— Существами из тьмы? Мроо?
— Их не было в миг сотворения Вселенной, Лэйми. Никого не было. Сам миг Творения был искажен. Если это кто-то и сделал, то он тоже Извне. Вне Вселенной.
— А ТОТ мир? Который я видел?
— Он не фиксируется физическими приборами. ОНИ такого мира не видят.
— У НИХ нет души?
— Выходит, так. Но ОНИ научились жить вечно. Здесь.
— А орки? Волоты? Откуда они?
— Сначала здесь были только люди. Но, знаешь, в Мааналэйсе прошло девяносто миллионов лет...
— Значит, и оборотни, и волоты...
— Когда-то были такими же, как мы с тобой. Но они — искажения. Мутации. До определенного предела их терпят... но если леры во Вьянтаре не справятся с орками — ОНИ им помогут.
— Снова Блуждающая Звезда?
— У НИХ есть множество способов. Знаешь, ОНИ не делятся со мной своими планами... Так что если ты хочешь помочь оркам... лучше оставь эту затею.
— Или что?
— Плохо может быть. Понятно?
— И ты считаешь, что леры правы?
Охэйо задумчиво рассматривал ладонь.
— Они совсем мне не нравятся, но да. Если орки победят — двадцать миллиардов человек попадут в рабство. Может быть, больше. А потом от них постараются просто избавиться. Леры — единственные, кто может помешать этому.
— Уничтожив всех орков?
— Да, хотя их около четырех миллиардов. Но теперь вопрос стоит так: или — или. Или четыре миллиарда, или двадцать. Две жизни дороже одной. Я не говорю о пяти. Просто.
— Просто? Это называется — просто?
— Это не я придумал, Лэйми. Война началась как раз из-за тебя. Впрочем, она бы всё равно началась — месяцем или двумя позже. Леры должны быть благодарны тебе. Если бы не ты — им бы пришлось куда хуже...
— Прекрати!
Охэйо продолжал разглядывать свои пальцы.
— Или — что? Никто не помешает ИМ прополоть свой сад. Ты тоже.
— А ты? Твоя брахмастра...
— О, это была бы история для легенды — двое героев против цивилизации, существующей более ста миллионов лет и населившей — если я не ошибаюсь — два миллиарда звезд. Ты знаешь, что такое "экса"?
— Гекса? Тысяча в шестой степени. Квинтиллион.
— ИХ примерно столько. Кого-то я, возможно, смогу уморить, но уж никак не всех. И мне не хочется, кстати.
— Я могу тебя заставить.
Охэйо повернулся к нему.
— Как? Начнешь с дыбы или сразу перейдешь к вырыванию ног? Будешь вытягивать сухожилия? Я, знаешь ли, не мазохист, как некоторые. Я не дамся.
— Убьешь меня?
Охэйо фыркнул.
— Почему рассуждения об общем благе у тебя постоянно приводят к этому слову? Ах да, традиция... Я, знаешь, тебя не держу. Хочешь — иди, пили головы, отдавайся на мусорных кучах, занимайся чем хочешь. Мне без тебя будет скучно... но не больше.
— Тогда зачем же ты вытащил меня?
— Ты мой друг. Даже если ТЫ этого не хочешь.
— На самом деле ты меня не выпустишь?
Охэйо улыбнулся.
— Нет. Раз ты не ценишь свою жизнь, кто-то же должен её ценить.
— Но ты не мой отец.
— Мне нравится так поступать. Я ничего не могу с собой поделать. Да и не стоит, пожалуй...
— Что же ты хочешь делать?
— ОНИ многое рассказывают мне, но не отвечают на мои вопросы. А я должен знать. Это мир несовершенен. Это правда. Но можно создать более совершенный. Это тоже правда. Мне кажется, что именно для этого я и живу.
— Значит, тебе не всё равно?
Охэйо рассмеялся.
— Нет. Просто любое дело можно делать с умом — а можно без ума. Я уже говорил тебе это... Можно положить свою жизнь, чтобы спасти то, что спасать незачем и нельзя. А можно отступить и начать всё сначала.
— Ты не умрешь от скромности.
— Я умру, растворившись во тьме. Не знаю только, когда.
Лэйми вздрогнул.
— Почему ты так думаешь?
— Потому, что есть сны, Лэйми. Я часто вижу это. Снова и снова. Думаю, это тебя утешит.
— Господи, Аннит, нет. Я... — Лэйми потер ладонями лицо и вдруг сел у стены, сжавшись в комок. — Прости меня. Я просто никак не могу забыть, как этот му... как Ууртай пытал меня. Думать о том, что ещё с кем-то поступают сейчас так же... или хуже, я не могу, это невыносимо...
Охэйо тоже сел у стены, прижавшись к нему боком, — совсем как тот испуганный ребенок, который нашел другого там, давным-давно, во тьме Зеркала Хониара...
— Сильно мучили?
— Я... — Лэйми яростно помотал головой и с трудом заставил себя продолжать. — Знаешь, когда тебя пытают, чтобы что-то узнать, это, наверно, не так мерзко. Тогда можно думать: "ну вот ещё секундочку потерплю и признаюсь". Тогда ты знаешь, что можешь всё прекратить, когда станет уж совсем невмоготу. А когда так... это страшно, Аннит. Ууртай довел меня до... ну, я плакал, я был готов на всё, лишь бы он не делал больно... а сейчас мне невыносимо стыдно. Хорошо, что с тобой такого не было...
— Со мной — не было, — медленно ответил Охэйо. — Но, знаешь, в Хониаре у меня была подруга... Аттина... первая девушка, к которой я почувствовал... нам было всего по двенадцать лет, Лэйми, мы даже не успели понять, что с нами происходит. Её похитили ТЕ. Насиловали. Издевались. Это продолжалось два месяца. Всё это время я искал её. Я был... наверно, не в себе. Я совершенно не думал о том, что для ТЕХ мало разницы — девочка или мальчик... и меня несколько раз чуть не поймали. А когда я её нашел... это было не то, что произошло с Мэнни, но близко, Лэйми. Близко. Она так и не оправилась до конца — за все наши двести лет. Вот тогда я и объявил ТЕМ войну. Собрал всех, кого мог... и ТЕ — почти все — провели эти двести лет в могилах, лишенные всего, но всё сознающие, — он помотал головой.
— Знаешь, те, кто говорят, что месть разрушает, прежде всего, мстящего, очень не правы. Тогда я понял, что не должен терпеть выродков только потому, что "у них своя правда". Я зарыл их в землю — и мне стало хорошо. С этого-то всё и началось, собственно. Я понял, что мир МОЖНО изменить и улучшить — если захотеть по-настоящему. Хотя мне, знаешь, тоже досталось. После того, что произошло с Аттиной, я считал, что чувственная любовь — это жуткая гадость... хотя на самом-то деле мне дико хотелось... я чуть с ума не сошел от этого. Сошел бы, если бы не... Её звали Наулия. Мне было уже лет пятнадцать. Ей на год больше. Всё началось почти случайно. Мы дружили. Ходили друг к другу в гости. Болтали о всякой чуши. Потом я понял, что мне просто нравится на неё смотреть. Слушать её. Я очень хотел... но я не мог делать с ней то же, что и ТЕ. Потому что мне было... невыносимо стыдно. Я дико ненавидел себя... ты даже представить не можешь, до какой степени... а потом... — Охэйо вдруг рассмеялся. — Знаешь, девчонки на самом деле гораздо умнее парней. Она поняла, что со мной происходит, — а я и сам-то толком этого не знал, — и пришла ко мне. Потом она... Знаешь, как тут, под Зеркалом, — вроде бы темно, но всё видно... Короче, я увидел её всю. Её грудь, живот, изгибы бедер, ямку у основания позвоночника... Говорят, что взгляд йин-йаур может обратить человека в камень... ну так вот, один её... вид то же сделал со мной. Потом она подошла ко мне и начала стаскивать... на мне и так-то было надето не много, а скоро и вовсе ничего не осталось. Это было как в кошмаре — с тобой делают то, чего ты больше смерти боишься... а помешать ты не можешь, потому что на самом-то деле... Потом... — Охэйо улыбнулся и, встретившись глазами с другом, отвел взгляд. В гагатовой черноте его волос искрились нити радужных бус — девушки Хониара дарили их тем, кто им особенно нравился. Лэйми поразило, что Охэйо до сих пор сохранил этот подарок... но в этом не было ничего удивительного.
Аннит заметил его взгляд.
— Это самое ценное, что у меня есть, — тихо сказал он. — Когда она вплетала их мне... это был самый удивительный миг в моей несчастной жизни.
— Да? Неужели с тех пор ничего...
Охэйо сел у его босых ног, опустив голову и не глядя на него.
— Тогда я так затравил себя, что мне жить не хотелось, — и на совершенно пустом месте. А когда Наулия обняла меня, вся эта блажь прошла в один миг. Моментально. Такое ощущение, знаешь, невозможно забыть...
— И только?
Охэйо поднял лицо. В его длинных зеленых глазах плескалась насмешка.
— Вообще-то, когда она обняла меня, я просто перестал думать. Знаешь, когда к нецелованному пятнадцатилетнему мальчишке прижимается нагая девица... это то же, что прыгнуть с обрыва в горячую воду, наверное, — кожа от макушки до пяток горит, в ушах шум, в глазах радуги, в голове — всё вверх дном. Я просто сгреб её в охапку и понес к... ну, у меня была большущая постель. Это было как безумие — понимаешь, что поступаешь неправильно, но поделать ничего не можешь. А потом... смутно помню... — он вновь помотал головой.
— А потом? После...
— Ну, мне стало дико стыдно. Даже хуже, чем до этого — хотя я думал, что это уже невозможно. Я знал, что приличные юноши не делают с девушками вещей, от которых те вопят, словно дикие кошки. К тому же, она всего меня исцарапала. Даже уши. В общем, я уткнулся мордочкой в ладони и мечтал тихо сдохнуть. А она... стала перебирать мне волосы и говорила, какой я красивый... в каждом месте, и я просто тонул в ознобе. Я и не знал, что по всей коже может быть так сладко... В каждом месте, про которое она говорила. Даже в пупке... через него, наверное, из меня и вышла вся дурь. Потом мы ласкались. Она тоже. Это было здорово — ощутить всё её тело наощупь, от подошв до ладоней. Я стал целовать её... везде — даже пальцы ног, даже... и говорить, как я её люблю. Она так смутилась... Но дарить ей удовольствие... это было лучшее, что я до тех пор знал. Потом... всё как-то само пошло естественным образом. Когда я стал... в общем, мне было очень интересно... — он опомнился и помотал головой.
— А потом?
— Она ушла. А я ещё полчаса сидел на постели — нагой, растрепанный, и пытался сообразить, как это всё понимать. И вдобавок улыбался. Довольно глупо, как я теперь думаю. Весь следующий день я тоже ходил очень задумчивый. Я боялся, что она всем расскажет. Но она никому не сказала.
— А потом?
— Я никак не мог забыть о ней. Старался понять, полюбит она меня, или нет. Я думал, что если этого не случится, то я просто умру. От тоски. А умирать мне совершенно не хотелось. Короче, я поймал её и отвел к себе домой. То есть, отнес на руках — так мне больше нравилось. Потом мне пришлось ловить её — или она меня ловила, уж и не помню. Мы опять растеряли всю одежонку, но, когда я её поймал, она не сопротивлялась. То есть совсем.
— А потом?
— Всё. Мы жили вместе долго и счастливо. Хотя в порывах страсти она здорово кусалась. Главное было — не заснуть в одной постели...
— Почему?
— Тем, первым утром она обнаружила, что спит, положив голову на... короче, мне на задницу. Это её жутко смутило. Не знаю, почему. Мне понравилось.
— И вы не заснули?..
— Нет. Я влюбился в неё по уши. Готов был делать всё, что она скажет.
— И она этим пользовалась?
— Разумеется. Но только в любви. Много позже я понял, что она сделала для меня... но было уже поздно. Мне хотелось разделить с ней всё, что я имел, свои мечты в том числе. Мне хотелось, чтобы она вместе со мной выдумывала новые истории, новые вещи. Но она... не могла. И мы расстались. Алина подошла мне куда лучше...
— А теперь? Ты не хочешь никого любить?
Охэйо широко улыбнулся.
— Хочу. Ещё как! Но, знаешь, только моего желания тут мало. А я не хочу, чтобы кто-то... любил меня.
— Но почему, Аннит?
— Я не хочу, чтобы кто-то страдал из-за меня. Я, знаешь, часто увлекаюсь вещами, от любви очень далекими, и это, наверное, навсегда. А завлечь девушку и потом просто забыть о ней ради очередной затеи... это слишком жестоко.
— Найди девушку, которая разделяет твои увлечения.
— Знаешь, как говорят, — слишком здорово было бы... Таких девушек не бывает. Да и потом, кто сможет в меня влюбиться? — Охэйо разглядывал свою бледную ладонь. — Ни одна приличная девушка, уж это точно. А без неприличных я сам как-нибудь обойдусь. Это, наверное, моральный мазохизм, который позволяет мне терпеть мои проступки. Этак может и совесть замучить...
Лэйми хотел рассмеятся... но потом он вспомнил, сколько жизней было на совести Охэйо.
И он не издал ни звука.
Глава 5:
Из Мааналэйсы
1.
Лэйми разбудил шум нарастающей суматохи. Какое-то время он тупо смотрел в потолок, пытаясь вспомнить, как попал в эту громадную, с множеством подушек постель, потом поднял голову. В окно лился яркий солнечный свет. Комната, просторная, устланная коврами и заставленная тяжеловесной полированной мебелью, казалась совершенно незнакомой.
Вчера, после разговора с Охэйо, он отправился спать. И спал, судя по всему, очень долго. Но что случилось? Откуда — солнце? Шум?
Он кинулся к окну. По террасе метались ошалевшие леры — когда он засыпал, все они были окаменевшими статуями. За ними виднелась пирамида Генератора.
Как Лэйми и ожидал, он не работал.
2.
Сообразив, что это и впрямь чужая спальня, и что сюда в любое мгновение могут войти, он начал спешно одеваться. Когда за его спиной стукнула дверь, он едва не упал, стараясь натянуть штаны, и только застегнув ремень решился оглянуться. В проеме стоял Охэйо — в одних плавках, встрепанный и изрядно ошалевший; он жмурился от яркого света. Похоже, он только что проснулся.
— Это ты отключил Генератор? — недружелюбно спросил Лэйми. Получив двухсоттысячное подкрепление и огромные запасы оружия, леры вполне могли выиграть войну. С неизбежной бойней для побежденных.
— Генератор? — Охэйо удивленно взглянул на него и вдруг рассмеялся. — Нет. Наверное, это ОНИ. Если орки победят, у леров под Зеркалом не будет никаких шансов, когда они окажутся в их будущем. И, наверное, ИХ очень об этом просили. Кстати, включить Генератор обратно я не могу.
— И что нам теперь делать?
— Возвращаться в кора... — Охэйо вдруг звонко хлопнул себя по лбу. — Там леры! Маахис и остальные. Это же надо быть таким... таким идиотом! Они могут там такого натворить...
— Улететь?
— Нет. Во всяком случае — вряд ли. Я настроил мыслеуправление на себя, так что с ним они вряд ли справятся. Инструкция у меня... хорошо, что я взял вещи! Но там полно оружия. Автоматы... Сейчас они, наверное, сидят и ждут нас. Девчонка почти наверняка не будет стрелять, но парни... — Охэйо задумался. — Всё равно, придется лететь. Выбора нету. Без этого корабля мы — никто.
— Я уже не Летящий. Меня лишили...
— А меня нет. И я тебя не возьму. Ты слишком тяжелый, и мне нужны будут свободные руки...
— И что мне тогда делать?
— Здесь, вокруг, полно леров. Бери автомат, лазер, ещё что-нибудь — и вперед. Ты ведь этого хотел?
— Аннит...
— Послушай, друг, у тебя все идеи какие-то недоделанные. Эти хорошие — и за них надо драться. Эти плохие — и их всех надо извести. Мне кажется, что хороший человек должен думать о спасении всЕх жертв. Независимо от расы и прочего.
Лэйми приоткрыл рот. Нельзя сказать, что эта идея не приходила ему в голову — просто она всегда казалась ему слишком трудной в исполнении. Жертвы и палачи — это куда проще. Одних спасти, других уничтожить. А тут...
