Желание

Я подарила ему еще один взгляд, от которого напарник его вжался в стену, и прогулочным шагом двинулась вперед. К счастью, именно в этом направлении находилась женская половина, куда нам и надо было. Все складывалось просто прекрасно... К моему несчастью, вор очевидно не знал, что мы идем в правильном направлении, потому что неожиданно заблеял тоненьким голоском:

— А может договоримся?

Я похолодела. Просить о снисхождении стражу султана, которая и так не стала поднимать излишнего шума из-за страшнейшего нарушения внутренних законов дворца?

Зато старший стражник после такой реплики посветлел лицом, видимо в предвкушении маленькой мести зарвавшимся наложницам султана.

— Конечно, договоритесь. Только не с нами, а с главным евнухом. Утром мы сообщим ему, что обнаружили вас разгуливающими на территории дворца в ночные часы.

Я мысленно застонала. Донос главному евнуху в мои планы не входил и грозил обернуться немалыми неприятностями. Для меня, ведь вора-то, которому я решила по доброте душевной помочь, во дворце уже не будет.

Стараясь слишком не спешить, мы с ним как можно быстрее скрылись с глаз стражи на женской половине, туда ход им был закрыт. Только там я смогла перевести дух. Безусловно, мне влетит за ночную прогулку от Смотрящей* гарема; однако если вспомнить, что за общение с незнакомыми мужчинами, да еще покушающимися на имущество самого султана, последует немедленное отсечение головы, то ожидающая меня порка не кажется такой уж страшной.

Я ткнула вора локтем:

— Давай, возвращай мою одежду! Дальше сам, через левый коридор выберешься к окну, а там по уступам можно легко спуститься вниз. Только не прозевай караульных, они раз в час проходят с той стороны дворца.

— Разве за это тебя не ожидает наказание? — тот стянул паранджу и вернул мне.

С удивлением я отметила, что вор светловолосый и без намека на лицевую растительность; лишь на голову выше меня, тонкокостный, но крепкий. Впервые вижу здесь такого, иностранец что ли?

— Ты прав.

— Зачем же тогда надо было помогать мне?

— Мне так захотелось!

На этом мы и расстались.

До самого утра я так и не сомкнула глаз, а на рассвете за мной пришел главный евнух, чтобы определить наказание за своевольную прогулку и многочисленные пропуски обязательной молитвы. Для начала, правда, он попытался выпытать у меня, кто была та девушка, что дерзнула отправиться вместе со мной на мужскую половину. Правду я сказать не могла — врядли за поощрение воровства султанского имущества меня бы погладили по голове, скорее по пяткам, палками* — поэтому молчала, сверля темнокожего евнуха глазами. Хотя нет, одну фразу я все же произнесла: "Моя твоя не понимать!". После этого главный евнух сорвался:

— За своеволие ты получишь тридцать ударов розгами! И еще двадцать за дерзость.

Пятьдесят ударов! Цифра впечатляла, но не более. Обычно наложникам не назначали больше пятнадцати, боясь безвозвратно испортить красивое тело. Порча султанского имущества это, знаете ли... Наверное, я вконец достала черномордого детину, уж очень гневно он раздувал ноздри и вращал глазами. Девушки и юноши в гареме осторожно переглядывались и бросали на меня удивленно-сочувствующие взгляды. Подошла Аюрин, одна из фавориток султана и по совместительству смотрительница гарема. Высокая, тонкая, словна ивовая ветвь, белокожая и медно-рыжая.

— Не стоит ли смягчить наказание, Карим? Если султан узнает... — осторожно начала она, обращаясь к евнуху.

— Не узнает, — угрожающе отрезал Карим.

О, сколько всего скрывалось за этим словом! Столько, что бедная Аюрин побледнела, хотя с ее цветом кожи мне такое казалось невероятным, а потом испарилась быстрее любого духа. Гарем притих и попрятался за газовыми занавесями, обсуждая происходящее переглядами, вздохами, да незаметными жестами. Спорить с главным евнухом даже для любимой наложницы султана было смерти подобно, столько власти держал в руках он. Власти вроде бы и не заметной нелюбопытствующему глазу, но страшной и абсолютной. Помешать ему мог только султан, но султану до гарема практически нет дела. Лишь изредка он посылал за наложницей, никогда не лично не посещая этот закрытый, цветущий благовониями и кознями мир.

Карим решил не тянуть с наказанием, и сразу после разговора с ним меня вывели во внутренний сад. Обычно наказания исполнялись на площади перед дворцом, чтобы весь город видел как справедливо султан поступает с преступившими закон, будь то нечаянный воришка или доверенный слуга. Однако меня судил не султан, а только лишь его лакей, мнивший себя господином, так что ни о какой справедливости речи не шло.

В саду было жарко и душно, повсюду кружились бабочки и гудели полосатые шмели. Многочисленные цветущие растения своим ароматом сделали воздух тяжелым и неподвижным, он давил на плечи и кружил голову, так что дышала я тяжело и через раз. Помимо меня присутствовали еще двое евнухов и Карим, который решил провести экзекуцию самостоятельно. Слуг и стражи конечно не было — главный евнух пожелал обставить дело в тайне от правителя, опасаясь его гнева.

Я плохо представляла себе, что меня ждет. В родном мире максимум что прилетало на мою долю так это подзатыльник от мамы, да и то после этого она непременно прижимала меня к груди и начинала жалеть. Розги, палки, молитвы, все это маячило в моем сознании смутным пятном и никак не желало оформляться в конкретную мысль или образ. Наверное, поэтому я не боялась до самого последнего момента и взирала на свое наказание отстраненно, как на забавное действо, которое промелькнет перед глазами да и только. Однако когда господин главный евнух приказал поставить меня на колени и собственноручно содрал с моего тела тонкую шелковую рубаху, внутри проснулась паника. И чем больше я смотрела на довольного Карима, тем больше она становилась. Как оказалось, не зря.

— Держите его крепче, чтоб не вырвался, — приказал Карим и зашел ко мне за спину, где долго чем-то шуршал. Затем раздался свистящий звук, который бывает, когда воздух рассекает нечто гибкое и тонкое. Я дернулась всем телом, но удара не последовала. Пугает, сволочь!

За спиной раздался трескучий смех, затем главный евнух подошел ко мне и продемонстрировал несколько длинных серо-зеленых прутов. Картинно взмахнул ими в воздухе и обрушил на ближайший розовый куст с такой силой, что от того остался только остов, да хоровод зелени и лепестков, медленно оседающий в траву. Стало по-настоящему страшно, я с ужасом признала, что мне и трех таких ударов не выдержать, а после пятидесяти я превращусь в мертвый кусок мяса. Спасать же меня никто не рвался. Я снова задергалась в руках своих палачей, но они держали крепко, а тело невольника Осанны было слишком тщедушно, чтобы вырваться из такой хватки. Усмехающийся Карим приблизился, приподнял мне подбородок, заглянул в глаза.

— Отправляйся к Аллаху, маленький демон.

— Все что угодно, лишь бы больше не видеть твою черную рожу! — прошипела я, клацнув зубами у самого его носа. К сожалению, подлец стоял не настолько близко, чтобы я смогла его укусить и все усилия пропали втуне. Разве что только эта выходка немного его развеселила.

Карим отпустил меня, посмеиваясь, погладил по спине, словно рисуя на ней узоры будущих ран. Пальцы у него были потные и оставляли на коже липкий неприятный след. Меня трясло словно в лихорадке. "Хоть бы все поскорее закончилось!" — хотелось мне взвыть, но последние остатки гордости и здравого смысла не позволяли этого сделать. Чем громче буду кричать, тем быстрее все закончится, а так я еще лелеяла надежду, что кто-нибудь остановит этот фарс.

Наконец в уши ворвался знакомый пугающий свист. Я зажмурилась и стиснула зубы, ожидая удара. Один, два, три... ничего. Опять издевается? Тогда почему так тихо? Казалось, даже растения вокруг перестали шуршать.

— Что здесь творится? — раздался в тишине медленный, тягучий и очень знакомый голос.

Хватка чужих рук ослабела, а потом оба евнуха и вовсе отпрянули от меня как от чумной и упали ниц. Я потерла покрасневшие запястья дрожащими руками, осторожно поднялась и только потом рискнула повернуть голову. Открывшаяся глазам картина была достойна описания в стихах: трое внушительных чернокожих валяются лбом в траву, а на них с брезгливым интересом взирает высокий молодой мужчина в богатых одеждах. Волосы у него светлые, в них закреплена инкрустированная драгоценностями заколка, сияющая так, что глазам становится больно.

— Мой господин... — испуганно мычит Карим.

Надо же, выручать меня явился единственный человек, которого он боялся пуще любых пыток, сам светлоокий султан Мехмед.

— Что это ты тут делаешь, Дарюссааде агасы*? Никак, портишь жемчужину моего гарема? — голос султана лился патокой, но такой сладкой, что одна капля могла убить.

Карим побелел и еще больше вжался своим могучим телом в землю. Я и не знала, что черная от природы кожа может так выцвести за несколько секунд.

— Стража! — кликнул султан и тут же откуда ни возьмись показались несколько вооруженных алебардами и короткими мечами молодцов, — Возьмите вот этого предателя и передайте палачу, чтобы немедленно отрубил ему голову, за то, что посмел мнить себя выше закона.

Испуганный Дарюссааде агасы подполз к своему повелителю и стал униженно целовать землю перед ним.

— О светлейший, помилуйте! Я лишь не хотел тревожить вас по пустякам...

Однако тот был неумолим:

— Нет бога, кроме Аллаха, и нет власти, кроме власти султана! Запомни это, раб, и, может, в следующей жизни ты проживешь чуть дольше.

После этого плачущего, потерянного Карима увели на встречу к палачу. Два его помощника все так же недвижимо лежали в траве, не желая лишний раз привлекать к себе внимание своего повелителя.

— Как видишь, я вправду не совсем вор, — улыбнулся мне султан, наблюдая, как загораются румянцем мои щеки. Я не нашлась что ответить и только кивнула. Ну кто ж мог знать, что великие мира сего тоже иногда выбирают путь через окно? Прошлой ночью то он с виду был вор вором!

— А вы двое, — приказал он евнухам, — Приготовьте этого наложника к ночи в моих покоях.

С этими словами султан удалился проч из сада в сопровождении своей верной стражы. Прибалдевшую же от его распоряжения меня подхватили под белы рученьки чернокожие евнухи и потащили в купальню.

Чистота в гареме ценилась и мылись там каждый день, но раньше в моем распоряжении был только маленький общий бассейн, помещение же купальни оказалось большим, выложенным кремовым мрамором. Потолок в виде купола поддерживали светло-зеленые мраморные колонны, по всей окружности комнаты журчали фонтаны в виде вделанных в стены золотых трубочек, из которых струилась вода, падая в углубления-раковины, выдолбленные в полу, везде расставлены мраморные скамьи разной ширины и высоты. Посередине располагался бассейн с небольшим фонтанчиком в виде распустившегося цветка, полный горячей воды. В комнате было тепло и сыро, а в воздухе разливался аромат роз.

Несколько девушек помогли мне раздеться и стали мыть мое тело, используя для этого целый сонм баночек и склянок, разного цвета и запаха. Я даже не пыталась понять, что это и зачем, просто расслабилась. Сопротивление тут ничего бы не дало, ведь приказы повелителя не обсуждаются, да и собственная голова мне пока еще дорога.

Со слов других наложниц я помнила, что перед тем, как привести кого-то из гарема к султану, его тщательно моют, умащивают маслами и одевают как можно лучше, а заодно и дают советы, как вести себя в постели. Я была совсем не против спа-процедур, но вот то, что последует после, мне активно не нравилось. Хотя вроде как Мехмед предпочитал видеть в своих покоях девушек, а девушкой я сейчас как раз не являлась, по крайней мере внешне. Кроме того, я сильно сомневалась, что мое нынешнее тело вообще способно испытывать влечение; прожив месяц среди полуголых, готовых от неудовлетворенности набросится на любого, красивых женщин и мужчин, единственное что я испытывала, так это скуку. И это притом, что стоны, охи и ахи отовсюду неслись каждую ночь — в гареме пышным цветом произрастала нетрадиционная любовь.

После того, как меня отмыли так, что кожа стала на два тона светлее и засияла, пришли еще несколько девушек и принесли с собой полупрозрачные легкие одежды и украшения, все девственно белое. Тряпки не скрывали ничего, но сил сопротивляться после купальни у меня не осталось, поэтому я покорно дала себя одеть и сделать на голове причудливую прическу. Никогда не думала, что на одном человеке можно навесить столько драгоценностей и жемчуга. Девушки наперебой восхищались нарядом и кидали на меня завистливые взгляды. Как я поняла, все это прислал сам султан в подарок избранному им наложнику. Я старалась не думать, за что он так щедро меня одаривает, иначе совсем пакостно становилось. Чтобы отвлечься, стала думать о демоне. Интересно, куда он делся и что с ним стало после встречи с рыцарем? Я не боялась, что тот его убил, все-таки Седрик еще тот прохвост, однако не давала покоя мысль, что за все наши путешествия я расплачивалась собственной жизнью по двойному тарифу, и кто знает сколько мне там ее осталось.

Стоило вспомнить об этом, как я расстроилась. К тому же на дворец спустился теплый южный вечер, тени сгустились и пришло время отправляться к султану. "Что делать, что делать, что делать?!" — металась в голове суматошная мысль. Я отчетливо понимала, что в покоях правителя не сказки буду рассказывать, но ничего другого я не желала.

Собиравшие меня девушки огладили на одеждах последние складки, поправили нитки жемчуга в волосах и под руки повели к комнатам султана. Караулившая подле створок стража услужливо их распахнула и я вошла в святая святых дворца, спальню Мехмеда.

В комнате горела большая висячая лампа, заправленная душистым маслом, пол устлан мягкими коврами, в которые мои босые ноги проваливались по щиколотку. Обстановка тут царила простая, но элегантная: сундуки, низкие столики из дерева и меди и единственный стул, обтянутый кожей. Стены и потолок спальни были украшены цветочными рисунками, переплетающимися с сурами*. Однако самым главным элементом, пожалуй, была огромная кровать. Ее украшали четыре резных витых столба, а в стене у изножья находилось большое окно со светлыми стеклами. Прикроватные столбы поддерживали изумительной красоты резной навес из позолоченного дерева, в изголовье кровати — резные и позолоченные перила. На зеленом покрывале повсюду лежали валики для подушек темно-красного, бирюзового и фиолетового цветов и такие же подушки. Единственным, чего в комнате недоставало, был сам султан. Я осмотрелась и заметила скрытый за тонкой занавесью вход на террасу. Может, он там? Недолго думая, я отправилась туда, немного покачиваясь под тяжестью навешанных на меня дорогих побрякушек. Однако на полдороги меня перехватили, пребольно дернув за руку. Не удержавшись, я хлопнулась на спину, от неожиданности не успев даже вскрикнуть. Надо мной немедленно склонился какой-то незнакомый мужчина в светлом халате и украшенной пером чалме, бородатый, с темными курчавыми волосами ниже плеч. В руках у него светилась небольшая лампадка, хорошо осветившая молодое лицо, с небольшими морщинками в уголках глаз и рта, что говорило о смешливом характере.