Малла фыркнул.
— Честно говоря, я не хотел бы жить в таком... раю.
— Я тоже. Но ты можешь придумать какой-нибудь другой способ построить устойчивое государство, в котором проявления агрессивности сведены практически к нулю?
— А стоит ли вообще это делать?
— Ну, если тебе всё равно — то нет. Может быть, правда, Вэру сделал это, чтобы отделить восхищение красотой тел от возбуждения — там, где наслаждение связано с особыми видами машин, нагота не может быть непристойной. Возможно даже, что он решил изгнать секс — но не любовь! — из жизни общества, избыть его при помощи искусственных переживаний, едва переносимых для человека, и тем свести к коротким взрывам страсти, как у файа и большинства зверей. Тогда это будущее Сарьера, — только не человеческое и даже не файское.
— Когда-нибудь оно станет прошлым, которое было отвергнуто и предано забвению за жестокостью.
— Скорее, это изобретение лентяев, которым стало тошно и недосуг тратить здесь время. Но, знаешь, лучше уж использовать для принуждения удовольствие, а не насилие. Вообще, контакт двух культур, резко различных по могуществу, неизбежно таит в себе непредвиденные и грозные опасности...
— Но почему тогда вы позволяете этому существовать и развиваться? Ведь...
— О, мы можем всё это разрушить. Очень легко. Достаточно пяти сарьют, чтобы овладеть Твердыней. Только мы не умеем обращаться с их машинами — и их знания для нас жизненно важны. А дыба, как инструмент познания, малоэффективна.
— Но потом? Когда вы узнаете от них всё, что нужно?
— Малла, есть одно простое правило: договоры нужно исполнять. Положим, мы потом убьем файа, — но что дальше? Мы не знаем, будем ли здесь хотя бы завтра. Создать хаос легко, устранить — гораздо труднее. Неужели ты думаешь, что противники Вэру более моральны? В меньшинстве — да, но в большинстве... здесь, на окраинах, таится немало рассадников нездешнего, темного изуверства. Дать им свободу? Нет, спасибо. Сарьер — ещё далеко не худшее место из тех, что существуют...
— Например?
— Например, отрицательная гиперплоскость. Я не думал, что возможно проникнуть туда, но файа это умеют — не наши, а другие, — те, что ушли. Там Вселенная гораздо более жестока, чем это может показаться. В ней материальные тела не могут развивать скорость, большую, чем половина скорости света, — да и это очень трудно. Полет от звезды к звезде займет сотни лет, причем звездолет будет иметь несколько десятков миль в поперечнике и его масса составит многие миллиарды тонн. Правда, выход есть в их теории относительности: быстро вращающееся массивное тело увлекает пространство за собой. Но такой сверхсветовой корабль будет чем-то средним между нейтронной звездой и черной дырой с массой в десятки, если не в сотни солнечных масс. Ни о каком экипаже там, конечно, не может быть и речи. Это будет единое разумное существо, чьи интересы и психика для нас едва ли представимы. Пусть даже оно сможет вычленять из себя иные существа низшего порядка — всё равно, они останутся вне пределов нашего понимания. Само создание такого корабля лежит где-то на самой границе возможностей — и, если он всё же будет создан, то для полетов уже между Вселенными, а не между отдельными звёздами. Говоря проще, межзвездные полеты там слишком дороги, чтобы кто-то решился на них. А теперь представь, что звёзды навсегда недоступны и усилия — не только твои, но и всего твоего народа — совершенно напрасны, и всё, что бы ты не создал, исчезнет, не оставив следа. Можно с этим жить?
Малла постарался ответить, но тут же заметил Маулу и Айэта, Наблюдателя Твердыни, идущих к ним. Маула тоже была в одном местном шарфике. Впрочем, стыд для сарьют стал понятием весьма отвлеченным — сами тела для них служили одеждой.
Заметив подругу, Охэйо поднялся одним гибким движением и старательно, с чувством, потянулся. Она улыбнулась.
— Айэт предлагает нам посмотреть здешние развлечения. Не хотите?
— Хотим, — Охэйо покосился на Маллу и юноша торопливо вскочил. Он предпочел бы сидеть здесь... но не в одиночестве.
Они вчетвером пошли по прохладному, ласкавшему их босые ноги песку. Дорога оказалась неожиданно длинной — она заняла добрых минут пятнадцать. Потом они оказались на дюне, возвышавшейся над небольшой долинкой. Здесь была сотня или полторы мальчишек, почти юношей. Собравшись плотным кольцом, они наблюдали за парой в центре, сошедшейся в поединке.
Какое-то время Малла скептически следил за тем, как мальчишки колотят друг друга. На руках у них были громадные мягкие перчатки, что лишало затею всякого видимого смысла. Такой поединок мог продолжаться бесконечно. Если тут и был какой-то способ добиться победы, он его не представлял.
— У вас есть что-нибудь подобное? — склоняясь к плечу Охэйо спросил Айэт. Аннит гневно фыркнул.
— Нет. Если и было, то все участники давно перемерли от скуки. Малла, может, показать им, как это должно выглядеть на самом деле?
Какое-то время юноша задумчиво смотрел на него. Затем кивнул.
* * *
Они вдвоем вышли в центр круга — босые, всё одеяние их составляли куски ткани, туго повязанные вокруг бедер. Фигуры их различались, в основном, цветом и даже Маула не смогла бы сказать ничего относительно исхода поединка.
Какое-то время они двигались по кругу, обмениваясь ехидными замечаниями и тумаками, почти никогда не достигавшими цели. Сначала это была почти игра, потом уже настоящая схватка. Пара исчезала в вихре мелькающих ладоней, взметавшихся с неуловимой быстротой темно-золотых и светлых рук и ног, пыльных подошв, падала и вновь поднималась. Малла наносил удары мгновенно, с такой скоростью, что даже быстрый, как ветер, Аннит не всегда мог их избежать. Его же удары всякий раз или отражались или просто шли мимо. Вот рука Маллы попала ему в лоб, пятка врезалась в живот пониже пупка и Аннит вскрикнул — скорее от гневного удивления, чем от боли. Он замешкался на миг и бой кончился: высоко подпрыгнув, Малла нанес ему сокрушительный удар босой ногой в грудь, от которого Аннит, на несколько мгновений оказавшись в воздухе, отлетел шагов на пять. Раздался ужасный глухой звук: такой удар должен был раздробить ребра и превратить сердце в месиво. Маула испуганно вскрикнула, но Охэйо в один миг перекатился и вскочил, едва коснувшись песка, задыхаясь и смеясь. Он дышал часто и отрывисто, но не запыхался, в его блестящих глазах не было и тени боли. Лицо Маллы светилось от радости победы. Никто больше, однако, не разделял её.
— В чем дело? — спросил он Айэта, отряхивая песок.
— Сильный побил слабого. Чему тут радоваться?
Охэйо осмотрелся, ловя хмурые и сочувственные взгляды.
— Я думаю, это может оправдать Сверхправителя.
Глава 11.
Тени несказанного.
Разве не являются любые религии кощунством, — по крайней мере уверяющие глупых людей, что Бог следит за ними и занимается всеми их делами? Разве можно уподоблять создателя Вселенной сумасшедшему старику, от скуки дрессирующему тараканов? Неужели Он не пытался бы создать что-то более великое, чем Он сам?
Аннит Охэйо. Новая эсхатология.
Ветер рассвета растрепал волосы юноши и Вайми проснулся, когда они коснулись ресниц. Всё ещё пребывая между явью и сном, он лежал неподвижно. Сумерки утра пока не рассеялись и в мире царила полная, совершенная тишина. Темно-синие, тяжелые облака простерлись над ним необозримой кровлей, их нижние кромки стали нежно-розовыми. Под ними, волнами падая вниз, замерли нереально синие холмы — лишенные деталей силуэты, сначала темные, потом всё более светлые. Очень далеко на востоке, над легкой дымкой моря, узкой полосой протянулась туманная заря. Это было странно, неестественно красиво, и Вайми просто не мог отвести глаз.
До пробуждения ему грезились странные, нездешние сны, вызвав неотступное томление. Не вполне понимая, зачем, словно всё ещё во сне, он повернулся к подруге. Дайна спала рядом, растянувшись, раскинув пыльные, красивые подошвы с ровными пальцами. Её гибкое тело влажно отблескивало в сумраке, длинные ресницы подрагивали, хмурое обычно лицо с крупным чувственным ртом и высокими скулами приняло выражение детского, безмятежного счастья — и Вайми бездумно сел рядом, провел ладонью по прохладному, удивительно гладкому животу...
Дайна вскинулась одним слитным, неразличимым рывком, вскрикивая сразу гневно и испуганно, потом замерла, ошалело осматриваясь. Её большие глаза в полумраке казались совершенно черными, бездонными, и Вайми на миг стало страшно: сознание подруги ещё не проснулось, и перед ним было лишь её сильное тело, управляемое одними инстинктами. Наконец, девушка узнала его, но смотрела по-прежнему ошарашенно: вероятно, её сон тоже был очень реальным и она не могла вот так сразу освободиться от него.
— Вайми? Что случилось?
Их глаза встретились — удивленно-испуганные — потом они вдруг рассмеялись. Рывком отбросив волосы назад, Дайна ловко, одним движением, поднялась, потянув за собой юношу. За гребнем хребта зияла глубокая, затопленная расщелина — и Дайна устремилась в неё. Рот Вайми приоткрылся, но он так ничего и не сказал, ошалело глядя, как его нагая подруга спускается, ловко прыгая босиком по камням. Поёжившись, он бросился за ней. Там, почти в полной темноте, они вновь потянулись друг к другу — никакой страсти, только ледяная вода, прижимавшая теплую плоть к теплой плоти, да ещё озорное любопытство, желание познать тела друг друга до самых потаенных мест...
Оставив Дайну плескаться в крохотном озерке, Вайми взобрался на террасу, весь мокрый в прохладном текучем воздухе, вглядываясь в туманное розоватое сияние рассвета, озаряющее снизу тяжелые пласты неторопливо плывущих сизо-серебристых туч. Через минуту рядом беззвучно появилась Дайна, — такая же нагая и мокрая, как и он сам. Вайми невольно покосился на живот подруги, не решаясь поднять глаз — его ладони словно всё ещё скользили по этой гладкой, горячей поверхности. Они помнили каждый дюйм этого прекрасного теплого тела, а язык хранил солоноватый вкус темных сосков. Иссиня-черные волосы и большие глаза девушки слабо отблескивали в мягком утреннем свете. Она вздрагивала на ветру, но Вайми он вовсе не казался холодным...
Они стояли на самой вершине холма. Здесь, среди древних скал, Дайна вчера отыскала место, достаточно укромное и укрытое от непрестанного ветра. Сейчас она замерла, вытянувшись в струнку, бессознательно-чувственно упираясь в шершавый влажный камень пальцами маленьких босых ног, с любопытством рассматривая его без тени стыда, без тени смущения. Её гибкое тело подобралось, сумрачно-серые глаза смотрели внимательно и остро. Она была очень красива в этот миг, но хмурое выражение на лице не обещало Вайми наслаждений. Впрочем, он любил Дайну именно за эту неожиданность поступков, так резко отличавшую её от остальных девушек.
Его чуткие уши уловили, как сбилось дыхание подруги. Она ощущала красоту много сильнее его, — или, быть может, сильнее стеснялась...
Юноша вздохнул и опустил глаза. Дайна не смеялась над ним, но всё равно он смущался. Может быть потому, что с ней ему было очень хорошо. Любовь к Лине стала естественной частью его души, и он знал, что не сможет изменить это. Как и Дайна. Но, сознавая это, он чувствовал вину и перед ней. Впрочем, этим сумрачным, влажным утром, когда он, — легкий, свежий, но ошалевший после бесконечных снов, — стоял перед ней, все его чувства были какими-то приглушенными, мягкими. Холодный влажный воздух непрерывным потоком скользил по его покрытому ознобом нагому телу, расширенные в полумраке глаза не отрывались от розовато-белого, туманного сияния рассвета — там, в бесконечной дали, за черным, тускло блестевшим морем. Казалось, прямо над его головой стремительно плыли темные, лохматые тучи, озаренные снизу алым отблеском востока. Было очень тихо и весь этот мир, казалось, принадлежал им одним. Юноша сейчас словно летел куда-то и ему мучительно хотелось полететь по-настоящему — или, может, просто сигануть в ледяное озеро с громким воплем. Близость этой мечты составляла большую часть его радости — но и реальность стала бесконечно интереснее, чем он мог представить.
Вайми смущенно посмотрел на себя. Казалось, он не вполне проснулся или проснулся в мире, не совсем похожем на привычный ему — в миг, когда он изменился.
Юноша не понимал, что случилось, но изменение было — не в нем, а снаружи, непонятное, необъяснимое. Он опустил ресницы, всем своим существом впитывая окружающий мир, стараясь понять... В тот же миг его окутал теплый вихрь. Ещё никогда минны не вели себя так своевольно — и, ещё до того, как перед ним возникла Наммилайна, он уже знал, в чем причина.
Найнер очнулся от своего бесконечного сна.
* * *
Минны мгновенно сплели объемный экран — точно напротив его удивленно расширенных глаз. Лицо Наммилайны в его глубине было сосредоточенным и хмурым. Вайми понял, что не ошибся в своих выводах.
— Найнер проснулся, — сказал он прежде, чем она успела заговорить.
Наммилайна вздрогнула, но её замешательство длилось не больше мгновения.
— Да, — бесстрастно подтвердила она, — и в тот же миг изображение изменилось.
Вайми увидел повисшую на фоне жестких звезд темно-лиловую, пугающе огромную сферу Найнера. Она... прорастала — серебристые, сверкающие, как ртуть, нити поднимались из туч, сплетались, наливаясь узлами — и вдруг возникло четкое, сверкающее кольцо. Это движение казалось замедленным, ленивым, но Вайми понимал, что материя нитей течет со скоростью сотен миль в секунду.
— Что это? — наконец спросил он.
— Так называемая первичная сеть, — сейчас он не видел Наммилайны, но слышал её голос. — Она формирует структуры второго порядка для воздействия на нашу Реальность. Их нельзя увидеть — это, скорее, облака квантовых функций. Впрочем, воздействие началось ещё в миг Прорастания — и оно непрерывно становится сильней. Пока мы можем защищать Тайат — но долго это не продлится.
— Это воздействие... опасно?
— Вайми, чистая агрессивность встречается лишь на самых низких стадиях развития. Тут нечто иное: это изменение должно улучшить Реальность — способом, который нам непонятен и который нам вряд ли понравится. В любом случае, там мы перестанем быть... отдельными. Тебе бы этого хотелось?
— Нет. Мы можем... противостоять этому?
— Только отчасти — и пока. Глубина Йалис Найнера — такая же, как у наших установок Сверх-Эвергет. Но, знаешь ли, на такой глубине открыто множество... возможностей. Наивно думать, что нам известны все. Нашу защиту нельзя проломить, но вот обойти её — вполне возможно. Поэтому единственное, что мы можем сделать — эвакуировать Тайат.
— Но...
— Вайми, мы можем начать войну. Мы даже можем одолеть Найнер, — но лишь обратившись за помощью к машинам Кунха, — и даже они смогут победить лишь с помощью превосходящей грубой силы. Войны Йалис — ОЧЕНЬ неприятная вещь. Даже если Найнер будет уничтожен, Тайат погибнет тоже. Мы надеялись спасти её, нам этого хотелось... но есть пределы, за которые нельзя заходить. Эвакуация, и как можно более быстрая — единственный разумный выбор.
