на «неугодье» Ульяновского подхоза — был так себе, хотя и благодаря использованию в качестве удобрения фосфатов (выделяемых из доменного шлака бывшего ульяновского чугунолитейного завода) несколько выше ожидаемого. «Сам-три» где-то, может быть — чуть выше. В принципе то, оно и к лучшему: овощехранилища и перерабатывающие мощности — тогда ещё не были готовы и, вырасти мы сверх возможности сохранить или переработать — всё равно бы оно пропало и, лишь расхолодило б народ.

Далее, год от года производство картофеля в Ульяновском подхозе росло — благодаря вносимого в почву «неудобья» торфа, фосфатов и побочных продуктов производства аммиака из урины. Слав те Осподи, чем чем — но картохой, ульяновцы буквально обжирались, даже когда вокруг случался недород. Объедались мелкой картошкой с очистками да отходами и, свиньи на ферме при «Воспитательно-трудовой колонии (ВТК) для несовершеннолетних им. Кулибина» — отчего жирели просто не по дням, а по часам. В результате, ульяновцы дополнительно к своему в основном вегетарианскому рациону — имели трошки мясца да сальца.

Съездив летом 1925-го года в Париж на «Международную выставку современных декоративных и промышленных искусств», я привёз где-то с мешок розовой картошки неизвестного сорта. По моему глубочайшем убеждению — это была знаменитая «берлинка», но наш народ распробовав — назвал этот сорт «парижанкой»…

Ну, да ему народу — видней, как назвать.

Привезённые оттуда же нутрии, плодились и размножались и, давали не только ценный мех — но и пять-шесть килограмм диетического, легкоусвояемого мяса…

Правда, его никто из местных почему-то не жрал!

Ибо, нутрия по виду уж шибко страхолюдна, а отсталый — несмотря на все мои усилия электорат, ещё обладает какими-то средневековыми предрассудками и, не хочет кушать заморских лохматых «крыс».

Ну да и хрен с вами — насиловать никого не стал, хотя просто руки чесались это проделать — а через своего «суперинтенданта» наладил поставки полуфабрикатов в РККА в целом и в Действующую на Дальне востоке армию в частности.

Известно с испокон веков: наш воин не собака — сожрёт и даже нюхать не станет!

Ну и, в края — где рьянее всего строили светлое коммунистическое будущее: в зиновьевский Ленинград, кедровский Архангельск, да ворошиловский Донбасс. Там эту «крысу» в глаза не видели, поэтому за обе щёки лопали её мясцо, нахваливали и, не спрашивали чьё оно — а только просили:

— Дай ещё!

Естественно, я «давал» не за просто так — а за какие-нибудь, вполне конкретные «плюшки».

И тем не менее с моей лёгкой руки, после рекламы, пиара и просвещения досель тёмной в таких делах общественности — разведение нутрий стало в нашей стране модным течением и, даже начало перегонять по популярности кролиководство. Так что если Ильф и Петров всё же вздумают писать «13 стульев», то наверняка Отец Фёдор у них будет двигаться по этой высокодоходной теме.

Потихоньку-помаленьку столицей нутриеводства стала Астраханская губерния — где имелось просто прорва водной растительности и, где эти зверьки могли зимовать в вольерах на открытом воздухе — а не в тёплых помещениях, как на Нижегородчине.

Однако, про картошку…

По осени же 1925 года, подписал одного паренька старше меня на два года — недавнего выпускника Киевской сельскохозяйственного института по фамилии Лысенко3, произвести полный селекционный «апгрейд» её… Убей меня гром — молнией в дупу, но не могу вспомнить — где и в связи с чем, эту фамилию слышал.

Должно быть, вслед за склерозом — меня мимолётным видением «déjà vu» посетил!

Тоже — ничего такого особенного сперва, но этим корнеплодом — мы уже стали немного приторговывать за пределы волости.

Следующий 1926 год — был «туда-сюда», а вот в 1927 году, воистину — был прорыв!

Урожай картофеля был такой, что восемь десятых его — пришлось продать в Нижний Новгород. Ещё через год, хрустящие чипсы произведённые в ульяновских артелях — заполонили прилавки магазинов всех крупных городов центральной России.

Естественно, я не растерялся и раструбил по всей стране и, за её пределы — про чудодейственных «красных ульяновских червей». Хорошенько потрудился-постарался на этой ниве и, Трофим Денисович Лысенко — написавший в соавторстве с Фанатиком целый научный трактат: «Влияние вермического фактора на продолжительность фаз развития растений. Опыт со картофелем и коноплёй». Новшество в науке, тут же было в полной мере оценено ведущими советскими учёными-ботаниками из «ВАСХНИЛ», присвоившим им обоим первые научные звания.

Гумус вырабатываемый нашими дождевыми червями — продавался по всей стране вагонами и, передовые газетные страницы пестрили фотоснимками моркови — весящей по два с половиной килограмма, трёхкилограммовой репе, полупудовой капусте… У отдельных огородников-умельцев и пригородных совхозов, урожаи лука достигли шестидесяти тонн с гектара, а того же картофеля нередко и четырёхсот тонн.

Внутренний валовый продукт (ВВП) Ульяновска стал прирастать туризмом: за «маточным поголовьем» — энтузиасты толпами приезжали со всех концов необъятного Советского Союза, раскинувшегося на одной шестой земной суши и, из-за его пределов. Даже, были случаи контрабанды красных ульяновских червей — к счастью вовремя пресечённые нашими бдительными чекистами… Ээээ…

Таможенниками!

В газетах была шумиха по этому поводу и, я стэба ради — предложил через прессу приравнять незаконный вывоз нашего красного червя к контрреволюции…

Этот вопрос всерьёз обсуждался в Совнаркоме, Совнархозе и Верховном Совете — у нас ни к чему (ни к плохому, ни к хорошему) нейтрально-рассудительно относиться не могут… Правда, у наших вождей, всё же ума хватило не принять «червивый» закон.

После грандиозной пропагандисткой трескотни — к коей и сам в немалой степени приложил руку, вермикологи тотчас стали по популярности — вровень с будущими челюскинцами. Тотчас, все они переженились или дополнительно к уже имеющейся благоверной — обзавелись любовницами, а наших червяков стали разводить везде — вплоть до цветочных горшков на подоконниках.

Доморощенные энтузиасты-вермикологи придумали держать ульяновский червей в деревянных ящиках под клетками кроликов или новомодных нутрий. Питаясь падающими сверху высококалорийными какашками, недоеденными ими травой, сеном и корнеплодами — червь-гермафродит плодился как перепуганный и, в свою очередь — питал собой кур-несушек. Благодарные за протеиновый рацион Рябы, в свою очередь — «метали» яйца с производительностью нерестящегося в Волге каспийского осетра.

На самой же «Вермиферме» заработала опытно-промышленная установка по переработке червей в «белково-витаминную муку» — биологически активную добавку в корм животных.

Ну и в заключение истории «про червей»: под шумок я добился ликвидации «Горемыкинского совхоза», объединения его с Вермифермой «Красный червь» и создания акционерного агро-промышленного объединения «Красный агропром», имеющего свою моторно-тракторную станцию «МТС» и даже собственный «Совхоз-техникум» для подготовки специалистов по разведению дождевых червей.

* * *

Но не одной лишь картошкой живёт сельское хозяйство Нижегородского края!

Как уже рассказывал, по договору с одним из трестов «Лессиндиката» — ведущего лесозаготовки во всей Нижегородской губернии, все делянки после вырубки деловой древесины переходили в полное и бессрочное пользование акционерному обществу «Красный лесхимпром». Тот, тщательно подчищал их за бесхозяйственно-расточительным госпредприятием — используя буквально всё доставшееся на халяву «некондиционное» сырьё: от пней и вплоть до верхушек деревьев и опавшей хвои, превращая их в нечто полезное — дрова и стройматериалы для населения, или дёготь для нашей ульяновской кустарно-артельной химии.

Кроме того, в небольшом количестве и по принципу «тильки для себэ» — бензол, ксилол, толуол, фенол, гваякол и некоторые другие…

Но это уже другая — очень далёкая от сельского хозяйства тема.

«Подчищенные» от всего деревянного участки передавались артелям акционерного общества «Красный агропром», которые наняв местную рабочую силу, скупив по окрестным деревням многолетние залежи всех видов навоза и используя торфяную вскрышу и верховой торф, выращивали грибы — по большей части шампиньоны и белые навозники.

На оставшееся после грибов органике выращивали красных ульяновских червей, а гумус реализовали или разбросав по полю перепахивали и сажали картофель или…

Коноплю!

Очень серьёзная культура, зря смеётесь.

Что касаемо «реальной истории», то Советское правительство — значение каннабиса для Первого в мире государства трудящихся хорошо понимало и уделяло это отрасли повышенное внимание. В годы первых пятилеток были разработаны и запущены в серийное производство специализированные машины для уборки и переработки конопли. Среди коноплянноводов поощрялось стахановское движение, а лучшие из них — награждались почётными значками, медалями и орденами СССР.

Я же в «текущей реальности», не обладая возможностью кроме всего прочего производить серийные специализированные машины для конопляного растениеводства, как и в случае с красным ульяновским дождевым червём и картофелем — все усилия вложил в селекцию самой конопли. Вложения минимальные, отдача обещала быть по максимуму.

Приглашённый и согласившийся стать Заведующим ульяновской «Станции селекции сельскохозяйственных культур» (СССК), Лысенко Трофим Денисович прославил своё имя — не столько работами по выведению новых сортов картофеля, сколько конопли. Для этого он, руководствуясь самой передовой по тем временам мичуринской методой (а, может я что-то путаю), скрещивал(?) саморучно и перекрёстно опылял разные сорта этого растения, взятые со всего света. Чаще всего, ему их семена привозил Николай Иванович Вавилов — который в поисках «прото-пшеницы», на деньги — оставшиеся у Советского правительства после помощи германским и британским рабочим в деле борьбы с собственной буржуазией, объездил все континенты и материки.

За исключением Антарктиды и Атлантиды, разве что. В первой — зверски холодно и, если какая «прото-пшеница» и была — то её давно склевали прожорливые пингвины. А вторая — утонула ещё во времена древних шумеров и, до сих пор ещё не всплыла.

«Прото-пшеницу» Николай Иванович так и не нашёл, зато регулярно привозил знакомым дамам предметы дамского туалета, знакомым кавалерам — предметы мужских аксессуаров (вроде резинового фалоиммитатора для Генриха Ягоды), а знакомым ботаникам — какие-нибудь диковинные растения, вроде топинамбура — за который, его в конце концов и посадили.

Как-то раз прогуливаясь с Трофимом Денисовичем по опытной конопляной делянке и беседуя, я выслушав про все беды и нужды коноплеводов, в шутку фыркнул:

— Идиот ваш Вавилов и, если его в конце концов загеноцидят — то правильно сделают.

Общение с ведущим советским ботаником, меня всегда настраивало на очень позитивный лад. Если по какой-то причине грустно, если на сердце тоскливо — хоть волком вой, а в душе — скребут и там же гадят кошки, то я иду к Лысенко и, пообщавшись с ним всего лишь с часок — вновь становлюсь весёлым и находчивым.

Особенно, забавляла-умиляла его привычка ходить по пахоте босиком, оставляя на ней следы — сходные со следами «йети». Как-то раз, я даже сфотографировал их и, на 1 апреля опубликовал снимки в нескольких газетах, в том числе и заграничных — выдав за следы реликтовой обезьяны, якобы сохранившейся в нижегородских болотах и лесах.

После чего, тогда уже — Ульяновский район, хорошо поднялся на туризме и экспедициях из академий наук всех мало-мальски развитых стран мира.

Главный селекционер «Красного агропрома», ковырявшейся на тот момент в хорошо унавоженной земле, не разгибаясь, спросил:

— Чому вин «идиот», Серафим Фёдорович?

— Да, «тому» — шо самая центровая конопля растёт в Чуйской долине, — «БУГАГА!!!» мысленно, — там же видели и «прото-пшеницу», «прото-кукурузу» и даже — «прото-лошадь Пржевальского». Слышали про такую, Трофим Денисович, или Вы только вчера из самого дальнего хутора?

— Ну, а як же!

Лысенко немедля выпрямился и, вытерев хорошо унавоженные — широкие крестьянские ладони об белоснежную малороскую вышиванку, по-бычьи на меня уставился:

— Це правда, чи Вы зараз шуткуете?

Перекрестившись в сторону дневного светила двумя перстами, я:

— Карл Маркс тому свидетель и Фридрих Энгельс мои слова подтвердит! А коль даже нам троим не верите, Трофим Денисович — то спросите у наших вермикологов: они туда за «прото-червём» в прошлом году ездили.

Надо сказать, что Лысенко был по-крестьянски недоверчив.

Однако, наш русский мужик таков: коль втемяшишь ему что в голову — он чёрмные моря деревянной лопатой выкопает и ею же капказкие горы насыплет. Если конечно — ту же башку не свернёт от неистовости.

Вот и этот, расспросив по моему совету создателей красного ульяновского дождевого червя про экспедицию в Чуйскую долину — загорелся неугасимым, фанатичным огнём.

Ну, что оставалось делать?

Мы в ответе за тех, кого разыгрываем!

Экспедицию за семенами чуйской прото-конопли возглавил лично Лысенко и мой «офицер по спецпоручениям» — Ипполит Степанович, как человек бывалый и там уже бывавший. Вернулись назад, они крепко сдружившимися и привезшими с собой — как бы не целый вагон чуйской конопли во всех её возможных видах: стебли, листья, семена, пыльца, смолка, шишки, «пластилин»… Привезли даже одного — на вид совершенно дикого узбека, который по их словам — лучше всех знал толк в этой культуре.

Лысенко, было просто не узнать — прямо совсем другой человек!

Никаких следов прежней угрюмой крестьянской быковатости: всегда беззаботно весел, всегда смеётся и всегда с отличным аппетитом.

Ярый приверженец Мичурина и марксистко-ленинской ботаники, явился пред мои очи до краёв полным выдающихся идей:

— На основании единства и боротьбы усих противоположностей, скачкообразно, шляхом отрицания отрицанием, я Вас просто ЗАВАЛЮ(!!!) коноплёй-волокном — як вулкан Везувий пеплом древнего римского генерала Помпея!

Оставалось лишь недоумённо пожав плечами, пожелать ему всяческих творческих успехов.

После чего, началась упорная селекционная работа.

Семена и пыльцу чуйской конопли скрещивали с местной посевной, с дикорастущей «сорной», с импортной — индейской и даже с колумбийской кокой… Чтоб вызвать мутации, их подвергали жёсткому рентгеновскому излучению, травили сильными ядами вроде колхицина, иприта, фосгена… Замораживали и поджаривали, варили в молоке и растворяли в ацетоне. Затем, среди растений-мутантов — выискивали образцы с улучшенными полезными свойствами и характеристиками.

Наконец, почти трёхлетний труд Лысенко и его команды увенчался полным успехом!

Новый сорт посевной конопли был живуч как человеческий предрассудок, плодовит аки австралийский сумчатый кролик, вынослив и неприхотлив як среднеазиатский ешак. Главное же, он давал высокие — до пяти метров побеги, большое количество семян и крупные — повышенной липкости «шишки», почему-то ярко-красного цвета…

Мутант, фуле!

Хорошо ещё, что он плотоядным не получился и не схавал своего создателя вместе с его вышиванкой и голубыми шароварами из поскони.

На торжестве по случаю этого знаменательного события, на митинге после всех положенных в таких случаях речей про коварство мировой буржуазии и неизбежности мировой революции, меня вопросили:

— Серафим Фёдорович! Как назовём новый сорт конопли?

Ещё раз внимательно рассмотрев растение, я в очередной раз напряг свой незаурядный гений и, тут же выдал «на гора»:

— Назовём его «Ульяновская красная революционная шишка»!

Сквозь бурные овации, послышался одиночное «конское» ржанье:

— БУГАГАГА!!!

Присмотревшись, я узнал Лысенко — как всегда босого, в вышиванке и с дымящейся самокруткой:

— Я сказал что-то смешное, Трофим Денисович?

— Та ни, шо Вы… БУГАГАГА!!!

Ну, его понять можно — такой успех, такой грандиозный успех… Есть от чего слегка «погнать».

Трофим Денисович Лысенко полностью посвятил себя этой культуре.

Позже, он обессмертил в веках своё имя тем, что создал теорию так называемого «стадийного развития» конопли, метод направленного изменения наследственности из посевной северной конопли в южную индийскую и обратно и, весьма небезуспешно работал над селекцией её озимых сортов. Предложил ряд агротехнических приёмов возделывания этой культуры: яровизация, чеканка побегов, летние посадки в междурядьях картофеля и так далее.

* * *

Как всегда в этой говённой жизни: кому-то — «вершки», кому-то — «корешки», а кому-то так вообще — сосать лапу в берлоге.

Государство заставляло сдавать по фиксированной цене волокно конопли, а нам оставалось всё остальное.

Ну, что ж…

И на «остатках» мы с нашими колхозниками и кооператорами делали изрядный гешефт!

Кроме волокна (по сути — коры или луба), в стеблях конопли содержится изрядное количество так называемой «костры» — одеревеневшей сердцевины, которой с гектара этой культуры образуется около пяти кубических метров в год(!). Из костры мы изготовляли топливные брикеты, прессованные утеплительные и облицовочные плиты, на ней выращивали грибы и откармливали красных ульяновских червей, сухой перегонкой — получали жидкое моторное топливо, этиловый спирт и несколько видов растворителей. Позже из неё научились извлекать целлюлозу, из которой делали картон, дешёвую оберточную и туалетную бумагу.

Семенами конопли кормили домашнюю птицу и давили их на масло. Кроме употребления в пищу, из конопляного масла изготовляли олифу, маргарин и мыло, а жмыхом — откармливали свиней на ферме при Ульяновской Воспитательно-трудовой колонии для несовершеннолетних.

Из соцветий (шишек) и верхних листьев методом сухой перегонки получали экстракт, содержащий множество полезных веществ. Из последних же, изготавливали лекарства — желчегонного, ранозаживляющего, отхаркивающего, общеукрепляющего, успокаивающего, болеутоляющего и снотворного действия.

Впрочем, про коноплю мы с вами ещё поговорим…

Она того стоит!

* * *

Предвижу такой вопрос: а как же решение продовольственного вопроса? Ведь, впереди — «голодные 30-е»?

Предвидя, хотя надеясь предотвратить, я создал первое сельхозпредприятие — Ульяновское подсобное хозяйство и вермиферму при нём. Успешное начинание было мной широко распропагандировано через газеты и журналы, одобрено правительством Нижегородского края и, где добровольно, а где добровольно-принудительно — подсобные хозяйства стали создавать повсюду: в городах и посёлках, на предприятиях и учреждениях, при школах и культурных учреждениях, при тюрьмах и воинских частях.

В Нижегородском крае припахали, даже нэпманов!

Каждому из них, соразмерно капитала — нарезали делянку за городом и заставили выращивать что-нибудь съедобное. Почему-то, все они предпочитали выращивать грибочки — вешенки, шампиньоны и особенно — серые навозники…

Впрочем, про последние — мы уже не раз говорили.

Кроме развития городских подсобных хозяйств, как мне думается, не допустить голод можно двумя способами:

1) Увеличением производства основного продовольствия — хлеба.

2) Уменьшением вывоза хлеба из страны.

Находясь в зоне рискованного земледелия, я предпочёл идти вторым путём и, это касается не только конопли. Давая правительству альтернативу взамен продаваемому ради валюты хлеба, я несомненно увеличу его потребление внутри страны.

За сданную на государственные перерабатывающие предприятия коноплю-сырец, казна сравнительно хорошо платила. Это, да плюс всё вышеперечисленное, со временем позволило артелям «Красного агропрома» — превращающихся в крупные агро-промышленные кооперативы, заняться мясо-молочным животноводством.

Этому способствовало ряд вынужденно-благоприятных обстоятельств.

Хотя при своевременном внесении органических удобрений можно допускать повторные посевы конопли на одном и том же месте в течение нескольких лет и получать при этом удовлетворительные урожаи — всё же ради недопущения распространения вредителей и болезней, коноплю более выгодно чередовать с другими культурами. Лучше всего она росла после другого «технического» растения — махорки и, особенно после многолетнего клевера.

Вот их мы и использовали в севооборотах.

Курили в тогдашней Советской России — едва ль не с пелёнок и на махорку всегда был изрядный спрос, что приносило хорошие средства на дальнейшее развитие аграрного сектора в целом.

К «знаковому» 1929 году — на этих территориях был создан «Средневолжский акционерный трест советских хозяйств» (СВТСХ), номинально входящий в «Госсельсиндикат РСФСР». К началу 30-х годов тресте было 18 сельхозкооперативов АО «Красного агропрома», 16 перерабатывающих заводов (сыродельни, маслобойни, ското-забойнические пункты с хладильнями, колбасными и коптильными цехами), 9 мельниц. А так же — своя лесопилка, цементный, кирпичный и стекольный мини-завод, строительное управление и так далее…

Наконец, приступили к изготовлению стратегического продукта — порошкового молока. Выпуску тушёнки и сгущёнки препятствовал хронический недостаток лужённой жести для консервных банок — но он тоже осуществлялся, хотя в довольно скромных объёмах.

Notes

[

←1

]

Реально, существовала такая организация с похожим названием, к описываемому времени уже обанкротившаяся.

[

←2

]

Подробно об этой уникальнейшей финансовой операции можно прочитать в книге Осокиной Е.А. «Алхимия советской индустриализации. Время Торгсина».

[

←3

]

В октябре 1925 года Трофим Денисович Лысенко, закончив Киевской сельскохозяйственного института, был направлен в Азербаджан, на селекционную станцию в городе Гяндж.