Присутствовал как-то раз на таком, ещё этим летом:
— Wo ist deine Artilleriebatterie? Antworte mir, du Rohling, bevor du deine Eier schießt!
— Ich werde dir nichts sagen, fick dich!
Отведя в сторонку «наставника», спрашиваю:
— Яша, о чём это они с такой экспрессией шпрехают?
Тот, охотно объясняет:
— Один молодой человек предлагает другому рассказать, где находится артиллерийская батарея — в противном случае, обещая лишить его способности любить женщин и иметь детей. Тот, отказывается совершать этот позорящий военнослужащего поступок, предлагая «любопытствующему» совершить пешую прогулку в некий «вонючий тоннель»…
Враз охреневаю:
— В жоппу, что ли? Ты чему детей учишь?
Тем временем, допрос продолжился, плавно перейдя с военных секретов на личности на личности:
— Der Vermaledei Tunichtgut!
— Der Schwuler!
— А вот за «дер швулера», Филька — ты мне сейчас ответишь!
Под аккомпанемент раздавшейся смачной плюхи, «Генерал Яша», невозмутимо, как двугорбый верблюд:
— Ничего! Коль решили стать военными — пусть знают, что их ждёт в плену.
Меж тем, допрашиваемый парнишка, вытирая кровь с разбитой губы, тем не менее с усмешкой:
— А как же Женевские конвенции, Scheisskerl?
— Scheiss drauf! Ты на меня в Совет Антанты пожалуйся, Wichser!
Видя мою негативную реакцию, Борщёв:
— Ты же сам говорил: «Учи их всему, что пригодится на войне»… Вот я и учу!
Ничего не сказал, но про себя подумал:
«Научи их ещё вешать, педагог фуев».
Знающий практически в совершенстве русский язык Фриц — более интересный тип.
Бывших авантюристов не бывает, согласен, но бывает опытный, постаревший и несколько в связи с этим остепенившийся авантюрист.
Этот — из таких же!
Недаром, он влёт сдружился с Гусаром, с Ипполитом Степановичем — моим «офицером по особым поручениям», с которым мы возвращались из Питера.
Как говорится — «два сапога пара».
Он намного старше первых двух, выходец из Прибалтики — где когда-то немцев было полным-полно, учился в петербургском университете, но за участие в революционном кружке был исключён с третьего курса.
Отсидев в участке, обидевшись на «тюрьму народов» и, в то же время поняв, что быть маргиналом — не есть хорошо для молодого организма, он перебрался на историческую Родину. Где получил гражданство и, до четырнадцатого года — перебрал великое множество профессий. Был простым полицейским, полицейским детективом, когда надоело ишачить на дядю — стал владельцем частного сыскного бюро, занимающимся в основном охранной деятельностью.
Пошёл добровольцем на фронт, но несколько позже своих коллег и, до конца войны служил на Восточном фронте:
— К тому времени навоевался уже до сыта и, когда ваши с нашими заключили Брестский мир — удалось устроиться переводчиком, не попав таким образом под раздачу на Западе.
Согласитесь, человек с таким опытом — может быть весьма полезным «в хозяйстве».
Во-первых, пора уже всерьёз задуматься об безопасности собственной персоны.
Давно пора!
Во-вторых, наряду со Школой секретарей-референтов — неплохо было бы иметь Школу телохранителей. Ибо, свой человек возле нужных людей из «власть придержащих» — это очень хорошо…
А целых два — ещё лучше!
Когда я предложил немцам новые контракты на два года, они были в принципе не против: в Веймарской Республике с работой — не то чтобы «ахти», а я им заплатил более чем щедро… Но, надо полагать, поинтересовались насчёт условий и окладов.
В ответ, как и водится при приёме нужных специалистов в моей «Империи», я раздал им чистые бланки:
— Сами пишите, сколько и что хотите. Я не так богат, чтоб платить мало нужным мне людям.
Те едва с дуба не рухнули, но придя в себя, написали цифры с нужным количеством нулей и подписали.
Взглянув на «нули», чуть «с дуба не рухнул» уже я!
В отличии от большинства наших специалистов, эти немцы от ложной скромностью не страдали. Не будь я уверен, что они с лихвой эти деньги отработают — причём с немецкой педантичностью, я б их послал, конечно. А так, не подав вида, подписал контракты и пожал им руки, закрепляя сделку.
* * *
«Но примешь ты смерть от коня своего…», — хотелось мне процитировать пророчество древнего волхва князю Олегу из Александра Пушкина на могиле Фрола Изотовича Анисимова. Однако на коротком траурном митинге, я в говорил совсем другое, закончив несколько оптимистично:
— Спи спокойно, дорогой наш товарищ, соратник и друг и, знай — дело всей твоей жизни будет продолжено! Первый пятилетний план развития Ульяновска — будет выполнен точно и в срок.
В четыре часа дня выехали обратно в Нижний Новгород.
Впереди так же — «разведдозор»: наши комсомольцы на «Рено» — который как бы по наследству от отца перешёл к Анисимову-младшему. За ними мой старенький «Форд» с вновь назначенными начальниками вневедомственной и ведомственной милиции и «Полицейской академии» — в том числе, едущих «в губернию» для утверждения в должности. Следом вместительный как автобус «Мак-Бульдог» с большей частью арестованных заговорщиков и их конвоирами. Затем, принадлежавшая Климу чешская однотоннка «Татра» с его племянником за рулём, с телами двух вагнеровцев в гробах.
В кузове последней, меж тех гробов — двое их мучителей в наручниках британской фирмы «Peerless» (как уже говорил, купил в Париже с десяток в качестве образца для копийратства), недавние узники ульяновских застенков — Васильцев и Купцов. А также ещё трое вагнеровцев — из самых надёжных и лично мне знакомых.
Это — будущие первые ученики Фрица и мои секьюрити.
Замыкал колонну я на своём новеньком «Форде-Т», с Фрицем в салоне. Двое других немцев остались на ПМЖ в Ульяновске.
Отъехав подальше от Ульяновска, я побибикал и «Татра» — заглохнув, встала как вкопанная.
Я, объехав его, тоже остановился, заглушил мотор и, помахал впереди едущим, мол:
— Езжайте, мы скоро догоним.
Вылезший из-за руля Кузя-Домовёнок озадаченно почесал пятернёй свою рыжую голову и, пожав плечами:
— Компрессия куда-то пропала, надо долить.
И полез по плечи в мотор, шутник-самоучка.
Как только «Бульдог» скрылся с глаз долой, командую:
— Вывести арестованных и снять наручники: пусть оправятся и разомнутся.
Когда тех, буквально вышвырнули из кузова, подойдя поближе, негромко говорю:
— Бегите!
Переглядываются в изумлении:
— Куда?
— Мне похер. Бегите, сказал!
Один, как на автопилоте развернулся — видимо ничего не соображая и, как-то неловко спотыкаясь — побежал в сторону не так уж и далёкого леса. Когда расстояние сократилось наполовину, с борта грузовика раздался выстрел из «Винтореза».
Мне никогда не нравился звук выстрела из хроноаборигенских винтовок: слишком он оглушающе-резкий — как удар двумя ладошками по ушам. «Выхлоп» же из «Винтореза», даже без несуществующего пока встроенного глушителя — мягкий и затяжной, как будто гигантскую бутылку шампанского откупорили.
Девятимиллиметровая тяжёлая дозвуковая пуля, в патроне выглядевшая несуразно крупной по сравнению с «промежуточной» коротенькой гильзой — ударила в спину бежавшего человека с силой лома или кувалды. На испытаниях, с одного выстрела — даже лошадь садилась на жоппу, а этот бегущий человек — беззвучно упал, как подкошенный и, даже ни разу не шевельнулся.
После недолгого молчания — ни к кому впрочем, не обращаясь, я негромко сказал:
— Так и запишем: убит при попытке убежать.
Затем, повернувшись ко второму:
— Теперь давай беги ты.
— КОНТРА!!!
Рыча, тот крысой загнанной в угол — со всей яростью молниеносно бросился на меня, нацелившись вцепиться в глотку и задушить.
Не успел я даже шевельнуться, как мягкий, приглушённый выстрел — раздался казалось, у меня из-под мышки и, нападавший получив в грудь несовместимую с жизнью пулю — опрокинувшись на спину, упал и после недолгой агонии, затих.
— Так и запишем: убит при попытке улететь.
— Товарищ Заведующий…?
— При попытке оказать вооружённое сопротивление, — поправляюсь, — вещественные доказательства не забыли прихватить?
— Нет, не забыли, тааащ…
Мне показали какой-то ржавый нож, впрочем — достаточно острый и длинный, чтоб выпустить кому-нибудь кишки.
— Приобщите к делу.
Немного подождав чтоб поменьше кровянили, закинули трупы в кузов, поехали дальше и вскоре догнали колонну.
* * *
В Нижний Новгород прибыли с опозданием на час — к девяти часам вечера: перед самым городом нас застал проливной дождь и, пришлось немного повозюкаться в холодной осенней грязи. Однако, прицепив тросами к «Мак-Бульдогу» «Татру» и оба «Форда» — удалось всё-таки доехать таким «автопоздом», хотя и с часовой задержкой.
Заодно, ещё раз убедился в правильности своего выбора и, причём впервые на наших — российских «направлениях»: этот пятитонный американский грузовик — просто зверюга по проходимости.
Прёт, буквально как танк!
Хотя и со скоростью мирно пашущего трактора.
В Губернском управлении НКВД, застал какой-то нездоровый ажиотаж. Везде на всех этажах горит свет, слишком много вооружённых людей с озабоченно-серьёзными лицами и все туда-сюда бегают…
Неуж, случилось что?
Пока выгружали и оформляли задержанных, туда-сюда, неведомо как возле меня на улице материализовался Упырь и плотоядно щерясь, проинформировал:
— «Кольку-Мясо» пришлось зарезать да скормить свиньям, двое других сейчас уже «поют исповедь» операм.
В жисть теперь свинину не буду жрать.
— Хорошенькое дельце… Премного благодарен за помощь, друзья! Что-то спросить хочешь?
Тот, несколько опасливо косясь на Фрица:
— Ксавер спрашивает: когда придёшь с инфой?
Отмахиваюсь досадливо:
— Передай ему: «как только — так сразу». Пока же пускай к «Швейному синдикату» подбирается — как мы с ним условились.
Секретарша, завидев меня подскакивает как на пружине:
— Вас ждут, товарищ Свешников!
Притягиваю руку к знакомой двери, но она делая большие глаза:
— Не здесь! Этажом выше — в кабинете у «самого»…
Изнутри обдало холодком:
У Погребинского?
ДА НАС РАТЬ!!!
Я обладая такими документами, уликами и свидетелями — имею право арестовать его, или даже пристрелить на месте при попытке сопротивления.
Поправив свой «Настоящий Руби» в подмышечной кобуре, бегом взлетаю на нужный этаж. Бесцеремонно растолкав плечами очередь в приёмной, без стука, открыв ногой дверь — решительно врываюсь в кабинет Начальника Губернского отдела НКВД…
— Явился не запылился!
Подняв голову от кучи бумаг, товарищ Кац, вновь в них уткнулся, перебирая руками.
— Лучше поздно, чем…, — положив на стол всю документацию по контрреволюционному заговору, — а вот я Вам ещё работёнки подкинул, Абрам Израилевич
Но тот, в свою очередь молча подвинув ко мне какую-то измятую депешу, «радует»:
— В Москве попытка государственного переворота, заговорщиками убит Куйбышев… Как ты и говорил — шерстят Лубянку. Вроде бы как арестован Ягода, но пока точно не известно.
По ходу, Мишка-Барон — хоть и, чуть-чуть — но всё-таки Бог.
Поднёс-таки «фитилёк» к заложенной мной бомбе!
Искусно изображаю бурное шевеление мозгами:
— Значит, «цепочка» ульяновского заговора ведёт в столицу… Надо срочно арестовать Погребинского!
Кивает на незамеченные мной небольшие капли крови на стенах, язвительно:
— Хватился! Буквально час назад застрелился здесь в кабинете. По приказу товарища Жданова и с согласия Начальника отдела ГубГПУ, исполняю его обязанности.
Оторопев, только диву даюсь: в «реальной истории», более чем на десять лет позже, «Человек в кубанке» — тоже застрелился, узнав про всё тот же арест Генриха Ягоды. Ну, что ж… Значит, «такая у него планида» — как любила говорить в подобных случаях моя бабушка.
Только и осталось, что:
— Ну и, дела в городе творятся… Поздравляю с назначением, Абрам Израилевич!
— Спасибо.
Шутейно, улыбаясь, но с серьёзно-отмороженными глазами:
— «Спасибо» — это слишком много, товарищ Кац… А вот оправдать народное, а также наше с Андреем Александровичем доверие — тебе в самый раз будет.
По его лицу было видно, что оправдает. Но всё равно при первой же возможности — продаст. Поэтому немного позже, надо будет обязательно приставить к нему своих людей.
Только, надо поделикатней как-нибудь: Абрам Израилевич — воробей стрелянный и умный и, уже достаточно хорошо изучил меня и мои «методы»…
Уже второй «контрреволюционный заговор» раскрывает с моей помощью и, третий вполне возможно — попробует разоблачить сам.
* * *
Что было дальше, в принципе рассказывать неинтересно — поэтому максимально кратко.
Через три дня состоялись похороны двух нижегородцев — комсомольцев и бойцов группы «Вагнер», погибших от рук заговорщиков-контреволюционеров. Траурная демонстрация, собравшая чуть ли не полгорода, митинги, речи…
Брат-Кондрат и его пропагандисты из Отдела пропаганды при Исполнительном комитете ГубРКСМ, охрипли — создавая образ двух героев-мученников в борьбе за правое дело и образец для подражания всем сознательным комсомольцам Нижегородчины.
Рисунок 27. Станция "Пушкино" Нижегородской детской железной дороги.
Согласен — несколько кощунственно звучит, но так надо.
Пару речей толкнул и я и, в каждой практически открытым текстом заявил:
— Наших трогать не надо. НИКОМУ!!! НИКОГДА!!! Опасно для здоровья и жизни.
Неделю в городе шло два процесса: следственно-судебный по делу об антисоветском заговоре — возглавляемому бывшим Начальником Губотдела НКВД и, строительный — по возведению первой в мире(!) детской железной дороги.
Я участвовал в обоих: был одним из главных свидетелей по обвинению арестованных в их злодеяниях и одновременно — главным архитектором, главным проектировщиком, главным подрядчиком, главным прорабом и так далее.
По последнему, я особенно мудрствуя париться не стал и, не оригинальничая — взял за основу проект подобного же сооружения: самой протяжённой (одиннадцать с небольшим километров) в СССР Горьковской детской железной дороги — возведённой в «реальном» 1939-м году.
Конечно же, я несколько его переиначил — в основном с названиями и архитектурой.
«Декавильки» немецкого происхождения, были с минимальным изменением ландшафта проложены треугольником по маршруту «Канавино — посёлок Молитовка (будущий Ленинский район) — посёлок Комсомольский, или в простонародье Ждановка — по названию его первой улицы (в «реальной истории» — Автозаводской район. Авт.).
