Такую мощь, Советскому Союзу содержать было весьма накладно и с 1921 года производилось её "оптимизация". К 1924 году на Балтике в строю осталось лишь 2 линкора, 1 крейсер, 8 эсминцев, 9 подлодок, 2 канонерские лодки, 12 тральщиков и 3 вспомогательных судна. Остальное всё было списано, разобрано и сдано на металлолом — в том числе и за границу.
* * *
За дело, с Богом!
Ксавер, к которому я предусмотрительно обратился перед поездкой, дал мне координаты пары питерских жуликов и к одному из них я обратился. Увы, но я подоспел к "шапочному разбору" и, с разбираемых на лом линкоров и крейсеров мне достался лишь железнодорожный состав с ижорской корабельной бронёй. Да и то, перехваченный и перенаправленный в Ульяновск в самый последний момент. Порядком трёхсот тонн листовой, высококачественной хромо-никелевой стали — хотя и "бывшей в употреблении", толщиной от 1/3 дюйма (8,46 мм) до трёхдюймовой (76, 2 мм).
На что-нибудь, да когда-нибудь сгодится
На всякой же "водоплавающей мелочи", из радиоаппаратуры — был такой откровенный отстой и хлам, что решил не связываться.
Увидев, всю степень моего крайнего огорчения, питерский пройдоха участливо спросил:
— Может, Вам "Новая Голландия" подойдёт? Вот-вот на торги выставят.
Про такой корабль никогда не слышал и, уже махнув рукой на все свои начинания, я с нескрываемым пренебрежением поинтересовался:
— "Новая Голландия"?! Это, что ещё за плавающая лохань, такая?
"Пройдоха", видно когда-то имевший непосредственное отношение к флоту (а таких в Питере, едва ль не все) — несколько высокомерно-презрительно, меня поправил:
— Хм... Она не "плавающая", а сухопутная.
Эге!
Внутренний голос проснулся и, задавив внутреннюю же "жабу", повелительно скомандовал мне:
"Взять, взять!".
— Ну раз — "сухопутная", давайте съездим и посмотрим. Чем Каутский не шутит, когда Энгельс спит!
..."Новую Голландию" я застал ещё действующей.
Это оказалась 25-ти ваттная стационарная искровая радиостанция — построенная в 1916 году российской фирмой "РОБТиТ", для Морского штаба в Петрограде. Она имела мощность порядка 100 кВт и передавала информацию на радиоволнах 7000, 9000 и 11000 метров. "Длинноволновая" радиостанция, стало быть.
Схема этой и думаю — других подобных радиостанций, содержала последовательный контур — который заряжался от источника питания через дроссель, а затем замыкался накоротко в момент пробоя вращающегося искрового разрядника. Возникающие при этом затухающие колебания высокой частоты передавались в антенну — излучающую радиоволны.
Передатчик "Новой Голландии" был приспособлен для работы, как телеграфным ключом — так и машинным автоматом (трансмиттер Уинстона), допускающим скорость передачи 70 "групп" (сочетаний из пяти знаков) в минуту.
Мне, человеку 21 века, особенно было забавно смотреть на искровой разрядник — выполненный в виде медного диска диаметром около полуметра, с массивными медными зубцами. Мне объяснили, что весил он полтонны и вращался со скоростью 1200 оборотов в минуту.
При работе передатчика радиостанции, между зубцами разрядника проскакивали ослепляющие искры как от сварки, сопровождаемые хлопками — подобным очереди из крупнокалиберного пулемёта и, слышимыми по моим личным ощущениям — не менее чем на пять вёрст.
Меня особо радовало, что к радиостанции прилагался дизель с динамо-машиной, выдающий почти 300 киловатт при напряжении 12 тысяч вольт. В качестве резервного питания, ко всему этому "великолепию" — прилагалась целая батарея аккумуляторов, ёмкостью 54 ампер/час каждый.
Кстати, радиостанция "Новая Голландия" — оказалась с весьма богатой биографией, несмотря на столь короткое существование!
Это с неё с первой был передан "Манифест об отречении" Николая II. Отсюда же, уже большевики — передали сообщение о падении Временного правительства и переходе власти в их руки.
Скорое закрытие этой — последней искровой радиостанции в стране, ознаменовало наступление новой эры в радиопромышленности страны.
Вскоре после моего посещения "Новая Голландия" была закрыта, в освободившихся зданиях разместили склады, а её имущество выставлено на торги в виде лома. Позволить частному лицу купить хоть и устаревшую, но действующую радиостанцию с передатчиком — никто бы из власть предержащих не позволил.
Избавившись от ненужного мне приёмника, я с помощью Вологдина наскоро переделал передатчик для своих нужд и вернулся в Ульяновск.
* * *
Гладко было на бумаге!
Снова опыт за опытом, одна конструкция экспериментальной установки сменяет другую... Я уж было и, "сопло Лаваля" пробовал и, рабочую камеру в виде параболистического "зеркала" делал — для отражения и концентрации ударной волны в одной точке...
"Кумулятивный пузырь", сам придумал-изобрёл — своим "роялистым" дефектоскопом клянусь!
Не то, чтобы — вообще безрезультатно, отнюдь нет. В саду Отца Фёдора тем летом — яблоки выросли с мелкий арбуз и переломали все ветки — за что мне хорошенько досталось, несмотря на "ангельский чин". Ботва картохи в огородах по соседству — была мне по пояс и в ней постоянно кто-то ползал, заблукав. Соседи, чуть ли не в ноги мне кланялись, за "утилизацию" на их приусадебных участках — неудачных результатов моих экспериментов.
Но из тонны водно-торфяной пульпы, выходило не более шестисот грамм аммиака — стоит ли тратить уйму дорогой и пока ещё дефицитной электроэнергии на эту затею?!
Раз за разом, настойчиво будирую своих химиков:
— Ради Маркса, придумайте что-нибудь! Именем всех жертв царского произвола прошу.
Игорь Станиславович Лемке — химик-органик по специальности, лишь мог сказать:
— Могу лишь посоветовать поднять содержание азотистых соединений в исходном сырье... Больше, увы — ничем помочь не могу.
С последней надеждой, к нему взываю:
— Как поднять содержание азотистых соединений в торфе?
Но тот, лишь разводит руками:
— А вот этого, увы, я подсказать не могу...
Ну, спасибо — помог, называется. Напоминает старый "бородатый" анекдот про мышей и мудрого филина:
"Я, ребята, не тактик — а стратег! Поэтому не грузите меня всякой фигнёй".
* * *
Раз за разом перечитываю всю имеющуюся инфу по "Эффекту Юткина". Глаз, неожиданно цепляется за уже — как бы не в сотый раз читанное и до боли знакомое:
"ЭГЭ нашел свое применение в медицине. Например, для дробления камней в почках".
"До боли знакомое" — это буквально, потому что и мне дробили камни. Только не в почках, а в мочевом пузыре. На рыбалке дело было и, до сих пор помню ту дикую боль — когда меня "прихватило"...
Уж и забылось вроде, как страшный сон — а вот теперь всплыли "приятные" воспоминания!
Скрюченного и "шипящего" благим матом от рези, меня на "скорой помощи" привезли в клинику и, когда аппаратом (по-моему — с помощью ультразвука, всё же) раздробили камень — с меня, аки с кашалота — излился фонтан мочи.
Фонтан мочи... Мочи...
И тут, как живой прямо, пред мной предстаёт старый Сапрыкин — прежний заведующий "Керосиновым складом", а ныне покойный (к чему тоже приложил руку) и, ехидно ухмыляется — поблёскивая красной потной лысиной:
"Керосин, что тебе продаём — мочой "бодяжим". Для чего ты думаешь, собственный обоз — в два десятка с лишним лошадей завели?".
До того это видение было явственно, что я ответил вслух:
— Как там — на "том свете", Панкрат Лукич? Черти то, Вас — на сухую дрючат, или — используя технический вазелин?
Но он, ещё раз повторив: "Мочой бодяжим... Мочой!", — исчезает как Чеширский кот перед Алисой на Поле чудес.
Тут же, слышу голос нашего химика Лемке, дай Бог ему здоровья и долгих лет жизни, после анализа сапрыкинского керосина продающегося в Ульяновске:
"Кроме того, из-за плохой очистки — в нём много сернистых, азотистых(!!!) или кислородных соединений и, даже механические примеси и вода...".
Давняя, почти забытая уже история.
Какое-то время я провёл в размышлениях.
Конечно, по любому, концентрация азотистых соединений в моче — не в пример выше чем в торфе. Может, в самом деле попробовать?
Вспомнил "до кучи" технологию приготовления селитры для изготовления пороха средневековыми "тружениками тыла":
— Ну, что? Объединим древние технологии с ультра-современными?
А меня есть другой выход?
Посомневавшись ещё, я решительно поднялся с места:
— Поехали!
Наутро, я поставил в нашем домашнем туалете типа "сортир" отдельное "поганое" ведро:
— Отец! Отныне "по маленькому" ходим только туда.
— Объясни зачем, сынок?
Не пытаясь донести до служителя культа все технологические тонкости, я безапелляционно:
— Ради прогресса!
— Ну, раз надо...
Однако, "двое в поле не воины". Надо всем миром, всем народом навалиться...
"И СИМ ПОБЕДИША"!!!
Поэтому:
— И, это... Как бы паству на это богоугодное дело сповадить?
Тот, поглаживая бороду:
— Так, на что бы хорошее, а то... Тьфу!
Отца Фёдора, ещё никто и никогда — не обвинял в пустом голословии, авторитетом среди верующей братвы — он пользовался непререкаемым, поэтому я был железно уверен, что православная паства даст мне столько мочи — сколько сможет и даже чуть более того.
Однако, человеческий организм — малопроизводителен и, в сутки даёт не более полутора литров этого ценного технологического сырья. Хорошо это понимая, я в тот же день посетил "Керосиновый склад" и имел беседу с его заведующим:
— Слушай, Охрим... Я вот одного до сих пор, всё не пойму: твой бывший тесть — чтоб его на том свете почаще жарили, как собирал лошадиную мочу? С "уткой" что ли, возле каждой кобылы — сутки на пролёт стоял, или их так выдрессировал — что они сами в лохань какую мочились?
Усмехнувшись кривой улыбкой, тот с готовностью:
— Зачем с "уткой"? Пойдём покажу тебе "сбрую"...
После того, как он возглавил отделение "Нефтесиндиката" в Ульяновске, Охрим Косой избавился от всего сапрыкинского табуна, передав его в артель "Красный путь" — где и арендовал транспорт в случае нужды. Так оказалось выгоднее и рентабельнее.
Впрочем, в волости происходит медленное сокращение конского поголовья — из-за всё увеличившегося парка тракторов и, особенно мототелег.
Но, на мой век лошадиной мочи хватит!
Заведя в бывшую конюшню, с ещё не выветрившимся своеобразным "амбре", заведующий показал на некие приспособы — довольно хитромудрые по устройству, но не шибко хитрые с вида:
— Вот эти штуки вешали и за сутки — получали около ведра мочи с каждой лошади.
Нет, ну до чего богата талантами земля Русская!
Даже, как-то стало совестно перед покойником — да упокоится душа его с миром, да пусть будет земля ему пухом...Хм, гкхм...
Пером самопишущим.
Охрим тоже — молоток, что не выкинул до сих пор. "Хомячило", ещё тот видно — навроде меня. Обращаюсь к родственной душе:
— Если тебе она ни к чему, Охрим, не подгонишь ли мне по-дружески эту "сбрую" — "за просто так" и "насовсем"?
Хлопает недоумённо единственным глазом:
— Тебе то, на что?
Суеверно сплёвываю через плечо:
— Ой, пока не скажу! Боюсь сглазить...
Почесав подбородок и пожав плечами, тот:
— Да забирай, мне она действительно ни к чему — "до ветру" я хожу самостоятельно.
С Ефимом Михайловичем Фирстовым, прежде — владельцем "почтовой станции", затем — нэпманом промышляющем извозом и, наконец ныне — с Председателем лже-кооператива "Красный путь", мне тоже — удалось легко и без особых расспросов, договориться о сборе и поставках лошадиной мочи.
Так, "с миру по нитке", с лошадки "по струйке" и, уже буквально через неделю — у меня было вполне достаточно "сырья" для произведения первых смелых экспериментов.
Успех превзошёл все мои ожидания!
Хоть в процессе воняло так, что глаза резало, но почти сразу удалось получить достаточно дешёвый 30-ти процентный аммиачный водный раствор, спустя какое-то время — повысить до 40-ти процентного, а затем из установки пошёл и газообразный аммиак.
Наш "горец" — Баркалая Гиви Онисеевич, несколько неважно владел русским языком и как-то под общий хохот — назвал этот процесс "из-органической химией", имея в виду "организм" — источник "сырья". С его лёгкой руки это название закрепилось и стало практически официальным.
* * *
Однако, после смелых экспериментов — требовалось дальнейшее расширение "сырьевой базы" и, с этой целью я решил задействовать "административный ресурс".
Председатель Ульяновского волостного исполнительного комитета "ВКП(б)" — Фрол Изотович Анисимов всё чаще и чаще находился в состоянии глубокой печали. Его, бывший когда штабным — пятиместный кабриолет "Renault" 1917 года, в котором ещё сохранился раскладной столик для карт и корзина для офицерских шашек — всё чаще и чаще "сыпался".
Да вообще, по современным меркам, он уже давно устарел!
Я, до сих пор числюсь Начальником гаража при Ульяновском Совете народных депутатов, поэтому всё своё плохое настроение, его глава так же — всё чаще и чаще вымещает на мне, хотя в глаза и не говорит причину.
Но, как говорится, "именно таким" — именно в таком состоянии, я и "люблю" товарища Анисимова!
Впустую и понапрасну не рассусоливая — показал ему цветную фотку, не так давно отпечатанную на своём "роялистом" лазерном принтере.
— Что это? — спрашивает с дрожью в голосе.
Красноречиво смотря в глаза:
— Это, Фрол Изотопович — "Сильвер Гоуст" британской фирмы "Роллс-Ройс". "Серебряный призрак", по нашему... Нравится?
Такой автомобиль типа "кабриолет", оснащённый 48-ти сильным 6-цилиндровым двигателем объемом 7 литров, закупался "Внешторгом" для высших государственных деятелей Советской России в период с 1922 по 1925 год. Всего, из Англии было импортировано свыше семидесяти машин этой марки. После прекращения закупок, когда в страну потоком хлынули более современные "Бьюики", "Линкольны", "Кадиллаки" и наконец — любимые Сталиным "Паккарды", "Серебряных призраков" — решено было передать "вождям" на местах.
Напоминаю: как раз и шёл — 1925 год!
Товарищ Анисимов за время нашего с ним знакомства — изучил меня как облупленного, как впрочем и я его. Поэтому, без всяких лишних и ненужных "прелюдий", он подняв на меня горевшие по-вурдалачьи глаза, по-деловому кратко спросил:
— Что хочешь?
В ответ, расцветшись в улыбке — сизым голубем воркую:
— Я хочу лишь процветания для нашего Ульяновска, счастья для его жителей и должного почёта для его руководителей, товарищ Анисимов! А для этого, кроме тех — про которые ты уже знаешь, надо произвести следующие мероприятия.
И подсовываю ему под нос план организационных мероприятий по сбору...
На первой же странице, ошеломлённо бучит на бумагу свои ошалевшие буркалы:
— ..."Урины"? Что за "урина" такая, почему не знаю?!
Эх, темнота ты наша, российская...
— Это научное название обычной мочи, товарищ Председатель Волисполкома.
Пристально смотрит на меня, как царский фельдфебель на бледную платяную моль:
— Ты это серьёзно, товарищ Свешников?!
