Она улыбнулась ему — так, что у юноши вспыхнули уши. Она совсем недавно — всего несколько недель назад — стала его возлюбленной, и он ещё не успел привыкнуть к этому. Больше всего ему нравилась в ней непредсказуемость — она постоянно вовлекала его в затеи, часто совершенно неожиданные. Но сейчас эта часть её очарования для него несколько поблекла. Желание посещало её как придется, — иногда и вовсе оставляло на несколько дней, — а иногда вспыхивало так жарко, что Найко просто не хватало сил. И он, не зная, что ожидать от подруги, ходил совершенно ошалевший.

Он помотал головой, отгоняя слишком яркие воспоминания. Иннка отпустила его руку. Она шла впереди юноши, так быстро, что он едва поспевал за ней. Они обошли Ана-Малау и начали спускаться вниз — в лощину, по тропам, пробитым вовсе не людьми.

Мир нового Джангра не был милостив к человеку: ядерное освобождение не прошло даром и его леса населяли чудовища, почти неуязвимые, — но, к счастью, им принадлежала только ночь. День был отдан безобидной живой мелочи — и людям. И оба мира — Ночи и Дня — старались не встречаться друг с другом.

Склон круто пошел вниз, в темно-зеленый полумрак, — но, оглянувшись, Найко ещё видел заслонявшую полнеба сине-золотистую стену Ана-Малау. Здесь было прохладнее, но воздух столь густ, что он словно плыл в море запахов. Иннка же скользила сквозь заросли перед ним, совершенно бесшумно.

Они спустились на самое дно лощины, туда, где земля стала черной и топкой, и где сквозь завалы упавших стволов бесшумно струился поток темной воды. Он немного пугал Найко своей беззвучной мощью, заметной лишь вблизи: достаточной, чтобы сбить с ног и унести.

Здесь было уже почти совершенно темно. Он не видел девушки — её смуглая кожа сливалась с сумраком и грива её светлых волос казалась ему чем-то совершенно независимым. Она пробиралась вниз по течению реки, всё дальше, и Найко начал тревожиться: она вела его в места, куда нельзя было заходить даже днем. Конечно, ночные звери не выйдут до заката, но здесь, где уже так темно, могут быть исключения...

Юноша начал злиться. У них не было необходимости забираться так далеко: никто не запрещал им быть вместо так и сколько, сколько им нравилось. Но Иннка любила приключения. Наконец, она остановилась возле громадного ствола — даже упавший, он был ей по плечо.

— Здесь, — шепнула она, повернувшись к нему.

Найко обнял её. Иннка выгнулась, откинулась на шершавую кору, позволяя ему целовать её лицо, шею, уши; её маленькие ладошки ласкали нагую грудь юноши. Ладони Найко скользили по её животу и бедрам; ткань, прикрывавшая их, уже была аккуратно пристроена на стволе.

Это было явно не лучшее место для любви: босые ноги пары по щиколотку ушли в топкую грязь, к тому же, Найко, лаская подругу, постоянно осматривался. Ему очень мешала возня шагах в сорока: наммат, водяной ящер, уже приступил к трапезе, совершенно не стесняясь их.

Это создание числилось безвредным — но оно было ростом ему по пояс и длиной метров в пять, и его толстая темно-зеленая туша могла привлечь хищников. Иннка же забыла обо всем: она откинула голову на грубую кору, её ресницы опустились, она судорожно вздыхала, выгибаясь под прикосновениями его губ к её нагой груди.

Найко пришлось ласкать её вполглаза, прислушиваясь и осматриваясь из-под падающих на лицо волос. И вдруг он понял, что всё это очень ему нравится. Здесь, возле реки, деревья расступались и пара оказалась словно бы в громадном зале. Его стенами служили черные склоны лощины, крышей — шумящий зеленый свод, и глаза Найко то и дело косили на единственную брешь, — клочок пронзительно-синего вечернего неба.

Наконец, Иннка крепко обвила его руками и ногами; он обнял её, двигаясь быстро и упруго. Теперь он уже ничего не замечал, но это не продлилось долго: всего через минуту впалый живот юноши поджался к спине от удовольствия. Он выгнулся, беззвучно округляя рот, потом вскрикнул в ослепляющей судороге и уткнулся в волосы подруги, стараясь перевести дух.

Мир вокруг медленно обретал очертания, словно бы всплывал из-под воды. Руки и ноги Иннки всё ещё крепко оплетали его и он чувствовал всё её тело своим. У моря, на пляже, где они были наедине с небом и золотым песком, где у них было сколько угодно времени для обстоятельных, неторопливых игр, ему почему-то никогда не бывало так хорошо.

Он уже подумывал о продолжении, когда лес огласили трубные, переливчатые звуки, от которых по его коже пошли мурашки: йахены приветствовали заход солнца. Пока ещё далеко, но, раз солнце зашло...

Иннка ловко выскользнула из его объятий, обернув вокруг бедер полосу ткани; ничего больше для перехода в приличный вид ей не требовалось. Найко нагнал её, затягивая повязку на ходу.

Назад они шли очень быстро, внимательно осматриваясь. Острота явной опасности и мысль о том, что они возвращаются домой, возбуждали. Эта ночь была последней перед первым его путешествием здесь и ему хотелось сохранить в памяти что-нибудь необычное.

Они достигли Ана-Малау без помех, хотя в зарослях вокруг уже что-то подозрительно шуршало; это прекратилось лишь когда они поднялись на холм и впереди показалась монолитная стена здания. Она призрачно темнела, занимая, казалось, полнеба. Очень высоко наверху на её гладкой стали ещё лежали розоватые отблески заката.

Вокруг уже никого не было и пара побежала вдоль зиявшей бездны расчерченного балками рва: с закатом ворота Ана-Малау закрывались — а солнце уже зашло. Они понимали, конечно, что их не закроют, пока все не окажутся внутри — не должны — но страх остаться снаружи ночью был уже как инстинкт. Ещё никто на побережье не смог встретить утро, оставшись вне стен селений-крепостей.

Бездумно взявшись за руки, они проскочили в портал, в просторный, во всю высоту здания, ангар со стенами из стали, освещенный мертвенно-синими проекционными матрицами. Здесь стояли машины хониарцев, столь странные, что Найко не мог понять, как они летали, — и ещё несколько десятков человек.

Их встретили насмешки: исчезновение пары и его причины вовсе не были ни для кого тайной и ушам юноши вновь стало очень жарко. Он увлеченно разглядывал пальцы своих босых ног — не выпуская, впрочем, руки подруги, — пока Вайми проводил перекличку. Все оказались внутри — хотя в прошлом несколько раз не досчитывались заигравшихся детей и молодежь бежала искать их. Найко всегда был среди добровольцев: однажды ему удалось разыскать ревущего малыша после получаса отчаянных поисков, когда стало уже почти темно, и он весь следующий день ходил в героях. Пока погибших здесь не было; Найко казалось, что смерть оставила их, и что ушедшие от них сейчас живут в каком-то другом месте, поистине чудесном.

В это верили все, но его порой посещало желание пойти в Лес — ночью, в одиночестве, нагим — чтобы встретиться с ними, узнать, что там, на темной стороне бытия, — и одолеть это желание было совсем не так просто...

Реальность, вся его жизнь словно разорвались на две части — до Зеркала и после — и он не представлял, что было в промежутке, не мог даже понять, живет ли он сам наяву. Не осталось, конечно, никаких следов войны с Мроо и всё случившееся казалось ему сном.

Едва перекличка закончилась, Вайми повернул рубильник. Массивный прямоугольник моста с грохотом уехал под стальной пол и тройные ворота Ана-Малау начали неторопливо закрываться. Две пары створок скользили навстречу друг другу, а между ними опускалась вертикальная плита. Всё вместе было толщиной в шаг Найко и он с волнением смотрел на этот торжественный обряд: разделение двух миров, Человека и Природы.

Створки ворот двигались с тяжелым рокотом и когда они сошлись, раздался могучий глухой удар; пол под ногами юноши вздрогнул.

В этот миг он почувствовал себя так, словно отправлялся в путешествие, — хотя сейчас ему предстояло отправиться только в постель, в зыбкий мир снов, чтобы пересечь ту полосу небытия, что называли ночью. Но и здесь его сны были длиной в жизнь и Найко очень нравилось это: он и его друзья каждое утро становились немного иными, незнакомыми, — и это было восхитительно...

Едва ворота закрылись, люди начали расходиться, ныряя в ярко освещенные проходы. Ритуал встречи ночи в Ана-Малау не отличался сложностью: она длилась на Джангре восемнадцать часов и нужно было хорошенько наесться перед сном на традиционном застолье. Ложиться спать натощак не стоило: можно было проснуться от голода.

В животе у юноши уже урчало, но неугомонная Иннка потянула его в конец галереи, к лифту. Миновав все этажи, они поднялись на просторную крышу здания.

Здесь было ещё десятка два их ровесников, решивших насладиться закатом. Обзор отсюда и впрямь был превосходный: ничто не загораживало дали. Найко встал лицом к западу: покрытые лесом холмы мягкими волнами сбегали вниз и там — всего в паре миль, глубоко, — блестело море. Над ним парило фантастическое оранжево-сизое облачное кружево, облитое огнем уже ушедшего за горизонт солнца. Нельзя было поверить, что там когда-то простирался Гитоград. Местность совершенно изменилась. Глядя на неё, Найко думал, что перенесся во сне на другую планету и боялся поверить в это счастье.

Иннка стояла справа от него, у самого угла парапета. Косясь на подругу, он видел за её гладким плечом волнистый гребень северного хребта, одетый темной зеленью. Там, в десяти милях от них, мягко светился розовато-белый массив Найры, соседнего здания-убежища.

Отсюда его можно было закрыть ногтем на мизинце вытянутой руки, и Найко не преминул сделать это, просто потому, что мог. Хониарцы задавали тон в Империи — но очень многие люди, подобно самому Найко, вышли из её прошлого и он не был уверен, что ему это нравится. Он не хотел, чтобы это прошлое вернулось.

На юге горы были темнее и выше, отсекая сияние заката. Между двумя косо заходящими друг за друга хребтами виднелась Долина Зверей — всего три мили по прямой, но никто из людей никогда не приближался к ней. Новый мир Найко был пока невелик: в любой его край он мог дойти не утомившись. Конечно, он уже бывал в соседних зданиях-странниках, — хотя их различия явно не стоили подобного труда. Но уже на восходе он должен был с этой самой крыши взойти в авиус — и предвкушение поездки было удивительным. Они отправятся в Новый Хониар, крупнейший город и столицу возрожденной Империи. Хеннат Охэйо, третьий сын последней Императрицы, пригласил их с Иннкой на свою коронацию.

Постепенно темнело. Стало прохладнее; поднялся ветер. Выползая из лощин, сгущался туман. Закат тонул в коричневатом мареве, поднимаясь всё выше над горизонтом — как будто они спускались на дно громадной чаши.

Крыша понемногу пустела. Глубокие, словно бы подводные завывания слышались всё ближе, по кронам деревьев смерчами катилось волнение. Наконец, из уже почти черной зелени показался первый паутинник — лес копьеобразных щупалец, увенчанных маленькими заостренными головами. Это существо состояло из множества отдельных тел. Размыкаясь и соединяясь вновь в произвольном порядке, они с быстротой птиц скользили даже сквозь самые густые заросли, словно сквозь воду. Размер этой живой сети достигал нескольких десятков метров — а каждый из тысяч клювов паутинника был смертельно ядовит.

Но паутинники вовсе не были самыми опасными из хищников нового Джангра: больше всего люди боялись лоферов, которые были ростом с них самих. Впрочем, на крыше Найко мог считать себя почти в полной безопасности — пока совсем не стемнеет и не появятся враны.

Он заметил, что они остались тут одни — все остальные уже ушли вниз. Им с Иннкой не нужно было слов: перебравшись в укромный уголок за громадной коробкой кондиционера, он подсадил подругу на парапет. Иннка любила подобные опыты: запрокинув голову к неровному морю темных крон, откуда летели чуждые человеку звуки, она задумчиво постанывала, доверившись сильным рукам юноши, сжимавшим ее бедра. На сей раз, Найко никуда не спешил, с интересом исследуя ещё новый для него мир чувственных удовольствий, — а туман тенями и волнами призрачного света плыл вокруг них, то скрывая землю внизу, то расступаясь...

Потом они долго сидели, обнявшись, прямо на крыше. Иннка иногда посмеивалась, положив голову на плечо юноши и он не мог поверить, что держит её в объятиях, — так ему было хорошо. Лишь когда в коричневато-сизом сумраке над ними пронеслась громадная крылатая тень, они опомнились, бегом бросившись к двери. Заперев её, Найко вспомнил, что оставил снаружи одежду. Им пришлось, поминутно оглядываясь, возвращаться за ней. Это было и в самом деле опасно, но Иннка всё время хихикала и юноша чувствовал себя довольно-таки глупо.

Когда они спустились вниз, все уже разошлись. Еду им, правда, оставили, а после ужина паре, наконец, захотелось спать. Вернувшись в свою комнату, Найко уютно растянулся на силовом поле, удивительно удобном и мягком. Иннка легла рядом с ним. Они не говорили, искоса посматривая друг на друга.

Потом постель под ними вздрогнула, донеся эхо очень мощного, но далекого и глубинного взрыва, и Иннка прошептала ему одну фразу, от которой Найко стало страшно и радостно одновременно — он узнал, что станет отцом, хотя не верил в это. А взрыв...

От волнения у него закружилась голова, однако лишь сейчас он познал настоящее облегчение — единственный путь, соединявший мироздания людей и Мроо, отныне был разрушен и никакая сила не могла проложить его вновь.

Вторичный Мир, Мааналэйса,

62 882 334-й год Сотворения,

Вторая Реальность.

Лэйми очнулся от холода. Он наслаждался, чувствуя, как остывает его раскаленная одежда и как стихает мучительная боль, но недолго. Немного опомнившись, он понял, что лежит на камнях и с трудом приподнялся.

Его глаза какие-то мгновения ещё смотрели в никуда, потом окружающий мир обрел резкость. Здесь было сумрачно, под низкими кронами елей пятнами лежал снег. "Прелесть" стояла сразу за ним, шагах в пяти. Экран ноктовизора был разбит, его осколки блестели среди гравия. Охэйо, поджав пальцы босых ног, осматривался, вытянувшись во весь рост.

Они оказались на серой, замшелой каменной осыпи, переходившей в неровный, заросший лесом склон небольшой долины, обрамленной крутыми, такими же лесистыми холмами. По её плоскому, заваленному камнями дну с шумом несся мелкий поток прозрачной, даже на вид ледяной воды. А впереди, где-то далеко за горизонтом, в небо вздымались арки, фестоны, крылья перистого, беловато-алого, неподвижно застывшего сияния — не закат, а, скорее, край колоссальной туманности. Низко над головой ползли йодисто-рыжие туманные тучи. Резкий, ледяной ветер проносился между кронами сосен. Те отвечали ему печальным и в то же время величественным, всеобъемлющим шумом. Этот пейзаж был странно знаком Лэйми — он не видел его, но представлял, когда читал истории Вторичного Мира...

— Ну что ж, мы у цели, — Охэйо открыл багажник "Прелести" и стал складывать вещи в походную сумку. Из оружия он взял одну энергопризму. — Мои энергоблоки здесь действительно не действуют, — пояснил он удивленному Лэйми. — Ваджры, брахмастра, сама "Прелесть" — всё это тут просто бесполезный хлам. Наверно, это и к лучшему. Мне этот мир кажется... ну, более правильным, что ли. И мы хотя бы знаем, что здесь к чему. Ниже по реке должен быть город. — Он выпрямился и закинул сумку на плечо. — Ну что, пошли?