— Мы можем нанести удар первыми, — предлагает Дейдара. — Забросать Коноху бомбами с воздуха, или обстрелять из тяжёлых орудий... Они будут вынуждены поднять над поселением щит и запереться в нём. Наступательные операции станут невозможны.
— И на сколько времени тебя хватит бросать бомбы? — ехидно интересуется Сакон. — Ты же у нас артист, художник... Бесконечная чакра ещё не значит бесконечного терпения, а осада — работа долгая.
— Да что ты вообще знаешь об осаде, мальчишка?! — взрывается Дейдара. — Я учился брать крепости, когда ты ещё пешком под стол ходил!
— Видимо, учился плохо, — спокойно парирует Сакон. Кабуто уже готовится отозвать призыв — потому что Дейдара вот-вот взорвётся не в переносном, а в самом буквальном смысле.
И тут меня осеняет.
— Похоже, поскольку нас загнали в угол, пора выкатывать тяжёлую артиллерию — в прямом и в переносном смысле.
— Что ты имеешь в виду?
— Пора обратиться за помощью к единственному человеку, который способен остановить альянс пяти Каге.
Я нарочно использовал двусмысленное определение. Для Орочимару и остальных есть лишь два человека, превосходящих уровнем Каге — по крайней мере из тех, кто в пределах досягаемости. Пейн и Мадара. Пейн, по понятным причинам, вмешиваться не станет — если бы он хотел нам помочь, ему проще вернуть Лиса, чем лезть в глобальную драку до времени. А вот с Мадарой в принципе можно и поговорить. Орыч и Кабуто не представляют, что я могу такого сказать бессмертному маньяку — но в эффективность томинотерапии они верят. Да и самим поболтать с такой исторической личностью интересно.
Но для меня и Саске эти слова имели совсем другой смысл.
Нет, к Мадаре мы, конечно, обратимся — раз уж получили такого монстра, грех его не использовать. Но даже если удастся как-то договориться, вряд ли мы сможем сразу достичь такой степени доверия, чтобы вручить ему наши жизни. Не говоря уж об этической стороне вопроса — Мадара это оружие массового поражения. После его встречи с войсками деревень у нас призывных зверей не хватит для уборки трупов.
А для меня это имеет значение — я всё-таки не Томминокер-21 из манги.
Действовать нужно быстро — по расчётам Кабуто, Тсунаде понадобится от трёх до семи дней, чтобы собрать союзников и подготовить план атаки.
Чтобы связаться с существом внутри печати, нужно послать своего "клона" (сгусток чакры, несущий слепок личности) внутрь червоточины. Откуда мы знаем, что именно клона, а не управляемую марионетку? Потому что разговоры с Лисом могли длиться часами, пока во внешнем мире проходили секунды. Тот же эффект, что и в Цукуёми.
Проблема со мной состояла в том, что в наличии был всего один такой сгусток — это я сам.
Но если гора не может прийти к Магомету, то Магомет может прийти к горе. Взять частицу чакры Мадары, выпустить её из печати, и запечатать её вместе со мной (а также клонами Наруто, Саске и Кабуто) в какой-нибудь ловушке. Там мы и поболтаем.
Конечно, даже клон Мадары — это всё-таки клон МАДАРЫ. Пусть даже у теневых клонов Шаринган не работает, а древесных эта версия Мадары создавать не способна. Все равно — риск очень велик.
Но теперь у нас есть уздечка для этого монстра. Наруто ляжет с головой в "мёртвую воду" — и клон, состоящий из вечной чакры, окажется беспомощным, как котёнок. Останется только паре ниндзя нырнуть в раствор и там его запечатать.
Осталась сущая мелочь — убедить запечатанного Мадару выделить нам клона. Можно, конечно, отправить туда к нему "курьера" с предложением поболтать на нейтральной территории — но помимо меня, выдержать мадаротерапию с гарантией может только Орочимару, а он слишком горд, чтобы позволить себя использовать в роли мальчика на побегушках.
Что ж... если нельзя до кого-то докричаться... попробуем допеть! Как там — через горы, через расстоянья, на любой дороге, в стороне любой...
— И что же, предок... ты думаешь, существует песня, способная тронуть сердце самого Мадары?
— Ну, насчёт прикосновений к сердцам — я не уверен, это у нас привилегия Кабуто-сана с его скальпелями. Да и нету у воскрешённых сердца. Но заинтересует его определённо. И не только его... Это же фактически гимн клана Учиха... Таюя — готовь инструменты.
Если вы думаете, что Пятёрка Звука за прошедшие месяцы ничего не делала, кроме как тренировалась, да изредка помогала нам в лаборатории в некоторых опытах — таки вы сильно ошибаетесь. Инфицирование культурой двадцатого века — бесследно не проходит. Снова стать безликими инструментами после этого уже нереально. Зато инструментами музыкальными — вполне.
Уж не знаю, чья это была идея — вероятно, Кидомару, как самого предприимчивого в этой компании. Но за месяц с небольшим из отряда спецназовцев-смертников получилась вполне неплохая рок-группа. Солистом стал Кимимаро — у него оказался глубокий и звучный голос, да и внешность, с этим его роскошным белым хвостом, такая, что девочки в обморок падают. Плюс пластика прирождённого танцора и возможность на ходу менять объём грудной клетки и создавать дополнительные резонаторы в собственном теле. Близнецы в четыре руки играют на ударных (благо, удар поставлен). Кидомару — клавишник (четыре верхние руки) и гитарист (нижняя пара), причём струны на гитаре он натягивает из собственной паутины. Джиробо — бас-гитарист и второй вокал при необходимости. Таюя, вопреки всем возражениям, как играла на флейте, так и играет — разве что иногда берёт в руки виолончель. Все попытки указать ей на неуместность данных инструментов в роке разбиваются об единственное железобетонное возражение — она единственная в этой банде хоть что-то понимает в музыке.
Разумеется, первые опыты этого, если можно так сказать, коллектива, без содрогания слушать было невозможно. На седьмой базе, где они репетировали, народ до сих пор уверен, что Орочимару выдумал новое смертоносное оружие для уничтожения всего живого. Но со временем методом тыка (и живительных тычков от Таюи) дело худо-бедно пошло на лад. Иногда к ним даже клоны Наруто присоединяются в качестве хора на подпевке. Вернее, присоединялись, пока он не выпустил Лиса — после этого чакру пришлось расходовать экономнее.
Естественно, молодые шиноби занимались этим не только чисто ради развлечения. Мы всё-таки деревня Звука — и ребята теперь стараются доказать, что взяли это имя не просто ради понтов Орыча. После успешного сольного выступления Саске против Итачи, популярность звуковых усилителей в деревне резко возросла. Сейчас Пятёрка может при помощи направленных колебаний обрушить дом, вызвать у противника разрыв внутренних органов, глухоту, полную дезориентацию или приступ паники, погрузить его в гендзюцу... а уж их совместная вокально-инструментальная атака способна разметать небольшую армию.
Слушать их добровольно люди, правда, все равно отказываются — но Пятёрка и это умудрилась обратить себе на пользу. Гастролируя в соседних странах, они умудрились изрядно пополнить бюджет деревни, не пролив при этом ни капли крови — по принципу "А сколько вы заплатите, чтобы мы больше не пели?" Нет, когда они стараются, то могут играть... пусть не хорошо, но вполне сносно. Но во-первых, стараются они не всегда, а во-вторых, ухо псевдояпонского псевдосредневекового крестьянина к восприятию хард-рока ну совсем не приучено...
— Значит так, молодые люди. Это не звуковая атака. Повторяю — это не звуковая атака. Мне нужно хорошее благозвучное выступление. Ну, насколько вообще рок может быть благозвучным. Сможете обеспечить?
— Сделаем, Томино-сан, — улыбается Джиробо. — Всю ночь репетировали.
— Тогда топи Наруто — и поехали!
Я видел небо в стальных переливах
И камни на илистом дне
И стрелы уклеек, чья плоть тороплива,
Сверкали в прибрежной волне
И еще было море, и пенные гривы
На гребнях ревущих валов
И крест обомшелый, в объятиях ивы,
Чьи корни дарили мне кров.
Саске недоумевающе на меня смотрит — весьма заурядная пейзажная лирика, при чём тут, собственно, Учихи?
Погоди, малыш, это только разогрев...
А в странах за морем, где люди крылаты,
Жил брат мой, он был королем
И глядя, как кружатся в небе фрегаты,
Я помнил и плакал о нем.
Брат мой, с ликом птицы, брат с перстами девы,
Брат мой!
Брат, мне море снится, черных волн напевы,
Брат мой
Вот теперь, кажется, зацепило... на меня смотрит не только Саске, но и безглазый Итачи. Осторожно подтягиваем удочку...
В недоброе утро узнал я от старца
О Рыбе, чей жир — колдовство
И Клятвою Крови я страшно поклялся
Отведать ее естество.
А старец, подобный столетнему вязу,
Ударил в пергамент страниц —
"Нажива для рыбы творится из глаза —
Из глаза Властителя Птиц".
Всё, они мои. Уже не только Саске и Итачи — вода вокруг живота Наруто начинает пузыриться. Узумаки слегка ослабил печать и Мадара тянет через неё первые щупальца — что это там такое странное поют и почему от этой музыки вибрирует струной червоточина?
Брат мой, плащ твой черный
Брат мой, стан твой белый
Брат мой, плащ мой белый
Брат мой, стан мой черный
Брат мой!
Брат мой, крест твой в круге
Брат, круг мой объял крест
Брат мои, крест мой в круге
Брат, круг твой объял крест
Брат мои!
Я вышел на скалы, согнувшись горбато
И крик мой потряс небеса —
То брат выкликал на заклание брата,
Чтоб вырвать у брата глаза
И буря поднялась от хлопанья крылий —
То брат мой явился на зов
и жертвенной кровью мы скалы кропили,
И скрылись от взора Богов
Брат мой, взгляд твой черный
Брат мой, крик твой белый
Брат мой, взгляд мой белый
Брат мой, крик мой черный
Брат мой!
Щупалец вечной чакры становится всё больше, но едва покинув Кеиракукей Наруто, они сразу бессильно обвисают слабо светящимися жгутами фиолетового света. "Мёртвая вода" делает своё дело. Ещё несколько граммов — и можно проводить захват. Кабуто уже наготове — с Кусанаги, специально одолженным для такого случая Орочимару.
Брат, где твой нож — вот мой,
Брат, вот мой нож, твой где
Брат, где нож твой — вот мой
Вот мой нож, мой брат, мои...
Брат мой!
И битва была, и померкло светило
За черной грядой облаков
Не знал я, какая разбужена Сила
Сверканием наших клинков
Не знал я, какая разбужена Сила
Сверканием наших клинков
И битва кипела, и битва бурлила
Под черной грядой облаков!
Чья клубится на востоке полупризрачная тень?
Чьи хрустальные дороги разомкнули ночь и день?
Кто шестом коснулся неба, кто шестом проник до дна?
Чьим нагрудным амулетом служат Солнце и Луна?
Се, грядущий на баркасе по ветрам осенних бурь,
Три зрачка горят на глазе, перевернутом вовнутрь
Се, влекомый нашей схваткой
правит путь свой в вышине
и горят четыре зрака на глазу, что зрит вовне...
Есть! У живота Наруто образовался сгусток размером лишь чуть меньше самого мальчишки. Кабуто обрубает "языки" чакры одним взмахом, Наруто тут же восстанавливает печать, а Кимимаро (которому единственному в группе не нашлось работы, поскольку солирую сейчас я), тут же втягивает эту высвобожденную энергию в водонепроницаемый свиток.
Вроде можно расслабиться, но если я не закончу, меня убьют Саске и Итачи. И не посмотрят, что бессмертный. Слишком уж заинтригованы — чем там всё закончится. Так что — Мадара Мадарой, а музыка — музыкой. Знаком показываю Пятёрке, чтобы не вздумали снижать темп.
И рухнул мне под ноги брат обагренный,
И крик бесновавшихся птиц
Метался над камнем, где стыл побежденный
Сочась пустотою глазниц.
И глаз наживил я, и бросил под глыбу.
Где волны кружатся кольцом —
Удача была мне, я выловил Рыбу
С чужим человечьим лицом
Я рыбы отведал, и пали покровы,
Я видел сквозь марево дня,
Как движется по небу витязь багровый,
Чье око взыскует меня
Ладони я вскинул — но видел сквозь руки,
И вот мне вонзились в лице
Четыре зрачка на сверкающем круге
В кровавом и страшном кольце
И мысли мне выжгло, и память застыла,
И вот, я отправился в путь
И шел я на Север, и птица парила,
И взгляд мой струился как ртуть
Я спал под корнями поваленных елей,
А ел я бруснику и мед
Я выткал надорванный крик коростеля
Над зыбью вечерних болот
И в странах бескрайнего льда и заката.
Где стынет под веком слеза,
Пою я о брате, зарезавшем брата
За Рыбу, чья пища — глаза...
Что чувствует файл, когда его срывают с родного жёсткого диска, перекодируют, сжимают и отправляют в архив? Никто не может сказать... кроме файла.
Что чувствует разумный заряд чакры, когда его отправляют внутрь печати? Теперь я могу сказать.
Боль, ужас и восторг.
Сначала приходит боль, когда ты чувствуешь, как рвётся на элементарные частицы каждая клеточка твоего тела. Если не сопротивляться, эта стадия продлится недолго. Но ты попробуй не сопротивляться, когда тебя заживо кидают в мясорубку.
У меня в этом смысле было преимущество перед шиноби — мне дёргаться и отбиваться было просто НЕЧЕМ. Вечная чакра, из которой состоит моё псевдотело, абсолютно пассивна. Так что самая неприятная фаза закончилось очень быстро.
Боль тела исчезает вместе с телом, но боль сознания остаётся ещё на некоторое время. Пока ты не осознаешь, что кожи, костей и кишок у тебя больше нет — а значит, болеть больше нечему. Тогда приходит вторая фаза — ужас.
Полная и абсолютная сенсорная депривация. Ты не только не видишь ничего, не слышишь ничего, не чувствуешь ничего. Ты фактически НЕ СУЩЕСТВУЕШЬ. Исчезает даже кинетическое ощущение мышц — то базовое чувство, которое сообщает нам о наличии у нас тела.
И у тебя нет ни малейшего понятия, сколько продлится такое существование. Секунду или столетие. Умом ты понимаешь, что через несколько мгновений чакра примет новую устойчивую конфигурацию, и какие-то ощущения должны будут вернуться. Но... уже, кажется, прошло больше времени? Или нет?
Для жертвы Цукуёми секунды растягиваются на сутки. Что если здесь — нечто подобное? С какой скоростью может мыслить разумная чакра? Что если мгновения падения в червоточину обернутся субъективными днями? Неделями? Месяцами? Ох, знал Кидомару, о чём говорил, когда цитировал "Долгий джонт".
А потом ты чувствуешь, что находишься в этой темноте не один. Чужие мысли резонируют с твоими, и ты понимаешь, что страхи были напрасны. Ты уже находишься внутри печати. И здесь совсем не пусто. Просто... всё совсем иначе.
— Да будет свет, — говорю я. И появляется свет.
Дальше — дело техники. Нужно просто собрать свои и чужие мысли, разложить их по полочкам, вылепить из них ту "реальность", которая мне больше нравится. Работа привычная и знакомая — я же, чёрт возьми, писатель... А должному настрою поспособствует хорошая музыка...
Мы
Нарисуем мир таким, чтоб, любя,
Всех
Принимать, как продолженье себя;
Где
Целый мир — на всех один организм,
