Среди этого хаоса юноша додумался до одной маленькой мысли. Составное чудовище, которое заставило другие войска бежать, так и не появилось. Он решил взглянуть на нее, а потом подумал, что, скорее всего, сможет бежать лучше, чем лучшие из них.
ГЛАВА V.
Были моменты ожидания. Молодежь думала о деревенской улице дома перед прибытием циркового шествия весенним днем. Он вспомнил, как стоял, маленький, трепетный мальчишка, готовый следовать за грязной дамой на белом коне или за группой в выцветшей колеснице. Он видел желтую дорогу, очереди ожидающих людей и трезвые дома. Он особенно запомнил старика, который обычно сидел на коробке из-под печенья перед магазином и притворялся, что презирает подобные выставки. В его голове всплыли тысячи деталей цвета и формы. Старик на коробке с крекерами появился в центре внимания.
Кто-то крикнул: "Вот они идут!"
Среди мужчин послышался шорох и бормотание. Они проявили лихорадочное желание иметь наготове все возможные патроны. Ящики были расставлены по разным местам и тщательно отрегулированы. Словно примеряли семьсот новых чепчиков.
Высокий солдат, приготовив винтовку, достал какой-то красный носовой платок. Он был занят тем, что вязал его вокруг горла, тщательно следя за его положением, когда крик повторился вверх и вниз по веревке в приглушенный рев звука.
"Вот они идут! Вот они идут!" Щелкнули замки пистолетов.
По задымленным полям неслась коричневая толпа бегущих мужчин, издававших пронзительные крики. Они шли, наклоняясь и размахивая винтовками под разными углами. Флаг, наклоненный вперед, мчался рядом с фронтом.
Увидев их, юноша на мгновение вздрогнул от мысли, что, возможно, его ружье не заряжено. Он стоял, пытаясь собраться со своим шатающимся умом, чтобы вспомнить момент, когда он заряжал, но не мог.
Генерал без шляпы остановил свою мокрую лошадь рядом с полковником 304-го полка. Он потряс кулаком перед лицом другого. "Ты должен сдержать их!" — яростно закричал он. "Вы должны сдержать их!"
В своем волнении полковник начал заикаться. — П-ладно, генерал, ладно, клянусь богом! Мы... мы сделаем все, что в наших силах, генерал. Генерал сделал страстный жест и ускакал прочь. Полковник, может быть, чтобы облегчить свои чувства, принялся ругаться, как мокрый попугай. Юноша, быстро повернувшись, чтобы удостовериться, что тыл свободен, увидел, что командир смотрит на своих людей с большим сожалением, как будто он больше всего сожалеет о своем общении с ними.
Мужчина у локтя юноши бормотал, как бы про себя: "О, мы сейчас в деле! о, мы в этом сейчас!"
Капитан роты взволнованно расхаживал взад и вперед в тылу. Он уговаривал в манере школьной учительницы, как сборище мальчиков с букварями. Его речь была бесконечным повторением. — Приберегите огонь, мальчики, не стреляйте, пока я вам не скажу, приберегите огонь, подождите, пока они не приблизятся, не будьте дураками...
Пот струился по лицу юноши, которое было испачкано, как лицо плачущего мальчишки. Он часто нервным движением вытирал глаза рукавом сюртука. Его рот все еще был немного приоткрыт.
Он мельком взглянул на кишащее врагами поле перед собой и тут же прекратил спорить о том, заряжать ли его орудие. Прежде чем он был готов начать — прежде чем он объявил себе, что собирается драться, — он бросил послушную, хорошо сбалансированную винтовку на позицию и произвел первый дикий выстрел. Непосредственно он работал над своим оружием, как на автомате.
Он вдруг потерял заботу о себе и забыл смотреть на грозную судьбу. Он стал не человеком, а членом. Он чувствовал, что что-то, частью чего он был, — полк, армия, дело или страна — находилось в кризисе. Он был спаян в общую личность, в которой господствовало одно желание. Несколько мгновений он не мог убежать, как мизинец не может совершить оборот руки.
Если бы он думал, что полк вот-вот будет уничтожен, возможно, он бы ампутировал себя от него. Но его шум придал ему уверенности. Полк был подобен фейерверку, который, однажды зажженный, действует над обстоятельствами, пока его пылающая жизненная сила не угаснет. Он хрипел и стучал с огромной силой. Он представил себе землю перед ним, усеянную обезумевшими.
Всегда было сознание присутствия его товарищей вокруг него. Он чувствовал, что тонкое боевое братство сильнее, чем дело, за которое они сражались. Это было таинственное братство, рожденное дымом и опасностью смерти.
Он был на задании. Он был похож на плотника, который сделал много коробок, делает еще одну коробку, только в движениях его была бешеная поспешность. Он мысленно уносился в другие места, как плотник, который во время работы насвистывает и думает о своем друге или враге, своем доме или салуне. И эти трясущиеся сны никогда не были для него идеальными впоследствии, а оставались массой смазанных очертаний.
Вскоре он начал ощущать влияние атмосферы войны — обжигающий пот, ощущение, что его глазные яблоки вот-вот треснут, как раскаленные камни. Жгучий рев наполнил его уши.
Вслед за этим пришла красная ярость. У него развилось острое раздражение докучаемого животного, благонамеренной коровы, которую беспокоят собаки. У него было безумное чувство против своей винтовки, которую можно было использовать только против одной жизни за раз. Ему хотелось броситься вперед и задушить его пальцами. Он жаждал силы, которая позволила бы ему сделать жест, охватывающий весь мир, и отбросить все назад. Его бессилие явилось ему и превратило его ярость в ярость загнанного зверя.
Его гнев, погребенный в дыму множества ружей, был направлен не столько на людей, которые, как он знал, мчались к нему, сколько на кружащихся боевых призраков, которые душили его, запихивая свои дымовые одежды в его пересохшее горло. Он отчаянно боролся за передышку для своих чувств, за воздух, как задушенный младенец набрасывается на смертоносные одеяла.
На всех лицах вспыхнула горячая ярость, смешанная с некоторым выражением напряженности. Многие солдаты издавали ртом приглушенные звуки, и эти приглушенные возгласы, рычание, проклятия, молитвы составляли дикую, варварскую песню, которая звучала скрытым течением, странным и похожим на напев в звучных аккордах военного марша. . Мужчина у локтя юноши что-то бормотал. В нем было что-то мягкое и нежное, как монолог младенца. Высокий солдат громко ругался. С его губ сорвалась черная вереница любопытных ругательств. Внезапно другой разразился сварливым образом, как человек, потерявший свою шляпу. "Ну почему они нас не поддерживают? Почему не присылают поддержки? Они думают...
Юноша в боевом сне слышал это, как слышит дремлющий.
На редкость отсутствовали героические позы. Люди изгибались и прыгали в спешке и ярости, принимая самые невероятные позы. Стальные шомполы лязгали и лязгали с непрекращающимся грохотом, когда солдаты яростно вбивали их в раскаленные стволы винтовок. Створки патронных ящиков были все расстегнуты и идиотски подпрыгивали при каждом движении. Винтовки, заряженные, дергались к плечу и бесцельно стреляли в дым или в одну из расплывчатых и двигающихся фигур, которые на поле перед полком становились все больше и больше, как марионетки под рукой фокусника.
Офицеры, стоявшие поочерёдно позади, не позаботились стоять в живописных позах. Они качались туда-сюда, выкрикивая указания и подбадривания. Размеры их завывания были необычайными. Они израсходовали свои легкие с расточительной волей. И часто они почти стояли на голове в своем стремлении наблюдать за врагом по ту сторону клубящегося дыма.
Лейтенант роты юноши столкнулся с солдатом, который с криком бежал при первом же залпе товарищей. За линией фронта эти двое разыгрывали небольшую изолированную сцену. Человек плакал и овечьими глазами глядел на лейтенанта, который схватил его за шиворот и колотил. Он загнал его обратно в строй множеством ударов. Солдат шел машинально, тупо, с звериными глазами на офицера. Быть может, ему казалось, что в голосе другого есть божественность, суровая, жесткая, без тени страха. Он попытался перезарядить ружье, но ему помешали дрожащие руки. Лейтенант был вынужден помочь ему.
Мужчины падали туда-сюда, как тюки. Капитан отряда юноши был убит в самом начале боя. Тело его лежало, вытянувшись, в позе отдыхающего усталого человека, но на лице его было удивленное и печальное выражение, как будто он думал, что какой-то друг сделал ему зло. Болтливый мужчина был задет выстрелом, из-за которого кровь хлынула по его лицу. Он хлопнул обеими руками по голове. "Ой!" — сказал он и побежал. Другой вдруг застонал, словно его ударили дубиной в живот. Он сел и печально посмотрел. В его глазах был немой, неопределенный упрек. Дальше по линии мужчине, стоявшему за деревом, мячом раздробило коленный сустав. Тотчас же он бросил винтовку и ухватился за дерево обеими руками. И там он остался, отчаянно цепляясь и взывая о помощи, чтобы он мог освободиться от дерева.
Наконец по дрожащей шеренге раздался ликующий крик. Стрельба перешла от крика к последнему мстительному хлопку. Когда дым медленно рассеялся, юноша увидел, что атака отбита. Враги были рассеяны на неохотные группы. Он увидел, как мужчина взобрался на вершину забора, оседлал перила и сделал прощальный выстрел. Волны отступили, оставив на земле темные обломки .
Кое-кто в полку начал бешено гудеть. Многие молчали. Очевидно, они пытались созерцать самих себя.
После того как лихорадка покинула его вены, юноша подумал, что, наконец, он задохнется. Он осознал грязную атмосферу, в которой боролся. Он был грязный и мокрый, как рабочий в литейном цехе. Он схватил свою фляжку и сделал большой глоток подогретой воды.
Предложение с вариациями шло вверх и вниз по строке. — Что ж, мы их задержали. Мы удержали их; черт возьми, если мы этого не сделали. Мужчины сказали это блаженно, косясь друг на друга с грязными улыбками.
Юноша повернулся, чтобы посмотреть назад и вправо и влево. Он испытал радость человека, который наконец находит досуг, чтобы осмотреться вокруг.
Под ногами было несколько неподвижных призрачных фигур. Они лежали, скрученные в фантастических изгибах. Руки были согнуты, а головы повернуты невероятным образом. Казалось, что мертвецы, должно быть, упали с большой высоты, чтобы попасть в такое положение. Они выглядели так, словно их сбрасывали на землю с неба.
С позиции в тылу рощи батарея забрасывала ее снарядами. Вспышка пушек сначала испугала юношу. Он думал, что они нацелены прямо на него. Сквозь деревья он наблюдал за черными фигурами артиллеристов, которые работали быстро и сосредоточенно. Их труд казался сложной вещью. Он задавался вопросом, как они могли вспомнить его формулу посреди суматохи.
Орудия сидели на корточках, как дикие вожди. Они спорили с резким насилием. Это было мрачное пау-вау. Их занятые слуги бегали туда и сюда.
Небольшая процессия раненых уныло шла в тыл. Это был поток крови из растерзанного тела бригады.
Справа и слева тянулись темные шеренги других войск. Далеко впереди ему показалось, что он может видеть более легкие массы, торчащие точками из леса. Они наводили на мысль о неисчислимых тысячах.
Однажды он увидел, как крошечная батарея мчится по линии горизонта. Крошечные всадники били крошечных лошадей.
Со склона холма доносились возгласы возгласов и столкновений. Дым медленно струился сквозь листву.
Батареи говорили с громовым ораторским усилием. Кое-где развевались флаги с преобладающими красными полосами. Они брызгали теплыми красками на темные линии войск.
Юноша почувствовал старый трепет при виде герба. Они были похожи на прекрасных птиц, странно неустрашимых во время бури.
Когда он прислушивался к грохоту со склона холма, к глубокому пульсирующему грому, доносившемуся издалека слева, и к более мелким шумам, доносившимся со многих направлений, ему пришло в голову, что они дерутся и там, и над там и там. До сих пор он предполагал, что вся битва была прямо у него под носом.
Оглядевшись вокруг, юноша ощутил вспышку удивления при виде голубого, чистого неба и отблесков солнца на деревьях и полях. Удивительно, что Природа спокойно продолжала свой золотой процесс посреди такой бесовщины.
ГЛАВА VI.
Юноша медленно просыпался. Он может постепенно возвращался к тому положению, с которого он мог смотреть на себя. Несколько мгновений он ошеломленно разглядывал себя, как будто никогда прежде не видел себя. Потом поднял с земли свою кепку. Он поерзал в куртке, чтобы устроиться поудобнее, и, стоя на коленях, зашнуровал ботинок. Он задумчиво вытер свое вонючее лицо.
Так все наконец закончилось! Высшее испытание было пройдено. Красные, грозные трудности войны были побеждены.
Он впал в экстаз самоудовлетворения. Он испытал самые восхитительные ощущения в своей жизни. Стоя как бы в стороне от самого себя, он смотрел на эту последнюю сцену. Он понял, что человек, который сражался таким образом, был великолепен.
Он чувствовал, что он молодец. Он видел себя даже с теми идеалами, которые считал далекими от себя. Он улыбнулся в глубоком удовлетворении.
На своих товарищей он излучал нежность и доброжелательность. "Ну и дела! не жарко, а? — сказал он приветливо мужчине, протиравшему рукавами сюртука свое влажное лицо.
"Вы держите пари!" — сказал другой, общительно ухмыляясь. "Я никогда не видел эту тупую горячность". Он роскошно растянулся на земле. "Гы, да! И я надеюсь, что у нас не будет ссор раньше, чем через неделю после понедельника.
Было несколько рукопожатий и глубоких речей с мужчинами, черты лица которых были знакомы, но с которыми юноша теперь чувствовал узы связанных сердец. Он помог ругающемуся товарищу перевязать рану на голени.
Но вдруг в рядах нового полка раздались крики изумления. "А вот и они! А вот и они! Человек, растянувшийся на земле, вскочил и сказал: "Черт возьми!"
Юноша бросил быстрый взгляд на поле. Он заметил, что из далекого леса начинают разрастаться массы форм. Он снова увидел наклоненный флаг, несущийся вперед.
Снаряды, на время переставшие беспокоить полк, снова закружились и разорвались в траве или среди листьев деревьев. Они выглядели как странные боевые цветы, буйно распустившиеся.
Мужчины застонали. Блеск исчез из их глаз. Их перемазанные лица теперь выражали глубокое уныние. Они медленно двигались своими окоченевшими телами и в мрачном настроении наблюдали за бешеным приближением врага. Рабы, трудившиеся в храме этого бога, начали испытывать возмущение против его суровых задач.
Они возмущались и жаловались друг другу. — О, скажите, это слишком хорошо! Почему никто не может прислать нам поддержку?"
"Мы никогда не собираемся терпеть этот второй удар. Я пришел сюда не для того, чтобы сражаться с чертовой повстанческой армией.
Был один, кто поднял заунывный крик. "Я бы хотел, чтобы Билл Смитерс наступил мне на руку, а не я наступил на его руку". Заскрипели больные суставы полка, когда он с трудом встал на позицию для отпора.
Юноша смотрел. Конечно, подумал он, эта невозможная вещь не должна была случиться. Он ждал, как будто ожидал, что враг внезапно остановится, извинится и отступит, поклонившись. Это все было ошибкой.
