Северные ветры

   — Скорее наоборот, — ответил Кирилл.

   — Даже так, — с подобным отношением раньше сталкиваться мне не приходилось.

   — Простите за прямоту, но сам факт вашего существования, стоит отметить, вполне самодостаточного и независимого, говорит исключительно в вашу пользу.

   — Что ж, — я была слегка обескуражена. — Я ценю вашу откровенность Лорд... надеюсь, что смогу и дальше не разочаровать вас...

   — Я тоже надеюсь, Аэлла, — тихо ответил мужчина и улыбнулся. — Вы уже были здесь?

   — Угум, — неопределенно ответила я.

   — Объясните мне одну вещь, — он устало потер лицо, — почему такие молодые и веселые девушки уходят в монастырь? Они не выглядят уставшими от жизни.

   — Лорд Кирилл, это сложно, — я прикрыла глаза и повторила слова, которые сказала мне мать-настоятельница в прошлую нашу встречу. — Монастырь Святой Леонилы по-своему необычное место... можно сказать уникальное. В Гелиане не слишком много женских монастырей, но дело, конечно, не в этом. Знаете, здесь есть негласное правило: никто не рассказывает о прошлом, если сам этого не хочет. Даже мать-настоятельница не требует. Сюда приходят, когда ничего не осталось. Понимаете? Ни-че-го. Когда некуда идти, когда предали родные, любимые, знакомые... если в душе одна пустота. У каждого, кто пришел в обитель своя история... и, порой, достаточно страшная. Хм, помните Юну? Девушку, рыженькую такую, веселую?

   — Помню, — кивнул Кирилл.

   — Надеюсь, этот разговор только между нами?

   — Разумеется.

   — Хорошо, — кивнула я. Рассказывать про чужую жизнь не совсем честно, но необходимо, чтобы парень понял раз и навсегда. Почему-то мне было очень важно. — Юна пришла сюда шесть лет назад из города Солерана.

   — Подождите, — нахмурился Высокий лорд. — Это тот самый город, в который выжгли залехские* наемники?

   — Юна видела своими глазами, как уничтожали ее город и убивали родных. Мародеров тоже видела... Я думаю, вам, не нужно объяснять все в подробностях? — Кирилл сжал губы в тонкую линию и отрицательно мотнул головой: понял. — Она добралась до обители случайно... просто шла вперед. Юну вылечили физически, но морально девушка не оправилась. Её никто не принуждал оставаться, но она сказала, что выйти просто боится. Боится выйти за ворота! Бог-ги! Юну трясет при одном упоминании о городе... все равно каком.

   — И что... каждой тяжело так пришлось? — осторожно спросил мужчина.

   — Кому-то хуже, кому-то легче, — ответила я. — Смотря, с какой точки зрения судить. Сюда не только молодые девушки идут. Иногда приходят в почтенном возрасте, совсем одинокие... В любом случае, от не от хорошей жизни.

   Я посмотрела на собеседника и тихо добавила:

   — Святая Леонила покровительница ищущих покой в себе и окружающих. Она помогает заблудшим душам. Думаю, все, кто пришел в обитель, в какой-то мере обрели умиротворение.

   Спустя полчаса зашла Сара и передала, что меня хочет видеть мать-настоятельница. Я попросила девушку проводить лорда Кирилла в гостевую комнату и заверила, что сама смогу найти приемную. Как оказалось, свою память я несколько переоценила: на поиски пришлось затратить минут двадцать — не меньше.

   К покоям матери-настоятельницы я пришла злая, пыльная и усталая. Предыдущее помещение, в которое по ошибке зашла, оказалась кладовкой с метлами-швабрами. "Сегодня был не мой день, — думалось мне, когда все, что находилось в крохотной комнатке пришло в движение от хлопка двери и повалилось на меня. — Определенно не мой".

   Несмотря ни на что, я все-таки нашла нужные мне коридор, а потом и покои. Постучалась и, получив разрешение, вошла.

   — Мать-настоятельница? — позвала я.

   У изящного витражного окна стояла немолодая, но привлекательная женщина. Она не повернулась ко мне лицом, на котором я помнила каждую морщинку. На ней было тоже одеяние, что и на простых монахинях. Но особая стать выдавала в женщине главу монастыря.

   — Рада видеть тебя, дитя, — негромко проговорила она, слегка развернув голову в мою сторону. — В этот раз тебя привела к нам не нужда, а стечение обстоятельств, но я все равно рада.

   Я подошла к окну и остановилась в паре шагов от женщины. Мать-настоятельница Иветта никогда не повышала голоса. Даже в тех редких случаях, когда ругала нерадивых послушниц, она говорила исключительно тихо и очень спокойно. Внешне госпожа Иветта казалась очень мягким и радушным человеком, но те, кто имел удовольствие и честь разговаривать с ней, утверждали, что преподобная мать — женщина поразительного ума. Я не была исключением.

   Она могла стать выдающимся политиком, но предпочла служение богу. Три года назад госпожа Иветта собственным примером внушила мне веру, что нужно жить несмотря ни на что, и никогда не останавливаться на достигнутом.

   — Неизвестно с кем сведет нас жизнь, — ответила я. — Два дня назад я могла поклясться, что не окажусь на расстоянии дневного перехода от вашей обители. Но знаете, я тоже рада, что оказалась здесь.

   — А ты не слишком лестного мнения о монастыре Святой Леонилы, — поддела меня женщина.

   — Мать Иветта, — укоризненно посмотрела на нее, — кому, как не вам, знать о моем отношении? Моя благодарность... почти не знает границ.

   — Почти? — усмехнулась монахиня. — Дорогая, ты всегда останешься себе верна. Впрочем, это вполне рациональный подход в наше время. Не беспокойся, Аэлла, я не стану требовать от тебя невыполнимого.

   — Но потребует что-то? — догадалась я. Разочарования и удивления не было. Они помогли мне, я сделаю что-то для них — бартер.

   — Это будет самым разумным выходом из сложившейся ситуации, — уклончиво ответила женщина. — Аэлла, тебе известно, что отношения с центральной метрополией Святой Церкви у нас... весьма напряженные. Некоторое высшие чины считают, что служение богу должно вознаграждаться... более материально, чем простая благодарность прихожан. Как ты знаешь, девочка моя, монастырь Святой Леонилы никогда не опуститься до такого, — мать Иветта повернулась и пристально посмотрела мне в глаза. — По крайней мере, пока я его глава.

   — В чем же должна заключаться моя помощь? — спросила я, пряча за внешним спокойствием растущую настороженность. — Я не так состоятельна в сфере финансов, чтобы оказать материальную поддержку...

   — Аэлла, — настоятельница укоризненно покачала головой, — ты хоть делай вид, что слушаешь меня! Полминуты назад я сказала, что не собираюсь заниматься такими делами!

   — Простите, госпожа Иветта, — покаянно опустила голову я. — Я не хочу вас обидеть... но люди часто совершают совсем не те поступки, о которых заявляют изначально.

   — Ох, девочка... — печально улыбнулась монахиня.

   Мать Иветта подошла ко мне и порывисто провела рукой по волосам. Всего пару секунд и она была на своем прежнем месте. Рядом с этой женщиной я чувствовала себя не мудреной годами и жизненным опытом наемнице, а глупой девчонкой. Настоятельница была одной из тех людей, которым я могла позволить общаться со мной столь фамильярно и снисходительно, с кем не скрывала свои чувства, разрешала жалеть и ругать. Вообще-то к этой категории я причисляла только двоих: госпожу Иветту и Оливера, моего брата.

   Были так называемые друзья, приятели, хорошие знакомые — без них никуда. Но, как говорил один человек, которому я во многом обязана тем, что имею, и чего достигла на данный момент: "Друзья могут предать, любимые — обмануть, соратники — перейти на чужую сторону. С врагами легче, девочка... с их стороны ждешь удара в спину. Ты можешь абсолютно доверять только одному существу — себе самой".

   Тогда я не захотела верить, но позже не раз получала подтверждения его слов. Наверное, жизнь не до конца выбила из меня идеалистические нотки, хотя должна была. Изо всех сил я старалась доказать, что эти слова — ложь, но не получилось. Поэтому мне пришлось сильно измениться, но больше внутри: я сознательно отталкивала от себя тех, кто в последствии мог внести существенные изменения в мою жизнь. Но, как и всем людям, мне хочется, чтобы меня любили и заботились. Поэтому я доверилась, несмотря на однозначное предупреждение. И когда-нибудь, это погубит и уничтожит меня. Не усомнилась ни на минуту. Пусть будет так, рано или поздно, но сейчас... я счастлива насколько возможно в такой ситуации.

   — Вы позвали меня, чтобы говорить о деле, — мягко напомнила я, но, тем не менее, в моем голосе слышалась сталь.

   — Разумеется, дорогая, — спокойно ответила госпожа Иветта. Что мне всегда нравилось в ней, так это поразительная тактичность и способность понимать намеки с полуслова. — Лорд Домир, отец той девушки, которая приехала вместе с тобой, окажет на некоторую помощь в этом нелегком деле...

   — За ответную услугу? — прищурилась я.

   — Тебе не откажешь в сообразительности, Аэлла, — довольно усмехнулась мать-настоятельница. — Но то, что он просит вполне укладывается в мои понятия о допустимом... Лорд Домир пообещал немного надавить на некоторых более влиятельных церковников, чтобы им не пришла в голову глупая мысль о ликвидации нашей обители. Это было бы нежелательно, дорогая моя.

   — Хм, и как он собирается "надавить"? — заинтересовалась я.

   — Видишь ли... многоуважаемый лорд очень набожен и его благодарность Святой церкви весьма внушительна, — я понимающе хмыкнула. — И представь, вдруг такой незаменимый человек уменьшает размеры своей благодарности, а то и вовсе перестает ощущать ее.

   — Понятно. Церковь лишается коровы, с которой на протяжении нескольких последних лет получала хороший удой, коего хватало не только на достойную жизнь, но и на хлеб со сливочным маслом?

   — Зачем же так грубо? — улыбнулась мать-настоятельница. — Но в сообразительности тебе не откажешь, девочка.

   — Простите, госпожа Иветта, но я опять выражусь не слишком изящно: с какого перепугу многоуважаемому лорду Домиру, оказывать обители такую щекотливую услуга?

   В карих глазах монахини промелькнуло выражение сытой и крайне довольной кошки. Она грациозно опустилась в мягкое кресло, а мне оставалось последовать примеру и выбрать точно такое же. Госпожа Иветта лукаво прищурилась, отчего на лице отчетливо проступила сеточка морщинок.

   — Лорд Райнольт передал мне письмо своего отца, в котором тот предлагал нам посильную помощь, — начала рассказывать женщина. — В замен на одну услугу... Около двухсот лет назад был широко распространен обычай отдавать молоденьких невест под крышу монастыря...

   — Женского? — на всякий случай уточнила я.

   — Женского, — неодобрительно покосилась в мою сторону монахиня. — Позднее это стало исключительной привилегией дворянского сословия. Как ты знаешь, Аэлла, обычаи вещь весьма зыбкая и непостоянная, а по прошествии порядочного времени трактовку получают несколько иную, чем в изначальном варианте... Так вот, девушка, которая прожила в обители от месяца до полугода, считалась чистой перед лицами Богов и общества. То есть все предыдущие прегрешения теряли свою силу. Это было весьма выгодно, ведь некоторые женихи требовали от своих невест высокоморального облика...

   — Получается, — на мое лицо помимо воли проскользнула ехидная улыбка, — получается, что если невеста до свадьбы вела... хм... свободный образ жизни, делала что и с кем хотела, хлестала вино в кабаках, чуть ли путников на трактах не грабила... и после всего этого, если девушка полгода покукует в монастыре, то формально она "чиста и невинна"?

   — Формально так, — согласно кивнула мать-настоятельница.

   — Бесподобно! — воодушевленно сказала я. — Вот ушлые девицы мужиков разводили раньше! Живи в свое удовольствие, сколько хочешь, а потом в обитель на временное проживание запишись! А муж-то и придраться не сможет! Не жизнь, а сказка!

   — Как бы сказка кошмаром не обернулась, — проворчала госпожа Иветта. — Сейчас об этой традиции осталось лишь смутное воспоминание, что благородным леди подобает отправляться в монастырь перед свадьбой. Но по закону, который составлен и подписан самими королем, все осталось в силе. Только никто последние лет десять-пятнадцать не пользовался подобной возможностью. Я, во всяком случае, не слышала об этом.

   — Подождите... — я начала догадываться. — Госпожа Иветта, вы хотите сказать, что лорд Домир поможет вам за отпущение предсвадебных грехов его дочурке? То есть леди Доминика успела нагулять себе репутацию, причем такую, что узнало о ней все светское болото, в котором сплетен больше, чем комаров?

   — Именно, — кивнула головой мать-настоятельница.

   — Бо-о-оги! — простонала я, хватаясь за живот: меня разобрал приступ безудержного хохота. — И все это про ту самую Доминику, которая успела заколебать всех в нашей компании? Которая кичилась своим аристократизмом, невинностью и честью?

   Мне потребовалось полторы минуты, чтобы успокоиться и вытереть выступившие слезы. Коварная часть моей сущности требовала немедленного отмщения капризной девице, но я рассудила, что месть с пылу с жару, лакомство, конечно, аппетитное и питательное, но месть хорошей выдержки — блюдо крайне полезное для душевной гармонии. Так будем же гурманами!

   — Я хочу, чтобы ты передала настоятелю Святой Церкви епископу Аронаиру письмо, в котором коротко излагаю ситуацию. Там достаточно веских доказательств, — продолжила мать Иветта. — От тебя требуется только работа курьера. Убедись, что епископ прочитал мое послание и этого будет вполне достаточно.

   — Хорошо, госпожа Иветта, — кивнула я. — Леди Доминика будет принята в обитель?

   — Я не вижу причин для отказа.

   — Еще бы, — тихо буркнула я. Уже громче: — Именно из-за щекотливости дела... лорд Домир посчитал необходимым направить своего наследника?

   — Разумеется, дорогая, — ответила женщина. — Я не склонна верить голословным убеждениям. Приезд его сына и дочери в сопровождении одного лишь лорда Кирилла выглядел весьма убедительно.

   — Жест доброй воли? — усмехнулась я.

   — Можно выразиться и так, — не стала отрицать мать-настоятельница.

   Солнце уверенно клонилось к горизонту, сгущая сумерки и окрашивая стены монастыря в алый цвет. Небольшой альков, который я выбрала для уединения, расположился на третьем этаже обители. Выступ стены почти скрывал меня от чужих глаз, но обзор при этом оставался неплохим: я могла видеть часть коридора и двери в комнаты моих спутников, которых разместили по соседству друг с другом. Вообще-то комната, отведенная мне, находилась там же, но занимать ее в ближайшее время я не собиралась.

   Настроение переместилось к отметке очень и очень плохое: положенная ложка дегтя вылилась на мою голову в самом конце разговора с госпожой Иветтой. Загвоздка заключалась в том, что послание, которое требовалось передать, должно найти своего адресата в городе Кастороль.

   Что я могу сказать в свое оправдание? То, что ненавидела этот город всей душой в шестнадцать лет? Или рассказать, как отец возил нас братом в гости к дяде до того, как... Может быть то, что я пообещала себе больше не приезжать туда, и именно последнее посещение Кастроля подтолкнуло меня к выбору профессии?