— Прошу вас. Вина?
Лувуа, которого Людовик Четырнадцатый, на что-то разозлившись, отправил послом к англичанину, вежливо кивнул. Он-то отлично знал, что от этих переговоров зависит его дальнейшее благосостояние, а то и жизнь...
— Буду вам очень признателен, сэр.
Мужчины обменивались улыбками, хотя Рассел с удовольствием утопил бы и Лувуа, и корабль с белым флагом, на котором тот прибыл. В свою очередь, Лувуа искренне желал всей Англии участи Содома и Гоморры, но — дипломатия. Приходится улыбаться самым омерзительным людям!
Но вот вино было разлито по кубкам, Лувуа неискренне (ну какое может быть вино в Англии? У4 них и нормальных-то виноградников нет...) похвалил тонкий вкус и букет, Рассел заметил, что во Франции великолепные вина — бордо, например...
Слово за слово, мужчины подбирались к своей цели. И наконец...
— Его величество, Людовик Четырнадцатый хотел бы, чтобы эти смуты прекратились.
— Поверьте, маркиз, мы желаем этого не меньше. Англия страдает...
— В то время, как у нее есть законный король.
— Карл Второй умер. Яков — тоже.
— Но есть сын Якова. Законный.
— И признанный Папой Римским.
Где-то это было бы плюсом. В протестантской же Англии...
Может, и признают. Но нервов потреплют...
— Карл Третий пока еще младенец.
— У него есть мать.
— Это верно, что ваш король женился на ней?
Отрицать было сложно. И женился, и влюбился, и вертит им эта стерва, которую Лувуа недолюбливал. Отравил бы, да руки коротки.
— Вы прекрасно осведомлены, сэр Рассел.
— Что вы. Мое дело — плавать по морям. Ну и защищать берега родной страны от врагов.
Намек был понят.
— Врагов — безусловно. А союзников, которые хотят возвратить на трон законного короля?
Рассел прищурился.
— Который будет жить и воспитываться здесь, в Англии?
— С определенного возраста — безусловно. Но ребенку нужна мать.
— А его матери нужен муж. А мужу...
А мужу отродясь не нужна была свободная и независимая Англия. Элвард отлично понимал, что ему предлагают. Если сейчас он пропустит французский флот к берегам Англии — ему, конечно, перепадут определенные выгоды. Но... это ведь предательство.
Если же нет...
Хотя что значит — если?!
Разумеется, нет! Даже если он тут и ляжет.
Это и было доведено до сведения Лувуа в самой изысканной форме. Правда, понимания и одобрения не получило.
— Подумайте еще, сэр Эдвард. Это ведь ничего не изменит...
— Пусть не изменит. Но моя честь останется при мне. Никто не назовет меня предателем.
— Честь важна и в жизни и в смерти, — вежливо то ли согласился, то ли намекнул Лувуа. — Но это и не предательство...
Не помогло.
Ни уговоры, ни угрозы, ни подкуп — ничего. Эдвард собирался стоять на своем до конца и клялся потопить любой французский корабль, который подойдет к берегам Англии и попытается высадить солдат. Увы...
Лувуа был вынужден убраться несолоно хлебавши. Конечно, отрицательный результат — это тоже результат, но оценит ли это его величество?
Не оценил.
Так, что в скором времени маркизу пришлось убираться из столицы в свое поместье и сидеть там, не показывая носа. Спасибо еще, что не в Бастилию.
* * *
Джеймс Монмут посмотрел на жену.
Анна сидела бледная, прижимая к себе детей, губы ее дрожали.
На миг королю захотелось отвесить пощечину этой тупой корове. Просто потому, что руки чесались, а она еще смотрит! Остановили испуганные детские глазенки.
— Д-дорогой? Нам еще долго ехать?
— Если все пойдет как надо — через сутки мы будем в Бате. А оттуда переберемся на континент.
— А п-потом?
— А это не твое дело! Сиди молча, дура! — взорвался Джеймс, барабаня по крыше кареты.
На улице моросил мелкий и противный дождь, но лучше уж под дождем, чем с этой...
Джеймс вскочил в седло — и небольшой караван из трех карет и десятка всадников тронулся в путь. Мысли, обуревающие монарха были чернее ночи.
Как, ну как так получилось?!
Где допущена ошибка?!
Все ведь было хорошо, он выгнал Якова из страны, уселся на трон отца... и не усидел. Джеймс отчетливо понимал, что попади он сейчас в руки мятежников — и за его жизнь крысиного хвоста не дадут. Но почему!? Почему так получилось!?
Некому было объяснить Джеймсу, что на престоле в разоренной стране должна оказаться личность, а не... павлин в короне. А он, увы, не был годен ни на что серьезное. Результат не замедлил сказаться.
Недовольство, поддержанное сыновьями Карла (казнить надо было негодяев при первой же возможности, а он сплоховал!) переросло в бунт — и унять его Джеймс не мог.
Боялся.
И — бежал сейчас из Англии. А сможет ли он вернуться?
Для себя Джеймс ответ знал.
Не сможет.
Единожды сбежавший — кто тебя второй раз примет?
Размышления под дождем окончились внезапно.
— А ну стоять! Кто идет?!
Тати — они и в Англии тати, хоть и называются по-другому. А когда собираются в шайки, да еще стреляют из кустов, вместо честного боя...
Джеймс пытался сопротивляться, сражались и его охранники — немногие, кто остался верен до конца, кому он рискнул довериться, но — увы. Силы были не равны, и через час все было кончено.
Сам Джеймс был ранен в живот, а потому умер не сразу. Он еще успел увидеть, как убивают его детей, как насилуют жену, как распихивают по карманам то, что он утащил из королевской сокровищницы...
И слабым утешением служило то, что его даже не узнали.
Засада была на любого, кто проедет по дороге.
Просто разбойники, просто невезение, просто...
Так просто оставить Англию без короля, что в это было даже страшно поверить.
Никто и никогда не узнал о судьбе Монмута. Украшения еще всплывут, но это будет очень нескоро, а тела в придорожной канаве...
А мало ли их валяется там во время бунтов? Одним больше, одним меньше, дикое зверье, вороны — и через пару дней уже никто и не узнает его величество.
Разбойники ушли, сгущались сумерки, боль разрывала внутренности, временами накрывая черным пологом — все было кончено. Совсем все. Даже если его сейчас найдут — он уже мертв.
Джеймс понимал это — и впервые жалел, что его восстание увенчалось успехом. И видел в бреду, перед смертью, Бат, и девушек с цветами в руках, и ликование народа...
Картины менялись, наплывали друг на друга, ослепляли яркими красками....
Судьба была милостива к Джеймсу. Он умер, не приходя в сознание.
* * *
— Как должно выглядеть наступление на Швецию?
Алексей, Иван, Воин Алексеевич и даже занесенный лихим ветром в Москву Петр Сирко прорабатывали план наступления. Причем последний искренне желал, что не может поучаствовать. Но — Крым.
Который еще чистить и чистить, гонять татар, а потом еще, в перспективе и расширяться...
Там же Кавказ под боком, который надо колонизировать. Строить церкви, засылать миссионеров, потихоньку осваивать новые горские племена — и кому это делать, как не казакам? Они-то с горцами друг друга куда как лучше поймут.
Вон, Ираклий пишет, просит не то, чтобы помощи, а так, намекает, что у него-то государство христианское, а вот у соседей — нет. А христианство — великая вещь и надо бы его донести до несведущих.
Ну, огнем и мечом ли — это вопрос, а вот церкви строить, лечить, учить — это можно, еще как можно. Чтобы слово 'священник' стало синонимом человека умного, образованного — и да! Приносящего людям конкретную пользу.
О Боге-то и мулла толковать может, а человека вылечить? Помолиться?
Неубедительно.
Но на это нужны деньги, деньги и еще раз деньги. Ну и свои люди. Алексей вообще думал отправить на Кавказ Володю, когда тот чуть подрастет.
Но пока — Швеция.
Алексей хотел действовать из Финляндии.
Даны ударят по шведам со своей стороны, тут подключатся и германцы, а он пройдет по Финляндии — и плавно направится на Стокгольм. Воин Алексеевич одобрял, Иван прикидывал, что это будет долго, муторно и затратно. А это — плохо.
Трофеи, конечно, будут, но окупят ли они войну?
Петр, в свою очередь, отстаивал вариант, при котором Алексей Алексеевич может ударить из Сконе. А потом уж и на столицу.
А что?
Рига наша, корабли есть, переправить войско всяко можно! Шведский флот сейчас и тазик с бельем не остановит, так им досталось!
Это, конечно, было интереснее. Но со стороны Сконе удобнее было действовать данам.
Если Кристиан высадится у Мальме, захватит его и пойдет через Карлскрону, Кальмар и Норчепинг — даже не обязательно захватывать Стокгольм. Пусть отвлечет на себя внимание, оттянет силы. А там временем Алексей пройдет из Финляндии...
— Финляндия большая. Пока ты ее будешь захватывать — неудобно, долго... проще сначала отрубить гидре голову, а туловище само сдохнет, — высказался Иван.
— А если переправиться через залив где-нибудь в районе Умео? — предложил Воин Алексеевич. Высадить войска, взять город — и сделать из него базу. Переправляться туда, а потом, вдоль побережья, на Стокгольм. И чтобы флот нас поддерживал?
— В принципе, можно, — задумался государь.
А что?
В Крыму воевали по тому же принципу — отчего здесь нельзя? К тому же часть остатков шведского флота оттянут на себя даны, а уж территории потом поделить... да разберутся! Не подерутся!
И пойти, захватывая шведские города. Вдоль побережья — Хернесанд, Сундсвааль, Худиксвааль, Седерхамн...
Это — реально. Но!
— Крым — там другой климат. А здесь? Когда обрушатся холода, когда нас застанет зима?
— Перезимуем в каком-либо из захваченных городов, — пожал плечами Иван. — Залив зимой не особо судоходен, но...
— Зимой тоже можно воевать, — пожал плечами Петр. — Даже если снег — так на что нам лыжи?
Алексей опасался другого.
Морской климат, влажность, холод, соль — люди, непривычные к такому, быстро начнут болеть, а на что пригодно сопливое войско? Засморкать врага до смерти?
— Это если мы там надолго задержимся, — заметил Воин Алексеевич. — А я не считаю, что эту войну надо затягивать на долгие годы. По весне выступить, осенью перезимовать и еще год — чтобы добить шведского зверя окончательно.
— Отцу моему ты бы это сказал, — буркнул Алексей. — то-то он с Польшей чаял быстро управиться!
— Уж прости, государь, а только отец твой счастлив был бы твоей удачей воинской. Ему-то она так не улыбалась, — дипломатично выразился Воин Алексеевич.
Алексей покачал головой, показывая, что ответ принят.
— Проблема в снабжении. Это первое. И второе — если мы встанем на зимние квартиры на вражеской территории, думаете, они не начнут действовать против нас?
Начнут. Может, слова 'партизаны' в этом веке и не знали, но профессия-то была! И пакостили на совесть, по велению души, как и их далекие потомки...
Большое войско будет лакомым кусочком, а сие не есть хорошо.
— Если придумаем, как решить эти вопросы — можно действительно выступать в поход, как снег сойдет, через Орешек до Ништадта...
— Государь, а если...
Глаза Петра загорелись шальным огнем, палец с обкусанным кое-как ногтем уперся в карту.
— Аландские острова. Если пройти через них — и сразу на Стокгольм?
— Карл их укрепил так, что не пробьешься.
— А вот такого быть не может! — Петр стукнул кулаком по столу. — Отец еще говорил, что нет такой крепости, кою бы не взяли казаки! Да и то — остров ведь! Высадиться всегда можно!
Алексей подумал о своих 'закладках'. Нашли — или не нашли?
Если нет — план не настолько уж безумен. Но готовиться надо к другому.
Да, пройти до Ништадта, возможно, часть войска отправить через Финляндию, чтобы оттянуть туда часть сил Карла, а может, и самого Карла. Можно даже самому туда отправиться.
А в это время особый отряд ударит по Аландским островам, а там уже... у кого острова — у того Стокгольм.
Кстати — его после победы можно и датчанам отдать, не жалко. Кристиан — неплохой король и умный родственник, да и не сожрать русским столько. Подавятся.
Постепенно план начинал вырабатываться.
* * *
Как известно, бунт не бывает без вожака, а если его не было с самого начала, то он определяется потом.
Определился он и в Англии. Правда — не короновался.
Чарлз Фицрой, герцог Саутгемптон ничем особенно не выделялся, разве что был сыном покойного Карла II. Но тот наплодил столько сыновей, что еще три штуки были в запасе — и это не считая дочерей.
Нельзя также сказать, что Чарлз рвался к власти, или хотел на трон, нет. Просто больше оказалось некому.
Монмут исчез и о его судьбе никто ничего не знал. Леннокс и Фицрой-старший, который герцог Нортумберленд, скомпрометировали себя покушением на брата. И ладно бы удавшимся!
Победителей не судят, а тут — ни украсть, ни попасться!
Братоубийства не одобрял никто, а потому незадачливые претенденты бежали из Англии и сейчас обретались в Нидерландах.
Чарлз же решительно отказался садиться на трон и объявил себя местоблюстителем. До тех пор, пока не объявится законный король.
Людовик Четырнадцатый тут же написал ему, заявляя, что король — есть, нужно признание. Чарлз ответил, что младенец, которому и трех лет не исполнилось, королем быть не может, его мать — тем более, потому как ее интересы нынче далеки от Англии, а потому — извините. Вот будет мальчику хотя бы лет пятнадцать — приходите. Посмотрим, поговорим.
Решение получило горячее одобрение английской знати. Им-то Людовик тоже был не нужен. А вот сам король-солнце обиделся. И принялся готовиться к весне.
Воевать?
Разумеется, воевать! А как же иначе? Франции наконец-то представилась возможность отплатить Англии и за Столетнюю войну, и за Жанну д´Арк, и за... да если все обиды перечислять — тут и года не хватит. Лишенная единого правителя, раздираемая противоречиями, Англия представлялась Людовику легкой добычей.
Весной он это проверит.
* * *
— Здравствуй, Прокопий.
Илона протянула обе руки менестрелю. Гость изящным жестом поцеловал тонкие пальцы и был одарен улыбкой.
— Я рада тебя видеть.
И женщина не лгала. После того, как Прокопий спас ее детей — она бы что угодно для него сделала.
— А я к вам с вестями, госпожа.
На этот раз у Прокопия было целых два письма. И от русского государя, и от польского.
Два согласия на свадьбы и предложение сыграть их в ближайшее время. Ферек женится на царевне Наталье, его сестра выйдет замуж за наследника государства Польского, а для этого Юлиана должна уже начинать собираться. А Наталья...
Да, в Москве уже собирают девушку, а заодно на свадьбу приедет ее старший брат. Нет, не русский государь, просто — царевич Владимир Алексеевич, вот он будет обговаривать подробности союза, что получит каждая из сторон, и — да!
Как будем мстить.
Илона улыбнулась в ответ. И лучше бы Леопольду не видеть эту улыбку — мигом бы объявил женщину ведьмой и приказал сжечь.
— Мстить. Да, мстить...
Скольких усилий стоило Илоне удерживать Имре от мести? Да и сама она... зубами бы загрызла мерзавца, который распорядился судьбой ее ребенка, хотел уничтожить всех трех детей! Но — нельзя.
