Как же давно он не чувствовал себя так хорошо. Все эти тренировки с Веном — ничто по сравнению с настоящим смертельным поединком с равным противником, с тем, кого Гриммджоу хотел одолеть. Ведь в этом смысл его жизни — побеждать, никогда не останавливаться и двигаться только вперед, оставляя позади все ненужное.
— Продолжай путь один, мы лишь задерживаем тебя...
Да, в этом его сущность, двигаться только вперед, и...
Куросаки Ичиго внезапно перестал убегать и рванул к противнику.
— Давай! Десгаррон! — прокричал Секста Эспада, посылая десять своих 'когтей' в атаку на стремительно приближающегося врага.
Вот он уклоняется от первого 'когтя', чуток отклонив его, уворачивается от второго, третий касается его лица, чуть было не задевая глаз, но лишь слегка выщербливает и без того почти сломанную маску...
Кровь...
Четвертый коготь прорезает ногу и резко снижает скорость.
Кровь!
Пятый коготь проходит по касательной у левой руки, оставляя на предплечье ранение.
Кровь!!!
Все пять 'когтей' впиваются в тело синигами и пробивают его насквозь, останавливая его...
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! — зашелся в диком хохоте Гриммджоу. Видя поражение врага, видя смерть, видя, как льется кровь, как осыпаются остатки маски и как затухает его жизнь...
Он резко ускоряется и приближается к нему. Лишь на миг Джаггерджак позволил себе расслабиться и не успел среагировать на резко рванувшего противника, который должен был быть мертв...
— Я тоже... — прозвучал голос, будто в полной тишине, — пришел ради того, чтобы победить тебя...
Куросаки Ичиго поднимает голову, и на его лице остаются лишь жалкие крохи маски и чуть заметная чернота в глазу, что свидетельствует о том, что сила еще не покинула его тела.
В следующий миг тьма тонким слоем покрывает его клинок, знакомым образом истончаясь и становясь чем-то поистине смертоносным.
Неожиданность и слишком близкое расстояние не дали Эспаде среагировать...
Удар!
Дикая боль в груди заставляет все вокруг поплыть и окраситься алым...
Гриммджоу успевает лишь посмотреть на врага, на его изможденное лицо и глаза, полные решимости продолжить, если будет нужно... Он ранен даже больше, чем арранкар, но все равно... все еще стоит...
А затем мир окутывает темнота...
* * *
Упав без сил, Нойтора попытался подняться, но ужасающая боль от рассечённого торса и сильная кровопотеря сковали арранкара. Его тело было разрублено почти пополам, и он с трудом оставался в сознании. Лишь сила воли не давала ему так легко подохнуть перед каким-то мусором, но он чувствовал, что скоро и ее не хватит для того, чтобы выжить.
Левые руки не чувствовались и висели плетью, вся левая сторона тела почти не ощущалась и даже ногой он толком двигать не мог.
Кровь лилась рекой, глаз плохо видел, арранкар почти потерял сознание, но еще держался.
Скоро он умрет...
— Ты еще жив, — усмехается синигами. — Я впечатлен. Ты чертовски силен. Ну, бывай.
А затем разворачивается и уходит...
— Стой! — зарычал Нойтора. Ярость придала ему сил и не позволила потерять сознание. — Куда это ты собрался?!
— Че ты там орёшь? — посмотрел на него этот тип. — Ты уже покойник. Последний удар убил тебя, и ты сейчас умрешь. А мне не хочется возиться с тем, кто не может сражаться.
— Я еще не мертв! — скрежеща зубами от ужасной боли, он встал на ноги, одной рукой придерживая отваливающееся левое плечо. — У меня еще полно сил, чтобы убить тебя! — усмехается он, призывая косы в две оставшиеся руки. — Ну, чего ты молчишь?! Боишься! ТЫ БОИШЬСЯ?!
— Эх, ты уже раздражаешь, — вздохнул синигами. — Ну, подходи!
Он бросился в бой!
Жалость... Больше всего в жизни он ненавидит, когда его жалеют, потому что он слабее. Потому он ни к кому никогда не испытывал жалости. Он убивал всех, всех, кто был перед ним, без жалости. Ведь жалость причиняет не меньшую боль, а потому лучше сдохнуть, чем...
Удар...
Две руки были моментально отрезаны, а грудь рассечена еще раз...
И так доведенное до предела тело уже не могло выдержать подобного, и он просто упал...
— Я отлично повеселился, Нойтора, — сказал враг напоследок с усмешкой и ушел...
Да, Нойтора сам так же всегда говорил тем, кого убивал. Насмехался над ними и уходил, порой позволяя медленно умирать, погружаясь в свои сожаления.
Жизнь утекала быстрой рекой, и с каждой секундой слабел и затухал он. Он уже не помнил, сколько пролежал так. Прошло ли всего несколько ударов сердца или в такой агонии он провел часы?
Синигами уже успел уйти, даже не ощущался рядом, а потому даже если бы у Эспады остались силы пошевелиться, он бы не смог его убить. Слишком далеко...
Шаг...
Рядом с ним послышался чей-то шаг...
Нойтора с трудом открыл глаза и посмотрел на того, чья тень упала на его лицо...
Белая гладкая поверхность, вытянутая форма, словно цилиндр...
— Ааро...ниеро... — прохрипел Джилга. — Ты...
— Мы остались практически одни, — произнесли два слитых голоса. — Остальные мертвы. Твой фракцион, Рудборн, и даже Заэль только что умер.
— Хех... отлично... — усмехнулся Куинта. — Ты... уверен?
— Частица его, что он вселил в меня, потеряла стабильность и растворилась, — ответил Девятый. — Он планировал так воскресить себя в случае гибели, но, похоже, Венганза сумел не дать ему вернуться. Заэльаппоро точно мертв.
— Что... происходит...?
— Сейчас основное мое тело сражается с Эсперансой и синигами. Им тяжко, но скоро к врагам на помощь придут и остальные.
— Ясно...
Мысли затухали, и он постепенно проваливался в пустоту... Но... последнее сделать еще может...
— Съешь... меня... — неожиданно произнес Нойтора.
— Что?
— Ты... ведь за этим... пришел... — слова давались ему с трудом, но он продолжал говорить. — Если я... сдохну, ты получишь не все, а потому... давай...
— Заэль не врал, когда говорил, что съев кого-то слишком сильного, я могу повредить свой разум...
— Он это говорил... О врагах... — выдавил из себя Куинта, выкашливая кровь, — У нас с тобой сейчас одна цель... как ты можешь потерять ее... из виду... из-за... меня? ДАВАЙ ЖЕ! — он перешел на крик, вкладывая в него последние силы, — НЕ ДАЙ ЭТИМ УБЛЮДКАМ ПРАЗДНОВАТЬ ПОБЕДУ! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! СОЖРИ ИХ ВСЕХ! ВСЕ ДОЛЖНЫ СДОХНУТЬ!
Он потратил почти все силы на этот взрыв эмоций и чувствовал, что слишком сильно напрягся.
— Хех, — усмехнулся Аарониеро Алулурели. — Тогда... — от его рук отделились щупальца, — убьем их всех вместе...
Тьма поглотила Нойтору, и последнее, что он слышал — лишь чавкающие звуки множества ртов...
Глава 65. Исполненное обещание.
Закончив инвентаризацию склада и проверку всех документов, Доретта тяжело вздохнула. Она уже четвертый раз перепроверяет все и пытается найти, где ошиблась или чего не хватает, но, как на зло, все было в порядке и все, как всегда, идеально. Это раздражало и портило ее и без того не лучшее настроение. Хотелось найти какую-то проблему и погрузиться в ее решение с головой, забыв об окружающем мире, ну и проклинать какого-нибудь дурня, который ей такое устроил.
Все что угодно, только бы не волноваться и не думать о грустном.
— 'Айзен-сама покинул нас', — тяжело вздохнула она, опустившись в свое кресло.
Доретта уже много веков служила господину Баррагану и очень уважала бывшего Короля Пустых, но именно Айзен-сама для нее стал тем самым господином, за кем она хотела бы пойти. Суть в том, что Дебора Доретта всегда была пустым, ценящим порядок, точный расчёт и чистоту, потому в свое время она и присоединилась к военному походу господина Баррагана, когда он еще был Завоевателем Пустоты, а не Королем.
До этого она бывала во многих группах пустых, но надолго там не оставалась и всячески пыталась уйти. Ей не нравились вечные походы, она не испытывала удовольствия от охоты и убийств. Все, что она могла — это перерабатывать плоть пустых в питательную субстанцию, называемую 'мед', которая утоляла голод и останавливала регрессию, пусть и не давала ощутимых усилений.
Потому, когда господин Барраган захватил группу, в которой она тогда состояла, и предложил Доретте присоединиться, она подчинилась, надеясь в будущем жить спокойно и просто делать то, что умела. И женщина это получила: после завоевания и отстройки Лас Ночес она стала заведовать складом и питанием всех в крепости, что ее полностью устраивало, это дало долгожданный покой.
Однако потом, словно яркий луч света в темное царство, к ним прибыл Айзен-сама...
То, что он принес с собой, стало настоящим шоком для пожилой женщины. Он даровал им новый облик, освобождение от регрессии и... что самое главное... он принес чистоту, порядок и отчетность в ее уже вполне наскучившую жизнь.
Теперь она, Дебора Доретта, стала не просто заведующей складом — ее научили более точным расчетам, показали, как оптимизировать работу и назначили главным бухгалтером замка. Теперь она могла полностью посвятить себя любимым делам, четкому планированию, наведению идеального порядка.
Ее склад стал центром Лас Ночес, и она могла делать ту работу, которая доставляла ей искреннее удовольствие. Порядок, чистота и четкость задач — вот что принес сюда Айзен-сама.
— Жаль, что лишь немногие это понимают, — вздохнула она.
Вокруг нее лишь глупые варвары и подонки, которые не осознают ценности того, что даровал им Владыка: не понимают, что он вырвал их из дикости, сделав 'людьми'. Вместо благодарности, они продолжают ломать все вокруг и постоянно драться.
— Дети... — покачала головой старая пчела.
И вот Айзен-сама покинул их, он ушел и теперь никогда не вернется.
Ее печалила эта мысль.
Что теперь будет с Лас Ночес? Что теперь будет с ними? Все вернется, как было? Все опять скатится в варварство и дикость? Опять везде будут разруха и беспорядок? Что будет с ней?
— Опять пропадет потолок?
Ее печалили эти вопросы, и она чувствовала себя брошеной и забытой. Старая, теперь уже никому не нужная пчела, которая осталась совсем одна.
Это угнетало, это заставляло ее грустить и впадать в депрессию. Теперь она понимала, что чувствовал старый дурак Ма, когда закрылся в себе и отчаялся. Сейчас и она ощущала себя примерно так...
— А тут еще что-то непонятное творится...
Да, в Лас Ночес слышны взрывы, агрессивная реацу витает в воздухе и Доретте никак не удается понять, что происходит. Она пыталась вызвать Рудборна, но тот не отвечает, а покинуть склад она не может из опасения, что тут что-то украдут или сломают.
— Хотя кому еще это нужно? — опять вздохнула она.
Так Доретта и сидела в своем кресле, смотря в пол, грустя и впадая в отчаяние...
— Атпусти! Пусти! Пусти! — послышался голос в коридоре.
— Не путю! Не пихайся ногами, — прозвучал второй голос.
— Ты плахой! Ицуго, спаси меня!
— Да не вырывайся ты, я друг Ичиго, и вообще я помочь хочу!
— Ни верю!
Один голос был детским и девичьим, а второй — весьма знаком.
Вскоре источники шума прибыли к ней на склад. Это был Венганза, который пытался удержать на руках какую-то маленькую девочку. Та усиленно вырывалась, пихалась, чем могла, и пыталась убежать, но держали ее крепко. Хотя Венганза мог бы вообще ее так зафиксировать, чтобы не дернулась, но нет, кривляется, делает вид, что трудно держать и весьма нежен в переноске. Именно поэтому Пчела еще не обругала нахала за такое обращение с детьми.
— Ну, Транжир, зачем пришел, и что вообще происходит снаружи? — с порога спросила Доретта, возвращая на лицо хмурость. — И где Рудборн?
— А, Заэль переворот тут устроить решил, ребята его устранением занимаются. Думаю, он как раз уже мертв, — ответил Зеро, пытаясь справиться с ребенком. — А Рудборн предал нас и встал на сторону врага.
— Эх, так и знала, что рано или поздно он пойдет на такое, — покачала она головой.
Рудборна она знала давно, и они часто общались вдвоем. Он тоже оказался приверженцем порядка и чистоты, что радовало старую пустую, но был слишком радикальным и жестким. Доретта пусть часто ворчала на шумных дураков вокруг, но была против убийств и устранения неугодных. На войне всего этого навидалась, особенно когда еще и дознавателем работала. Пытать умела, но работу свою не любила, благо, потом эту должность у господина Баррагана занял Кулхорн.
— Вот, госпожа Доретта, — сказал Венганза, усадив девочку на стол перед ней. — Как и обещал.
Дебора непонимающе посмотрела на малышку. Какая-то маленькая девочка, одетая как нищенка, в подобие грязного мешка. Зеленоволосая малютка с грубым шрамом и большой треснувшей маской на голове.
Доретта несколько секунд смотрела в испуганное личико этой девочки, и постепенно в ее голове начала складываться картинка. Когда-то давно она видела эти глаза очень часто...
Она помнила улыбку на этом лице, этот теплый взгляд и ее голос...
— Не...ллиел... — не веря своим глазам, прошептала она. — Не... может быть...
— После ранения от Нойторы она потеряла большую часть своей силы и стала ребенком, а травма головы вызвала амнезию. Когда все успокоится, нужно будет отнести ее к Хиро и хорошенько обследовать, возможно, он сумеет помочь. Иноуэ, опять же, привлечем... Сейчас же лучше затаиться где-нибудь в безопасности...
Венганза еще что-то говорил, но Доретта уже не слушала, так как перед ее глазами была только она...
* * *
Нэлл была напугана и тихо дрожала, боясь, что с ней может произойти. Этот плохой тип похитил ее у Ицуго и притащил куда-то. Она пыталась вырваться, но он оказался слишком силен для нее, и она могла лишь со страхом ожидать того, что с ней будет.
Ее привели в какое-то странное место и посадили перед какой-то женщиной. Девочка не понимала, о чем речь, но испуганно смотрела на незнакомку, что не могла отвести от нее взгляд.
Эта полная тетя так странно смотрела на нее, и...
Неожиданно она подняла руки и потянулась к девочке. Нэлл зажмурилась, ожидая удара или чего-то подобного, но...
Ее обхватили и крепко прижали к груди, малышка ощутила странное тепло, которое будто обволокло ее, и...
— Кхы-ы-ы... — услышала девочка.
Открыв глаза, она подняла голову и... замерла, смотря на эту женщину... что улыбалась ей и лила слезы. Она смотрела на нее и так... глупо улыбалась, а по ее щекам стекали крупные капли...
— Неллиэл... — прошептала эта тетя и крепко прижала к себе. — Кхы-ы-ы...
Больше она ничего не говорила, лишь тихо ревела, обнимая ее...
Нэлл ничего не понимала, она была прижата к теплой груди, и впервые... за всю жизнь ощущала такое странное тепло... такую... безопасность... Странным образом ей это казалось таким знакомым, будто когда-то давно она ощущала нечто подобное... очень давно... и это согревало малышку в холодные дни Хуэко Мундо, во сне. Когда бушевали бури и она, свернувшись клубочком, тихо плакала во сне, она будто чувствовала это тепло... и оно хранило ее даже в самые холодные ночи...
На глаза ребенка сами навернулись слезы, и она не удержала рвущихся из груди чувств. Тех самых, которые многие годы были заперты внутри нее. Те, что Нелл подавляла и убеждала себя, что они не нужны ей...
