Посмотрев на стол, вздохнул и встал. Шевелится, не хотелось, но и валяющаяся на столе куча не прибранных денег — это не дело. Да и любопытно было, что за подарок мне подарила княжна. Пересчитывать деньги не стал, просто уложил в котомку, решив завтра заехать в денежный дом и положить на хранение.
С немалым любопытством развернул свёрток, тупо моргнул и еле сдержался, чтобы не отпрыгнуть назад. На столе, свернувшись подобно змее, лежал кожаный пояс. Насторожено оглядевшись, протянул руку и осторожно потрогал его; убедившись, что тот не кусается, взял в руки и осмотрел. Хороший кожаный пояс, тиснёный, расшитый серебром, с серебряной пряжкой в виде головы дракона с огромными рубинами в глазах.
Вот ведь головная боль, и думай теперь, что этим подарком хотела сказать княжна. То, что она этим подарком хотела что-то сказать, сомнений быть не может; пояс — не та вещь, что можно просто подарить; тем более, если его дарит девушка парню. И то, что она княжна, ничего не меняет. В свете сложившейся ситуации, трактовать такой подарок можно по разному, вот только в любом случае это грозит мне головной болью.
Дарение пояса — это признание одариваемого мужем. Если пояс дарит отец сыну, то он признаёт его взрослым мужем; если воин дарит не воину, то значит, признаёт его воином. Если девушка парню, то значит, признаёт его мужем; что является явным намёком на то, что она хочет чтобы он был её мужем. Если благородный сеньор дарит простолюдину, то признаёт его своим вассалом; если хозяин холопу пояс не просто даёт, а дарит, это означает, что он хочет дать тому свободу. Конечно, всё это если дарят из рук в руки, и законной силы не имеет, а всего лишь выказывает пожелание дарящего; но в любом случае, пояс — это намёк. Вот только намек на что: признание моих воинских достоинств, предложение пойти на службу, тайное любовное признание, послание о прощении какой-то вины. Последнее вроде хорошо; вот только прощение я получил от княжны тайно, и кто-то может посчитать, что вину я ещё не полностью искупил, и помочь мне с этим. Вот и мучайся теперь от разных дум; нет, по-человечески всё сказать, а не подарки всякие двоякие посылать; нет, благородным это слишком просто.
Тут в дверь тихонько постучали, и в комнату вошла служанка с подносом.
— Вот, вам велено было отнести, и помочь, если надобно поужинать, — тихо проговорила женщина.
— Кем велено? — спросил я скорее от неожиданности, чем меня это, правда, интересовало.
— Леди не велела никому говорить, — глупо улыбнувшись, ответила служанка.
— Ладно тогда, иди, я сам поем, — махнул я выпроваживая служанку, не хотелось при ней корячится и кривится от болей в спине.
На ужин у меня были похлёбка жареное мясо и маленький кувшинчик вина, всё очень вкусное. Во время ужина я заметил за собой странную привычку прижимать при наклоне левую руку к груди, и сначала даже не понял, зачем я это делаю, но когда вспомнил про снятые амулеты, сообразил что к чему. После ужина, чувствуя, что мне без амулетов не то чтобы неудобно, а как бы неспокойно, одел амулеты и улёгся спать.
Настроение было паршивым, некое неявное беспокойство не давало уснуть. Я спас княжну от позора, а меня за это выпороли, вот такая вот у благородных благодарность. Самое обидное то, что мне даже не дали ничего сказать, я для них пустое место. Вот и спрашивается, ради чего я рисковал своей жизнью. Хотел награду получить, вот и получил; только вместо золота получил кнута, и где спрашивается их хваленое благородство и справедливость. Да и вообще, где она эта справедливость. Вот так и буду всю жизнь, на кого-то горбатится, а в итоге получать плевки в наглую крестьянскую рожу, смеющую ещё чего-то просить. Да лучше сдохнуть, чем так жить.
Встав и оглядевшись, подошёл к котомке и вытащил стягивающий горловину шнурок. Пододвинув табуретку, встал на неё и снял с крюка на потолке лампу. Встав обратно на табурет принялся привязывать шнурок к крюку.
Нет в этом мире для меня ничего хорошего, вон, даже цвета все посерели. От взора на окружавшие меня серые цвета на душе и вовсе стало горько. Вот спрашивается и чего они так вдруг посерели, ведь вчера ещё вроде были обычными яркими, или небыли? Что вообще у меня в жизни было хорошего, коровы на пастбище, да травяная похлёбка, ну девку грязную разок за титьку подержал, и всё. Нет в жизни счастья. Хотя Ната не девка, да и не грязная она была, и Полька тоже всегда мылась. Воспоминания о первом разе с Натой, и последнем с Полей, тёплой волной окатили меня. Вспомнился мой дом и близняшки, стало, очень жаль всё это терять. Вот только жить так я не хочу. Почему не хочу? Потому что нет в ней ничего хорошего. Почему это нет ничего хорошего? А как же мама, отец, сестрёнки и Сенька, дед с бабушкой. А дом, холопки мои весьма прехорошенькие, школа, магия, друзья; с чего я взял, что нету в моей жизни ничего хорошего?
Я стоял на табуретке и пытался понять, что мне делать дальше. Понятно, что либо вешаться, либо нет; вот только я как-то привык в последнее время стараться, прежде чем что-то делать, хоть немножко подумать и взвесить своё решение. А вот это как раз у меня как-то не получалось, одни мысли никак не складывались с другими.
Вся моя жизнь сплошная серость, даже цвета вокруг меня серые, и нечего за неё цепляться, ничего она ни для кого не стоит. Интересно, почему цвета всё-таки серые? Нехорошие воспоминания они у меня навевают, обычно такое бывает, когда срабатывает амулет магической зашиты. Амулет — полыхнула мысль.
Взгляд падает на грудь — каналы связывающие накопители с остальными частями амулета светятся на порядок сильней обычного. Спрыгиваю с табуретки и начинаю судорожно оглядываться, пытаясь отыскать неведомого врага. В голову буквально ломится мысль, — мне незачем жить, мне будет лучше умереть, я должен умереть, — но я теперь понимаю, что эта мысль мне чужда. Плету "щит земли", но проклятый ошейник "душит" и я теряю концентрацию; давление мыслей о смерти становится болезненным, а тело начинает своевольничать, неожиданно дёргаясь. Ложусь на пол и со всех сил прижимаю руки к животу, вдобавок сворачиваюсь калачиком. Становится очень страшно, просто до жути страшно, меня предаёт собственное тело.
Изо всех сил стараюсь вспомнить, что нам говорили про ментальную защиту. Направляю ману из "источника" во внешнюю оболочку гемона, сопровождая её посылом-воспоминанием о вручении мне дедом обеденного ножа и опоясыванием. Хотел направить воспоминание о первом разе с Натой, но вовремя спохватился — я тогда ничего не соображал. Как нам объясняли, это должно временно заглушить воздействие. Немного помогает — тело перестаёт дёргаться, но надолго меня не хватит — просто мана кончится. Больше в голову что-то ничего толкового не приходит.
— Оз, на меня напали, скорее всего, используя ментальную магию. Мои амулеты полностью не защищают, а только ослабляют воздействие. Поставить дополнительно "щит земли" нет возможности. Как можно усилить защиту, или отбить нападение? — послал я запрос Озу.
"Исходя из имеющихся у меня данных о ваших возможностях, самым эффективным будет переведение щитов ментальной зашиты вашего амулета из ослабляющего в отсекающий режим. Производится данное переключение путём кратковременного замыкания металлизированного покрытия символа "Ментал" с защитной сеткой или ободом амулета. Предупреждаю. В случае если сила воздействия ниже силы действия ментальных щитов вашего амулета, это действие приведёт к существенному увеличению эффективности последних, вплоть до полного отсечения воздействия; если же наоборот сила воздействия превосходит силу действия ментальных щитов вашего амулета, то эффективность зашиты упадёт".
Следом прозвучал знакомый женский голос.
"Предупреждение — ваш манозапас минимален; рекомендация — прекратить сеанс связи".
Вот, теперь думай, сильней — слабей, переключать — не переключать. Долго мучатся над этим вопросом, мне не пришлось; посыл вложенный в ауру вместе с маной ослабевал, а зуд от чуждых мыслей усиливаться; и я решился рискнуть, пока посыл-воспоминание не ослабел слишком сильно.
Сняв пояс, язычком прыжки перемкнул указанный символ с сеткой защищавшей амулет, и сразу почувствовал изменения. Теперь, чуждые мысли походили на назойливый шёпот и уже не путались с моими, а тело стало легко отзываться на попытки им двигать. Идти просить у кого-нибудь помощи, я передумал; решив что помощи могу и не добиться а вот проблем найти. Покрутившись, скрючился неописуемой загогулиной, и по мере того как шёпот утихал, стал погружаться в сон.
.........
В комнате были двое. Молодой человек по имени Боремир одетый в белую рубаху рукава и ворот которой были украшены широким кружевом, собиравшимся в складки, тёмно-красный камзол расшитый золотом и украшенный драгоценными камнями, такого же цвета штаны, и черные лакированные туфли золотые пряжки которых были буквально осыпаны крохотными самоцветами, сидел на роскошном кресле потягивая вино и сонно жмурясь. Напротив него стоял толстый низкий мужчина в бежевой рубахе светло-коричневом камзоле также расшитом золотом но значительно меньше, тёмно-коричневых штанах и коричневых туфлях, с настолько изможденным взором что это бросалось в глаза.
— Чем можете порадовать, господин Жульен? — беззаботно спросил Боремир.
— К сожалению, ничем, ваше превосходительство. Крестьянин оказался более опытным, чем я предполагал, и смог понять что происходит, и начать сопротивляться. Вдобавок у него оказались очень неплохие амулеты. — Повинно опустив голову, ответил Жульен, и добавил тихо. — Я ведь предупреждал, что может и не получится, у меня почти не было времени на подготовку.
— Тем не менее, это выглядит подозрительно, ни барон, ни его свита ничего в своё время не заметила, а какой-то немытый крестьянин вот так сразу всё понял да ещё сумел сопротивляться в то время как ты мог действовать почти в открытую не боясь что твои манипуляции заметят. Может тебе просто стало жалко мальчишку, как-никак он тоже маг? — с подозрением спросил Боремир.
— Что вы ваше превосходительство, на кой мне это надо, только прикажите и как только он покинет Карну я его пеплом по ветру пущу, — торопливо заверил своего господина Жульен.
— Незачем, не будь его, почти ничего бы не изменилось, главной причиной нашей неудачи был телохранитель князя, посланный с невестушкой. А крестьянин так, под руку попался; а вот его смерть сразу после спасения княжны может привлечь ненужное нам внимание. Ты лучше скажи, что там решил городской маг по причине скоропостижной смерти нашего любвеобильного барона?
— Ваше превосходительство, прошу меня извинить, но я должен заметить, что мы в гостях и я не могу гарантировать конфиденциальность нашего разговора. И если в случае крестьянина это не имеет значения, то касаемо иных более значительных лиц я считаю более правильным проявить некоторую осторожность. — Старательно подбирая слова, посоветовал своему господину Жульен, после чего всё же ответил на вопрос. — Как я и обещал, причиной смерти барона было признано отравление испорченным с помощью неумелого магического действия вином.
— Хм..., думаю, с крестьянином и без нас разберутся, так что ничего там не предпринимай, чтобы оправдаться. — Боремир задумался на мгновение, но тут же встрепенулся. — Подумай лучше над тем как нам достичь желаемого, может как-то удастся использовать кого-то из новой охраны этой "великой магессы". Время ещё в достатке, но тянуть всё-таки не следует, так что думай. И иди уже, давно спать пора.
— Всенепременно приложу всё своё старание, — коротко поклонившись, толстяк развернулся и пошёл к двери.
— Магессой она решила сначала стать, а я должен ждать, когда сие чудо свершится, да ещё прикладывать усилия чтобы она не передумала, — молодой человек скривился, смотря в спину выходящего из комнаты толстяка. — Ну-ну невестушка, мы ещё посмотрим, кто и какие усилия будет прилагать.
Молодой человек встал и направился в соседнюю комнату, бывшую его спальней; тут же в комнату зашли две миловидные служанки, и слуга, в котором сразу чествовалась воинская выправка, и последовали за ним. Комната опустела, и никто не видел, как колыхнулась штора, и лёгкий едва ли кем-либо ощутимый порыв ветра выскользнул в щель в неплотно прикрытом окне.
.........
Нечто, не дававшее княжне вчера покоя, поутру выразилось в желание оставить наглого — но от этого кажущимся даже привлекательным — крестьянина при себе. Нет-нет, ничего такого, просто расчёт, просто крестьянин показался княжне весьма перспективным магом, и она как верная своей семье дочь должная заботиться о благополучие семьи, должна озаботиться интересом по привлечению сего перспективного мага в ряды служащих её семье разумных. Ну да, в первую очередь она должна заботиться о благочестии семьи, но разве благочестие не служит увеличению благополучия.
Приняв утренний туалет, и одевшись к завтраку, княжна вспомнила что крестьяне встают рано и решила обсудить вопрос с крестьянином с отцом. То что этот самый крестьянин после полученного им вчера наказания может просто не пожелать поступать на службу к её семье, юная княжна даже не рассматривала, ведь это великая честь служить кому либо из их рода.
Пара воинов торчавших в прихожей выделенных отцу апартаментов заступили ей путь к двери в приёмную.
— Его высокопревосходительство великий князь Велимир Мирославович занят и не велел его беспокоить по пустякам, — объявил княжне незнакомый молодой рыцарь.
— По вашему мнению, я — пустяк, — змеёй зашипела княжна. Не то чтобы она и правда приняла это высказывание в свой адрес, просто сошлись в едино желание пройти к отцу и съязвить молодому парню показавшемуся княжне довольно симпатичным.
— Нет-нет, что вы ваше превосходительство княжна Радомира, я вас заверяю, ничего подобного я не имел в виду, — скороговоркой заплетающимся языком стал оправдываться рыцарь. — Прошу вас проходите, — отступил он в сторону, освобождая княжне путь. Старый Брег, знавший княжну чуть ли не с пелёнок, добродушно усмехнулся в усы; и тут же нахмурившись, одарил своего напарника осуждающим взглядом.
Радомира, гордо вскинув голову, прошла в приёмную.
В приёмной ни кого не оказалось, ни отцовского рынды, ни денщика. Озадаченно остановившись посреди комнаты, княжна предположила, что отец может быть действительно занят, её приход может быть не ко времени; но так как она уже пришла, то поворачивать назад без веских причин да после её поведения пред молодым рыцарем было бы несолидным. Подумав, и чуточку подождав, княжна нерешительно подошла к двери в кабинет отца и прислушалась к происходящему за ней.
— Ну а теперь давай рассказывай, что удалось узнать по поводу нападения на Радомиру и её спасению эти магом-крестьянином, — голос у отца был крайне серьёзный, и княжна остереглась входить, несмотря на то, что разговор касался как раз заинтересовавшего её крестьянина.
— На счёт спасшего её превосходительство княжну Радомиру мага удалось узнать довольно много, и я со всей возможной в таких случаях уверенностью могу заявить, что с ним всё чисто. К нападению на княжну, он ни какого отношения не имеет, и оказался на месте нападения совершенно случайно. Это смог выяснить ещё сэр Брячеслав пока находился в родном селе этого мага Красная горка на излечении у местной лекарки. — От этого заявления отцовского тайного советника Жоха сердечко княжны неожиданно радостно встрепенулось, — не рыцарь конечно, но как-никак герой-спаситель, а титул — дело наживное, — это княжна знала прекрасно.
