23 мая состоялось заседание короля с панами-радой "о обороне земской". Ввиду того, что русские продолжали набеги на литовские территории и "замки по границам в панстве его милости будують" (строят. — Авт.) было решено немедленно послать к границе половину панских "почтов" (с тем, чтобы другая половина была отправлена к 29 июня к месту сбора), а также всех господарских державцев и урядников. Однако этот авангард, отправляемый под началом дворного гетмана Андрея Немировича для "скорой обороны" границ, насчитывал всего чуть более полутора тысяч человек. Поэтому, Сигизмунд I, заимствуя русскую тактику, направленную не на взятие хорошо укреплённых городов, а на опустошение пограничных районов, с целью подрыва экономического базиса противника, приказал "замъкам, местам, волостям и селам того неприятеля нашого московъского к тамошънему краю прилегълым и где досягънути можеш, таке ж плен, пустошенье и шкоду мечом и огънем и въсяким способом и обычаем неприятельским чинити".

Тем временем новопостроенные русские крепости стали плацдармами для новых походов в Литву. Так, в июле 1536 года состоялся поход кн. Ивана Васильевича Горенского из Стародуба под Любеч, где, согласно хронистам, "острог взяли и посад пожгли", спалили села и захватили "полон" — настолько большой, что из-за него "под иные городы не пошли" и вернулись "все целы и здравы". Аналогичные походы предприняли: из Велижа кн. Иван Иванович Барбашин-Шуйский, чьи войска сожгли посад Витебска, повоевали села и с великим "пленом" "вышли... из Литовской земли все здравы"; из Рославля кн. Михаил Юрьевич Оболенский, разбивший под Кричевом литовский отряд; из Великих Лук кн. Дмитрий Фёдорович Палецкий, чьи силы в начале июня подошли к Полоцку и "большой острог июня в 3 день взяли и выжгли и польских и литовских людей посекли и языков поимали... И острог и в остроге дворы и лавки и гостиный двор и за Полотою посады выжгли и высекли без остатку, и многие литовские люди в Двине-реке потонули, а остальные литовские люди убежали в малой город и заперлися в малом городе". На волне успеха русские попытались штурмовать и Верхний замок, но неудачно — командующий обороной Ян Глебович с оставшимися у него "немногими" людьми смог удержаться.

Блокировав литвинов в замке, русские отряды опустошили и спалили окрестности Полоцка, убив или уведя в плен "лянтвойта, бургомистра и много добрых колекгов". И после трёхдневного выжигания посада и разорения округи русские вернулись в Великие Луки с захваченными пленными и знамёнами.

Между тем мобилизация сил в Великом княжестве Литовском срывалась. Поветы собрались, но в разное время; дисциплина в войске, по обыкновению, была крайне низкой, гетман был бессилен против дезертирства, неповиновения и т. п. Ещё 3 июля в письме боярину кн. Ивану Фёдоровичу Овчине Телепнёву-Оболенскому Юрий Радзивилл от имени панов-рады предложил прекратить военные действия, на что в августе русское правительство ответило согласием. Фактически, упомянутые выше набеги на Любеч, Кричев, Витебск и Полоцк были последними аккордами этой войны. К осени боевые действия окончательно прекратились. В начале сентября гетман испросил согласие короля на роспуск войска, и хотя получил отказ, но своей волей всё же отпустил домой вверенные ему силы. Оставалось урегулировать конфликт дипломатическим путём.

С весны до осени 1536 года между Москвой и Вильно курсировали гонцы; велась оживленная переписка между Юрием Радзивиллом и Иваном Телепнёвым-Оболенским; в августе в Москве побывал королевский посланник Никодим Янович Техоновский, а 3 сентября великий князь Иван IV Васильевич послал к королю Тимофея Константиновича Хлуденева. А 12 января 1537 года в Москву прибыли "великие послы" от Сигизмунда I (полоцкий и витебский воеводы Ян Глебович и Матвей Янович, а также писарь Венцеслав). По традиции стороны начали их с "высоких речей", взаимонеприемлемых требований: послы требовали уступки Новгорода и Пскова и предлагали заключить мир на условиях докончания Василия II с Казимиром (1449 г.), а русские "припоминали" Киев, Полоцк, Витебск, называя их вотчиной великого князя; за основу они предлагали принять перемирную грамоту Василия III с Сигизмундом, о чём литовская сторона и слышать не хотела и т. п. Когда после многих "спорных речей" выяснилось окончательно, что без отдачи Смоленска мира послы заключить не могут, встал вопрос о перемирии. Тем более, что южные границы регулярно тревожили татарские набеги и в прекращении войны в Москве были заинтересованы не меньше, чем в Вильно. Но и условия последнего также вызвали долгие споры: послы требовали уступки северских городов (Стародуба, Почепа, Радогоща и др.) и новопостроенных русских крепостей — Заволочья, Себежа и Велижа, а русские, не соглашаясь на это, настаивали в свою очередь на возвращении Гомеля и размене пленными. Наконец, 30 января стороны договорились о компромиссе: Гомель отходил к Литве, а Себеж и Заволочье — к Русскому государству (о Велиже речи не было, поскольку он был построен на русской территории). После этого ещё две недели длился "торг" о волостях к Себежу и Заволочью, который завершился заключением пятилетнего перемирия 25 марта 1537 года на условиях, по словам послов, "которой что взял, тот то и держи": к России отошли города Себеж и Заволочье с волостями, а также Долысская волость; к Литве Гомель с волостями и ряд сел, за исключением Залесской волости (территория Гомельского уезда, оставшаяся в составе Русского государства).

Часть IV

Бремя власти

Помимо войны с Литвой все эти годы русское правительство было занято реформой государственного устройства, которая по своей сути являлась продолжением преобразований начатых ещё при Иване III. Прежде всего это касалось земельного вопроса. Ещё в январе-марте 1534 года правительство осуществило пересмотр жалованных грамот, выданных духовным и светским землевладельцам. И хотя в ходе этого пересмотра их владельцам удалось добиться подтверждения своих основных иммунитетных прав и привилегий, но в большинстве жалованных грамот правительству удалось принудить население владений иммунистов к уплате внутренних таможенных пошлин (тамги, мыта и др.).

Главный натиск правительства Елены Глинской приходился на борьбу с монастырским землевладением и привилегиями духовных владык. Лишая духовных лиц ряда крупных иммунитетных льгот, русское правительство возлагало на них новые повинности. Так, осенью 1534 года с церковно-монастырских вотчин Новгорода было собрано 700 рублей для выкупа полоняников. В жалованных грамотах на городские дворы Дмитрова, выдававшихся духовным владыкам, отсутствовало освобождение беломестцев от уплаты прямых податей (яма, посошной службы и городового дела). Не были подтверждены таможенные привилегии Симонова и Кириллова монастырей. В 1535/36 г. в Коломне две епископские слободки были приписаны к посаду. А весной 1536 года в Новгороде у тамошних монастырей были отписаны "пожни" (луга), которые они могли получить назад только приняв на себя дополнительные обязательства по отношению к казне.

Продолжало правительство Глинской и ограничение власти наместников и волостелей путём выдачи уставных грамот, содержащих регламентацию податей и судебных штрафов, которые взимались наместниками, а также ограничение объема их судебной юрисдикции.

Большое значение в урегулировании денежного обращения в стране имела монетная реформа 1534-1538 гг., в результате которой была установлена единая монетная система, построенная на основе предшествовавшего слияния двух наиболее мощных монетных систем периода раздробленности — московской и новгородской. Реформу задумали ещё при Василии III и помимо создания единой денежной системы она должна была стабилизировать денежное обращение в котором было много обрезанных денег, а в старых деньгах "подмесу", а так же предоставить казне новые денежные средства, поскольку реформа сопровождалась обычным а таких случаях уменьшением веса новых монет. Если раньше из гривенки серебра (204 грамма) чеканили денег на 2,6 рубля (по 78 грамм в каждом), то по новой сниженной стопе из гривенки серебра теперь чеканили 3 счётных рубля (по 68 грамм в каждом). Таким образом эта реформа ввела стандарт на чеканку "московки" (московской деньги) и "новгородки" (новгородской деньги), причём одна "новгородка" (средний вес 0,68 грамма) равнялась двум "московкам" (средний вес 0,34 грамма), а 100 "новгородок" составляли счётный рубль (в те времена рубль как реальная монета не существовал). На аверсе "московки" изображался всадник с саблей, а на аверсе "новгородки" — всадник с копьём, из-за чего "новгородку" вскоре начали звать копейкой, а термином "деньга" стали обозначать только "московку". Кроме этого чеканились монеты достоинством в полденьги или 1/4 копейки, получившие прозвище полушка.

Одновременно с этим Елена Глинская развернула обширную градостроительную деятельность. Наиболее крупным мероприятием было строительство Китай-города в Москве. Ещё в мае-июне 1534 года построили земляной "город", а в мае 1535 года на его месте воздвигли каменные стены Китай-города. В 1534 году "срублен бысть град древян в Великом Новегороде на Софейской стороне", а в 1537 году и на Торговой стороне. Летом-осенью 1536 года построена Балахна. Были отстроены в апреле-июле 1536 года Стародуб, городские укрепления в Пустой Ржеве ("Заволочье"), Холме и городе Велиже. В то же самое время производилось строительство укреплений в устье реки Наровы. В октябре 1535 года возведены земляные укрепления в Почапе, а в декабре — Мокшанск. Весной 1536 года построен деревянный город Темников на реке Мокше. В январе 1536 года — Буйгород в Костромском уезде. И т. д. и т. п. Особое внимание уделялось Казанскому краю, где для усиления русского влияния были построены города Козмодемьянск, Уржум, Мамлых, заложена крепость в Чебоксарах.

Окончание войны с Великим княжеством Литовским позволило русскому правительству ещё более энергично заняться внутренними делами страны. Тем более, что стала обостряться ситуация вокруг дяди малолетнего Ивана IV, князя Андрея Ивановича Старицкого, который был потенциальным противником правительства Елены Глинской. Ещё в январе 1534 года князь Андрей "припрашивал к своей вотчине городов чрез (т. е. сверх. — Авт.) отца своего благословение и чрез духовную грамоту". Однако запрашиваемый им Волоцкий уезд не был передан старицкому князю, ибо это не соответствовало всей политической линии центрального правительства, направленной на ограничение удельно-княжеского сепаратизма. Тогда же, т. е. с 1534 года, отправившись в Старицу, князь Андрей Иванович стал "на великую княгиню гнев держати". Особенно это проявилось во время конфликта с Литвой, когда Андрей Старицкий только один раз (в самом начале войны) принял участие в боевых действиях. Подобное поведение не могло остаться безнаказанным и в конце апреля 1537 года русское правительство решило вызвать князя Андрея в Москву. Не ожидая от этого для себя ничего хорошего старицкий князь отклонил приглашение, сказавшись больным. Тогда к Старице скрытно двинулись правительственные войска. Предупрежденный об их подходе Андрей бросился из Старицы в Торжок, откуда двинулся к Новгороду, "со многой силой".

Пытаясь сделать Новгород центром сопротивления великокняжеской власти, князь Андрей надеялся привлечь на свою сторону новгородских служилых людей, с помощью которых рассчитывал одолеть Елену Глинскую и сам воссесть на престол в Москве. Но хотя на его сторону перешёл ряд представителей знати, в том числе князь Иван Семёнович Ярославский "и иные многие", энергичными мерами центральное правительство предотвратило серьёзную угрозу гражданской войны, нависшую над страной. Князю Никите Васильевичу Оболенскому было послано предписание поспешить к Новгороду и отрезать тем самым путь князю Андрею. Не поддержала старицкого князя и основная масса новгородского населения: "владыко новгороцкий Мокарей и намесники и вси новгородци его в Новгород не пустили", отправив в Бронницы большой отряд, оснащенный артиллерией. Спешно (в течение пяти дней) был укреплён город, готовившийся выдержать даже самую сильную осаду.

Всё это привело к быстрому распаду лагеря князя Андрея Ивановича. Мятежного князя стали покидать даже старицкие дети боярские, составлявшие основной контингент его войска. Никаких надежд на успех авантюры у князя Андрея уже не было. Он попытался бежать "за рубеж", повернул к Старой Руссе, но был настигнут войском князя Ивана Овчины Телепнёва-Оболенского в трёх верстах от Заецкого яма, под Лютовой горой, в 60 верстах от Новгорода. Андрею Старицкому не оставалось ничего иного, как начать переговоры с князем Оболенским, который от имени правительства (которое позднее дезавуировало его решение) дал гарантию полной неприкосновенности князю Андрею и даже обещал "вотчины ему придати". После этого старицкий князь вынужден был согласиться на приезд в Москву. Здесь Андрей Иванович (в начале июня 1537 года) был брошен в заточение. Бояр князя Андрея подвергли торговой казни и заключению. Часть его детей боярских разослали по городам, а 30 новгородских дворян за участие в мятеже были повешены.

Дальнейший ход истории зависит от судьбы Елены Глинской. В реальной истории в ночь на 3 апреля 1538 года она внезапно скончалась. В её естественную смерть мало кто поверил, а некоторые современники открыто говорили, что она была отравлена (что подтверждается данными исследования останков княгини, в волосах которой была обнаружена концентрация солей ртути, в тысячу раз превышающие норму). В качестве отравителей, как правило, называют семейство князей Шуйских (которые более остальных выиграли от кончины великой княгини). Но в данном случае этот род существенно ослаблен гибелью двух своих наиболее сильных представителей (князей Василия Васильевича и Ивана Васильевича), что делает для Шуйских невыгодным смерть Елены Глинской, поскольку в последующей борьбе за власть их соперники (например, князья Бельские) становятся гораздо более опасной силой, чем в реальной истории. И это приводит к тому, что Елена Глинская, скорее всего, переживёт весну 1538 года и продолжит править страной в качестве опекуна над своим сыном. Что, в свою очередь, позволяет избежать имевшего место быть в реальной истории пятилетнего боярского правления (1538-1543 гг.), благодаря чему Россия избежит многих его негативных последствий.

Одним из важнейших деяний правительства Глинской стала губная реформа (от слова "губа" — область). С сентября 1538 года от имени Ивана IV "нача жаловати, грамоты давати по всем градом большим и по пригородам и по волостем, лихих людей обыскивати самим крестьяном межь себя по крестному целованию, и их казнити их смертною казнию, а не водя к наместникам и их тивуном многих людей разбойников и татей".

Сущность реформы сводилась к тому, что важнейшие уголовные дела о "ведомых лихих людях" отныне изымались из компетенции наместников и передавались в ведение или выбранных из крестьян десяцким, пятидесяцким и соцким, или выборных губных старост из числа детей боярских. Контроль над деятельностью губных органов в центре осуществляла специальная комиссия Думы ("бояре, которым разбойные дела приказаны") во главе с Иваном Даниловичем Пенковым, которая постепенно из временного учреждения трансформировалась в приказ разбойных дел.