Извините, в чужих сварах участвовать англичане не нанимались, своими уже сыты по горло. Лучшим вариантом тут было подождать и посмотреть, кто победит. А уж потом...
Так что шансы у Людовика были — и очень неплохие. Сын Якова, законный, мать — королева, причем теперь уже дважды, войска есть, а вот Англия сильно ослаблена.
Почему бы и не попробовать?
Главное препятствие представлял английский флот, но что — у французов своего флота нет? Есть, и еще как. Маркиз Сеньелэ, кстати, сын Кольбера, всю душу в него вложил. И адмирал был подходящий — де Турвилль.
В то время, как в Англии...
Сэр Эдвард Рассел мог рвать и метать, мог делать, что угодно, но — где взять деньги? Только сильная страна может позволить себе сильный флот, а у него...
П-парламент!
Продовольствие поставляется такое, что его не всякая собака есть будет, канаты гнилые, корабли не чинятся, а моряки, не получая денег, начинают потихоньку разбегаться. Нескольких дезертиров поймали и повесили, но, положа руку на сердце, сэр Эдвард понимал, что обещаниями сыт не будешь. Семью кормить надо...
Сейчас у Рассела было порядка пятидесяти — шестидесяти боеспособных кораблей, но, опять же — это полбеды! А пушки?
Снаряды?
На эскадру приходилось порядка трех с половиной тысяч орудий. А у французов пушек было побольше, ох, побольше. Кроме того, кто сказал, что это были русские пушки?
К русскому оружию сэр Эдвард относился весьма уважительно. Многое можно сказать про этих варваров, но пушки они лить умеют. Скорострельные, дальнобойные — три штуки на всю эскадру, установлены на корабле-флагмане. Стоят — чуть ли не по весу золотом, но ведь они того стоят! А остальные?
Пятьдесят на пятьдесят?
Ага, как же! Скажите, десять на девяносто! Десять процентов пушек хороших и девяносто такого барахла, что врагу б его подарить диверсии ради — да не возьмет!
А у французов?
Чего только стоит фрегат 'Солей-Руаяль'! Сто десять пушек! Свеженький, недавно с верфей, да и французских адмиралов идиотами не назовешь...
Очень мало бы утешило Эдварда Рассела сообщение о том, что кормят французов не намного лучше, а порох, который им поставили, большей частью состоит из угля — и потому нужно его побольше. Да и нагар с него....
Его же выделили! И стрелять пушки будут! Вот...
К тому же, там, где англичане делали ставку на калибр пушек, французы ставили более мелкие орудия, но и более скорострельные. И на два английских выстрела могли ответить своими тремя.
Сэр Эдвард понимал, что в начале июня французский флот выйдет в море. И что битве — быть.
Кто победит?
Неважно. Свой долг он выполнит и будет стоять до последнего, что бы ни случилось.
* * *
— А вырос-то как! И как на батюшку похож!
Польская королева, не стесняясь, тискала приехавшего брата. И верно, из всех Романовых, Володя был больше всего похож на отца. Те же мягкие черты лица, чуточку беспомощное выражение, добрая улыбка, лет двадцать пройдет — и не отличишь их...
Своей доли восхищения удостоилась и Наташа — и пришла очередь кузенов. Сын, сын, три дочери и еще один сын — польская королевская чета времени не теряла, преумножая число юных Корибутов.
Поцелуи, объятия, слезы, письма...
В том числе и несколько официальных, переданных Михайле. Свадьба польского королевича и княжны из рода Ракоци должна была состояться в Польше, а Наташе предстояло ехать в Венгрию. И глядя на юную царевну, Михаил не мог не подумать, что Ференцу повезло.
Красавица, умница, если она хоть чуть похожа на его, Михайлы, жену — лучшего и не надо. Сколько лет они с Марией вместе, а Михайла на других женщин и не смотрел. К чему?
Мария любила его, была умна, красива, подарила ему детей, к тому же, жену он искренне полюбил. Женился по расчету, а получилось — счастье. Вот и сыну бы так повезло! Хотя мать у Юлианы умничка, может, и дочь окажется не глупее.
Вот прибудут венгры — посмотрим. А пока можно и племянников порасспрашивать. Что на Руси делается, как, когда... Сильный сосед — это хорошо. А такой, который с тобой плечом к плечу стоит — так и еще лучше.
* * *
— И даже если невеста тебе не понравится, или ты разочаруешься — все равно улыбайся. И будь милым. Ты понял?
Ферек кивнул.
Да понял, понял он все. И вообще — русская царевна им необходима. И союзник, и поддержка, и укрепление связей, да и лучше уж русская царевна, чем какая-нибудь германская или итальянская княжна. Их там столько бегает — что тараканов в бедняцкой хижине. А толку?
Эта-то уж точно родовитая.
— Юлиана, это и тебя касается. Губ не кривить, рож не строить, ученость не показывать. Мужчины не любят умных женщин.
— Но папа же на тебе женился?
— Это был такой же политический брак. И потом, — по губам Илоны скользнула лукавая улыбка, — я его не пугала. Старалась не испугать с самого начала. Уже потом он разобрался...
В Краков они въезжали тайно. Без шума, гама, торжеств и цветов — его величество прислал письмо, а Илона и не возражала. Ни к чему.
Вряд ли Леопольд ограничится одним покушением. А дети... ее дети, последняя надежда Венгрии! Они должны жить!
Должны выйти замуж, жениться, родить и воспитать истинными венграми своих детей, добиться, чтобы их страна стала сильной и свободной...
Имре оставался дома.
Ему вовсе не хотелось участвовать в торжествах, гулять на чужой свадьбе, да и вообще — веселиться. Горе пока еще гнуло его к земле.
Илону тоже, но... Илона могла все стерпеть, что бы ей ни выпало на пути, а вот Имре — горячий, вспыльчивый, гордый, никогда не терпел того, что ему не по нраву. Ох, Жужанна, доченька...
Видимо, чем-то Илона себя выдала, потому что Ферек положил ей руку на плечо.
— Мам, я обещаю, я обязательно отомщу за нее! Клянусь!
— Вместо ответа Илона растрепала смоляную макушку сына.
Будь оно проклято, ну почему ее малыш вынужден так рано повзрослеть!?
Почему!?
И сколько еще потребует от него этот жестокий мир? Чем он заплатит за право носить имя Ракоци?
Илона не знала. Она бы всю кровь отдала по капле, лишь бы ноша ее сына оказалась чуть полегче, но... кто бы взял? Дьявол не приходит подписывать договора кровью, даже когда смертные на это заранее согласны.
А еще...
Как-то она уживется с невесткой? Как-то невестка уживется с Фереком? Будет ли счастлива Юлиана?
Известно же, что жена — это больше половины удачи мужа. Достанет ли удачи на ее сына?
Господи, помоги!
Пресвятая Богородица, ты же тоже мать...
Но небо безмолвствовало в ответ.
* * *
Французский флот вышел в море в середине мая 1690 года.
Английский флот...
О, что бы только не отдал сейчас сэр Эдвард за помощь ну хоть откуда-то! Хоть Дания, хоть Голландия, хоть бы кто...
Не дождешься.
Все заняты своими делами, никому нет дела до несчастной Англии. И чем они прогневали Бога?
Сэр Эдвард честь честью отстоял службу, помолился за победу — и английский флот также вышел в море.
Два флота сошлись двадцать второго мая в проливе Ла-Манш, неподалеку от мыса Бичи-Хэд.
В эскадре Рассела было пятьдесят семь линейных кораблей, двадцать фрегатов, почти три тысячи семьсот орудий и двадцать тысяч человек.
Французский флот, увы, превосходил англичан количеством. Семьдесят линейных кораблей, шесть фрегатов, сорок два брандера — и более четырех с половиной тысяч орудий. Более новых и лучших, чем у англичан.
К тому же — почти тридцать тысяч человек.
Авангардом французов командовал Шато-Рено, авангардом англичан — Торрингтон. И это стало решающим в битве при Бичи-Хэд.
Увы, решительностью Торрингтон и в лучшие свои дни не отличался.
У сэра Рассела мнение было вполне определенным — атаковать. И немедленно. Торрингтон же замешкался, ввиду превосходства сил противника — и это сыграло на руку де Турвиллю.
Пусть северо-восточный ветер сопутствовал англичанам — у французов оказалось достаточно времени, чтобы подойти поближе.
Шато Рено отважно приблизился к английскому флоту на дистанцию пистолетного выстрела и открыл огонь.
Торрингтон, растерявшись, подал команду открыть ответный огонь не сразу и французы успели перезарядить орудия.
— ОГОНЬ!!!
Ядра выли и свистели над морем.
Эдвард Рассел буквально рычал от гнева, выводя вперед свои корабли. Торрингтон, идиот Торрингтон! Но кто же знал!?
Вообще, разведка у англичан была поставлена неплохо, но как ты проследишь за флотом — в море? Как угадаешь, куда он пойдет?
Рядовым морякам такие вещи не сообщают, да и как прислать весточку с борта корабля?
В ответ на действия англичан, французы, дождавшись, пока те выстроятся в линию (это не драка один на один, где главным является маневр, в данном случае маневрировать было негде, просто держать строй и стрелять, пока хватит боеприпасов), ответили своим огнем — и выпустили брандеры.
Благо, у французов они были.
Англичане принялись их расстреливать, но меткость канониров той эпохи была такова, что в цель они попадали большей частью случайно.
Да еще ветер, неспокойная вода...
Штук восемь брандеров и правда, взорвались, не доплыв.
Зато остальные три десятка достигли английской линии. Кто-то взорвался, кто-то честь по чести, загорелся, забросив абордажные крюки на подвернувшийся корабль врага...
Строй англичан дрогнул и принялся распадаться. Сэр Рассел пытался навести порядок, но куда там!
Один из брандеров вообще очень удачно поджег корабль Торрингтона, а в результате весь авангард потерял командующего.
Арьергард был пока загорожен основной частью флота, но кое-кто уже, подумав, пустился наутек, справедливо полагая, что сэру Расселу будет не до них, а потом — разберутся. Если будет кому разбираться.
А дела англичан ухудшались.
Де Турвилль приказал Шато-Рено продолжать обстрел, а сам двинулся вперед, чтобы обойти противника с наветренной стороны и взять 'в два огня'. Рассел понимал, что с ним хотят сделать, но...
Брандеры сыграли свою роль.
Авангард горел, приближаться к ним было просто опасно — и французы собирались ударить именно в этот разрыв.
Рассел угадал верно — превосходство в артиллерии также сыграло свою роль. Двенадцати и восемнадцатифунтовые орудия наносили громадный ущерб такелажу, на палубы английских кораблей летели книппели и брандскугели, и перестрелка продолжалась около трех часов.
Эдвард Рассел стоял насмерть, но французы, окружив-таки его флот с боков, стреляли, словно заведенные. Поражение было неизбежно и Рассел думал уже о том, чтобы сохранить хотя бы часть флота, но потом на помощь англичанам пришла погода.
Ветер, который так умело использовали французы, стих в одночасье.
Начался полный штиль — и тут французы приуныли.
Галер которые могли передвигаться на веслах, у них с собой не было. Впрочем, у англичан их не было тоже, но за них был начавшийся отлив, которым воспользовался Рассел.
Корабли англичан начали постепенно отходить, пользуясь шлюпками. Их буксировали к течению,, французы пытались преследовать их, пользуясь тем же приемом, но шлюпка — это не корабль. Тут надо грести, а за высоким бортом не спрячешься, так что англичане принялись вполне успешно отстреливаться.
Де Турвилль махнул рукой и принялся наводить порядок в эскадре.
Никуда англичане не денутся, наступит прилив — и можно будет их догнать. Или ветер подует...
* * *
Ветер не подул.
Словно издеваясь, погода дала англичанам фору в три дня. Впрочем, это их особенно не спасло.
Из семидесяти с лишним кораблей Рассела уцелело не больше тридцати, погибло около десяти тысяч человек. Раассел знал, что не меньше десятка кораблей французы просто захватили — и спустя пару месяцев английские пушки станут стрелять по англичанам. А что? Потратят время на ремонт и переименование — и добро пожаловать в открытое море.
Впрочем, отпущенное ему время Рассел использовал с толком.
Снял все флаги и буйки в устье Темзы, чтобы враг помучился, если решит высаживать десант, поднял на ноги отряды милиции и приказал строить баррикады.
Англичане намек поняли — и из Лондона начался отток людей.
Купцы вывозили добро, дворяне кто уезжал, кто готовился к обороне... и волновались англичане не зря.
Де Турвилль потерял всего десяток кораблей, плюс изначально предназначенные на убой брандеры. Но люди, кроме полутора тысяч человек (из них около двухсот раненых), были целы и на ногах. Де Турвилль отлично понимал также, что другого шанса не будет.
Если сейчас он попробует войти в Темзу...
Может — получится, может нет, но это будет оправдано. И потом, он уже разбил английский флот. Он уже победитель.
Захват Лондона, если получится, вознесет его на пьедестал. Если же нет — адмирал почти ничего не теряет, ну, кроме славы. Но жил он без нее и проживет, а вот возможность дать хорошего пинка англичанам — овчинка определенно стоила выделки.
Оставалось найти лоцмана. И...
* * *
Как известно, кто ищет — тот обрящет, а потому, когда к де Турвиллю привели бедно одетого парня с растрепанными соломенными волосами, он сильно не удивился.
— ты хочешь помочь?
— Да, ваша милость, — парень выглядел этаким смекалистым крестьянином, весьма себе на уме, так что доверять ему де Турвилль не собирался.
— Как тебя зовут?
— Лукас Мор, ваша милость.
— Люк, значит....
— Как будет угодно вашей милости.
А глаза серые, ясные, умные. Не бегают из стороны в сторону, нет в них этакой угодливости, отличающей тех, кто пресмыкается перед вышестоящими. Даже дерзкие немного глаза.
Но ведь сам пришел?
И отлично понимает, что в случае предательства судьба его ждет незавидная, в лучшем случае утопят или пристрелят. Так отчего...?
Это граф и спросил. И получил поразивший его ответ.
— так ведь вы, ваша милость, все равно никуда не денетесь. Начнете искать, допрашивать, рано или поздно кто-то да согласится, не за деньги — так под пыткой. Вот я и подумал — почему бы не мне? Только за денежку, а не за плетку...
Звучало логично, но для крестьянина?
Де Турвилля так и потянуло взяться за ту самую плетку и немного вытряхнуть правду из крестьянина. Но тот словно почуял.
— А еще, ваша милость, в Лондоне сейчас мой отец.
И вот тут-то глаза парня полыхнули настоящей, неподдельной злобой, так, что адмирал мигом заинтересовался.
— Твой отец...?
Вместо ответа парень грязно выругался. История была стара, как мир.
Младший сын лорда, служанка, ребенок... правда, в этот раз ребенку повезло больше. Его мать не выгнали из дома, она не пошла по рукам, малыш не родился в сточной канаве — нет. Просто его мать оставили в имении, но выдали замуж за рыбака, который колотил ее семь раз в неделю, а по праздникам — и два раза в день, просто чтобы не забывала своего места.
Ну и мальчишке тоже доставалось, да так, что кожа на заднице зажить не успевала. Так что любовью к родственникам мальчишка не проникся. Сбежал из дома, стал сначала юнгой на корабле, потом матросом, ходил и по Темзе, знал фарватер...
